Время будить королей

Солнце поднималось из самого пекла, ползло вверх из бездны. Оттуда, куда спускалось по вечерней заре. Оно стряхивало с себя липкую паутину ночи и омывало раскрасневшееся лицо холодной росой. Солнце умело проделывать этот трюк каждый день, тогда как человеку подобное не под силу. А ведь люди не только после смерти стремительно падали в темноту, с иными это случалось и при жизни. Никто не мог вернуться из чёрной пустоты прежним. Ад всегда будет где-то рядом — чудовищный и полный кошмаров. Человек — не небесное светило, способное само выжечь преисподнюю дотла, он будет вынужден таскать её где-то под самым сердцем. Глупые, странные, нелепые мысли, вязнущие в сознании, заставили Джона коротко вздохнуть и оторвать взгляд от светлеющего с каждым мгновением наступающего рассвета неба. Как ни странно, он в кои-то веки даже немного отдохнул. Покосившись на Томаса, который принялся слегка притаптывать почти дотлевший за ночь костерок, Джон всё же не удержался от короткого зевка. Оранжево-алые лучи, словно тёплые руки матери, уже коснулись пиков Пёстрых гор. На самом деле, воистину яркими они становились как раз на рассвете — или на закате, когда солнце само поджигало их, пробуждая дремлющие в глубине цвета. Горный массив сам по себе имел красноватый оттенок, и в подобные часы камни превращались в раскалённые угли, что пылают под ногами. Горная гряда казалась охваченной огнём — или хребтом горящего чудовища, тоже поднявшегося из бездны. Пёстрые горы — это так близко... Ближе, чем Джон мог предположить, хотя до ворот Миэрина оставалось чуть больше ста лиг пути. Без лошадей — это довольно приличное количество времени. Однако последняя их лошадь пала ещё до того, как они достигли гор, которые отделяли Дотракийское Море от Залива Драконов. А ещё по ту сторону лежали Монтарис, Толос, Элирия, разрушенный Край Долгого Лета и сама Валирия, ставшая причиной всего этого. Но Джон не смотрел на юг — взгляд его то и дело устремлялся на восток. Туда, где была Дейенерис. По крайней мере, так говорил Томас — и Аллерас тоже в это верил. Прошла почти целая седмица прежде, чем Джон осознал, что перед ним вовсе не молодой человек, а девушка. И отнюдь не из-за своей наблюдательности. Он так ничего и не знал бы, наверное, до сих пор, если бы не одно обстоятельство: недомогание, которое Аллерас — как выяснилось вскоре, Сарелла Сэнд — начал испытывать вскоре после того, как они все втроём покинули Пентос. Смуглое лицо казалось серым, и Аллерас то и дело морщился, когда лошадь под ним перескакивала очередную кочку. Благо, некоторое время они ехали по валирийскому тракту, который весьма выгодно отличался от дорог Вестероса, будучи не только прямым, но и ровным. Джон беспокоился, что их спутник, возможно, отравился или, чего доброго, подхватил заразу посерьёзнее, однако Томас при этом уверял, что переживать не о чем. Аллерас делал то же самое. Приходилось им верить, пока во время одной из отлучек Аллераса, Джон не заметил несколько пятен крови на его седле. Вот это уже вызывало настоящую тревогу — если не испуг. Однако Томас, хмыкнув, посмотрел на Джона, как на последнего идиота, поясняя: — Такое иногда случается. Ничего страшного, женское недомогание, скоро пройдёт. Но ты к ней с этим вопросом лучше не лезь, а то получишь в глаз. И я даже не подумаю её остановить. — Что? — опешил Джон, оглядываясь на небольшой пригорок, за которым скрылся Аллерас. После снова посмотрел на седло, где различались те самые пятнышки крови. — Но ведь... как это — женщина? — он снова сбился, пытаясь осмыслить сказанное. — Женщин ты не видал в жизни, что ли? — похоже, Томасу доставляло определённое удовольствие наблюдать за растерянным лицом Джона. Едва ли не впервые за всё время там появилось нечто, кроме угрюмой сосредоточенности. И самого Джона это немного разозлило. Кулаки, в которых он держал поводья собственной лошади, невольно сжались. — Вы мне врали оба? — насупился он, вперив потемневший взгляд в Томаса. Но тот лишь изогнул бровь и продолжал говорить со всём тем же беззаботным видом: — Во-первых, ты о таком не спрашивал. Во-вторых… Какая разница, какого она пола? Это для тебя играет какую-то роль? Джон запнулся на полуслове: в самом деле, что бы изменилось, узнай он правду раньше? — Но вы мне сказали, что Аллерас — ученик Марвина, и что он кандидат из Цитадели. Туда не берут женщин. — По моему личному убеждению, очень даже зря, — повёл плечами Томас. — Но то, что они с Марвином водили за нос Конклав, говорит не в пользу самого Конклава. Неужели тебя этот факт так задевает? Переживаешь за безвинно обманутых старичков? Хотя у них самих рыльце в пушку… Джон промолчал, поджав губы. — Как его... её зовут на самом деле? — спросил он. — Сарелла Сэнд, незаконнорожденная дочь Оберина Мартелла, — пояснил Томас. — Но об этом ты тоже лучше помалкивай, если не желаешь, чтобы она всё-таки нашла способ тебя задушить. В общем, постарайся пока не затрагивать подобных тем. На этом короткий разговор был закончен, поскольку Аллерас — Сарелла, поправил себя мысленно Джон, — уже появился, поправляя по пути камзол. Заметив чуть задумчивый и хмурый взгляд Джона и весёлый — Томаса — он напряжённо поинтересовался: — Что случилось? — Всё в порядке, — заверил Томас. — Нам пора двигаться дальше, путь неблизкий. С этими словами он направил вперёд своего фыркающего жеребца. Кажется, тот всё-таки чуял запах крови, и Джон невольно устыдился собственных мыслей. Догадаться бы ему раньше... но Томас прав: что бы это, в сущности, изменило? Он пропустил вперёд Сареллу, которая в привычной манере подозрительно и презрительно покосилась на него, и поехал следом, предаваясь размышлениям. Скоро им предстояло свернуть с тракта и ехать по куда более диким тропам. Томас поделился новостями: из-за случившегося во время праздника Чёрного Козла нападения, отношения между Квохором и Норвосом весьма обострились, перейдя в стадию вялотекущей войны, потому лучше держаться подальше от обоих городов, чтобы не попасться какому-нибудь вооружённому отряду на глаза. Вдруг ещё примут за вражеских шпионов. — Я знаю, — лицо Аллераса на мгновение снова помрачнело. — Слышал об этом. Там погибла вдова Дорана Мартелла. Леди Мелларио. — Да, это так, — кивнул Томас. — По крайней мере, так действительно говорят. Джон молча слушал их разговор, не принимая в нём особого участия, как это нередко случалось. — Не верится, что опять приходится ехать здесь, — почти весело продолжил Томас. Кажется, он почти никогда не унывал. Иногда это начинало раздражать. — Ты о чём? — Джон услышал голос Аллераса. Сареллы… О, проклятье! — Не поверишь, но сравнительно не так давно я ездил похожим маршрутом. Мне немало довелось попутешествовать за последнее время прежде, чем мы встретились с тобой, — пояснил Томас. — Было дело… — уже чуть тише добавил он. Джон, который всё ещё держался чуть поодаль, снова задумался. Интересно, волнуют ли Сареллу те же вопросы, что и его? Плевать, мужчина она или женщина, но куда интереснее представлялась личность Томаса. Сам он сказал, что сопровождает Сареллу из Грифоньего Гнезда, откуда помог сбежать. Но вообще-то про него, похоже, даже Сарелла почти ничего не знала, кроме этого факта и того, что он, видимо, служил Тиреллам. Однако Джон не верил тому до конца. Наверное, потому что лицо Томаса всё равно казалось каким-то смутно знакомым — и чувство это тревожило, не давало покоя, заставляя то и дело внимательнее вглядываться в правильные черты. Было в нём и нечто пугающее, но оно словно бы ускользало, пряталось и не позволяло себя разглядеть. Джон всё больше хотел спросить Сареллу, не чувствует ли она того же самого, но, во-первых, она по-прежнему показательно его игнорировала, а, во-вторых, Томас почти всегда находился рядом и наверняка бы услышал этот вопрос. Порой казалось, что он даже никогда не спит. Но не мог же человек не спать столько времени. Да, человек точно не мог. Однако Джон не хотел думать о следующем вопросе, который логично вытекал из сделанного им заключения. Ерунда — зачем не-человеку помогать им? Или он всё же готовит какую-то ловушку? Но почему тогда Сарелла верит ему? На наивную дурочку она не походила вовсе. Мысли эти роились в голове, больно жалили. Однако избавиться от них было проблематично, потому приходилось то и дело перекатывать их из стороны в сторону, стараясь не выдавать себя даже выражением лица. Что касается самой Сареллы, то она, как ни странно, больше не порывалась Джона прирезать, видимо, с неохотой вняв доводам Томаса. После того случая в постоялом дворе Пентоса, когда она убежала с кинжалом в руке, а Томас отправился следом, подобного не повторялось. Джон заметил, что новый спутник, которого ему тогда представили Аллерасом, старается и вовсе не смотреть в его сторону. И всё-таки Томас не терял бдительности: пристально следил за ними двоими, как бы чего не вышло. Заверял, что они должны добраться до Миэрина в целости. Сарелла иногда с любопытством косилась на сумку, с которой Джон почти не расставался, но не делала попыток схватить её и даже не спрашивала дозволения посмотреть. Видимо, считала последнее выше своего достоинства и не желала без необходимости общаться с Джоном. Он её за это не винил. Более того — прекрасно понимал. Потому что Сарелла — тогда ещё Аллерас — любила Дейенерис. Так ему пояснил Томас. Никогда не видела, но всё-таки любила, как человек любит нечто далёкое, недостижимое, но от того не менее прекрасное. Так человек иногда любит бога или богов, стремясь прикоснуться к ним хотя бы мысленно. Джон отнял её, отнял Дейенерис у людей, которые её любили. Совершив этот чудовищный поступок, он лишил многих не столько человека, сколько надежды на лучшее, лишил света и огня, оставив в темноте. Немудрено, что за это его самого возненавидели. Томас рассказывал об этом жёстко и честно, но в голосе его при том слышалось едва ли не сочувствие. И от того Джону становилось тошно — он не искал сочувствия. Не хотел, чтобы кто-то его жалел или пытался оправдывать. Глупое, бессмысленное занятие, потому что все оправдания только усугубляли чувство гадливости, которое Джон и без того нередко испытывал. Человек, поступивший верно и честно, в оправданиях не нуждается. Если же его пытаются оправдать, значит и без того понимают — не таким уж правильным тот был. И самому Джону было это прекрасно известно. В Пентосе перед самым отъездом они купили не только трёх лошадей. Джону не было жалко денег, которые оказались в той самой сумке. Поэтому на многоголосом, многолюдном и почти бесконечном рынке, они взяли ещё небольшой походный котелок, три кружки, запасное огниво и кресало, кое-какой еды, смену одежды и пару тёплых накидок на случай холодных ночей. Только после этого можно было уехать из источающего удушающие запахи благовоний, специй и солнца Пентоса. В связи с тем, что люди в окрестностях Норвоса и Квохора озлобленны и имеют свойство недружелюбно встречать любых незнакомцев, особенно чужестранцев, пришлось проложить несколько отличный от привычного для подобного путешествия маршрут: чуть вниз по Ройне, переправиться через руины Ни Сара, а потом — Ар Ноя, а оттуда двинуться к Пёстрым горам по краю Дотракийского Моря. Рискованно, конечно, но особенного выбора и не было. Томас выразил надежду, что никакого кхаласара им по пути не встретится. Спорить с ним никто не стал. Даже Сарелла, которая всегда имела привычку возражать: Томасу, что не томился в плену Грифоньего Гнезда и не прозябал на Севере и в темницах Красного Замка, лучше известна обстановка в Эссосе. Джон так и вовсе не думал этого делать — он сам в Эссосе никогда не бывал. Место это всегда представлялось ему чем-то далёким, тёплым, овеянным древними, чуждыми ему по духу сказаниями. Единственный момент, когда он соприкасался с чем-то подобным, оказалось пребывание среди дотракийцев и Безупречных, однако ничего такого, что не было бы присуще прочим людям, Джон в них не увидел. Чего, конечно, не скажешь о городах, чья архитектура сразу напоминала о том, что он далеко не в Вестеросе. Да и природа здесь оказалась другой. Всё было другим. И даже Джон чувствовал, что в нём самом начинает что-то меняться. Чем больше миль пути оставалось позади, тем легче становилось дышать. Ему чудилось, что плечи его сами собой невольно расправляются, и незримые оковы, тяжёлые цепи, державшие его столько лет, рассыпались в песок и смешивались с тем песком, что был под ногами и поднимался в воздух, повисая в нём желтовато-белой взвесью. Цветастая одежда вместо привычной тёмной крыльями билась за спиной. Здесь не хотелось оглядываться назад, вспоминать о Вестеросе, о землях, что остались по ту сторону Узкого моря, постепенно превращаясь в простое воспоминание. Далёкое. Неприятное. Тягучее. Эссос дарил Джону ощущение прежде неведомой свободы. Он пел об этом неведомом чувстве на незнакомом, кажущемся грубоватым языке, смотрел на него тёмными, густо подведёнными сурьмой глазами. Слепил яркими красками и причудливыми золотыми узорами. Свобода пахла нагретым песком, шафраном и благовониями. Всё это чудилось странным, конечно, учитывая, куда и с какой целью Джон ехал, но это было так. Хотелось расправить плечи и вдохнуть полной грудью, наполнить лёгкие сладким воздухом, как страждущий припадает к чистой и студёной воде из ручья. Впереди простирался наполненный яркими лучами мир, шелестела трава, перекрикивались птицы и гудела река. Всё это казалось слишком ярким — но и живым. Порой Джон не без тоски думал о Призраке, которого оставил с Арьей, и сожалел, что тот не может разделить с ним всей этой свободы. Однако вскоре тоска сменялась надеждой на то, что Арья не даст его в обиду, как и он — её. Джон вспоминал о Сансе, невольно рисуя в своей голове её далёкий, почти нереальный образ, заключённый в высокой башне, занесённой снегом. Санса казалась грустной и уставшей, бесконечно глядящей куда-то вдаль. Чего Джон старался не касаться даже мысленно, так это Красного Замка и Брана. Он хотел бы вычеркнуть из собственного сознания эти воспоминания, испепелить их, а прах развеять на всех семи ветрах. Если бы только это было возможным... Но всё-таки иногда он выныривал из бездны ночного кошмара, судорожно хватая ртом воздух и чувствуя холодный липкий пот, струящийся по спине и лицу. Перед ним почти сразу появлялось озабоченное лицо Томаса, на котором отлично читалось понимание. Как будто он знал, что приснилось Джону. Знал о чудовищных, покорёженных городах с искажённой перспективой. Города те были лишены привычных очертаний и форм, неестественно вытянутые и одновременно скрюченные. Они выглядели так, что от того начинала болеть и кружиться голова, в глазах появлялась резь и горло сдавливал спазм. Мёртвые города, наполненные нездешней жизнью, источающие ужас и голод. Похожие на хлысты щупальца оплетали их, пробиваясь сквозь узкие, похожие на бойницы окна в нереалистично скошенных домах. Зрелище это сминало душу, заставляя агонизировать в припадке безумия. Над головой горели чёрные звёзды, источающие слепящую не хуже солнца темноту. Джон не раз пытался разглядеть, что там, вдалеке, но понимал, что здесь нет и, наверное, никогда не было горизонта. Привычная человеческому миру линия попросту отсутствовала, от чего чудилось, что искажается и само зрение. Взгляд устремлялся в болезненную бесконечность, пока не упирался в чёрный обелиск с высеченным на ним то ли глазом, то ли солнцем, чьи лучи тоже были тёмными. Внутри него находилась тонкая полоса, действительно придававшая неприятному изображению сходство с нечеловеческим зрачком. И иногда он начинал моргать. — Где ты… где ты… где ты… То шептал камень, протягивая чёрные лучи в разные стороны, ощупывая растения невозможных форм и цветов. — Где ты… Там, в таких снах, Джон знал: если он посмотрит прямо в этот глаз-светило, то обнаружит своё присутствие. А жуткая тварь бесновалась, кричала, срываясь на какой-то неведомый, режущий слух язык, воспроизвести который Джон не смог бы даже под пытками. Он был чужероден и неприятен, как и весь этот вывернутый наизнанку мир. Джон был вынужден прятаться среди невозможных строений и стараться не смотреть в сторону камня, затыкая кровоточащие от звуков уши, пока наконец не падал спасительный тёмный занавес, который застилал взор и скрывал кошмары бездны снов. На короткий миг Джон получал избавление... чтобы следующей ночью вернуться обратно. Однако власть ночного ужаса постепенно ослабевала, переставала стискивать его плечи, душить во сне, наваливаться на грудь неподъёмной гробовой плитой. И ещё до того, как он, Томас и Сарелла, свернув с валирийского тракта после Пентоса, достигли переправы у руин Ар Ноя, Джон понял, что может без опасений закрывать глаза. Разрушенные города ройнаров, вырастающие перед Джоном, не казались такими пугающими, как могли бы. Они вызывали лишь смутное чувство тоски и сожаления: в этом мире было столько прекрасного, что успели разрушить люди в погоне за могуществом. В конечном итоге Джон сделал примерно то же самое, только вот могущество или тому подобная, весьма эфемерная вещь ему вовсе не была нужна. Ужасней, как ему порой думалось, было не только — и не столько — сделанное им, как то, что это было ошибкой. Поступи он правильно, и будь перед ним человек, заслуживающий такой участи, всё могло выглядеть иначе. Однако, вероятно, своими руками он пытался уничтожить целый мир. От мыслей этих его продирала похожая на судороги холодная дрожь. — Обычно у переправы находится флот Квохора, — пояснил Томас, вглядываясь вперёд. Сарелла последовала его примеру. Уже отсюда можно было разглядеть очередные руины, кое-где обугленные до черноты. Единственное место, которое поддерживали в более или менее нормальном состоянии — это небольшой порт и переправа. Из-за пиратов, что обитали на Кинжальном озере, здесь всегда находилось несколько кораблей из флота Квохора, чтобы не позволять этим ублюдкам грабить суда на Койне. Но сейчас там никого не было — не иначе, у Квохора воистину появились дела поважнее. Впрочем, пока не видно оказалось и никаких пиратских кораблей. Те, вполне вероятно, ещё не знали, что прежде опасная дорога открыта. Вот тогда-то они повеселятся на славу. Вниз по течению сейчас наверняка ходит не так много судов. — Ты как будто и не удивлён, — заметила Сарелла, впервые за долгое время поглядывая на Томаса с некоторым подозрением. — Я предполагал, что такое может случиться, — не смутился Томас. Его губ коснулась неизменная улыбка. — Зная обстановку в округе... Ведь именно поэтому мы избегаем валирийских трактов и других людных мест. Лучше не мозолить глаза. — А если бы твои предположения не сбылись? — не сдавалась Сарелла. — Тогда бы и думали, как поступить, и искали бы другой путь. Что толку рассуждать об этом теперь? — оборвал её Томас, направляя лошадь к переправе. В голосе его прозвучало раздражение, которое лишь слегка маскировал топот копыт. — Или тебе не хватает приключений и трудностей. Джон молчал, не вмешиваясь в этот короткий разговор, хотя он полностью разделял подозрительность Сареллы. И не раз ему казалось, что тайна, которой этот странный человек не желает делиться, является боль, таящаяся на самом дне его светлых глаз. Может быть, потому что Джон и сам знал, как это бывает. В любом случае, то представлялось каким-то тёмным и жутким, пропитанным отчаянием и кровью, которые взывали к небу, и от того становилось не по себе. Странно, но при этом опасности от Томаса никогда не исходило. Джон не понаслышке знал, что такое инстинкты, и они работали у него подчас не хуже, чем у Призрака, потому желание навредить он бы сразу ощутил. Но его не было. Потому Джон пока держал рот на замке, решив, что расспросит обо всём, когда настанет время. Немного трусливая отговорка. Не от того ли, что по каким-то причинам он снова боялся узнать и услышать правду, беспощадно брошенную ему в лицо? Волны Койны трепали небольшую деревянную платформу, которая была цепью примотана к прочной металлической свае, вбитой в рыхлую землю. Платформа огрызалась и сопротивлялась, не желая покидать привычное место. По всей видимости, кто-то в самом деле оставил её здесь. Возможно, даже бросил в испуге... в испуге чего? Джон невольно оглянулся вокруг перед тем, как спешиться следом за Томасом. Однако никаких призраков враждебного присутствия не увидел. Даже земля под ногами не выглядела особенно притоптанной — в последний раз путники сюда добирались довольно давно. Ни следов ног, ни отпечатков копыт или колёс, что оставляли за собой телеги и обозы. Томас тем временем уже отмотал цепь от сваи и слегка подтащил тяжёлую платформу к берегу, взрывая смешанную с илом чёрную грязь. Остро запахло сырой землёй, по которой проехались выструганные доски. Сарелла в это время держала жеребца Томаса, чтобы тот не удрал. Джон приблизился к Сарелле — она привычно старалась не смотреть в его сторону, сосредоточившись на Томасе. — Присмотри-ка и за ней, — Джон протянул Сарелле поводья, мотнув головой в сторону своей лошади. — Сам... — начала было она, но Джон не желал ничего выслушивать. Он тут же стащил с себя мешок, в котором по-прежнему покоились драконьи яйца и повесил его Сарелле на шею. Та от неожиданности охнула, едва не завалившись на бок и не выронив поводья. — Ты сдурел?! — выдохнула она, осторожно поправляя ношу. — Предупреждать надо! — За лошадью присмотри, — повторил Джон, посмеиваясь, — и за этим — тоже. Это даже важнее. Не сказав больше ничего, он принялся помогать Томасу подготовить платформу к переправе на другую сторону. Плохо одно — они не смогут доставить транспорт обратно, а значит следующие путешественники застрянут у этой же переправы. — Есть обходной путь, — махнул рукой Томас, когда Джон обеспокоенно высказал ему эту мысль. — К тому же, ты сам видел... здесь почти никого нет. Так что вряд ли тут нарисуются какие-нибудь торговцы. А ко времени, как всё наладится, глядишь, и люди из Квохора вернутся. В общем, не забивай голову ерундой. Нам следует поспешить. Джону ничего не оставалось, кроме как очередной раз признать его правоту. Так обстояло дело или не так, а тратить время понапрасну не следовало. И к вечеру следующего дня они все втроём вдыхали запахи Степей. Поклажа с драконьими яйцами так и осталась у Сареллы — Джон не стал её забирать, краем глаза заметив, с какой осторожностью она обращается с ней. Словно драконьи яйца были сделаны из хрусталя. Время от времени кидать на него хмурые взгляды она не переставала, но, по крайней мере, уже просто смотрела. Иногда — и без отчётливо читаемого на лице желания убить его, которое всё это время старательно сдерживала. — Ты знаешь, что в моей сумке? — спросил Джон у Сареллы во время очередной остановки на ночлег. Костёр разводить не стали, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания — и без того риск нарваться на враждебно настроенных людей был достаточно велик. Лошади уже едва плели ноги. Из-за быстрой езды и спешки, на их боках выступала пена, и Джон готов был поклясться, что долго несчастные животные не выдержат. — Конечно, — фыркнула Сарелла. — Это яйца, которые ты своровал из Драконьего Камня. Томас рассказал мне. — Я почти уверен, что ничего не говорил о воровстве, — тут же с улыбкой заметил Томас, прекрасно слышавший их разговор. Он как раз стреноживал лошадей, чтобы те не разбрелись по Дотракийскому Морю. — Не велика разница, — Сарелла закатила глаза. — Он взял то, что ему не принадлежит. — Ты пристрастна, — не прерывая своего занятия, продолжил Томас. Джону и слова не давали вставить эти двое. — Или предпочла бы, чтобы он оставил их там? Или вовсе отдал Брану Старку, а? Сарелла засопела, враз став походить на обиженного ребёнка. — Почему ты его защищаешь? — вопрос был задан так, словно самого Джона здесь не было. Тот лишь почти с весельем слушал эту короткую перепалку. — Я его не защищаю. Но у нашего Джона и без того хватает реальных грехов, не навешивай на него те, которых он не совершал, — в привычной насмешливой манере посоветовал Томас. Но за всем этим слышалось, что говорит он вполне серьёзно. — Ведь поверит же, что действительно украл. — Но я не крал, — настала очередь Джона огрызаться. — Ну да, не крал, — кивнул Томас, подходя к поваленному дереву, на разных концах которого устроились Джон и Сарелла. Сел он аккурат между ними, поглядывая то в одну, то в другую сторону. Выглядел он почти безмятежно, но порой даже сказанное с таким невозмутимым видом больно било Джону под дых, он успел хорошо это усвоить и запомнить. Хлёсткие фразы и замечания Томаса подчас напоминали пощёчины, от которых начинало пылать лицо. — Но ты такой доверчивый. Скажешь тебе — украл, ты станешь отрицать, а если скажешь уверенно, с должным напором — тут же усомнишься, а точно ли не крал? Начнёшь думать, в голове эти мысли гонять, пока не убедишь себя, что это не тебя довольно искусно ввели в заблуждение, а всё — истина, как она есть, а ты — жалкий воришка. Если я не прав, можешь швырнуть в меня во-о-он тем камнем, — он ткнул пальцем в небольшой булыжник, лежащий на примятой траве. Джон заметил, что Сарелла смотрит на Томаса с таким же недоумением, как и он сам. Только она не сразу сообразила, на что он так завуалированно намекает, тогда как Джон — почти моментально. Оставалось пока загадкой, откуда ему вообще такие подробности известны, но вместо любопытства пришла злость. Почти ярость. Джон действительно захотел запустить в Томаса камнем, но по другой причине. — Катись ты в седьмое пекло, — Джон едва не сплюнул на землю, задетый сказанным. И прежде всего, потому что это была правда. Он рваным движением вскочил с трухлявого дерева, намереваясь куда-то уйти. Сбежать. Если не от самой болезненной правды, то хотя бы от человека, который её озвучил. — Знал бы ты, сколько раз меня туда посылали... А я там ещё и бывал, не увидел ничего интересного, — протянул Томас, даже не пытаясь его удержать. Физически, по крайней мере. И снова неясно: издевается он что ли? — Только я бы тебе не советовал совершать необдуманных поступков, если хочешь всё-таки добраться до Миэрина. Степь большая, дикая... и не такая спокойная, как кажется на первый взгляд. Так что возьми-ка ты себя в руки и перестань щетиниться, как ёж. Почему-то от этих слов его Сарелла коротко прыснула в кулак, замаскировав смех под кашель. В уголках её глаз выступили слёзы. Джон обвёл этих двоих пылающим от ярости взглядом, не зная, кого хочет задушить первым. Не на полном серьёзе, конечно, потому что первый гневный порыв уже прошёл. Когда он демонстративно сел прямо на траву, не желая более приближаться к дереву, Томас примирительно выдохнул. — Вот и замечательно. Теперь следует перекусить, чтобы набраться сил и поспать немного. Через Степи придётся ехать быстро, — он с некоторым сомнением покосился в сторону лошадей, сейчас мирно щипавших пожухлую траву, — чтобы поскорее добраться до Пёстрых гор. Там шансы встретить дотракийскую орду куда как меньше. Если что... дальше пойдём пешком. Другого выхода нет. Произошло ровно так, как и предполагал Томас — и по горам они пробирались на своих двоих, что было даже проще. Другое дело, после пересечения горных хребтов, до Миэрина, предстояло преодолеть ещё немалое расстояние. Иногда Джон думал, что человек этот обладает каким-то странным даром предвидения или просто настолько сильной интуицией, что способен предугадать дальнейший исход событий. Из-за этого ему порой хотелось задать Томасу ещё один вопрос, давно не дававший покоя. Джон не делал того по иной причине: не от боязни правды, а потому что и сам знал ответ. «Захочет ли Дени вообще увидеть меня?» Нет, не захочет. Так к чему вообще тогда развивать эту тему? В конце концов, он просто хотел вернуть принадлежащее ей по праву. Это было самое малое, что теперь он мог сделать для неё. Если она попросит что-то ещё, он это тоже отдаст, даже если речь будет идти о самой жизни. *** Карабкаться по горам оказалась не так просто, пусть склоны их оказались достаточно пологими. Джон следовал прямо за Томасом, который выискивал нужные тропки, позади пыхтела, шаркая по камням, Сарелла. Небо здесь казалось ближе, чем там, внизу, что не удивительно, стало и немного холоднее, однако к холоду Джон давно привык. В первую ночь они забрались в небольшую пещеру, прячась от поднявшегося к вечеру прохладного северо-восточного ветра. Он не перестал дуть и на следующий день, когда они двинулись в путь и добрались до затерянной среди гор долины. Горные склоны закрывали её со всех сторон, словно надёжные стены. Джону невольно вспомнилась Тенния... Да, она тоже лежала среди гор, на вершинах которых виднелись шапки снега. В Пёстрых горах снега, разумеется, не было — всё-таки слишком тепло для этого — но очертания их накладывались на сохранившуюся в памяти картину. Губы Джона тронула несколько печальная улыбка. Как там Тормунд? Как все остальные? Всё ли у них в порядке? Джон оставил их, зная, что они и без него прекрасно справятся — жили же как-то всё это время. А Иных больше не было за Стеной... Но Тормунд почти наверняка ругался по чём свет стоит, а после мог и в погоню броситься. Да только уже поздно. Если он что и нашёл, то разве что моржовых людей, намеревавшихся покинуть Стылый берег, и они рассказали ему то, что знали. А, возможно, вместо поселения Тормунд отыскал покинутый полустанок. Как знать... Только сейчас Джон подумал о том, что даже не расспросил толком, почему Дарси и её люди хотели убраться оттуда, несмотря на отсутствие опасности. Вспомнил, что она говорила о Стене и дверях... пусть и смутно. Голова у него тогда была занята другим, к тому же здорово болела после удара. Рука невольно потянулась к тому месту, где остался небольшой шрам, сейчас уже практически полностью скрытый отросшими волосами, которые снова неровными прядями падали на лицо. Явно заметив его движение, Томас проговорил: — Что, голова болит с непривычки? — Нет, — Джон не желал сейчас поддерживать разговор. Он посмотрел на Сареллу, которая, похоже, испытывала страстное желание прыгнуть в разожжённый огонь, но пока держалась — и тянула к нему руки. Ей, в отличие от Джона, холод был не столь привычен. Молча вытащив из сумки запасную цветастую накидку, купленную в Пентосе, он протянул её Сарелле. Сам Джон лишь иногда использовал её в качестве одеяла, но ничего, потерпит. — Это ещё что? — буркнула она. — Для тепла, — пояснил Джон, вскидывая брови. — Укутайся. Так не продрогнешь до костей. Ветра нет, но всё же прохладно здесь ночью. Только сейчас дошло, что вообще-то она не знает: Томас раскрыл её небольшой секрет. Всю дорогу Джон молчал об этом. Во взгляде Сареллы мелькнула знакомая подозрительность. Она чуть прищурилась. — Мне не холодно, — медленно, едва не шипя проговорила она, игнорируя накидку Джона. — Не упрямься, — попросил он как можно мягче. — Это же просто накидка, ну... Поджав губы, Сарелла ещё некоторое время внимательно разглядывала Джона, а потом резким движением вырвала одежду у него из рук и тут же накинула себе на плечи, плотно кутаясь и зарываясь в ткань носом. — Вот и хорошо, — примирительно заключил Джон. Томас всё это время молчал, наблюдая за происходящим с блуждающей полуулыбкой. Сарелла пронзила Джона взглядом злобной горгульи, словно он сказал нечто оскорбительное. Хотя она была довольно миловидна для горгульи. Джон невольно ухмыльнулся этой мысли, ловя на себе очередной убийственный взгляд, и вернулся к огню, вороша его палкой. Он покосился на драконьи яйца, которые всё так же покоились в сумке, что снова перекочевала ему на плечо. Впервые в голову пришла мысль положить их в костёр. Есть ли в этом хоть какой-то смысл? — Вообще-то и правда довольно прохладно, — заговорил Томас, но на сей раз — серьёзно. — И солнце... — Да, да, — тут же поддержала его Сарелла. Так, словно давно хотела об этом сказать, но почему-то не решалась. Томас поднялся на ноги и покрутился на месте, оглядываясь по сторонам, словно надеясь что-то увидеть. Джону даже показалось, что он принюхивается. Сам же он, кроме запаха костра, сейчас ничего не чувствовал. Вот когда они поставят на него небольшой котелок... Мысли его прервал всё тот же Томас, которому нечто явно не давало покоя. — Скверно... скверно, — пробормотал он, едва заметно покачивая головой. — Что? — с опаской спросила Сарелла. — Что случилось? — Пока... ничего, но раз и вы заметили, значит, дело дрянь. — Поясни ты уже толком. Хватит говорить загадками, — раздражённо проворчал Джон. Он всё-таки решился, хотя бы с целью занять руки, осторожно положить яйца к огню. Главное самому не обжечься. Наблюдая за его действиями, Томас вздохнул. Джон ощутил на себе его пристальный взгляд. — Вы и без меня знаете, что в мире творится неладное, — сказал он. После чего продолжил, не дожидаясь ответа: — И ситуация становится всё хуже. Тому в свидетели небо и этот холод с северо-востока. Что-то открылось там. — Открылось? — не поняла Сарелла. Джон, выложив поближе к весело потрескивающему костру последнее из яиц, тоже поднял на Томаса изучающий взгляд. Лицо того, казалось, само потемнело от тягостных мыслей. — Именно так, — медленно проговорил он, садясь на прежнее место. — Значит, времени осталось не так много. Как назло, лошади пали. Но ничего... всё равно поспешим. — Я ничего не понимаю, — впервые Сарелла посмотрела на Джона почти с надеждой. Возможно, думая, что хоть он разобрался в сказанном. Но тот только покачал головой. — Можно как-то... поподробнее, — попросил Джон Томаса. — Возможно... чуть позже. Скажу только, что с того момента, как погиб один очень важный человек, всё стало хуже. Поэтому нам следует как можно скорее убраться отсюда. Вам лучше бы оказаться под защитой стен Миэрина. — Откуда ты знаешь? В смысле... ведь ты же всё это время был с Лео, — вопросительно вскинула брови Сарелла. — А Лео ничего такого не рассказывал. Или он тоже не знал? — По-твоему, я похож на его няньку или кормилицу? А то и матушку? — последовал едкий вопрос. — Не с пелёнок же я рядом с ним толкался. Я старше, чем выгляжу. — Уже столько времени прошло, — насупилась Сарелла, привычно не желая сдавать позиции, — а у меня такое ощущение, что тебе известно куда больше, чем ты говоришь. — Тут ты права, — не стал отрицать Томас, криво улыбаясь. — Всё так. Но, как говорили некоторые мудрецы, многие знания — многие печали. Давайте-ка лучше приготовим поесть и ляжем спать, — предложил он, извлекая остатки козлятины. Ещё вчера Сарелла подстрелила животное из своего лука, и мяса им хватило даже на сегодняшний ужин. Стреляла она и правда лучше многих, кого знал Джон. И лучше него, хотя он и в самом деле лучником считал себя весьма посредственным. В животе забурчало. Есть действительно хотелось больше, чем говорить. Потому, плеснув в котелок набранной из горной речушки воды, они принялись готовить нехитрую похлёбку, которая была в самый раз, чтобы согреться. Однако Джон помнил, что сказал Томас. Наверняка помнила то и Сарелла. Но все молчали, словно не желая рушить то доверие, что выстроилось между ними всеми на протяжении пути. Не желая прикасаться к чему-то незримому... Ибо за ним ждала болезненная пустота, а Джон так её ненавидел. *** Настырные толчки Томаса обрушились на Джона ещё до того, как поднялось солнце. Сарелла тоже не спала, и с видом немного потерянным и даже напуганным вертела в руках нечто, пока неразличимое в предутренних серых сумерках. Протерев глаза и подавляя мучительный зевок, Джон сонно и непонимающе уставился на Томаса. — Что произошло? — он сел, ощущая лёгкую ломоту в теле. Сегодня никаких кошмаров не снилось, однако сквозь какую-то мутную пелену Джону чудилось, что некий голос звал его, умоляя о чём-то... О чём? — Просыпайся, нам нужно двигаться дальше. Как соберёмся, уже развиднеется, и можно не бояться переломать ноги о камни. Джон, всё ещё борясь с тягучим сном, бросил взгляд в сторону Сареллы. Теперь он заметил, что она разглядывает камень, который всё это время носила на шее. Сейчас предмет лежал в её ладони. Похоже, пока Джон спал, что-то действительно произошло. Заметив направление его взгляда и интерес, Томас едва слышно вздохнул. — Да... это одна из причин. Так что вставай, я заварил немного ханны, она бодрит и придаёт сил, — он кивнул на котелок, над которым вместе с белым паром поднимался густой травянистый запах. — Заодно расскажу кое-что... Вскоре плоский камень перекочевал в руки к Томасу. Джон, которому прямо под нос сунули металлическую кружку, мелкими глотками потягивал горький травяной отвар. Он морщился, но продолжал пить, желая прояснить собственный разум. На руки пришлось надеть перчатки, чтобы не обжечься. — Вы мне оба расскажете, в чём дело? Сарелла посмотрела сначала на Джона, потом — на Томаса, словно не зная, с чего начать. После всё же заговорила. — Мейстер Марвин... сказал всегда носить при себе этот камень. — Да, — подтвердил Томас, прерывая её. Он выглядел несколько взволнованным. И ему как будто стало неловко от этих слов Сареллы. — Это редкий артефакт. К сожалению, теперь не осталось тех, кто мог бы сделать подобное. Последний, кто умел... недавно погиб в Дотракийском Море. — Но откуда тебе это известно? — Джон и Сарелла задали этот вопрос одновременно, после посмотрели друг на друга растерянно. И на лице Сареллы появилась едва заметная тень улыбки. Однако она, осознав это, быстро нахмурилась. Выглядело это настолько забавно, что Джон не выдержал — коротко прыснул, что совсем не соответствовало окружающей атмосфере недосказанности и тревоги. По его прикидкам, солнцу уже полагалось взойти, но оно только-только карабкалось вверх. Лениво и нехотя ворочая круглыми розоватыми боками и цепляясь золотистыми лучами за зыбкую синеву неба. Мир постепенно наполнялся светом, перины тёмных облаков на востоке запылали огнём. Томас, выдержав паузу, посмотрел куда-то в пустоту, за спину Джону. Взгляд этот был таким, что захотелось обернуться и проверить, не стоит ли там кто. Но Джон удержался, несмотря на прокатившиеся вдоль загривка мурашки. Томас смотрел не на кого-то конкретного — он глядел в вечность, что открывалась ему. — Знаю — и всё тут, — проговорил он, наконец. Вся эта загадочность начинала здорово нервировать. И не только Джона — теперь стало очевидно, что и Сарелле сделалось неспокойно, а ведь она рядом с Томасом намного дольше. С самого Вестероса. — На подходах к Миэрину... я расскажу, — пообещал он. — Обязательно. — Легче не стало, — проворчала Сарелла. Она тоже пила отвар из кружки. Руки её были в перчатках, как у Джона. Тогда-то в голову его пришла очередная мысль, точнее, наблюдение — то, что ускользало от внимания, но на подсознании казалось странным и каким-то неправильным. Эти металлические, раскалённые кружки, наполненные травяным варевом, Томас подавал голыми руками, нисколько не морщась. От осознания этого Джон едва не поперхнулся тем, что пил. Он коротко закашлялся и вытер губы. И предпочёл пока что промолчать о своём странном наблюдении. Не обращая на то внимания, Томас продолжал говорить. Он вытянул камень перед собой, чуть приподняв его вверх. — Новый часовщик отправил нам послание с той стороны, — поведал он. Сарелла, которой он об этом уже наверняка сообщил, лишь нетерпеливо кивнула. — Я всё равно ничего не понимаю. — Имей терпение, Аллерас, — на короткое мгновение в голос Томаса вернулась хорошо знакомая, почти кажущаяся теперь уютной насмешливость. — Сейчас важно то, что он хотел нам сказать. Полагаю, всем, у кого есть эти камни. — Всем? — зачем-то уточнил Джону. — Всем, — кивнул Томас. — Хотя есть они не у многих. Теперь вот в чём дело: тот, кто отправил это послание, не только торопился. С того места, откуда он его передавал, вряд ли возможно сделать это хоть на одном из человеческих языков. Однако это и хорошо — значит, он не подчинился их воле. — Часовщик, другая сторона, эти странные символы! — не выдержала Сарелла, вырывая из рук Томаса камень и снова впиваясь в него взглядом, словно могла разглядеть там что-то ещё. Она даже наклонилась к огню. Как очевидно, тщетно. — Можно мне?.. — осторожно поинтересовался Джон, стаскивая зубами перчатку с правой руки и протягивая к Сарелле ладонь. — А ты как будто понимаешь хоть что-то, — не то презрительно, не то насмешливо выдохнула Сарелла. — Просто интересно, — объяснил Джон. Чуть поколебавшись, Сарелла всё-таки подалась вперёд, опуская тёплый, нагретый камень в его ладонь, но стараясь не прикасаться к самому Джону. — Смотри, сколько влезет, пока глаза не выпадут. — Ты не сможешь это прочитать, — заверил Джона Томас. — Что это значит? — Джон, осторожно поставив кружку на землю у ног и стащив вторую перчатку, принялся вертеть диковинку, внимательно её разглядывая. Простой плоский камень с начертанным на нём закрытым глазом. Насечки выполнены довольно просто, даже примитивно, специальным острым инструментом. Сбоку были вырезаны совсем крошечные иероглифы, под которыми оказалось изображено нечто, напоминающее колесо. Джон прищурился, вглядываясь в знаки, и ему снова почудилось, что он слышит чей-то голос... Он мотнул головой, отгоняя этот сонный морок. — Что? — Томас буквально впился в него взглядом. — Что с тобой? Ты что-то услышал или увидел? — Ничего, — Джон вернул камень Сарелле и посмотрел в глаза Томаса. В них плясали отблески костра, делая взгляд почти нечитаемым и тёмным. — Лучше скажи, что это за символы. Тебе известно? Ты упомянул, что это не язык людей. — Да, не людей. Древних... — он запнулся, словно поперхнулся этим словом, и поджал губы, явно не желая пока вдаваться в неприятные детали. — Его можно изучить. Хотя я бы и не советовал. Не стоит людям к такому прикасаться. Подобные знания и силы не стоят тех жертв, которые нужно принести ради их получения. Взгляд в некоторые из замочных скважин может стоить не только зрения, но и жизни. — Ты изучал его в Староместе? Неужели Конклав позволил сохранить подобные книги? — догадалась Сарелла. Ах да, точно. Если Томас помогал ей, возможно, он действительно имел какое-то отношение к Цитадели. Джон прежде тем не интересовался, однако хотя бы немного объясняло источник его столь глубоких познаний относительно некоторых вещей. — Да, я его изучал, и не только его, — Томас произнёс это подобно эху, и Джону на мгновение подумалось, что имел он в виду отнюдь не Старомест. Но сейчас куда больше волновало другое. — Эти символы принадлежат существам, главное из которых обманом заползло в Брана Старка, — с этими словами Томас уставился на Джона. Тот снова вздрогнул, едва не шарахнувшись назад. — Что? — глаза невольно расширились от удивления. — Ты слышал, что я сказал, — слова звучали жёстко, словно Джон был в том повинен. — Более того — наверняка видел. Аллерас... он и архимейстер Марвин давно начинали понимать, что к чему. Точнее, архимейстер пришёл к подобному выводу первым. Джон, чувствуя, как у него едва не перехватывает дыхание, перевёл взгляд на неё. Сарелла коротко выдохнула. Джону же захотелось зажмуриться, ибо он не желал вспоминать увиденное в Красном Замке. Это делало ему больно. Это делало ему... страшно. Джон слишком отчётливо помнил ощущение собственной беспомощности перед тем жутким существом, которое притворялось его маленьким братом. Тем, что умело прикидывалось немощным и безобидным, усыпляя человеческую бдительность. Кто же разглядит настоящую опасность в мальчишке, порой не способном без посторонней помощи справить нужду? — Я... — Джон запнулся, замолчал на полуслове, не зная, что сказать. Но его ответа никто и не ждал. — Часовщик... он отправил послание, потому что погиб и наверняка стал частью обратной стороны мира этого мира, — продолжал объяснять Томас. — И то, что он написал — отчаянный призыв к действию. Предупреждение об опасности. Он просит всех поторопиться. Не удивительно — повсюду дурные знаки, если приглядеться. Солнце задерживается не просто так... И чем дальше на восток — тем это очевиднее. Думаю, никто из присутствующих здесь не станет скептически относиться к существованию в этом мире куда более грозных сил, чем человек. С этим утверждением сложно было не согласиться. — Призыв к действию? Предупреждение? — повторил Джон. — Да. Он говорит, что мятежный бог восстал. Пришёл в этот мир. Буквально, физически. И речь не только о Бране. Сюда попали и его слуги. Значит, сломана одна из важных печатей, как я и предполагал чуть раньше, — Томас подскочил с места и принялся нервно вышагивать вокруг костра. Всем своим существом он источал тревогу, и Джон сам заволновался. Хотя куда уж больше. — Что... Что же делать? — подала голос Сарелла. — Точнее, что мы можем сделать с этим предупреждением? — Торопиться, пока — только поторопиться. Увы, иного выхода сейчас нет, — заключил Томас. — Поэтому давайте как можно скорее соберём наш лагерь — и двинемся в путь. Сегодня мы должны спуститься к дороге Демонов, оттуда пойдём к Миэрину. — Дорога Демонов… — Сарелла, торопливо распихивающая вещи в свою сумку, снова посмотрела на Томаса с сомнением. Похоже, ей действительно стало не по себе от его странных слов и не менее странного поведения. — Но ведь она... — Я прекрасно знаю, какие слухи о ней ходят, — не дал ей договорить Томас, беспечно отмахиваясь. — Не безосновательные, конечно, но по большей части всё это просто суеверия. Самое опасное, что нас может сейчас там ждать — это обвал. И руины. Но ведь мы все готовы были к опасностям, верно? Сарелла кивнула. Томас уверенно зашагал вперёд по узкой горной тропке. Джон, глядя ему в спину, приблизился к Сарелле и хотел было что-то ей сказать, но она, тоже явно нервничая, отмахнулась: — Не разговаривай со мной. Не хочу ничего от тебя слышать. — Сарелла... — начал Джон, но, когда понял, какое имя произнёс, прикусывать себе язык оказалось уже поздно. Сарелла, напротив, нисколько не удивилась, губы её только скривила кислая улыбка, как у человека, которого донимала зубная боль. — Слышал, Джон Сноу, что нам сказали? Шагай вперёд и смотри под ноги, а то недолго себе кости переломать или череп раскроить, — и она почти побежала следом за Томасом. В заплечной сумке Сареллы тихо постукивали металлические кружки, из которых они пили травяной настой. Джон на короткое мгновение вскинул голову, хмурясь. Проклятое солнце — ведь оно действительно казалось каким-то тусклым. *** До заката добраться до дороги Демонов так и не удалось — путь преградила широкая расселина, которую следовало обойти, поскольку перепрыгнуть её не представлялось возможным. Томас, хмуро поглядев на чёрную, воющую ветром пустоту у самых ног, нахмурился. — Землетрясение, — заключил он и вскинул голову, снова приглядываясь. — Из-за Валирии? — уточнил Джон. Ему уже рассказали про то, что произошло на юге Эссоса. Сам он не без удивления отметил, что в то же время видел яркий свет далеко на севере, в Землях Вечной Зимы. Про свой сон при этом Джон предпочёл умолчать. Томас некоторое время расспрашивал его о том, как это выглядело, а Сарелла — слушала, ей явно тоже было интересно узнать подробности, но рассказывать толком оказалось нечего. Кроме того, что все испугались, поначалу приняв свечение за какой-то жуткий пожар, — и с этого момента Джон больше не возвращался в Теннию... — Да, из-за того, что там случилось, — Томас прищурился. Он снова посмотрел на воющую щель, которая напоминала Джону о Воющем перевале в Землях за Стеной. Расселина в том месте издавала похожие леденящие сердце звуки, напоминающие скорбный плач женщины. Сумерки сгущались: очевидно, что ползать по горам в темноте не стоило, потому пришлось ещё одну ночь провести в этом месте прежде, чем к середине следующего дня выйти к перевалу, который спускался к той самой дороге Демонов. Сарелла больше не пыталась спорить с Томасом об этой тропе, хотя было видно, что выбранный маршрут ей не слишком по душе. С самим Джоном после того, как он назвал её настоящим именем, она снова старалась не разговаривать. Порой снова хотелось скрыться из виду и пуститься в дальнейший путь самому. Как тогда, в Пентосе. В конце концов, он, верно, сам сыщет дорогу к Миэрину — Томас успел подробно рассказать, как туда добраться. Да, идти снова придётся некоторое время через Дотракийское Море, но, если встретишь кхаласар, то не имеет особого значения, трое будут путников или всего один. Риск примерно одинаковый. Так какая разница? На этой мысли Джон очередной раз давал себе подзатыльник: на что это будет похоже? Эти люди всё-таки вели его за собой, не требовали ничего взамен и, вполне вероятно, могли уговорить Дейенерис выслушать его. Никто из них не пытался отобрать драконьи яйца или хотя бы золото, которое Джону зачем-то отдали вместе с ними. А он... А он в такие моменты остро испытывал отвращение к себе — наверное, душа и правда прогнила насквозь, раз он готов сбежать тайком ночью от тех, с кем проделал такой путь. Даже Сарелла, пусть и не скрывала своей неприязни, выручала его не раз. — Ты что там еле плетёшься? — окликнул его Томас, заметив, что Джон заметно отстал. Они с Сареллой ушли далеко вперёд, спускаясь по склону. — Да иду, иду, — буркнул Джон, глядя себе под ноги, потому что камни крошились под порядком истоптавшимися в пути сапогами. Он не успел толком оглядеться по сторонам, слишком сосредоточившись на том, чтобы не упасть. Чувствовал, как по лицу его, несмотря на холодный ветер, стекает пот. — Что с тобой? — Томас протянул Джону руку, приглашая ступить на дорогу, которая с высоты горной гряды чудилась рекой, вытекающей из самой преисподней. Джон помнил, как прежде, чем свернуть, они ехали по валирийскому тракту, когда только покинули Пентос, но здесь он почему-то выглядел другим. Не угольно-чёрным. Дорога, некогда продолженная между Волантисом и Миэрином, действительно отличалось своим цветом. Прежде всего, потому что с южной стороны Пёстрые горы оказались окрашены в самые разные цвета. Словно боги, творившие этот мир, взяли зелёный, синий, жёлтый, фиолетовый, красный, коричневый, а после опрокинули краску на горные склоны с самых вершин, оставшихся позади, и она стекала вниз, окрашивая землю, пропитывая даже дорогу. Солнце, залившее это место, несмотря на тусклость, почти слепило. Дорога вспыхнула — и Джон невольно зажмурился. — Красиво... — выдохнула Сарелла, восхищённо оглядываясь. — Так красиво! И не скажешь, что это именно то место, которого стоит опасаться. Томас невесело улыбнулся. — Опасным местам такое свойственно. Нам повезло, что Чёрные Скалы находятся западнее, иначе бы мы вряд ли прошли, — Томас снова огляделся. — Сегодня, если ничего страшного не произойдёт, доберёмся до руин одного города... Там и заночуем. — Знаете, что мне не нравится? — Сарелла вдруг обратилась сразу к Томасу и Джону. — Здесь нет людей. За последние несколько дней мы вообще не видели ни одного человека. Живого или мёртвого... не столь важно. — Я бы на твоём месте радовался, — фыркнул Томас. — Лучше пусть так. Компания нам ни к чему. — Нет, правда. Почему совсем нет людей? — не унималась Сарелла, шагая вперёд. — Как будто все вымерли. — Не вымерли. Но между городами Залива никогда не было слишком многолюдно, учитывая местность. Здесь же Дотракийское Море... а мы и вовсе сейчас шагаем по валирийскому тракту с дурной славой. Сюда могут сунуться только в самом безвыходном положении. В остальных случая благоразумные люди предпочитают морской путь. Некоторое время Сарелла помолчала, обдумывая его слова. — Но ведь жители Толоса и Монтариса... — Они сейчас могут пройти к другим городам тоже только морем. Я же говорю — Чёрные Скалы частично обрушились... По суше к этой дороге им не подобраться. Конечно, если в самих городах ещё остались живые. Я бы не был так уверен. — То и к лучшему, — в голосе Сареллы послышалось почти облегчение. — Монтарис же не зря так называют... Томас нахмурился, строго поглядев на Сареллу. — Мне казалось, ты всё прекрасно понимаешь. Они люди вообще-то. Большинство даже не уроды. А те, что родились уродами... чудовищами, не виноваты в том. Рок Валирии — то, что осело в воздухе после него — изуродовало их во чревах матерей, передаваясь из поколения в поколение. Раборторговцы же нередко продают этих несчастных настоящим уродам, чтобы они плясали им на потеху. — Я... знаю. Слышала, — Сарелла выглядела немного смущённо такой гневной отповедью. Похоже, Томаса с души воротило от работорговли и всего, что с ней связано. — Я имела в виду... — Шутка. Знаю, — чуть смягчился он. — Валирия погубила огромное количество жизней не только, пока существовала, но и когда умирала. Потому что сама родилась из огня и крови. Брови Сареллы поползли вверх. Она хотела спросить что-то ещё. Но Джон, выдохнув, прервал их разговор: — Давайте уже пойдём. Здесь... дурно пахнет. — Верно, — заметил Томас. — Это запах вулканов. Ветер сегодня дует со стороны Валирии и доносит до нас эти дивные ароматы. Джона передёрнуло. Там, восточнее, виднелись далёкие, призрачные алые отблески, дрожащие в утреннем свете и почти невидимые на солнце. Но Джон всё равно их различал — чувствовал — как они плывут в дымном мареве над бурлящими лавовыми реками и озёрами, полными разъедающей плоть кислоты. Он слышал недовольный рокот древних и мёртвых валирийских городов, похожий на ворчание древнего чудовища, сон которого был потревожен. Словно обретя разом второе дыхание, Джон почти побежал по дороге Демонов, стараясь больше не вглядываться в зловещий призрачный силуэт Древней Валирии. Не оглядываться на родину своих предков. На спящего дракона в недрах земли. *** Дорога Демонов бежала вдоль гор, что стеной нависали над путниками. Кое-где можно было заметить следы недавнего камнепада, в одном месте сошёл сель, перегородив путь, из-за чего пришлось потратить немало времени, ища обход, а потом всё равно перебираться через каменную насыпь высотой в человеческий рост. Джон порой украдкой посматривал, словно несколько стыдясь собственных взглядов, на переливающийся в лучах наконец разгоревшегося во всю солнца Залив Драконов, чьи воды тихо колыхались внизу, разбиваясь о камни. Интересно, видно ли с вершины Великой Пирамиды эти же воды, или Дейенерис видит только Скахазадхан? Впрочем, так или иначе, они вдвоём могли прямо сейчас смотреть на одно и то же небо… От мыслей этих болезненно дёргало что-то под сердцем. В такие моменты оно превращалось в тяжёлый, вибрирующий в груди камень. Остальной мир вокруг казался необычайно тихим, каким-то даже чужим, и недружелюбно поглядывал на вторгшихся во владения безмолвия людей. Им здесь были не сильно-то рады. Но никто, во всяком случае, не торопился нападать — и то хорошо. — Не понимаю, почему эту в таком случае дорогу считают опасной? Здесь ведь и правда никого не видать, — выразила вслух мысли в том числе и Джона Сарелла, обращаясь к Томасу, который привычно шагал впереди, словно опытный проводник. — Что? А, да, — вновь рассеяно откликнулся он. Потёр лоб, хмурясь. Он явно думал о чём-то другом всё это время и вопрос Сареллы вырвал его из пучины размышлений. — Вообще-то она и правда опасна. — Раз уж ты так хорошо осведомлён обо всём, — раздражённо фыркнула Сарелла, — то мог бы не озвучивать сказанное ранее, а объяснить. Обернувшись к Сарелле, Томас слегка поджал губы в недовольной гримасе. — Во-первых, бандиты и работорговцы здесь нередко устраивали засады. С этой стороны горной гряды, — он обвёл Пёстрые горы, что нависали над ними, — удобно спрятаться так, чтобы случайные путники не увидели ни других людей, ни бликов наконечников стрел и копий. Вокруг полно гротов и ущелий, из которых легко пускать стрелы, а мы с вами как на ладони. Джон невольно присмотрелся к окружающему пространству, прислушался, как будто надеясь уловить едва различимый звук натягиваемой тетивы или щелчок арбалета. Может быть, даже увидеть чью-то тень, скрывающуюся среди горных пиков. Сарелла сделала то же самое, даже рука её невольно потянулась к собственному луку, висящему за спиной. Томас, явно заметив их реакцию, едва не рассмеялся. — Но не сейчас. Думаю, пройдёт ещё какое-то время, когда по дороге снова рискнут передвигаться люди и появится смысл устраивать засады, не рискуя умереть от старости прежде, чем это принесёт результаты. Вторая же причина заключается в недобрых слухах, которыми это место овеяно. В конце концов, не дорогой же Разбойников её называют, верно? — Томас снова повернулся к ним спиной, двинувшись дальше. — А при чём здесь тогда демоны? — не отставала от него Сарелла, ускорившись. — Даже если они и есть, у тебя на шее висит хорошая защита от их глаз, способная помочь нам всем. Так что не бойся, — не сбавляя шага и не оборачиваясь, бросил Томас, больше не вдаваясь подробности. Думать о демонах даже при свете дня было неуютно. Джон снова покосился на горы — сейчас те выглядели безмятежными великанами. Он надеялся, что Томас прав, и нет там сейчас никак людей, которые решились бы напасть на трёх рисковых путешественников. Рука невольно потянулась к сумке с драконьими яйцами. Если потребуется, он умрёт, защищая их, но не отдаст просто так, без боя, даже в обмен на жизнь. Та ничего не стоила, в отличие от драконов. В лицо ударил порыв ветра со стороны воды, заставив зажмуриться и глубоко вдохнуть. В нём Джону почудился странный дымный запах, смешанный с чем-то ещё, едва уловимым. Подумалось, что, наверное, это вновь только чудится, и запах существует только где-то в воображении. Джон снова запустил руку в сумку привычным движением — драконьи яйца, казалось, были тёплыми, а ведь в костре они лежали довольно давно, и им уже полагалось остыть. Однако под пальцами ощущались тлеющие угли жизни. Значит, оставалось ещё время, чтобы поспеть к Миэрину до того, как драконы обратятся в камень. Джон не сомневался, что рядом с Дейенерис они тут же расправят крылья. *** Вскоре на горизонте, в размытой дымке дня, стал различим абрис полуразрушенных стен и покосившихся на бок башен причудливых форм. Джон поднял руку, чтобы оттенить ладонью глаза и понять, на что именно смотрит. Впрочем, гадать особо не о чем: Томас же говорил, что по пути им встретятся руины Бхораша, разрушенного валирийского города, который никто так и не отстроил заново. Потому что делать это оказалось некому, а место это, как и драконья тропа, отпугивало людей. Верно, это он и тот самый заброшенный город. Время как раз близилось к закату, и прошли они достаточно, чтобы достигнуть его рухнувших врат. — Бхораш? — первым спросил Джон, даже зная ответ. Томас кивнул. Он тоже внимательно разглядывал древние стены, когда те оказались достаточно близко. — Здесь тоже красиво, — заметила Сарелла. Джону так не казалось — валирийский город напоминал чей-то непогребённый труп, брошенный на растерзание стервятникам и диким зверям, как это нередко случается с подобными местами. Схожие, но чуть притуплённые чувства вызвали разрушенные города и поселения ройнаров, мимо которых прежде лежал их путь. Невероятная красота, убитая временем и человеком. Говоря о красоте, Сарелла наверняка имела в виду остатки прежней валирийской архитектуры, едва сохранившиеся до настоящего времени, но на Джона они, напротив, нагоняли ещё большую тоску и уныние. Через огромные выбоины и проломы в некогда ослепительно-белых стенах виднелись осколки стекла, размётанные по присыпанной песком и камнями земле. Они наверняка давно вылетели из окон скошенных и кое-где вовсе рухнувших башен, которые ближе к навершиям скручивались в спирали. Тут же валялись крупные и поменьше металлические фигуры, изображающие не только драконов, но и иных невероятных зверей; кое-где можно было заметить чахлые, давно засохшие от недостатка влаги низкие деревья и кусты. Сарелла же первая и шагнула вперёд, и камни скорбно захрустели под её сапогами. — Его уничтожил Рок? — задался вопросом Джон, выходя из охватившего его странного оцепенения. Он тоже двинулся следом за Сареллой, чтобы войти в полуразрушенную арку ворот, которые так давно покоились на земле, что уже вросли в неё. — Нет, конечно. Монтарис, Толос и Элирия уцелели. А они намного ближе к Валирии и Землям Долгого Лета, — покачал головой Томас. — Люди не знают, что уничтожило Бхораш. — И всё-таки он находится на дороге Демонов, — проворчал Джон, краем глаза наблюдая за Сареллой, которая склонилась к земле, что-то разглядывая с огромным интересом. — Может быть, в этом всё дело. — Твои мысли движутся в верном направлении, — кивнул Томас. — Отчасти название валирийского тракта связано и с этим городом. — Нам точно следует тут оставаться? — Джон огляделся. Сарелла уже направлялась к ним, сжимая что-то в руке. Судя по всему, находка ей понравилась. — Ничего страшного. Можно провести здесь одну ночь, только следует быть осторожными. Что там? — вопрос был адресован уже Сарелле. Она протянула Томасу и Джону чёрный осколок, лежащий на ладони. — Вулканическое стекло, — понял Томас. — Драконово, — поправил его Джон. — Обсидиан. — Когда пришёл Рок, — Томас ткнул рукой в том направлении, где находилась Валирия, — это стекло сыпалось прямо с пылающего неба… Так говорят. Не удивительно, что оно есть и здесь. — Какая разница! — оборвала Сарелла. — Я прекрасно знаю, что это, — она указала на то место, где нашла эту вещицу. — На самом деле, там есть ещё. Похоже, здесь из них изготавливали какие-то украшения... или вроде того. Дело не только в извержении вулканов. — Да, — подтвердил Томас. — В валирийских городах такие вещи не были редкостью, это и не удивительно. Но... давайте-ка мы все отнесёмся с почтением к призракам, которые тут живут, к тем, кто никогда не вернётся, и не будем ничего отсюда с собой выносить. Сказано это было так серьёзно, что Сарелла вздохнула. — Ладно... — сдалась она и, осторожно опустив осколок обсидиана на землю, пробормотала, обращаясь в пустоту: — Простите. Мы не хотели вас беспокоить. Томас коротко хохотнул в кулак, из-за чего Сарелла яростно покосилась на него. — Издеваешься? — Не обращай внимания, — он отмахнулся, всё ещё посмеиваясь. — Наверное, я слишком драматизировал, говоря о призраках... и всём прочем. Я речь веду о том, что это место, как и многие другие, заслуживает уважения. Наверное, никто из нас не хотел бы тревожить чужие могилы, не так ли? — Но почему он разрушен, если дело не в Роке? — снова вспомнил Джон. Он снова посмотрел на величественные белые стены, окружавшие валирийский город. От них, конечно, мало что осталось. Как и от самой Валирии. — Никто не знает. Уверен, даже в Цитадели, — Томас посмотрел на Сареллу, — не сыскать точного ответа на этот вопрос. Однажды... вскоре после Рока, рискнувшие проехаться по дороге Демонов и узнать, что творится с другими городами Залива, несколько отважных искателей приключений обнаружили этот город пустынным и заброшенным. Ворота оказались настежь распахнуты, но вокруг… царила пустота, — Томас обвёл заваленное камнями пространство руками. — Ни единого звука, никаких признаков присутствия здесь людей. Не было ни стражи у самих ворот, ни звуков голосов. Словно после Рока город разом опустел, и куда подевались все люди, неизвестно. Отыскалась парочка смельчаков, которая рискнула войти сюда и осмотреться. Многие тогда посчитали, что это работа дотракийцев. Тогда, в Кровавый Век, они разрушили ни один город, но, во-первых, Бхораш не выглядел так, словно подвергся нападению и разграблению, во-вторых, никого из жителей не обнаружили. Ни единого человека. Как и следов их убийства. Ну, понимаете, кости, кровь, трупы... Ничего. Словно здесь никогда никого и не было или же они неожиданно ушли в неизвестном направлении. Но куда? Никаких валирийских беженцев отсюда в Вольные или гискарские города не приходило. Некоторые считают, что город таинственно опустел в день Рока, когда не было видно, что творится за высокими каменными стенами. Словно Валирия забрала с собой своих детей в небытие. Теперь уже... люди вряд ли узнают правду. Может быть, оно и к лучшему. Не все тайны на свете следует открывать, как я уже говорил. — Звучит... зловеще, — пробормотала Сарелла. Теперь она оглянулась по сторонам с некоторой опаской. — Вряд ли валирийцам, которые здесь жили, будет до тебя дело. Они наверняка… — Томас не договорил, замолчал на полуслове, словно не желая никого пугать очередной страшной сказкой. — Просто давайте вести себя благоразумно и почтительно к мёртвым. Отыщем место для ночлега, а с первыми лучами двинемся в путь. На самом деле... осталось ведь совсем немного, — Томас указал на руины какой-то башни, очерченной алыми лучами солнца. Она находилась на одном из небольших холмов, от которых к самому центру города устремлялись некогда вымощенные светлыми камнями дороги. — Мне кажется, вот нормальное место. Можно даже развести огонь. От ворот они спустились вниз, переступая через камни и осколки стекла. Меньше всего хотелось продырявить и без того стоптанные подошвы и поранить ногу. В небольшой низине находилась просторная площадь с огромным полуразрушенным постаментом в виде драконов. У некоторых из них отсутствовали головы, крылья или лапы, поэтому сложно было сосчитать их точное число. Казалось, звери накрепко сплелись не то в ритуальном танце, не то в порыве страсти, не то яростно рвали друг друга. Вдоль разбитых городских дорог, расходящихся от площади, виднелись обветшалые, полуразрушенные дома разной высоты, глазеющие на чужаков скорбно перекошенными проёмами окон и дырами в стенах. Вскоре все трое вновь устремились на пригорок к той самой поваленной башне. Джон пристально посмотрел на неё, сомневаясь в надежности строения. Заметив его сомнение, Томас махнул рукой. — Мы не будем забираться глубоко и под самую крышу. Но хоть какие-то стены нам бы не помешали. Дальше придётся спать иначе, так что это последний шанс. — Она не упала до сих пор. Не обвалится и сейчас, — неожиданно поддержала его Сарелла, глядя прямо на Джона. Он посмотрел на неё почти с недоумением. Она довольно редко говорила с ним напрямую до сих пор, и каждый такой момент заставал его врасплох. — Если ты так говоришь, — улыбнулся он. Сарелла привычно закатила глаза и первой двинулась к башне, некогда являвшейся частью дома. Тот наверняка прежде принадлежал весьма богатым людям. Под сапогами по-прежнему хрустел обсидиан и мелкие камни. Джон снова окинул взглядом разрушенный город. На прочих небольших холмиках виднелись похожие на дворцы дома. Формы у их башен были не менее причудливые. Все построены из монолитного камня и цветного стекла. Когда Бхораш знавал лучшие времена, наверняка это действительно выглядело невероятно красиво. Даже сейчас в лучах заходящего солнца цветные стекляшки вспыхивали, как упавшие на землю звёзды, тоже навеки похороненные среди валирийских руин. Осознание этого факта бередило душу и нагоняло тянущую печаль и скорбь. Потому Джон устремил взор под ноги и старался лишний раз не поднимать глаз, чтобы не зацепиться взглядом за очередную деталь, способную всколыхнуть где-то внутри чёрную тоску. По счастью, сохранившееся стены здания, под защиту которых все трое вошли, закрывали обзор на город. Томас тут же скинул сумку с плеча. Так же поступили и Сарелла с Джоном. Над головой виднелись уцелевшие металлические перекрытия, можно было заметить обломанные сваи, которые некогда подпирали высокие потолки. Куски белой лепнины валялись где-то в углу. Судя по всему, они тоже изображали дракона. — Пойду посмотрю, есть ли здесь что-то для разведения огня, — бросил Джон, — чтобы можно было согреться и ночью. — Иди, только соблюдай осторожность, — напутствовал Томас, пытаясь соорудить из обломков деревянной балки подпорки, на которые можно будет водрузить их верный, успевший почернеть от копоти котелок. Джон направился в сторону небольшого прохода в очередную комнату. Видимо, это прежде являлось какой-то пристройкой к основному зданию, где могли жить слуги… или рабы. Однако думать сейчас стоило не о прошлом, а о том, чтобы отыскать годящееся для костра дерево. Ночью действительно могло стать прохладно. Из тёмных углов на Джона смотрела тоскливая пустота. Она судорожно сглатывала пыльный воздух, но молчала. В просторной тёмной комнате, куда и привёл проход, оказалось почти пусто. Если не считать старых полок, сваленных на бок, и того, что некогда являлось столом — обломки его грудой лежали на полу. По счастью, и стол, и полки, оказались деревянными. В тусклом полумраке, Джон осторожно приблизился к ним, принявшись выбирать то, что можно скормить огню. К его удивлению, он обнаружил тут не только дерево, но и какие-то ветхие бумаги, даже одну сохранившуюся, пусть и пыльную склянку. По всей видимости, когда-то это место принадлежало учёному мужу. Кому-то вроде мейстера. Только вот кровати не оказалось — вероятно, просто рабочий кабинет. Некоторые из деревянных полок выглядели так, словно их кто-то погрыз, однако следы были довольно старыми, пусть осознание этого факта и отозвалось под сердцем неприятным холодком. Оставалось надеяться, что, кто бы это ни сделал, он давно уже умер и покинул город… Джон вскинул голову. Здесь в потолке тоже зияли огромные дыры, и сквозь них виднелись сумерки, что стремительно надвигались на покинутый город. И у сумерек этих было скорбное фиолетовое лицо. На небе, словно огни, зажжённые невидимыми великанами, вспыхивали первые звёзды. Джон с лёгким замешательством обнаружил, что глядит на них через какую-то туманную дымку, пока не сообразил, что причина тому вдруг выступившие на его глазах слёзы. Он провёл ладонью по глазам, чувствуя влагу на коже и задумчиво растирая её между пальцев. Тогда-то его постигло и другое, уже не столько болезненное, сколько удивительное осознание. Слёз не было с тех пор, как горячая кровь Дени стекала по его рукам. В последний раз Джон плакал, глядя на её лицо, видя, как снежинки тают на её ещё тёплой коже. Потом слёз не было — ни в темнице, ни после неё, когда ему открыла свои врата зияющая пустота этого мира. Слёз не было, как будто их отняли у Джона, лишили возможность ощущать. Они смёрзлись в лёд или даже превратились в холодные камни, тяжёлым грузом лежащие на сердце. И вот теперь, в этом скорбном городе прошлого, Джон впервые за долгое время понял, что обрёл способность плакать. Плакать искренне и по-настоящему. — Ты там в порядке? — из оцепенения вывел обеспокоенный оклик Томаса, который оставался в соседнем помещении. — Да! Нашёл кое-что, сейчас принесу! — незамедлительно крикнул в ответ Джон, надеясь, что голос его не подвёл. После чего принялся собирать найденное для костра дерево. *** — Дотракийцы, — сказал Томас ещё через два дня, когда и Бхораш, и дорога Демонов, не оправдавшая своего названия, остались позади. Миэрин становился всё ближе — пара ночей, обещал Томас. Всего пара ночей — и крепкие ворота окажутся перед ними. А за ними будет Дейенерис… С ног до головы покрытые пылью, Джон и двое его спутников брели по самому краю равнины. Дотракийкое Море находилось чуть в стороне, однако именно от него тянулась та самая вытоптанная многочисленными копытами дорога. — Орда? — Сарелла обеспокоенно огляделась по сторонам. — Думаю, они прошли здесь достаточно давно, — Томас указал на пыль и примятую траву. — Точнее, задолго до нас. Но было их много, только поэтому следы хорошо видны. Так что... орда или нет, но кхаласар довольно большой. — Что же делать? — Джон растерялся. И снова внутри него что-то шевельнулась. Проклятый осколок в сердце, от которого за рёбрами разливалась тянущая боль. — Они, видимо, направлялись в ту же сторону, что и мы... — ...к Миэрину, — довершила за Джона Сарелла. — Что им там понадобилось? — Армия Дейенерис? — первое, что пришло в голову Джону. — Я знаю, они... — он запнулся. Слишком хорошо и ярко отпечатались в его памяти их смуглые лица, полные презрения и ненависти миндалевидные глаза, глядящие на него. — Они отправились обратно, в родные Степи после... всего. — После того, как ты убил нашу королеву, — полным яда голосом поправила его Сарелла. — Называй вещи своими именами. Имей смелость хотя бы для этого. На короткое мгновение в Джоне вспыхнул нешуточный гнев, однако тут же затух — в конце концов, она не сказала ни слова лжи. И имеет право злиться. О проклятье, Джон сам не простил себя за случившееся, и не простит никогда — так с чего бы требовать снисходительного отношения от других? Он его и не ждал. Просто Сарелла снова напомнила о том, что хотелось долгое время считать очередным дурным сном. — Да. После этого, — твёрдо произнёс Джон, глядя в её тёмные глаза. — После того, как я предал Дени, они... они ушли. Вместе с Безупречными. — Возможно, она успела уговорить их вернуться? — предположил Томас, незаметно вставая между Сареллой и Джоном. Он явно ощутил, как накалилась атмосфера, когда речь зашла о Дейенерис. — Я не удивлюсь. Тем более... — он снова повёл носом. — Всё это дурно пахнет. Думаю, у них и не оставалось особого выбора, если они хотели жить. — Что ты имеешь в виду? — не понял Джон. Он всё ещё чувствовал, как нечто тёмное клокочет в его груди, ища выхода. — Разуй глаза и оглянись, — огрызнулся Томас. — Все эти дни солнце встаёт позже, посмотри на восток и подумай хорошенько. Это не к добру. Сколько раз мы уже это обсуждали! — Он просто слепой и тупой, — фыркнула Сарелла, не скрывая презрения. — Иначе бы... — Довольно! — осадил Томас уже её, хмурясь. — Не время, чтобы выяснять отношения. Свои взаимные претензии и споры оставьте хотя бы до прибытия в Миэрин. Потерпите, осталось совсем недалеко, — добавил он чуть более примирительно, понимая, насколько все устали. — Королева Дейенерис ждёт его, Сарелла, — впервые Томас назвал её именно так. — И я говорил тебе об этом. Они должны встретиться, потому не нужно совершать необдуманных поступков. А ты, — он повернулся уже к Джону, — действительно имей смелость называть вещи своими именами и не бежать от себя. Ты ни за что не изменишь прошлого, не заставишь течь время вспять. Совершённые тобою ошибки останутся таковыми. Но они есть для того, чтобы на них учиться, а не забиваться в нору, ясно тебе? Ты должен принять то, что сделал, и понять, как можешь это искупить. Выдав эту тираду, Томас снова посмотрел на следы, оставленные дотракийцами. — Одно хорошо: они точно не дадут потеряться, — заключил он, словно и не было ничего. — И стены Миэрина достаточно крепки, чтобы отразить атаку, если намерения этих людей враждебны. — Надеюсь, что в последнем ты ошибаешься, — Сарелла, казалось, немного успокоилась. Но Джон по-прежнему угрюмо молчал, борясь с желанием съездить Томасу кулаком по лицу. — Я тоже хочу в это верить, — Томас снова посмотрел вдаль. — Если так, значит, люди королевы идут к ней. Это хорошо… — Звучит так, словно не очень-то и хорошо, — буркнул Джон. — Они стремятся к её свету, это верно, — с некоторой грустью ответил ему Томас. — Плохо то, что свет этот видят не только те, кто желает служить ей верой и правдой. Но и другие… намерения которых далеки от добрых. Этого я и боюсь более всего. *** Джону вновь снились странные сны. Однако нынче ночью они не пугали. В них было больше безысходной тоски, чем страха. Ибо чёрные камни с начертанными на них жуткими глазами-светилами больше не преследовали его, но за ним по пятам шли пустота и одиночество — чужие. До него доносились голоса, которых он прежде не слышал, и видел лица тех, кого никогда не встречал. Всё это вызывало немыслимую, всепоглощающую боль, словно давно утраченное — и при том почему-то навеки забытое. Это была чужая жизнь — не Джона. Сны мертвеца. Сменяясь один другим, они оставляли после себя тишину и могильный холод. Наверное, причина в том, что Джон почему-то так и не смог вычеркнуть из памяти тот разрушенный город, залитый кровавым закатом. Ему всё чудилось, что среди руин, являвших некогда частью чьей-то жизни, блуждают обеспокоенные и опечаленные призраки, ища то, что уже никогда не вернуть. Ничего и никогда нельзя вернуть — ни забытый век, ни минувший год, ни даже прошлое мгновение. Они уходят в темноту. Туда, где и материальные вещи теряют свою ценность и значимость, растворяясь во чреве вселенной. В нём нет ни пространства, ни времени. А хранящиеся там ответы на все вопросы, прежде тревожившие человечество, больше никому не нужны. Скорбь мертвецов поднималась к безмолвным небесам, а Джон ворочался с боку на бок, незаметно для себя постанывая и хмурясь, силясь отогнать от себя эти чувства. Лучше бы уже кошмары — страх переносить порой куда как легче, чем режущую боль, которая горячим свинцом растекалась по телу. — Эй, эй, — кто-то из реальности потряс Джона за плечо, вынуждая вновь коротко застонать и открыть глаза. Спина, волосы, лицо... Всё тело было покрыто липким холодным потом отчаяния. Джону потребовалось несколько мгновений прежде, чем осознать, где он находится, и осторожно сесть, встряхивая головой. Над Степью плыла чёрная ночь, и звёзды покачивались в своей необъятной колыбели. Пришлось зажмуриться. — Дурной сон? — это был Томас, и говорил он с какой-то горькой усмешкой. — Лучше бы он, — пробормотал Джон, отбрасывая цветастую накидку, которой прикрыл ноги. Он потёр руками пылающее лицо, встряхнул гудящей головой, и только после этого потянулся к воде, чтобы плеснуть её на себя, смывая тем прах тоскливых сновидений. Томас всё это время молча наблюдал за ним, не произнося ни слова. Как будто терпеливо чего-то ждал. — Ты что, совсем не спишь? Я думал, Сарелла сейчас на посту, — проворчал Джон, хмуро покосившись на него. Настроение, что неудивительно, было скверное. — Совсем не сплю, — почти эхом откликнулся Томас. — То есть... нет, иногда мне приходится делать что-то подобное для поддержания сил, но на сон в общепринятом смысле это не сильно похоже. Я словно... растворяюсь. Джон, на мгновение забыв о мерзком послевкусии горечи во рту, уставился на него: — Что? — Разве ты до сих пор ничего не понял? — Томас поворошил палкой небольшой костерок, который тот час выплюнул сноп искр. Джон невольно коснулся оружия, с которым он не расставался даже во сне. — Ты о чём? — в голосе только прибавилось подозрительности и настороженности. — Ой, да брось, — негромко усмехнулся Томас. — Думаешь, если бы я желал причинить тебе или ей, — он кивнул на безмятежно спящую Сареллу, которая тут же заворочалась, — вред, то ждал бы так долго? Не веди себя, как последний дурак. — Откуда я знаю, что у тебя на уме? — вторая рука Джона потянулась к сумке с драконьими яйцами. Те, похоже, лежали там же, где он их оставил. Это принесло немалое облегчение, но руки от оружия он пока не отнял. — Ты всю дорогу время от времени начинал вести себя довольно странно. — И вы при этом остались живы, — всё тем же тоном ответил Томас. — Ладно, я учитываю, что ты только что пробудился после не самого приятного сна, поэтому ещё плохо соображаешь. — Сарелла знает, кто ты такой? — спросил Джон. Ему было не по себе. — А ты знаешь? — Томас улыбнулся ещё шире. — Знаешь, кто я такой? — Ты... — Джон запнулся, и Томас тихо рассмеялся. — Проклятье, я устал от этих шуток. Томас неторопливо поднялся со своего места, вынудив тем Джона снова вцепиться в рукоять оружия на случай, если тот выкинет какой-нибудь фокус. Но он и не думал, похоже, ничего такого делать: спокойно приблизился к Сарелле, поворачиваясь к Джону спиной, и опустил руку на её плечо. — Спи мирно и спокойно. Спи, — ласково прошелестел в темноте его мягкий голос, сливаясь с сонным шелестом степной травы. Сарелла, которая до этого беспокойно ворочалась, тут же мирно и тихо задышала. Джон не двигался, уставившись на спину Томаса. — Теперь мы её не побеспокоим, — заверил тот, наконец, оборачиваясь и смерив взглядом сидящего на месте Джона с ног до головы. — Можешь убрать руку, я не собираюсь на тебя нападать. В мои планы такое не входило. Джон, чувствуя себя несколько пристыженным, разжал пальцы. Он продолжал молчать. Томас же снова выпрямился в полный рост, оглядываясь по сторонам. Некоторое время он в таком же сумрачном безмолвии созерцал темноту, пока не выдохнул: — Призрак-травы становится всё больше, — подметил он. — Дурной знак. Её белые стебли то и дело пробиваются из-под земли. Значит, мир действительно серьёзно болен — он умирает, однако люди не замечают этого. Не чувствуют и не понимают. За исключением некоторых, — тут он снова воззрился на Джона. В свете огня светлые глаза вспыхнули алыми искрами. Там, в глубине расширившихся тёмных зрачков, горело пламя. — К чему это ты? — Ты знаешь, — мотнул головой Томас. Он вернулся к прежнему месту, опускаясь на пожухлую траву, и скрестил ноги. — Может быть, тебе сложно описать это словами, но я же вижу. Джон открыл было рот, чтобы очередной раз спросить что-то, но не произнёс ни слова. С губ сорвался только рваный выдох. Потому что он действительно понимал, о чём говорит Томас. Не существовало тех слов, которыми можно было бы описать творящееся внутри, но так и есть. — Почему это происходит? — Это ты тоже знаешь. Своими глазами видел причину. И у этой причины есть слуги. Я опасаюсь, как бы ни стало слишком поздно, — Томас снова взял в руки палку, тревожа тлеющие угли. Похоже, это действие его странным образом успокаивало. — Бран... — выдохнул Джон. — Он не Бран, — почти рыкнул Томас. — Бран где-то там, возможно, и есть… бедный мальчик… но то, с чем ты говорил, им не является. Уверен, ты и это давно усвоил. Я уже говорил тебе... там, в темницах Красного Замка, — он вскинул голову, глядя теперь на Джона с блуждающей на губах улыбкой. Джон же ощутил, как дыхание на мгновение перехватило. Нечто до ломоты сдавило грудь. Никто не знал о том, что он видел в каменном мешке: Джон никому об этом не рассказывал, полагая до сего момента, что просто беседовал сам с собой. Короткий приступ безумия, попытка уцепиться за соломинку, не дать реальности рассыпаться окончательно. Тот человек в темнице — это его собственный разум. — Да, — продолжал Томас. — Это был я. В какой-то степени… воистину твой собственный разум, — он коротко постучал указательным и средним пальцами по своему виску. На этот раз подскочил уже Джон. Он больше не пытался схватиться за оружие, его вёл импульс страха, вонзившийся в мышцы раскалёнными иглами. — Я снова сплю? — хрипло спросил он, напряжённо замерев в позе человека, готового на что угодно. — Нет. Ты не спишь, — отрезал Томас. — Спит... точнее, спало всё это время только то, что всегда являлось твоей частью. Но ты выпил драконовой крови и спустился вниз, чтобы достать главное сокровище, — он кивнул на заветную тяжёлую сумку, — ты видел многое... и, надеюсь, кое-что понял. Джон судорожно сглотнул, но в глотке так пересохло, что это причинило боль. Как будто рот наполнился не густой слюной, а песком. — Кто ты... кто ты такой? Вместо ответа Томас извлёк волантийскую монетку, которую Джон видел при нём ещё в Пентосе. Похоже, для Томаса она являлась чем-то вроде талисмана, ибо он никогда не пытался расплатиться ею, хотя та была золотой. — Уверен, — произнёс он, принимаясь отточенными движениями гонять монетку с королём и мертвецом между ловкими пальцами, — тебе доводилось слышать одну занятную присказку, касающуюся Таргариенов. Да, Джон не раз её слышал. Томас, видимо, не нуждался в ответе. — Когда рождается Таргариен... бла-бла-бла, — тут же скривился он, словно на язык попало нечто горькое. — Чушь собачья, — прозвучало это почти зло. Монетка при том исчезла в его ладони, крепко сжавшейся в кулак. — Правда в том, что выбор всегда делаем мы сами… Вся эта затянувшаяся ерунда с монеткой — не больше, чем оправдание для собственных поступков. И я говорю не только о Таргариенах, но и тех, кто предавал их. Многие твердили про треклятую монету, как только им переставали нравиться решения и действия какого-то человека. Вне зависимости от их целесообразности и правильности. Верно? Так встала монетка, так велели боги, родился ещё один безумец. И неугодный тут же превращался в мертвеца, — Томас показал Джону сторону с изображением черепа. — Был монарх — стал труп. Это навязанная нам другими чушь. Сродни той, которую когда-то навязали тебе. Джон заставил себя присесть, чувствуя, как от напряжения во всём теле задеревенели даже ноги. Ему было трудно дышать, но страх отсутствовал — только почти болезненное любопытство, с которым он глядел на Томаса и внимал ему. В тех словах слышалось нечто правильное. То, что давно следовало услышать. — Хотя судьба — это лишь то, что полагается выбирать нам самим, — продолжил Томас, обшаривая взглядом немного растерянное лицо молчавшего Джона, — и только нам решать, что правильно, а что — нет. — Но как… как же… — Джон сам толком не знал, что хочет спросить. Томас подался вперёд и больно ткнул его пальцем в грудь. — Здесь, именно здесь, — он повторил тычок ещё дважды, — находится то, что называют моральным ориентиром. И то, что у тебя внутри… там есть ответы на все вопросы. Там, а не в некой абстрактной вечности. Случается так, что выбор человека определяет не только чью-то судьбу, но и всю вселенную. Почти такой же стоял перед тобой. Но слушал ли ты сам себя? Джон сглотнул. — Когда-то я поступил схожим образом, о чём теперь остаётся лишь сожалеть. Поэтому я не хочу, чтобы ты следовал тем путём, которым ведут тебя другие. Ты должен идти своим собственным. В конце концов, человек ты или вол на пашне? Томас подбросил монету в воздух, поймал, а после неожиданно швырнул через костёр по направлению к Джону, всё ещё пытающемуся осмыслить сказанное. Инстинкты и рефлексы сработали прежде разума: Джон вытянул руки и поймал нагретую монету, зажав между глухо хлопнувшими ладонями. Посмотрел на неё, увидев изображение мертвеца. Перевернул стороной, на которой был начертан королевский профиль. — Я ношу её с собой очень давно... Даже не помню, сколько. Наверное, с тех пор, как эти монеты впервые появились в Волантисе. Так что она довольно старая, отчеканена вскоре после Кровавого Века, который наступил за Роком. Джон, отвлекаясь от созерцания странного сувенира, посмотрел на Томаса. Теперь мысль о том, что человеку этому куда больше лет, чем можно себе вообразить, уже не казалась странной или нелепой. Разум вообще, казалось, успокоился. — Она всегда была напоминанием о скоротечности человеческой жизни и чужом лицемерии, — глухо пояснил Томас. — И я сам некоторое время жил в Волантисе. Впрочем, тогда он назывался иначе. Чёрные Стены. Они по сей день стоят в этом городе… Хотел сказать тебе вот что напоследок: никогда не запирай собственное сердце на замок, не делай его невольником чужих желаний. Не позволяй цепями окутать твою суть. Мы вольны выбирать собственную дорогу. Но это становится возможным только после обретения свободы. Люди, большинство из них, будут пытаться получить от тебя то, что нужно именно им, а не тебе. В конце концов, — Томас улыбнулся, — на свете есть достаточно амулетов, защищающих от влияния тёмных сил и злых духов, но ни один из них при этом не способен защитить от простого человеческого зла. Сам я осознал это слишком поздно... Но, возможно, у тебя что-то получится. Я посвятил своё существование вначале всепоглощающей ненависти и ярости, мести и — гораздо позже — возможности искупить свои деяния. Потому что когда-то один человек и мне сказал, что есть долг, и иногда любовь становится на его пути. Только это глупости, Эйегон, пустые слова, лишённые всякого смысла. Я тогда совсем не подумал, что существует и другой долг, куда более важный. Долг любви... Ты совершил ту же ошибку, но у тебя всё ещё есть шанс свернуть с этого пути и не превратиться в меня. Не стать чудовищем. «Эйегон» на валирийском значит «железо». Так будь крепче, чем железо. Будь валирийской сталью. Томас пружинистым движением поднялся на ноги. — Кто же ты? — Джон вглядывался в его лицо, продолжая допытываться. — Кто ты такой? — Тот, кто всегда будет жить в твоих снах и в твоей крови. Томас больше не отбрасывал тени. Потому что и сам был тенью. Возможно, даже тенью самого Джона. Прежде, чем Томас окончательно слился воедино с ночью, Джон готов был поклясться, что увидел. Увидел то самое лицо, что являлось ему во снах. Лицо того, кто воистину говорил с ним прежде, кто обещал, что они встретятся последний раз... ...и тогда он скажет, где Дейенерис. Он исполнил своё обещание. Тот самый юноша, который истаял в чернильной мгле. Серебристые волосы, правильные черты лица и глаза такого глубоко цвета, что могли показаться тёмно-синими или чёрными. Но Джон видел — на самом деле, они были цвета индиго, и в них горело знакомое пламя. — Проснись! Проснись же! О боги, где он?! — Джон очнулся от того, что кто-то болезненно и резко тормошил его, мёртвой хваткой вцепившись в плечи. Открыв глаза и ничего не понимая, Джон тут же прищурился от дневного света, который хлестнул плетью по глазам. — Куда он подевался?! — продолжала допытываться Сарелла, которая его и разбудила. У неё самой был вид потерянный и испуганный. — Что случилось? — прохрипел Джон, опуская пятерню на затылок, и тот мерзко загудел в ответ. — Томас... — Он не Томас! Он обманул меня! Обвёл вокруг пальца нас обоих! — воскликнула Сарелла, от чего Джон ощутил острый приступ головной боли. — Куда он делся? Ты видел? Всё ещё слабо соображая, Джон осторожно огляделся по сторонам. Воспоминания о том, что произошло ночью, казались смутным сном, после которого он и вовсе отключился. Слова и обрывки мыслей плавали в густом мареве тумана, медленно и слова бы нехотя приобретая более чёткие очертания. И вот из глубины всплывает то самое лицо, которое предстало перед Джоном до того, как нечто вырубило его. — Пить. Есть вода? — В горле у него действительно першило. В целом ощущение было такое, словно он накануне здорово набрался, пусть не брал в рот и капли спиртного. Сарелла, видимо, понимая, что иначе ничего не добиться, раздражённо сунула Джону под нос бурдюк с водой. Пока он жадно пил, добрую часть проливая на одежду и лицо, она принялась сбивчиво пояснять: — Боги, я до сих пор не могу поверить. Ты разве не слышал, как я кричала? Это какая-то… нелепица. Он что-то сделал с моими воспоминаниями! Я сбежала из Грифоньего Гнезда совсем с другим человеком... Точнее, он тоже оказался не человеком, а этот... — она умолкла на полуслове, покусывая нижнюю губу. Джон, немного придя в себя, обеспокоенно посмотрел на Сареллу. Лицо её было бледным — точнее, немного сероватым, учитывая её цвет кожи, но становилось очевидно: она невероятно напугана и растеряна. Возможно, именно поэтому пока не вспоминает о своей неприязни и говорит с Джоном так, словно и не было между ними той незримой черты всё это время. Седьмое пекло, она даже не пытается отстраниться подальше! Значит, дело серьёзное. — Что... что произошло? Можешь рассказать? — осторожно поинтересовался Джон, затыкая пробкой бурдюк и откладывая его в сторону. — Расскажешь мне, что случилось и как вы с ним в действительности встретились. Сарелла снова покосилась на него со знакомым недоверием и неприязнью. Однако тут же отвела взгляд, выглядя в тот момент уже скорее просто смущённой. — Ты подумаешь, что я обезумела. Может быть, и правда обезумела, — пробурчала она это в большей степени траве, чем Джону, но тот прекрасно услышал сказанное. — Всё это похоже на какой-то горячечный бред… Джон коротко и хрипло рассмеялся, не обращая внимания на вспышку головной боли. Сарелла вскочила, явно не понимая причин этого смеха, и сжала кулаки. В глазах её вспыхнула нешуточная ярость: похоже, она готова была наброситься на Джона за его смех. Однако он тут же умолк и покачал головой. — Прости. Я не с тебя смеюсь — с себя. У меня точно такое же чувство, словно всё случилось во сне. Только, похоже, придётся нам с тобой принять это как данность. Всё реально. Как бы глупо и нелепо это не выглядело. — Откуда ты знаешь? — прищурилась она, задавая вопрос, который так любила адресовать Томасу. — И что тут произошло ночью? Куда он ушёл? — Понятия не имею, куда. Он мне не сообщил, — Джон пожал плечами и поднялся со своего места. От костра, горевшего ночью, остались только успевшие порядком остыть чёрные угли. — Но о наших разговорах… этом и других, я могу тебе рассказать. А ты мне поведаешь, что произошло с тобой. Договорились? — Джон протянул Сарелле руку. — По крайней мере, до Миэрина мы должны идти вместе. А это не так далеко. Чуть подумав, Сарелла снова поджала губы, а после шумно выдохнула, словно смирившись с чем-то. Она перехватила чуть подрагивающей от волнения ладонью руку Джона у самого локтя. Джон сделал то же самое, серьёзно глядя во всё ещё немного ошалевшие и растерянные тёмные глаза. — Договорились. Пока они собирали все свои скромные пожитки, Сарелла принялась рассказывать с самого начала: про Тириона, про Дорн и Герольда Дейна, про свой побег и пленение. Она продолжала говорить, когда они двинулись в путь, ориентируясь на следы тысяч копыт, оставленных на сухой земле. Иногда она умолкала и сбивалась, порой и вовсе погружалась в тягостное и сумрачное молчание. Но Джон не торопил её, обдумывая услышанное, — и веря каждому слову. Он видел и знал, что Сарелла Сэнд не врёт ему, потому что в том нет никакого смысла. В конце концов, потому что и сам Джон видел достаточно, чтобы понимать: не существует ничего невозможного в этом мире. Даже невероятное способно оказаться правдой. Иногда даже самая странная и нелепая история имела куда больше шансов быть истиной, чем складная и уверенная ложь, укладывающаяся в привычные всем рамки. Ему тоже пришлось исполнить своё обещание: Сарелла задумчиво слушала рассказы о странных снах и вполне реальных беседах, которые происходили в темницах Красного Замка. — Но тогда, кажется, он никогда не называл себя Томасом, — добавил Джон. — Его зовут не Томас, говорила же, — в голосе Сареллы послышалась смешанная с раздражением растерянность. Похоже, она до конца так и не поняла, что случилось. Двоящаяся реальность по-прежнему плавала в её голове, не желая срастаться воедино. И не мудрено. Она ещё хорошо держалась для человека, совсем недавно пережившего подобное потрясение. Джон не был уверен, что справился бы так же хорошо с подобным чувством. — Нет. Тот человек… нет, то существо… чёрный рыцарь из подземелий, он сказал, что его настоящее имя — Эменос Тар из рода Гарио. — Эменос Тар… — пробормотал Джона, дёргая себя за отросшую в пути неопрятную бороду. Ему было не до бритья. — В самом деле… кажется, он так назывался. Или кто-то называл его… — Я совершенно запуталась, — почти с отчаянием честно призналась Сарелла. — Кто те, другие? Кто тот, кто вылезал из зеркала в твоём сне? И кто тот человек, что в действительности провёл меня из Грифоньего Гнезда? — С уверенностью можно сказать одно: то, что вас преследовало, было… было Браном. Тем, что им притворяется. — Это я и сама поняла, — фыркнула Сарелла, — тоже мне, новость. Хуже того: он в курсе происходящего. — Кто бы сомневался, — пробормотал Джон. — Однако тот, кто привёл тебя, кем бы он ни был, не желал ни тебе, ни кому-то из нас, зла. — Я бы ни в чём не была так уверена, — Сарелла снова помрачнела. — Подумать только, столько времени мы вели себя, как слепые, ничего не замечая! Он словно снова чем-то одурманил нас. Поверить не могу! Джон ничего не ответил на это, глядя себе под ноги. Сунув руку в карман, он невольно перекатывал там оставленную на память монетку. Сердце болезненно сжималось, когда он думал о её дарителе. Когда вспоминал его взгляд, боль и индиго. Он бы и самом деле списал всё на сон, на то, что им обоим виделся один и тот же человек. Массовое помешательство — неужели такого никогда не случалось? Но Джон знал, что в таком случае лишь обманул бы себя самого. Очередной раз. А он так устал ото лжи — в том числе и своей собственной. Потому, когда на горизонте показались высокие городские стены, он замер на месте и замолчал. Сарелла сделала то же самое. Они почти не совершали остановок в течение всего дня, несмотря на смертельную усталость. Пару раз перекусывали почти на ходу или делали совсем короткие передышки, если ноги начинало сводить судорогой. И они говорили всё это время — так, словно не было между ними никакой вражды. А теперь... — Миэрин? — вопросительно выдохнула Сарелла. — Это ведь Миэрин? — Может здесь быть другой город? — спросил Джон, чувствуя, как неистово сердце колотится о рёбра. Если всё правда... неужели Дени теперь так близко? Неужели она и в самом деле там, за высокими стенами, окрашенными солнечными лучами? Он невольно потянулся к сумке с драконьими яйцами. Они были такими же тёплыми. Живыми. — Насколько мне известно, нет, вдоль реки сейчас можно найти только один крупный город, — проговорила Сарелла, отчего-то став ещё мрачнее. Как будто не рада, что они, наконец, достигли цели. Как раз вовремя: подошвы на сапогах готовы были отвалиться, и Джон удивлялся, как этого не произошло прежде. Не сговариваясь, они с Сареллой неспешно двинулись вперёд, переходя через широкий каменный мост и неотрывно глядя на ворота, которые всё увеличивались и увеличивались в размерах, словно стремясь дотянуться до самого неба, коснуться его своими сторожевыми башнями. Крепкий камень был нерушим, и ворота выглядели надёжными. Теперь Джон мог хорошенько разглядеть бронзовых гарпий, что венчали их. Вскоре стали заметны и алые блики на шлемах лучников, стороживших толстые стены города. Откуда-то сверху раздался каркающий звук — Джон даже вздрогнул. Но оказалось, что это кто-то просто задал вопрос на незнакомом языке. Видимо, на гискарском наречии: Джону уже доводилось слышать его. Сарелла, вскинув голову и прикрыв глаза, прокричала что-то в ответ на высоком валирийском. В словах её Джон различил нечто похожее на её имя и имя «Марвин». После Сарелла указала на Джона и пояснила, кто он такой. И добавила ещё громче фразу, в которой весьма отчётливо прозвучало: — Дейенерис Таргарио! Некоторое время люди молчали, явно обдумывая услышанное и не зная, верить ли ему. — Они передадут наши слова начальнику городской стражи, — пояснила Сарелла Джону, когда ответ наконец последовал. — За нами придут. Но если мы врём, то пожалеем. Ничего удивительного, впрочем. Джон ничего не ответил, вперив напряжённый взгляд в мощные ворота, за которыми лежал запертый город. Сарелла, похоже, его волнение полностью разделяла: краем глаза Джон видел, как она сцепила руки на груди, поглядывая то куда-то вверх, то на ворота. Стараясь справиться с волнением, он присел на крупный камень, и посмотрел под ноги. Судя по всему, дотракийцы добрались до своей цели. — Гляди-ка, — Джон обратил внимание Сареллы на свою находку, указав пальцем вниз, а после прочертив им линию до самых ворот. — Они не просто были здесь. Их явно пустили в город. — Значит… значит, и правда, — с некоторым облегчением выдохнула Сарелла. — Намерения их были мирными. Они пришли к королеве Дейенерис. Джон напряжённо кивнул. — Надеюсь, и архимейстер здесь… и всё это не напрасно, — Сарелла бросила ещё один взгляд на запертые пока что крепкие ворота. — Тебе в любом случае бояться нечего, — попытался приободрить её Джон. — Дени… Дейенерис примет тебя со всем радушием. Как и твой знакомый мейстер. Сарелла поглядела на него, чуть прищурившись и явно намереваясь выдать очередную, присущую ей колкость, однако этого не произошло: за воротами послышался какой-то тяжёлый гулкий звук, а за ним — скрип. Створки неторопливо раздвинулись в стороны, вздымая облачка песка. Сквозь эту взвесь Джон, прикрыв глаза, различил фигуры двух всадников. Судя по облачению, остроконечному шлему и копью, один из них был Безупречным. Он объехал двух путников и остановился за их спинами, чуть опустив копьё. Другой всадник замер прямо перед Джоном и Сареллой. В грудь Джона упёрлось остриё меча, но он не вздрогнул — тёплого приёма он точно не ждал, только вскинул вверх руки. А заодно и присмотрелся к тому, кто явился за ними. У человека этого было лицо, испещрённое глубокими шрамами, полученными наверняка в каком-то жутком бою. Вероятно, даже не в одном. — Я — Вдовец, — представился человек на всеобщем с явным акцентом. Он мрачно оглядывал Джона с ног до головы, и чуть менее пристально — Сареллу. Похоже, она в нём не вызывала особого интереса. — Мне и Герою велено сопроводить вас в Великую Пирамиду. Поэтому советую вам вести себя смирно и сдать оружие и вещи, — он кривовато улыбнулся, однако глаза его при этом не улыбались. Напротив. Джону было не жалко отдавать своё оружие, а вот сумку он протянул спешившемуся Герою с куда большей неохотой. Сам Безупречный глядел на Джона с холодным отстранением, словно видел его впервые. Драконьи яйца тут же были прилажены к седлу. — Герой… — начал Джон, сам не зная, зачем и что намеревался сказать. Однако тот вместо ответа презрительно плюнул Джону под ноги, явно обозначая своё отношение к нему и его словам, какими бы они ни были. — Наша королева очень уж добра, — посетовал Вдовец, тоже слезая с лошади, — велела не причинять тебе никакого вреда и привести в пирамиду. Однако знай, Джон Сноу, вряд ли ты сыщешь в мире хоть одно место, где тебя ненавидели бы больше. Джон слушал, Сарелла тоже молчала, наблюдая за тем, как Вдовец разматывает привезённые с собою цепи. — Наша королева не любит цепей… но про тебя на этот счёт ничего не говорила. Поэтому примерь. И не пытайся дёргаться, — пригрозил он. — Что вы делаете? — впервые заговорила Сарелла. — Он… — Мы знаем, кто он, девочка, — смерил и её хмурым взглядом Вдовец. — Поэтому он пройдёт через этот город на цепи. Не переживай, тебя это не касается, ты можешь идти свободно. Главное — не вмешивайся. Сарелла явно была встревожена. Это, несмотря на обстоятельства, даже несколько позабавило Джона: столько времени она сама мечтала его прирезать, теперь вот переживает из-за такой малости, как оковы. — Всё нормально, — бросил ей Джон, когда Герой и Вдовец надели цепи и обручи на руки. Свободный конец цепи Вдовец взял в руку. Сарелла встала рядом с Джоном, явно не понимая, что делать и как себя сейчас вести, потому приняла единственно верное решение: спокойно идти рядом, не делая резких движений. — Не пытайся выкидывать какие-то фокусы или бежать. В Миэрине тебя растерзает толпа. Поэтому веди себя смирно, и мы все попадём живыми и невредимыми в пирамиду, пусть ты того и не заслуживаешь. — Я не намерен бежать, — ответил Джон, глядя прямо в глаза Вдовцу. — Больше — нет.