MGPD Preferences

— Господин Волков? Ты замираешь в дверях маленькой палаты, привлекая внимание всех ее обитателей, и изумленно глядишь на вставшего пациента. Волков покачивается, с трудом держится на ногах, но упрямо цепляется за стену, пытаясь удержать равновесие. В руках он сжимает пачку сигарет, и ты хмуришься, готовая его отчитать, когда он вдруг запинается и едва не валится на пол. И ты срываешься с места, готовясь его подхватить. Конечно, мужчина чертовски тяжелый, ты бы не смогла его удержать, и вы бы повалились вместе, но почему-то первый твой порыв именно таков. — Господин Волков, вы же говорили, что будете слушаться! Он хватается за твое предплечье, прижимая кулак другой руки с зажатыми в нем сигаретами к покрытому бинтами месту ранения, и морщится. Оно явно еще доставляет ему беспокойство, и тебе еще больше хочется отчитать мужчину за его действия. Но заметив, как он вдруг стремительно начинает бледнеть, ты разом смягчаешься и помогаешь ему улечься обратно на кровать. — Я просто устал лежать, — выдыхает он. — Вам же сказали, что швы могут разойтись. Своим упрямством Вы только хуже сделаете, — мягко говоришь ты, укрывая его плохоньким одеялом. Вашу больницу почти не финансируют, поэтому и оборудование, и белье здесь оставляют желать лучшего, но это все равно хоть что-то. Ваша задача — оказать посильную помощь, и с ней вы, кажется, справляетесь, несмотря ни на что. — Простите, — искренне говорит Волков, и ты качаешь головой. — Ну и что же мне с Вами делать, господин Волков? — спрашиваешь ты с улыбкой. — Вы уже второй раз пытаетесь встать. Может, мне Вас к постели привязать? Он издает смешок и тут же стонет от боли, а ты обеспокоено оглядываешь его, проверяя показатели на приборах. Неужели обезболивающее перестало действовать раньше времени? Или просто боль настолько сильная, что так просто ее не заглушить? Олег натянуто улыбается, продолжая прижимать руку к груди, и ты осторожно заставляешь его убрать ее. На бинтах разрастается красное пятно. — Черт, — выдыхает он. — Кажется, это плохо, да? — Да, — выдыхаешь ты. — Это не очень хорошо. Он выдавливает из себя улыбку, и ты качаешь головой, чувствуя, как руки вдруг начинают дрожать. Обычно ты спокойно реагировала на чужие ранения, за долгое время работы медсестрой ты успела увидеть огромное количество бойцов с ранами разной степени тяжести. Смерть тебя уже тоже давно перестала пугать. Но почему-то именно эти испачканные в крови бинты заставляют твое сердце забиться быстрее, разгоняя по телу липкое волнение. Ты выскакиваешь из палаты еще до того, как успеваешь осознать собственные действия. Ты уже понимаешь, что сама вряд ли справишься — слишком сильно волнуешься, поэтому несешься в ординаторскую, надеясь застать там хоть кого-то, кто смог бы помочь Волкову за тебя. Больше всего ты боишься, что разрыв швов окажется слишком серьезным, и военный снова потеряет много крови. И кто знает, окажется ли он таким же счастливчиком во второй раз? — Шами, нужна помощь! Коллега даже хлебом давится. Он откладывает ложку в сторону, оглядывается по сторонам, словно надеясь сбросить появившееся задание на кого-то еще, но в помещении пусто, а ты начинаешь терять терпение. — Т/И, я же обедаю! — Шами, там у пациента, похоже, швы разошлись! — выпаливаешь ты, и он хмурится. — А я-то тут при чем? Ты хоть осмотрела его? Может, ничего серьезного? Он явно раздражается от такого пустякового задания, но, заметив вдруг твои трясущиеся руки и явно странное состояние, подрывается с места, бормоча себе под нос что-то, очень похожее на «Бабы — дуры». Но ты даже не особо обращаешь на это внимание, приземляясь на жесткий диван. Шами появляется очень скоро. Он осуждающе качает головой, усаживается перед тобой и рычит сквозь зубы, не глядя на тебя: — Платок поправь, грешница. Ты торопливо натягиваешь платок ниже, полностью закрывая волосы, и только тогда Шами позволяет себе посмотреть на тебя, снова хватаясь за ложку. Ты нетерпеливо подаешься вперед, пытаясь найти в глазах мужчины ответ, а тот наконец выдыхает: — Будет жить твой принц. Ты улыбаешься и не удерживаешься от порыва пожать его свободную руку. Шами морщится и снова приступает к еде, а ты уже собираешься было вернуться к Волкову, когда тебя догоняет усталый голос коллеги: — Ты бы поосторожнее с этими военными. — Сама разберусь, — коротко отвечаешь ты. — Умная девушка, а занимаешься такой ерундой. Нашла бы себе мужа здесь, жила бы хорошо. Зачем тебе это все? — Шами, не начинай. Шами из тех, для кого территория женщины ограничивается кухней. Вообще-то здесь таких много, и все они искренне не понимают, почему все больше женщин хотят работать. За время пребывания здесь ты научилась не вступать с такими в спор, и все равно иногда это вызывало раздражение. В конце концов, как верно заметил Шами, ты умная девушка. И ты достаточно умна, чтобы самостоятельно принимать решения о том, чем тебе стоит заниматься в жизни. Когда ты снова заходишь в палату, Волков дремлет. Он едва слышно похрапывает во сне, положив руку на покрытую свежими бинтами грудь, и ты с улыбкой поправляешь его одеяло под насмешливыми взглядами других пациентов. Кажется, кто-то даже с ухмылкой бросает на арабском: «А меня так же обласкаешь?» Когда твои пальцы касаются открытой кожи мужчины, тот резко открывает глаза и шумно выдыхает, и ты боишься, что причинила ему боль, но он хватает тебя за руку, успокаивающе поглаживая ее большим пальцем. Ты испуганно замираешь, словно загнанный зверек, и, задержав дыхание, смотришь на его руку, мягко сжимающую твою. — Господин Волков, — тихо говоришь ты. — Зачем же Вы встать решили? Знали же, что нельзя. Он виновато опускает взгляд, выглядя, как самый настоящий побитый пес, и ты качаешь головой, бросая быстрый взгляд на пачку сигарет: — Неужели Вам так важно покурить, и плевать на здоровье? — Я не покурить вставал. Ты изумленно вытягиваешься, пытаясь понять, что он имеет в виду, но в голове не складывается цельная картинка. — Я не… — Я тебя погулять пригласить хотел. Сначала ты думаешь, что он шутит, поэтому даже издаешь короткий смешок, но он говорит так честно, смотрит так искренне, что сомнения в его словах быстро отпадают. И ты поверить не можешь, что этот красивый, пусть и побитый жизнью мужчина мог по-настоящему тобой заинтересоваться. — Обязательно погуляем. Когда вы поправитесь. — Обещаешь? — Обещаю, — улыбаешься ты, не слишком уверенная в своих словах. В конце концов, Волкова могут в любой момент забрать, не дожидаясь полного выздоровления. — На свидание пойдем? — улыбается он. — Пойдем. — А сейчас посидишь со мной? Ты молчишь, думая о всей той работе, которую тебе еще предстоит выполнить. У тебя еще действительно много дел, времени прохлаждаться нет, но ты почему-то киваешь, усаживаясь на жутко неудобный стул рядом с постелью Волкова. Тот держит тебя за руку, слушает, как ты о чем-то говоришь, смотрит на то, как ты нервно теребишь подол юбки, и улыбается. Сам Волков говорит мало, предпочитая слушать, но иногда, когда ты замолкаешь, он размыкает пересохшие губы и хрипло переводит тему разговора. — У тебя есть кто-нибудь здесь? — тихо спрашивает он. Заметив, как ты резко мрачнеешь, он сжимает твою руку чуть сильнее, даже пытается задать какой-то еще вопрос, но ты напряженно отвечаешь: — Брат. Он в горячей точке сейчас. — Прости, я… — Все нормально. Вы молчите какое-то время, пока ты вдруг не вздрагиваешь и не вскакиваешь на ноги, сжав напоследок руку Волкова. — Мне идти нужно. Работать. Если кто-то узнает, что я тут с Вами… — С тобой. — Что? — переспрашиваешь ты. — Давай на ты? Так проще как-то. Ты улыбаешься и киваешь, оглядывая заинтересованных пациентов. Один из них даже пытается пошутить над представшей перед ним картиной, но быстро замолкает под строгим взглядом Волкова. Даже раненый, тот может пугать. — Я зайду вечером, — мягко говоришь ты, осторожно дотрагиваясь до волос мужчины. — Я буду очень ждать, Т/И, — хрипло говорит он, прикрывая глаза. Выскочив из палаты, ты прижимаешься спиной к холодной стене и делаешь глубокий вдох. Дыхание почему-то сбивается, щеки горят и краснеют. Ты даже ожидать не могла, что простое прикосновение Волкова может вызвать в тебе такие эмоции. Отправляясь в другую палату, где тебя уже давно ждут закрепленные за тобой пациенты, ты с ужасом думаешь, что теперь в твоей жизни будет в два раза больше волнений.