***
Цзян Чэн очень хотел отвернуться и не смотреть. И вместе с тем знал: если отвернётся — не простит себе. Он помнил лицо шисюна с детства, знал до последней черты, видел, как оно менялось, когда подобранный отцом мальчик стал подростком, а потом юношей. И за тринадцать лет повидал немало лжецов и безумцев, называвших себя Старейшиной Илина. Некоторые из них были молоды и хороши собой, иные сносно играли на дицзы, кое-кто мог и поднять мертвеца-другого. Но ни один из разряженных в чёрное мальчишек с дешёвыми алыми лентами в волосах не имел и десятой доли сходства с Вэй Ином. Сомнений не осталось уже в Цинхэ, и потому Цзян Чэн иногда спрашивал себя, не привиделась ли ему встреча. Но в Цинхэ его пленник был перепуган, да к тому же стыдился жестоких слов, брошенных Цзинь Лину на Дафань. Сейчас же… Сейчас рядом с Лань Ванцзи стоял юноша, сквозь непривычный облик которого сущность и характер Вэй Ина просвечивали точно пламя свечи сквозь бумажный фонарик. Он улыбался той самой улыбочкой Вэй Ина, за которую хотелось от души двинуть локтем в бок. Знакомым кивком головы отбрасывал с лица встрёпанные пряди, только уже не чёрные как смоль, а тёмно-каштановые. Словечки, жесты, манера склонять голову набок, ожидая ответа — всё, что Цзян Чэн мог вспомнить. Всё, что успел забыть или никогда не замечал, не считал важным. Смотреть было невыносимо больно, но он смотрел. Мёртвые возвращаются неприкаянными призраками, лютыми мертвецами и злобными духами, захватившими чужое тело. Какая сила по-настоящему вернула его шисюну жизнь? — Глава Цзян? — Теснота позволила А-Мэй подобраться ближе, чем велели приличия. — Может ли эта ничтожная вам помочь? — Боюсь, что нет, дева Юн. Ваши собственные духовные силы ещё не восстановились. Позаботьтесь о Цзинь Лине. Как хотелось плюнуть на всё и просто сгрести А-Мэй в объятия! Стереть с её щеки чёрную полосу грязи, ощутив под ладонью гладкость кожи. Переживёт благородное заклинательское сообщество. Не треснет. А кто треснет, как-нибудь сам склеится. Чем ближе А-Мэй будет к А-Лину, тем проще найти обоих посреди боя. Цзян Чэн опустил ресницы, надеясь, что бледное, запятнанное кровью лицо сестры исчезнет. Тогда он не успел и до сих пор ненавидел себя за беспомощность. Теперь, если понадобится, примет удар на себя. Когда Вэй Ин взялся рисовать на себе привлекающий нечисть талисман, Цзян Чэн едва не выругался вслух: шисюна с его тягой к геройству не изменила даже смерть. Почему, когда спасти всех может только чудо, именно ему надо совершить это чудо, разменяв на него собственную жизнь? Почему нельзя хоть раз отступить и позволить рисковать кому-то другому? Впрочем, докричаться до Вэй Ина он бы не успел: оставалось совсем немного времени, чтобы за шкирку выдернуть из толпы племянника и вытащить его наружу. Короткий взгляд через плечо — А-Мэй следовала за ним, но лучше бы отход прикрывала не она. Цзян Чэн передал Цзинь Лина адептам, рявкнул на него, чтоб не вздумал лезть в драку, оглянулся — и бросился обратно, к пещере. Внутри ещё оставалось слишком много мертвецов. Больше, чем могли упокоить двое заклинателей.***
Юн Мэйфэн беспомощно смотрела на Цзинь Лина, на своих товарищей, на нескольких заклинателей Юньмэн Цзян, которым Цзян Чэн велел охранять племянника. Кровь стучала в висках, нечасто ей приходилось сражаться на пределе возможностей. «Мой долг — защищать наследника». Но эту мысль Юн Мэйфэн додумывала, уже оскальзываясь на пепельно-сером склоне. Цзян Чэна она нагнала у самой пещеры. — Возвращайся! — выкрикнул он. — Ты не должна… — Глава Цзян, я не ваш адепт! Он резко развернулся, разрубив очередного мертвеца. Цзыдянь по-прежнему оставался кольцом: силы следовало беречь. Юн Мэйфэн и сама ограничивалась короткими резкими ударами. Им надо продержаться. — Прикрываем тех двоих? Он кивнул. Мёртвые тела падали под ноги, надо было переступать через них, пинком отбрасывать в сторону, расчищая место для боя. Цзян Чэн и Юн Мэйфэн метались в кольце ходячих трупов, едва успевая рассекать клинками мёртвую плоть. За каждой волной, которую им удавалось остановить, накатывала следующая. Их мечи не плели затейливую вязь, куда больше схватка походила на грубую мясницкую работу. Скупой взмах или выпад, шаг назад. Снова в бой. Силы уходили, будто вода в эту пепельную землю. Однажды их с братом отряд уже оставался вот так, вцепившись намертво в какой-то искалеченный войной клочок леса, чтобы дать остальным хоть палочку времени. Одну. Две. Тогда им повезло. Сейчас… Неважно. Взмах. Удар. Поворот. Будто танец. Кровавых мертвецов они поначалу приняли за новых противников. Юн Мэйфэн неожиданно спокойно подумала: следующего натиска им не выдержать. Не бывает в мире чудес. Но одна волна гниющих трупов схлестнулась с другой, а затем, смяв её, рассыпалась алой пылью. Вздох, другой. Но нового вала нечисти не последовало. Юн Мэйфэн пробежалась взглядом по фигурам невольных союзников: заклинатели разных орденов и кланов в недоумении опускали мечи. Похоже, выжить никто и не рассчитывал, разве что уберечь собственный молодняк. А Цзинь Лин, как всегда, улизнул: вот он, рядом с юношами из Гусу и молодым Оуяном, в руках меч. Выучила на свою голову ускользать от любой стражи, как проворная рыбёшка из сети, теперь не жалуйся. Цзян Чэн криво ухмыльнулся, кажется, собираясь подозвать племянника и высказать ему всё, что думает о нарушении приказов. И вдруг покачнулся и осел на землю. Юн Мэйфэн рванулась к нему, успела раньше его собственных адептов, упала рядом на колени. Закинула его руку себе на плечо, помогая встать. — Помогите мне вывести главу на воздух. С другой стороны Цзян Чэна уже подхватил заклинатель в лиловом. Можно было позволить адептам сделать всё самим, но последнее, что Юн Мэйфэн сейчас могла — отойти в сторону. И теперь они стояли под серым небом горы Луаньцзан. С некоторым удивлением сознавая, что живы. И это было прекрасно. Гуй побери, прекраснее всего на свете. От Цзян Чэна пахло кровью и пылью. Когда пепел зашелестел под чьими-то шагами, у Юн Мэйфэн уже не осталось сил разорвать объятия, слишком близкие даже для поддерживающих друг друга обессиленных воинов. Лань Ванцзи был страшен: ни единого клочка белизны не осталось на его одеждах, словно он побывал в Диюе и искупался в крови грешников. Своего товарища он нёс на руках, и Юн Мэйфэн даже испугалась за юношу: ранен, мёртв? Может, он и был бедным безумцем, возомнившим себя Старейшиной Илина, но сегодня спас всех. — Нужна ли помощь вашему спутнику, Ханьгуан-цзюнь? — выдохнула Юн Мэйфэн. Слова царапнули пересохшее горло. — Нужна. Как и вашему, — кивнул младший Нефрит. И его взгляд вдруг показался Юн Мэйфэн слишком понимающим.***
К ночи стало ясно, что случившееся на Луаньцзан, кажется, обсуждают даже лягушки под бесчисленными мостами Пристани. Пожалуй, высказались бы и Быстрый с Розой и Фиалкой, если бы Цзян Чэн не приказал запереть собак на псарне. Новости сыпались одна за одной, стихийному совету кланов в главном зале не было видно конца. Юн Мэйфэн пыталась не потерять нить разговора и нет-нет, да и косилась в сторону юноши в чёрном. Измотан, хорош собой, моложе её самой лет на десять, причём это именно молодость, а не итог самосовершенствования. Лицо Мо Сюаньюя давно изгладилось из памяти, при встрече она бы его не узнала. Неужели и правда Вэй Усянь? Она не могла сказать наверняка: на войне встречаться не доводилось, а после видела тёмного заклинателя лишь однажды. Запомнились шикарные, небрежно прихваченные лентой волосы и мрачная, почти пугающая красота. Тогда промелькнула даже мысль: нарисовать бы. Чёрные росчерки непослушных прядей, тёмные омуты глаз, светлая до неестественной белизны кожа и конец алой ленты, заброшенный ветром на плечо. И больше никаких красок. Сейчас Юн Мэйфэн высматривала в совершенно по-иному красивом лице признаки безумия. Если это и правда Вэй Усянь, тьма неизбежно лишит его рассудка, как на тропе Цюнци и в Безночном городе. — Можем ли мы доверять адептам Ланьлин Цзинь? — вскинулся глава Яо. Юн Мэйфэн поморщилась: резкий голос резанул слух. — Среди них вполне могут быть сообщники верховного заклинателя. Мысль звучала бы здраво, не знай Юн Мэйфэн точно, что людей Цзинь Гуанъяо среди телохранителей наследника не было. Тех, кого верховный заклинатель пытался приставить в охрану Цзинь Лина, аккуратно отвергал возглавлявший эту охрану Юэ Аньин. В конце концов, у него хватало возможностей просто не дать новичку пройти испытания. Но, конечно, не стоило говорить о своих подозрениях в присутствии стольких заклинателей, к тому же не выбирая выражений. Пальцы Юн Мэйфэн сжались на бело-золотистых ножнах меча. — Глава Яо, — холодно уронил Цзян Чэн; показалось, что по залу пронёсся резкий ветер вроде тех, что гонят тучи перед грозой, — все, кто нашёл убежище в Пристани Лотоса, находятся здесь на правах гостей. Значит, под моей защитой. Заклинателей из Ланьлин Цзинь это касается в той же степени, что и вас. Он снова держался с безупречной надменностью, и никто, кроме неё, не знал, чего ему стоила эта безупречность. А ещё взгляд Цзян Чэна тоже задерживался в дальнем углу, где у колонны замер невозмутимый, как статуя, Лань Ванцзи. И рядом — юноша в чёрном. Юн Мэйфэн невольно обернулась. Возле колонны было пусто.***
Больше всего Юн Мэйфэн хотелось оказаться подальше от шумного заклинательского сборища. Всё важное было сказано, но гости Пристани разойдутся спать нескоро и, вероятно, продолжат обсуждать грехи Цзинь Гуанъяо. Даже если половина сказанного окажется правдой, эта правда ударит не только по верховному заклинателю; орден не оправится ещё долго. А значит, под удар неминуемо попадёт и Цзинь Лин — единственный наследник, слишком юный, слишком вспыльчивый, слишком неопытный. И желающих оспорить его власть будет немало. Юн Мэйфэн замедлила шаг и на миг прислонилась к стене коридора. Голова ныла: то ли от тяжёлых мыслей, то ли от того, что силы ещё не восстановились полностью. У комнаты наследника в эту ночь её сменил другой телохранитель. Всё верно, после случившегося на Луаньцзан, после боя у пещеры стоит отдохнуть, но время, время не ждёт. Цзинь Лин, наверное, уже спит, но завтра с ним надо поговорить: мальчишке не стоит соваться домой одному, без поддержки дяди. Надо как можно скорее написать Юэ Аньину и решить, как действовать дальше, а прежде стоит обсудить всё с А-Чэном. Но А-Чэн как хозяин Пристани, кажется, завяз в спорах о политике и положенных по этикету беседах надолго. «Из-за этих говорунов он опять уснёт заполночь», — с неожиданной злостью подумала Юн Мэйфэн, испытывая сильнейшее желание притопить в дальнем пруду хотя бы одного главу Яо. Будь она женой А-Чэна, взяла бы на себя часть возни с толпой гостей. Самый неожиданный повод пожалеть о том, что у них не было ни алых одежд, ни трёх поклонов. А сейчас оставалось лишь написать письмо для Юэ Аньина, чтобы уже утром гонец без промедления отправился в путь. Юн Мэйфэн добралась до своей комнаты, зажгла свечу и достала чистый лист бумаги. Шорох за дверью заставил её слегка сменить позу. Совсем чуть-чуть — чтобы при необходимости рухнуть на пол, пропуская над головой стрелу или боевой талисман. Но спустя вздох заклинательница расслабилась. Она узнала шаги. Цзян Чэн тяжело переступил порог, куда только делась привычная порывистость. Кажется, слегка пошатнулся, будто пьяный. Пальцы намертво стиснули ножны незнакомого меча. Юн Мэйфэн вскочила, собираясь второй раз за бесконечно длинный день подставить ему плечо. И замерла. Она видела Цзян Чэна в пылу боевой ярости и на пике страсти. Раздражённым, спокойным, насмешливым. Но сломленным — никогда. Застывшее, больше похожее на маску лицо и ледяное крошево во взгляде. Юн Мэйфэн бросилась к нему и обняла, забыв о полуоткрытой двери и освещённом коридоре за ней. Цзян Чэн отстранил её, мягко, но настойчиво. — А-Мэй, достань меч из ножен. Юн Мэйфэн осторожно потянула за рукоять. С тем же успехом она могла бы попытаться сдвинуть с места гору Мэйшань. Между гардой и ножнами едва ли вышло бы вогнать лезвие ножа. — Ничего не выйдет. Этот клинок не желает видеть мир. Цзян Чэн усмехнулся горько и страшно. И рывком выдвинул меч на две ладони. Юн Мэйфэн ощутила, как её сердце пропускает удар и летит в пропасть. Что-то случилось. Что-то непоправимое, страшное. — Как?! Ты говорил, что высшим артефактам вроде Цзыдяня хозяин может приказать подчиниться другому человеку, но этот меч… — Дело не в мече. — По его лицу плясали тени, единственная свеча не могла разогнать мрак. — Дело во мне. Это Суйбянь, и он считает, что я его хозяин. Не было никакой горы, никакой Баошань-саньжэнь. Вэй Ин просто отдал мне своё золотое ядро. Отдал ядро?! Звучало как зловещая сказка — из тех, что неизбежно оборачиваются явью. Юн Мэйфэн не знала никого, кто добровольно отказался бы от заклинательского дара. Использовать ци для совершенствующихся было столь же привычно, как дышать. — Это возможно? Цзян Чэн бессильно покачал головой. — Вэнь Цин была гениальна. В просторной комнате им двоим вдруг перестало хватать воздуха. — Нежелание Вэй Ина оставить тёмный путь все принимали за гордыню и жажду власти, а он просто не мог вернуться. Да что там, первый же поединок на мечах показал бы всем, что ядра у него больше нет. А ещё без ядра нельзя задерживать старение, через несколько лет уже не вышло бы это скрыть. Ощущать свою слабость, знать, что у тебя почти нет времени. Я не знаю, как он на такое пошёл, А-Мэй. Ни до войны, ни после я не видел бойца, равного Вэй Ину. Стремительный и опасный. Я редко выигрывал у него учебные схватки и с трудом сводил их вничью. Отказаться от такой силы… Я бы не смог. Юн Мэйфэн стало холодно. Все истории, связанные с Вэй Усянем, оборачивались кошмаром. Победы — отвратительным строем мертвецов, праздник в честь маленького Цзинь Лина — тем, что мальчик осиротел. Теперь вот отданное золотое ядро связало двоих заклинателей паутиной долгов, которые нельзя вернуть, и смертей, которые нельзя простить. Приняв в свою жизнь Цзян Чэна, она приняла и смутную тень Вэй Усяня. Шисюн оставался с ним, как один из шрамов или призрак в углу комнаты, жил в смешных историях из юности и военных воспоминаниях. Иногда Цзян Чэн начинал рассказывать, как они воровали лотосы или сбегали ночью из дома, чтобы встретить рассвет на реке — и обрывал себя на полуслове. Иногда тихо бормотал его имя во сне. Но теперь Вэй Усянь снова явился в Пристань, и отнюдь не призраком. И как ему только хватает совести смотреть Цзинь Лину в глаза? А собственному шиди? — Это и правда он? Ты говорил с ним? — Юн Мэйфэн ухватилась за возможную ошибку как за спасительную соломинку. — Я на него наорал, — признался Цзян Чэн. — И тогда этот Вэнь мне всё и выложил. Сейчас они с Лань Ванцзи, наверное, на пути в Гусу. Или ещё куда. Я всю жизнь бегу за Вэй Ином и не знаю, хочу ли убить его, просить у него прощения или хорошенько ему врезать. — Но всё ещё зовёшь его первым именем. — Зову. Юн Мэйфэн забрала у Цзян Чэна меч и без малейшего почтения отбросила оружие на кровать, как мешающую преграду. Вновь обняла, словно боясь, что он исчезнет. Раненая гордость, сожаление о Вэй Ине, отчаяние — Цзян Чэн тонул в них, и всё, что ей оставалось — держать его крепче, как девы в легендах держали обернувшихся пламенем любимых.***
Им пришлось дожидаться, пока растревоженная Пристань уснёт, чтобы Цзян Чэн мог выйти из комнаты Юн Мэйфэн, не вызвав подозрений. Необходимость быть осторожными утомила обоих. Свеча давно догорела, но никто из них не встал с кровати, чтобы зажечь новую. Они так и сидели, обнявшись, точно не желающие засыпать дети. — Самые горячие головы уже собираются штурмовать Башню Золотой Чешуи. Всё те же лица, всё те же голоса, — негромко рассказывал Цзян Чэн: нынешнее собрание заклинателей явно напомнило ему совсем другое, где все наперебой рассуждали о безнравственности Вэй Усяня. Вот только, в отличие от него, глава ордена Цзян не имел права покинуть зал и был вынужден выслушать распалённых злостью совершенствующихся. — Посмотрим, много ли решимости в них останется к завтрашнему утру. — Так или иначе, проблем прибавится у всех, — вздохнула Юн Мэйфэн. Надо было думать о том, как отразится скандал на репутации её собственного клана. О том, кому в Башне можно доверять. Но время словно застыло, как мошка в янтаре. Здесь и сейчас Цзян Чэн вновь собирал осколки прошлого, и они больно резали руки. — Пока главное для нас — уберечь Цзинь Лина. С его характером — хоть запирай, и всё равно не поможет. — Услать подальше на охоту с мальчишками из Гусу и молодым Оуяном? — предложила Юн Мэйфэн. — Они, похоже, поладили. — Пожалуй. Хоть повеселится напоследок. Потом придётся нырнуть в дела ордена с головой и не выныривать месяцами. — А-Чэн, он похож на тебя. Он справится. И мы его не бросим. — Лучше бы ему походить на меня поменьше. — Почему же? — Тяжко, когда очень хочется двинуть по зубам главе Яо, а приходится вести с ним переговоры. Юн Мэйфэн тихо рассмеялась, и Цзян Чэн притянул её ближе. Тьма за его спиной смазалась, отступила, хоть и не исчезла. — Кто-то видел главу Цзян? — спросил за окном молодой голос. Ему ответили, но неразборчиво, затем по доскам галереи простучали сапоги. Шаги стихли у угла, но ночной покой Пристани уже был нарушен. Цзян Чэн с явной неохотой поднялся. — Что-то случилось. — Этому долгому дню пора бы уже закончиться. — Юн Мэйфэн всё же зажгла свечу, переставив её так, чтобы огонёк не увидели снаружи. — Никогда не думал, что придётся уходить от тебя через окно. Не хватало ещё в коридоре налететь на припозднившуюся служанку. — Я с тобой. — А-Мэй, не надо. Отдыхай. Она привстала на цыпочки и быстро поправила ему растрепавшуюся причёску. — Если ничего не случилось, вернусь и сразу усну, обещаю. Цзян Чэн только вздохнул, убедился, что под окном никого нет, и осторожно спрыгнул вниз. Взмахнул рукой, подавая знак Юн Мэйфэн. Ловить её не было нужды, но Цзян Чэн всё равно поймал — ещё хоть на миг ощутить родное тепло. Когда они обогнули дом, то в суровом главе Юньмэн Цзян и почтительной адептке Ланьлин Цзинь никто не угадал бы любовников. — Молодой господин Цзинь Жулань покинул Пристань, — тут же бросился к Цзян Чэну один из юньмэнских заклинателей. — Он был очень зол, узнав, что Ханьгуан-цзюнь и молодой господин Мо уже отправились в путь. Скорее всего, он поспешил за ними. «Лучше времени не нашёл, — мысленно вздохнула Юн Мэйфэн. — Если всё, что мы узнали, правда, спустя пару дней он легко обернётся живой мишенью. Цзинь Лин, пожалуйста, будь благоразумен». — Я отправлюсь в Гусу, — сказала она, когда адепт вновь оставил их вдвоём. — Буду высматривать его и расспрашивать путников. Мальчишке с псом-оборотнем нелегко затеряться, а тракт в том направлении оживлённый. Уже много лет Юн Мэйфэн привыкла держать при себе всё необходимое, чтобы собраться в дорогу: деньги, нож, тёплый плащ, лечебные талисманы. — Я возьму на себя Юньмэн, — кивнул Цзян Чэн. — Мне известна пара мест, куда А-Лин мог бы направиться. Найду — сломаю ноги. Ей не хотелось его оставлять. Не сейчас. Не после всего, чтобы было сказано. Не с изломанной прошлым душой. Юн Мэйфэн огляделась и, не заметив поблизости ни стражей, ни слуг, приникла к губам Цзян Чэна. Неожиданно он подхватил её, усаживая на перила террасы, и поцелуй вышел куда более жадным, чем она предполагала. Отпустил не сразу, зарылся лицом в волосы. Да, они рисковали: в Пристани было слишком много чужих глаз и ушей. Но и сил каждый миг изображать чужих друг другу людей не осталось. — Возвращайся ко мне, А-Мэй. У его губ всё ещё был солоноватый привкус.***
…Перед глазами всё плыло, то ли от гнева (взрослый боец, глава ордена, повёлся на подначку), то ли от того, что рана по-прежнему сочилась кровью. Вэй Ин вновь оказался его слабым местом. Как не было тринадцати лет. Только знакомая усмешка кривит другие губы, только глаза чуть светлее. И сдалось же отбивать направленный на него удар, младший из Нефритов справился бы не хуже. Вэй Усянь давно не часть ордена Юньмэн Цзян. Вытащить бы А-Лина, но с запечатанными меридианами — как? Раненным Цзян Чэн уже сражался, приходилось во время войны. «Выдержу, — сцепил он зубы. — Как-нибудь». А потом мыслей и вовсе не осталось. Он закрыл Цзинь Лина от обернувшегося лютым мертвецом Не Минцзюэ, проклиная себя за то, что не может дать племяннику другой защиты. В следующий миг на мертвеца налетел золотистый вихрь. А-Мэй поднырнула под замах страшной руки, когти нежити скрежетнули о сталь. Талисман ударил его в грудь и рассыпался искрами. Юн Мэйфэн пыталась увести своего противника в центр храмового зала, отвлечь, а Цзян Чэн мог только наблюдать за ней, бессильно стискивая кулаки. — Осторожнее! — крикнул он. Цзян Чэн очень хотел уберечь её — и ошибся. А-Мэй сделала неверное движение, открылась всего на миг, и чудовищные когти полоснули её по горлу. Кровь хлынула потоком, окрашивая светлый лён в алый. Он опоздал. Снова. Цзян Чэн проснулся от собственного крика и вскочил на постели как подброшенный. Цзыдянь на пальце обжёг холодом. Не хватало ещё, чтобы услышали стоящие на страже адепты. Чего доброго, решат, что на жизнь главы совершено покушение. «Её там не было. Благодарение богам, её там не было. Не хочу знать, на сколько палочек времени для А-Лина ты обменяла бы свою жизнь, А-Мэй. Я больше не потеряю никого». Вчера он отправил пару адептов на поиски Юн Мэйфэн. Конечно, заклинательница её уровня способна себя защитить, но у Цзинь Гуанъяо могли остаться доверенные люди, кроме Су Шэ. И вот они вполне способны заманить в ловушку, убить из мести — да что угодно. Причины опасаться у Цзян Чэна были. В храме верховный заклинатель проговорился, что ему известно об их связи. Впрочем, вряд ли сделал это без умысла и не планируя игру на три хода вперёд. — А вы, глава Цзян, неужели и правда считали, что можете завести интрижку с адепткой моего ордена, и я не узнаю? — произнёс он тогда, и его улыбочку сразу захотелось смахнуть кулаком. — Не ожидал от вас порывов, достойных шестнадцатилетнего юнца. — Зависть, — выплюнул в ответ Цзян Чэн одно из наставлений Лань Цижэня как худшее оскорбление, — не является добродетелью праведного заклинателя. Назови Цзинь Гуанъяо имя, и Цзян Чэн вцепился бы ему в горло. Ярость рвалась наружу, ища выхода. Значит, всякий раз, когда им с А-Мэй удавалось урвать хоть миг наедине, хоть поцелуй в тёмном углу сада, об этом становилось известно Цзинь Гуанъяо? Интересно, собирался ли верховный заклинатель шантажировать его самого, их обоих разом или Юн Мэйфэн? Может, её семью? Или просто держал их секрет наготове как яд? Впрочем, что уж теперь. Но в записях в кабинете бывшего главы стоит покопаться. Известное одному может быть пересказано другому или доверено бумаге. Пристань спала. Звякнул колокольчик сменяющегося со стражи адепта, плеснула у причала речная волна. Цзян Чэн выпутался из промокших от пота простыней. Жадно отпил воды прямо из кувшина, не став искать чашку. Если бы не необходимость залечить рану, он бы сорвался в Башню Золотой Чешуи, прихватив А-Лина. Племянник боялся. Злился, хорохорился, пренебрежительно отзывался о старейшинах Ланьлин Цзинь, лишь бы скрыть страх. Возглавить великий орден с подпорченной репутацией, когда тебе нет и пятнадцати — всё же не шутка. Небо у горизонта уже начинало светлеть, но до первых рассветных отблесков оставалось время. Самая тяжкая стража, когда клонит в сон. Лучший момент для того, чтоб выскользнуть из теней, полоснуть по горлу зазевавшегося врага, не дав тому издать и звука. Как же глубоко в него — во всех них! — въелась война. Не ототрёшь, не отмоешь, не вытравишь. Хуже шрамов. Хуже впитавшейся в некогда белую ткань крови. Но в конце концов кровь уносит течением реки, а там, где она пролилась, вновь вырастают лотосы.***
В маленькой придорожной таверне Юн Мэйфэн обедать не собиралась, только попросить хозяина собрать ей свёрток с припасами в дорогу. Если услышанное на стихийном совете в Пристани правда, то скоро в цзянху заварится такая каша, что у хронистов не хватит туши описать. И центром означенной каши окажется Башня Золотой Чешуи. Эх, и угораздило же Цзинь Лина сбежать именно сейчас! Может, хоть Цзян Чэн успел поймать его за хвост… — Да точно тебе говорю, верховный заклинатель-то сестру обрюхатил, прежнего главу Цинхэ Не убил, от храма в Юньпине одни развалины, — возвысил голос молодой парень, сидящий в дальнем углу. — Сбежать хотел, да где там. Братья Лань нашли да на чистую воду вывели. Сплетни в чайных, в тавернах, на постоялых дворах и почтовых станциях. Наверное, они не исчезнут, даже если богам вздумается перевернуть мир с ног на голову. — Опять заклинатели друг другу хвосты драть начнут, а как кладбище упокоить или духа изгнать, так и позвать некого, — подержал его путник постарше. — Жди, пока бродячие мимо пройдут. Помяните моё слово, дойдёт до войны, как с Вэнями. — Говорят, он ещё и главу Цзянов прирезал за то, что мальчишку-наследника от него прятал… Юн Мэйфэн неловко вскочила из-за стола, зацепив его край. Жалобно звякнула глиняная чашка с травяным чаем. — Откуда… Откуда вы знаете про главу ордена Юньмэн Цзян? Где об этом рассказывают? Расположившиеся в другом углу бродячие торговцы обернулись на голос. — Так это, госпожа заклинательница, я три дня как мимо западных границ Юньмэна ехал, там на базаре и болтали, — отозвался, явно робея, пожилой полный мужчина. — Может, врут. — Да какое врут! — вмешался его молодой собеседник. — Я сам слышал, что вынесли главу Цзян из-под развалин, а из бока у него кусок мяса выдран, рёбра видны. Заклинатели всё ж не небожители. Юн Мэйфэн ощутила себя совершенно пустой. Выжженной, как степь под палящим цишаньским солнцем. — Госпожа, а как же?.. — окликнула её служанка, протягивая свёрток. Юн Мэйфэн молча забрала его, не посмотрев, что внутри, и вышла вон. Солнце плясало в небесах, плыло маревом, жгло глаза. Она опять сгорала в вэньском клановом заклятии и не могла сбить пламя. Запятнанные кровью юньмэнские шелка. Иссиня-чёрные волосы, рассыпавшиеся по пыльной земле. «Не верь. Этого не было. Это не может быть правдой. Не должно быть. Ты сама распускала слухи во время войны. Ты знаешь им цену». Привалиться к стене, соскользнуть в короткую медитацию. Встать на меч. До Юньмэна три дня пути. Всаднику. Заклинатель доберётся быстрее, особенно если не будет останавливаться для ночлега.***
— Юн Мэйфэн, орден Ланьлин Цзинь. — Адепт на воротах был незнакомый, иначе она бы вспомнила его лицо, а он пропустил её без вопросов. — Вернулась после поисков молодого господина Цзинь Жуланя. Заклинатель кивнул. — Я доложу главе ордена. Ничего лучше этих слов Юн Мэйфэн и представить себе не могла. Если бы Пристань оделась в траур, заклинательница увидела бы это ещё в воздухе. Находись Цзян Чэн при смерти, адепт не пошёл бы к нему с докладом. Цзинь Лин вылетел к ней навстречу, едва не зацепив полами ханьфу ограждение террасы. Под ногами, выпрашивая ласку, вилась Фея. — Ну и хорошо же вы бегаете, молодой господин Цзинь. — Юн Мэйфэн опёрлась на перила мостика, надеясь, что её не слишком явно шатает. Телохранитель не должен показывать тому, кого защищает, свою слабость. — Не, не очень хорошо, дядя догнал, — сообщило ходячее бедствие двух великих орденов, невинно улыбаясь. — Как он? Кажется, Юн Мэйфэн всё же выдала себя этим вопросом. Следовало спросить: «Как здоровье уважаемого главы Цзян?» Но к концу длинной фразы она бы, чего доброго, спятила. — С целителями ругается, — наморщил нос Цзинь Лин. — Они его хотят на пару дней в постель уложить, чтоб рана затянулась. Отвести вас к нему? Понятливый юноша. Похоже, решил, что у неё какие-то важные сведения. — Благодарю, молодой господин Цзинь. Я рада узнать, что вы и глава Цзян в добром здравии. Слухи ходили самые пугающие. Вэй Усянь… — Между ним и мной больше нет кровавого долга, — неожиданно веско обронил Цзинь Лин. Юн Мэйфэн даже замедлила шаг: таким спокойным тоном обычно отдавал приказы Цзинь Цзысюань. И будь она проклята, если сейчас слова его сына не были приказом. Меж тем Цзинь Лин свернул не к покоям главы, а в сторону целительской, и исчезнувшая было тревога всколыхнулась вновь: насколько всё серьёзно? Носиться и размахивать Цзыдянем, толком не оправившись от ран, вполне в характере Цзян Чэна. — Дядя, — переступил порог комнаты Цзинь Лин, — вернулась дева Юн. Цзян Чэн, полностью одетый, сидел на постели. Вокруг суетились целители и несколько слуг. Молоденькая служанка смешивала какое-то лекарство. — Пусть войдёт, — его голос звучал ровно, без затаённой боли, а уж различать мельчайшие оттенки чувств в этом голосе Юн Мэйфэн выучилась давно. — И оставьте нас, дело касается ордена. Когда за последним человеком закрылась дверь, Юн Мэйфэн сделала неловкий шаг и вдруг осела на пол у ног Цзян Чэна. Уткнулась лицом в его колени. — А-Мэй, ты… — Серо-синие глаза расширились от удивления, он опустился рядом на нагретые солнцем доски пола и обнял женщину. — В таверне болтали, что тебя убили… — Холод, поселившийся под сердцем, уходил, но уходил медленно. — Что тебя убил Цзинь Гуанъяо. — Он попытался, — отозвался Цзян Чэн. — И едва не ушёл, прикрываясь Цзинь Лином. Вот, значит, как. Кто бы несколько лет назад сказал Юн Мэйфэн, что она обрадуется смерти главы своего ордена? Кто бы сказал, что её верность разлетится на осколки: осколок — погибшему Цзинь Цзысюаню, осколок — его сыну, и осколок — тому, кто защищал и воспитывал мальчика… А потом стал важен сам по себе, обернулся с детства обещанным ей грозовым духом. Которого у неё едва не отнял Цзинь Гуанъяо. — Гуев выродок. Он же заботился о Цзинь Лине, собаку ему подарил. Мы почти поверили. Как он мог?! — Не знаю. Он мёртв, А-Мэй. Его убил Лань Сичень. — Значит, теперь у Ланьлин Цзинь новый глава? «Ему ещё слишком многому предстоит научиться. Цзинь Лин, желая походить на своего дядю, вряд ли мечтал тоже принять орден в столь юном возрасте». — Да, — улыбка у Цзян Чэна вышла кривой. — Много работы предстоит, а? — Особенно Цзыдяню. — Особенно Цзыдяню, — согласился Цзян Чэн. Теперь он сидел на полу, прислонившись к кровати и вытянув ноги. Юн Мэйфэн вдруг поняла, что пристроила голову ему на грудь, а его рука покоится у неё на талии. Неважно. Никто не войдёт и не увидит. Было хорошо. Впервые за последние дни. Как же хорошо. — Ещё весь заклинательский мир узнал, что Вэй Усянь вернулся, а Не Минцзюэ был убит. Цзянху бурлит как забытый на огне суп. — А Матушка Чёрная Рыба с гор Мэйшаня не спустилась? — слабо улыбнулась Юн Мэйфэн. — Нет, — покачал головой Цзян Чэн, — но я бы не удивился. — Это хорошо. Цзянху как-нибудь переживёт и грехи Цзинь Гуанъяо, и возвращение Старейшины Илина, но вот Матушка Чёрная Рыба — это даже для праведных заклинателей чересчур. Цзян Чэн тихо фыркнул и через миг расхохотался уже в голос. Оказывается, им обоим был нужен этот смех… Юн Мэйфэн осознала, что пурпурный шёлк у её щеки быстро намокает, а губам горько и солоно. — Я летела оплакивать тебя. Теперь наглядеться не могу. — Ты вообще не спала? — Он убрал от её лица растрепавшиеся волосы. — Только медитировала. — Значит, придётся отправить тебя спать. — Башня Золотой Чешуи… — попробовала возразить Юн Мэйфэн. — Будущая хозяйка Пристани нужна мне живой. — Цзян Чэн нахмурился, но взгляд был тёплым и слегка насмешливым. — Весть твоим братьям по оружию я уже отправил. Продолжишь упрямиться, возьму на руки и отнесу спать, как А-Лина в детстве. Причём на глазах у всех и в свою спальню.