Профессор Ли Джинки

      Следующие полторы недели после их прошлого разговора Минхо наблюдает картину того, как огонёк в глазах старшего медленно затухает. Обычно на выходных, если он проводит их дома, Джинки всегда что-то делает: либо занимается своей любимой математикой, либо торчит в спортзале на первом этаже, либо читает книгу, либо смотрит кино, но в эти дни Минхо после работы постоянно находит его в гостиной: он просто сидит и смотрит в одну точку. Эта странная и внезапная перемена пугает, и Минхо несколько раз пытается вывести старшего на серьезный разговор, но Джинки не отвечает на вопросы, касающиеся Джонгхёна. Минхо понимает, что в эти полторы недели болезни старший пытается смириться с окончательным решением оттолкнуть своего студента, и это решение даётся ему непросто. Хорошо лишь одно: не смотря на неустойчивое психологическое состояние, его физическое здоровье стремительно улучшается. Скорее всего, потому что Минхо так усиленно о нём заботиться, чувствуя, что нужен ему сейчас больше, чем когда-либо.       В воскресенье вечером, когда Джинки, как и всегда перед новой рабочей неделей, развешивает в гардеробной костюмы на каждый день, комбинируя сорочки, брюки, галстуки и пиджаки, Минхо замечает на его лице какое-то болезненно апатичное выражение, будто он готовится не к любимой работе, а к казни. - Хён, ты в порядке? – Спрашивает он, наблюдая за тем, как Джинки педантично разглаживает на плечиках пиджак к понедельнику и подбирает к нему тонкий галстук. Старший не отвечает, чему Минхо не удивляется, но именно это и плохо.       С каких пор он начал привыкать к тому, что Джинки стал настолько потерянным и печальным, что не слышит его слов с первого раза? - Хён! – Зовет Минхо, и Джинки наконец-то переводит на него уставший взгляд. – Как ты себя чувствуешь? - Нормально, - бесцветно отвечает он и наигранно улыбается, окидывая взглядом готовую на завтра одежду. - Может быть, тебе стоит еще недельку побыть дома? – осторожно спрашивает Минхо. - Врач сказал, что я здоров, - равнодушно говорит Джинки. - Он придёт завтра на пары?       Старший вздрагивает, но не отвечает. - Хён, ситуация не улучшится, если ты будешь игнорировать мои вопросы о Джонгхёне, - качает головой Минхо, а Джинки разочарованно выдыхает и переводит на него виноватый взгляд. - Прости. Я просто и сам не могу понять, что чувствую, - он присаживается рядом.       Спальня Джинки уютная и очень теплая, а кровать огромная и комфортная. На тумбе рядом с изголовьем лежит стопка книг: одна по математике, две художественных и пару книг по нон-фику. Гардероб тоже полностью соответствует характеру хозяина: идеальный порядок, всё развешано по цветам и расставлено аккуратно и со вкусом. Из комнаты можно войти в ванную. Она просторная, стильная и оформлена в тёмных цветах. Весь интерьер личного пространства Джинки отражает его темперамент: уютно, мило, с мягкими линиями и приятными для глаз цветами. - Ты всё же решил выгнать его с курса? – Минхо проводит пальцами по бедру Джинки, а старший кладёт мягкую кисть поверх его кисти.       Его рука по сравнению с рукой Минхо такая светлая и нежная, что показалось бы женской, если бы не ее крупный размер. - Да, вроде бы решил, но я боюсь, что не смогу сказать ему это, - неохотно отвечает Джинки, но Минхо радуется хотя бы тому, что он в принципе отвечает. - Не сможешь, потому что…? – уточняет Минхо, боясь, что Джинки опять проигнорирует его вопрос. Старший долго молчит, а потом сжимает руку Минхо и шепчет: - Потому что не хочу его отпускать…       Это звучит так честно и чувственно. Как ни странно, Минхо думает, что это самое чувственное, что он когда-либо слышал от Джинки. Наверное, не столько из-за слов, скорее из-за эмоций, отражающихся на его лице, а еще из-за того, насколько тяжело ему далось это признание. - Хён, - Минхо вытаскивает руку из-под руки старшего и кладёт ее сверху. – Можно я скажу тебе то, что думаю? - Да, Минхо, конечно, - старший печально улыбается, поднимая на Минхо потухший взгляд.       Минхо собирается с силами. Пришло время сказать старшему то, о чём он всё это время думал. - Хён, мы с тобой так давно вместе, и я так тебе благодарен за то, что ты простил меня, за то, что стал моим другом, и за то, что ты всегда на моей стороне, что бы ни произошло. Ты всегда был в нашей паре более спокойным и устойчивым ко всем трудностям. Именно ты поддержал меня тогда, когда я захотел открыть свою юридическую фирму, - Минхо следит за тем, как взгляд Джинки немного светлеет, а улыбка становится смущённой и одновременно благодарной. – Ты всегда был таким разумным, таким собранным, таким последовательным, но не сейчас… - Минхо делает паузу, а Джинки морщиться. Он знает, что Минхо прав. - Прости, я… - начинает он, но Минхо его перебивает. - Сейчас ты потерял всю свою уверенность, и сначала я испугался за тебя, ведь для меня ты всегда был примером размеренности и спокойствия, и только недавно я понял, что ты такой, потому что влюбился…       Джинки судорожно вздыхает и прячет глаза, пытаясь вытащить свою руку из руки Минхо, но Минхо не отпускает. - Я… - Ты влюбился в него, хён. В твоём голосе столько боли, когда ты говоришь о том, что тебе нужно его оттолкнуть. Тебя всего шатает из стороны в сторону. Ты то говоришь, что не можешь контролировать себя рядом с ним из-за собственного желания, то радуешься, что он спит с другим, то собираешься выгнать его с курса, тут же признаваясь, что не хочешь его отпускать, - пока он говорит, Джинки старается не поднимать взгляд, но по дрожи его руки становится понятно, как его задевают эти слова. - Я просто не понимаю, чего хочу. Не знаю, хочу ли я действительно попробовать что-то серьёзное с ним, - Джинки тяжело вздыхает и грустно смотрит Минхо в глаза. - Потому что боишься, что он причинит тебе боль? Поэтому не подпускаешь его к себе? Боишься, что он предаст тебя, как она?       Минхо не хочет напоминать ему о случившемся, но они, как бы не хотели, всё время возвращаются к этой теме. Джинки молчит, взвешивая слова. - Знаешь, я думал о том, что ты сказал мне тогда. Пожалуй, отчасти ты прав. Наверное, я боюсь серьезных отношений, потому что боюсь привязаться к человеку, довериться ему. Раз обжегшись, я больше не хочу испытывать подобное. Мне это не нужно, Минхо, я просто хочу жить дальше так, как живу. - Тогда почему ты так нервничаешь, если сам не хочешь серьезных отношений и не собираешься их с ним строить? Что если вам просто дать волю страсти? Не серьезные отношения, нет, я сейчас говорю о сексе, например, или о поцелуях и романтике. Это ведь между вами возможно?       Старший кусает губу, слушая Минхо, и Минхо задается вопросом, вспоминает ли Джинки в этот момент их с Джонгхёном поцелуй? Наверное, вспоминает. Не может не вспоминать. - Думаю, это глупая идея, - отвечает Джинки и качает головой. - Почему? Ты свободен, он, как я понимаю, тоже. Так что не даёт вам просто отпустить себя и удовлетворить свои желания? Без обязательств и обещаний. Ты не успеешь привыкнуть к нему, не успеешь ему открыться, ведь так? Ты же уже делал такое и не раз: знакомился с женщинами в клубе или баре, вы общались и приходили к тому, что обоюдно хотите друг друга, а потом, после секса, просто расставались. Почему ты не можешь с ним также?       Джинки смущается и опять отводит глаза. - Я старше на двадцать лет, Минхо… - Эти двадцать лет, хён, что они для тебя значат? Почему ты всё время возвращаешься к разнице в возрасте? Почему делаешь из этого главную причину, особенно, если дело касается исключительно секса? – Спрашивает Минхо, заглядывая старшему в глаза.       Джинки опять закусывает губу в раздумьях, и Минхо понимает, что тот пытается решить, стоит ли ему сказать правду. - Я боюсь, что не смогу… - Джинки замолкает, собираясь с силами, но Минхо его не торопит, понимая, что даже самому себе в таком признаться – сложно, а уж делать это вслух и другому человеку – подавно. – Боюсь, что не смогу оправдать его ожиданий…       Когда он говорит это, его щёки вспыхивают алым, а голос становится слабым. Минхо удивлённо смотрит на него, не понимая, о чём он конкретно. - Что ты имеешь ввиду? Его ожидания… Ты имеешь ввиду секс?       Джинки сжимается, стыдливо прикрывая лицо рукой, чтобы скрыться от пронзительного взгляда. - Да, - выдавливает он. - Я не совсем понимаю, что… - начинает сконфужено Минхо.       Он не особенно хорошо разбирается в сексе между мужчинами. Ему вообще трудно представить, что и как там происходит, похоже ли это на гетеро-секс или там всё идёт по другим сценариям. - У меня же никогда не было с мужчиной, и я не знаю, как вести себя с ним в постели. Господи, я ничего не знаю, а ведь это мне сорок, а не ему, и это я, вроде как, должен быть опытным и… - Джинки замолкает, а потом тушуется и говорит. – Прости, тебе, наверное, неприятно слушать об этом. - Не извиняйся. Я пусть и ничего не понимаю в такого рода отношениях, но судя по тому письму, он не ждёт от тебя активных действий. Похоже, он наоборот хочет взять всё в свои руки, что бы это не значило. И знаешь, я хотел спросить тебя. Тебя не смущает то, какую роль в постели он тебе предлагает?       В этот раз Джинки краснеет настолько ярко, что румянец захватывает его уши и начинает спускаться к шее. Минхо знает, что это слишком интимный вопрос, но он переживает за него, понимая, что такой опыт, тем более для неподготовленного человека, может быть не только неприятным, но и болезненным. Джинки скрывает взгляд за пальцами и шепчет: - Ты правда хочешь это знать, Минхо? - Я волнуюсь за тебя, хён, - серьезно говорит он, и Джинки, похоже, чувствует, что он не шутит. Старший кидает на него быстрый, смущённый взгляд, а потом признаётся: - Кажется, что я… я сам этого хочу, - и стыдливо замолкает, пока Минхо переваривает эту информацию. - Я надеюсь, что ты до конца осознаёшь, что это может быть болезненно, - настороженно говорит Минхо. - Боже, - Джинки задыхается, вырывая руку из руки Минхо и прикрывает красное лицо уже обеими руками. - Это не шутки, - настаивает Минхо. - Ну я не настолько наивен. В том плане, что я полностью всё осознаю. - Если ты действительно в курсе всего, тогда я не думаю, что тебе нужно волноваться об опыте. По крайней мере, для Джонгхёна, кажется, это не будет иметь никакого значения. - А вдруг будет? Вдруг я сделаю что-то не то, - Джинки обеспокоенно дергается, когда Минхо сжимает пальцами его коленку, чтобы успокоить. - Тебе надо волноваться скорее о том, что это он может сделать что-то не то. Насколько опытен он, вот в чём вопрос.       Джинки наконец-то открывает лицо и вздыхает. - Похоже, он опытен… - Он тебе это сам сказал? - Не то, чтобы напрямую, но из его сообщений я сделал кое-какие выводы. - Тогда тем более. Если ты у него будешь не первый, то… - Но он будет у меня первым, Минхо! – Взволнованно восклицает Джинки и опять смущается, но теперь уже из-за собственных слов. – Боже, что я говорю? - Послушай, у тебя женщин было раз в пять больше, чем у меня. Это что-то да значит. - Это другое… С ним всё совсем иначе. С ним я чувствую себя мальчишкой. У меня сердце начинает биться в разы чаще, у меня ладони потеют, а голова кружится, и я еле соображаю, когда он рядом. - Именно поэтому, хён, ты должен попробовать. Тебе даже твоё тело говорит, что… - Это меня и смущает больше всего. Смущает то, насколько сумасшедшим я себя чувствую рядом с ним. Будто он какой-то наркотик. Я никогда не был настолько безумным. - Даже с учетом твоих страхов и опасений, тебе нравятся эти чувства? - Да, - признаётся Джинки. - Ну тогда просто попробуй. - Мы же оба знаем, чем это закончится, - старший печально улыбается, и Минхо поражается, что, будучи настолько очарованным этим мальчишкой, он всё равно продолжает мыслить здраво и последовательно. - Пожалуй, да. Но разве тебе не подходит то, что это скоро закончится? Ты же сам не хочешь ничего серьезного. - Это так, но я всё равно боюсь… Боюсь даже увидеть его завтра, потому что не понимаю, как отреагирую на его близость. - Как ты думаешь, случится что-то ужасное, если ты не сдержишься и, например, поцелуешь его?       Джинки долго раздумывает, в итоге приходя к тому выводу, который и ждёт от него Минхо. - Похоже, что я и правда слишком сильно переживаю. Я итак уже фактически признал свои желания, когда сорвался во время звонка… - Вот видишь, хён, ты и сам понимаешь, что ничего страшного не произойдёт, если ты хоть немного отпустишь себя. - Да, наверное, ты прав…       Минхо замечает, как напряжённые плечи старшего пусть и совсем чуть-чуть, но расслабляются. Неужели, он действительно смог хотя бы немного вернуть старшему уверенность в себе? - Я только хочу, чтобы ты был счастлив, хён, потому что люблю тебя, - Минхо тянется к Джинки и приобнимает его, а старший послушно упирается лбом в подбородок Минхо. - Спасибо, Минхо. Мне стало немного легче, правда.       Минхо и сам чувствует себя лучше после разговора с ним. Он еще переживает, потому что уверен, что скорее всего Джинки опять откатится назад к отрицанию, потому что, похоже, для него это единственная и последняя защита от сильных чувств и признания самому себе, что он хочет чего-то большего, чем прост секс с Джонгхёном.       И он оказывается прав. Джинки звонит в понедельник вечером, и Минхо сразу понимает, что что-то произошло, потому что голос старшего звучит испугано. - Минхо, привет! - Привет, хён. Что-то случилось? – Минхо выходит на лоджию, чтобы жена и дочь не услышали их разговор. - Да… Минхо, я не могу… - Что не можешь, хён? Не пугай меня, - Минхо напряжённо вслушивается в частое дыхание Джинки. Оно кажется ему слишком судорожным и прерывистым. Вот уж точно, чего никогда не было, так это истерик. - Не могу быть рядом с ним… - Что произошло? Расскажи мне всё, хён, - умоляет Минхо. – Давай я приеду к тебе. - Нет, нет, не нужно. Я просто не знаю, что мне делать. Мне нельзя быть рядом с ним один на один. Я не соображаю, что творю. Минхо, он… Он поцеловал меня, опять, и я… Я ответил ему. Боже, я просто хотел поговорить с ним, сказать ему, что мы не можем быть вместе. И сначала всё шло нормально. Он попросил у меня прощения за измену, хотя и не изменял мне, а потом я не знаю почему, но я сказал ему то, что в итоге привело нас к… - Что ты сказал ему? - Я как мальчишка приревновал его к Чимину и наговорил ему такое, за что сейчас мне невероятно стыдно. Я подумал, что он разозлится на меня, но в итоге он оказался так близко, слишком близко... Я с ума сошёл от его близости, а потом он поцеловал меня. А самое ужасное, Минхо, это то, что я настолько забылся, что даже не подумал о том, что мы вообще-то в общественном месте - в не закрытом на ключ лекционном зале, и любой мог увидеть то, как мы целуемся. Вот это и было хуже всего – осознать, что я окончательно потерял контроль над собой. Меня это напугало, Минхо, и я понял, что это ненормально - так реагировать на кого-то. Я же уже давно не подросток, и у меня вроде как есть голова на плечах, по крайней мере была до встречи с ним… - Хён. – Минхо собирается с мыслями, осознавая, что не знает, как его успокоить.       Джинки боится своих чувств, и, похоже, будет делать это и дальше – безуспешно пытаться сдержать себя. Он просто не может перешагнуть эту черту и позволить себе подчиниться желаниям. Остаётся лишь поддерживать его в решениях. – И что ты теперь хочешь сделать? - Хочу встретиться с ним и поговорить, объяснить, что ничего не выйдет, что я не могу и не хочу ничего между нами. Мне нужно отчислить его с курса, нужно! – Джинки всхлипывает, и Минхо вздыхает, ощущая, что всё идёт не так, как должно. - Хорошо, хён, сделай так, как считаешь нужным. - Прости, - умоляет Джинки, наверное, думая, что Минхо уже устал от его проблем. – Прости, что отвлекаю тебя на всякую ерунду, прости, что требую к себе так много внимания. - Хён, - останавливает его Минхо. – Это не так, ты вовсе не отвлекаешь меня. Я всегда буду на твоей стороне, хён, просто я не знаю, что могу сделать для тебя сейчас. Просто быть рядом - это будет достаточно? - Да, этого всегда достаточно, Минхо. Я возьму себя в руки, клянусь, и мы снова будем жить так, как прежде. - Хорошо, хён, я тебе верю. Сделать так, как считаешь правильным. Главное, чтобы ты был счастлив. - Я буду, Минхо, честное слово. Спасибо тебе большое! - Люблю тебя, хён! - Люблю тебя, Минхо!       Джинки кладёт трубку, а Минхо еще долго стоит на лоджии, смотря на красивый пейзаж за окном. Он чувствует себя таким бессильным. Даже тогда, когда он увидел Джинки, оплакивающего свою жену, он не чувствовал себя настолько потерянным и не знающим, что делать. Тогда он просто был рядом, сам не понимая, почему хочет этого.       Она была ярким всполохом в его серых буднях. Они встретились в кофейне рядом с его домом. Было утро воскресного дня, и Минхо зашёл за капучино. Она сидела за столиком: длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам, панамка с вишенкой, летний сарафан, слишком свободный для ее стройной, даже худощавой фигурки, а еще сверкающий смешинками взгляд и яркая улыбка.       Он встал в очередь, а она не стесняясь разглядывала его с неприкрытым любопытством. Конечно, Минхо не мог заметить, как она снимает с безымянного пальца обручальное кольцо и прячет его в сумочке. Когда он забрал свой капучино и пошёл к выходу, она махнула ему рукой, привлекая внимания, и он сам не понял, как оказался около ее столика, а потом и в одной с ней постели. Их секс был внезапно пылким и нетерпеливым. Он прижимал ее к двери, жадно скользя пальцами по голым бедрам вверх прямо к трусикам, а она была совсем не против, судя по ее откровенным стонам. Когда он полностью раздел её и поднял на руки, заставляя обхватить ногами его бедра, она ахнула от неожиданности, впилась тонкими пальчиками ему в плечи и прошептала: - Ты такой сильный, Минхо!       Минхо самодовольно хмыкнул и кинул ее на постель, а она соблазнительно выгнулась и попросила взять ее, что Минхо и сделал, не медля ни секунды.       Они встречались еще несколько раз, пили кофе в кофейне и разговаривали о чём-то отвлеченном, но оба знали, к чему это приведет. После невинных бесед они вновь оказывались в его маленькой квартирке на третьем этаже. Они делали это везде: на диване, на кровати, на рабочем столе, в душе и даже на полу. Он знал только ее имя и фамилию, а еще то, что она в Пусане (тогда он еще жил там) из-за конференции по математике.       Минхо влюбился, наверное, лишь потому что она была такой смелой и вызывающей, и в то время это казалось ему чем-то невероятно сексуальным. Их последний раз был самым запоминающимся и откровенным. Она разрешила делать с ней всё, что ему хотелось, даже то, что ни одна женщина ему до этого не позволяла, а сама восхищённо водила по его подкачанным рукам и телу пальцами и шептала, какой он сильный и горячий, а ещё просила сделать это чуть жёстче и быстрее, чуть более властно, чем обычно. Он сжимал длинные волосы в пальцах и выгибал её стройное тело дугой, беря ее глубоко и ритмично.       Перед отлётом она написала ему на почту: «Спасибо тебе за то, что напомнил мне, какой чувственной и страстной я могу быть».       А потом, через пару дней, ему написал Джинки. Минхо тогда еще не знал, что она была замужем, и что муж ждал ее в Сеуле. Джинки с прискорбием сообщил Минхо, что она попала в авиакатастрофу, и похороны состоятся завтра, но приехать и проститься с ней можно будет в любое удобное ему время. К письму прилагалась карта с обозначением места, где будет стоять урна. Минхо сначала не поверил и набрал ее номер, но он оказался недоступным, а потом спросил, кем написавший ей приходится, и Джинки ответил, что является ее мужем, и что отправляет письма всем, кто есть в ее адресной книге.       Сказать, что Минхо был шокирован – ничего не сказать. Получается она изменила мужу с ним прямо перед своей смертью. Он очень долго думал, стоит ли написать Джинки о том, что было между ними, но в итоге просто решил съездить в Сеул и определиться на месте. Он прилетел в столицу, добрался до места захоронения и впервые увидел там его. Он сидел на низенькой скамейке и, ссутулив плечи, смотрел на каменный пол. Урна была маленькой, такой же, какой была она, но Минхо было слишком больно поверить, что эта урна и то, что в ней находилось, это всё – что осталось от нее. Он ни разу по ней не плакал, пока не увидел эту урну. Слёзы сами потекли, прочерчивая дорожки от глаз к скулам, и Джинки, услышавший болезненный всхлип, поднял на Минхо потухший, печальный взгляд.       Они долго сидели на скамейке и молчали. Джинки ничего не спрашивал, а Минхо не знал, что ему сказать, поэтому они оба просто её оплакивали, стараясь справиться с горем. А потом Джинки позвал его в забегаловку около своего дома (их квартира была такой же небольшой, как квартира Минхо), они выпили, и между ними состоялся первый в их жизни полноценный разговор. - Простите, что сообщил вам об этом на почту. Её телефон так и не нашли, но она не выходила с аккаунта на компьютере дома, и поэтому я смог выслать письма всем, с кем она когда-то общалась, - Джинки говорил невнятно, потому что, как только они попали в кафе, сразу налил себе коктейль из пива и соджу, который быстрое его опьянил.       Минхо осторожно наблюдал за ним, пытаясь сопоставить факт того, что та страстная и горячая женщина, что побывала обнажённой почти на всех поверхностях его квартиры, была женой этого мужчины, что сидел перед ним. Не то, чтобы они не подходили друг другу, просто Джинки выглядел таким мягким и нежным, таким правильным, и Минхо никак не мог представить их вместе. - Не извиняйтесь. Я благодарен, что вы в принципе нашли силы это сделать, - сказал Минхо, подливая Джинки в бокал пива. - Спасибо, что приехали проститься с ней, - Джинки выглядел таким уязвимым и невыносимо одиноким, что Минхо стало дурно и стыдно за то, что он творил с его сейчас уже мертвой женой. - Конечно. Быть может, я чем-то могу вам помочь? – спросил он, хотя прекрасно зная, что ничем помочь не в силах. - Боюсь, что тут ничем нельзя помочь, её уже нет, - Джинки опять сделал большой глоток, и по его щеки потекла слеза, уже которая по счёту, и упала на помятую рубашку.       Одет он был не очень опрятно, будто достал из шкафа первые попавшиеся вещи, не вполне подходящие друг к другу ни по фасону, ни по цвету. Они еще какое-то время обсуждали авиакатастрофу, пока Джинки методично напивался, а Минхо всё больше и больше пропитывался к нему каким-то непонятным чувством нежности. - Расскажите, как вы с ней познакомились, - попросил Джинки, а Минхо испуганно замер, не зная, что делать.       Сказать ему сейчас – значит быть жестоким, не сказать ему – то же самое, ведь он может прочитать ее письмо, отправленное Минхо перед самым полётом. И он выбрал молчать, по крайней мере, пока. Он кратко рассказал, как познакомился с ней в кофейне. История звучала неправдоподобно, ведь любому мимо проходящему мужчине замужние женщины не дают адрес своей электронной почты. Минхо это и сам чувствовал, но он так и не смог придумать никакой подходящей лжи.       Они еще какое-то время просидели в кафе, пока оно не закрылось. Минхо признался Джинки, что не успел забронировать место в отеле, потому что хотел лишь посетить захоронение и вернуться вечерним рейсом в Пусан. Джинки милосердно позвал его к себе домой, а Минхо согласился, оправдывая собственное решение желанием составить этому печальному и потерявшему всё мужчине компанию. Они добрались до его дома на такси, и Минхо вызвался купить в круглосуточном магазине пиво и соджу, а когда вернулся, то нашёл Джинки плачущим и держащим в руках их общую с ней фотографию.       Минхо понятия не имел, как сделать так, чтобы он успокоился, поэтому он просто сел рядом, подставляя Джинки своё крепкое плечо, которое тот долгое время игнорировал, а потом всё-таки уткнулся в него мокрым носом и по-детски всхлипнул. Он пьяно и много говорил о них двоих, как они познакомились в университете, как влюбились, как вместе занимались математикой, как поженились, какими счастливыми были, как сильно он ее любил, а Минхо всё это слушал и молчал, лишь изредка похлопывая Джинки по плечу. Когда Джинки совсем опьянел, Минхо заставил его лечь на кровать, стараясь не думать, что именно на ней всего какое-то время назад они, наверное, занимались любовью.       Он остался еще на день, просто чтобы поухаживать за, кажется, совсем расклеившимся Джинки, чувствуя, что тем самым, словно искупает вину перед ним, а потом он улетел, но они продолжили общаться, переписываясь, а иногда и созваниваясь.       Как-то раз, в конце зимы, через полгода после их первой встречи, Джинки прилетел в Пусан на очередную конференцию, и они встретились вечером в той кофейне, в которой Минхо впервые её увидел. Именно тогда он признался Джинки во всём, что между ней и им было. Разговор получился болезненным для обоих: Джинки плакал, Минхо извинялся, но каким-то образом всё закончилось не дракой и пожеланием всего плохого, как думал Минхо, а тихим печальным признанием Джинки: - Я сам в этом виноват. Мы были вместе уже семь лет, и, наверное, страсть между нами немного остыла. Я был слишком занят на кафедре, а она в последние полгода отдалилась, хотя я думал, что это нормально для отношений, которым так много лет. Люди иногда становятся ближе, а иногда отдаляются, но я никогда не думал, что это станет причиной измены. - Думаю, это была ошибка. Все мы иногда ошибаемся, не вини себя. Кто здесь виноват, так это я. - Ты сказал, что был не в курсе, что она замужем, - запротестовал Джинки, а Минхо покачал головой. - Да, был не в курсе, но в любом случае, это со мной она тебе изменила. - Ты не можешь быть ответственным за ее поступки.       Чем больше они говорили, тем больше Минхо с удивлением обнаруживал, что Джинки не только не собирается посылать его куда подальше, он, похоже, даже был благодарен, что Минхо признался ему. И с того дня они стали еще ближе, словно бы между ними рухнул невидимый занавес недосказанности. Конечно, Минхо очень долго чувствовал себя перед виноватым, но Джинки ни разу за всё время их странно и внезапно вспыхнувшей дружбы не упрекнул его в том, что он сделал. А еще он помог Минхо устроиться в очень хорошую юридическую фирму в Сеуле, что и стало толчком в развитии его карьеры и жизни в целом.       Именно из-за этого всего Минхо сейчас чувствует, что просто обязан что-то сделать ради него, показать, как он ему благодарен, и он решается на разговор с Джонгхёном.