MGPD Preferences

Дима растерянно смотрит на собственное тело, висящее на веревке под потолком, и не понимает, что стоит делать дальше. Он вообще не понимает, какого черта происходит и почему он так отчетливо видит у синюшного трупа свое лицо. Это же… ненормально? Дубин подходит чуть ближе и разглядывает свои мокрые штаны. Да, повешение — это не самая романтичная смерть, надо признать. Мало того, что долгая, так еще и некоторые физиологические процессы делают ее куда более… мерзкой. Дима обходит свой труп по кругу, замечая сзади куда менее приятное пятно. Ну конечно. Парень поднимает голову и всматривается в фиолетовое, почти синее опухшее лицо, покрытое многочисленными кровоизлияниями. Боже, как он вообще додумался умереть именно так? Почему он вообще решил умереть? Странно, но шока от вида собственного тела он не испытывает. Как и печали. У него словно стерли все воспоминания до того самого момента, как он оказался здесь: единственное, что он запомнил, это то, как хватался за веревку и хрипел. Больно не было. Страшно тоже. Парень сжимает руки в кулаки, отворачивается… и шумно вдыхает, когда видит стопку рисунков с лицом Т/И. Дима подскакивает к столу и хватает один из листков, вглядываясь в ее лицо. В нем что-то не так, что-то совсем не так, это лишь отдаленно похоже на нее. Дима хочет смять этот чертов рисунок вместе с остальными, уже тянется к ним… а после вдруг просыпается, понимая, что кто-то очень яростно и настойчиво трясет его. — Дима! Боже мой, Дима! — слышит он голос над ухом и открывает глаза, глядя на перепуганное лицо Т/И. И на этот раз это то самое лицо, которое Дубин так отчаянно пытался найти в тех рисунках. — Боже, ты меня так напугал! — выпаливает Т/И ему в лицо и всхлипывает. Только теперь в слабом лунном свете Дима замечает, что ее глаза, щеки блестят от слез, и пугается, пытаясь найти источник… опасности? Что могло настолько ее расстроить? — Что случилось? — хрипло спрашивает Дима и шмыгает носом. Кажется, за ночь у него появился насморк, потому что дышать сейчас тяжело. Парень пытается глубоко вдохнуть, трет глаза и чувствует влагу. Он что, плакал? В висках стучит, Дима сжимает их пальцами, жмурится и невероятно четко слышит печальный женский голос, оповещающий его о смерти Т/И. Он словно снова чувствует, как падает куда-то глубоко вниз его сердце, как что-то вдруг рушится, как весь мир теряет цвет. Дима — художник, и цвета для него чертовски важны. Только без Т/И мир становится каким-то тусклым, почти черно-белым. — Дима! — парень вздрагивает, когда девушка кричит ему прямо в ухо, и поднимает глаза. Т/И напугана. А Диме стыдно. Он рывком пододвигается ближе к ней, обнимает, прижимает к себе, утыкается лицом в ткань просторной светлой футболки и отчаянно плачет. Ему хочется сказать так много, но выходят только бессвязные звуки, поэтому очень скоро парень просто оставляет всякие попытки заговорить и прижимает Т/И ближе к себе, боясь отпустить. Потому что отпустил уже однажды, во сне, и потерял навсегда. Потерять снова чертовски страшно. — Дим, ты… ты среди ночи кричать начал, я пыталась тебя разбудить, а ты отбиваться стал, — всхлипывая, говорит Т/И. — Руку мне сжал, плакать начал. Я испугалась. Дубин чуть отстраняется и осторожно касается ее рук, разглядывая их. И правда, теперь он, даже несмотря на плохое освещение в комнате, хорошо видит покрасневшую кожу на одном из запястий. Он виновато гладит пальцем по оставленному им же следу, оставляет на нем короткий поцелуй и виновато смотрит девушке в глаза. Он боится, что та испуганно отшатнётся — она имеет на это полное право, но та так же осторожно касается его лица и стирает слезы. Дима прикрывает глаза, наслаждаясь этим мгновением, а затем тихо, хрипло произносит, пытаясь снова не сорваться: — Прости меня. Пожалуйста, прости. — Все хорошо, — ее голос дрожит, но она уже улыбается. Кажется, первый шок уже прошел у них обоих, только у Димы сердце все еще колотится чертовски сильно, и этот стук отдается в ушах. Правда, плакать уже не так хочется, а это большой плюс, потому что снова дать слабину страшно. — Ты, — Дубин хочет что-то сказать, но осекается, пытаясь решить, не будет ли это звучать странно. И все-таки произнесение этой просьбы кажется почти необходимостью, без которой парень не сможет спокойно спать. — Ты можешь пройти медицинское обследование, пожалуйста? Т/И хмурится, закусывает губу и смотрит непонимающе, а Диме хочется хорошенько ударить себя по лбу. Теперь он звучит, как настоящий сумасшедший. И ведь не объяснишь никак этот порыв, любое объяснение будет казаться чем-то… неадекватным. — Я просто хочу убедиться, что все хорошо. И если тебе не сложно… Мне приснился очень плохой сон, и я хочу убедиться, что с тобой все хорошо, — Дима трет лицо руками, торопливо берет Т/И за вторую руку и быстро продолжает: — Нет, если ты не хочешь, то я не буду тебя заставлять, я знаю, что это звучит глупо, и… — Хорошо, — неожиданно просто говорит Т/И. — Серьезно? — удивленно спрашивает Дима. — Я все равно давно не была на полном обследовании. Так что твоя просьба очень кстати. Дима выдыхает. Боже, она не считает его сумасшедшим. Более того, она согласна сделать то, о чем парень ее просит. Она просто доверяет ему, соглашается пойти у него на поводу, и Дубин понимает, что чертовски боится обмануть такое доверие.

***

Через несколько дней Т/И все-таки отправляется на обследование. С самого утра Дима чувствует какое-то беспокойство, он постоянно отвлекается, пропускает мимо ушей слова Игоря, ошибается, составляя отчеты и думает, думает, думает. Он думает о том, что будет делать, если вдруг когда-нибудь его сон окажется вещим. Наверно, все произойдет ровно так же, как во сне — он просто не выдержит и свихнется. Потому что сейчас он испытывает то, чего не испытывал никогда раньше — настоящую, искреннюю любовь к человеку, когда ты чувствуешь, что готов жизнь за него отдать. Раньше он испытывал такое только по отношению к своим родным — родителям, сестре… Оно вообще-то и понятно, такое ведь испытывают очень многие. Но далеко не всегда находится человек вне семьи, кого ты готов защищать так же самоотверженно. Последние пять минут Дима нетерпеливо ерзает на месте, готовый в любой момент сорваться и побежать домой. Поэтому, когда стрелки принимают нужное положение, парень хватает куртку, быстро прощается с Игорем и несется по улицами Питера в надежде, что все хорошо. Дома его встречает Т/И, уже вернувшаяся домой. Она улыбается ему как-то задумчиво, забирает у него куртку, вешает ее в шкаф и уходит в кухню. А Дима чувствует, как руки начинают подрагивать. Неужели что-то не так? — Т/И? — Дима смотрит на нее вопросительно, пока она поспешно достает из холодильника еду. — Все нормально? Она оборачивается к нему, окидывает его задумчивым взглядом, поджимает губы, а затем вдруг открыто улыбается и кивает, чуть повеселев: — Да! Да, все отлично. — Ты уверена? — Дима даже не притрагивается к поставленной перед ним тарелке. Сейчас для него куда важнее убедиться, что с Т/И все хорошо. — Да, я задумалась просто. С осмотром это не связано, — та, кажется, безошибочно угадывает причину волнения Димы и спешит его успокоить. — Как все прошло? — Отлично. Там есть какие-то проблемы небольшие, но все это легко исправимо даже без таблеток. Меньше нервничать, вести здоровый образ жизни и придерживаться какое-то время выписанной врачом диеты, — Диме кажется, что Т/И что-то скрывает от него, но боится спросить, поэтому кивает, улыбается и говорит: — Ну и здорово. Теперь я спокоен. Конечно, он немного лукавит, спокойнее становится лишь немного. Но он уверен, что еще успеет узнать, что именно скрывает от него Т/И. А пока он просто надеется, что его сон никогда не сбудется.