Жить дальше

      Пепелище на месте сожжённой деревни за прошедшие годы так толком и не заросло. Остатки стен заплёл вьюн, бывшие дворы утонули в колючем кустарнике, но лес ещё не вернул себе эту землю. Цзян Чэн против воли ускорил шаг, проходя по узкой, едва видимой тропке, в которую превратилась бывшая деревенская улица. Угораздило же Цзинь Лина забраться в поисках приключений именно сюда. Впрочем, где ещё искать подвигов десятилетнему мальчишке, если не в глуши, вдали от взглядов старших. Он сам разрешил племяннику обучаться у Юн Мэйфэн, некого винить, что А-Лин оказался хорошим учеником и смог обвести вокруг пальца собственную охрану. Из страха разрешил: ни сам Цзян Чэн, ни Вэй Ин не умели скрываться от людей, растворяться в толпе и исчезать из виду без следа. Цена их неумения оказалась слишком высокой. Конечно, Цзинь Лину не придётся бежать из родного дома в ночь, оставляя за спиной тела и огонь.       Никогда.       Но ему лучше знать, как уцелеть, если на тебя объявили охоту.       Цзян Чэн привычно нахмурился, не забывая посматривать по сторонам. Оглянулся: Юн Мэйфэн держалась за его левым плечом. Всё верно: на правой руке он носил Цзыдянь и привык пускать его в ход чаще, чем меч. Хм, получается, прикрывает, как при входе в только что освобождённый надзирательный пункт? Грамотно, но вряд ли понадобится. Если Цзян Чэн в чём и убедился за войну, так это в том, что ни одна нечисть не может быть опаснее и злее человека.       Уцелевший дом стоял на отшибе, дальше от пепелища и ближе к лесу, и пламя его пощадило. Крыша даже издали выглядела ветхой, разросшиеся кусты подступили вплотную к стенам. Цзян Чэн пригляделся: прошло больше десяти лет, неужели с тех пор по весне стены ни разу не подмыло, столбы и балки не источили жучки, а жарким юньмэнским летом иссушённое дерево не вспыхнуло, как огненный талисман?       За переплетением тёмных ветвей мелькнул золотистый ланьлинский шёлк.       — А-Лин, а ну выбирайся оттуда, — возвысил голос Цзян Чэн. — Кому сказал!       Золотистое пятно рванулось в сторону и пропало.       Цзян Чэн выругался и ударил Цзыдянем наотмашь, в кустах появилась широкая просека. Оказалось, колючие ветки так плотно оплели дом, что к приоткрытым дверям пробился бы разве что ребёнок. Левая створка рухнула внутрь, поднимая тучу пыли. Цзян Чэн шагнул внутрь, зная, что Юн Мэйфэн следует за ним. Крестьянские дома невелики, Цзинь Лин не сможет там прятаться долго. В конце концов, куда раньше ему станет стыдно.       За дверями предсказуемо царили пыль и гниль. И лёгкий холодок иньской энергии, присущий покинутому жилью. Тихо зашуршала бумага: Юн Мэйфэн зажгла огненный талисман.       — А-Лин! Где тебя носит?! — бросил Цзян Чэн в тёмную пустоту.       — Молодой господин! — Юн Мэйфэн меж тем двинулась в сторону узкого коридора, поглядывая под ноги: грязный пол вполне мог прогнить. Цзян Чэн жестом велел ей остановиться и пошёл впереди. Цзыдяню для замаха понадобится место… Впрочем, с чего бы? Это всего лишь полуразвалившийся дом. Не гнездо речных гулей, не беспокойное кладбище с плохим фэн-шуем. И не брошенный надзирательный пункт, где отступающие Вэни могли оставить пару ловушек.       — Цзинь Лин! — вновь крикнул Цзян Чэн. В ответ впереди что-то зашуршало, и пыльным пушистым комком им под ноги вылетела Фея. Страх прошил затылок ледяной иглой: с того дня, как Цзинь Гуанъяо подарил А-Лину щенка, эти двое были неразлучны. Если Фея покинула маленького хозяина и бросилась искать помощь, значит, случилось что-то серьёзное.       Что-то случилось.       — Где ты потеряла А-Лина? — склонился к собаке Цзян Чэн, стряхивая клочья пыли с её серебристо-серой шерсти. — Покажи нам, девочка, давай!       Фея коротко заскулила, вцепилась зубами в полу его одежд и потянула в сторону, к плотно прикрытой двери в одну из комнат. Огненный талисман осветил обрывки занавесей, толстый слой пыли, ветхие полки.       — Дядя! — позвали из темноты: к дальней стене прижался Цзинь Лин. На его рассечённой щеке засохла струйка крови.       — Молодой господин! — Юн Мэйфэн рванулась вперёд, и Цзян Чэн не стал бы удерживать телохранительницу, но его взгляд упал на вертящуюся рядом Фею. Собака-оборотень не спешила броситься к мальчику и облизать его с головы до ног, она ощетинилась и оскалилась почти по-волчьи.       И Цзян Чэн свободной левой рукой поймал свою спутницу за рукав. Цзыдянь соскользнул с его пальца, оборачиваясь кнутом.       — Дядя! — со слезами в голосе воскликнул Цзинь Лин, а через миг в прыжке взвился в воздух. Детское лицо от уха до уха прорезала пасть, полная острых зубов. Цзыдянь встретил тварь в полёте, сломал, смял, обратил пеплом. Фея тут же бросилась в угол, зарылась носом в слежавшиеся тряпки. Цзян Чэн и Юн Мэйфэн подоспели следом, в четыре руки разрывая ветхую ткань. Цзинь Лин был бледен, точно призрак, но жив: Цзян Чэн первым делом сжал его запястье, проверяя течение ци.       — Уйдём отсюда, глава Цзян, — тихо сказала Юн Мэйфэн. — Позвольте мне взять молодого господина.       Цзян Чэн хмуро кивнул, передавая ей Цзинь Лина. Целительством лучше заниматься при ярком свете. И не отбиваясь от мелкой нечисти.       Едва оказавшись в коридоре, он понял: что-то не так. Исчезло светлое пятно проёма с выломанной дверью, пропали золотистые солнечные полоски на полу у окон. Тьму разгонял только зажжённый Юн Мэйфэн огненный талисман да грозовой отблеск Цзыдяня. Разум затопило гневом. Иллюзиями в основном развлекались низшие твари, опасные только для обычных людей, очень слабых заклинателей или детей вроде Цзинь Лина. Возиться с болотными обманками Цзян Чэна сейчас совершенно не тянуло. Некогда.       На место, где была дверь, обрушился удар Цзыдяня. Вложенной силы хватило бы не только разнести ветхое дерево в труху, но и пропахать в земле у дома длинную борозду. Однако фиолетовая молния кнута только содрала со стены горсть мелких щепок.       Они обошли немногочисленные комнаты и кухню, но нашли разве что насквозь прогнившую мебель и отсыревшие доски. Там, где в юньмэнских домах обычно бывает выход во внутренний двор, не осталось и намёка на него. Цзян Чэн попробовал на прочность ещё несколько стен и решил поберечь силы.       Юн Мэйфэн меж тем выбрала угол почище и посуше, постелила на пол свой плащ и занялась Цзинь Лином. Из её цянькуня появилась немаленькая шкатулка с вэньским гербом на крышке. Ненавистное солнце, вырезанное на полированном дереве, рассекала глубокая трещина.       — Трофей, — тихо пояснила заклинательница, заметив взгляд Цзян Чэна. — Подобрала в надзирательном пункте.       В шкатулке оказались целительские талисманы, свёртки с травами и прочие лекарские принадлежности. Наблюдая за уверенными движениями своей спутницы, Цзян Чэн ощутил, как отступает страх за племянника.       — Что это за существо? — спросила Юн Мэйфэн, делясь с бессознательным Цзинь Лином ци. — Я знаю о тех, кто крадёт лица, но они убивают своих жертв.       — Наша, юньмэнская погань, — коротко бросил Цзян Чэн, до рези в глазах вглядываясь в темноту. Не хотелось дождаться оттуда чего похуже. — Обманки, пустышки — ну, так их простонародье зовёт. Живут в чаще, в оставленных домах, как этот. Могут к стоянке путников прибиться, подойти к костру, выцепить кого-то сонного, прикинуться товарищем или другом и позвать с собой. Заморочить сразу много людей им сил не хватает, а в драке они с человеком не справятся. Поэтому приводят к оврагу, к болоту, сталкивают…       — И жрут? — понимающе уточнила Юн Мэйфэн.       — И жрут, — с кривой ухмылкой подтвердил Цзян Чэн. — Этого мы в угол загнали, вот и набросился.       — Недостойная благодарит главу Цзян. Я слишком боялась за молодого господина и была неосторожна.       — Я тоже. Но Фею провести сложнее.       Сидящая подле Цзинь Лина собака вскинула уши, услышав своё имя.       Цзинь Лин вдруг закашлялся и резко сел. Юн Мэйфэн мягко придержала его за плечи.       — Как вы себя чувствуете, молодой господин?       — А-Лей! Где А-Лей? Он показывал мне дорогу!       — С Цзыдянем познакомился, — ядовито сообщил Цзян Чэн. — Я тебя разве не учил, как узнать обманку? Что, встретил тебя на окраине и предложил дорогу показать? Верно?       — Да, — пристыженно кивнул Цзинь Лин, принимая из рук Юн Мэйфэн флягу с водой. — Я спрашивал в деревне рядом, есть ли в округе что странное, но никто говорить не хотел. А-Лей меня у колодца нашёл. Он вроде из бедной семьи, сказал, проведёт к дому и всё расскажет. Говорил, они сюда с мальчишками как-то лазили, но испугались и убежали. Я ему заплатить собирался!       Цзян Чэн уже открыл рот, готовясь выдать очередную колкость, но оборвал себя. Отчитать Цзинь Лина он ещё успеет, а вот отвлекаться от наблюдения за коридором не стоило.       Меж тем племянник завозился на плаще.       — Мы можем уйти? Мне уже лучше, честно.       Юн Мэйфэн покачала головой.       — Боюсь, что нет, молодой господин. Дом запер нас, и мы пока не знаем, как выбраться.       — Дом запер?! — чуть не вскочил мальчишка; Фея успокаивающе ткнулась носом ему в ладонь. — Как?       — Неодушевлённые предметы иногда оборачиваются чудовищами, — заметил Цзян Чэн. — Если такое случается с деревьями или статуями, может и с домом.       Он умолчал, что дом не напитался бы тёмной энергией сам, ему явно помогли. Возможно, здесь специально убивали людей. Но кто и зачем? Судя по ветхости жилища, хозяева умерли или покинули его ещё когда Юньмэн был захвачен Вэнями или чуть позже, пока Цзян Чэн воевал. У сгоревшей деревни могло твориться что угодно. Итак, больше десяти лет дом напитывался силой. На его землях, гуй побери. И он не узнал бы об этом, не сорвись А-Лин на поиски приключений.       Когда племянник задремал, Цзян Чэн и Юн Мэйфэн пересчитали имеющиеся талисманы и припасы. Военная привычка брать с собой чуть больше необходимого сейчас оказалась на руку. Они оба были достаточно сильны, чтобы продержаться совсем без воды и еды, но Цзинь Лину пока далеко до взрослого заклинателя.       — Всё это очень странно, глава Цзян, — пробормотала Юн Мэйфэн, проверяя ногтем лезвие ножа. Больше по привычке, чем по необходимости. — Я правильно понимаю, что деревню сожгли Вэни?       Цзян Чэн молча кивнул.       — Они убили всех? — В её голосе звучало удивление. Вырезать непокорные кланы — жестокость, но хотя бы понятная жестокость, а чего ради убивать крестьян, которые так и так будут вынуждены платить новым хозяевам Пристани за защиту?       — Убили четверых и лишили остальных крова. За молчание. — Цзян Чэн отвернулся от света талисмана, чувствуя, как каменеет лицо. — Цзян Яочуан был моим троюродным братом. Старше почти на десять лет, так что друзьями мы не стали. А Ван Хэй родом из здешних мест. В ночь штурма в Пристани их не было, охотились. Деревенские узнали обо всём раньше, тётка Ван Хэя пыталась спрятать и племянника, и Цзян Яочуана. Не смогла, кто-то выдал. Казнили их обоих, тётушку Ван и соседа, который жил рядом и всё видел, но солгал на допросе. Дома сожгли. Местные потом севернее отстроились, не захотели оставаться. Я обо всём узнал, только когда отбил Юньмэн и прилетел поговорить со старостой: он просил на год освободить деревню от налогов. Могилу в овраге мне деревенские показали. Тётушку Ван и того мужчину мы похоронили на кладбище, останки своих людей я забрал в Пристань. Не знаю, что творится в доме, но они не при чём.       — Глава Цзян, я рада, что эти четверо отмщены.       Юн Мэйфэн слушала, напряжённо закусив губу. Сочувствовала? Кого она потеряла из-за Вэней — друга или подругу, родича? Возлюбленного? А ведь до войны её наверняка считали завидной невестой: единственная дочь главы одного из вассальных кланов Ланьлин Цзинь, сильная заклинательница. И красавица. Глаза цвета тёмного мёда или янтаря, идеально очерченные скулы. Кажется, тогда, в дни траура по госпоже Цзинь, он видел её с распущенными по обычаю волосами. Без привычной гладкой причёски это лицо выглядело куда мягче. Пожалуй, семья Юн могла позволить себе выбирать для дочери жениха, в то время как многие ухватились бы за первое же брачное предложение.       Если бы Юн Мэйфэн была влюблена в кого-то из боевых товарищей, свадьбу сыграли бы сразу после войны. А теперь — кто из надменных раззолочённых Цзиней рискнёт жениться на женщине с репутацией палача? «Может, она неслучайно принесла присягу телохранителя, — вдруг подумал Цзян Чэн. — Отказ от брака ради служения куда приятнее, чем одиночество и пренебрежение». И тут же устыдился своих мыслей, глядя, как Юн Мэйфэн краем плаща укрывает спящего Цзинь Лина и осторожно проверяет течение его ци.       «Нет. Совсем не поэтому».       — Никогда не слышала про одержимые дома. Статуи, деревья, даже книги. — Заклинательница по привычке потеребила кожаный шнурок в причёске, и Цзян Чэн невольно загляделся на тёплые искорки цитриновых бусин. Будто Юн Мэйфэн ухитрилась пронести в темноту немного солнца. — Даже самый бедный дом слишком сложно устроен. Слишком разный в тех местах, где спят, где готовят, где хранят еду. Я не знаю, что могло бы связать столь разные части в единый дух.       — Я тоже, — пожал плечами Цзян Чэн. — Но, если бы жизнь и смерть не порождали раз в поколение нечто новое, заклинателей можно было бы учить по книгам и свиткам времён основателей. Мне кажется, снаружи давно стемнело. Я возьму на себя первую стражу, а затем разбужу вас.       Пожалуй, оба могли бы обойтись медитацией, но Цзян Чэн ещё на войне запомнил, что нескольких часов сна она не заменит. Телесные и духовные силы прибывают, а вот туман из головы не выгонишь. Нет, пока есть возможность спать, надо спать. К тому же как заклинатель он куда сильнее Юн Мэйфэн, значит, выдержит дольше. Телохранительница на миг задумалась, затем молча кивнула, к радости Цзян Чэна решив не размениваться на этикет. И легла на плащ спина к спине со спящим Цзинь Лином, закрывая его собой от темноты коридора и пристроив под руку меч.

***

      — Пейте чай, молодая госпожа. Настоящего нету, да юньмэнские травы не хуже того, что благородные господа заваривают. Душистые, ароматные…       Юн Мэйфэн чуть не сделала глоток, даже поднесла к губам грубоватую глиняную чашку. Подняла взгляд, всматриваясь в лицо склонившейся над шитьём старухи: его черты плыли, то становясь чётче, то вновь сливаясь с тёмными одеждами. Горящая на низком столе свеча не озаряла стен. Что это? Комната? Пещера?       «Я сплю, — вспомнила Юн Мэйфэн. — Я сплю в проклятом доме, а Цзян Ваньинь остался на страже».       Ей были хорошо знакомы лёгкие предутренние сновидения, в которых можно творить что угодно, твёрдо зная: мир вокруг нереален. В детстве приходилось прилагать немало усилий, чтобы сон вокруг тебя не рассыпался, зато и оборвать его не составляло труда.       «Открой глаза!» — скомандовала себе заклинательница. Не помогло.       — Да спишь ты, спишь, молодая госпожа, — снисходительно бросила старуха, продолжая копаться в ворохе тряпок. — Хорошо спишь. Может, даже проснёшься.       — Со мной были мужчина и мальчик. Где они? — Юн Мэйфэн только сейчас сообразила, что меча при ней нет. Призвать оружие тоже не выходило. Порядки во сне явно устанавливала не она, а эта женщина, хозяйка дома.       — Мальчишка мне без надобности, не страдал толком, ты в ваших заклинательских путах как в паутине. А на того, с кнутом, можешь в углу посмотреть.       Темнота колыхнулась как занавес, осветилась неживым желтоватым пламенем цвета старой кости. Ни других свечей, ни плошек с маслом Юн Мэйфэн не увидела. Из пустоты выступил каменистый берег озерца — или, скорее маленького пруда, какие иногда устраивают в садах среднего достатка горожане.       Вода в нём казалась непроглядно-чёрной, без блеска и отражений, но, подойдя ближе, Юн Мэйфэн поняла: то, что под водой, скрывают чёрные водоросли…       Нет. Волосы.       Пожалуй, стоящего человека они бы укрыли до пят.       По поверхности пруда пошла рябь, неведомо откуда взявшаяся волна отвела в сторону несколько прядей, и Юн Мэйфэн увидела бледное как снег лицо Цзян Ваньиня. Тень от его опущенных ресниц была густой, синеватой.       — Вот же!..       Женщина торопливо шагнула в воду. Ощутила под ногами скользкое, будто покрытое илом, но вполне твёрдое дно. Нереально длинные волосы путались под руками, но вроде не оплетали её, чтобы утопить. Юн Мэйфэн подхватила главу Цзян за плечи, силясь вытащить — она же таскала на себе раненых товарищей в войну, справится — и едва не выпустила. Юньмэнский пурпурный шёлк, как и лён нижних одежд, расползался под руками, клочьями уходил на дно. Но напугало заклинательницу не это. Истаивала под руками и кожа, а из-под неё проступала зеленовато-чёрная чешуя вроде змеиной. Ниже груди ещё прорастали отдельные чешуйки, а на животе уже различался узор, похожий на тот, что украшал тела водяных змей.       И, кажется, ног под водой не было, только мощный змеиный хвост.       — Хороший демон получится, сильный. Яда у него достаточно, злости тоже, — продолжала бубнить старуха, штопая обноски. — Ошибиться боится, не успеть боится, за мальчишку своего боится. Смерть за его плечом, смерть он сам, страх в его крови. Полежит немного, сны посмотрит, да и встанет.       — Ты сбрендила. — Юн Мэйфэн удалось до половины вытащить Цзян Ваньиня на камни, и теперь она с ужасом и отвращением разглядывала то, во что превратились его руки. Ладони остались узкими и изящными, но длинные пальцы переходили в чёрные когти, больше похожие на костяные лезвия. — Он глава ордена. Над наследниками с детства проводят защитные ритуалы. Из них не получаются ни лютые мертвецы, ни демоны.       Старческий смешок больше походил на кашель.       — Золотое солнце, маленькое, злое, жжётся, не даётся. А как погаснет — и нет защиты, нет заступников.       Юн Мэйфэн нахмурилась. Часть защитных ритуалов действительно замыкалась на золотое ядро. Теряли ли они силу, если заклинательский дар уничтожил Вэнь Чжулю? Никто из жертв Сжигающего Ядра не выжил, чтобы можно было проверить. А после войны нечисти и без того расплодилось немало.       Но ведь ядро Цзян Ваньиня в порядке.       Однако уверенность мёртвой хозяйки дома заклинательнице совсем не понравилась. Старуха точно знала, в кого метила. Будто и правда чуяла брешь в клановой защите.       Думать пришлось быстро. Наброситься на хозяйку не выйдет. Юн Мэйфэн привыкла не полагаться только на меч, однако это был не её сон. Может, ей вообще не дадут воспользоваться духовными силами, а то и запрут в зыбкой нереальности навсегда. Встречаться с адептами тёмного пути раньше не доводилось — а кем ещё могла быть безумная старуха, если не тёмной заклинательницей? Чует страх в чужой крови, плетёт сны, творит демонов.       — Значит, собираешь страхи? — Юн Мэйфэн не смотрела на старуху, только на тонкое, красивое даже по меркам заклинателей лицо Цзян Ваньиня. Против воли коснулась кончиками пальцев идеально очерченных губ. Не почудилось: под верхней прятались кинжально-острые клыки.       Старуха права.       Великолепная была бы тварь.       — Тогда бери и мой.       Заклинательница выхватила нож, полосуя лезвием левую ладонь и запястье, насколько позволил жёсткий кожаный наруч. Кровь тяжёлыми каплями потекла на камни, а Юн Мэйфэн свободной рукой обхватила наполовину преображённое человеческое тело и рухнула в воду, приникнув к омерзительному дну, стараясь не думать, чем оно покрыто.       Наверху бушевало пламя.       Юн Мэйфэн не знала, как создаётся вэньский клановый огонь. Но помнила его очень хорошо.

***

      Фея завозилась под боком, заворчала. Юн Мэйфэн вскочила, уже не заботясь о том, чтобы не разбудить Цзинь Лина. Зажгла новый талисман. Цзян Ваньинь сидел, прислонившись к стене, и то, что с ним творилось, меньше всего походило на сон. Грудь почти не вздымалась от дыхания, рука, за которую схватилась Юн Мэйфэн, была ледяной, словно ток крови в теле прекратился.       — Глава Цзян!       — Дядя? — испуганный Цзинь Лин тёр глаза.       — Молодой господин, флягу, быстрее!       Ни их громкие голоса, ни выплеснутая в лицо вода не вернули Цзян Ваньиню сознание. Отчаявшись, Юн Мэйфэн вкатила главе Цзян оплеуху, и это, как ни странно, подействовало. Глаза цвета грозового неба широко распахнулись, и Юн Мэйфэн сообразила, что оказалась близко, куда ближе, чем позволяли любые приличия.       — Вас усыпили, — выпалила она, не дожидаясь расспросов. — Мы считали, что дом одержим, но на самом деле здесь обитает призрак тёмной заклинательницы. И она пыталась вам навредить.       — Откуда вам известно? — сощурился Цзян Ваньинь, потирая висок. «Наверное, у него сейчас немилосердно болит голова».       — Я видела её во сне. И вас тоже.       — Предположим, — глава Цзян сумел быстро сбросить остатки наведённого сна, и его голос вновь зазвучал жёстко. — Но дух сам по себе не превратил бы дом в ловушку. Значит, где-то внутри спрятано непогребённое тело, и оно усиливает злобу призрака.       — Мы осмотрели весь дом, разве что стены не вскрывали. — По правде сказать, здешние стены выдержали удар Цзыдяня. — Кухонный погреб? Могли просто не заметить крышку.       Цзян Ваньинь кивнул, признавая её правоту.       — Проверим. Цзинь Лин, ты идёшь с нами, но не вздумай лезть вперёд.

***

      В кухне не изменилось ничего: всё те же грубоватые полки для посуды и специй, стол да заросший пылью и паутиной сундук в углу. Цзян Ваньинь без усилий сдвинул его.       — Действительно, погреб.       Из-за распахнутой квадратной крышки пахнуло трупной гнилью и холодом иньской энергии — куда сильнее, чем в остальном доме. Лестницы не было, и прыжок вниз стоил бы обычному человеку вывиха или перелома, если не чего-то похуже. Но не заклинателю.       — Так, — Цзян Ваньинь отправил вниз огненный талисман, — Фея остаётся здесь.       — Почему? — запротестовал Цзинь Лин.       — Потому что дева Юн возьмёт тебя, а мне нужны свободные руки на случай, если внизу нам не обрадуются. Помнишь, что я сказал? Не вздумай соваться вперёд.       — Помню, — послушно кивнул растерявший всю ершистость Цзинь Лин. Отдых и лекарства подкрепили его силы, но нездоровая бледность никуда не делась.       — Значит, от девы Юн ни на шаг.       Цзян Ваньинь легко спрыгнул в погреб. Последовав за ним, Юн Мэйфэн поняла, почему он обнажил Саньду: здесь было слишком тесно, чтобы размахнуться Цзыдянем. А ещё удушливая трупная вонь пропитала всё.       Тело первым заметил Цзинь Лин. Мёртвая хозяйка дома лежала в углу кучкой истлевших тряпок и костей.       — Дядя, там!..       Его слова привели окружающий мир в движение: задрожали ветхие полки, с них посыпались глиняные плошки, черепки и совсем уж непонятная дрянь. Дух чуял их и не собирался подпускать. Юн Мэйфэн задвинула Цзинь Лина за спину и вскинула меч. Прямо перед Цзян Ваньинем рухнул кусок балки. Заклинатель шагнул в сторону, удар едва зацепил плечо. Вскинул руку с усмиряющим нежить талисманом. В подземелье словно ворвался порыв ветра, растрепав всем троим волосы. Запахло грозой, настоящей, весенней, показалось, будто в тесном погребе вот-вот стеной прольётся дождь, смывая тлен и гниль. Первый талисман полыхнул фиолетовым, прирастая к потемневшим костям, за ним последовал другой, третий. Полки перестали ронять на непрошеных гостей хлам.       — Кажется, всё, — сообщил Цзян Ваньинь, подходя к останкам. — А ведь убил её обычный человек. Цзинь Лин, взгляни. Теперь можно.       Гордость не позволила Цзинь Лину показать страх, поэтому он приблизился, с восхищением косясь на дядю. Цзян Ваньинь достал ещё один огненный талисман, и Юн Мэйфэн разглядела прореху и кровавое пятно на рукаве его одежд. Похоже, упавшая балка была с гвоздями.       — Видишь, у неё под рёбрами нож? Так в легендах убивают тёмных заклинателей. Его ни в коем случае нельзя вытаскивать. Считается, что через рану душа выберется из тела, чтобы покарать убийцу. А ещё он запер её здесь и вытащил лестницу. Всё верно, погреб для восставшего мертвеца более надёжная ловушка, чем дом с высокими порогами.       — Как он, должно быть, боялся, — задумчиво произнесла Юн Мэйфэн. Смахнула со стены паутину: померещился знакомый символ. Да, так и есть: несколько искажённый, но вполне рабочий знак, отсекающий иньскую энергию. Вот почему два сильных заклинателя не почувствовали место, где явно проводили запретные ритуалы.       — Очень — придавил ход в погреб сундуком и сбежал, — кивнул Цзян Ваньинь. Достал из рукава мешочек-цянькунь, расписанный защитными символами — вынести и сжечь кости. Юн Мэйфэн подошла помочь. Ближайшая полка сорвалась с одного гвоздя, её содержимое с грохотом посыпалось на пол, обратившись грудой черепков.       Цзян Ваньинь обернулся на шум, и лицо его посерело: среди осколков блеснула связка серебряных монет с клеймом в виде вэньского солнца.       — Так, значит, вот кто их выдал. Старая ты сука…       — Неужели только ради денег? — поражённо спросила Юн Мэйфэн. — Своих, деревенских — пришлым? Потом житья не дадут, если дом ночью не подпалят.       Цзян Ваньинь горько усмехнулся.       — Дева Юн, здесь жил человек, изучавший тёмный путь без малейшего понятия о светлом. По сказкам, легендам, историям о призраках. Долго, кроваво и страшно: настоящие заклинательские знания позволяют отделить деревенские байки от того, что действительно даёт силу. Этот погреб и содержимое полок для знающего человека как открытая книга. На дальней стене не мазок сажи, это растущий месяц, чтобы после обрядов хозяин становился сильнее. Над дверью, наоборот, рисуют или вырезают убывающую луну, чтобы уменьшить духовные силы входящего в дом заклинателя. Не удивлюсь, если на четыре угла двора тут зарыты мёртвые животные, а, может, и людские кости. Нет, это тоже байка. Но так делают. Если бы Вэни повально обыскивали каждый дом в поисках выживших, добрались бы и сюда. Она предпочла спасти себя и погубить ещё четверых. И наверняка поэтому вернулась позже, когда все перебрались на новое место: в дом слишком много вложено. Не знаю, кто пришёл отомстить ей, но рад, что у него получилось.       Юн Мэйфэн потянула из мусора связку монет — серебро с такой судьбой неплохо бы переплавить с соблюдением особых ритуалов. Следом за монетами из осколков выкатился потемневший от времени колокольчик. Шнурок оборван, шёлковая кисточка в грязи и крови. Выше серебристого шарика болталась резная нефритовая бусина. Заклинательница бережно подобрала его и передала главе Цзян.       — Ван Хэй, — тихо произнёс Цзян Ваньинь. — Он любил изящные безделушки. Наверное, второй тоже здесь.       Снял с ближайшей полки глиняный горшочек, вытряхнул его содержимое на пол — травяная пыль и мелкие косточки — отшвырнул, взялся за следующий. Это не было вспышкой ярости. Цзян Ваньинь последовательно и грубо потрошил тайник, не желая оставлять в доме ни осколка памяти о погибшем ордене.       Цзинь Лин застыл в углу, и взгляд у него был испуганный и непривычно взрослый.       — Я помогу, — сказала Юн Мэйфэн, лишь бы расколоть тишину.       Второй колокольчик нашёлся в миске с сухой землёй и каменными осколками.       — Так создают тёмные артефакты?       — Да. Для призыва духов. Но это тоже ложь. Цзинь Лин, — Цзян Ваньинь обернулся к племяннику, — посмотри вокруг и запомни. Адепты тёмного пути могут говорить, что у них не было выбора. Что они не желали зла. Они могут даже не врать. Но они всегда заканчивают так: кровью, гнилью и костями. Иного исхода — нет.

***

      Снаружи и правда давно стемнело: время перевалило за полночь. Всё верно, когда они вошли в дом, солнце едва клонилось к закату. Хозяин постоялого двора не удивился паре усталых заклинателей с ребёнком, а уж заплаченные за беспокойство в поздний час деньги и вовсе сделали его услужливым и предупредительным.       Горячая вода и чистая одежда показались Юн Мэйфэн подарком небес. Она ещё помнила долгие военные переходы, когда о подобных радостях оставалось только мечтать.       Для Цзинь Лина вылазка в заброшенный дом обернулась несколькими царапинами, ссадинами да синяком на затылке: похоже, прикинувшаяся уличным мальчишкой нечисть просто ударила его чем-то тяжёлым.       Страх же выветрился без следа, и Юн Мэйфэн не сомневалась, что вытаскивать подопечного из неприятностей придётся ещё не раз. Когда Цзинь Лину исполнилось пять, Юэ Аньин заметил, что скоро всю их компанию ждёт расплата за приключения, в которые они ввязывались вместе с Цзинь Цзысюанем. Как в воду глядел.       Юн Мэйфэн подождала, пока мальчик заснёт, а Фея свернётся клубком у кровати. Тихо вышла в коридор и постучалась в комнату к Цзян Ваньиню.       Кажется, он даже не собирался спать: на столе лежало начатое письмо. Как и сама Юн Мэйфэн, успел сменить одежду, привести в порядок причёску и выглядел так, что хоть сейчас на совет кланов.       — Дева Юн? С Цзинь Лином всё в порядке?       — Да, конечно, он уснул. Глава Цзян, я прошу разрешения осмотреть вашу рану.       — Рану? — он удивлённо вскинул брови. — Это всего лишь глубокая царапина. Я сам промыл её и перевязал. Почему вы так жаждете ей заняться?       В заброшенном доме было проще. Тогда Юн Мэйфэн показалось, что с Цзян Ваньинем так же легко говорить, как с братом или Юэ Аньином. Или с любым из её боевых товарищей. Но живая гроза вновь укрылась за бронёй холодной надменности.       — Потому что подлинной дичью в этой охоте были вы, глава Цзян. Молодой господин Цзинь слишком мал, моя клановая защита цела, а вот ваша, если верить призраку, нарушена. Думаю, поэтому вы поддались сонным чарам. И я видела тварь, которую собирались из вас сотворить.       — Редкостная мерзость, как я понимаю? — с лёгкой усмешкой поинтересовался Цзян Ваньинь. Похоже, слова о собственной нарушенной защите его не удивили. Пусть так. Её дело — предупредить.       — Моё суждение выйдет пристрастным, глава Цзян. Я люблю змей, — ляпнула Юн Мэйфэн и едва не прикусила язык: — Боюсь, пока вы спали, первые изменения уже могли произойти.       Он помедлил и взялся за усеянный металлическими накладками пояс. «Будто я не видела за войну полуодетых мужчин, — раздражённо подумала Юн Мэйфэн, выставляя на стол вэньскую шкатулку. — Не видела, не перевязывала, не тащила на себе к лекарям». Руки меж тем привычно нашли мешочек с талисманами, вытягивающими тёмную энергию. За её спиной тихо шелестел шёлк одежд. Иглы. Нить, чтобы зашить рану, если понадобится. Полотняная полоса, чтобы забинтовать потом.       Юн Мэйфэн закончила приготовления и обернулась. И поняла причину промедления Цзян Ваньиня: он беспокоился вовсе не о её чести. Его грудь наискось рассекал шрам, длинный, рваный, как росчерк молнии, неплохо заживший, но всё равно неприглядный, зацепивший правое плечо. Спине тоже досталось: ещё две или три отметины внахлёст. Неужели дисциплинарный кнут? Что должен совершить наследник, чтобы с ним так обошлись? Совратить дочь императора? Убить кого-то — самовольно, не в поединке?       Впрочем, это не дело Юн Мэйфэн и не дело её ордена или клана.       Цзян Ваньинь вскинул на неё взгляд, в котором без труда читался вызов, и Юн Мэйфэн спохватилась. В конце концов, кому бы понравилось, что его так рассматривают. Единственным местом в небольшой комнате, где могли бы сесть двое, была кровать. Во всяком случае, Цзян Ваньинь опустился на постель, а Юн Мэйфэн села рядом. Так даже удобнее. Говоря о царапине, он, конечно, преувеличил: плечо ему располосовало глубоко. Однако для заклинателя его силы это не было проблемой. Первый из лекарских талисманов полыхнул алыми искрами и рассыпался без остатка. Второй сгорел наполовину. И только третий засветился золотом и погас.       — Тёмная энергия всё-таки попала в рану, — покачала головой Юн Мэйфэн. — Мы успели вовремя. Теперь только ещё раз промыть и зашить.       От снимающего боль настоя Цзян Ваньинь отказался, и сейчас по его лицу нельзя было сказать, приходится ли ему терпеть неудобство из-за глупой гордости. Сидел неподвижно, прикрыв глаза. Ну ладно, раз не смотрит, можно и на него посмотреть. Всё-таки к собственной яркой красоте глава Цзян относился с почти аскетическим пренебрежением. Светлая от природы кожа покрыта лёгким загаром, волосы убраны в самую простую причёску из возможных; короткая прядь выбилась из узла и, наверное, щекочет шею.       Меж тем последний виток бинта лёг на рану чуть ниже шрама. Хотелось провести по нему пальцами, стереть. Вместо этого Юн Мэйфэн уткнулась в плечо Цзян Ваньиня, осторожно тронув некрасивую отметину губами. В следующий миг её опрокинули на постель. Цзян Ваньинь оказался сверху, прижал к кровати, поймал за запястье правой руки — из такой хватки не вырвешься. Цзыдянь на миг засветился пронзительным фиолетовым светом.       В тишине их напряжённое дыхание вдруг словно зазвучало в такт.       В глубине глаз Цзян Ваньиня таилось удивление и… Испуг?       Почему он то ли шарахается от ласки как от удара, то ли принимает прикосновение за удар?       В комнате пахло грозой, и этот запах туманил разум. Юн Мэйфэн всегда нравился дождь.       Она будто целую вечность тянулась к его лицу, не отводя испытующего взгляда. Пальцы свободной левой руки убрали за ухо одну из выпущенных из причёски прядей, очертили скулу, уголок губ. Ниже. Напряжённая шея. Ключицы. Да он весь из натянутых мышц… Каждое её касание было вопросом, а Цзян Ваньинь не спешил ни возразить, ни ответить. Только зрачки расширились, как у человека под дурманом, да дрогнули ресницы — густые, длинные, почти девичьи. У Цзинь Лина такие же. Наконец он пошевелился, отпуская её, отстранился. Юн Мэйфэн помедлила, но всё же подалась вперёд, обняла. Ладонь скользнула по узкой мускулистой спине. И когда его кожа успела покрыться испариной? Цзян Ваньинь, что ты за непостижимое создание такое? Стихия, запертая неведомым заклинателем в человеческом теле. Объятие вышло неловким. Он полуобнажён, она одета так, будто собралась на стражу к покоям наследника, оба сидят на разворошенной и измятой постели. Юн Мэйфэн не сразу решилась его поцеловать. Первый и последний раз она целовалась на спор, с юношей, адептом своего клана, за несколько месяцев до войны. А когда пал Безночный город, и дочь главы Юн вернулась домой, пряча от матери заживающие ожоги, адепт только виновато улыбнулся: за его плечом стояла молодая жена. Впрочем, он ничего не обещал.       Когда первые капли дождя падают на дорогу, пыль оседает на губах горьковатым привкусом. Поцелуй с Цзян Ваньинем отдавал предгрозовой горечью, и Юн Мэйфэн пила эту горечь как лучшее вино.       Он подхватил её, усаживая к себе на колени. Рванул клановое одеяние с её плеч. Широкий пояс с ножом в ножнах соскользнул на пол. Юн Мэйфэн повела плечами, роняя следом ворох льняной ткани, и жёсткие от мозолей узкие ладони легли ей на грудь. Избавиться от шнурка с бусинами в собственных волосах она уже не успеет, им придётся оторваться друг от друга… Невозможно. А вот заколку Цзян Ваньиня они, чего доброго, сломают. Руку Юн Мэйфэн он перехватил было, но сразу же отпустил, позволив вытащить шпильку. Иссиня-чёрные волосы рассыпались по плечам, недлинные, едва достающие до ключиц, грубо и, кажется, не слишком ровно обрезанные. Точно у приговорённого к смерти или человека в трауре. Цзян Ваньинь взглянул на неё сквозь упавшие на лицо пряди с совершенно мальчишеской дерзостью: вот он я, такой, как есть. И Юн Мэйфэн, прижавшись к нему, жарко выдохнула:       — Не смей останавливаться.

***

      Из комнаты главы Цзян Юн Мэйфэн выскользнула перед рассветом. Прежде чем закрыть дверь, ещё раз обернулась и посмотрела на спящего заклинателя. Упрямая складка меж бровей исчезла, лицо стало мягче. Многие говорили, что Цзинь Лин младшая копия дяди, но почти никто не решался заметить, что, наверное, и дядя в детстве походил на племянника. И, наверное, когда-то у юного наследника Юньмэн Цзян была такая же улыбка.       Юн Мэйфэн вернулась в комнату Цзинь Лина и убедилась, что тот ещё спит. Фея ночью перебралась мальчику в ноги и свернулась большим серебристым клубком. Заклинательница не стала сгонять собаку и спустилась во двор: разгорячённую голову стоило охладить. Итак, этой ночью она швырнула собственную честь и честь своего клана под ноги Цзян Ваньиня. Конечно, глава Цзян умолчит о случившемся, но как теперь смотреть на него и не вспоминать? Таким — разметавшимся на постели, с зацелованными губами — она вряд ли его однажды увидит. Только клановые шелка, грозовой взгляд и церемонное «дева Юн» при встрече. Чудес не бывает. Что-то внутри болезненно сжалось от такой несправедливости. Это был её мужчина, это его тело ночью дарило ей наслаждение. Это его кожу она покрывала отметинами, словно стремясь стереть старые шрамы.       Надменным красавцем Цзян Ваньинем Юн Мэйфэн привыкла любоваться точно идеальной картиной или статуей. Казалось, в мире нет силы, способной смутить его или заставить растеряться. Его хотелось рисовать. Но даже в самом бесстыдном сне ей не пришло бы в голову к нему прикоснуться.       Юн Мэйфэн вспомнила видение в заброшенном доме и полуобнажённого демона. Проклятие, кажется, мёртвая старуха успела покопаться не только в мыслях Цзян Ваньиня и выудила то, в чём заклинательница не позволяла признаться даже себе.       Серебристые росчерки шрамов, тайный траур. Привычка засыпать, пристроив руку под голову. Секреты, не предназначенные для её глаз. У Юн Мэйфэн не было никаких прав на эту ночь.       На него.       Когда Цзян Чэн проснулся, постель рядом с ним уже успела остыть. Посчитать случившееся сном не вышло бы: на плече подживала пара царапин от ногтей, его одежда беспорядочной грудой валялась на полу. Губы… Губы, кажется, до сих пор горели.       Цзян Чэн хотел бы думать, что они с Юн Мэйфэн обезумели. Увы, память была неумолима: оба медлили, прежде чем броситься друг другу в объятия. После поединка на тренировочном поле он цинично рассудил, что, раз ему так кружит голову близость женщины, пора наведаться в бордель. Теперь оставалось только признать, что голову кружит близость именно этой женщины.       И что ночью он обесчестил дочь главы не последнего клана в цзянху.       Значит, для него, Юн Мэйфэн и её семейства оставался последний способ сохранить лицо.       Цзян Чэн не собирался становиться вторым Цзинь Гуаншанем. Никогда.       Утренний туман медленно таял под лучами солнца. Стоило вернуться в дом, но Юн Мэйфэн медлила. Кажется, у неё до сих пор дрожали руки. Нельзя показываться Цзинь Лину в подобном виде. И тем более нельзя допустить, чтобы такой её увидел глава Цзян.       За спиной хлопнула дверь, и Юн Мэйфэн обернулась. Кажется, ей удалось не покраснеть. Цзян Ваньинь шёл к ней через двор. Безупречен, как и всегда. Тугой узел причёски, по одежде не скажешь, что ночью её смяли и отбросили прочь. И, пожалуй, он уже никогда не научится двигаться величаво и с достоинством. Ну и гуй с ней, с величавостью, пусть остаётся адептам Гусу Лань и почтенным старцам. Живой грозе юношеская порывистость подходит куда больше.       Юн Мэйфэн спохватилась, прокляла себя за забывчивость и склонилась в вежливом поклоне. Поклонился и Цзян Ваньинь — куда ниже, чем требовали приличия.       — Дева Юн, этот глава смиренно хочет предложить вам стать его супругой и хозяйкой Пристани Лотоса.       А во взгляде — ни тени смирения, как минувшей ночью, только всё то же тёмное пламя, от которого её сразу бросило в жар. Долгий-долгий миг Юн Мэйфэн вспоминала как дышать. И ещё миг — что кроме них двоих и маленького Цзинь Лина существует целый мир. И присяга.       — Я была бы счастливейшей из женщин, если бы согласилась, — Юн Мэйфэн не лгала из вежливости. Ей хотелось рвануться в сердце бури — бездумно, безрассудно. — Но телохранители не могут вступить в брак без разрешения. Цзинь Цзысюань, которому я дала клятву оберегать Цзинь Лина, мёртв, а больше некому вернуть мне мои слова. К тому же вы знаете, какое скорпионье гнездо Башня. Я не могу оставить сына друга.       Кровь отхлынула от тонкого лица Цзян Ваньиня. Юн Мэйфэн мысленно обозвала себя дурой. Тот, кто держал в объятиях воплощённую грозу, никогда не сможет забыть о ней.       — Цзинь Лин однажды вырастет. А вернуть вам клятву он будет вправе уже через три года.       — Верно, — кивнула Юн Мэйфэн. — Но нам не обязательно ждать. Гусу Лань объявил большую охоту через месяц. Туда съедутся все. Укромных мест будет достаточно.       Цзян Ваньинь медленно кивнул, а она сжала его пальцы, мысленно благословляя широкие рукава клановых одежд. Итак, Юн Мэйфэн только что согласилась стать любовницей главы великого ордена. Более того, сама предложила это, а он не возразил.       Отказаться от него было выше сил.       Может, поступи она так, в следующем перерождении вознеслась бы на небеса, не меньше.       Право же, небеса не стоили таких жертв.