***
— Это кто у нас пришел? — улыбаешься ты, прижимая к себе сына. Маленький Саша лепечет что-то, тянет крохотные ручки к поспешно разувающемуся Вадиму и улыбается открытой детской улыбкой. Мужчина в два шага преодолевает расстояние между вами, целует сына в макушку, тебя — в щеку и улыбается во все тридцать два подозрительно довольной улыбкой. — Привет, чемпион! — восклицает Вадим, забирая у тебя Сашу и ловко подбрасывая его. Тот заливается смехом и всем видом дает понять: одного раза мало, нужно еще. И Вадим послушно эту прихоть выполняет, подкидывая малыша снова. А тот и не боится совсем, пока у тебя сердце каждый раз замирает, когда сын подлетает в воздух. С тех пор, как он родился, тебя не оставляет ощущение, что ты можешь в любой момент его потерять. Роды были чертовски сложными, ты, кажется, несколько раз теряла сознание и снова приходила в себя. А когда кто-то из медсестер сказал, что ребенок не дышит, ты была готова расплакаться. Малыша откачали, конечно, но осадок остался, поэтому сейчас порой ты, пожалуй, слишком сильно его опекаешь. — Вадим, не надо, уронишь, — хмуришься ты, и мужчина послушно прекращает игру. Саша протестующе хнычет, но Вадим качает головой: — Все-все, Сань, успокаиваемся, матушка волнуется. Ты качаешь головой и неодобрительно поджимаешь губы, а Вадим улыбается тебе своей обезоруживающей улыбкой. И даже злиться-то на него не получается. Никогда не получалось вообще-то. — А знаешь, что у меня есть? — говорит он и тянется куда-то в карман. — Билеты в зоопарк. Ты сглатываешь и мотаешь головой. — Нет. Вадим, зачем? — Да брось, Т/И, ты почти из дома не выходишь. Тебе нужно проветриться, а Санька хоть на зверят посмотрит. Ты мотаешь головой. Ты и правда слишком редко выходишь из дома с самого рождения Саши. Только если появляется острая необходимость. Потому что оставлять сына нельзя, вдруг что-то случится в твое отсутствие? Нанимать няню тоже опасно, неизвестно, кем она окажется. — Т/И, ну правда, все ведь хорошо будет. — Там дикие звери, это опасно. — Они в клетках, — возражает Вадим. — И есть специально обученные люди, которые за ними следят. — Человеческий фактор никто не отменял, — ты забираешь сына из рук Вадима и прижимаешь его к себе. Нельзя-нельзя-нельзя его подвергать такой опасности. Ты и так потеряла слишком многих, и еще одну потерю ты просто можешь не пережить. — Золотце, ну правда, ничего не случится от одной поездки в зоопарк, — терпеливо убеждает тебя Вадим. — Я вот тоже устал от работы, хочется развеяться. — Хочешь развеяться — иди сам. Мне дома хорошо. Вадим подходит к тебе ближе и мягко обнимает, а ты стараешься сохранять серьезное выражение лица, но от того, как он смотрит, губы сами растягиваются в улыбке. Возможно, Вадим прав? И правда ведь ничего не случится, если вы сходите в зоопарк в один из немногих Вадимовых выходных? Ведь так?***
Голова болит. Ты морщишься, пытаясь раскрыть глаза, но свет слишком яркий, даже больно становится. Что случилось? Ты помнишь, как вы сели в такси, как Вадим постоянно шутил и разговаривал с водителем… Тот оказался на редкость общительным, сразу включился в разговор, рассказывал что-то про дочку, про работу, про бизнес под одобрительные кивки Вадима, пока ты держала сидящего в детском кресле Сашу, который с интересом разглядывал сменяющиеся пейзажи за окном. Он тоже бывал на улице нечасто, поэтому ты могла только представить, как воодушевлен он был этой неожиданной поездкой. А потом… Что было потом ты уже помнишь смутно. Помнишь вскрик Вадима. Помнишь, как ударилась головой обо что-то. Помнишь, как заплакал Саша… — Саша, — выдыхаешь ты, с трудом открывая глаза и осматриваясь по сторонам. Взгляд останавливается на напуганной медсестре, оказавшейся рядом. — Где мой сын? Вопрос получается хриплым, надломленным, почти неразличимым. Медсестра шепчет что-то, а ты мотаешь головой и повторяешь: — Где мой сын? Медсестра не отвечает. Почему она не отвечает? Почему она не хочет сказать тебе, где Саша? Ему же, наверно, страшно, что мамы нет рядом. Он, наверно, хочет домой. Он… В следующий раз ты приходишь в сознание с ощущением, что кто-то знакомо сжимает твою руку. Открыть глаза на этот раз получается легче, и ты сталкиваешься с каким-то разбитым взглядом Вадима. У него на лбу ссадина, а на щеке операционный шов. Где он успел так пораниться? — Вад, где Саша? Он дома? Ты слишком хорошо знаешь Вадима, чтобы понять, когда он врет. Только сейчас ты хочешь навсегда потерять это умение, потому что тебе совсем не нравится, как начинают кричать твои внутренние радары, когда Вадим говорит немного напряженно. — Он дома. Все его тело — натянутая струна, словно он вот-вот готов взорваться. И ты не понимаешь, не хочешь понимать, почему это происходит. Все ведь хорошо, да? Подумаешь, попала в больницу, Вадим и сам не раз попадал в самые разные передряги, так что тебе давно пора было отплатить ему тем же. — Ты врешь, — вырывается у тебя. — Т/И, с Сашей все хорошо. Тебе не нравится, как звучит голос Вадима. Как будто он… снова врет. Только теперь ты замечаешь, насколько красные глаза у Вадима. Как будто он не спал последнюю неделю или… плакал. Его рука нервно сжимает твое одеяло, под кожей ходят желваки, а дыхание сбивается. Ты еще не хочешь верить в произошедшее, но на глазах уже появляются слезы. Ты всхлипываешь, сжимаешь кулаки и выпаливаешь: — Я же говорила! Я говорила, что нельзя выходить из дома! Я говорила! — Да, Золотце, — неожиданно тихо, разбито отвечает Вадим. — Ты говорила. Ты была права. И от того, как звучит этот ответ, каким сломленным выглядит мужчина, становится не по себе. Потому что ты никогда еще не видела его таким. Он всегда находил повод для улыбки, шутил, даже если это было неуместно, говорил громко, уверенно… А теперь он словно становится полной своей противоположностью. Даже меньше кажется. Беззащитнее. Ты рыдаешь, закрывая лицо руками, а Вадим, кажется, не находит в себе сил до тебя дотронуться. Только сидит рядом, молча глядя перед собой. И ты не знаешь, хочешь ли ты теперь побить его или обнять изо всех сил. Ты чувствуешь, что не справляешься. И не уверена даже, что присутствие Дракона на этот раз поможет тебе пережить подобное.