Жить дальше

      В покои главы Юн Мэйфэн пропустили без вопросов: Цзян Чэн ждал её. Однако кабинет был пуст, на столе белели сложенные стопкой бумаги.       — Глава Цзян? — осторожно спросила Юн Мэйфэн. Вдруг он не один, не стоит показывать, что они близки. Тишина была ей ответом. Заклинательница помедлила, но решилась открыть дверь в соседнюю комнату. Похоже, здесь хранились книги и свитки, которые главе лучше держать под рукой — по стенам тянулись бесконечные полки. Она миновала ещё одну дверь и попала в небольшую спальню. Низкое ложе застелено синим покрывалом, на столике осталась чашка с недопитым чаем. Юн Мэйфэн осторожно положила рядом свёрток с бумагами: она собиралась передать Цзян Чэну письма от наставников Цзинь Лина.       За следующей распахнутой дверью начиналась терраса; под луной блеснула вода. Похоже, небольшой пруд предназначался для того, чтобы глава мог охладиться вдали от чужих глаз. Во всяком случае, никто явно не предполагал, что женщина из чужого ордена будет стоять здесь и смотреть, как Цзян Чэн легко скользит в тёмной воде, будто и правда его род пошёл от речных духов.       Юн Мэйфэн могла бы его окликнуть, но предпочла стоять и смотреть. Было красиво. И, наверное, под водой очень удобно подбираться к вэньским захватчикам, стоящим ночью на страже. Были — и нету, гули утащили.       «Война кончилась, — напомнила она себе. — Ты стоишь посреди отстроенной Пристани и подглядываешь за её хозяином».       Цзян Чэн меж тем вынырнул у дальних лотосов, кажется, не заметив её — блики от висящего на террасе фонаря скользнули по мокрой коже. И снова ушёл на глубину — тихо, без единого всплеска. Юн Мэйфэн даже привстала на цыпочки, безуспешно пытаясь разглядеть размытый человеческий силуэт. Юньмэнцы, конечно, искусные пловцы, но не слишком ли долго он под водой?       Юн Мэйфэн сосчитала до десяти.       Тревога нарастала.       Нет уж, к демонам!.. Заклинательница положила меч на доски и сбросила сапоги. Цзян Чэн вынырнул у самого настила в тот момент, когда она уже собиралась прыгнуть в воду.       — А я решила тебя спасать.       Он выглядел ошарашенным.       — Я и не думал пугать. Прости.       — Ты всех гостей принимаешь, плавая в пруду? — Юн Мэйфэн села прямо на настил, и их лица оказались почти на одном уровне. На ресницах Цзян Чэна блестели мелкие капельки, и заклинательница отвела взгляд. Она пришла по делу. — Я принесла письма от учителей Цзинь Лина, оставила в комнате на столе.       — Правильно сделала, — усмехнулся он. — В пруду они отсыреют.       Юн Мэйфэн понадобилось несколько вдохов, чтобы осознать намёк. Цзян Чэн понял её промедление неверно.       — Ты ведь хорошо плаваешь?       — Неплохо. — Безымянная речушка во владениях клана Юн была мелкая и светлая, не чета своим юньмэнским сёстрам. Однако, чтобы научиться держаться на воде, её глубины хватало.       Юн Мэйфэн ощутила, что краснеет, хотя, казалось бы, давно разучилась. Всё же пруд под звёздами — не запертая изнутри комната в гостинице.       — Ночь светлая, — с сомнением протянула она, цепляясь за остатки здравомыслия. — Всё как на ладони.       — На эту сторону выходят окна только моих комнат. Охрана стоит внутри, у дверей. — Серо-синие глаза вдруг показались совсем тёмными, куда там юньмэнским омутам. — Тебя никто не увидит. Только я.       Цзян Чэн совершенно не умел кокетничать. А вот смотреть жадным жарким взглядом, под которым плотный лён одежд казался тонким и едва ли не прозрачным — умел.       — Это ты или искушающий водный дух в твоём обличье?       — Спускайся и узнаешь.       Юн Мэйфэн потянула из причёски заколку, наскоро выпутала шнурок, чтобы не утопить. Попыталась скрутить волосы в узел, может, меньше промокнут, но тут же сообразила, что собирается раздеваться… Совсем.       Её меч всё ещё лежал рядом с Саньду. С Цзыдянем Цзян Чэн не расставался даже когда спал. Юн Мэйфэн взялась за застёжку ремня, стянула верхнее одеяние. Ночная прохлада обняла плечи. Всё это время он и не думал отворачиваться, а за его спиной дрожало-переливалось отражение ночного неба. У Юн Мэйфэн перехватило дыхание, но она смогла шагнуть в тёмную звёздную бездну. То ли упасть, то ли взлететь.

***

      Вода прудов и озёр Пристани летом долго оставалась тёплой даже после захода солнца, но всё же остывала. Цзян Чэн поднялся на настил и протянул руку Юн Мэйфэн. В следующий миг её закутали в плотное льняное полотенце. Вторым Цзян Чэн наскоро обтёрся сам, натянул тонкие нижние штаны, сгрёб одежду и меч в охапку. Юн Мэйфэн потянулась за своей.       — Давай внутрь, замёрзнешь.       Она подчинилась. В комнате Цзян Чэн развесил их одежду на ширме, чтобы не измялась. Юн Мэйфэн нерешительно взглянула на подставку для мечей в углу, и он кивнул: можно. На одной подставке держали оружие собратья по ордену. Или супруги.       — Знаешь, давным-давно здесь, в Пристани, был обычай. В первое новолуние лета глава ордена занимался любовью со своей женой прямо в воде. Конечно, перед этим пруд вычищали — вдруг пара гулей случайно заплывёт? Может, как-нибудь возродим?       Юн Мэйфэн, обманутая его тоном и приготовившаяся услышать очередную местную легенду, чуть не поперхнулась.       — Звучит по-дикарски. Неужели правда?       — Конечно, нет, только что придумал. — С такой же улыбкой Цзинь Лин обычно хвастался удачным выстрелом или тренировочным поединком. — Но ведь красиво.       — Кажется, я уйду от тебя заполночь. — Юн Мэйфэн стянула полотенце узлом на груди. — Раньше не высохнут волосы.       — Может, в этом и состоял мой план, — хмыкнул он. — Задержать тебя подольше. Полгода, А-Мэй. Полгода и несколько встреч урывками. Я скучал.       Юн Мэйфэн, чувствуя, что пьянеет под этим взглядом, прижалась к его груди.       А письма… Письма и правда подождут.

***

      — Что ты рисуешь?       — Тебя. — Юн Мэйфэн устроилась на углу кровати, отыскав в рукаве сброшенного верхнего одеяния рисовальные принадлежности. За столом рисовать проще, но А-Чэн был здесь, расслабленно откинувшийся на постель и счастливый. Перекрученное и мокрое от их пота тонкое покрывало не скрывало почти ничего.       — То есть…       — Да. Такого как сейчас.       — Как будто я дева из борделя, позирующая художнику весенних сборников?       Юн Мэйфэн склонила голову: под её кистью на бумаге проступали красивый разворот плеч, рассёкший грудь шрам, тёмный след излишне страстного поцелуя на шее.       — Я хотела тебя нарисовать с того момента, как впервые увидела.       — Что, прямо так? — Цзян Чэн откровенно дразнил её.       — Я ещё не была настолько бесстыдна. Обещаю, этот рисунок не покинет Пристань. Спрячь его там, где он никому не попадётся на глаза. Могу нарисовать другой: с лотосовым озером вдалеке и благородным главой великого ордена, погружённым в приличествующие мысли.       — Приличествующие или приличные?       — А-Чэн!       — Приличных у меня рядом с тобой нет.       — Хорошо, значит, получится портрет главы великого ордена, скрывающего неприличные мысли… Не смеши меня, а то я разолью тушь!       — Я серьёзен.       Цзян Чэн нашёл в изголовье постели мешочек и извлёк из него что-то небольшое, блеснувшее металлом. На цепочке закачался тонкой работы серебряный кулон: оправой крупному аметисту служила обвившаяся вокруг него змейка, словно забравшаяся на камень погреться.       — Примет ли моя госпожа этот дар?       Вопрос не был праздным: небольшой подарок с камнями кланового цвета считался предложением официального ухаживания. Обычаи ничего не говорили о том, что именно следует дарить, и потому, наверное, Цзян Чэн предусмотрительно заказал у мастера-ювелира кулон, который легко было спрятать под одеждой.       Разумеется, официальное ухаживание не предлагали, только что разделив с девушкой ложе, но А-Чэн и правда не шутил. Вместе с подвеской он давал ей обещание брака и защиты. У Юн Мэйфэн закружилась голова, она отложила рисунок и кисть.       Это уже не попытка сохранить лицо двух кланов, раз уж их отпрыскам не хватило воли удержать себя в руках.       — Принимаю и клянусь не уронить чести великого ордена Юньмэн Цзян и его главы, — слова царапнули вдруг пересохшее горло. Традиции требовали передать невесте подарок в присутствии её родителей, но Цзян Чэн сам застегнул цепочку.       — Я помню, ты любишь змей. Эти живут в Юньмэне у воды, и они быстры, как ртуть. Тебе идёт. В углу за занавесью есть зеркало.       Юн Мэйфэн отдёрнула лёгкую ткань. Её вид назвали бы непристойным даже ивовые девы. Губы алеют от поцелуев так, что никакой краски не надо, на шее — драгоценный кулон, небрежно наброшенная нижняя рубашка вот-вот сползёт. Правда, оплакивать своё падение совершенно не хотелось.       Цзян Чэн подошёл сзади и приобнял её за талию.       — Моя госпожа краше небожительниц. И от тебя теперь пахнет лотосами, мне нравится.       — Да вы порочный человек, глава Цзян. Вам в постели нравятся обнажённые женщины, увешанные драгоценностями.       — Вовсе нет. Всего одна женщина, которую мне нравится видеть одетой только в драгоценности.       Юн Мэйфэн рассмеялась и попыталась хотя бы заплести косу. На маленьком столике у зеркала было почти пусто: гребень, бумажный талисман да незнакомая заколка. Ажурную серебряную пластинку неизвестный мастер выгнул так, словно ей предстояло удерживать по-настоящему тяжёлую гриву. Мелкие гранаты и тёмные аметисты, шпилька, покрытая узором. Если бы Цзян Чэн перестал безжалостно укорачивать волосы, вещица бы ему подошла.       — Это твоя? Почему ты её не носишь?       По лицу Цзян Чэна скользнула тень.       — Не моя. Заказал для Вэй Ина, но не успел отдать. Я свою получил в Мэйшане от родни матери, а он после войны так и ходил с лентой, как мальчишка. Нашлась в одном из тайников. Наверное, там ей и место. — Он тряхнул головой. — Неважно. А-Мэй, иди ко мне. Время ещё есть.       И Юн Мэйфэн подчинилась.       Заколка так и осталась у зеркала осколком прошлого, жалким, но всё же имеющим тайную власть.