Ingenium divisum

      Эрвин нанес удар, сбивший гуля на землю. Второй монстр валялся неподалеку. Аккуратно обезглавив обоих, он связал свою ношу воедино и отправился обратно в деревню. Дождь лил глухой стеной, пригибая к земле пожухлую траву. Порывы ветра били в лицо, заставляя щуриться.              Он вымок насквозь, был голоден и зол. За неимением заказов пришлось соглашаться на жалкую мелочь за уничтожение нечисти, появившейся на крестьянском погосте. Правда, его убеждали, что монстр один, а значит, существовал шанс выторговать прибавку. На враждебные взгляды в его сторону он уже не обращал внимания, холод быстро заставлял пересмотреть свои привычки и стать куда вежливее. О будущей зиме в сугробах Эрвин старался не думать.              Заблуждения насчет доплаты он понял сразу же, как только дошел до околицы — в грудь ему целились два арбалета с разных сторон. Стрелки расположились на безопасном расстоянии на крышах крайних домов и вовсе не походили на бедных кметов, пытающихся сэкономить на плате.              Староста, ждавший его на проселочной дороге, был бледен до зелени и мелко трясся, шныряя взглядом по сторонам. Эрвин молча бросил ему под ноги связанные головы, ожидая денег. Староста громко сглотнул пересохшим голом и протянул ходившую ходуном руку с кожаным мешочком. Мешочек выглядел подозрительно легким. Эрвин заглянув внутрь.Так и есть, там лежало всего несколько монет.              — Здесь должно быть вдвое больше, — он прищурился и взглянул в испуганные глаза старосты. Тот резко отшатнулся и быстро отступил подальше, оглядываясь на стрелков.              — Я… господин, они… — забормотал он дрожащими губами, бледнея еще сильнее.              — Хватит с тебя! — крикнул арбалетчик справа. — Проваливай!              — Здесь только половина, — Эрвин не спускал глаз со старосты, чувствуя, как нарастает слепящая ярость.              — Нам так велели, — выдавил тот, зацепившись взглядом за рукоять меча, видневшуюся над плечом ведьмака. Наверное, в другое время Эрвин даже смог бы его пожалеть — бесправного кмета, выпихнутого вперед как наименее ценный человек. Он до тряски в коленях боялся ведьмака и точно так же страшился ослушаться распоряжений, данных ему по праву силы. Но сейчас Эрвин был слишком зол, чтобы испытывать жалость.              — Пошел прочь, пока цел, выродок, — стрелок слева ухмыльнулся и добавил с насмешкой: — Именем князя.              — Какого князя? — Эрвин все еще сверлил взглядом старосту, понимая, что шансов на полную плату у него нет. И хорошо, если будет возможность уйти целым и забрать коня.              — А хер его знает, — отозвался стрелок.              Желание прямо сейчас уничтожить всю чертову деревеньку вместе с парой неведомо откуда взявшихся арбалетчиков боролось с мыслью о том, что его ждет Джейрк. И если сотворить подобное, он не простит, а скрыть произошедшее вряд ли удастся. Эрвин давно начал замечать, что меряет свои поступки отношением Джейрка. С тех пор, как присущие человеку эмоции выжгла душевная боль. Не сказать, чтобы ему это нравилось, но по-другому он не умел и не мог. Джейрк был единственным, кто не давал ему захлебнуться в пучине ненависти ко всему живому, ко всему миру. Кто держал его здесь.              — Мой конь, — произнес он, неимоверным усилием справляясь с кровавой пеленой, застилавшей взгляд.              — Чего?.. — растерялся староста.              — Конь! — выплюнул Эрвин, глядя на него с откровенной ненавистью.              Староста попятился еще на несколько шагов и с мольбой посмотрел на одного арбалетчика. Тот кивнул и махнул кому-то. Человек в хорошей кольчуге, с мечом у бедра вывел буланого, держась как можно дальше, и сделал знак старосте принять коня. Кмет быстро засеменил к незнакомцу, взял поводья и таким же неуверенным мелким шагом приблизился к ведьмаку. Эрвин краем глаза заметил еще несколько человек в доспехах, стоявших поодаль так, чтобы не бросаться в глаза. В деревне находилась большая и хорошо вооруженная… банда? Отряд? Он не собирался выяснять. Они уже обозначили свое отношение к нему, и следовало поскорее уезжать, пока еще давали такую возможность. Эрвин спрятал мешочек в карман и, вырвав у старосты поводья, вскочил в седло. Сумки были явно потревожены — эти ублюдки копались в его вещах.              Он летел галопом, стараясь смотреть только на дорогу, пока злость не перестала мутить разум. Она никуда не делась, но ледяные потоки воды и жестокий ветер позволили немного прийти в себя. По крайней мере, вернулась способность мыслить трезво. Эрвин удалился на безопасное расстояние, удостоверился, что за ним никто не следует, спешился и осмотрел свои сумки. От эликсиров не осталось ни единого флакона, все скудные запасы алхимических ингредиентов исчезли. Он громко выругался. Чтобы их черти сожрали! Эти мудаки оставили его без денег и без эликсиров. Накануне зимы. Едва улегшаяся ярость вспыхнула с новой силой. Эрвин, уже не считая нужным сдерживать себя, снова вскочил в седло и повернул коня в сторону деревни, намереваясь дать выход своей ненависти и разделать парочку кметов…              Рука в перчатке перехватила поводья его коня, с силой останавливая. Эрвин мгновенно развернулся, собираясь хорошенько врезать ублюдку, посмевшему мешать, и наткнулся взглядом на мягкую улыбку. Джейрк.              — Какого черта ты здесь делаешь? — грубо бросил Эрвин.              — Жду тебя, — коротко ответил Джейрк.              — Мы договаривались, что ты будешь ждать у Красного Вереса.              — Мне не понравилась деревня, и я поехал навстречу.              — Могу понять, — хмыкнул Эрвин, чувствуя, как остывает гнев.              — А ты передумал ехать?              — Нет, — он нахмурился, раздумывая как лучше и короче объяснить случившееся, а потом махнул рукой. — Заказ не выгорел.              Джейрк испытующе взглянул на него. Он присутствовал при первоначальном разговоре со старостой и догадывался, что могло пойти не так. И не стал выпытывать подробности. Просто смахнул с лица дождевые струи и посмотрел на сумрачное небо.              — Холодно. Нужно найти корчму.              — Ага, и проебать там последние гроши, — Эрвин поежился и тоже вытер лицо. На вечно промокшую одежду он уже давно не обращал внимания.              — Морозить задницу тоже не выход, — заметил Джейрк, направляя коня вперед по тропе. — Едем. Здесь неподалеку большое село стоит. Попробуем там остановиться.              — Ты неплохо знаешь здешние места, верно? — Эрвин поехал следом за другом.              — В отличие от тебя, я всегда держался на севере и знаю эти земли вдоль и поперек.              — Я тоже вообще-то немало здесь покатался. Когда еще возвращался в Каэр Морхен. А ты-то туда вообще приезжал?              — Мне нечего было там делать, — пожал плечами Джейрк. — До этого года.              — Херовый год, — согласился Эрвин, отметив про себя, что Джейрк все же не возвращался в крепость, а значит, не настолько уж ему было плевать на прошлое, как он пытался показать. — И чем дальше, тем хуже.              — И это лишает нас выбора.              — Ни черта, — он даже не рассматривал перспективу возвращения.              — Посмотрим, что ты скажешь, когда выпадет первый снег, — усмехнулся Джейрк.              — Что-нибудь придумаю.              — Только не раздумывай слишком долго. Если перевалы завалит, мы сдохнем от голода на задворках какой-нибудь деревни на радость так раздражающим тебя кметам.              Эрвин поморщился, чувствуя его правоту, и накинул на голову вымокший капюшон плаща, защищаясь от ливня и желая прекратить неприятный разговор. Все, что угодно, только не возвращение в чертов замок, к чертовым чародеям. Джейрк ожидаемо замолчал.              Они въехали в рощицу, ничуть не защищающую от дождя полуголыми ветвями деревьев. Из-под копыт коня выскочил заяц, и Эрвин пожалел, что занятый своими мыслями не успел заметить его раньше. Голод докучал все сильнее, а он мог только наблюдать за улепетывающим ужином. Этот год его доканает.              Заяц мелькающим пятном исчез среди деревьев и кустов. Внимание Эрвина привлекло тихое ритмичное поскрипывание в такт ветряным порывам. Едва слышный звук едва пробивался сквозь шум дождя, но назойливо лез в сознание. Через пятьдесят шагов, в стороне от дороги, он смог увидеть и источник звука — с крепкой ветки дуба свисала веревка, на которой покачивался почерневший, хорошо подгнивший труп, облитый потоками сумрачно поблескивавшего дождя. Обрывки одежды принадлежали мужчине, большего о погибшем сказать было нельзя — разложение вкупе с местными птицами уничтожило черты лица. Кое-где сквозь куски разваливающегося мяса, кишащего жирными червями, проглядывали еще белесые кости. Он висел здесь уже давно.              На соседнем дереве кто-то пристроил еще одно тело. В отличие от первого, оно неплохо сохранилось, над ним еще не успели поработать трупоеды и время, а бурая плоть не сильно прогнила. Этот точно при жизни был мужчиной, вероятнее всего, эльфом или полукровкой. Точнее сказать было трудно — ему обрезали уши и нос, а вместо глаз зияли две кровавые дыры, заполненные вездесущими опарышами. Кишащая масса поблескивала бледными спинками в потоках омывающей их воды, и временами часть ее сваливалась под собственным весом на землю. Вместо одной руки у мертвеца торчал обрубок с обломанной костью, выглядевшей как сломанный ветром древесный сук. Дождь, струясь по телу, ручейками сбегал к подножию дерева, где уже собралась приличная лужа. Над лужей стоял большой взъерошенный волк и настороженно следил за всадниками, опустив перепачканную морду к темной воде с рыжими пятнами. Сквозь запах сырости доносилась отчетливая вонь гниения.              Эрвин отвернулся и еще ниже надвинул капюшон, чувствуя, как вода мелкими струйками стекает по шее. Он успел заметить мокрый клочок пергамента, приколотый к дереву рядом со свежим трупом, говоривший о том, что здесь произошел не просто самосуд.              — Как думаешь, что там сейчас? — тихий голос Джейрка едва пробивался сквозь шум дождя. Каким-то чутьем Эрвин понял, что он имеет ввиду.              — Не знаю и знать не хочу, — буркнул он.              — Возможно, мэтра Бенедикта уже нет в живых.              — Зато есть масса других чародеев. Они ничем не лучше.              — Ты заблуждаешься в своей ненависти. Они просто выполняют свою работу.              — Мм. Все в чертовой крепости просто выполняют свою работу — убивают таких, как мы.              — Ты говоришь так, будто Каэр Морхен — замок чародеев, но забываешь, что на самом деле это замок ведьмаков. Наших братьев.              — Нахрен таких братьев.              — Будешь отрицать свою причастность к ним? Что бы ты ни говорил, ты один из них. Один из нас.              Эрвин промолчал. Он привык считать себя кем-то отдельным, никак не относящимся ни к замку, где вырос, ни к ведьмакам, которые его воспитали, ни к чародеям, которые сделали из него машину для убийств. Но связь с Джейрком он не мог разорвать так просто. А через него оставался связан и со всем Каэр Морхеном.              — За время нашего отсутствия многое могло измениться, — продолжил Джейрк.              — Там столетиями ничего не менялось. Те же презрительные взгляды надменных мэтров, в этом я уверен наверняка. Знаешь, что меня бесит? Даже после получения медальона мы не люди для них.              — Мы вообще-то и не люди, — заметил Джейрк.              — Ты понимаешь, о чем я, — нахмурился Эрвин. Не обращая внимания на дождь, он стянул капюшон, чтобы беседовать без помех. — Они видят в нас подопытных. Даже после всего пройденного. И поэтому я предпочитаю ненависть в глазах кметов презрению чародеев.              — Хорошо, я понял. Но в Каэр Морхене ты будешь сыт и сможешь пережить зиму. Если ненависть царит по обе стороны стен, может, стоит подумать о практичности? — Джейрк улыбнулся. По его лицу и светлым волосам струился дождь. Он никогда не защищался капюшоном.              Эрвин отвернулся, снова прерывая беседу. Даже самому себе он не мог признаться, что Джейрк прав. А главное — что выбора у него не было. На зиму часть монстров залегала в спячку и не докучала кметам, а охота за оставшимися существами по сугробам могла стоить жизни. Он хорошо справлялся последние годы — собирал деньги на зиму и спокойно отсиживался в какой-нибудь корчме. Да, приходилось ужиматься, но пережить самые суровые месяцы хватало. А когда теплело, он ненадолго выбирался за заказами на каких-нибудь «домашних» чудовищ, получал монету-другую и спокойно ехал обратно на постоялый двор. Если же не везло, и заказов не было — ужимался еще сильнее, растягивая средства до нормальной весны. Однако всегда находился в тепле, даже если за пищей приходилось ездить в ближайший лес. В этом году у него не хватило бы денег даже на месяц, не говоря уже о том, что коня тоже следовало кормить.              Мрачные размышления приводили его в одну точку — необходимо вернуться в Каэр Морхен, что рассматривалось им как поражение. Казалось, забыв дорогу в крепость, можно вычеркнуть и свое прошлое там. Можно представить, будто этой крепости и не существовало, а он — самый обычный наемник, убивающий за деньги чудовищ, как сотни других наемников. А если очень постараться, можно представить, что и с Джейрком ничего не происходило.              — Ты помнишь, как приехал в крепость впервые? — задумчиво продолжил Джейрк. — О чем ты думал?              — Смутно, — Эрвину не хотелось обсуждать эту тему. — Вроде, думал, что там хотя бы будут кормить.              — Я тоже, — усмехнулся Джейрк. — И знал, что здесь лучше, чем там, откуда меня забрали.              — Сколько тебе было? — Эрвин немного завидовал способности друга вспомнить свое прошлое до Каэр Морхена. Для него этот период жизни покрывала пелена забвения. И потому он редко задавал подобные вопросы Джейрку, ему просто было нечем поделиться в ответ.              — Девять или около того.              — Помнишь, где жил раньше?              Джейрк задумался, глядя вперед, сквозь лес.              — В какой-то деревне. Помню, что у нас был большой дом. Там жило много людей. Родственники, должно быть. Помню теплый хлев и коров.              — А родителей? — Эрвин недоверчиво посмотрел на Джейрка. — Их тоже помнишь?              — Плохо, — в голосе Джейрка скользнула грусть. — Отец был большим. Очень. А мама… — он нахмурился, стараясь припомнить. — Она много смеялась. Вроде.              Эрвин задумался, стараясь отыскать осколки старых воспоминаний где-то за той тьмой, что сидела в нем. Это было сложно. Мутации, изменяющие как тело, так и саму суть ведьмака, чаще всего стирали прошлое, четко деля жизнь на «до» и «после». Эрвин попытался представить, как много они отняли у него. Возможно, воспоминания о собственном доме.              — Мало кто из нас помнит свое детство, — бросил он. — И после этого, ты будешь повторять, будто все, что они сделали с нами, — благо?              — Буду, — спокойно кивнул Джейрк. — Эти воспоминания, останься они у нас, могли быть болезненными.              — А так все хорошо, — зло усмехнулся Эрвин. — Никаких сожалений.              — Верно. К чему вспоминать прошлое, если не можешь к нему вернуться? Или не хочешь.              — Ты бы не хотел остаться со своими родителями? — не выдержал Эрвин. — Ты помнишь свой дом. Скажи, ты совсем не жалеешь о той жизни, что тебя лишили?              — Нет. Потому что помню произошедшее дальше. Как-то ночью в деревню пришли разбойники, большая банда. Они сожгли дом и угнали скот, — Джейрк вздохнул, все так же глядя вдаль. — У меня больше не было семьи. Это я помню хорошо. А хотел бы забыть.              Эрвин на мгновение сжал губы.              — А вот я ничего не помню о своей семье. И не знаю, что с ней стало, где она. И… это неприятно. Кто знает, может, мои воспоминания счастливее. А здесь… Они едва не убили тебя, — Эрвин отвернулся.              — Но ведь не убили, — в голосе Джейрка послышалась улыбка. — Это в прошлом, Эрвин. Прошло столько лет, а ты до сих пор вспоминаешь о том случае?              Эрвин задумался. Как он мог объяснить, что вся его жизнь тогда перевернулась? Как передать ощущение безысходного отчаяния, которое едва не раздавило его тогда? С самого первого дня в крепости у него был только Джейрк. Единственный человек, который заставлял его помнить, что все происходящее имеет смысл, а за стенами крепости существует другой мир. И они едва не отняли его. Этого Эрвин не мог простить. Своего страха, своей боли. И боли Джейрка. Даже если сам Джейрк был готов все забыть.              — Далеко еще до твоего поселка? — проворчал он, отвлекаясь от тяжелых воспоминаний, загоняя тоску куда-то вглубь, к вечной злости, ждущей своего часа.              — Увидишь, как проедем рощу.              Дождь и не думал утихать, дорога совершенно раскисла, засасывая копыта коней. Ведьмаки поехали рысью, стремясь поскорее укрыться в тепле. Земля тяжелыми комьями летела во все стороны. К селению они приехали мокрые и грязные с головы до ног.              Вообще поселком этот маленький городок назвать было сложно. Здесь стояло несколько вполне приличных на вид особнячков, не роскошных, но уже тянущих на городские постройки. Корчмы оказалось целых две, и если верить надписи на доске объявлений, одна из них служила еще и борделем. Людей на улицах почти не было, только редкие прохожие, разбрызгивая содержимое луж, перебегали из дома в дом, укрываясь плащами.              Эрвин задержал коня у большой корчмы на въезде. Судя по размерам, здесь сдавали и комнаты. Изнутри доносился веселый шум постояльцев, тянуло жареным мясом. Дверь неожиданно распахнулась, и на улицу вывалился сильно набравшийся посетитель. С трудом поднявшись из грязи, он ухватился за низенький заборчик и, сильно шатаясь, принялся выкрикивать оскорбления в адрес хозяина заведения.              — Давай-давай, — донеслось из-за полуоткрытой двери, — такому отребью, как ты, здесь нечего делать! У нас приличное заведение! Иди вон к Виту, там тебе найдется место.              — И пойду! — крикнул человек. — Там хотя бы нет таких сволочей, как ты!              Эрвин взглянул на Джейрка и решил продолжить путь. Если вторая корчма похуже, стоило поехать туда, чтобы не привлекать излишнего внимания. Он посмотрел, в какую сторону неуверенно пошагал выгнанный и направился следом. Скоро пьяница свалился у какого-то забора, оставив ведьмаков продолжать путь вдвоем.              Вторую корчму они нашли столь же быстро — она располагалась на выезде из городка. Низенькое строение с ярко разрисованной вывеской зазывало к себе посетителей предложением бесплатной комнаты при заказе девушки, приколотым к доске объявлений рядом. Судя по звукам внутри, корчма пользовалась не меньшим спросом, чем первая.              Ведьмаки спешились. Джейрк остался снаружи, а Эрвин вошел в ярко освещенное тепло. После пронизывающего холода воздух здесь показался тяжелым, едва не сбивающим с ног, от вымокшего плаща пошел пар. На нового посетителя никто не обратил внимания. За столами играли в карты, в кости, торговались с женщинами, и каждое действие сопровождалось шумом, криками, руганью. А над головами гомонящих людей плыл одуряющий запах выпивки, мяса и пота.              Эрвин подошел к стойке, за которой находился высокий корчмарь, и снял капюшон. Хозяин заведения поднял взгляд и тут же недовольно нахмурился, разглядев лицо посетителя.              — Чего тебе? — бросил он, отодвигаясь подальше.              — Комнату на ночь и немного еды, — тихо произнес Эрвин, решительно настроившись не спорить и заполучить теплое место.              Рядом на стойку облокотился подгулявший человек и смерил его насмешливым взглядом.              — Может, еще чего желаешь? — произнес он заплетающимся языком. — Иди отсюда. Что за херня, хозяин? Я думал, у тебя здесь приличное заведение.              — Нет у меня комнат, — корчмарь смерил ведьмака злым взглядом, на мгновение одобрительно-разрешающе посмотрел на второго посетителя и, отвернувшись, загрохотал кружками под стойкой, делая вид, что остальное его не касается.              — Тогда просто еды, — Эрвин старался говорить размеренно, старательно игнорируя пьяницу рядом, уже понимая, что ничего не получится, но еще надеясь на что-то.              — Эй, ты оглох? — тот придвинулся ближе, распространяя вокруг себя удушливый запах пота и алкоголя. — Иди отсюда.              Эрвин взглянул на корчмаря. Тот никак не отреагировал ни на слова, ни на взгляд. Он вновь почувствовал, как внутри, глухо рыча, заворочалась старая злость, давно ставшая частью него. Неимоверным усилием он подавил порыв схватить корчмаря и хорошенько встряхнуть, а потом повернуться к хмельному человеку и сломать ему шею. Он заметил, что шум вокруг частично стих, зато послышались звуки отодвигаемых лавок — вокруг поднимались люди, разгоряченные выпивкой, потерявшие чувство самосохранения.              — Смотрите-ка! — не унимался пьяный. — Он еще и слабоумный! Ты слов не понимаешь? — он дернул Эрвина за плащ, ведьмак мгновенно развернулся, целя кулаком ему в лицо… И вдруг заметил Джейрка, стоявшего у двери и пристально следящего за ним. Взглядом хорошо знакомым за долгие годы их дружбы. Молча приказывая остановиться. И одновременно прося.              Эрвин быстро опустил кулак и быстро вышел из корчмы, сильным ударом распахнув дверь. Оба коня стояли привязанными у забора. Он отвязал своего, вскочил в седло и под проливным ливнем галопом помчался за околицу.              Ярость гнала его все дальше, заставляя подгонять коня. Прочь отсюда. От поселка, от людей, от Джейрка. Гнев раскалил его нутро, бурлил расплавленным металлом, безуспешно ища выход. Только кровь могла бы потушить это пламя. Кровь, сбегающая по лезвию клинка. Кровь, брызгами разлетающаяся по корчме. Дымящаяся на вывалившихся внутренностях этих ублюдков. Почему Джейрк сейчас оказался с ним? Почему они не встретились позже? Будь он один, он без сожалений залил бы кровью корчму, притушил бы на время мучительный огонь, пожирающий его изнутри. Но Джейрк все равно узнал бы. Внутренний голос был неумолим. Он всегда узнает, он знает все о тебе. Как бы он посмотрел на тебя? Ты можешь представить его взгляд. Но не сделаешь этого. Потому что боишься даже думать о таком.              Черт! Эрвин рванул повод, останавливая коня посреди поля. Безумие — разговаривать с самим собой. Он оглянулся, ища Джейрка, и увидел его вдали, неторопливо едущего по его следам. Эрвин вытер дождевые капли с разгоряченного лица и спрятался под капюшоном, ожидая, когда друг подъедет ближе.              — Дальше будет еловый лес, — Джейрк как всегда не стал заострять внимание на произошедшем. Эрвин ощутил смесь благодарности и вины. — Там сможем укрыться и поохотиться.              До самого вечера они ехали в угрюмом молчании. Дождь смывал грязь со спин коней и седоков, но затем дорожная жижа вновь покрывала их. Эрвин старался загнать привычную ярость как можно глубже, чувствуя безмолвную поддержку Джейрка. А еще его сочувствие. И от этого злость не желала засыпать, хотя и угомонилась достаточно, чтобы на нее можно было не обращать внимание.              В лес они попали уже в сумерках. Под прикрытием пушистой хвои дождь уже не мог поливать их по-прежнему беспрепятственно. Ведьмаки выбрали самую старую широколапую ель и, устроив некое подобие шалаша, забрались под нее. Было удивительно уютно сидеть в темном укрытии, слушать звуки затихающего, наконец, дождя. Если бы не донимающий голод, можно было бы не вылезать отсюда до утра. Когда непогода улеглась, Эрвин решил отправиться на охоту.              Он не слишком надеялся найти кого-то крупнее зайца, и потому не сразу обратил внимание на иголки, ветки, разбросанные по совсем крохотной полянке, и птичий помет — здесь готовился к долгой зиме глухарь. Эрвин сразу же сбавил шаг, становясь осторожнее. По осени глухарь был куда более крупной и приятной добычей, нежели заяц. Мягкие иголки, скрадывая звуки, не выдавали его присутствия. Он углубился в чащу, прислушиваясь к звукам, стараясь не спешить, хотя мысль о крупной птице вызывала явственные желудочные спазмы. Пока шла охота, сумерки сгустились до непроглядной для обычного человека темени, однако ведьмак мог легко рассмотреть окружающий лес и его притаившихся обитателей. Терпение и потраченные усилия были вознаграждены — Эрвин вернулся к Джейрку с довольно крупной птицей, из-под крыла которой торчал арбалетный болт.              Ночью, когда они сушились у костра, над которым долго трудились, мысль о возвращении в Каэр Морхен казалась не такой уж и отвратительной. Эрвин почти физически ощущал, как идея витала в воздухе, не высказанная им самим, но много раз проговоренная Джейрком. Но сейчас Джейрк молчал. Он хорошо знал, когда нужно смолчать.              Сытый и согревшийся у огня Эрвин лежал на спине, прислушиваясь к размеренному дыханию неподалеку. Такие мгновения редко выпадали в его жизни, когда можно было просто слушать рядом чье-то спокойное сердцебиение. Еще он чувствовал на себе взгляд Джейрка, но не открывал глаз, медленно погружаясь в сон. Эрвин знал, что это будет плохой сон. Иными они не бывали.              Он снова оказался на холодном столе, напуганный, ничего не понимающий мальчишка, к чьим венам тянутся трубки от сосудов с подставки. А, нет, он уже не ребенок. Он просто вернулся на зимовку, но они уже ждали его. Мэтр Бенедикт ждал. Он чувствовал присутствие чародея, скрывающегося в глухой непроглядной тени. А кто на соседнем столе? Джейрк, совсем маленький, с серыми испуганными глазами. У него были серые глаза? Этого не могло происходить с ними.              Эрвин сорвался со своего жесткого ложа и выхватил клинок, ремни легко распались. К нему никто не приблизится, не теперь. Что-то шевельнулось во тьме, проступили очертания фигуры. Это корчмарь, выгнавший их сегодня. Он медленно шел вперед, словно крался, готовясь к прыжку, губы кривила издевательская улыбка. Но сейчас Эрвин мог ему ответить. Здесь — мог. Не встречая сопротивления, он всадил меч в грудь человека, чтобы увидеть его кровь, густой патокой стекавшую по лезвию, почувствовать ее солоноватый запах и упиться захлестнувшим его удовлетворением.              Сзади кто-то подбирался. Эрвин развернулся и увидел, что стоит уже не в лаборатории Каэр Морхена, а в корчме, и к нему снова приближается корчмарь, все с той же отвратительной улыбкой. А вокруг много людей, толпа. И все они имели одно насмешливое лицо. Он убивал их, упиваясь кровью так, словно они были средоточием всего, что он ненавидел в этом мире. Краем сознания замечая, как горячие брызги покрывают лицо, как по полу размазываются внутренности, которые он с наслаждением давил каблуками. Все, чего он желал, воплощалось перед ним — вспоротые животы, отрубленные руки и ноги, судорожно вздрагивающие тела. Он рвал бы их зубами, если бы мог, чтобы почувствовать, как кровь струиться по глотке…              Вот и последний человек с разрубленной грудной клеткой упал на деревянный пол корчмы. Но разве он был одет в дорогие шелка? Эрвин вгляделся в его лицо и замер, едва утоленный гнев вспыхнул с новой силой. Бенедикт. Чародей, уничтоживший его жизнь. Как жаль, что он был корчмарем, когда меч рассек его тело. О, кровь этого выродка, трепет его угасающей жизни изменили бы Эрвина, навсегда вытравили бы злость, терзающую его нутро.              И тут же пришел страх. Страх, подсознательно воспитанный в нем с детства в стенах Каэр Морхена — нельзя покушаться на своих создателей. Нельзя даже думать о таком. Но кто ему запретит? Кто узнает, если он совсем немного поразмышляет над этим?              Он присел над неподвижным телом, облаченным в рабочую мантию. Бледная кожа, уставившиеся в небытие глаза. Вот чего ему не хватало. Крови, которая уничтожит ту ненависть, что въелась в его сердце, в его душу. Он всматривался в восковое лицо чародея… пока тот не встретил его взгляд.              Эрвин вырвался из сна, возвращаясь в ночной лес, пропитанный запахами осени и дыма от костра. Снова начал накрапывать дождь, едва слышно задевая ветви елей. Он не отрываясь смотрел в темное небо, а внутри начала оформляться та самая неуловимая мысль, что докучала уже долгое время, ускользая в глубины сознания. Ее очертания раскаленным железом проступали в его разуме, завладевая всеми чувствами, подчиняя тело одному решению, осознанному только сейчас.              Он должен вернуться в Каэр Морхен и убить мэтра Бенедикта.