Сучка наоборот

      Всю следующую неделю Гюнтер сбрасывал навязчивые звонки. Мальчишка рвался выяснить, что ему делать дальше. Но, по правде говоря, Гюнтер и сам не знал. В итоге он взял трубку и приказал: «Игнорируй его, пока я не скажу, что делать». ***       — Признавайся, где ты его откопал? — Бьорн улыбался.       Гюнтер давно не видел его таким.       — Мы же при тебе познакомились.       Бьорн покачал головой:       — Не, ты тот еще выдумщик. Мастер на интрижки. Признавайся!       Гюнтер приподнял бровь:       — То есть ты не веришь мне? Он уже знал. Ты думаешь, я налево и направо распространяюсь о твоих сокровенных желаниях?       Бьорн был настолько доволен, что даже не заметил сарказма.       — У меня встает от одной мысли о той ночи.       — Поздравляю, — Гюнтер смотрел искоса, будто осуждая.       Но Бьорн и этого не замечал.       — Я до сих пор не могу поверить. Вот только… он не берет трубку.       — И это тебе тоже нравится, — усмехнулся Гюнтер.       Бьорн расплылся в улыбке:       — Очень. ***       Две недели прошло, и ничего. Йенс ждал. Он хотел написать «я скучаю» или «думаю о тебе», но нельзя — значит, нельзя. Быть с Бьорном оказалось сложнее, чем держать осаду крепости. Внутри крепости кипит жизнь. Но кипит и масло, которое польется со стен при попытке вскарабкаться наверх. Припасы кончались, рацион скуднел. Но оставалась надежда. Вот-вот предатель во вражеском стане откроет тайный ход.       И это случилось.       Они снова сидели у Гюнтера дома. Тот барабанил пальцами по подлокотнику и смотрел в сторону.       — Не дай ему поцеловать себя. Скажи ему «развернись».       Йенс опешил.       — Ч-что?       Гюнтер тяжело вздохнул.       — Просто скажи, и он сделает. Или ты еще не понял, как это устроено?       — Понял, но…       — Господи! — Гюнтер закатил глаза. — Сколько можно лепетать и трястись?       Йенс залился краской.       — Но что мне делать… потом?       Гюнтер молчал. Казалось, он раздумывает.       — У тебя есть член, пользуйся, — бросил он нехотя.       Йенс распахнул глаза.       — П-пользуйся?       Повисла пауза.       Гюнтер закрыл глаза, глубоко вздохнул и смягчил тон:       — Я не говорю входить, я говорю «пользуйся» в прямом смысле. Дай ему почувствовать, что ты сзади. Что у тебя стоит. Дай ему побыть в этом. В его долбанной фантазии. Просто трись у дырки. Понял?       Йенс покраснел, но с тревогой посмотрел на Гюнтера:       — Почему ты так раздражен?       Тот закинул ногу на ногу и посмотрел в окно.       — С чего ты так решил?       — Я же вижу, — нахмурившись, тихо сказал Йенс. — Гюнтер, тебе не нравится этот разговор.       — Это не твое дело, — зло огрызнулся тот. — Если хочешь, облажайся к чертям собачьим. Мне все равно. ***       Бьорн распахнул перед ним дверь и улыбнулся.       — Входи, пропажа.       В гостиной горел свет. Йенс почувствовал себя чужим в этом доме. Здесь было хорошо и уютно. Сам Бьорн будто открыл перед ним себя, доверчиво впустив в свою жизнь. Но Йенс чувствовал себя зайцем, который вскочил сюда без билета. Он не должен был оказаться здесь. Но оказался, и ему было стыдно.       — В чем дело? — спросил Бьорн.       Ах да, при свете тот замечает всё. И неуверенность, и смущение. К этому Гюнтер его не готовил.       — Мы что, чай будем пить? — Йенс скрыл неловкость под грубой досадой. — Пошли в спальню.       И глаза Бьорна тут же вспыхнули. ***       Они снова оказались в темноте.       Бьорн потянулся целоваться. Но мальчишка отвернул голову.       — Развернись, — глухо сказал Йенс.       Внизу сильно потянуло. Сердце забилось как бешеное.       — Что? Еще раз...       — Я сказал, развернись, — повторил Йенс.       Бьорн наслаждался каждой буквой сказанного. Он молча повернулся и выдохнул, когда на него опустилось легкое юное тело. Выдохнул, как будто оно весило тонну.       Бьорн никогда не делал такого в реальности, но теперь — прогнулся с удовольствием, забыв обо всем. Фантазия сбывалась. Так хорошо быть под кем-то. Хорошо просто подставляться, не быть собой-политиком, а быть животным. И чувствовать, чувствовать, чувствовать чужой член, упирающийся в него сзади. ***       Гюнтера трясло. Теперь он осознал, что натворил. Осознал, когда Бьорн позвонил ему среди ночи и зашептал сбивчиво и радостно:       — Он спит, но я просто не могу не поделиться с тобой. Ты не представляешь себе, что произошло... Ты не представляешь, как я счастлив. Это... это было так...       Дальше Гюнтер слушать не мог. Он отодвинул телефон от уха, пока Бьорн делился подробностями. И лишь уловив тишину, снова поднес динамик к своим губам.       — Я рад, Бьорн. Когда тебе хорошо — мне хорошо. Я люблю тебя.       На этих словах Гюнтер зажмурился, снова отводя телефон в сторону. Он задержал дыхание, в горле встал ком.       — И я тебя, мой золотой! — послышалось на том конце. — Спокойной ночи, Гюнтер. Ты самый лучший на свете друг. Самый лучший.       Раздались короткие гудки.       — Долбанный предатель, — болезненно процедил Гюнтер в пустоту.