MGPD Preferences

— Добрый день, — слышишь ты знакомый голос и испуганно поднимаешь глаза. Володя смотрит на тебя с привычной улыбкой, и ты ждешь, что он снова начнет глупые попытки заговорить с тобой, но он продолжает просто и добродушно: — Капучино на соевом, пожалуйста. Становится почти обидно. Володя отворачивается от тебя, улыбается кому-то в зале, нетерпеливо постукивает пальцами по стойке, и ты спешишь к кофемашине, переглядываясь с Лизой. Та выглядит крайне озадаченной, но привычно уступает тебе место и переключает внимание на подошедшую следом девушку. Вообще-то Володя не обязан пытаться с тобой заговорить, ты сама дала ему понять, что ему не стоит с тобой общаться. Он и прислушался. Правильно сделал, на самом деле. Только почему-то все равно обидно. — Ваш кофе, — хмуро говоришь ты, передавая кофе Володе и стараясь избегать его взгляд. Какая же глупость. Почему тебе так хочется, чтобы парень продолжил пытаться тебя разговорить? Возможно, потому что он хотя бы пытается тебя понять, в отличие от Птицы, которому на тебя совершенно все равно. Каждому ведь хочется хотя бы иногда почувствовать себя нужным. — Благодарю, — мягко говорит Володя, кажется, кивает Лизе и… просто уходит. Становится грустно и противно. Тебя словно в очередной раз предали. Ну почему ты по-прежнему ждешь от людей чего-то хорошего? Разве ты не убедилась еще, что ничего положительного в жизни произойти не может и что окружающие тебя люди приносят только боль? — Т/И, — ты чувствуешь, как тебя пихают в плечо и вздрагиваешь. Лиза выжидающе смотрит на тебя и кивает в сторону нового клиента. Клиентки, если быть точнее. Игнорируя неприятное чувство в носу, как если бы собиралась расплакаться, ты натягиваешь на лицо улыбку и, чуть дрогнувшим голосом, спрашиваешь: — Я могу Вам помочь? Ты почти ее не слушаешь, в голове прокручивается раз за разом последний ваш разговор с Володей. У тебя все еще остался его номер, и ты могла бы позвонить ему в любое время, попросить о помощи… Только делать этого ты все равно не станешь. Потому что если Птица узнает об этом, то он убьет сначала его, а затем и тебя. И ты не знаешь, за кого боишься больше. — Т/И, соберись! — шипит Лиза, снова пихая тебя в бок. — Да, — растерянно отвечаешь ты и усиленно трешь лицо. — Да, сейчас. — Что между вами двумя произошло? — живо спрашивает Лиза. — Вы же… Ну, вы нормально общались. Я думала, вы вместе… — Что?! — вскрикиваешь ты и тут же вжимаешь голову в плечи, замечая, как несколько клиентов оглянулись в твою сторону. — Ты что такое говоришь?! — Ты чего? — растерянно говорит Лиза. — Никогда такое не говори! — рычишь ты. — Слышишь? Мы не вместе и никогда не были! — Ладно-ладно, — девушка выставляет руки перед собой в миролюбивом жесте, и ты прикрываешь глаза. Черт, ну почему все так сложно? Словно поддерживая твои мысли, на улице громыхает.

***

Холодно. Ты ежишься, выходя на улицу, сильнее кутаешься в тонкую куртку, раскрываешь над своей головой зонт и с завистью смотришь на какую-то парочку, которая в обнимку проходит мимо тебя. Парень держит над ними зонт, пока девушка, одетая, судя по всему, в его пиджак, идет рядом с ним, зацепившись за его руку. Мило до тошноты. И ведь кому-то везет влюбиться в хорошего человека, который хочет заботиться о своей второй половинке, а не причинять ей боль. Кому-то ведь это удается. Неужели это ты такая невезучая? «Нет, — поправляешь ты себя. — Птица — тоже хороший человек. Просто он слишком запутался. В конце концов, он ведь просто хочет справедливости, но избирает для этого совсем не те методы. И если его направить, то…» «Он убивает людей, — напоминает внутренний голос. — А это зло, чем бы оно ни было оправдано». Ты не находишь ничего, чем можно было бы возразить. В конце концов, ты и сама начала догадываться о том, что происходящее в корне ненормально. Только признаваться самой себе в том, что ты влюблена в убийцу, преступника, негодяя, совсем не хочется. Не могла же ты повторить судьбу своей матери… Улицу снова освещает яркая вспышка молнии, и ты вздрагиваешь. Выглядит пугающе. Грозы ты не боишься, но внутри все равно становится не по себе. Когда гремит гром, ты едва не подскакиваешь на месте и сильнее сжимаешь ручку зонта. Пальцы от столь крепкой хватки даже белеют. Тебя потряхивает от холода, когда ты наконец доходишь до дома. Путь занял несколько больше времени, чем обычно, и у тебя успели насквозь промокнуть ноги, руки замерзли так, что пальцы слушаются с трудом, когда ты пытаешься открыть входную дверь. Ключи падают, ты чертыхаешься, поднимаешь их и повторяешь попытки. Больше всего хочется принять горячую ванну и укутаться в теплое одеяло. А затем здоровый долгий сон. У тебя еще есть время, чтобы выспаться перед следующим рабочим днем, и ты не собираешься откладывать задуманное. — Где ты была? — слышишь ты раздраженный голос и теперь уже не сдерживаешь дрожи, подскакиваешь на месте и резко разворачиваешься, не успев даже закрыть входную дверь. Птица зло смотрит на тебя, опершись о косяк кухни и сложив руки на груди. Выглядит он… угрожающе. — На работе, — тихо говоришь ты и словно со стороны слышишь, как предательски дрожит твой голос. — Обычно ты возвращаешься раньше, — рычит Птица, подходя ближе. Ты невольно напрягаешься, вжимая голову в плечи и готовясь к чему-то жуткому. — Где ты была? — Птиц, там гроза, я едва добралась, — пытаешься возразить ты, но Птица не слушает. Он морщится и подходит теперь совсем вплотную, выплевывая злое: — Это не объяснение. — Но… — Где. Ты. Была? — цедит Птица, сжимая зубы. Ты отступаешь чуть назад, готовясь, если потребуется, выскочить на лестничную клетку. Что-то внутри подсказывает, почти кричит в панике, что нужно бежать, пока еще не поздно, но ты замираешь, желая верить, что Птица ничего тебе не сделает. Он ведь, вроде как, тебя любит, разве не так? — Птиц, я… — Где ты была? — снова повторяет Птица. — Птиц, я правда была на работе. — Заткнись! — кричит Птица, а затем ты словно в замедленной съемке видишь, как он замахивается. Ты не успеваешь ничего сделать, только запоздало чувствуешь, как начинает гореть щека. Больно. Неприятно. Из глаз брызгают слезы, ты прижимаешь руку к лицу и смотришь на него широкими от ужаса глазами. И вместо того, чтобы, как задумывалось, сбежать на лестничную клетку, ты чувствуешь, как все твое тело словно немеет. — А теперь говори. Где ты была? — рычит Птиц. — Я правда была на работе! — выпаливаешь ты в ответ, всхлипывая. — Ложь! Новый удар попадает тебе в живот. Ты стонешь, пытаясь ухватить хоть малейшие крохи воздуха, хрипишь, цепляясь за стену. Ощущение страшные, словно ты по-настоящему умираешь. — Сука, — рычит Птиц, хватая вдруг тебя за волосы и утягивая в сторону спальни. Ты кричишь, пытаешься отбиваться, но хватка только усиливается. Ты надеешься, что кто-то услышит твои крики и придет на помощь, потому что дверь все еще открыта. — Птиц, пожалуйста! — Где ты была?! — Птиц! Когда он по-настоящему швыряет тебя на кровать, ты все еще пытаешься кричать, делаешь попытку вырваться, скатиться с кровати, но Птица крепко, до боли сжимает твою руку. Когда он, не церемонясь особенно, разрывает на тебе одежду, твои крики переходят в плач, но ты продолжаешь пытаться ударить его везде, куда только получается дотянуться. Только когда он входит в тебя, что-то внутри словно ломается. Ты равнодушно смотришь в потолок, расслабляешься, понимая, что если станешь зажиматься, будет только больнее, и позволяешь делать Птице все, что он захочет. Становится противно от самой себя. — Ты моя, слышишь? — рычит он тебе на ухо, ускоряясь. — Моя! Скажи это! — Я твоя, — шепчешь ты, пока слезы текут по твоему лицу. Когда он собирается и уходит, ты даешь волю слезам, рыдаешь, утыкаясь лицом в подушку. Все вдруг начинает болеть, и ты не можешь даже встать на ноги и пойти умыться. В какой-то момент внутри появляется желание позвонить Володе. Почему-то кажется, что он понял бы и не стал осуждать. Но ты тут же себя одергиваешь. Нельзя. Ни за что нельзя его в это впутывать. Даже если ты понимаешь, что действительно встряла и выбраться самостоятельно уже не сможешь.