MGPD Preferences

Когда Кирилл начинает падать, всю злость как рукой снимает. Ты подскакиваешь к нему, шаришь руками по его телу в попытках понять, насколько серьезно повреждение, сглатываешь подступающую к горлу тошноту. Дыхание сбивается, ты сжимаешь кулаки, думая о том, как теперь перетащить его куда-нибудь из коридора, потому что вряд ли было бы отличной идеей оказывать ему помощь прямо у входной двери. Кирилл тощий, но высокий, выше тебя, поэтому ты не слишком уверена, что перетаскивать его будет просто. Но выбора у тебя вообще-то нет — еще глупее было бы звонить Косте и просить о помощи. Он бы приехал, конечно. Но ты и так слишком часто им откровенно пользуешься. Это даже несправедливо по отношению к нему вообще-то, потому что ты не так часто можешь ответить тем же. — Кирилл, — тихо говоришь ты, легонько шлепая его по щекам. Тот даже не двигается. Ты чертыхаешься и хватаешь его под мышки. Он оказывается тяжелее, чем ты думала, и у тебя уходит немало времени, чтобы дотащить его до кровати. Глядя на такого спокойного и умиротворенного Кирилла, ты невольно возвращаешься в тот день, когда он завалился к тебе пьяным. С тех пор многое изменилось, но теперь вы, кажется, вернулись в ту же точку. Твои движения нервные, ты осторожно поднимаешь прилипшую к глубокой царапине рубашку и сжимаешь зубы. Становится тошно. Боже, где он умудрился так пораниться? Что он делал всю ночь? Мысли в голове одна неприятнее другой. Ты стараешься обрабатывать рану осторожно и замираешь каждый раз, когда Кирилл морщится и мычит, так и не приходя пока в себя. Ты ведь знала, что так будет, но все равно ушла и оставила его одного. А он в очередной раз натворил какие-то глупости. Нужно было остаться с ним, быть терпеливой и успокоить его. Тогда тебе бы не пришлось смывать с его кожи кровь, сдерживая тошноту. От неприятного металлического запаха, кажется, успевшего пропитать всю квартиру, хочется спрятаться, сбежать, ты стараешься дышать как можно реже, но это не помогает. Стоит тебе закончить, как ты вскакиваешь на ноги, несешься в ванную и усиленно трешь руки, намыливаешь их, смываешь и снова намыливаешь. Запах никуда не уходит. Ты быстро сбрасываешь одежду, переодеваешься в чистое, но по-прежнему его чувствуешь. И почему это произвело на тебя настолько сильное впечатление? Ты открываешь окно, стараясь выгнать из комнаты этот ужасный запах и обессилено падаешь в кресло в углу. Силы резко покидают тебя, ты чувствуешь себя уставшей, вымотанной, веки тяжело опускаются, и ты прикусываешь щеку, пытаясь не заснуть. Кажется, это не совсем работает, потому что следующее, что ты помнишь — это болезненный стон Кирилла. Ты вскакиваешь на ноги, быстро идешь к кровати и замираешь возле нее, глядя на начинающего приходить в себя Кирилла. Тот растерянно шарит глазами по комнате, щурится, тянется к скрытой под бинтами ране, и ты хватаешь его за руку, останавливая. Будет неприятно, если он спросонья с ней что-нибудь сделает и если кровотечение снова откроется. Хватит с тебя Гречкинской крови. — Т/И? — хрипит он, только теперь, кажется, узнавая тебя и предпринимая отчаянную попытку подняться. — Лежи, — тихо говоришь ты. — Боже, Т/И, — Кирилл говорит быстро, сбивчиво, хватая тебя за руки, и тебе даже кажется, что ты видишь слезы в его глазах. — Я думал… Это тот чертов сон. Я так боялся, что это правда. Я так хотел тебя увидеть. Я думал, что… Я… — Кирь, все хорошо, — успокаивающе шепчешь ты, присаживаясь перед ним на колени. Он с тебя глаз не сводит, но замолкает. — Ты у меня, я все обработала и перевязала, ты в порядке. — К черту меня, — серьезно отвечает он. — Лучше б сдох. — Что? — Тебе с Костей твоим лучше было бы, — ты замечаешь какое-то странное, болезненное выражение, на мгновение промелькнувшее на его лице. Он кажется чрезвычайно серьезным, каким не был никогда. — Почему ты меня еще терпишь? Это к добру не приведет, ты же… — Придурок, — выдыхаешь ты и качаешь головой. — Что за идиотские вопросы? Тебе что в голову ударило? Он поджимает губы и быстро мотает головой, не отвечая. Кирилл дышит тяжело, как будто находясь на грани истерики, сильнее сжимает твое запястье и смотрит перед собой. А его подбородок вдруг начинает дрожать, и ты еще никогда не видела Гречкина таким… по-детски беззащитным. — Я люблю тебя, дурак. И как бы по-идиотски ты себя ни вел, это вряд ли поменяется. Сам же меня в себя влюблял, под кожу лез, из себя выводил, а теперь спрашивает, как так получилось. Уже пожалел? — Нет! — поспешно отзывается Кирилл. — Нет, ни в коем случае! — Ну и все, — усмехаешься ты. — Тогда не задавай мне глупых вопросов. Он шумно сглатывает и кивает, а после снова пытается подняться. Ты на этот раз больше не стараешься уложить его обратно, только чуть сжимая его ладонь и помогая ему принять вертикальное положение. Он смотрит на тебя с благодарностью, его глаза поблескивают от собравшихся, но так и не вытекших слез. Его становится жалко. — Где ты был всю ночь? — тихо спрашиваешь ты, и Кирилла словно током прошибает. Он резко выпрямляется, морщится, кажется, от прострелившей бок боли, его руки нервно сжимают и разжимают край одеяла. Парень отводит взгляд, и тебе это совсем не нравится. Ты уже жалеешь, что задала этот вопрос, потому что что-то тебе подсказывает, что ответ будет... неприятным. — Я… в клубе был, — после недолгих раздумий отвечает Кирилл, и ты выдыхаешь. Что ж, в клубах он часто бывал и до того, как вы стали парой, и после, так что тут нечему удивляться. Странно, что Гречкин выглядит таким виноватым. Конечно, тебе никогда особо не нравилось, что он выбирает именно такой способ отдохнуть, но он никогда не прислушивался к тебе, когда речь заходила об этом. Неужели и правда задумался о том, что так нельзя? Если так, то это… даже приятно. — Ладно, — пожимаешь плечами ты в надежде его успокоить, но Кирилл по-прежнему выглядит нервным. Вероятно, так на нем сказалась это ранение. Возможно, когда ты действительно серьезно страдаешь, в голове наконец начинает проясняться. — Прости, — тихо говорит Кирилл, и ты машешь рукой. — Незачем тебе передо мной извиняться за это. Твоя же жизнь. Но если ты перестанешь гробить свое здоровье, то мне будет приятно. Он снова шумно сглатывает и не смотрит на тебя, а ты усмехаешься, хлопаешь его по плечу и отходишь подальше. На душе после этого разговора почему-то неспокойно, пусть тебе и кажется, что вы все разъяснили. Ты слышишь, как Кирилл поднимается с кровати и медленно идет к тебе, но не оборачиваешься. Когда он обнимает тебя со спины, кладет подбородок тебе на макушку, ты прочищаешь горло и хочешь что-то сказать, но не решаешься. Кирилл такой теплый, с ним сейчас так комфортно, что ты готова ему все простить — злоупотребление алкоголем, наркотиками, походы по барам и клубам… все, что угодно. По крайней мере, тебе так кажется. — Я люблю тебя, — шепчет Кирилл тебе на ухо, и ты растягиваешь губы в улыбке. Внутри все еще неспокойно, но ты стараешься делать вид, что все хорошо. От Кирилла едва ощутимо пахнет кровью, и ты хочешь отвлечься от этого запаха, но все твое сознание сейчас концентрируется именно на нем. И удивительно… но это помогает немного взять себя в руки. — Я тебя тоже люблю, — тихо говоришь ты, кладя ладони на руки Гречкина. Кирилл хороший. Ты убеждена в этом, даже несмотря на то, что порой он делает действительно глупые или даже плохие вещи. Внутри него все еще живет доброта и детская наивность, надежно спрятанная за сарказмом. Возможно, дело лишь в том, что в его семье никогда не спешили проявлять эмоции, и он научился делать так же. Но теперь ты с ним, и тебе хочется верить, что ты сможешь вытащить того хорошего парня, который сидит у него внутри. Если он сам будет к этому готов, конечно.