MGPD Preferences

Ты вообще-то уже привыкла. Твой отец… ну, он определенно любит тебя. По крайней мере, он никогда не отказывал тебе, когда речь заходила о каких-то покупках, он отдавал тебя на те секции, на которые ты сама хотела ходить, одевал тебя в лучших бутиках мира, заботился о твоей безопасности и вообще очень старался быть хорошим родителем. Просто он — очень своеобразный и слишком занятой человек. Папа — совсем не плохой человек. Но у него не всегда есть время, чтобы просто провести его вместе. У него тяжелая работа, она требует много времени, и ты понимаешь, что нельзя требовать от него забросить работу ради вечера с тобой. Хотя можно было бы, возможно, хоть раз, например, посмотреть вместе фильм. Но нельзя сказать, что ты полностью предоставлена сама себе. В твоей жизни есть еще один важный человек, кроме твоего отца — друг твоего папы и ваш телохранитель дядя Олег. Он живет с вами столько, сколько ты себя помнишь. С самого детства именно он отвозил тебя в школу, на кружки или даже просто на прогулку с друзьями, он приходил на твои выступления с камерой наперевес, он приходил к тебе по вечерам пожелать спокойной ночи, когда ты была помладше. Но иногда так хотелось, чтобы вместо дяди Олега был папа. Но у него слишком тяжелая работа. Поэтому ты не протестуешь и не пытаешься что-то ему объяснить. Все-таки он наверняка все и сам понимает и давить на него лишний раз — просто глупо. Не по-взрослому. А тебе почему-то кажется, что папа хотел бы видеть тебя взрослым и разумным человеком.

***

Ты прикрываешь глаза и выдыхаешь, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце. Дяде Олегу явно не понравится, если ты выйдешь к нему такой… взбудораженной. Он начнет задавать вопросы, будет пытаться выведать все, чтобы потом прийти и разобраться с твоими обидчиками, но это совсем не то, что тебе нужно. Хуже репутации «правильной девочки» для них может быть только репутация ябеды. Насмешки едва ли остановятся после прихода дяди Олега, слишком уж далеко все зашло, а возможно, их станет только больше. Это началось еще в начальной школе. Узнав, что у тебя нет матери, некоторые парни стали активно над этим подшучивать. Затем кто-то выяснил, что ты приемная и стало еще тяжелее. А когда твои одноклассники обратили внимание на то, что твоего отца никогда нет рядом, что все школьные мероприятия посещает телохранитель, что он забирает тебя из школы… В общем, лучше с годами не становится. Сейчас одноклассники цепляются к тебе по любому поводу — это вошло у них в привычку. И ты бы рада была постоять за себя, ответить им, но это может спровоцировать скандал. Папу точно вызовут в школу, оторвут от работы, он наверняка будет очень расстроен… Нет, лучше уж как-нибудь пережить ближайшие два года, а там… А там видно будет. Можно ведь и уйти после девятого? В конце концов, так делают. — Как день прошел? — улыбается тебе дядя Олег, когда ты, против обыкновения, садишься на заднее сидение. Ты натягиваешь улыбку в ответ, киваешь, отвечаешь коротким «нормально» и отворачиваешься к окну. Очень не хочется выдать дяде Олегу свое состояние, но и играть дурочку и болтать о всяких глупостях сейчас нет никакого желания. — Что-то случилось? — напряженно спрашивает дядя Олег, когда машина трогается с места. — Нет, — тихо говоришь ты, сжимая зубы посильнее, когда на глаза все-таки выступают слезы. Ты стараешься не моргать некоторое время, и тебе все-таки удается справиться с собой и не расплакаться. — Как доклад? — Нормально. Ты правда благодарна дяде Олегу за то, что он пытается говорить с тобой как ни в чем не бывало. Ты ценишь эту его попытку отвлечь тебя, но это мало помогает. Когда вы уже почти подъезжаете к дому, слезы все-таки неожиданно катятся по щекам, и ты украдкой стираешь их, надеясь, что дядя Олег не заметил. К моменту, когда вы паркуетесь, ты уже не можешь сдержаться, только из-за всех сил стараешься не шмыгать носом, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания. Когда машина останавливается, ты выскакиваешь из машины и несешься ко входу. Расстояние до своей комнаты ты преодолеваешь достаточно быстро, чтобы никто тебя не заметил, а затем закрываешь дверь и падаешь на кровать, открыто всхлипывая. Ну почему? Ну почему они не могут оставить тебя в покое? Ты плачешь, уткнувшись лицом в подушку, чтобы никто не слышал, проклинаешь своих одноклассников, злишься и ненавидишь, задыхаешься и даже кричишь, закусывая угол покрывала. Ты даже не знаешь, сколько времени успевает пройти. Глаза уже опухли и болят, как бывает после долгого плача, дышать невозможно — нос заложен, а голова адски раскалывается, и ты боишься посмотреть в зеркало, уже представляя, что можешь там увидеть. Кто-то робко стучит в дверь. Некоторое время ты мечешься между желанием крикнуть: «Нельзя!» — и, напротив, притихнуть и сделать вид, что ты заснула. В итоге ты останавливаешься на втором варианте. Быстро нырнув под одеяло прямо в одежде, ты накрываешься с головой и прислушиваешься. Дверь тихо открывается. Кто-то подходит к твоей кровати, и это точно не дядя Олег. Чья-то рука ложится на одеяло в районе твоего плеча. «Папа?» — растерянно думаешь ты, замерев. Он осторожно берется за край твоего одеяла, и ты сжимаешь его сильнее, не позволяя стянуть его. — Ты же не спишь, — слышишь ты тихий голос папы. Ты даже дыхание задерживаешь. Видеть… слышать его в своей комнате — непривычно, ты даже не помнишь, когда в последний раз он приходил просто так. Ты чувствуешь, как кровать прогибается, когда папа садится на ее край, и все-таки позволяешь ему приоткрыть твое лицо. Ты видишь его обеспокоенный взгляд, и тебе становится ужасно неловко. Теперь он точно будет волноваться. — Что случилось? — спрашивает он. — Все хорошо, — отвечаешь ты и шмыгаешь носом. Он качает головой и вздыхает, а затем осторожно касается твоего лба, проводит вверх, касается волос и запускает в них руку, как делал в детстве. У тебя от этого движения в груди растекается приятное, теплое чувство, и ты улыбаешься и подаешься к его руке, когда он собирается ее убрать. Заметив это, папа оставляет ее на месте, мягко пальцами перебирая твои волосы. — Ты же понимаешь, что твоя заплаканная моська никак не убеждает меня в том, что все нормально? — спрашивает он, и ты пожимаешь плечами. — Олег сказал, что ты была сама не своя по дороге домой. И сейчас я понимаю, о чем он. — Дяде Олегу показалось, — хрипло отвечаешь ты. Папа хмурится, разглядывая тебя внимательным взглядом. — Т/И, я знаю, что я не лучший отец, — тихо говорит он, и тебе очень хочется возразить, но ты молчишь. — Но я хочу, чтобы ты понимала, что если в твоей жизни происходит что-то, что тебя волнует, то ты всегда можешь рассказать мне об этом. — Пап, — начинаешь было ты, но он продолжает говорить. — Т/И, прости меня, что меня нет рядом, — слова выходят тихими, неуверенными, но ты совсем не сомневаешься в их искренности. — Я не хочу, чтобы ты закрывалась от меня. Я очень тебя люблю, милая, и я правда переживаю о тебе. Даже если это не всегда видно. — Я знаю, пап, — тихо говоришь ты, приподнимаясь на локтях. Он выглядит таким виноватым, каким ты никогда прежде его не видела. И ты понимаешь, что в этот момент вам обоим нужна поддержка. — Пап… полежи со мной. Пожалуйста? Последнее слово получается жалобным. Он кивает и послушно ложится рядом с тобой. Ты утыкаешься носом в его плечо и улыбаешься, когда он обвивает тебя руками. В его объятиях тепло и спокойно, и ты не хочешь, чтобы это заканчивалось. И только сейчас ты готова признать, что тебе этого до жути не хватало.