***
Александр Георгиевич Белозеров оказывается высоким, крупным и чертовски хмурым светловолосым мужчиной не старше сорока. Волосы на его голове растут неаккуратными пучками, кривые зубы пожелтели, как обычно желтеют зубы у заядлого курильщика, белесые брови вечно сведены на переносице, даже если он улыбается. Он носит чуть маловатую для себя форму, поэтому рубашка расходится у него на животе. В первое мгновение, когда он слышит, что за это дело взялись вы, его лицо вытягивается, он оглядывает вас с какой-то смесью удивления, страха и раздражения. Ты считываешь эту эмоцию ровно в тот же момент и заметно напрягаешься, но предпочитаешь пока не говорить об этом Игорю. Спустя некоторое время общения с вами он немного расслабляется, все-таки по-прежнему держась настороженно, но хотя бы начинает понемногу выдавать информацию. — Я даже представить не могу, кто это сделал, — жестко говорит он, передавая вам оригинальные документы по делу. Там, увы, ничего нового для себя вы не находите. — То есть, Вы хотите сказать, что у него совсем не было врагов? — подозрительно интересуешься ты, разглядывая более четкую фотографию небольшого следа, найденного прямо под подоконником убитого. Тот жил на первом этаже, поэтому весьма вероятно, что убийца залез через окно. Либо кто-то просто какое-то время наблюдал за происходящим в квартире, стоя под окнами. — Нет, ну, — Белозеров мнется какое-то время, но затем объясняет, глядя на Грома: — Он же был полицейским, сажал людей. Может быть, кто-то из тех, кого он посадил или хотел посадить… — То есть, Вы не можете хотя бы примерно рассказать о том, кто именно мог желать ему смерти? — интересуется Игорь, откладывая на стол фотографию тела убитого. Белозеров усмехается, но брови его остаются все в том же положении. — Смешные вы такие. Там целый список преступников. Большая часть, конечно, сейчас пребывает в местах, не столь отдаленных, но у них остались приятели на свободе. — Имена? — жестко спрашивает Игорь. Александр Георгиевич пожимает плечами. — Нужно посмотреть в его делах. Мы какое-то время вынуждены были работать по отдельности, я не особо следил. Игорь прищуривается, внимательно оглядывает майора, пытаясь, видимо, проанализировать его слова, а ты поспешно говоришь: — Мы сможем еще раз осмотреть место преступления? Белозеров равнодушно кивает, переводя взгляд на напряженного Игоря. Еще когда вы только зашли, тебе показалось, что он не воспринял тебя всерьез, но с каждой минутой, проведенной в его обществе, ты только сильнее в этом убеждаешься. И это… Ну, это неприятно, чего скрывать? — Не лезли бы вы в это, — тихо говорит Александр Георгиевич, продолжая смотреть только на Грома. — Чего это? — с насмешкой спрашивает Игорь. — Ну, это мое дело. У меня личные мотивы его расследовать, и я бы не хотел, чтобы кто-то лез в это. — Поверьте, мы не станем Вам мешать. Наоборот, думаю, сейчас Вам пригодится любая помощь, чтобы поскорее найти виновных, — замечаешь ты, и Белозеров, задумавшись, все-таки кивает. А ты мысленно думаешь о том, что его было бы неплохо тоже внести в список потенциальных подозреваемых. Уж слишком странно это все.***
Вы обшариваете всю квартиру Белякова, но кажется, что убийца действовал практически идеально чисто — неизвестно ничего, кроме того, что под окном был найден небольшой, предположительно женский след, и убит Беляков был из своего же оружия. Еще в квартире нашли стакан с недопитым соком и решили отправить его на экспертизу, но пока ты не можешь в полной мере считать это уликой, ведь результатов еще не пришло. И это даже раздражает немного. Может, именно поэтому ты цепляешься взглядом за любую мелочь? — Игорь, смотри, — ты осторожно приподнимаешь стоящую на подоконнике лейку, указывая на оставшийся след от воды, а затем указываешь чуть левее. — Что? — непонимающе хмурится Игорь. Ты настойчиво тычешь пальцем в оставшийся след от подсохшей воды. В чем ужас таких подоконников — на них отлично видно все. Капли, попавшие на его поверхность и не вытертые вовремя, остаются на нем уродливыми светлыми пятнами. — Возможно, это не связано с делом, но все-таки. Лейку двигали. Видишь, тут след длинный. А лейка стояла так, чтобы окно можно было открыть. Может, Беляков сам открыл окно своему убийце? — Мне кажется, ты себя накручиваешь, — качает головой Игорь, но, заметив твой раздраженный взгляд, добавляет: — Но примем это на заметку. Идем, тут больше ничего нет. Ты киваешь, и Гром идет к выходу из квартиры. Он уже скрывается снаружи, когда ты вдруг замираешь и замечаешь перепачканный в пыли кусок бумаги под небольшим журнальным столиком. Может, это тебя и спасает. Когда ты поднимаешься на ноги с чеком в руках и слышишь болезненный вскрик Игоря, у тебя сердце в пятки уходит. Ты выскакиваешь на лестничную клетку, замираешь, услышав, как хлопает входная дверь и оглядываешься по сторонам… а затем ахаешь, видя покачнувшегося Игоря. Тот прижимает руку к боку, а по его длинным грубым пальцам течет… кровь. — Боже, — выдыхаешь ты, подскакивая к нему и подхватывая под локоть. — Ты его запомнил? Гром мотает головой и шипит, когда ты неосторожно касаешься его руки, пытаясь ее отодвинуть и разглядеть рану. — Со спины напал, падла, — рычит Игорь. Ты растерянно замираешь, не понимая, что делать дальше. Перевязывать рану Игоря в квартире убитого — не самая хорошая идея, а тащить его до дома будет тяжеловато. Поэтому ты не находишь ничего лучше, чем поудобнее перехватить его, подтащить к двери напротив и начать громко стучаться. Спустя некоторое время ты слышишь тихое бормотание и вам наконец открывают. Совсем седая старушка подслеповато щурится, вглядывается в ваши лица, а ты тянешься в карман, вытаскиваешь удостоверение и говоришь как можно громче, предполагая, что тебя могут не услышать. — Полиция Санкт-Петербурга! Пожалуйста, впустите нас, мой напарник ранен. На самом деле, ты не до конца веришь в успех, но старушка, немного подумав и бросив раздраженное: «Зачем так орать-то?» — отходит чуть в сторону, позволяя вам войти. Ты роняешь Игоря на небольшой продавленный диван, морщишься, когда он болезненно стонет, и беспомощно смотришь на старушку, а та качает головой и уходит в одну из комнат, чтобы вернуться через несколько минут с крупной аптечкой в руках. — Боже, ты меня так в могилу сведешь когда-нибудь, — тихо говоришь ты, осторожно обрабатывая царапину Игоря, оказавшуюся куда менее глубокой, чем ты предполагала. Кровь останавливается достаточно легко, и ты облегченно выдыхаешь. — Что, запала на меня? — игриво усмехается Игорь, следя за твоими движениями, и ты в ответ на это чуть сильнее, чем следовало бы, прижимаешь кусок бинта к царапине, вырывая из Грома очередное шипение. Но отрицать очевидное вообще-то бессмысленно, поэтому ты тихо подтверждаешь: — Запала.