Время будить королей

Сарелла проснулась от того, что кто-то нетерпеливо потряхивал её за плечо. Открыв глаза и сонно моргая, она с недоумением и тревогой уставилась на Кинвару. Её появление здесь взволновало. — Что такое? — почти сразу стряхнув с себя остатки сна, Сарелла рывком села на кровати. Судя по тому, как ложился свет, солнце поднялось не так давно. Она даже не потрудилась прикрыться, пусть и была совершенно голой. Старые привычки никуда не деваются, даже если о них забыть на время. — Что случилось, миледи? Алый рубин на шее красной жрицы приглушённо светился, бросая алые отблески на кожу и делая платье ещё более красным. Волосы в лучах утреннего солнца отливали медью, но глаза казались почти чёрными, на лице написана мрачная серьёзность. — Архимейстер Марвин, — возвестила Кинвара коротко. И Сарелла тут же всё поняла — внутри всё заледенело. Произошло нечто дурное. — Он… что с ним случилось? — почти прошептала она, продолжая сидеть на кровати и пока не находя в себе сил встать. Хотя следовало бы. — Он ушёл, как я и опасалась. Не знаю, есть ли смысл пытаться его догнать и отыскать… — Кинвара, несмотря на выражение лица, говорила почти спокойно. Сарелла её спокойствия совсем не разделяла. — Конечно, нужно! — она, наконец, подскочила с кровати, бросившись к вещам, лежащим поблизости. — Вы уже известили королеву, миледи? Кинвара покачала головой. — Королева… ещё спит, как и её дочь, — сообщила она. — Пускай. Сегодня будет хлопотный день. Нам следует прийти к ней вместе. Собирайся. С этим Сарелла, конечно, была согласна, однако при этом ей казалось, что лучше бы Дейенерис как можно раньше узнать о случившемся. Она наверняка разгневается, если её не разбудят и не сообщат о столь неприятном событии. Сама Сарелла старалась даже не думать о том, что Марвин действительно куда-то ушёл или исчез. Не может такого быть. Он нередко где-то пропадал, занимаясь своими таинственными изысканиями, но каждый раз возвращался. В последнее время, конечно, он всё чаще сторонился чужого общества и выглядел ещё более задумчивым и угрюмым, чем обычно, но… Кинвара, прежде сидевшая на краю постели, встала и наблюдала за тем, как Сарелла торопливо натягивает на себя одежду. — Нам нужно ей немедленно сообщить, — решительно заявила она, пытаясь пригладить непослушные, торчащие во все стороны кучерявые волосы. Бесполезное занятие. Но Сарелле не было дела до того, как она сейчас выглядит. — Королева Дейенерис должна знать. Нельзя терять времени. — Ты думаешь, — всё так же спокойно поинтересовалась Кинвара, — что это что-то изменит? Сарелла резко развернулась к ней, гневно сверкнув глазами. — Что вы такое говорите? — возмутилась она, натягивая мужские бриджи. — Вы разбудили меня с тем, чтобы рассказывать о бессмысленности поисков? — Первой я пришла к тебе, потому что не желала беспокоить королеву, — пояснила Кинвара, — и, признаться, хотела спросить — не говорил ли он тебе ничего накануне? Меня он в последние несколько дней старательно избегал. Нет, всё-таки красная жрица что-то скрывала. Об этом говорил не только её тон и поведение, но и сам взгляд. Всё-то она знает, эта женщина, но слишком о многом молчит. В этом они с Марвином похожи. — Если бы он сказал нечто такое, я бы не спала сейчас мирно в кровати, и всё бы рассказала королеве! — выпалила Сарелла. Это было чистой правдой. Именно так она бы и поступила. К тому же Марвин и с ней самой не слишком-то много общался. — Так что в вашем вопросе смысла нет никакого. Но вы… вы что-то видели, — её вдруг пронзила неожиданная догадка. Красные жрецы умеют читать в огне, а Кинвара часто туда глазела. — Вы что-то видели, миледи, поэтому и пришли. Кинвара не пыталась этого отрицать. — Разумеется. Огонь являл мне видения, однако чёрная тень закрывала многое, как закрывает и сейчас, — она вновь опустилась на край кровати. Камень её продолжал мерцать. Вообще-то он делал это постоянно, но в час, когда предрассветные сумерки только отступили, его сияние становилось особенно очевидно. — Пламя пылает ярко. Сегодня ночью меня пробудило смутное видение. Я чувствовала чужое присутствие в пирамиде. Чёрную тень. Тени — порождения света, дар Р`глора, но эта была иной. Из тех, что выплюнула сама тьма. Она пахла смертью. От этого стало совсем уж не по себе. — Кто-то… кто-то пробрался сюда? Кто-то из наших врагов? — спросонья Сарелла не сразу сообразила, о чём Кинвара ведёт речь. На мгновение сделалось страшно при мысли, что недруг мог навредить мейстеру, даже похитить его. Но как он бы сделал это? Повсюду в Великой Пирамиде находилась стража, а покои Марвина примыкали к покоям Дейенерис, которые день и ночь тщательно охраняли. Но Кинвара поглядела на Сареллу так, что стало понятно: красная жрица не желает, чтобы её перебивали. Жутковатый взгляд, продирающий до самых костей, вынудил замолчать. — Он не желал зла никому из нас, — будто бы с неохотой признала Кинвара, — но он явился сюда. И забрал с собой Марвина. Марвин не сопротивлялся, он пошёл с ним добровольно. Думаю, ты понимаешь, кого я имею в виду. Сарелла, конечно, понимала. Сердце её учащённо забилось в груди при мысли о Томасе. Она до конца так и не избавилась от того выворачивающего наизнанку чувства, которое следовало за ней по пятам до самого Миэрина: чувства, когда реальность двоится в сознании, воспоминания наслаиваются одно на другое, заставляя едва ли не сходить с ума. Голова раскалывалась от боли, а в груди разгорался пожар. Внутренности скручивало в стальной хватке. Она боялась не самого Томаса, вовсе нет. Боялась она того ужасающего ощущения, которого не забудет, наверное, до конца своих дней. Ей порой до сих пор мнилось, что многое из того, что окружает её, лишь морок, сон, который развеется с очередным рассветом. Однако то, что происходило сейчас, как никогда походило на реальность: именно здесь зачастую случались самые дурные вещи. Но Сарелла смолчала — наверное, Кинвара и по её посеревшему лицу всё поняла. Алых губ коснулась едва заметная сочувственная улыбка. — Я не питаю к нему особой любви, — не стала скрывать Кинвара, — и никогда не питала. Даже не от того, что он чудовище, а потому что мертвец и в этом мире пребывает отнюдь не по воле Р`глора. Он давно уже не человек, ибо лишился даже собственного тела. И долгое время служил иной силе. К тому же он питается человеческой кровью, чтобы поддерживать в себе подобие жизни. Мне не нравится, когда существа такого рода, пусть намерения их и не несут угрозы, находятся поблизости. Особенно, когда речь идёт о королеве Дейенерис, которая, похоже, совсем его не опасается. Но я никогда тому не противилась, ибо пламя не лжёт, в отличие от людей, и я видела: Владыка Света в конечном итоге и его использует как своё орудие. — Но я не понимаю… если вы знали об архимейстере и его планах, почему не остановили его? Почему пришли ко мне и только сейчас? — Сарелла не знала, чего больше оказалось в её голосе — отчаяния, неверия или злости. Не время было задаваться этими вопросами, но они бы встали поперёк глотки, не выскажи она их вслух. — Тень не смогла скрыть от меня того, что случилось в Великой Пирамиде, совсем рядом. Прежде Владыка Света показывал мне лишь одного Марвина, открывающего огромную дверь и исчезающего за ней. Ещё раньше — даже прежде, чем мы прибыли в Миэрин. Теперь же это было не видение, а вполне конкретный образ: Томас, которого огонь показал мне совсем иным, этой ночью явился в покои королевы. Я чувствовала его запах, идущий от пламени. Я видела камень, который Марвин сотворил за эти дни, в его руках. А после… после они растворились в тенях, ступая в них рука об руку. Но перед этим архимейстер заходил в твои покои — то существо помогло ему войти сюда незамеченным никем из стражей. Владыка Света дал мне понять, к кому направиться первым делом, а я не привыкла ослушиваться его повелений. Сарелла даже огляделась. Ей стало не по себе, когда она подумала, что здесь, кроме архимейстера, у самой её кровати, стоял и Томас. Не говоря уже о способе, которым они явились. А ведь она даже не проснулась, ничего не почувствовала, что само по себе странно. Не иначе, то был очередной морок. — И от того первым делам я явилась сюда — ты последняя, к кому он пришёл прежде, чем покинуть Миэрин, — закончила Кинвара и, наконец, замолчала. Сама же Сарелла, у которой было припасено великое множество вопросов, не сразу нашлась, что сказать. Как отреагировать. — Он… он ничего не говорил. Я не чувствовала их присутствия. Я спала, — несколько растеряно призналась она, невольно оглядываясь по сторонам. — Если он что-то и говорил мне… я не слышала. </i>«Не может быть, чтобы он и правда так поступил»,</i> — уже с горечью подумала Сарелла. Но, похоже, всё-таки мог, если верить рассказу Кинвары. А не верить ей смысла не было никакого. Рассеянный взгляд остановился на свёрнутом белом пергаменте, что лежал на ночном столике. Застигнутая появлением и словами Кинвары врасплох, Сарелла и вовсе его не заметила, хотя всегда была крайне внимательной к окружающей обстановке. Но сейчас она смотрела на то, чего не было ещё вечером. Кинвара, заметив этот взгляд, и сама посмотрела в ту сторону. Улыбнулась. — Думаю, — протянула красная жрица, по-прежнему до странного спокойная, — это для тебя. Сарелла не сразу решилась коснуться пергамента, а уж тем более развернуть его. Руки у неё едва не дрожали, ибо она страшилась того, что могла прочитать в этом послании. Почерк архимейстера невозможно было не узнать, и это не оставило никаких сомнений ни в авторстве письма, ни в том, когда оно здесь появилось. «Аллерас, — именно с этого обращения начиналось оно. Почему-то Марвин выбрал имя, которое Сарелла использовала в Цитадели. Может быть, чтобы напомнить ей о прошлом, — я прекрасно знаю и помню, сколь многое связывало нас все эти годы. Помню, как мы впервые встретились в Староместе, и как я сразу увидел, что ты — дочь своего отца, который попросил хорошенько присмотреть за тобой. Долгое время я выполнял его просьбу, но ты стала достаточно самостоятельной и взрослой, чтобы в свою очередь беспокоиться уже обо мне. За время, проведённое в Цитадели и за её пределами, ты многому научилась. И я говорю не о выкованных тобою звеньях, которые прямо доказывают, что женщины способны к тому, чтобы быть мейстерами, не меньше, чем мужчины. А подчас даже и больше. Не то, что у человека промеж ног, делает его умным. Но прежде всего я говорю об иной мудрости, обретённой тобой. Ибо даже учёный муж порой остаётся непроходимым тупицей и слепцом. Конечно, есть вещи, которые невозможно изменить — твоё упрямство и прямолинейность, пусть зачастую и таящиеся за лёгкой улыбкой. Но, признаться, я никогда и не хотел, чтобы это менялось, хотя порой тебе следовало сдерживать некоторые из своих порывов. Мне тоже, поэтому я, несмотря на ворчание, всегда прекрасно понимал, что тобой руководит. Ибо при всём при этом тебе были свойственны мудрость и рассудительность, которой порой не хватает столь многим. Сфинкс, который улыбается так, будто ему ведомо нечто такое, о чём прочие даже не догадываются. Так ты себя всегда пыталась вести себя с другими. Ты прошла долгий и опасный путь, и я понимал, что должен как следует отчитать тебя, но не смог толком разозлиться. В конце концов, ты следовала за своим сумасбродным учителем, который прежде совершал поступки куда более сомнительные и рискованные, потому что верил в поставленные перед ним цели. И во многом это было оправдано. Посему я надеюсь, что ты, пусть наверняка и пожелаешь меня отыскать, со всей присущей тебе мудростью в конце концов поймёшь, что я, как и раньше, делаю всё по доброй воле. И лишь то, что счёл необходимым. Необходимым не только для себя — для всех нас. Мой поступок, к сожалению, огорчит многих, но именно на тебя я полагаюсь: ты знаешь меня не хуже, а скорее даже лучше прочих. Мне стыдно, что приходится возлагать на тебя столь тяжкую обязанность, и я очень хотел бы этого избежать… но я не могу. Ты узнаёшь о моих планах только теперь, поскольку твоя честность и искренность не позволили бы тебе молчать. Молчание тяжело далось и мне — сдерживало лишь понимание того, что слова, сказанные прежде времени, могут подвергнуть опасности нашу королеву и её дитя. Я не мог этого допустить. Надеюсь, ты прекрасно это понимаешь. Ты бы поступила так же, встань перед тобой подобный выбор. На самом деле, я погиб очень давно, когда впервые коснулся губами рога драконьих владык или и вовсе в недрах Валирии. Это не так важно. Главное, что ничего не напрасно. Не люблю пустой траты сил и времени. Когда ты найдёшь это письмо, я буду уже далеко от Миэрина, и пойду не обычными человеческими тропами. Поэтому тратить силы на мои поиски — пустое занятие, к тому же опасное. Я знаю, что делаю, и знаю, ради чего, находясь в доброй памяти. Конечно, о многом я тебе не рассказывал. И не только о своих планах. Ты не знаешь всего, что случилось во время нашего с миледи Кинварой и сиром Герионом путешествия в Валирию, тебе неизвестны подробности нашего обратного пути, как и то, что произошло в тёмной комнатушке в городе Саат, куда Квиберн прибыл вместе с Серсеей, её детьми и Цареубийцей. Кинвара была там — и наверняка она придёт и к тебе, поэтому скажи ей — я разрешил поведать правду. Ей тоже не дано знать всего, но она посвящена в куда большее количество деталей, ибо была свидетельницей тех событий. Я не хочу, чтобы теперь между нами — и между теми, кто готов бросить вызов самой природе тёмных измерений, — оставались недомолвки. Я раскаиваюсь в том, что вынужден был молчать, храня собственную тайну, и заранее с покорностью принимаю весь гнев, буде он направлен в мою сторону. А я никогда не был ни покорным, ни смиренным и не привык каяться. Передай Кинваре мои слова, скажи ей, что она стала бесценным моим союзником, и я благодарен ей за все оказанные помощь и содействие. Если сир Герион благополучно доберётся до Миэрина, передай это и ему, хотя судьба его и вызывает у меня некоторые опасения. Он и сам серьёзно болен, это я знаю. И, разумеется, засвидетельствуй нашей королеве мою безграничную любовь и верность. Я сохраню их до самого конца — и, возможно, после оного. Пронесу через врата смерти. Я благодарен и тебе — что ты была рядом столько времени, прислушивалась ко мне со всей серьёзностью, никогда не отворачивалась и не полагала сумасшедшим. Ты была одним из тех немногих людей, кто разделил не только мои взгляды, но и терпел мой скверный характер. Ты была мне не ученицей, но верным другом и союзником. О таком многие могут только мечтать. И я горжусь тем, что был знаком с тобой, и что ты выбрала мою сторону, а не предпочла блеять в стаде прочих трусливых овец. Оставайся верной себе и тому, во что веришь. Так или иначе, впереди меня ждёт очередное приключение, моя последняя тайная тропа, которыми я тоже ходил всю жизнь. Которую искал. Моё существование не оказалось бессмысленным, а мои поиски — пустыми. Я обрёл всё, о чём мечтал, и столько, сколько мог, служил настоящей королеве. С наилучшими пожеланиями, Марвин, некогда служивший архимейстером тайных наук и бывший членом Конклава Цитадели. Пусть многомудрые старцы подавятся известиями о моей кончине, как рыбной костью, хотя едва ли им представится случай этому порадоваться. P.S Надеюсь, что и с Ленивцем не случится никакой беды — конечно, он порой совершенно невыносим, но я уверен, что и ты, и королева, если всё сложится удачно, позаботитесь о нём. Присмотри за ним, он ведь только кажется таким независимым и самостоятельным, а на деле одинок: из-за ядовитого жала, которым его вместо языка наградили жестокие боги, у него и друзей-то нет. На тебя одна надежда». Когда Сарелла закончила читать, то поняла, что лицо её сделалось мокрым от слёз. А она не плакала так давно, что и не помнила, когда в последний раз такое случалось. Когда её известили о смерти отца разве что. Марвин — не её отец, но ощущение было схожее. Опустошение, горечь, боль и гнев. Желание мстить. Однако кому она может отомстить? Кинвара всё это время молча наблюдала за ней, ожидая, пока она дочитает. Сарелла тоже не сыскала нужных слов. Только протянула послание Марвина ей, чувствуя, что это можно доверить красной жрице. Та его приняла. — Мы должны сообщить королеве, — почти обессилено выдохнула Сарелла, чувствуя, что голос у неё сел и охрип. Она старательно вытирала слёзы, но набегали всё новые. Следовало привести себя в порядок прежде, чем идти к Дейенерис. Ибо она не представляла, как станет что-то говорить, если сама немного не успокоится перед этим. Разговор-то выйдет не из простых. — Хорошо, — Кинвара не стала спорить, — тебе… наверное, следует умыться, — мягко посоветовала она, всё прекрасно понимая, — а пока ты собираешься, я с твоего позволения прочитаю письмо. Сарелла согласно кивнула, отправившись в небольшую купальню, что примыкала к её спальне. Принимать ванну она, конечно, не собиралась, но со вчерашнего вечера в большом деревянном корыте оставалось немного воды. Давно остывшей, холодной, но именно холодная и необходима сейчас. Мысли снова путались, скакали в голове, как дикие жеребцы, нечто внутри неприятно подрагивало, когда Сарелла плескала в себе в лицо водой, в итоге решив вылить остатки на голову и намочив одежду. Плевать — переоденется снова, это быстро. Прижав к лицу одно из висящих здесь полотенец, Сарелла зажмурилась. Она понимала, что солёный ком подступает к горлу, а губы и подбородок начинают дрожать. Сглотнула, затихла, а затем, зажав зубами полотенце, тихо завыла. Она содрогалась уже от сухих рыданий, от отчаяния, от невыносимой боли. От гнева, который по-прежнему испытывала. Марвин был прав — она гневалась, ух, что бы она сейчас ему сказала, окажись он рядом. Никаких тебе загадочных улыбок и напускного спокойствия. Только он не окажется. От написанного веяло неизбежностью и неотвратимостью смерти. Да что там, Марвин прямым текстом об этом писал безо всякого страха. Потому гневалась она в большей степени из-за смирения, кое в самом деле не было свойственно Марвину, в этом он тоже прав. Так почему же он так уверен, что не существует иного выхода? Почему он, даже понимая, чем всё обернётся, пошёл на это? Ответы на эти вопросы Сарелла уже получила — но категорически не желала их принимать. Не желала с этим смиряться. Руки её с силой сжались на полотенце, когда она отняла его от лица. Слёзы высохли. Ей вдруг захотелось снова закричать — но уже от настоящей, почти ослепившей на мгновение злости. Вместо этого она выместила гнев на стене, звонко отхлестав ту злосчастным полотенцем. Она била и била по белому розовато-белому мрамору, что-то бормоча себе под нос, кривя губы и представляя на месте стены… нет, не мейстера Марвина, хотя пару ударов мысленно отвесила и ему, но причину всех этих бед. Мерзкое, жуткое чудовище, которое видела в Речных землях. Сейчас образ его не пугал, но вселял лишь ещё большее желание ломать, крушить, добраться до его источника. — Злобная. Сучья. Тварь, — почти прошипела она, невольно скалясь и выплёвывая слова, будто каждое из них было преисполнено смертельного яда. Хлёсткие удары продолжались, пока у неё не устала рука, а полотенце не было отброшено на пол. Этот яростный порыв помог немного успокоиться — пожалуй, даже лучше, чем умывание. Сарелла шумно дышала, раздувая ноздри, глаза её горели. Сейчас она более всего напоминала ядовитую змею, чьё гнездо потревожил своей ногой какой-нибудь слепой дурак, не видящий, куда ступает. Ему же хуже. — Мерзкое отродье. Вонючий выродок. Она выдохнула ещё парочку ругательств и проклятий, глядя на ни в чём не повинную стену. Но та, разумеется, ничем ей не ответила. Сарелла понимала, что слишком долго находится здесь, потому не удивилась, что к тому моменту, как она вернулась в спальню, Кинвара уже закончила читать письмо и смотрела на неё с почти таким же обеспокоенным, растерянным и расстроенным видом. Такой красную жрицу Сарелла ещё не видела ни разу. — Значит, всё правда. Теперь нам действительно нужно пойти к королеве, — голос Кинвары стал тихим. Камень на груди пульсировал алым, как быстро бьющееся сердце. — И я сделаю то, о чём он попросил, — она указала на письмо. — Расскажу тебе подробности, которых ты ещё не знаешь. Но не прямо сейчас. Сарелла кивнула, выдавив из себя некое подобие прежней своей улыбки, — не только из-за того, что на это попросту не было времени, но и чувствовала, что сама не готова всё это выслушивать. Осознавать, принимать и переживать. Ей было стыдно говорить такое — не хотелось показаться плаксивой девчонкой, как бы глупо в текущих обстоятельствах это не звучало. — Не прямо сейчас, — согласилась Сарелла, торопливо стягивая с себя верхнюю одежду, которую намочила в ванной. Чуть помешкав, она надела просторную и лёгкую льняную рубашку, подпоясала талию тонким, напоминающим змею поясом. Проверила на месте ли её кинжал, приладила ножны с коротким мечом к широкому поясу на бриджах. Вскоре они с Кинварой вышли из покоев, стараясь ничем не выдавать своего настроения и волнения, хотя это было проблематично. Если Кинвара ещё могла сохранять относительно спокойное, пусть и немного мрачное сейчас выражение лица, то по Сарелле наверняка всё было прекрасно видно. Письмо, которое написал Марвин, она прихватила с собой, будучи уверенной, что оно сможет куда лучше объяснить Дейенерис ситуацию, чем Сарелла. Сама она скорее снова впадёт в неистовство, не совладает с собой. Конечно, говорить могла и Кинвара, но Сарелла справедливо рассудила, что лучше, чем сам Марвин, никто не сможет пояснить Дейенерис собственный поступок. Тем не менее, это был первый раз, когда идти в покои королевы оказалось по-настоящему страшно. *** Почему-то, вопреки ожиданиям Сареллы, нашлось кое-что похуже королевского гнева или горя: Рейенис плакала впервые с того времени, как явилась на свет. Когда они с Кинварой вошли в покои королевы, то первым услышали именно этот звук, настолько он казался странным и непривычным. Дейенерис, пытавшаяся утешить дочь, покачивала колыбель и что-то ласково говорила. Рейенис притихала ненадолго, а потом принималась реветь с новой силой. Красный дракон кружил по комнате, хлопая крыльями и что-то выкрикивая. Иногда садился на один из столбиков кровати и снова взлетал. Он беспокоился, сразу понятно. Его тревожил плач принцессы. Может быть, именно поэтому, когда Сарелла и Кинвара появились в покоях, Дейенерис сразу всё поняла. Лицо её побледнело, и стало страшно, как бы ей совсем не сделалось дурно. Сарелла, ненадолго позабыв о цели визита, бросилась к ней. — Ваша… ваша милость, — Сарелла протянула к королеве руку, но та покачала головой и сделала шаг назад, намертво вцепившись пальцами в бортик колыбели. Дракон очередной раз взмыл в воздух и приземлился у жаровни, растопырил крылья и яростно зашипел не понятно, на кого. Принцесса разразилась новыми рыданиями. — Что случилось? Где мейстер Марвин? — спросила Дейенерис таким голосом, будто бы и без того знала ответ. И это хорошо читалось в широко распахнутых, полных непролитых слёз аметистовых глазах: если бы Марвин был здесь, он бы уже пришёл. Будь он здесь, Рейенис бы не плакала так безутешно. — Он ушёл, королева, — тихо ответила Кинвара, не двигаясь с места. — Куда? Он сказал вам? Вопрос этот рухнул посреди королевских покоев, свалился, как тяжёлый камень, придавил. Сарелла, чувствуя, как к горлу подступает дурнота, протянула Дейенерис письмо. Только королеве и Кинваре она согласна была его показать. — Он… он сам объяснит куда лучше, чем мы с миледи Кинварой, — она снова зачем-то силилась улыбнуться. Наверняка это просто нервное. Дейенерис, помедлив, протянула руку и взяла свёрнутый, чуть примятый уже пергамент. Кинвара тем временем склонилась над малюткой Рейенис, которая понемногу начинала затихать, но всё ещё всхлипывала, а лицо её раскраснелось. Дракон сорвался с жаровни и сам присел на высокую спинку колыбели, взмахивая крыльями и переминаясь с лапы на лапу. Оба они — принцесса и её змей — уставились на красный камень, который пульсировал на шее Кинвары. Принцесса протянула к нему свои крохотные пальчики, красный дракон ткнулся мордой. Кинвара улыбнулась, но очень печально. Такую улыбку Сарелла тоже видела у неё впервые. Многое сегодня случалось впервые, и вещи эти отнюдь не радовали. Дейенерис, обессиленная, села обратно на свою кровать, не отрывая взгляда от послания Марвина. Глаза её метались по строкам, и Сарелла видела, как она сжимает губы, как те бледнеют ещё больше. Когда она дочитала, Рейенис окончательно затихла, да и дракон, кажется, утихомирившись, свернулся рядом с ней, всё ещё глядя на Кинвару. Красная жрица, в свою очередь, украдкой поглядывала на Дейенерис и сидящую рядом с ней Сареллу. В покоях воцарилась тягостная тишина. Дейенерис молчала — тяжело, горестно молчала. И Сарелла давно не слышала ничего страшнее этого молчания. Уж лучше бы гнев. — Он ушёл ночью, — совершенно бесцветным, каким-то совершенно не своим голосом произнесла Дейенерис. — Ночью, чтобы никто не видел. Королева вернула письмо Сарелле, посмотрела на неё, а потом — на Кинвару. — И ушёл не один. Это было всем уже известно. По крайней мере, тем, кто находился в этой комнате. Дейенерис не нужно было глядеть в пламя, чтобы самой ощутить призрак чужого присутствия. — Что-то можно сделать? — почти шёпотом спросила она, с затаённой надеждой глядя на Кинвару. Та, поколебавшись, ответила: — Я попытаюсь снова разглядеть его в огне, назову его имя и попрошу Владыку Света явить его мне, но боюсь… — …это бесполезно, — довершила за неё Дейенерис с тихим вздохом. Она не плакала, не кричала, даже, кажется, не гневалась. Но у Сареллы сжималось сердце, точно схваченное в стальном кулаке. Дейенерис встала с кровати, приблизилась к Рейенис, чьё лицо ещё было красным после рыданий и криков, посмотрела на неё. — Рейенис знала. Она… она знала. Она знала, что он ушёл, потому и заплакала. И дракон её забеспокоился. В голосе Дейенерис на сей раз сквозила болезненная нежность, которая смешивалась с отчаянием. — Он ничего мне не сказал, — продолжила Дейенерис, не отводя взгляда от дочери, голос её едва заметно задрожал. Так крохотная капля дождя дрожит на тонкой нити паутины, — потому что знал, что я не позволю ему умереть. Он не сказал, потому что… потому что… — руки её вцепились в край колыбели, с силой сжались. И Сарелла, и Кинвара поняли, что Дейенерис плачет, но тактично сделали вид, что не замечают того. Королева стояла к ним вполоборота, и по лицу её действительно текли слёзы. Тихие, но на вкус наверняка они были горше полыни. — Потому что я… я не давала ему такого дозволения. Но он оставил меня, не сказав ни слова. Сбежал. — Марвин… он сделал это ради вас, ради того, чтобы уберечь и вас, и принцессу, — осторожно увещевала Кинвара, стараясь говорить тихо и ласково. Но Дейенерис вдруг резко развернулась. Волосы её взметнулись, и глаза её сверкнули. — Все они умирают ради меня, оставляя в одиночестве. Оставляя наедине с врагами. Они умирают ради меня, не спрашивая, желаю ли я того, а я хочу, чтобы они жили. Но, похоже, жить им труднее, чем умереть и принести себя в жертву, — прозвучало это уже гневно, яростно, пусть Дейенерис почти не повышала голоса. — Разве теперь вы одна? — осторожно уточнила Кинвара. — Разве мы ваши враги? Сарелла не могла заставить себя даже рот открыть, не то, что произнести нечто более или менее связное. Её душило отчаяние и боль, и, наверное, тот же гнев. И она чувствовала себя виноватой — так, словно это она лично уговорила Марвина уйти. Но ведь это было не так. — Нет, миледи, никто из вас мне не враг. Но я не хочу, чтобы те, кому я верю, умирали. Я не могу. Я… — Дейенерис замолчала, будучи не в силах справиться с переполняющими её чувствами. Сарелла это видела — она понимала. Не выдержав больше, она осторожно подалась вперёд, забыв обо всякой учтивости, этикете, дистанции и прочей ерунде. Ничего из этого не было важно. Ничего — кроме того, что происходило. В конце концов, она сама просто бастард дорнийского принца и не обязана помнить обо всех приличиях. Прежде, чем сознала, что делает, она уже осторожно обнимала Дейенерис за плечи. Сарелла была выше неё почти на голову, королева казалась такой хрупкой, пусть это и обманчивое впечатление. Но и она оставалась человеком. Дейенерис замерла, не стала отталкивать Сареллу, но и не плакала — точнее, по-прежнему делала это очень тихо, почти беззвучно, ткань рубахи всё равно намокла в том месте, где королева прижалась к ней лицом. Кинвара, наблюдавшая за всем этим, и сама выглядела бледной и измученной. От чего алые губы выделялись на лице так, будто были обведены свежей кровью. Рейенис снова стала кряхтеть, ворочаясь, и Дейенерис отстранилась, посмотрела на Сареллу, грустно улыбаясь. Но в этой улыбке промелькнула и благодарность, позволившая на некоторое время ощутить вместо расползшегося в груди холода приятное тепло. — Он беседовал недавно с Джоном Сноу и Герольдом Дейном, — напомнила Кинвара спустя несколько мгновений. Дейенерис опять склонилась над дочерью. — Может быть, он что-то им сообщил. Я бы не стала исключать. — Возможно, — откликнулась королева. — Я спрошу. Сарелла с Кинварой переглянулись, и во взглядах обеих читалось сомнение. Затея не самая лучшая, особенно в свете открывшихся обстоятельств. Но Дейенерис, разумеется, осталась непреклонна, как всегда. Это качество Сарелле в ней нравилось. Королева не теряла ни мужества, ни силы духа, ничто не могло её сломить, и рядом с ней Сарелле казалось, что и её собственная сила возрастает тысячекратно. Дейенерис возвышала любого, кто оказывался рядом, сама того не сознавая. Ничто не сможет эту силу побороть. Даже такого рода известия. — Позвольте мне пойти вместе с вами, моя королева, — осмелев, попросила Сарелла. — Я знаю… вы, кажется, подружились с ним немного, — в голосе Дейенерис, да и на её лице, когда она повернулась, лежала всё та же грустная улыбка. — Это… это другое, — вдруг смутилась Сарелла. — Глупости, не нужно так на меня смотреть, — отмахнулась Дейенерис. Видно было, что, несмотря на короткую вспышку, она быстро взяла себя в руки. Даже удивительно. И, наверное, её запал, неугасающая надежда передалась и самой Сарелле, которая ненадолго воспряла духом. Марвин ушёл, но ведь он ещё жив. Наверняка жив. Они могут его найти, возможно, вернуть, отыскать другой способ и путь. Могут ведь, что бы он там сам ни писал и ни думал. — Миледи, — обратилась Дейенерис к Кинваре, — велите кому-нибудь из Воронов-Буревестников привести их начальника, Вдовца, пусть явится ко мне немедля. И передайте на конюшни, чтобы подготовили двух лошадей. Мы с Сареллой отправимся за город, носилки — это слишком долго. То, как ровно она отдавала эти указания, дало понять: так просто Дейенерис не позволит архимейстеру исчезнуть. — Я передам, ваша милость, — пообещала Кинвара, вставая с места, — и сама постараюсь отыскать его. Надеюсь, Владыка Света укажет мне путь. — Спасибо тебе, — Дейенерис с благодарностью коснулась руки Кинвары, подарив и ей короткую грустную улыбку. — Помоги мне одеться, Сарелла, и… давай осмотрим комнату архимейстера, пока ждём Вдовца, и пока нам седлают лошадей. *** Дейенерис выбрала самое простое светлое платье с широким разрезом снизу, золотистый кушак и надела кожаные штаны для езды. Это, во всяком случае, куда удобнее, когда едешь верхом. В покои заглянула служанка, когда Сарелла заплетала в волосы королевы колокольчики: серебряный, из моржовой кости и деревянный. Явившейся девушке Дейенерис наказала в ближайшее время присмотреть за принцессой, и последовала в комнату Марвина. Сарелла поспешила за ней, хотя сама не испытывала особенного желания туда заглядывать. Да, это правильно, так и нужно, но оказалось невыносимым смотреть на его навеки покинутое твёрдое ложе, заляпанный чем-то стол, расставленные по полкам книги и вещи. В воздухе витал не только не выветрившийся запах трав, но и неуловимый запах самого Марвина. Его незримое присутствие. Он лежал, точно слой пыли, на каждом предмете. Сарелла стояла за спиной Дейенерис, не видя её лица, но догадывалась, что королева чувствует то же самое. — Как будто он ещё здесь, — сказанное лишь подтвердило догадку. — Да, ваше величество, — Сарелла осмелилась сделать шаг вперёд, к стулу, на котором висел видавший виды, старый и потёртый плащ Марвина, с которым он прежде никогда не расставался и носил вместо привычной серой мантии. Верно, на себя он надел новый, купленный уже здесь и более лёгкий. Сарелла видела его. — Что мы должны искать? — Всё, что возможно. Пока просто осмотримся, — предложила Дейенерис. Она присела на корточки перед небольшим сундуком и откинула крышку. Оттуда тут же пахнуло густым и терпким ароматом трав и чего-то ещё. Неуловимого, беспокойного. — Что это? — Не знаю, — Сарелла присела рядом с королевой и потянула сундук на себя. Тот оказался увесистым, но благодаря тренировкам с луком, руки у неё были сильные. — Какие-то… его зелья, наверное. Дейенерис осторожно достала одну из склянок с полупрозрачной жидкостью, изучила этикетку. — Это яд. Слёзы Лиса. Сарелла осторожно извлекала пузырьки и коробочки, набитые всякими полезными и порой хрупкими вещами. Или порошками, которые могли рассыпаться. Мейстерские штучки, оно и понятно. Марвин оставил всё это здесь — но зачем? Наверное, не видел смысла брать с собой туда, куда направлялся. «Или планировал вернуться и воспользоваться» , — хотела понадеяться Сарелла, и на мгновение даже испытала прилив облегчения… пока не вспомнила о письме. Если бы архимейстер планировал вернуться, он бы не стал так говорить, а слов на ветер он не бросал никогда. Пока Сарелла осторожно раскладывала найденный скарб, Дейенерис осмотрела стол и обнаружила там очередную записку. По счастью, не прощальную. — Смотри, — королева протянула список — а это оказался именно он — и приложенную к нему инструкцию, — это, наверное… наверное, тоже для тебя. Испытывая волнение, Сарелла посмотрела на буквы. В самом деле, здесь перечислены все зелья, яды и снадобья, которые могут понадобиться, а ещё — инструменты и инструкция, как применять те или иные вещества, в каких пропорция и случаях. Краткая, но хоть немного разбирающемуся в этом человеку и того будет достаточно. Сарелла разбиралась. — Он хотел, чтобы ты продолжила его дело, — раздался над её головой голос Дейенерис. Сама Сарелла оставалась сидеть на полу возле сундука, тогда как королева опёрлась о стол и глядела на неё сверху вниз, едва заметно улыбаясь. Сарелла улыбнулась в ответ. — Наверное… может быть, просто не хотел, чтобы это пропадало задаром. Всё-таки это полезные вещи, — она окинула разворошённое сейчас содержимое сундука рукой, — и кому-нибудь точно пригодятся. — А это что? — Дейенерис снова заглянула под стол и вытащила из-под него устройство, которое походило на реторту. Оно стояло в глубине, накрытое перепачканной в бурых пятнах тканью. Рядом обнаружился и перегонный куб. Оба эти прибора были внутри покрыты тёмной подсохшей коркой. — Приборы для изготовления снадобий и не только, — поведала Сарелла, — похоже, он что-то готовил. Она коснулась нескольких пробирок, плотно придвинутых к стенке сундука. Пустых и чистых. — Это может быть как-то связано? — Дейенерис так же осторожно вернула реторту на место. — От них исходит запах, да и вид такой, будто ими не раз пользовались. Сарелла уже ни в чём не могла испытывать уверенности, но вполне могло статься, что догадка Дейенерис верна, пусть подтверждений тому и не было никаких. Кроме сказанных красной жрицей слов. — Он несколько раз отправлял меня искать кое-какие ингредиенты, — поделилась Сарелла, — полынь, чёрный лотос, как будто готовил что-то вроде ночной тени. Я спрашивала, но он только рыкнул на меня, как всегда, — теперь это воспоминание вызвало улыбку, — теперь думаю… что это была не ночная тень. Что-то другое. Кинвара рассказала мне, что видела какой-то камень, который Марвин сделал, в руках того… того человека, Томаса, как раз перед тем, как они ушли. Видела в огне. Рассказ получился сбивчивым, пожалуй, но Дейенерис в волнении зашагала по крохотной комнатушке. — Значит, он всё-таки чем-то занимался тут… по ночам, разумеется, и готовил не просто какое-то снадобье, а нечто иное. — Вы звали меня, ваша милость? — на пороге появился Вдовец, заставив Сареллу вздрогнуть. Дейенерис тоже шумно выдохнула. — Кинвара коротко рассказала, что произошло… — начал он, попеременно оглядывая обеих. — Ваша милость хочет, чтобы я отыскал мейстера? — Хочет, — хмыкнула Дейенерис, — только едва ли у тебя одного это получится. Я хочу, чтобы ты сделал вот что: попросил стражу сопроводить нас с Сареллой за город, а после передал описание Марвина на городские посты и на те, что находятся возле холмов, пусть скажут моему кхаласару, кого нужно искать. Вдруг они видели кого-то похожего в окрестностях? Каждый, кто скажет хоть что-нибудь полезное, будет вознаграждён. Пусть все в городе и за его пределами знают. — Полагаете, он где-то поблизости? — даже Вдовец сомневался. — Нет, не думаю, — отрицательно покачала головой Дейенерис, — но вдруг это поможет нам понять, где его искать? — Будет сделано. Я провожу вас до конюшен, — вызвался он. — Пойдём, — Дейенерис позвала Сареллу. Как видно, осмотр комнаты, если то будет необходимо, они продолжат после. — Джон наверняка уже на посту. За городом. — Ещё бы, — пробормотал Вдовец себе под нос, шагая впереди. Она была права — Джон покидал Великую Пирамиду чуть свет, поэтому не имело никакого смысла заглядывать к нему в покои. *** Дейенерис, по её собственному признанию, давно не ездила верхом на лошади, но, похоже, навыков своих не растеряла. По крайней мере, так показалось Сарелле, когда драконья королева довольно ловко, без чьей-либо помощи взобралась на одну из молодых кобыл, подготовленную для выезда. Самой же Сарелле привели покладистого мерина. И вскоре они обе уже гнали своих лошадей в сторону восточных городских ворот. Четверо из Ворон-Буревестников скакали по бокам, позади и впереди, сопровождая их. Копыта стучали по широким каменным плитам, взволнованные горожане оборачивались вслед. Кто-то даже торжествующе кричал, приветственно взмахивал руками, видя свою королеву верхом. Сарелле была неплохо знакома дорога, по которой они мчались, —несколько раз доводилось ею хаживать, когда хотелось самой увидеть, что творится за городскими стенами, и где обнаружился Джон, вечно занятый какими-то делами: он следил за порядком, разнимал повздоривших, кое-как пытался решать споры, хотя язык пока понимал плохо. Но, по мнению Сареллы, со своей задачей он справлялся достойно. Люди, прибывшие издалека, и действительно не знающие ничего о том, что произошло в Королевской Гавани, его слушались, возможно, даже побаивались. Для них он был стражником королевы Миэрина и одним из защитников города, а не убийцей и предателем. Сарелла видела — не могла не увидеть — что Джону несравнимо легче от того, что он не вынужден каждый раз натыкаться на колючую неприязнь. Сколь бы заслужено то ни было, он оставался человеком, которого ранило напоминание о случившемся. Здесь же он явно чувствовал себя свободнее. Пройдёт время, размышляла Сарелла, и даже сам Миэрин примет его. Как, возможно, и Дейенерис. Городские ворота оказались распахнуты, и кони ринулись прямиком в каменную арку. Безупречные приветственно пристукнули копьями, когда Дейенерис проезжала мимо, и в воздух поднялись небольшие облачка смешанной с песком пыли. Сарелла коротко закашлялась. Сразу за неприступными стенами раскинулся палаточный городок — лагерем его уже не поворачивался язык назвать. Кое-кто даже давал названия маленьким, стихийно появлявшимся подобиям улочек, чтобы в них стало проще ориентироваться. Незамысловатые и понятные каждому — Торговая, Мясная, Перинная, Лекарская. Дейенерис натянула поводья, заставляя свою кобылу притормозить. Здесь уже никак не проехать верхом — слишком узкое пространство. Сарелла и сама спешилась. Всадники тут же оказались рядом. — Он где-то здесь, — заверил один из них, приближаясь к Дейенерис, которая оглядывалась по сторонам. Сарелла знала, что королева уже бывала в лагере не раз, к тому же именно она когда в самом начале осматривала место, где планировалось обустроить временную стоянку для прибывших. Неподалёку стояла тяжёло гружёная повозка, на которой громоздились большие пузатые бочки — из Миэрина вывезли чистую питьевую воду, и горожане толпились поблизости с вёдрами. Двое наёмников и трое дотракийцев следили за тем, чтобы не возникло давки. Дейенерис направилась в ту сторону, сопровождаемая своими наёмниками и Сареллой. — Finne ezas Jon Ahesh? — обратилась она к одному из дотракийцев. Язык Сарелла понимала с пятое на десятое, но здесь никаких особых познаний не требовалось, чтобы понять, о чём речь. Дотракиец принялся что-то объяснять, указывая в нужном направлении. Кивнув ему, Дейенерис обернулась к Сарелле и своей страже. В аметистовых глазах не было ни сомнений, ни опасений. Кажется, случившееся, если не окончательно, то на время заставило забыть о причинах, по которым она нечасто виделась с Джоном Сноу. — Подождите здесь, мы скоро вернёмся, и отыщите, где Джон Сноу оставил свою лошадь, она нам понадобится, — приказала Дейенерис. Сарелла оглянулась с некоторым беспокойством. — Здесь есть разные люди, — осторожно напомнила она, склонившись к королеве, — вам не стоит… — Ничего, никому из них не нужна моя смерть, — Дейенерис коснулась её руки, пытаясь успокоить. — Это недалеко. Джон вон там, — она указала на раскинувшийся неподалёку синий шатёр. — Идём. Тот самый синий шатёр, который принадлежал какому-то торговцу, — похоже, не самому бедному, — стоял в самом начале того, что вполне могло сойти за рыночную площадь. Пространство было заставлено деревянными столами, наскоро возведёнными ларьками и бочками. Людей здесь уже сейчас толпилось прилично — среди них находились и жители самого Миэрина, интересовавшиеся товаром, привезённым с востока ещё более дальнего. Из земель, где многие из них даже не бывали. Дети глазели на сладости, женщины торговались, мужчины громко спорили и пили, зазывалы надрывались кто во что горазд на разных языках. В клетке били крыльями диковинные птицы, некоторые из них кудахтали, что твои курицы, где-то на дальнем конце площади заходились лаем собаки. Стоял шум и гам, вполне привычный для любого рынка, но Дейенерис первая заметила Джона: скрестив руки на груди, он стоял у одного из прилавков вместе с одним из Воронов-Буревестников. Последний, видимо, выслушивал какие-то претензии или жалобы со стороны торговца. Тот изъяснялся на ломаном валирийском, но Сарелла уловила, что речь идёт о каком-то мелком воришке. Тоже вполне обыденная ситуация. Рядом валялась разбитая бочка, прежде доверху забитая какими-то соленьями, источавшими крепкий уксусный запах и аромат специй, с другого опрокинутого прилавка разлетелись какие-то блестящие побрякушки. Воровство, по всей видимости, сопровождалось небольшой потасовкой или дракой. Или же вор попался на редкость неуклюжий. Поначалу ни Дейенерис, ни уж тем более Сареллу, пробивающихся сквозь собравшуюся вокруг толпу, никто не заметил. Однако, как только один из Воронов-Буревестников, стоящих рядом с Джоном, бросил в ту сторону взгляд, тут же прикрикнул, и люди послушно расступились, освобождая путь. Увидев Дейенерис — бледную, в длинной кольчужной рубашке поверх прочей одежды, слегка растрёпанную после езды, — Джон и сам замер, удивлённо моргая. Сарелла смотрела на него в упор, но, кажется, Джон не видел никого больше. «Он тоже почувствовал неладное», — это Сарелле подсказала интуиция, и она не видела причин с ней спорить. Зелёного дракона поблизости не оказалось: как видно, его сегодня оставили в комнате. Может быть, и он неспокоен, как и змей маленькой принцессы. Они умные, эти существа. Драконы. — Нам нужно поговорить. Не здесь, — коротко бросила Дейенерис. Сейчас, кажется, все позабыли о предмете спора и пялились на них троих, в том числе пострадавшие торговцы. — Иди. Я сам здесь разберусь, — махнул рукой один из наёмников. Он говорил на всеобщем с лёгким акцентом. Джон угрюмо кивнул и направился следом за Дейенерис с Сареллой, а они направлялись к берегу, где не было такой толпы. Разве что несколько женщин, стиравших вещи, да виднелись у берега несколько небольших кораблей, принадлежавшим более зажиточным беглецам. Из Скахазадхана запретили пить, но стирать в нём одежду было дозволено, особенно вверх по течению от самого Миэрина. — Мы возвращаемся в город? — осторожно уточнил Джон. Глупый вопрос. Едва ли они пошли бы пешком. — Мы идём к берегу, — терпеливо объяснила очевидное Дейенерис. Сарелла заметила, как она украдкой оглянулась на стражу, оставшуюся позади. — Мне ведь нечего бояться, — добавила королева, посмотрев на Джона в упор и без улыбки, — не так ли? Джон, как показалось, Сарелле нервно сглотнул. Но не от того, что замышлял недоброе, а от того, что прекрасно понимал, почему Дейенерис задаёт этот вопрос. С собой он, впрочем, совладал довольно быстро. — Нечего, милостивая государыня, — с привычной угрюмостью подтвердил он. — Я могу разоружиться, если желаете. — Нет, — чуть помедлив, решила Дейенерис, — этого не нужно. Вода негромко шуршала, перебирая ракушки и мелкие камешки, лежащие на песчаном берегу. Некоторые из женщин, занятых стиркой, оглядывались на примечательную троицу, но никто не смел приблизиться или заговорить. Какое-то время все трое шествовали вдоль реки в молчании: Сарелла шла между Джоном и Дейенерис, чувствуя себя чем-то вроде меча, разделяющим сейчас две половины кровати. Занятная это роль, да только немного неловкая. Говорить они намеревались о Марвине, но во всём происходящем просматривалось и нечто иное, нечто личное, не предназначенное для неё. Однако Дейенерис не пожелала, чтобы Сарелла ушла. Напротив, настояла, чтобы та осталась. — Архимейстер Марвин, — заговорила, наконец, Дейенерис, останавливаясь. Она сложила руки на груди, глядя на Джона, который тоже встал. Сарелла сделала шаг в сторону, чтобы они могли видеть друг друга, — я хочу узнать, о чём он говорил с тобой и сиром Герольдом. — Архимейстер… — начал Джон и тут же умолк. — Он ведь ушёл, да? Поэтому вы здесь? — Ты знал, что он собирается это сделать? — голос Дейенерис, пусть и звучавший обманчиво спокойно, стал холоднее льда. — Он, — Джон будто бы смутился, но отвечал твёрдо, — упоминал, что намерен побывать на одной из линий. Те, про которые… Словом, вы знаете, наверное, ваша милость, о чём речь. — И ты ничего мне не сказал? — Я дал старому мейстеру слово. Судя по тому, как по лицу Дейенерис пробежала короткая, напоминающая болезненную улыбку судорога, Сарелла поняла, что бури не избежать. И она решилась — ей следовало вмешаться прежде, чем всё станет ещё хуже. — Разве ты не должен был предупредить нашу королеву о его планах? — резко выдохнула Сарелла, тоже испытывая гнев. — Неужели ты не понимаешь, насколько это серьёзно? Марвин… Джон, наконец, обратил внимание на неё. До этого казалось, будто он её присутствия и вовсе не замечает. — В таком случае вы бы решили, что архимейстера следует сковать цепями или держать под замком? — вопрос этот поставил в тупик. Не столько Сареллу, сколько Дейенерис, к которой он по большей части и был адресован. — Тем более, — продолжал Джон, пользуясь возникшей паузой, — он уверял, что делает это во благо королевы и принцессы. Чтобы помочь им, защитить их. Он сказал… сказал, что, если и мне, и сиру Дейну небезразлично, что случится, мы оба должны молчать. Я ему поверил. Выходит, зря? Дейенерис с плохо скрываемым гневом в голове спросила: — Куда он отправился? На какую из линий? Где его искать? Видно было, что она готова прямо сейчас ринуться следом, несмотря на то, что Дрогон по-прежнему не вернулся. Однако Джон с сожалением покачал головой. — Понятия не имею. Честное слово. Однако Герольд Дейн наверняка догадывался, куда Марвин направился. Я думаю, вашему мейстеру стоит позволить сделать то, что он задумал. Он делает это ради любви. Сарелла бросила короткий взгляд на Дейенерис, лицо которой выражало что угодно, но только не смиренное принятие сказанных Джоном слов. А Герольд Дейн теперь уже наверняка находился в Астапоре, слишком далеко отсюда. «Проклятье, — зло подумала Сарелла, хмурясь, — я всегда говорила, что этой злобной гадине нельзя доверять». Она никогда особенно не жаловала Герольда, и не с чего было ей его любить. Причина заключалась не только в слухах, которыми был овеян этот человек, и не в его бахвальстве собственным мастерством. Даже не в том, что рассказывал некогда о нём Сарелле отец, принц Оберин, хотя и он не питал к нему ни капли расположения. Главная причина заключалась в том, что Сарелла была знакома с Дейном, и видела, каков он. Чувствовала. Никогда бы она толком не смогла этого объяснить — по крайней мере, внятно, — но от него исходило нечто неприятное, от чего хотелось держаться подальше. И ощущала она это задолго до того, как Герольд Дейн покинул Вестерос и отправился, как выяснилось недавно, в Край Теней. Вот же болван самонадеянный! Но худшие, с горечью думала Сарелла, всегда выживают. Так же случилось и с Герольдом Дейном. Он выкарабкался оттуда, выжил, ещё, как выяснилось позже, привёз с собой в Солнечное Копьё корону Эйегона Завоевателя, чтобы взять этот трофей с собой за Узкое море в качестве подношения. Ха. Наверное, думал, тщеславный идиот, что все сразу перед ним преклонятся. Конечно, королева Дейенерис — не какая-то легковерная дурочка и наверняка видела, замечала, как Герольд Дейн на неё пялится. И чего он хочет. Тут и слепому ясно, вокруг чего вертятся его неизменно тёмные помыслы. Но Сареллу воротило от осознания, что он вообще позволяет себе подобное, и что это ему сходит с рук, как и многое другое. Оставалось надеяться, что Тёмная Звезда не попытается снискать не только расположения королевы Дейенерис, но и её руки. Смехотворно. Но с него бы сталось, понимала Сарелла, он может оказаться достаточно безумным и для подобной выходки. И даже имей он более высокий статус и титул принца, страшно было представлять королеву Дейенерис рядом с чем-то подобным. Сарелла хорошо помнила, как и сама, будучи ещё совсем ребёнком, увидела его впервые. Тёмная Звезда тогда тоже был ещё совсем юн, пусть и старше Сареллы. Его взгляд, то, как он держался, его улыбка, всё это внушало почти что ужас, хотя прочие девушки, особенно сёстры Сареллы, что были постарше, нисколько бы не возражали, окажись этот жуткий человек в постели одной из них. Он был удивительно красив, но эта красота не казалась Сарелле хоть сколько-то привлекательной. Красота, высеченная из камня, из чёрного, как сердце ночи, обсидиана с острыми гранями, какая-то неживая, почти неестественная. А его тёмно-лиловые глаза казались провалами в неизвестность, в коих мерцали холодным светом злые звёзды. Он двигался быстро, всегда был ловок, отважен и хитёр, но всё это представлялось качествами опасной твари, от которой хочется держаться подальше, а не восхищаться ею, невзирая на всю присущую ей красоту. Нет, он не сделал Сарелле ничего дурного, даже пальцем её не тронул, если не считать последней их встречи в Солнечном Копье, где, по настоянию именно Герольда, принц Морион запер Сареллу в одной из башен, узнав о письмах в Королевскую Гавань. Но в сущности это мало что меняло. От Герольда Дейна, известного как Тёмная Звезда, в самом деле веяло тьмой, заключённой в самом его сердце. После Стигая — так уж и подавно. — Сир Герольд мне тоже не затруднился ничего сообщить, — тем временем ответила Дейенерис, пристально вглядываясь в лицо Джона. Тот и сам теперь побледнел, но не от страха. Похоже, он успел немного пожалеть о данном Марвину слове, видя, чем всё обернулось. Да разве могло быть иначе? Сарелла невольно сжала руки в кулаки, чувствуя собственные подступающие слёзы. Пока они стоять здесь, на берегу Скахазадхана, оказалось несложно представить, что Марвин остался в Великой Пирамиде, недовольно пробурчав напоследок, что королева Дейенерис выехала на лошади в сопровождении Сареллы и всего четырёх стражей, а сейчас в городе очень неспокойно и полно чужаков. Но ведь стоит вернуться, стоит только вспомнить и подумать, ощутить острые края свёрнутого пергамента, который до сих пор лежал у Сареллы за пазухой, как у неё тут же сдавливало горло. Архимейстер даже за Лео просил присмотреть. Боги. Как это несправедливо. Так не должно было случиться. Но всё-таки это произошло. Как и многие несправедливые вещи в этой жизни. — Ради любви он это делает или чего-то ещё, ты должен был сказать, — эти слова сорвались с губ сами собой. Звучали они обиженно и горько. — Должен был. Я не думала, что ты такой же, как Тёмная Звезда. Думала, ты не хочешь повторять прежних ошибок. Значит, я ошиблась. Ты такой же. Такой же! Джон посмотрел на Сареллу — как-то тяжело, но не неприязненно. Скорее, больше в том было неизменной усталости. Дейенерис переводила взгляд с Сареллы на Джона и обратно. Видно, она тоже собиралась с мыслями. Или просто чего-то ждала? — Значит, такой же, — выдохнул Джон, наконец, явно не желая спорить. — Думай, как знаешь. Мне всё равно. Последние слова его отчего-то резанули особенно остро и болезненно. Ощущение было такое, будто её ударили под дых, выбив из груди весь воздух. — Ты, это ты должен был… — Сарелла хотела сказать «уйти, исчезнуть, умереть», но вместо этого лишь яростно выдохнула и вдруг толкнула Джона в грудь, сейчас не защищённую ни кольчугой, ни стальным панцирем. Толчок оказался достаточно сильным, а Джон явно такого выпада не ожидал. Потому пошатнулся, но сумел сохранить равновесие. Ярость вдруг обрела вполне конкретные очертания. И Сарелла, забыв про всё, ринулась вперёд, выкрикнув очередное проклятье. Возможно, перед собой она видела не Джона, а Герольда, но то уже не имело никакого значения. В следующее мгновение короткий меч, который висел у неё на бедре, скрестился с мечом Джона. Он едва успел выхватить его из ножен. Сталь ударилась о сталь, заскрежетала, высекла искры — с такой силой сошлись клинки. Сарелла пружинисто отпрыгнула в сторону, снова ринулась в атаку, пытаясь достать Джона сверху, потом — сбоку. Сыпала быстрыми, ловкими ударами раз за разом, не позволяя расслабиться и занять удобную позицию. Конечно, лучше всего она обращалась с луком, на худой случай — с копьём, но ни того, ни другого она с собой не прихватила. Наверное, к счастью, иначе Джон Сноу точно был бы уже мёртв. Сарелла швырнула в его лицо горсть песка, однако он вовремя отклонился чуть в сторону, и песок только испачкал ему голову, запутавшись в тёмных волосах. Сарелла развернулась вполоборота, нанесла ещё один удар, пригнулась, пытаясь достать проклятого бастарда снизу. Но каждый раз натыкалась на его меч и всё тот же усталый взгляд. Оборону он держал твёрдо и ни разу не дрогнул. Она теснила Джона прямо в воду, которая тут же вспенилась под их ногами. Злило, помимо прочего, ещё и то, что тот явно не пытался сражаться по-настоящему — только отбивался, защищался, не предпринимая попыток самостоятельно атаковать, перехватить инициативу или ранить. Тогда как Сарелла впервые с момента их знакомства желала только одного — обагрить золотой песок его кровью. Убить. Слегка присев, делая вид, что намеревается сделать очередной выпад снизу, Сарелла нащупала один из коротких кинжалов, которые носила на голенище, намереваясь метнуть тот прямо в ненавистное лицо. — Дерись со мной! — приказала она, обхватывая кинжал ладонью. Джон подался назад. — Нет, — отрезал он. И почти не взмок, несмотря на жару и духоту. — Тебе же хуже, — прошипела Сарелла. Она выбросила вперёд руку с зажатым в ней кинжалом, который летел точно по дуге, метя Джону Сноу прямо в глаз. — Хватит! — Дейенерис по-прежнему не повышала голоса, но приказ её невозможно было не услышать. Только вот остановить собственную руку Сарелла бы уже не успела ни за что, и Джон точно бы лишился глаза, не успей он неуловимым движением перехватить её запястье в дюйме от собственного лица. А ведь мог, защищаясь, и мечом рубануть, отсечь руку, но не стал. Сарелла бы его не пожалела. Левой рукой он удерживал руку Сареллы, а правой — отбросил свой меч в сторону. Тот гулко плюхнулся в воду, заскрежетав о камни. Сарелла вывернулась из его крепкой хватки, отскочила назад, шумно выдыхая. Дейенерис переводила гневный взгляд с Сареллы на Джона. Видно было, насколько она зла сейчас, но ведь некоторое время позволила им биться. Как видно, пока всё не зашло слишком далеко. Джон тут же смиренно опустился на одно колено прямо в воду. Делает вид, будто он самый покорный и верный слуга. Как же! Однако Сарелла и сама склонила голову, и только после этого убрала и меч, и кинжал. — Я не желаю смотреть, как вы убиваете друг друга, — продолжала Дейенерис. Сарелла шумно дышала, полотняная рубашка липла к спине. Они с Джоном по щиколотки стояли в реке, под нещадно палящим солнцем — наступало особенно жаркое время. — Не для этого я здесь. Не для этого архимейстер, как бы он ни решил поступить, сделал то, что сделал. Мы должны попытаться его найти, а не драться. Сарелла ощутила, что щёки её вдруг залила краска стыда — она и в самом деле не сдержалась, не смогла, дала себе волю. И гнев её вылился в столь неприглядной форме. Королева Дейенерис, как видно, это понимала, потому и позволила этому случиться: догадывалась наверняка, что Джона она не сможет убить, а он её не тронет. Но Сарелла перед ним извиняться и не собиралась. Даже смотреть в его сторону не хотела. — Хватит, — повторила Дейенерис ещё тише, и в том слове был уже не гнев, а сожаление, — достаточно уже жертв. Не доставало, чтобы мы принялись друг за друга. Джон молчал, да и Сарелла не знала, что сказать. Стыд она испытывала только перед королевой, которая, пусть и не смотрела с укором, но явно была расстроена случившимся. Сарелла нарушила её строгий приказ — не поднимать оружия на сына её родного брата. — Я… простите, ваша милость, — она обратилась к Дейенерис, — я знаю. И готова понести наказание… Но извиняться перед ним не стану, — тут же добавила Сарелла, указывая на Джона, — только не перед ним. Джон снова промолчал. Видимо, ждал чего-то. Кого-то решения, вердикта, может быть. Дейенерис же всплеснула руками и невесело улыбнулась. — Прежде всего, я хочу иметь дело со взрослыми людьми, а не с детьми, — произнесла она. — Сейчас каждому из нас следует сохранять здравомыслие, если мы намерены хоть что-то исправить. Я хочу, чтобы все вели себя достойно. А теперь — я настаиваю — вы оба должны пожать друг другу руки и вернуться вместе со мной в город. С обязанностями Джона, думаю, сегодня справятся и другие. Сарелла не стала спорить с королевой, хотя протянутую руку Джона пожала без особого энтузиазма, стараясь глядеть куда-то в сторону и борясь с желанием сломать ему пальцы. Но видела — Джон попытался улыбнуться. Мысленно пожелав ему споткнуться и проломить голову о камень, Сарелла лишь крепче сжала губы. Сейчас не было похоже, что совсем недавно между ними едва не завязалось подобие дружбы. — Ты неплохо владеешь мечом, — попытался похвалить её Джон, чтобы сгладить тягостное молчание, повисшее между ними. — Лучница из меня куда лучше. Дай только до лука и стрел добраться, проверишь на своей шкуре, — проворчала она и, высвободив руку, решительным шагом направилась в ту сторону, где их дожидались стражники и лошади. Внутри всё клокотало от смеси гнева, обиды, стыда и боли. На этот раз Сарелла ехала впереди, следом за ней — Дейенерис, позади неё следовал Джон. Стража неизменно сопровождала их до самой Великой Пирамиды. Гнев не угас до конца, и не понятно, когда она совладает с ним. Ведь раньше она справлялась, хотя кое-кто в Староместе злил и бесил её даже поболе Джона Сноу. И всегда Сарелла находила в себе силы вместо яростного выпада мягко, чуть загадочно улыбнуться и отвесить колкий комментарий вместо удара кинжалом. Но так вёл себя кандидат Аллерас, Сфинкс, а не Сарелла Сэнд, Песчаная Змейка. И не в подобных обстоятельствах. «Но никто из них, — подумала она, чувствуя, что ветер смахивает вновь набежавшие ненавистные слёзы, — не знал его так, как я. Никто не проводил рядом с архимейстером столько времени, не учился у него, не слушал по вечерам, не вёл долгих бесед и споров. Никто из них». Чувство это отдалённо напоминало ревность, но не совсем. Сарелла и сама бы не могла точно дать этому имя. Обида? Одиночество? Досада? Нет, всё не то. Не то. Остановившись у главных ворот, она оглянулась, увидев, что Джон и Дейенерис спешиваются. Дейенерис, приблизившись к ней, вдруг взяла под локоть и заглянула в глаза. Сарелла ощутила, что у неё снова что-то неприятно дрожит внутри, грозясь прорваться наружу. А ведь совсем недавно казалось, что всё поправимо. Мысли её, чувства по-прежнему походили на обезумевшую лошадь, которая, не слушаясь команд всадника, неслась галопом. Впереди же виднелся обрыв. — Не вини себя, — попросила Дейенерис. Джон в это время тактично стоял на некотором отдалении и что-то спрашивал у неохотно отвечающих ему Воронов-Буревестников. — Нет в том твоей вины. Никто не виноват, — увещевала Дейенерис, всё ещё придерживая Сареллу под руку. Мягко, ласково. — Что бы ни случилось, мы должны все держаться вместе. В конце концов, этого и хотел мейстер, не сомневаюсь. А мы попытаемся что-нибудь узнать. Может быть, Кинвара уже сегодня отыщет его в огне. Сарелла выдохнула. Что она там увидит среди поленьев и пепла? — Я ослушалась вашего приказа, — угрюмо напомнила она. — Подняла меч на… на Джона Сноу или как его теперь правильнее называть? — Это он сам решит, — Дейенерис улыбнулась уголками губ. — Но никто не станет тебя наказывать. Ты хотела убить не его, да и вовсе убивать не хотела, — заверила королева, словно знала наверняка. Может статься, и так. Иногда казалось, что она вообще знает всё. — Не с ним ты скрестила мечи, а со своим собственным гневом. — Я хотела его убить и убила бы, если… — упрямо попыталась возразить Сарелла, но Дейенерис покачала головой. — Если бы хотела. И я, и Джон это знаем. — Его мнение меня не волнует, — Сарелла понимала, что говорит и ведёт себя по-прежнему как обиженный ребёнок. Но, кажется, даже этот выпад не разозлил королеву. — Не в этом дело. Не в его мнении и даже не в моём. А в том, что есть вещи, которые со стороны могут быть более очевидны, чем при взгляде изнутри. Я видела, что происходило, вероятно, понимал это Джон. В любом случае, я хочу, чтобы ты знала — мы тоже тебе не враги. Никто из нас. Даже он. Некоторое время Сарелла хмуро глядела на драконью королеву, а после опустила взгляд, посмотрев на маленькую изящную руку. На фоне её собственной тёмной кожи кожа королевы была такой светлой и бледной, что цветом напоминала молодую луну. Сарелла сама не знала, чего больше желала, — уйти прочь или закричать. В итоге не сделала ни того, ни другого. Только кивнула, выдавив из себя ответную улыбку. Дейенерис действительно ни в чём не виновата, она хотела как лучше. А ей самой следует взять себя в руки. Последнее, что всем сейчас нужно, это носиться со взрослой девкой, не способной взять себя в руки. Срам-то какой. — Пойдёмте внутрь, — Дейенерис отпустила её и повернулась уже и к Джону, — узнаем, сможет ли миледи Кинвара сказать нам что-нибудь новое. Как выяснилось, Кинвара могла. Могла. Но лучше бы она оказалась на это неспособна. *** Дым — его запах они почуяли ещё при подъёме и поторопились. И чем дальше они поднимались, тем отчётливее его чуяли. Клубы его висели в воздухе, заставляя кашлять. — Пожар! — выдохнул за спинами Дейенерис и Сареллы Джон. Стража, среди которой были Безупречные, сновала вокруг. Кто-то поднимался наверх с ведром воды. — Рейенис! — с испугом выдавила из себя Дейенерис. Сарелла едва удержала королеву, когда нога той скользнула по широкой мраморной ступени. На ярусе чуть ниже покоев самой королевы, царила суета. Вокруг стояли вёдра с водой, дым ел глаза, слуги охали, кашляли, шумно переговаривались. Поначалу ничего было невозможно разобрать. Дейенерис сразу же бросилась к своей опочивальне, чтобы проверить дочь. Однако причина случившегося выяснилась довольно быстро. И она заключилась не в драконах, не в упавшей свече или вражеском умысле. Хотя последнее — ещё как посмотреть… Кинвару они обнаружили прямиком на террасе, куда выходили королевские покои. Как видно, её просто вывели на свежий воздух, это оказалось ближе, чем терраса Тронного зала. Возле Кинвары суетился местный лекарь. Дейенерис, уверившись, что Рейенис ничего не грозит, да и дым до покоев толком и не дошёл, тут же направилась к красной жрице. Сарелла тем временем склонилась над небольшим бассейном, ополоснула пылающее лицо и промыла глаза, которые по-прежнему слезились от дыма. — Что здесь произошло? — вопрошала Дейенерис, оглядываясь. — Что? — В покоях жрицы случился пожар, — поведал один из Безупречных, находившихся поблизости. — Мы это поняли. Но как? — нахмурилась Дейенерис. Сарелла тоже уставилась на сказавшего это. Неслыханное дело. Пламя в покоях Кинвары никогда не угасало, это верно. Там всегда горели свечи, жаровня и топился камин. Красная жрица будто и не чувствовала жары. Возможно, произошло то, чего многие опасались — какая-то искра попала на ковёр и тот вспыхнул. — Что здесь произошло? — нетерпеливо, требовательно повторила Дейенерис свой вопрос. Кинвара, молчавшая всё это время, с некоторым раздражением оттолкнула от себя руку назойливого лекаря, который пытался сунуть ей под нос какие-то нюхательные соли. — Госпожа закричала, — ответил всё тот же Безупречный, — мы пришли на крик… как и все остальные. — Увидели её без сознания, вокруг пылал огонь, — подтвердил другой. «Если бы здесь бы Марвин…», — подумала Сарелла. Подумала, но тут же себя одёрнула. Даже если бы он здесь и был, то сделал бы то же самое — поднёс бы Кинваре нюхательной соли. И, наверное, дал бы ей какого-нибудь снадобья. Сарелле ещё предстояло разобраться с тем, что ей оставили. Она сделает это — иначе не сможет себя уважать, поскольку мейстер рассчитывал на неё, не так ли? — Расскажите толком, что там случилось, миледи? — спросила Дейенерис, присаживаясь рядом с Кинварой. Саму жрицу усадили на небольшую лежанку возле бассейна. Красный дракон беспокойно крикнул со стороны комнаты, будто тоже желал узнать о произошедшем. Лёгкая газовая занавеска у входа покачивалась от сквозняка. — Оставьте нас, — обернулась Дейенерис к Безупречным и лекарю, — пусть все, кроме Сареллы и Джона, уйдут. Кинвара огляделась по сторонам, будто не сразу поняла, где очутилась. В глазах её на миг мелькнул страх. Настоящий, неподдельный. Красная жрица тут же ухватилась за руку сидящей рядом Дейенерис. Осторожно, стараясь не делать лишних движений, она и сама села. Похоже, голова у неё кружилась. — Почему огонь так себя повёл? — допытывалась королева. — Причина была, — констатировала очевидное Кинвара. — Но не я это сделала. И лишилась чувств вовсе не от дыма. Дейенерис, как, впрочем, и Джон с Сареллой, молчала, ожидая дальнейшей истории. — Это сделал… он, — Кинвара на мгновение закрыла глаза и опустила свободную руку на камень, что тускло поблёскивал на её шее. Даже оправа из червонного золота выглядела потускневшей. Бледное лицо же Кинвары казалось почти серым. — Он? — подал голос Джон, тоже мало что понимавший. — Камень? Сарелла же сознавала, что не хочет слышать, кого же красная жрица на самом деле имеет в виду. Этот бесконечный, отвратительный день только-только подобрался к зениту — и казалось, не закончится никогда, пока не изведёт всех обитателей Великой Пирамиды. — Он… тот, кто меняет лица, — продолжала Кинвара. Смежила веки на мгновение — и снова широко их распахнула. — Слуга и глашатай своего отца и брата. Его Сош. Так он себя назвал. Я не смогла увидеть архимейстера, хотя и называла Владыке его имя, надеялась, что он явит его мне… Но вместо него появился другой. — Кто-то обращался к вам из огня? — осторожно уточнила Дейенерис. Кажется, ей тоже сделалось не по себе от сказанных слов, пусть пока не слишком понятно, о ком и о чём идёт речь. Но было это нечто весьма недоброе. Тёмное. Чудовищное. — Да. Тот, кто может принять облик… притвориться, кем угодно. Он ищет… ищет вас, моя королева, и ищет принцессу. Владыка Света… он пытался показать мне это, предупредить. Пока это чудовище само не увидело меня, не посмотрело с обратной стороны. Оно заметило, что я за ним наблюдаю, и улыбнулось. Кажется, улыбнулось… Прежде подобного никогда не случалось. Дейенерис резко дёрнулась, как от удара. Вскочила на ноги. Джон оглянулся, будто ожидая увидеть врага прямо здесь, на залитой солнцем террасе. — Миледи говорит о тех чудовищах. О древних богах, — озвучила Сарелла общий страх, — тех, что явились в наш мир своей тюрьмы. Настала очередь Дейенерис бледнеть. Не из страха за себя — за маленькую дочь, страшно представить, что способны сотворить с ней чудовища. — Они её ни за что не получат, — тихо заверила она. — Не получат. Что… Что ещё там было, миледи? Прошу вас, говорите! Кинвара наморщила лоб, пытаясь вспомнить, хотя явно не хотела воскрешать в памяти те жуткие образы. Кроме того, ей требовалось собраться с мыслями. Сарелла оглянулась в поисках плетёного стула, который тут же подтащила поближе и села. Джон встал напротив занавешенной арки, ведущей в комнату. Неожиданно — и, конечно, совершенно не к месту, — Сарелла подумала, что впервые за всё время он находится прямо в покоях Дейенерис, и его дочь совсем рядом, за этой лёгкой занавеской. Но, как видно, времени порадоваться этому он не сыскал, а Дейенерис сейчас не до того, чтобы переживать о таких вещах. Тем временем Кинвара, окончательно совладав с собой и своими мыслями, заговорила. — По всей видимости, туда, куда я заглянула, так же сложно смотреть, как это случалось с нами в Ифекевронских землях, — напомнила Кинвара, глядя на Дейенерис. Та напряжённо кивнула, давая понять, что помнит. — Темнота, сплошная темнота. Сквозь неё я видела холод… холодные и далёкие земли. Пустые. Но не Земли за Стеной. И не Короля Ночи, — на этот раз она посмотрела уже на Джона. Лицо у того теперь напоминало каменную маску. — Но там случилось нечто дурное. И только потом мне были явлены твердыни и мёртвые, кровь, вороны с мертвечиной в клювах. — Какие твердыни? — осмелилась вмешаться Дейенерис. — Где? — Холодные земли далеко на востоке, а твердыни — это Пять Твердынь, я уверена, ибо бывала там однажды, — Кинвара села, спустив ноги на пол и посмотрела на Дейенерис. — В их окрестностях произошло нечто страшное некоторое время назад. Но я видела лишь смутные образы, в основном только слышала голоса… они изъяснялись на древнем, тёмном наречии. Но я поняла — они искали вас. Ваш след. Они двигались на запад и на юг. И стаи воронов следовали за ними. Дейенерис оглянулась на Сареллу и Джона. Никто из них не осмелился ничего сказать. Всем было понятно, что это значит. Кажется, стала очевидна причина, по которой люди бежали прочь. Нечто тёмное накрывало земли, гнало прочь. Пока оно не отыскало дорогу к Миэрину — но, вероятно, скоро найдёт. У Сареллы внутри всё сжалось. Как бы она хотела, чтобы архимейстер оказался сейчас здесь. — Вы сказали, что они увидели вас, леди Кинвара, — напряжённым полушёпотом напомнил Джон. — Верно. Я силилась разглядеть того, кто вёл их. Человек с вороном на плече. Но лицо его было чёрным, как ночь. Чернее самой ночи. Вместо лица — пустота. Вокруг него колебались тени. Но вдруг он повернулся в мою сторону. Будто знал, что на него смотрят. Он сказал… — Кинвара наморщилась так, словно слова эти причиняли ей боль. — Сказал, что мы не сможем долго прятаться от него, и он идёт, чтобы найти. Мне на мгновение показалось, что он пытается дотянуться до меня, понять, откуда я гляжу на него, — Кинвара коснулась своего камня, — вырвать моё сердце… Огонь, в который я смотрела, вспыхнул до самого потолка, и вновь стал чёрным, как уголь, остального я уже не увидела. Этот отрывистый, негромкий рассказ произвёл немалое впечатление. По крайней мере, так Сарелла могла сказать о себе. Но, как ни странно, бежать вовсе не хотелось. — Мы должны быть готовы, — негромко заключила Дейенерис. — Рано или поздно они действительно поймут, куда идти. — Нужно уходить, — неожиданно возразила Кинвара. — Вам и принцессе следует отправиться в безопасное место. — Его нет, — покачала головой Дейенерис. — Где мы сыщем его? Даже храм Владыки Света не спасёт нас теперь, не так ли? Похоже, на этот раз даже он не может их остановить. Кинвара нахмурилась, но не стала возражать. Возможно, она искала нужные слова, но не находила их, поскольку всё ещё была напугана увиденным. А ведь она была верховной жрицей и наверняка за всё время, проведённое в служении Огненному богу, немало насмотрелась в пламени — да и наяву — всяких ужасов. Сарелла не представляла, что Кинвара в действительности увидела, и каково это было. Наверняка, кошмарно, если не сказать хуже. — Но мы предупредим людей. Я не изменю своего решения. Если они пожелают, могут уйти, — продолжала Дейенерис. — Как только вернётся Дрогон. Джон шумно выдохнул. Все повернулись к нему. — Есть ли способ остановить их? — он опустил руку на меч, но то была даже не валирийская сталь, способная уничтожить Иных. Ответа на этот вопрос ни у кого не было. — Они боятся огня, — сказала Дейенерис, посмотрев при этом на Кинвару. — Вы помните? Они боятся. — Они боятся драконьего огня, — поправила её Кинвара. — Но он не убивает их. — Кровь, — тихо предположил Джон. — Чудовище, которое я видел в Красном замке, вопило, когда Призрак укусил меня. Теперь Дейенерис поглядела на него более пристально и, как показалось Сарелле, едва заметно улыбнулась. Так, словно Джон произнёс нечто важное для неё. Наверное, так и было. — Сейчас нам нужно предупредить остальных, дождаться возвращения моих людей, Герольда и Даарио, а потом мы решим. Есть ли у нас время, миледи, до того, как они нас отыщут? — Дейенерис вопросительно посмотрела на Кинвару. — Хотела бы я знать наверняка… но могу лишь надеяться, что так. Я не смогла понять, где они сейчас и как далеко. — Хорошо, достаточно и того, что вы уже сообщили, — Дейенерис решительно встала. Точно услышав её голос, откликнувшись на него, с запада послышался громоподобный драконий рёв. Сарелла вздрогнула прежде, чем осознала, что это за звук, и увидела чёрную фигуру, приближавшуюся к городу. Дрогон, который пропадал больше десяти дней, наконец, вернулся к своей матери. И Дейенерис улыбнулась, когда чёрная тень закрыла собой солнце и легла на террасу, — на этот раз тень была спасительной. Похоже, старший сын драконьей королевы всегда знал, когда в нём возникает нужда, и приходил на помощь.