Жить дальше

      Цзыдянь петлёй захлестнул шею змея-измерителя. Цзян Чэн чувствовал, как подошвы сапог скользят по чешуе чудовища: тому очень не нравился нахальный заклинатель, угнездившийся прямо на шее, куда не могла дотянуться широкая пасть. Разве что мощный хвост, попасть под удар которого не хотелось. Но с хвостом сейчас разбиралась Юн Мэйфэн, а сам Цзян Чэн пытался придушить-таки тварь, не дав ей себя сбросить, да иногда коротко оглядывался через плечо, проверяя, как у А-Мэй дела.       Змей меж тем извивался лентой, которую с двух концов раскручивают в разные стороны расшалившиеся дети. Сравнение было настолько неуместным, что впору посмеяться. Но как раз в этот момент змей рванулся вверх, Цзян Чэну пришлось пригнуться, чтобы не удариться о толстую ветку ближайшего дерева, а затем гибкое тело под ногами обмякло и стремительно рухнуло вниз. Цзян Чэн скатился с него, подняв целую тучу опавшей листвы, в одно мгновение вновь оказался на ногах. Но жёлтые змеиные глаза уже гасли; Цзыдянь рассёк прочную чешую и, похоже, взрезал горло: тёмная плоть набухала кровью.       — Ну и крупная же тварь, — выдохнула Юн Мэйфэн, окидывая взглядом их добычу. Впрочем, это не помешает местным пустить убитое чудовище на обереги. Надо нарисовать им защитных талисманов, всё действеннее змеиной чешуи и клыков.       — Отъелась вдали от кланов. — Цзян Чэн разжал кулак, позволяя Цзыдяню обернуться кольцом. — Ты цела?       — Да, он меня не зацепил. Идём? — прохладные пальцы Юн Мэйфэн накрыли его руку.       Если здесь и были тропинки, проложенные местными, то за пару лет, прошедших с первого появления змея, успели зарасти. Поутру траву прихватило инеем, но сейчас он остался только в тени деревьев, куда не дотягивалось солнце. Осень отступила — на день-два, но дала отсрочку. Лес полыхал алым и жёлтым, зелёных листьев в пышных пока ещё кронах не осталось. Здесь, у самых границ Цинхэ Не, холодало рано. В Юньмэне в это время ещё купались, да и в Ланьлине днём можно было выйти на улицу без плаща. Холодная красота здешних лесов и холмов впечатлила бы немногих, но Цзян Чэну нравилось: этот неприветливый край вновь стал для них с Юн Мэйфэн убежищем. На несколько дней можно было притвориться парой путешествующих заклинателей. Бродить в предгорьях, покупать еду на последних ярмарках, заниматься любовью в тесной комнате маленькой гостиницы. Иногда охотиться, если жители просили унять восставшего мертвеца или ещё какую нечисть. Цзян Чэн даже торговался для виду: слишком великодушный заклинатель без клановых одежд выглядел бы подозрительно. Но на самом деле охоты в глуши будили в нём чистую ярость боя, не отравленную ни местью, ни боязнью уронить честь ордена на одном из больших состязаний. Ярость эта накатывала волной и так же быстро исчезала, не оставляя привкуса горечи.       Змея, как и здешний городок, нашла Юн Мэйфэн. Несколько строчек в конце сухой записки о фехтовальных успехах Цзинь Лина, которые проступили на бумаге, когда Цзян Чэн подержал послание над свечкой. Во время его последнего визита в Ланьлин они говорили об учёбе наследника, но найти время для встречи наедине так и не смогли. Разве что, передавая сложенный бумажный лист, Юн Мэйфэн смогла коснуться его ладони самыми кончиками пальцев, и от прикосновения Цзян Чэна словно прошило ударом молнии. Но нужно было завершить дела, вернуться в Юньмэн и раздать необходимые распоряжения старшим адептам, прежде чем сорваться в эти богами забытые места.       И теперь из четырёх дней у них остался лишь день да вечер.       Городок лежал словно в чаше меж холмов и с вершины одного из них был виден как на ладони.       — Вовремя успели, — пробормотала Юн Мэйфэн. — Я о змее. Сейчас он бы с холодами уполз в нору на всю зиму, а по весне проснулся голодный. А весной у местных наверняка и с деньгами плохо, и дороги от сырости в кашу, пока ещё до Цинхэ за помощью доберёшься.       — Вовремя, — кивнул Цзян Чэн. — Интересно, откуда он выполз. Тварь старая и сильная.       — Я бы не предложила тебе слабого противника.       Цзян Чэн протянул руку, вытаскивая из волос Юн Мэйфэн алый кленовый лист. Женщина в тёмной дорожной одежде на фоне пылающей листвы. Красиво. Надо запомнить, впечатать в память на долгие дни и ночи, потому что в следующий раз они увидятся только через несколько месяцев. Может, найдётся способ передать письмо… Нет, слишком опасно.       Небо быстро темнело, собирался дождь.       — Вымокнем, — заметила Юн Мэйфэн.       — Попробуем обогнать, — отозвался Цзян Чэн. — Саньду удержит нас обоих.       Меч, кажется, зазвенел, ложась на воздух.       Полёт в грозу был делом опасным, и решались на него либо очень сильные заклинатели, либо безумцы. Или обезумевшие сильные заклинатели.       Конечно, обогнать тучи им не удалось, и на полпути ливень хлынул стеной, промочив их насквозь. Спрыгивая с меча на узкой городской улочке, Цзян Чэн даже порадовался дождю, прогнавшему под крыши возможных зевак.       — Господа наверняка замёрзли? — спросил хозяин гостиницы, разглядывая промокших постояльцев. — Я распоряжусь принести в вашу комнату бочку с водой и забрать мокрую одежду. Отогрейтесь пока у жаровни.       Цзян Чэн кивнул и вдруг подумал, что главе великого ордена ни один владелец гостиницы не предложил бы погреться у жаровни, да ещё с таким беспокойством в голосе. Вертелся бы ужом на сковородке, толпу слуг в разные концы дома погнал. А вот за проезжих заклинателей волнуется.       — Мы убили змея-измерителя, — сообщил он, отогревая руки над углями и попутно проверяя, надёжно ли повязка прячет Цзыдянь на пальце. — Нашли там, где его последний раз видели. В такой дождь падальщики не позарятся, до утра, скорее всего, нетронутым пролежит.       — Премного благодарен, господин заклинатель, — закивал хозяин. — Деньги утром вам занесу, как слуги на холм сбегают.       И вот так с главой Цзян тоже никто из простолюдинов разговаривать не отваживался — у его слов подтверждения не просили. Никогда.       Но и сладких булочек в качестве бесплатного угощения главе Цзян в гостиницах обычно не притаскивали. А сейчас, едва они с Юн Мэйфэн успели переступить порог комнаты, где уже поднимался пар от бочки с горячей водой, как в дверь постучалась дочка хозяина, пробормотала что-то почтительное и, смутившись, сбежала, оставив в руках Цзян Чэна поднос. С этими самыми булочками.       — Кажется, нам сказали спасибо, — заметил Цзян Чэн, пристраивая поднос на стол.       — Думаю, это спасибо подождёт. Иначе вода остынет. — Юн Мэйфэн уже избавилась от верхнего одеяния и теперь выпутывала из влажных волос шнурок. Цзян Чэн невольно залюбовался: ткань мокрой нижней рубашки обрисовала тонкую гибкую фигуру, не скрыв почти ничего. За три года пора бы привыкнуть, но сердце каждый раз пропускало удар: это была его женщина, и её не хотелось прятать, как прячут любовниц. Наоборот, вывести перед толпой благородных заклинателей, перед всеми назвать супругой, чтобы с полным правом носила подаренные им драгоценности и звалась госпожой Пристани Лотоса.       И пусть ланьлинские сплетники прикусят языки.       — А-Чэн? У тебя такое лицо, как будто ты планируешь сражение.       — Почти. — Он кивнул и тоже принялся раздеваться. — Цзинь Лину скоро пятнадцать, надо вывести его на первую охоту. Пусть покажет, на что способен без старших.       — Ты уже выбрал место? — Юн Мэйфэн с явным наслаждением опустилась в горячую воду.       — Скорее всего, гора Дафань. Но есть ещё несколько, посмотрим, где будет больше добычи к сроку. А потом я собираюсь ему всё рассказать.       В бочке двоим, конечно, было тесновато, поэтому Цзян Чэн привалился спиной к доскам, а Юн Мэйфэн откинулась ему на грудь. Рука как-то сама сползла ей на талию, привлекая ближе.       — О нас?       — Да. Я устал прятаться, А-Мэй. Мы не преступники. Мы никому не изменяли. И мы не юные адепты, чтобы впотайку целоваться в тёмных коридорах. Я хочу поклониться с тобой предкам. Я люблю тебя, и мне надоело это скрывать.       Юн Мэйфэн на миг вздрогнула в его объятиях.       — Я что, правда никогда не говорил?       Ему не нужно было видеть её лицо, чтобы знать, что она улыбается.       — Ну… Не словами. Когда жёг мои записки, чтобы они не попали в чужие руки. Когда успокаивал меня после ночных кошмаров. Когда примчался в Башню Золотой Чешуи, чтобы узнать, что мы с Цзинь Лином целы. Когда дарил украшения, которые дарят невесте. — Юн Мэйфэн пристроила голову Цзян Чэну на плечо. — И — да, я тоже.       — То есть, — Цзян Чэн коснулся губами её шеи, — мне стоит озаботиться письмами главе Юн сразу после охоты?       — Пожалуй, — согласилась Юн Мэйфэн. — Я пока постараюсь привыкнуть к тому, что меня ждёт жизнь замужней женщины. Придётся подобающе выглядеть, держать в голове родственные связи заклинательских семейств, принимать гостей…       — Традиции Юньмэн Цзян, — сообщил Цзян Чэн ей на ухо, — располагают к тому, чтобы хозяйка Пристани ходила на ночные охоты и тренировала адептов.       Юн Мэйфэн тихо рассмеялась. Потянулась к его губам.       Нет, бочка определённо была тесноватой.       А эту ночь они с самого начала не собирались тратить на сон.

***

      — В старину клановым цветом Юньмэн Цзян был синий, — тихо рассказывал Цзян Чэн. Юн Мэйфэн приникла к его плечу: под утро обоим не спалось. — Пурпурная краска дорога, а Цзян Чи и его товарищи поначалу не были богаты. Но вот серого у нас никогда не водилось, что правда, то правда.       — Что ты имеешь в виду… Подожди, ты о гадании на нитках?       Он кивнул.       — Так это ты мой дух. С глазами цвета грозового неба. — Юн Мэйфэн тихо рассмеялась. — И как я сразу не поняла? Может, ты и правда ради меня спустился с облаков, создал себе человеческое тело и стал заклинателем?       Чуткие пальцы заскользили по его груди, очерчивая старые шрамы. Цзян Чэн мягко перехватил её руку.       — Ты никогда не спрашиваешь, откуда они.       — Я не считаю, что за ошибки надо платить так долго. Каким бы ни был проступок, наказание перекрыло вину.       Цзян Чэн помолчал. Если собрался взять женщину замуж, стоит быть с ней честным.       — Это дисциплинарный кнут моего дома. Но бил вэньский палач.       — Исправительный лагерь? — Юн Мэйфэн приподнялась на локте. — Они и правда дошли до такого?       — Нет, позже. Когда Пристань захватили, моя мать связала Цзыдянем меня и Вэй Ина и швырнула нас в лодку. А потом меня угораздило попасться патрулю. И тут уж Вэнь Чао и его люди развлеклись от души. Я действительно совершил ошибку: думал, что уведу их от шисюна и успею сбежать.       Юн Мэйфэн задохнулась от гнева.       — Зарвавшиеся твари! Присвоить себе право семьи наказывать…       — Я думаю, у них был приказ. Увечить, бить, но не убивать. Показать главам других орденов искалеченного и сломленного наследника Юньмэн Цзян. Чтобы представили на его месте своих детей и испугались, что те закончат так же: в цепях, с выжженным ядром.       Он осёкся. Её глаза расширились.       — Они пригрозили сжечь тебе ядро, если не подчинишься? Не присягнёшь Цишань Вэнь?       — Нет, они его сожгли. Чудеса иногда случаются, А-Мэй. Редко, и за них всегда надо платить, но случаются. За моё чудо заплатил Вэй Ин. Он сын Цансэ, мог прийти на гору к Баошань-саньжэнь и попросить помощи, но лишь однажды. И он попросил — для меня. Заставил назваться его именем. Баошань восстановила моё ядро. Правда, не сказала, что защита пошла вразнос, может, и сама не знала, что так бывает. Надо было вызнать у него, где эта треклятая гора. Схватить после войны в охапку, да хоть оглушить, и тащить туда. Не верю, что Баошань-саньжэнь бы не сжалилась, не помогла отказаться от тёмного пути. Но я понадеялся на его удачливость. Он всегда был сильнее. Лучше. Он не мог проиграть.       — Тише. Иногда война ломает до неузнаваемости. Захотел бы мальчик, с которым ты рос, жить чудовищем и убийцей?       — Пока не погибла сестра, я хотел, чтобы он жил. Убийцей, чудовищем, в цепях и с запечатанными меридианами, запертый навечно в Пристани, но жил. До бойни в Безночном городе я собирался подняться на Луаньцзан и захватить его первым. Потом шёл убивать.       — Окажись преступником мой брат, я бы тоже хотела сохранить ему жизнь, пусть и взаперти. Или хотя бы подарить честную смерть от клинка, а не позорную от огня или пыток.       — Этого я не успел. Собственные мертвецы разорвали его раньше, и я решил: пусть хоть гибель Старейшины Илина люди не мешают с грязью. Пусть считают, что его убил собственный шиди. Слухи уже поползли, я просто не стал рассказывать правду.       — Я сохраню твою тайну. Клянусь.       — Я знаю, А-Мэй. Я знаю.

***

      Юн Мэйфэн отчаянно цеплялась за последние мгновения их встреч: за порогом обоих ждали сотни обязательств, но пока они принадлежали друг другу. Цзян Чэн, уже полностью одетый, возился с причёской. За последние полтора года его волосы отросли, и собирать их в узел стало сложнее. Юн Мэйфэн не спрашивала о причинах траура — Цзян Чэну было кого оплакивать. Но втайне радовалась, что время скорби завершилось.       — Позволишь?       Он пожал плечами и отдал гребень, усевшись на пол у её ног. Юн Мэйфэн умела плести юньмэнские косы. Цзинь Лин в детстве не раз просил сделать ему такую причёску. Но если у наследника Башни Золотой Чешуи волосы были мягкие, как лучший шёлк, и слегка вились от воды, то у его дяди — жёсткие и гладкие. И прохладные. Будто в ладони льётся дождь.       Цзян Чэн слегка запрокинул голову, подставляя виски и затылок под чуткие пальцы.       — Знаешь, в детстве меня стриг отец. Я специально просил его, а не мать. Он почти не обнимал меня и редко прикасался, я хотел, чтобы хоть так… Ещё мы с Вэй Ином не вылезали из реки, с его хвоста вечно ручьём текло, я ругался. Мне-то было проще высохнуть.       Юн Мэйфэн вздохнула, отгоняя непрошеное видение. Мальчики, которые вместе росли, купались, проказничали и рвали лотосы. Потом выросли и ушли на войну. А потом один из них превратился в чудовище.       В сказках, когда один из двух братьев превращается в чудовище, его всегда можно расколдовать. В жизни — нет.       — И как-то Вэй Ин пошутил: шиди, вот полюбишь девушку, пожалеешь, что волосы острижены, — Цзян Чэн помолчал и добавил с неожиданной теплотой: — Он был прав: сегодня я пожалел.       — На свадьбу подарю тебе заколки. Твои скоро перестанут удерживать причёску.       Юн Мэйфэн и раньше делала Цзян Чэну подарки, но тот настоял, чтобы она не заказывала украшения. Опасался, что доверенные ювелиры клана Юн не сберегут её тайну, выдадут отцу. Поэтому приходилось выбирать вещи, которые она могла, не вызвав подозрений, купить для себя: охотничий нож с узором из лотосов вдоль лезвия, острый настолько, что резал оброненный шёлковый платок не хуже заклинательского меча; мешочек с редкими лечебными травами, они вытягивали даже опасные яды; кожаный пояс с тиснением. К тому же Цзян Чэн не носил колец, не желая оскорблять Цзыдянь таким соседством. Браслеты неудобны тому, кто подбирает рукава наручами. Оставались разве что поясные подвески, плоские, не мешающие под одеждой кулоны на коротких, под шею, цепочках, которые не потеряешь в воде. И заколки.       — Идёт, — легко согласился Цзян Чэн. Он уже понял, что причёсывают его не так, как он привык, но не возражал.       В общем-то, Юн Мэйфэн и не собиралась делать ничего сложного. Заплетая юньмэнские косы на висках, подхватила в них длинную и уже порядком мешавшую Цзян Чэну чёлку и собрала его волосы в высокий хвост. Не удержавшись, заплела в косички ещё две или три пряди. Можно было бы вплести в них металлические бусины, варварство, конечно, но здесь, по соседству с Цинхэ, так делают.       Цзян Чэн повёл плечами, привыкая к новому ощущению.       — Интересно, будет мешать в драке?       — Тебе — точно нет, — улыбнулась Юн Мэйфэн, вспомнив их бой на тренировочном поле.

***

      Зеркальце нашлось в её рукаве — небольшое, круглое. Цзян Чэна мало интересовала собственная внешность. Он знал, что красив, но щёгольством не отличался. Знал, что пошёл лицом и характером в мать, однако другая причёска вдруг подчеркнула в его лице немногие отцовские черты — скулы, губы. Как и всегда при воспоминании о родителях, что-то внутри сжалось, будто в ожидании удара. Сейчас память вцепится в него с яростью голодного уличного пса.       Но боли не было. Была горькая печаль, были воспоминания о том, как отец мастерил вместе с ним и Вэй Ином воздушных змеев, а боли… Боли не было.       — Если тебе не нравится, я расплету, — тихо выдохнула за спиной Юн Мэйфэн. Она заметила.       — Нравится. Не надо.       Что-то невесомое шевельнулось в груди, робкое и осторожное, будто птица в ладонях. Сколько он уже не ощущал азарта ночной охоты? Удовольствия от бьющего в лицо ветра, когда летишь на мече? Не заметил, как потерял, не понял, когда вернулось. Только дышать вдруг стало легче, и уже не сжимает виски с наступлением темноты.       В Юньмэне говорят: вода ничего не возвращает неизменным. Но будут другие воздушные змеи над озером. Такие, каких он учил мастерить маленького Цзинь Лина. Другие дети. За последние три года Цзян Чэн, конечно, задумывался о наследнике. Попробуй забыть — родня матери в сотый раз напомнит. Но сначала следовало защитить А-Мэй, не дав повода для сплетен. Разорвать присягу. Получить согласие клана Юн на брак — пустая формальность, если учесть, что она не юная дева, а родня не чает в ней души и сделает всё для счастья дочери. Ввести в дом как жену и хозяйку. И Цзян Чэн вдруг со странной дрожью понял: пройдёт полтора-два года, и он возьмёт на руки их сына или дочь. Покажет ребёнка предкам.       Голова шла кругом. Если боги и правда задолжали им обоим за сожжённую юность, то теперь, похоже, решили отдариться за всё.

***

      Некогда сын и дочь главы Юн получили мечи в один день, хотя Юн Мэйфэн и была младше брата на год. В детстве они могли часами кружить по фехтовальной площадке, обмениваясь ударами и выпадами, в войну находили время на привалах, сейчас поединок казался продолжением разговора по душам и оттенял радость встречи. Как давно она не была дома! Клинок на ладонь разошёлся с грудью противника. Юн Сунлинь утёк в сторону, метя сестре в бок. Сталь встретила сталь, и наследник рода Юн, улыбнувшись, опустил оружие.       — Я спокоен за будущего главу Цзинь. Он под надёжной защитой.       — Если не нарвётся на охоте на тварь ему не по зубам, — пожаловалась Юн Мэйфэн. — Мальчик ищет подвигов.       — Воздаяние существует, А-Мэй. Вспомни себя в детстве.       Юн Мэйфэн рассмеялась, убирая меч в ножны. Высвободила из-под воротника длинную прядь волос. Вместе с ней из складок ткани выскользнул кулон со змейкой, закачался на цепочке.       — Моя А-Мэй снова полюбила украшения? — удивлённо приподнял брови брат.       — Это подарок, — ей не хотелось врать. К тому же она не сомневалась, что Юн Сунлинь будет на её стороне и не станет обвинять в неподобающем поведении.       — Можно? — Тонкие пальцы подхватили подвеску, ощупали металлические чешуйки и крупный аметист. — Юньмэнская водная, верно? Кто бы ни заказал эту вещь, у него есть деньги и вкус. И он заклинатель из Юньмэн Цзян.       Юн Мэйфэн промолчала: под двойным дном её шкатулки лежали браслеты, ожерелья и шпильки. Те, что она могла бы носить, лишь будучи невестой Цзян Чэна или полноправной хозяйкой Пристани.       Любовницам и куртизанкам не дарят сделанные на заказ украшения с камнями клановых цветов. У хорошего ювелира найдутся вещицы дорогой и тонкой работы, которые могут даже купить свободу ивовой девушке, не выдав щедрого поклонника с головой. Клановые цвета и особые эскизы, которые мастер не станет повторять — для жён, невест и дочерей. И человек, разбирающийся в драгоценностях, легко отличит одно от другого.       Брат в драгоценностях разбирался. И в хитросплетениях родства в цзянху — тоже.       — Он сын кого-то из старейшин? Или приглашённый ученик из богатой семьи?       — А-Сун, я ничего тебе не говорила.       — Я умею хранить секреты, сестрёнка. Я ведь кладбище твоих тайн с самого детства, ты помнишь? Я молчал про твои полёты на мече в грозу, про то, как ты убегала в город за сладостями для кузины. Если ты мне расскажешь, я смогу устроить твою судьбу. Просто скажи, к чему следует готовиться.       Оба знали, что их отец собирается уйти на покой и передать клан сыну, посвятив себя воспитанию учеников.       — А-Сун, это не только моя тайна.       — Если он младше тебя, это проблема, но и её можно решить. В конце концов, бывают и сговорчивые родители.       — Его родители погибли. И он старше на год.       — Война? Мне жаль. Получается, он тоже сражался с Вэнями, — подытожил Юн Сунлинь и тут же остановился: — Подожди. Заклинатель из Юньмэн Цзян, сирота, выбирает украшения с камнями орденских цветов, воевал… Сестра, скажи, что я ошибаюсь.       — А-Сун, мне неизвестно, о чём ты думаешь.       — А-Мэй, но он того стоит?       — Он стоит того, чтобы ради него умереть, — отозвалась Юн Мэйфэн. — И того, чтобы прожить с ним жизнь, не сожалея.       Юн Сунлинь взглянул на сестру испытующе. Медленно кивнул.       — Значит, ты за него выйдешь. Никогда бы не подумал, что кузина А-Ян хорошая гадальщица.