Время будить королей

Говорят, хозяин здешний был когда-то человеком. Верно, врут — у этой твари сроду не было души © «У хозяина болота»

Квиберн оттягивал момент, сколько представлялось возможным. Теперь ему предстояло разобрать сумку с вещами Марвина, выбрать нужное и приняться за дело. Джико он велел отправиться помогать в доме — наколоть дров, натаскать воды, он всегда покорно выполнял подобного рода поручения. Рано ему глядеть на то, чем Квиберн тут будет заниматься. Не то, чтобы он не доверял мальчику, скорее, хотел остаться наедине с самим собой. О людях из Вестероса переживать больше не следовало. Корабли отбыли два дня назад, задержавшись здесь, вопреки устремлениям Бейелора, ещё на сутки. Молодому сиру Денису потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя. Хотя Квиберн и сейчас не был уверен, что этот человек до конца оправился — и что оправится вообще. Людей приводило в ужас соседство с лабиринтом, даже если они того не понимали. Это всегда находилось на грани восприятия, если не привыкнуть, не сопротивляться и не позволить подобному просто быть. Квиберн, как, впрочем, Серсея и остальные, провели здесь достаточно времени, чтобы по меньшей мере смириться и воспринимать эти руины как неотъемлемую часть пейзажа. Постепенно лабиринт превратился в такую же привычную часть мира, как небо, море, камни, холодный ветер и запах рыбы. Неприятная обыденность, к которой рано или поздно привыкаешь. Тем же, кто прибыл из Вестероса, она казалась чужой и страшной, пусть они и не желали в этом признаваться. А времени, чтобы адаптироваться к происходящему здесь, у них не было. Квиберн знал, что говорили на кораблях, и что команда не меньше своих господ желала покинуть это место как можно скорее. Вернуться в Вестерос, который по скудоумию казался им куда более безопасным и знакомым. Пускай бегут, пускай бросаются в распахнутые объятия бездны, ждущие их по ту сторону Узкого моря. Сира Дениса пришлось отпаивать травами, чтобы тот немного успокоился. Квиберн предельно честно, насколько это было возможно, поведал о лабиринте, пытаясь убедить Дениса, что тот вовсе не безумен, а спутники зря насмехаются над ним. Но сир Денис испугался, похоже, пуще прежнего. — Как вы тут можете жить? Как? — искренне недоумевал он. — Возвращайтесь вместе с нами, в Вестерос, подальше от этих жутких мест, милорд. Квиберн снисходительно улыбался ему. — Не могу, сир. Королева Серсея… впрочем, обе они хотели, чтобы я остался здесь. И я исполню их волю. Или вы намерены отправиться в Морош, чтобы повидать её величество? Денис нервно, как показалось Квиберну, икнул и покосился на дверь, за которой скрылись остальные. Как видно, желанием делать это он не горел. Взгляд его стал почти умоляющим. — О нет, нет, только не это, — сорвался с бледных губ дрожащий полушёпот. Как будто от Квиберна что-то зависело. Он не мог повлиять на их решение, за него это сделал лабиринт. Что бы ни стояло за случившимся, в этот раз оно оказало Квиберну содействие. Эти посланники не были суеверны, и в глаза не видели даже Белых Ходоков, но они испугались. Можно не верить в существование магии, чудес, невиданных существ и великого множества закрытых дверей, таящих за собой неведомое. Но наличие или отсутствие человеческой веры никак не влияет на их существование. И древний, первобытный страх перед чёрной тенью небытия, что влачится за каждым из живущих со дня появления на свет — вот он, всегда где-то рядом. Веришь ты или нет. И люди эти боялись прикоснуться к тому, что не желали принимать как данность. Им всегда проще отвернуться и бежать. Однако они не понимали главного: поступая таким образом, они, напротив, обращали своё лицо к источнику многих из этих страшных таинств. В Вестерос они вернутся с пустыми руками, сообщив разве что о Квиберне. Едва ли, конечно, их король такому поверит — точнее, не поверит тому, что они отыскали одного лишь бывшего десницу. Он умнее их, пусть они так и не считают. Он умнее, древнее и хитрее. И он знает, что напал на след, который должен привести его к желанной добыче. Это была одна из причин, по которой Квиберну меньше всего хотелось оставлять здесь Серсею. Да, скоро сюда прибудут те, кто способен её защитить, и Гора останется при ней, да и Джейме при необходимости действительно станет её щитом. Но что такое простое человеческое оружие перед этим чудовищем? Прах. Как и сам человек. Перед отбытием кораблей магистры снова пригласили своих гостей на ужин, пусть угощение в этот раз оказалось ещё скромнее, и сами гости ели без особого аппетита, почти в полном молчании. Их нетерпение звенело в воздухе. Квиберн скрывал свою улыбку, памятуя о том, какие распоряжения дал каждому из них. Может быть, думалось ему, следовало позабавиться и попросить совершить покушение на жизнь их нового короля. Но это всё ещё бесполезное мероприятие, способное к тому же сыграть Брану на руку. Кровавая бойня вот-вот начнётся и без стороннего вмешательства. А Квиберн не слишком почитал такого рода развлечения, если они не несли какой-нибудь практической пользы. Пустая трата ресурсов, времени и сил. Нет. Он очередной раз отказался от этой затеи. Серсее, надо полагать, это бы понравилось, но положения вещей никак бы не изменило. Пусть лучше сделают то, что им велели: передадут его слова. Квиберн думал об этом, поглядывая на магистров. Они, в отличие от гостей, нетерпения не выказывали. Они знали — можно поклясться, чем угодно, — они наверняка понимали, что произошло. Особенно хорошо это читалось по вечно недовольному лицу Эмира Кхана, вяло ковырявшемуся в своей тарелке. Квиберн, в конце концов, научился понимать даже этого человека. Из Лората эти люди увозили не только устное послание, но и некоторые товары, поставленные недавно из Мороша. Торговая галея, пришедшая вместе с боевыми, выходила из порта гружёная углём, железной рудой и провиантом в дорогу. В Лорате же остались древесина и шерсть. Хоть это оказалось не зря. Они уходили поспешно, пока паруса не растворились в дымке над морем, словно их не было никогда. Квиберн не сомневался — в сторону Мороша они не повернут. Не посмеют и не решатся. По крайней мере, пока. Но нельзя исключать того, что через время король возьмётся за них всех всерьёз, когда осознает, что его людей провели, как малых детей. И не просто провели — использовали для этого запрещённый приём. Магию крови. Он, несомненно, это почувствует. Ну что ж. До того момента ещё оставалось время. Серсея в тот же день вышла из добровольного заточения и долго сидела в беседке рядом с домом, глядя на море. Компанию ей, как обычно, составляли лишь близнецы и Гора. Похоже, она размышляла о чём-то, пока золотистые её локоны мягко колыхались от порывов морского ветра. Квиберн не решился задавать никаких вопросов — по всей позе королевы становилось понятно, что мысли эти далеки от приятных. Должно быть, она мечтала о доме, но где теперь этот дом и что от него осталось? Возможно, думала она и о чём-то совершенно ином, поскольку лица её Квиберн видеть не мог — лишь чётко очерченный, истинно королевский силуэт на фоне блёкло-серого неба. Но он чувствовал — почти физически — тяжесть на её сердце. Серсея тосковала по Вестеросу, который теперь ненавидела, даже по Королевской Гавани, где погибла почти вся её семья. Где она сама едва не умерла. Снятся ли ей тоже те самые сны? Серые сны, в которых смерть настигает её. Квиберн не хотел знать, как это выглядит, потому никогда не спрашивал. Смерть бывает красивой лишь в песнях, ибо даже во снах она приобретает подчас совершенно безобразные формы. Его мозги, размазанные по камням, были ярким тому свидетельством. Зрелище отвратительное и жалкое, когда видишь со стороны собственный изуродованный труп. Может быть, она видит не только собственную смерть, но и смерть своих детей, что куда хуже? Квиберн всё ещё помнил, что случилось с Нхаллой, прекрасно помнил могильных червей в её чреве. И до сих пор не мог до конца понять, не случилось ли так, что эта женщина, дававшая им своё молоко, каким-то образом забрала их смерть? Однако Герольд и Джоанна никогда не походили на мёртвых, с самого своего рождения они были здоровыми, крепкими детьми, а уж как громко плакали… Квиберн хмыкнул. Много странных, пугающих, воистину кошмарных вещей творилось в мире, но сны, по крайней мере, большинство из них оставались снами — а они не способны причинить реального вреда. Королевская Гавань погибла, но они-то живы. Живы. А живому человеку всегда есть, на что надеяться. Первым делом Квиберн извлёк из вещей Марвина, ждавших его всё это время, чёрную валирийскую свечу длиной в три фута. Несмотря на предосторожность, один раз он всё же поранил палец: витые грани её, как и прежде, оставались острыми, как бритвы. Раньше он не понимал, чему служит подобная опасная форма? В Цитадели полагали, что она такова в назидание тем, кто решил познать так называемые «тайные науки». Изрезанные в кровь ладони и оставшиеся после этого тонкие шрамы — вот и вся магия. Но истина заключалась в другом: валирийская свеча нагляднее всего доказывала тезис, что магия есть меч без рукояти, которым так просто не овладеть. У Марвина, Квиберн знал это, не было ни единого шрама от пореза на ладонях и пальцах. Хотя, по собственному признанию самого Марвина, он в жизни ни одного настоящего заклинания не произносил, даже для него это звучало нелепо. Магия долгое время была мертва: когда погибла Валирия, от яркого костра остались лишь тлеющие угли. Когда вернулись драконы, огонь этот разгорелся вновь. Жаркий и трескучий. Во владении Цитадели находилось четыре свечи из драконова стекла: три чёрные и одна зелёная, привезённые из Валирии тысячу лет назад, когда та была ещё жива. Говорят, в те времена ими ещё умели пользоваться по назначению. Квиберн некоторое время разглядывал свечу, вспоминая, как увидел тогда, на постоялом дворе Норвоса, показанное Марвином. Он увидел — и помнил до сих пор разорванное небо и то, что скрывалось за ним. Теперь свеча походила просто на длинную витую фигуру из обсидиана. Ничего более. Но она ему, по большей части, и ни к чему. В вещах Марвина находилось кое-что поважнее. В сумке лежало несколько запечатанных колб с той самой тёмной кровью, принадлежавшей некогда Эйемону Таргариену. Она не свернулась и не протухла, как случилось бы с любой другой человеческой кровью, разве что загустела, но это как раз даже удобнее. Квиберн осторожно выставил пробирки в ряд — всего пять, но достаточно будет и одной. Из остальных можно при желании сделать полезные зелья, но кто знает, хватит ли на это времени, и найдётся ли человек, способный разумно использовать их? В сумке обнаружилось также несколько пучков терпко пахнущей сухой травы, отрезы чистой ткани, огниво, слёзы Лиса, сладкий сон, душитель. У Марвина при себе было даже это, хотя он презирал яды в привычном для них использовании. Те наверняка ему были необходимы для иных целей. Ведь использовал же Квиберн яд василиска для своего собственного снадобья. Осторожно завёрнутые в плотный отрез кожи на дне сумки лежали инструменты — несколько острых ножей разных размеров, игла, щипцы, нити из конского волоса, длинная ложка. Их Квиберн сразу же убрал в сторону. Отыскался и уже порядком исхудавший кошелёк, в котором позвякивали монеты — не только вестеросские. В одном из внутренних карманов хранилось несколько свёртков чистого пергамента, в соседнем — старое письмо. То Марвин, по всей видимости, получил ещё в Вестеросе, давным-давно. До того, как отправился на поиски погибшей Дейенерис. Он не успел, не успел в Миэрин, потом — и в Вестерос, попав в шторм, из-за которого надолго застрял где-то на Летних островах и смог вернуться тогда, когда всё уже закончилось, а над Королевской Гаванью поднимался едкий дым. — Теперь-то ты пытаешься поспеть, — без тени улыбки обратился Квиберн к невидимому собеседнику, которого хорошо знал. В письме не оказалось ничего примечательного: Квиберн уже читал такое. Письмо от лорда Вариса, посланное им с Драконьего Камня незадолго до собственной казни. В нём рассказывалось о происхождении Джона Сноу — точнее, Эйегона Таргариена — и о том, что он является законным наследником Железного Трона и стоит в очереди раньше своей родной тёти, Дейенерис Таргариен. И зачем только Марвин сохранил это? Не иначе, как просто позабыл, что за хлам лежит у него в сумке, поскольку не всегда имел привычку наводить в ней порядок. Теперь-то до этой писульки никому дела нет. Да и тогда не было. Интересно, где-то сейчас этот Джон Сноу и вспоминает о нём хоть кто-нибудь, кроме той, кого он убил? Квиберн не сомневался, что уж Дейенерис точно помнит о нём. Какое ему, впрочем, дело. Следовало не копаться тут в чужих вещах и попусту тратить время, а заняться настоящим делом. Он развёл огонь в небольшой горелке, водрузил над ней колбу, куда сразу же налил немного воды и бросил сухую траву. У него и свои запасы имелись, но чего пропадать хорошим вещам? Они, в конце конов, так долго там пролежали. Субстанция тут же потемнела и забурлила. Чёрный лотос, яд василиска и сок тех цветов, что росли в окрестностях лабиринта. Чем-то это напоминало то самое зелье, которое Квиберн использовал, чтобы спуститься вниз, за Дейенерис. Смесь, по вкусу напоминающая ночную тень, но ещё более опасная для человека. Он и кровь её туда добавлял. У того, что ему предстояло сделать, была похожая рецептура, пусть и имела ряд отличий. Квиберн уже выяснил, что прежде, чем добавить кровь, следует выждать несколько дней. Зелье это следовало кипятить и настаивать не единожды. Отчасти это радовало — значит, не придётся уходить слишком поспешно, и он успеет разобраться с некоторыми из своих незавершённых дел. Успеет поговорить с Серсеей. Побыть с ней. Посмотреть и запомнить. Боги. Глядя на то, как над колбой поднимается пар, и как вздуваются, тут же лопаясь, тёмные пузыри, Квиберн с кривой улыбкой на лице вспоминал, как увидел её в самый первый раз. Тогда, когда прибыл вместе с покалеченным Джейме из Харренхолла. И как впервые заговорил с ней возле смертного одра Тайвина Ланнистера. Что Серсея сказала ему тогда? «Сгодишься и ты»? Вроде бы так. Да, так. Квиберну хотелось верить, что он и в самом деле сгодился, не только для того, чтобы привести отца королевы в надлежащий вид. Пицель, трусливая и выжившая из ума крыса, сбежал тогда, не желая марать свои трясущиеся руки и испугавшись вони. «Сгодишься и ты». Как она была прекрасна тогда — в гневе, ярости, охваченная горем и испуганная, с растрёпанными после сна волосами, не совсем осознающая реальность происходящего… Но она была прекрасна, сама того не сознавая. Её зелёные глаза горели. «Они разжаловали меня и лишили цепи, ваше величество, но знания всё ещё при мне». Сгодишься и ты. Сгодишься… Квиберн опомнился, встрепенулся, с удивлением осознавая, что едва не задремал стоя. Не иначе, что это действие паров зелья. Он направился к окну, чтобы распахнуть плотные ставни. Следовало впустить в комнату немного свежего воздуха. Слава всем богам, сколько их ни есть, что Балерион пока не тревожит его. Хотелось верить, что и не станет, пока он не закончит с самым важным. Отыскать бы только подходящий камень. Глядя из открытого окна на берег моря, Квиберн задумался на этот счёт. Сгодиться мог любой, достаточно мягкий, чтобы сделать в нём отверстие и влить жидкость. Но не искать же его возле руин. Там только обычные булыжники валяются. Наверное, в ближайшее время придётся сходить на рынок. Здесь есть ювелиры, может статься, у них сыщется что-то подходящее. Квиберн оглянулся на стол. Жидкость густела и гулко булькала. Цвет у неё сделался не просто чёрным, но с фиолетовыми прожилками. Виднелись и синие отблески. Красиво, если не знать, что это такое на самом деле. Когда Квиберн добавит в субстанцию кровь, то и вовсе будет загляденье. Красота, способная уничтожить мир. Сила, движущая звёзды. Кто бы мог подумать, что она сейчас здесь, в душной комнате с двумя кроватями и несколькими столами, заставленными колбами, пробирками и инструментами. В одной из банок, прикрытых плотной тканью, всё ещё лежал, погружённый в раствор, мозг Нхаллы. Кто ещё помнит бедняжку, умершую тут? По крайней мере, никто даже не заговаривал о ней, будто и не было никогда женщины, что долгое время выкармливала двух юных Ланнистеров. Следует, наверное, избавиться об этом напоминании прежде, чем уйти. Да, Квиберну действительно предстояло разобраться с некоторыми делами и вещами. Не хотелось ему пугать тем Серсею. Ведь наверняка она и без того будет напугана. Не захочет этого показывать, не сможет… но Квиберн понимал, что так и случится. И ему было жаль. Если бы он мог, он бы остался и не отходил от неё. Но он не мог. Зелью требовалось настояться — это Квиберн хорошенько усвоил. За это время ему следовало отыскать подходящий камень. Он знал, что конечный продукт следует поместить внутрь. Та ещё задача, потому что уж чем-чем, а ювелирным мастерством Квиберн никогда не владел. Но время обдумать этот момент ещё было. Вскоре Серсея неожиданно предложила разделить с ней ужин — так официально, словно он и в самом деле являлся лордом, а они вдвоём по-прежнему жили при дворе. Позже Квиберн узнал, что там же будет присутствовать и Джой Хилл. Как видно, Серсея хотела посмотреть на тех двоих, кто ещё остался. Пара служанок, Гора, Джико — им довериться Серсея никак не могла. Были ещё, конечно, Герольд и Джоанна, но они — маленькие дети, только научившиеся ползать, и сами нуждаются в защите. Мать никогда не оставит их. Как, надеялся Квиберн, и отец. Джейме… да, следует всё-таки написать ему и передать послание с ближайшим торговым кораблём, идущим в Морош. Невольно подумалось, что есть ещё кое-что. Вещь, которая бы решила очень многое, но пока имелись сильные сомнения, что на это согласятся и Дейенерис, и Серсея. У последней было двое детей, мальчик и девочка. Квиберн не знал, кого произвела на свет Дейенерис и выжил ли тот ребёнок, но если бы детей обручили… Он не представлял себе, чтобы Серсея пошла на такое, а Дейенерис — тем более. И им ещё предстояло дожить до момента, пока младенцы смогут произнести свои брачные обеты. Квиберн мрачно хмыкнул. Завести разговор о чём-то подобном — верный способ разозлить Серсею. Она и слушать не станет. И за меньшее она его обливала вином из штофа. А тогда он только имя Дейенерис Таргариен упомянул, а уж заводить беседу про брак… Хотя Марвин мог бы к этой идее прислушаться. Но что в этом толку? Серсея и Джой уже сидели за столом, когда явился Квиберн, и пили разбавленное вино. — Прошу меня простить за опоздание, ваше величество, миледи, — он поклонился. — Опять вы были чем-то чрезвычайно заняты, — с нотками недовольства упрекнула его Серсея, покачивая чашей в руке. Волосы сегодня у неё были убраны назад и уложены в косы. Да и платье… красный бархат и золото. Впервые за долгое время она выглядела так. Сейчас в ней невозможно было не узнать Серсею из дома Ланнистеров, единственную дочь лорда Тайвина из Утёса Кастерли, вдову одного короля и мать двух других. Как видно, она желала об этом напомнить, если не им, то себе самой. Стол, однако, был накрыт весьма скромно: никаких жареных лебедей, кабанов и молочных поросят, которых подавали прежде на ужин в Красном Замке. Нет. Но зато была печёная форель, устрицы и крабы. Тоже весьма недурственные блюда. — Сожалею, — ещё раз склонил голову Квиберн и занял своё место напротив Серсеи. Он бросил короткий взгляд на Джой, которая и вовсе на него старалась не смотреть. — Могу я узнать, что вас так задержало? — Можете, ваше величество, — улыбнулся Квиберн и услужливо долил в чашу Серсеи вино. — Я работал над новым… снадобьем. Оно может оказаться весьма полезным. — Как то, другое? — изумрудно-зелёные глаза Серсеи вспыхнули, отразив пламя стоящих вокруг свечей. — Возможно, даже лучше, — нисколько не соврал Квиберн. — Пусть и работает оно иначе. — Любопытно, — Серсея глянула на Джой, которая без особого аппетита ковырялась вилкой в тарелке. — Ты слышала, дорогая кузина? Наш мейстер очень талантлив. Джой вежливо кивнула. Как видно, настроение девочки так и не поправилось с тех пор, как её отец покинул остров. Не удивительно: Гериона она хоть и знала мало, но тот был её родным отцом, тогда как Серсея, а уж тем более Квиберн — ей почти что чужие люди. Пусть она и искала у них в своё время защиты. Но разыскивают ли её саму в Вестеросе? Едва ли. Кому какое дело до бастардов, а у Тириона Ланнистера, надо полагать, и без того полно хлопот. — Д… да, — тихо согласилась Джой. Нет, так никуда не годится. — Вы боитесь меня, миледи? — как можно мягче спросил Квиберн, позволив себе улыбнуться ей. — Я вас пугаю? Скажите честно, я не обижусь. Вы будете не первой, кто подобные чувства испытывает. — Говори, дитя, — велела Серсея. Джой, чуть помедлив, отложила вилку и заговорила, по-прежнему стараясь не поднимать взгляда на Квиберна, будто опасалась что-то увидеть. — Вы не сделали ничего дурного, — поджав губы, тихо призналась она, — я знаю. Но… пару раз я видела что-то. — Что? — Серсея вскинула брови, в глазах её теперь читалась настороженность. У Квиберна появилось неприятное предчувствие. — Наверное, это покажется глупостью? — Джой с сомнением оглянулась на королеву, будто ожидая дозволения говорить дальше. — Ничего, дитя, — Серсея заставила себя невесело улыбнуться и отпила ещё вина, — за последнее время нам доводилось слышать и видеть такое, что и подумать страшно. Едва ли твои слова вызовут у нас смех. Как бы ни вышло наоборот, — на этот раз она посмотрела прямо в глаза Квиберну, но при том уже не улыбалась. — Просто тень, — призналась, наконец, Джой. — Страшная тень. Не ваша… но иногда будто что-то ходит за вами и мне делается холодно от этого, — она чуть поёжилась, словно ей и сейчас было зябко. — Не подумайте, дело совсем не в вас, — принялась заверять Квиберна девочка, он же только мягко улыбнулся. Эта улыбка ему тоже далась с трудом. Проклятье. Джой Хилл заметила то, чего не замечали остальные. Неужели от того, то она — дочь Гериона? Хотелось бы знать. Но он не станет рассказывать об этом чёрному человеку, задавать ему вопросы, если тот явится, поскольку лишнее его внимание едва ли пойдёт на пользу самой леди Джой. Нет уж, лучше промолчать. — Что скажете на этот счёт, милорд? — Серсея не отводила от него взгляда, и зелёные глаза её не улыбались. Они оставались холодными, а взгляд — пристальным и подозрительным. Квиберн пожал плечами — не время углубляться в подробности и рассказывать, что да как. — Скажу, — привычным вкрадчивым голосом заговорил Квиберн, — что миледи видела моего тёмного ангела. Он не причинит вам зла. Джой уставилась на Квиберна во все глаза, ещё более напуганная, чем прежде. И он поспешил исправить ситуацию. Сейчас она, как никогда, походила на ребёнка, каковым, в общем-то, и являлась. — Вы никогда не слышали этой истории? Про тёмного ангела, который есть у каждого человека? Джой отрицательно покачала головой. Серсея молчала — улыбка окончательно сошла с её лица. Как видно, её эта история тоже занимала. И беспокоила. Как бы ни усугубить ситуацию. Ужин, по всей видимости, не слишком задался. Зря они завели этот разговор. Квиберн, аккуратно вытерев рот салфеткой, хотя и не прикасался к еде, принялся рассказывать поучительным тоном. — Эта история из Чёрно-Белого дома. Жрецы Многоликого верят, что к каждому человеку при рождении их бог приставляет тёмного ангела. Этот ангел следует за нами на протяжении всего жизненного пути. Когда же чаша страданий в скорбной земной юдоли оказывается преисполнена, именно тёмный ангел берёт человека за руку и отводит его в край ночи. Туда, где светят неугасимые яркие звёзды, среди которых бессмертная душа сможет странствовать вечно. Можно назвать это… старой валирийской сказкой, потому что слуги Многоликого — потомки бывших рабов, бежавших в Браавос от драконьих владык. Одно из представлений о постсмертии, родившееся из веры в лучшее. О чём только ни мечтали люди, умирая от изнеможения в недрах Четырнадцати Огней. Закончив говорить, Квиберн подумал, что, в сущности, наверное, представления Безликих не так далеки от истины. Хотя Балериона едва ли можно назвать ангелом-избавителем. Но что-то в этом есть. Как и во многих мифах и преданиях, впрочем. Джой сглотнула. — Вы что, умираете? — почти шёпотом спросила она. Похоже, это единственное, что её взволновало. — Что за глупости, — фыркнула Серсея и так резко отставила в сторону чашу, что несколько капель вина пролилось на скатерть, расплывшись алыми пятнышками. Она старалась скрыть это, но Квиберн видел: беседа взволновала её едва ли не больше, чем Джой. — Лорд Квиберн хочет нас напугать, рассказывая страшные сказки, точно старуха у кровати маленького ребёнка. — Напротив, — Квиберн оставался неизменно спокоен, — то была моя не слишком ловкая попытка пошутить, используя старую сказку. А этот остров… он кого угодно заставит бояться. Прошу простить меня, миледи, если в самом деле испугал вас. Джой с такой силой вцепилась в вилку, что у неё костяшки пальцев побелели. Рассказ Квиберна нисколько её не утешил. Напротив, вселил ещё больше тревоги. Но правда напугала бы по-настоящему, как и Серсею. Этого Квиберн допустить никак не мог. Сказать им, что поблизости бродит мертвец из Валирии? Вот уж что точно не способствует здоровому сну и доброму расположению духа. — Не бойтесь, миледи, — Квиберн улыбнулся Джой, — ничего страшного не произойдёт. Ни со мной, ни с вами, ни тем более с королевой и близнецами, — при последних словах он поглядел на саму Серсею. Та чуть прищурилась. — Вероятно, вам просто показалось на фоне прочих волнений. Даже такие банальные вещи всё ещё случаются в этом мире. Остаток ужина они провели в молчании. У Квиберна не было аппетита, да и Джой с Серсеей не слишком-то налегали на еду. Не стоило им начинать вечер с этого. Или Квиберну следовало выбрать менее мрачную историю. Ведь, скорее всего, больше подобного ужина не случится. Не с ним. За окнами уже совсем стемнело и Джой, извинившись, попросила у Серсеи дозволения удалиться к себе. Та согласилась и попросила её посмотреть, как там близнецы. Дети спали, но лучше удостовериться в этом. Квиберн, встав, проводил дочь Гериона пристальным взглядом и учтивым кивком головы. — Что происходит? — напрямик спросила Серсея, стоило двери закрыться за девочкой. — Можете вы мне объяснить? Я не ребёнок и желаю услышать правду, а не глупую сказку. «Нет, не желаете, не такой правды вы хотите», — мог бы сказать Квиберн, но это тоже верный способ разгневать королеву. Серсея не любила слова «нет». Их по-прежнему разделял небольшой стол, уставленный остывающими блюдами, которые пока никто не убирал. Свечи горели, заставляя тени плясать на голых стенах. Квиберн налил себе вина — он редко его пил, и только когда пытался успокоить мысли. Прямо как сейчас. — Говорите! — уже строже велела Серсея. — Я сказал правду, — Квиберн сделал скупой глоток, ощущая терпкость на языке. Вино было кисловатым, но на удивление приятным на вкус. — Только правду. — Вы что, в самом деле умираете? Страдаете? — Серсея посмотрела на него не с испугом, но с недоумением. Растерянностью. Вот он, момент, когда Квиберн мог выложить ей всё. Но вряд ли стоило им пользоваться. — Нет, я не страдаю, ваша милость, но вы очень добры, что беспокоитесь обо мне, — он улыбнулся. — И, надеюсь, не умираю. Хотя все люди смертны. Валар моргулис, — произнёс он на высоком валирийском. — Я не для шуток вас сюда позвала, — строго оборвала его Серсея. — Джой права. С вами что-то происходит, и давно. Может быть, тень ей в самом деле померещилась, не мудрено, но вы сам не свой. Говорите, милорд, я ваша королева и я требую ответа. Шумно выдохнув, Квиберн отставил чашу в сторону и очередной раз промокнул губы салфеткой. — Работа над тем снадобьем, о котором я упоминал, предусматривает некоторые… особенности. Вы понимаете, это не обычное вещество. Не яд и не сонное зелье. Но оно поможет нам справиться с рядом трудностей. Серсея подозрительно прищурилась. — Трудности какого рода вы имеете в виду? — Те, из-за которых мы здесь и оказались, — Квиберн скупым жестом обвёл руками пространство. — Я, вы, ваши дети, сир Джейме… Все мы. Главная причина, ваша милость, — это новый король Вестероса, вам это известно. — Причина — злобная змея, спалившая мой замок и едва не погубившая всех нас, — Серсея зашипела, как разъярённая кошка. Но Квиберн не мог не заметить, что прежней ярости в её словах поубавилось. Она будто повторяла то, во что всё ещё желала верить. Повторяла, потому что ещё держалась за эту мысль, как за щит. Будто это могло сохранить привычную картину мира в целости. Однако щит этот был сделан из хрупкого стекла, по которому уже расползались глубокие трещины. Квиберн чуть склонил голову на бок, не пытаясь спорить. Серсея и этого не терпит. — Возможно, но… вы ведь понимаете, о чём я говорю, не так ли? Опасность сейчас представляет не Дейенерис Бурерождённая, не её драконы и не её ребёнок, но тот, кто сидит нынче в Королевской Гавани. Существо, принявшее облик Брана Старка. Вы ведь помните об этом, верно? Губы Серсеи превратились в тонкую бескровную линию. Глаза сверкнули. — Помню, — с неохотой признала она. — Прекрасно помню. — Об этом я и говорю. — Как же вы намерены ему вручить своё новое изобретение? — кажется, Серсея ненадолго забыла о первоначальном предмете разговора. Её теперь занимало другое. — О, я отыщу способ, уверяю, — пообещал Квиберн, — но для начала мне требуется закончить свою работу. С вашего позволения… Серсея небрежно взмахнула рукой. Квиберн поднялся, но уходить не торопился. — Идите же, — нетерпеливо бросила Серсея и сама себе долила вина. — Идите, говорю вам. Чего же вы ждёте? «Я не хочу» , — подумал Квиберн. Он приблизился к ней и, не встретив сопротивления, коснулся её руки. Серсея пристально посмотрела Квиберну в глаза. Те сверкали — дикий огонь, неистовое пламя. Он прижался губами к тыльной стороне её ладони, бережно коснувшись её длинных тонких пальцев своими. Серсея вновь ничего не сказала, но и не пыталась отнять руку. Квиберну нравилось это прикосновение — приятное, согревающее чувство. — Не забывайте носить с собой тот камень, который я вам отдал, — напомнил он. Серсея кивнула, по-прежнему не предпринимая попыток отстраниться. — Мне не слишком нравится, как вы это говорите, — призналась она, но Квиберн как будто не услышал этих слов. — Я люблю вас, — он произнёс это просто, как всегда, без надрыва, пафоса и даже особых эмоций, но искренне и мягко. — Люблю вас, и вы знаете об этом. Серсея вскинула бровь, и благосклонно улыбнулась ему так, как может улыбаться только королева. — Знаю, милорд. Пожалуй, вы сделали для меня больше, чем любой из рыцарей, клявшихся мне в чувствах. — Мне приятно это слышать, ваша светлость, — Квиберн всё-таки заставил себя отпустить её руку, хотя ладонь его и сухие губы всё ещё помнили её тепло. — Пусть Джейме предостерегал меня прежде… да и потом не слишком вас жаловал, — поведала Серсея. — Знаете, что он говорил? Говорил, что от вас смердит опасными тайнами, что вы остаётесь Кровавым Скоморохом. Прав он был, что опасался? Такого вопроса Квиберн совсем не ожидал, однако быстро нашёлся. — Вам виднее, ваша милость. Опасен я, как вы полагаете? — Да… но, пожалуй, не для меня, — заключила она. — Хотя я видела много неприглядных вещей, которые меня пугали, и о которых предпочла бы не знать. Как не спрашиваю у вас, что вы сделали с той… с той женщиной, которая кормила Герольда и Джоанну. — Нхалла, — напомнил её имя Квиберн, искренне удивлённый, что Серсея всё-таки помнит о ней. — Не важно, как её звали, как и то, что с ней случилось на самом деле, — она небрежно взмахнула рукой. — Я не спрашиваю у вас о многом, потому что доверяю вам, как доверяла всё это время. Вы обещали. Обещали, что никогда не подведёте меня и не предадите. Я надеюсь, что вы останетесь верны своим словам. Я всё ещё могу рассчитывать на вас? — Серсея пристально вглядывалась в его лицо. — Как рассчитывала всегда? — Ничего не сможет встать у меня на пути. Я обещаю, что сделаю всё, всё, на что способен ради того, чтобы вы жили. Квиберн любил её, но всё-таки несколько иначе, чем женщину, хотя и как женщина она была прекрасна. Он любил её, как некоторые любят своих богов. Но Серсея была ближе и теплее Матери небесной, о которой поют септоны. Серсея оставалась его собственной божественной Матерью — мстительной, порой жестокой, непримиримой, яростной. Иной женщины он бы полюбить не смог. Серсея же чуть подалась вперёд и коснулась горячими губами его лба. Тоже почти материнский жест. — Спокойной ночи, лорд Квиберн. — Добрых снов, ваше величество. Больше не смея задерживаться, Квиберн поспешил прочь, чувствуя нечто странное. Он ведь прекрасно понимал, что попрощался с ней сейчас. С женщиной, которую любил. Даже если они заговорят снова… они уже попрощались. И, похоже, Серсея сама это понимала, пусть не до конца сознавала, почему её посетила эта странная мысль. *** «Сир Джейме, я пишу вам от своего имени и не смею просить вас поступить так или иначе. Наша милостивая королева Серсея не знает об этом письме, и я не могу попросить её заверить его подписью. Думаю, о некоторых вещах, о которых я вознамерился вам сказать, вы и так знаете или узнаете в ближайшее время от самой королевы Серсеи и прибывших к вам магистров: здесь побывали люди из Вестероса, однако о пребывании её на островах они не узнали. Как я надеюсь. По крайней мере, верный слуга её сделал всё, чтобы так и оказалось. Хайтауэры, Окхарды и Пики. Лорд Бейелор сейчас занимает должность мастера над монетой от имени своего лорда-отца, перед этим он посещал Браавос с целью договориться с Железным Банком, извечной проблемой Королевской Гавани со времён короля Роберта. Но важно другое: нынешний правитель Вестероса, именуемый Браном Сломленным, делает всё, чтобы отыскать нас. Вы упоминали, что он и вас отправлял на поиски королевы и её детей со схожей целью. Он хотел получить их, и убить меня. Это значит, что он никогда не откажется от своих намерений. Едва ли их можно назвать добрыми. Это вы тоже, сир, понимаете прекрасно. Я лишь выражаю надежду, что вы не забыли о данных вами клятвах — по крайней мере, некоторых из них, тех, которые действительно имеют значение, — и не оставите нашу королеву в беде. Что же до меня, то сам я намерен сделать всё возможное, чтобы оградить её от бед. Однако для этого вынужден буду оставить её и отправиться в путь. Имейся другой выход из этой ситуации, я бы им воспользовался, уверяю вас, однако его нет. Или же его застилает туман грядущих бед. Я знаю, вы никогда не питали ко мне особенной любви, и не могу вас в том винить. Но я искренне надеюсь, что вы всё ещё любите свою королеву и своих детей. Я же исполню ваше пожелание: исчезну, как вы хотели. Но не ради вас, а ради королевы, которой служил и продолжаю служить. Магистр Отерис по моей просьбе будет присматривать за ней, но она останется одна с детьми, Джой и Григором Клиганом, что едва ли можно назвать надёжной опорой. Никто в Лорате не причинит ей вреда, но королева остаётся женщиной, и чувствует себя уязвимой среди чужих людей, не имея иной защиты. Она нуждается в том, на кого сможет положиться. Кто как ни вы, отец её детей, подходите для того, чтобы находиться рядом и утешить её в трудный час? Я знаю, что королева Серсея бывает вспыльчива, но в сердце своём она никогда не переставала вас любить. Как, надеюсь, и вы. Ради нашей с вами к ней любви, не покидайте её. Я знаю, сейчас вы выполняете поручение Дейенерис Бурерождённой в Мороше, и дела там идут скверно. Потому не прошу вас отказываться от взятого на себя обязательства. Лишь прошу вернуться при первом же случае, как только магистры сочтут это возможным. Уверен, учитывая обстоятельства, ваш поступок бы поняли все. Настают времена, когда мы сильны лишь вместе. Королева Серсея будет ждать вас, а я могу лишь надеяться, что вы прислушаетесь к моим словам — и к своему сердцу. Я отправляюсь в Валирию, забираю с собой мальчика, которого привёз из Квохора, и искать меня не стоит. Это даст какое-то время, чтобы впоследствии разобраться и с существом, занявшим Красный Замок. По крайней мере, я надеюсь, что даст, и что не напрасно покидаю королеву, пусть и всем сердцем желаю остаться. С уважением, лорд Квиберн, бывший королевский десница и мастер над шептунами». Квиберн написал письмо в тот же вечер, как вернулся после странного ужина с Серсеей, и рано утром отправился в порт, чтобы передать на торговый корабль своё послание. Он попросил вручить письмо лично в руки сира Джейме и сообщить ему, что это срочно. Оставалось надеяться, что просьбу его выполнят. Ведь он, в конце концов, не сможет этого узнать наверняка. Если бы ответ и пришёл — а вряд ли таковое произойдёт — Квиберн бы его не смог его получить. Но лучше бы вместо ответа вернулся сам Джейме. Маловероятно, но всё же возможно. Он написал правду в этом письме, чистую правду, и не сомневался: Дейенерис действительно не стала бы осуждать сира Джейме за такой поступок, учитывая, что он добросовестно исполнял свои обязательства. По крайней мере, насколько Квиберн слышал от магистра Отериса. Дейенерис наверняка осталась бы довольна такой службой. Направляясь к дому, Квиберн вспомнил о Герионе. Тот уже наверняка успел добраться до Пентоса и ожидает корабля, который доставит его в Миэрин. Как то сложится его дальнейшая судьба? Похоже, младший из братьев Тайвина уже похоронил себя — и не безосновательно — но кто знает? Квиберн не питал особых иллюзий, но ему было интересно, что случится с ним и куда он отправится, когда выполнит свои собственные обязательства в Миэрине? Останется в Заливе Драконов? Едва ли. Вернётся в Земли Вечного Лета, чтобы там дожить свой век? Тоже вряд ли. Герион Ланнистер, чего бы он сам ни желал, был ключом и его не оставят в покое. Нет. Он носит на себе тяжкое бремя, печать, которой он отмечен, не позволит ему завершить земной путь так, как он пожелает. В доме слышался детский плач, когда Квиберн вернулся. Как видно, Герольд и Джоанна уже проснулись, требуя еды и внимания матери. Эти звуки заставили натянуто улыбнуться. Лучше и вовсе не представлять себе, что произойдёт, когда Серсея обнаружит его комнату пустой и убранной. Что подумает и что скажет. Эти мысли не приведут ни к чему хорошему. Джико снова отправился на рынок — помочь кухарке дотащить покупки. Других мужчин в доме почти не осталось. С этим поручением справился бы и Клиган, но Квиберн не рисковал его отпускать с кем-то другим, кроме Серсеи. Пусть тот и получил свою дозу «покорного дитя», но лучше не оставлять его совсем без присмотра. Магистры и без того косо посматривают на него, когда замечают поблизости. Наверное, они догадываются, что перед ними не просто молчаливый рыцарь, никогда не поднимающий забрала, но не пока не выказывают своих подозрений. — Я принёс то, что тебе нужно, — голос раздался из ближайшего угла, стоило Квиберну притворить дверь. Он невольно вскинул глаза на потолок — дети продолжали плакать. Уж не появление ли Балериона, помимо прочего, их так всполошило? Они и прежде выражали беспокойство по этому поводу. Необычные дети, дети рождённые в ночь новолуния и открытия врат. Когда сама великая вселенная и незримый космос пришли в движение. — Надеюсь, известие о том, что ты покинешь меня хотя бы на время, — бесцветным тоном откликнулся Квиберн. Он так и не смирился с подобными бесцеремонными вторжениями в своё пространство. — Чёрная неблагодарность, — говоривший при том явно не был слишком уж обижен. Он улыбался. «Было бы за что благодарить». Квиберн заставил себя обернуться и посмотреть на тёмную фигуру, укутанную в длинный плащ, точно в саван, с ног до головы. Только красные угли глаз сверкали во тьме под глубоким капюшоном. А ведь он мог бы выглядеть иначе, если бы захотел, но ему, похоже, доставляет удовольствие подобный облик. Наверное, полагает, что так выглядит внушительно и угрожающе. — Неверно. Я хочу, чтобы ты видел правду, а не ширму, которая прикрывает её. Только и всего. Я всегда придерживался этого принципа. Квиберн вновь не счёл нужным что-то ответить. Пусть чёрный человек наслаждается звуком собственного голоса, если это ему так нравится. На стол прямо перед ним опустился камень — похоже, уже готовый к использованию. Точнее, драконово стекло овальной формы. Было оно не чёрного, а пурпурного цвета. Очень подходящий выбор, стоило отметить. — Хм. Хорошо, — это всё, что Квиберн сказал. Никакого восторга, а уж тем более благодарности он не испытывал. — Ты на удивление многословен, — в голосе Балериона слышалась ирония. — Не вижу смысла попусту тратить время и слова. У меня нет вечности в запасе, — по-прежнему ровно, даже мягко парировал Квиберн. — Если это всё, что ты хотел, я должен продолжить работу. — Она, как я понимаю, движется. Квиберн молча указал на колбу, где готовился настой. Сейчас он был багряного цвета и очень напоминал тот, другой, который Квиберн использовал в маленькой, убогой комнатке в Саате. В памяти тут же всплыло лицо Дейенерис — спокойное, почти умиротворённое, но никак не мёртвое. — Осталось добавить кровь. — Замечательно, — чёрный человек остался доволен. — Сколько у нас времени? — Когда ты намерен завершить? Квиберн задумался. Вообще-то кровь можно было добавить даже сейчас. Уже прошло необходимое количество времени, и Квиберн дважды очищал субстанцию. Всё готово. — Завтра, — наконец, решил он. Ему нужен был ещё один день. И он не счёл необходимым пытаться спрятать эту свою мысль от Балериона. Тот хмыкнул. — Хорошо… но не тяни время. Его действительно нет. Мальчишка забрал твоего друга из Миэрина. Сейчас они блуждают, скрываясь от наших общих врагов, но мы пойдём коротким путём, чтобы поспеть раньше. Я должен охранять врата. Мальчишка, похоже, видит во мне злодея и ищет себе союзников, не понимая, к чему может привести его упрямство. Квиберн ощутил нечто, похожее на удар в живот. У него даже внутренности скрутило от этой новости. Он и сам не ожидал, что так отреагирует на это. Значит, Марвин уже отправился в путь. Думать о том, что произойдёт, когда они встретятся, не хотелось. — Ты не готов? — красные глаза сверкнули. — Глупый вопрос, — Квиберн улыбнулся уголками губ. — И каким же путём ты намерен провести меня? — Как ты, наверное, догадываешься, через лабиринт, — он мотнул головой. — Это ближайшая и кратчайшая дорога. Квиберн ждал того, что ему скажут дальше, и продолжение не замедлило последовать. — Есть, правда, один момент… о котором я должен сообщить заранее. Как я и сказал, мы отправимся путём, который опасен для смертных и обычно закрыт для них. Одна из линий, отобранная у Владык и захваченная нашими врагам очень давно. Об этом Квиберн давно догадывался, но ведь не просто же так Балерион завёл этот разговор. — И что же? Я и не рассчитывал на лёгкую прогулку. — Похвально, — из-под капюшона раздался звук, отдалённо напоминающий шипение. Тихий смех. — Но проблема заключается в том, что ты, в отличие от меня, жив, а для открытия этого пути от живого требуется кое-что взамен. Лабиринт попросит у тебя плату. — Понимаю, — и эта новость не удивила, пусть от неё и веяло чем-то недобрым. Ибо Квиберн догадывался, как и чем придётся платить. — А теперь послушай, что ты должен сделать, когда я явлюсь, чтобы отвести тебя туда. Квиберн без особого желания подался вперёд, склоняя голову к капюшону. Уха его тут же коснулось горячее дыхание и шелестящий шёпот вполз в сознание змеёй. *** Квиберн вспоминал о валирийской стали, разглядывая камень, в котором перекатывалась, точно живая, готовая субстанция. Теперь уже он напоминал тот, другой, оставшийся у Джейме. Валирийская сталь, как он уже понял из символов, вырезанных на коже одного из квохорских кузнецов, требовала не простых жертв. По природе своей она чем-то напоминала эту субстанцию, закалённую драконьим пламенем. Никто ведь, в конце концов, так и не связал исчезновение Ауриона с тайнами перековки этой стали, попавшими в руки квохорских кузнецов. Его армия, равно как и он сам, исчезли ещё на подступах к Валирии. Многие полагали, что человек, объявивший себя её императором, попросту сгинул, как и другие после него. Но Квиберн давно понял, ещё в Квохоре, когда разделывал родного дядюшку Джико, что собранная им армия предала его. А дальше — дело не хитрое. И прибыльное. Правда, у них так и не получилось раскрыть тайную создания стали, но в сущности это мало что меняло. — Мастер! — Джико почти забежал в комнату, тем отрывая Квиберна от его дел и размышлений. Он как раз был занят последними приготовлениями: собирал всё необходимое, раскладывал вещи по местам и решал, что можно оставить, а что лучше — забрать. Различные сомнительные вещи он вынес ещё глубокой ночью и бросил в море. Корона Серсеи, сделанная из скрученного белого золота, которую он сохранил до самого конца, теперь лежала на его аккуратно застеленной кровати. Если — когда — сама Серсея войдёт сюда, она тут же её увидит. Казалось, она забыла о своей давней находке или просто старалась не вспоминать, но Квиберн понимал, насколько это важная для неё вещь. Только поэтому бережно хранил и прятал её от посторонних глаз всё это время. Никто, кроме него и самой Серсеи, не знал о существовании этой короны. Джико тоже — именно поэтому он, ненадолго забыв о том, что его так взволновало, уставился на поблёскивающую драгоценность. — Что это? — он ткнул пальцем в корону. — Откуда? — Разве я должен отвечать на твои вопросы? — ровным голосом поинтересовался Квиберн. Джико тут же смущённо потупился и отрицательно покачал головой. Похоже, мальчик не обратил никакого внимания на то, что наведённый сегодня порядок, отличается от прежней уборки. Помещение походило на то, в которое уже никто и никогда не вернётся. Под короной Квиберн оставил короткую записку. Он ограничился всего лишь несколькими словами, потому что понимал: даже напиши он послание в несколько фолиантов, Серсея не сможет принять этого и смириться. Такой уж она была — его королева. Своенравная, непокорная и опасная, как дикий огонь. Зелёное пламя горело во тьме ярче любых звёзд. — Мастер, там девочка, — наконец, пояснил Джико причину своего волнения. — Девочка? — Квиберн застегнул небольшую сумку, в которой лежали только самые нужные вещи. Почти законченный кристалл он спрятал поглубже, себе за пазуху. Так-то оно надёжнее. Важные вещи он предпочитал осязать кожей. — Что за девочка? Чем она так тебя удивила? Джико переминался в нетерпении с ноги на ногу. — Светловолосая, и глаза у неё… — принялся описывать Джико, задумался, а потом лицо его озарила догадка. — Она походила на серебряную королеву с драконом. Да! Точно. Но что она здесь делает? — это заставило мальчика вновь озадачено нахмуриться. — Всё, что я понял, что ты видел девочку, похожую на Дейенерис Таргариен, — Квиберн сохранял спокойствие, хотя рассказанное его немало встревожило. — Но больше я ничего из твоего рассказа не понял, как и причину твоего поведения. — Она… она попросила меня позвать вас, — наконец, выдохнул Джико. — Я никогда её раньше не видел здесь, на острове! — И он испугался меня, — раздался звонкий девичий голос уже за спиной Джико, заставив того подскочить на месте и резко обернуться. Девочка, о которой он говорил, оказалась в комнате. — Я пришла, потому что знаю: здесь живёт мейстер из Закатных земель и его ученик. Она улыбнулась, глядя прямо в глаза Квиберна. Он тут же сообразил, на кого смотрит, и эта выходка ему пришлась совсем не по душе. — Тебе не следовало приходить сюда, — с прохладцей, без особой учтивости заметил он. Среброволосая девочка стрельнула глазами в сторону Джико, заставив того покраснеть, и улыбнулась. Но Квиберна этот облик никак не мог обмануть. — Я хотела показать вам кое-что, — продолжила девочка. — Поэтому и попросила этого славного мальчика позвать вас. — Как… как тебя зовут? — осмелел Джико, прикрывая за ней дверь. «Если Серсея застанет её здесь, придётся придумывать достаточно правдоподобную историю», — недовольно подумал Квиберн. Ему не нравилось лгать Серсее, он и вовсе предпочитал говорить ей только правду или хотя бы просто недоговаривать, не скатываясь к прямой и наглой лжи. Но что тут скажешь ещё? — Не придётся ничего придумывать, — аметистовые глаза девочки, поблёскивающие алым, смеялись. — Я когда-то виделась с вашим другом, мейстером Марвином, — она снова улыбнулась Джико, у которого даже шея покраснела. — Меня зовут Эйерея Таргариен. Хорошо ещё, что Джико не знал достаточно историю Вестероса, и не понимал, что имя, которое назвала эта девочка, принадлежало принцессе, которая умерла двести пятьдесят лет назад после возвращения из отравленных руин Валирии. А тело её, напичканное невообразимой мерзостью, буквально сгорело изнутри. — Таргариен? Ты родственница той драконьей всадницы? — спросил Джико, всё-таки преодолев смущение. Квиберн не желал тратить время попусту, прекрасно понимая, кто скрывается за маской четырнадцатилетней мёртвой девочки. — Ваше высочество хотели нам что-то показать? — и всё же решил принять участие в этой безыскусной игре. — Мне и Джико? — он указал на мальчика и заставил себя улыбнуться. Нет, смотрел на него из самой глубины всё тот же чёрный человек. Он просто издевается, прикидываясь юной принцессой, к смерти которой наверняка и сам причастен. Видимо, этот спектакль был разыгран в первую очередь, чтобы Джико сразу не испугался при виде его истинного облика. — Да, хотела, — Эйерея вскинула голову и горделиво приосанилась, упёршись руками в бока. — Если вы пойдёте. Я видела кое-что интересное. Возле лабиринта. И в нём самом. — О, — только и мог выдохнуть Джико, — там! «Как своевременно. Именно сегодня», — едва не покачал головой Квиберн. Он закинул на плечо сумку и по-отечески похлопал Джико по спине. — Мы как раз собирались там осмотреться, верно? Помнишь, я говорил тебе… скоро мы должны будем спуститься туда. Ты обещал помочь в моим трудах. Мальчик в ответ нерешительно кивнул. Похоже, несмотря на всё его любопытство, лабиринт по-прежнему пугал его, как и любого нормального человека, не привыкшего к подобному соседству. Но Джико оставался ребёнком, хотя по законам Вестероса его уже полагалось считать взрослым мужчиной. А ребёнок никогда не откажется от очередного приключения. — Там… мне кажется, там есть что-то, что вас может заинтересовать, — девочка выскочила из комнаты, не оглядываясь, явно уверенная, что они пойдут за ней. Джико, дождавшись, когда она окажется достаточно далеко, украдкой спросил: — Откуда она знает? И откуда здесь взялась? — не удивительно, что всё это вызывает у него подозрения. Джико не дурак, а со стороны происходящее выглядит более, чем странно. Придерживая сумку, Квиберн свободной рукой покрепче сжал плечо Джико. — Не бойся. Эта девочка… принцесса Эйерея показывает нам дорогу, только и всего. — Что здесь делает родственница Дейенерис, мастер? — не унимался Джико. — Откуда ей взяться на этом острове? Разве прибывали сегодня какие-то корабли, кроме торговых? — Скоро ты всё и сам увидишь, — заверил Квиберн. Это было чистой правдой. — То, о чём мы говорили с тобой накануне. Обмен. И чудеса, которые кроются под землёй. Для этого я кое-что припас, — он похлопал по сумке, где действительно лежало всё необходимое для открытия прохода. Квиберн ощутил лёгкую дрожь, прошившую Джико. Но, устыдившись собственного страха, он пробурчал, глядя теперь себе под ноги: — Удивительно, что она пришла именно сейчас. — Можешь считать, что это судьба, — Квиберн не отрывал взгляда от хрупкой подростковой фигурки, маячившей впереди. По счастью, Серсея не заметила ни её, ни самого Квиберна с Джико, которые направлялись в сторону лабиринта. Хорошо не только из-за лишних вопросов и беспокойства — Квиберн не желал на неё смотреть. Он уже попрощался с ней, как мог, и пускаться очередной раз в объяснения значило терзаться сомнениями. Видеть в её глазах осуждение, боль и пустоту решительно невыносимо. Это куда хуже гнева и ярости, потому что те, по крайней мере, были живыми, настоящими. Квиберн воскресил в памяти её образ — то, что он будет помнить до самого конца. Остаётся надеяться, что Джейме окажется достаточно благоразумен, чтобы не совершить очередного безумства и не оставит её одну. И что люди Дейенерис прибудут сюда как можно раньше. — Скорее же! — поторопила Квиберна и Джико Эйерея, взмахивая рукой и нетерпеливо переминаясь на месте. Она уже стояла на узкой, поросшей призрак-травой тропинке, вихляющей между вросших в землю валунов. — Что вы там застряли? Джико невольно прибавил шагу, и Квиберн последовал его примеру. День сегодня выдался на удивление ясный для этих мест — на небе не оказалось ни единого облака, и солнце заливало городские улицы, отражалось в море, которое в свете его делалось похожим на раскалённую медь. Квиберн немного притормозил перед глыбами камней, что были разбросаны у лабиринта, огляделся, полной грудью вдыхая солёный воздух и ощущая прикосновения ветра к лицу. Запоминая солнечный свет. Ещё одно приятное ощущение, о котором придётся забыть. Наверняка это последний раз, когда он видит и небо, и солнце, и море. Если даже ему и посчастливится выжить, он к тому моменту станет совсем иным. — Мастер! — окликнул Джико, успевший убежать вперёд. В голосе его тоже появились нетерпеливые нотки. Он стоял неподалёку от самой Эйереей. Похоже, прежние опасения ненадолго покинули его, уступив место азарту. — Иду, иду, — пробормотал Квиберн себе под нос, осторожно перебираясь через камни и слыша, как крошево хрустит под ногами. Они пробирались между обваленными стенами и арками, и то тут, то там пробивались стебли призрак-травы и те самые синие цветы. Квиберн сорвал один и растёр меж пальцев, вдохнул и ощутил знакомый горьковатый запах, напоминающий скорее о полыни. Но к нему примешивался и другой аромат, похожий на мёд. Эйерея остановилась у тёмного провала, ведущего на нижние уровни лабиринта. Над проходом оказалась высокая разрушенная арка — от сводов её остались лишь два растрескавшихся, чуть скруглённых на концах столба. Середина давно обвалилась вниз, на ступени. Мёртвая принцесса совершенно не вписывалась в этот апокалиптический пейзаж, но выглядела при том беззаботной. Нагнавший её Джико переминался с ноги на ногу, нерешительно поглядывая на Квиберна, который, вопреки всему, не очень-то торопился. — Ты готов? — всё же спросил он Джико, не обращая внимания на Эйерею. — Или желаешь остаться? Я не стану заставлять, как и обещал. Ты волен вернуться домой. Может быть, так даже лучше. — Я пойду, — вскинулся Джико, — я не боюсь, я просто… — Боишься. И это совершенно нормально. Это место никогда не принадлежало человеку и создано существами иного порядка, — мягко напомнил Квиберн и осторожно похлопал ладонью по сумке, висевшей у него на плече. Та отозвалась тихим позвякиванием. — Но у нас есть кое-что, способное от них защитить. — А она? — Джико бросил быстрый взгляд на девочку, которая сейчас теребила свои и без того слегка растрёпанные волосы, не обращая на присутствующих никакого внимания. Её алое платье, кое-где испачканное, развевалось на ветру. — Ей тоже нужна защита. «Это скорее от неё самой придётся защищаться в случае чего». — Об этом тебе не стоит переживать, она может за себя постоять, — заверил Квиберн и хлопнул мальчика по спине. — Пойдём, если не передумал. Эйерея закатила глаза. — Ну, сколько можно возиться? Не думала, что придётся так долго вас уговаривать. А рассказывали, что вы ничего не боитесь. — Мы и не боимся! — с досадой воскликнул Джико и тут же нагнал шагающую впереди принцессу, которая безо всякой опаски ступила в сырую и гулкую тьму туннеля. — Эй, ты куда?! — послышался тут же испуганный и удивлённый возглас Джико. Квиберн тут же оказался рядом. — Она убежала! — Эйерея? — зачем-то уточнил Квиберн. Хотя о ком ещё могла идти речь? Девочки и в самом деле нигде не было видно. — Как рванула вперёд… нужно найти её! Вдруг она рухнула в один из местных провалов на нижний уровень? — но Квиберн тут же ухватил рванувшего было за ней мальчишку за ворот, не позволяя ему самому пойти во тьму. — Ничего не видно. Упадёшь и ноги себе переломаешь, — с этими словами Квиберн извлёк из сумки две свечи и огниво. — Нам нужно немного света, не находишь? А эта девочка… ничего с ней не случится. «Всё самое худшее с ней уже произошло». В тусклом свете, который проникал в мрачный туннель с улицы, Квиберн заметил сомнение на лице Джико. Но возражать тот не стал, только с прежней покорностью зажёг обе свечи. Место это и в самом деле было до крайности неприятное. И выражалось это не в сырости и затхлом влажном запахе, не в нависающих над головами чёрных каменных глыбах, и даже не в ощущении, что попал в гроб, крышка которого вот-вот захлопнется. Всё это ерунда. Неприятным лабиринт делали совершенно иные ощущения: присутствие чего-то древнего, не обязательно злого, но уж точно крайне внимательно наблюдающего за незваными гостями. Взгляд этот касался кожи, и Квиберн готов был поклясться, что пару раз слышал чей-то приглушённый шёпот и взволнованные голоса призраков. Похоже, слышал их и Джико, потому что то и дело настороженно оглядывался по сторонам, прикрывая пламя свечи от сквозняка ладонью, и старался держаться поближе к Квиберну. Они ничего не говорили, хватало и эха их шагов, разносящихся по тёмным коридорам. Камни под ногами казались холодными, и холод этот проникал даже через подошву. — Куда же она подевалась? — задался вопросом Джико, когда они спустились на уровень ниже по скользким растрескавшимся ступеням. Сюда уже точно не проникал солнечный свет, а камни вокруг источали едва заметное синеватое свечение. Это значило, что нужное место совсем близко. Квиберн помнил, что говорил ему Балерион — и, несомненно, он решил удостовериться, что они с Джико не заплутают, от того и устроил это представление. Эйерея Таргариен. Квиберн хмыкнул. Подумать только. Принцесса, о жуткой смерти которой писал септон Барт. Старый Король после этого запретил даже приближаться к Валирии и Дымному морю, кишащему демонами. Надо полагать, именно в этом виде Марвин и увидел некогда чёрного человека — другого объяснения словам Эйереи не было. Что же с ней сотворили там, в недрах тлеющих руин? Квиберн прежде не раз пытался представить себе облик Валирии, что скрывается за туманной дымкой, сквозь которую виднеются злые алые звёзды Четырнадцати Огней? Те, что манят неосторожных путников, суля прикосновение к тайне, но способные даровать лишь смерть. Впрочем, смерть и есть — великая тайна, раскрыть которую Квиберн стремился всю жизнь. И как бы ни выглядела Валирия, в конечном итоге она действительно может дать ему последние ответы. Подарить желаемое. Среди её отравленных чёрных костей разбросаны неогранённые алмазы знаний. — Мастер, — Джико шептал, и злорадное эхо подхватывало его испуганный, напряжённый голос, разнося под каменными сводами. В темноте шуршали крыльями какие-то ночные твари. Возможно, нетопыри. Боги, пусть это будут всего лишь нетопыри. — Куда нам нужно? Квиберн понял, что они вышли к небольшой развилке. В робком, подрагивающем пламени свечей, стало видно, что идущий под гору туннель раздвоился. Пламя трещало и подрагивало, стоило поднести его что к правому, что к левому ответвлению. По спине пополз неприятный холод. Квиберн чувствовал, что здесь чужой взгляд стал особенно пристальным, почти голодным. Их здесь определённо ждали. — И всё-таки куда подевалась Эйерея? — Джико оглянулся. Глаза его, как заметил Квиберн, стали белыми от страха, и по вискам стекал холодный пот, несмотря на попытку не терять присутствия духа. Верно, мальчик уже жалел о принятом им решении. Больше всего на свете ему сейчас наверняка хотелось увидеть дневной свет и ощутить дуновение ветра. Джико со смуглой кожей и миндалевидными глазами, напоминающий скорее дотракийца, чем уроженца Квохора, хотел покинуть это ужасное место. Квиберн ободряюще улыбнулся ему. — Не было никакой Эйереи Таргариен, — ласково поведал он. — Точнее, была… но она погибла больше двух веков назад. — Но ведь… ведь вы видели! — на этот раз Джико скорее удивился, чем испугался. Однако, похоже, он уже давно догадывался, что потерявшаяся в темноте девочка не была простым человеком. Призрак… точнее, призрак, принявший обличие другого призрака. Какая ирония. Но Квиберну было не до веселья. — Видел, как и ты. Это был наш проводник, — пояснил он спокойно и снял с плеча сумку. Время пришло, ждать больше не имело смысла. Следовало сделать то, ради чего они пришли. Придётся следовать оставленной Балерионом инструкции, как бы Квиберну это не претило. Он извлёк из недр кожаной сумки два широких отреза ткани, один из которых протянул Джико. — Завяжи себе глаза. Нельзя смотреть на это, — велел Квиберн, и мальчик послушно выполнил эту просьбу. — Давай, потуже, чтобы не упало… вот так, — он помог Джико затянуть узел на затылке. — Что-нибудь видишь? Ткань достаточно плотная. Джико повертел головой, оглядываясь. — Вокруг темнота кромешная. Но здесь и без того видно было плохо. — Справедливо, — Квиберн поднёс свечу к его лицу. — Видишь ты что-нибудь? — Чувствую запах… и тепло на коже, но сам свет — нет. — Хорошо, — Квиберн удовлетворился этим ответом, после чего подвёл Джико к левому туннелю. Балерион упоминал о знаках: есть линии быстрые и опасные, а есть — более долгие, но они безопаснее. И Квиберну предстояло воспользоваться первой. Рискнуть. Однако её ещё предстоит открыть. Он глянул на вторую повязку, которую всё ещё сжимал в руке, и достал из сумки острый нож, блеснувший в мерцающем свете свечей. Одну он задул, а другую с усилием прилепил к каменной стене. Джико всё это время переминался с ноги на ногу и явно нервничал из-за собственной слепоты. — Мастер? — спросил он осторожно. Голос его подрагивал, прямо как язычки пламени на ветру. — Сейчас, сейчас, — пообещал Квиберн. Он приблизился, слыша эхо собственных шагов. В одной руке — повязка, в другой — острый нож. — Не нужно ничего бояться, мальчик мой. Джико открыл рот, чтобы спросить о чём-то ещё прежде, чем холодная, отточенная сталь поцеловала его в горло и горячая кровь хлынула на руки Квиберна, на одежду Джико, на влажные камни. Брызги летели в разные стороны, кровь зашипела, попав на тут же погасшую свечу. Изо рта мальчика вместе с бурой струёй вырвалось бульканье и сипение, он взмахнул руками, пытаясь не то вырваться, не то что-то сказать, не то всё разом. Квиберн без особого труда наклонил ослабнувшего Джико вперёд, чтобы кровь текла на пол, в узкую ложбинку перед левым туннелем. — Всё хорошо, хорошо, — продолжал увещевать Квиберн почти ласково, не чувствуя сейчас ничего, кроме досады. Он не хотел жертвовать этим довольно смышлёным парнем, не хотел убивать его, потому что не было у него прежде таких талантливых учеников. И от этого ему хотелось убить Балериона ещё раз — он не оставил выбора. Человеческая кровь и жертва. Слуги ни за что бы не согласились отправиться с Квиберном в лабиринт, как и Джой, да и не стал бы Квиберн её трогать. Не говоря уже про саму Серсею и её детей. Какой ещё у него был выбор? Жертва должна быть добровольной, и сделанной не под воздействием магии или чего-то подобного. А никто бы пошёл сюда по доброй воле. Никто, кроме этого мальчика, который умирал на холодных камнях, в темноте. Его талантливый ученик истекал кровью. Квиберн не знал, сколько времени прошло прежде, чем Джико дёрнулся в предсмертной судороге, обмочился и затих. Мрак набух сладковато-горьким, металлическим запахом уходящей жизни. В свечах больше не было нужды — по прежде тёмным камням левого туннеля растекались подрагивающие алые линии, напоминающие вены и жилы. Они мягко пульсировали, точно живые, источая зловещее тусклое свечение. Некоторое время Квиберн не шевелился, глядя на растянувшееся на каменному полу тело. Кровь заливала руки, лицо, расплывалась по тёмным глыбам, собиралась в лужицы. Квиберн разжал липкие пальцы, и нож с глухим звоном выскользнул из руки, ударяясь о камни. — Будь ты проклят, — искреннее пожелание растворилось в пустоте, и камни, будто приняв его на свой счёт, вспыхнули уже не приглушённым, но ярко-алым светом. Свет этот пробивался уже сквозь них, откуда-то из непознанных глубин, призрачный и далёкий. Хищный свет. Больше не было видно похожих на вен переплетений — лишь залитый липким сиянием туннель. Он вёл во тьму, откуда не было возврата. Старая дверь заскрипела на незримых проржавевших петлях. — Я проклят давным-давно, — знакомый и ненавистный голос прозвучал поблизости. Балерион. Конечно, вот он и вернулся. — Так что твоё проклятье — это просто камень, брошенный в ущелье. Только слова, что наделали лишнего шуму. Квиберн с трудом сохранил каменное лицо. На коже подсыхала чужая кровь. Он весь был перемазан в ней. Солёный привкус ощущался даже на языке. — Делай, что нужно. И пойдём. Поверь, — Балерион глянул на мёртвого мальчишку, лежащим лицом вниз, — я бы не потребовал ничего такого, если бы это было возможно. Но ты жив. И линия, которой мы отправимся, требует живой и тёплой крови. Предпочитая ничего не отвечать, Квиберн окунул собственную повязку в одну из тёмных лужиц. Прежде, чем прижать липкий, приторно пахнущий металлом отрез ткани к глазам, он подхватил с пола сумку и повесил её на плечо. Тело Джико так и осталось лежать в той же позе. Он отдан тьме, которую требовалось накормить досыта, чтобы она на время позабыла о присутствии кого-то другого. — Обопрись о мою руку, — предложил Балерион, — и не снимай повязку с глаз, пока я не скажу, что можно. Квиберн повиновался, хотя ему очень не хотелось ни прикасаться к этому существу, ни идти рядом. Но какой у него был выбор? Он вступил на путь, с которого не сойти. Красный, залитый кровью и хищным блеском глаз погибшей империи пепла, путь, ведущий в бездну.