Время будить королей

Серсее вдруг вспомнился очень давний случай — из того времени, когда она была ещё глупой, наивной девчонкой, что грезила о принце, мечтала стать его женой и подарить ему детей. Теперь ей становилось стыдно за собственную глупость, за прежнее своё желание исцелить раны такого прекрасного и вечно печального принца Рейегара, смерть которого Роберту так и не смогла простить. Она вспомнила, как в детстве нарисовала себя вместе с ним верхом на драконе, а Джейме соврала, что это Джехейрис и Алиссана, постыдившись сказать правду. «Я мечтала оседлать дракона вместе с ним, если когда-нибудь они вернутся», — думала Серсея, распахивая окно. Поздний рассвет уже позолотил мрачные стены лабиринта. С чего она вообще вспоминает об этом? Рейегар давно умер, и Роберт последовал за ним. Разве что драконы вернулись, но Серсея уже перестала о них мечтать. На душе у неё царило странное спокойствие, несмотря на неприятные воспоминания. Несмотря на то, что она проснулась с чётким осознанием: что-то произошло. Она почти услышала, как зазвенела жалобно и оборвалась некая очень тонкая, но от того не менее важная нить. Квиберна она не видела со вчерашнего дня — он ушёл куда-то ещё до темноты, но наверняка вернулся поздно ночью. Тихо, как всегда. Серсея хотела спуститься к нему, но не находила особенной причины для этого. Квиберн бережно хранил свои тайны, как всегда, и полагал, что тем защищает её. В этом он ничем не отличался от других мужчин. Находись они в Королевской Гавани, дело обстояло бы иначе, он бы не посмел умалчивать и уходить от прямых ответов. Серсея приказала бы ему говорить. Но что она могла сделать теперь? Только верить, что ничего дурного не случится. От мыслей этих лёгкость, с которой Серсея пробудилась, вмиг улетучилась, а на лицо набежала мрачная тень. Первым делом она решила проверить детей, которые и сами уже проснулись, а после велела Джалиле помочь ей надеть платье. Джой в это время, сонно зевая, грела козье молоко, чтобы накормить близнецов. На днях должно было состояться ещё одно собрание магистров, и Серсея полагала, что обсуждать они будут происходящее в Мороше: в последнем письме, написанном магистром Джарланом, сообщалось, что магистр Ма`ан скоро вернётся с несколькими рудокопами. Никаких подробностей случившегося не было, однако становилось понятно, что следует обсудить самый крайний вариант — запланированный обвал шахты. «Если бы Джейме сам прибыл сюда… Если бы ему было дело до нас»,— думала Серсея, пока Джалила шнуровала её корсет. Пришлось немного задержать дыхание. Но её брат, кажется, решил жить по-своему, изобразить из себя жертву злой, непримиримой старшей сестры. О, Серсея знала, что он давно приобрёл такую привычку: считать себя несчастным, обманутым и несправедливо отвергнутым. Прежний Джейме, которого она знала и любила, Джейме, ещё не лишившийся правой руки, был другим. Он был злющим, весёлым, страстным, отважным и отчаянным. Он бы никогда не покинул Серсею. Где был тот Джейме, который мечтал стать её мужем в глазах богов и людей? Тот Джейме никогда бы от неё не отказался. Не оставил бы её в беде. Но того Джейме нет — так почему она тоскует о нём? В конце концов, рядом с ней всё это время был человек, который ни разу её не предал. Когда Джалила закончила с платьем, Серсея глянула на себя в зеркало. — Причеши мне волосы, — велела она, указав на гребень, — но не заплетай. Расчёска заскользила по давно отросшим золотым волосам. Но они уже не были такими, как прежде, и Серсея с неудовольствием на днях обнаружила в золоте два серебряных волоска. А ведь она ещё не так стара. Верно, все эти переживания и заботы не прошли даром. Не говоря уже о появлении на свет двух детей, что и для юных-то девушек не всегда просто. Но она справилась с этим, как всегда справлялась. Так к чему ей переживать о Джейме, который очередной раз отвернулся от неё? Ведёт себя как последняя дура. Это всё от усталости. Её утомил этот город, этот остров, этот лабиринт и эти люди. Чужаки. Она хотела домой, но где теперь был её дом? В Королевской Гавани сидит чудовище, другое чудовище забрало себе Утёс Кастерли, дом её отца и матери. Серсея то и дело думала об этом и не находила ответа на терзавший её вопрос — куда она сможет вернуться? И что будет с её детьми дальше? Кем и где вырастут они? Будущее подчас приводило в истинный ужас. Хорошо ещё, что прошлое у неё никто не в силах отнять. — Хватит, — дёрнула головой Серсея и Джалила отложила гребень. — Уходи. Посмотри, как там дети и справляется ли Джой. Девушка поспешила прочь, а Серсея поднялась, шурша юбками. Хоть один день она сможет не вспоминать о вещах, которые мучают её? Многого она уже не осмеливалась просить у жестоких богов. Она спустилась вниз, сопровождаемая Горой, и остановилась на первом этаже, прислушиваясь. Дом этот так и остался для неё чужим, пусть она к нему и привыкла. Потому что это был не её дом. Кем она стала и кем будет через несколько лет? «Нет, — строго приказала самой себе Серсея. — Не смей больше думать об этом». Она направилась к двери, что вела в комнату, которую Квиберн делил со своим вездесущим помощником. Прислушалась, но там как будто было тихо. Наконец, она решилась войти — без стука и предупреждения. В конце концов, она была королевой и имела такое право. — Квиберн? — позвала она, растеряно оглядываясь. Гора замер на пороге, за её спиной. Серсея, озадачено нахмурившись, прошла внутрь. Столы, на которых всё ещё оставались опустевшие пробирки, колбы, зеркала, какие-то склянки и приборы, выглядели так, словно их недавно вымыли. В углу громоздилась аккуратно сложенная кипа книг и свитков. Серсея огляделась, не желая верить прошившей сознание, точно раскалённая игла, догадке. В комнате Квиберна пахло смертью, но не её тленом, а горечью, которую она после себя оставляет. Едва уловимый запах на грани восприятия. — Нет, нет, — только и смогла выдохнуть она. Ещё раз осмотрелась. Обе кровати — Квиберна и Джико — были застелены и аккуратно убраны. И на одной из них лежал предмет, о существовании которого Серсея не забыла, но предпочитала не думать слишком часто, как и прочем. Квиберн сохранил её корону, как и обещал. Теперь же она лежала на его подушке, явно оставленная на видном месте, чтобы её сразу заметили. На ватных ногах, едва не падая, Серсея подошла ближе и коснулась белого скученного золота, что некогда лежало у неё на челе. А потом едва не рухнула на кровать. Дверь в комнату по-прежнему оставалась открыта, и сир Григор ждал её приказов. — Нет, — Серсея касалась короны руками, как и в первый раз, когда обнаружила её, смотрела так, будто забыла, как та выглядит. — Нет. Квиберн оставил ей корону — но зачем? Как издёвку или напоминание? Рядом, под короной, лежала записка, но Серсея даже не прикоснулась к ней, прекрасно всё понимая. К чему дополнительные объяснения, если и без того всё ясно? «Он ушёл, — билось в голове. Сердце стучало в горле. — Ушёл». А ведь совсем недавно обещал сделать всё возможное. Но, как и любой другой в её жизни, солгал. Мать покинула её, отец, Джейме, Джоффри, Мирцелла, Томмен… все они ушли. Теперь и Квиберн оставил. Оставил одну, на этом мрачном острове, среди незнакомых людей. — Нет, — в который раз повторила Серсея. Сжала пальцы так, что благородный металл острыми клыками впился в её ладони до крови. Алые капли заструились по белому золоту, упали на платье, но Серсея этого не замечала и не чувствовала боли. — Нет! — уже громче произнесла она. Ей не нужна была бесполезная теперь корона. Сейчас она значила меньше, чем ничего. Ей нужны были её дети, Джейме, Квиберн. Её дом. Ей нужно было это всё, а не золотая побрякушка, которую оставили будто в насмешку. Глядя на неё, Серсея ощущала лишь сосущую пустоту на том месте, где находилось сердце. Измазанная кровью корона полетела в стену, отскочила от неё и покатилась по полу. — Нет! Обхватив окровавленными ладонями лицо, Серсея заплакала, а потом — закричала. Она плакала, стоя посреди комнаты, пахнущей смертью и пустотой, а на губах у неё был вкус слёз, крови и пепла. *** Забывшись, она переполошила всех, кто был в доме. Дети наверху подняли шум, а на пороге появились Джой и Джалила, которых не сразу впустил внутрь Гора. Серсея опомнилась только когда услышала их собственные перепуганные возгласы и обернулась. Из-за слёз она толком и не видела их лиц, но, похоже, они испугались, отшатнувшись. Ещё бы — Серсея представляла, как выглядела в тот момент. Теперь сожалела о собственной несдержанности. Никто не должен видеть, как королева плачет, не должен видеть её слабость. Серсея терпеть не могла показывать собственные слёзы на людях. Даже когда умерли её дети, она… — Ваше… кузина, — Джой явно растерялась, не зная, как сейчас лучше обратиться к ней. Теперь, когда её немного привели в чувство и усадили в кресло, вручив чашу с подогретым вином и мёдом. Дети тоже успели успокоиться к тому времени, убаюканные песней Джалилы на местном варварском языке. Знать бы ещё, о чём эта девица им пела. — Как вы себя чувствуете? Серсея пребывала в том состоянии, когда ни отвечать, ни вообще что-то говорить совсем не хотелось. Но она всё-таки заставила себя открыть рот. — Прекрасно. Прекрасно. И дураку понятно, что ничего прекрасно в случившемся нет. Лишившись Квиберна, Серсея лишилась не только защитника и советника, но и, как это было в случае с отцом, она лишилась единственной опоры, единственного взрослого и разумного человека, которому могла доверять в этом месте. Лишилась, в конце концов, умелого врачевателя. Кому ещё она могла доверить здоровье своих детей и своё собственное? О боги… Знает ли Квиберн, что натворил? Серсея невольно сжала руку, и лицо её исказила гримаса гнева. Попадись ей Квиберн сейчас… — Выпейте, — мягко попросила Джой, имея в виду вино, — пожалуйста. Может быть, принести вам что-то ещё? Наконец, она удостоила свою юную кузину взглядом. Что ж, Джой, похоже, не растерялась и не расстроилась — скорее, испугалась, обнаружив Серсею в таком состоянии. Какой позор. Осознание этого резало хуже ножа: расклеиться на глазах у какой-то соплюхи, бастарде её дяди. Серсея пригубила вино, а после сделала сразу несколько глубоких глотков, опустошив медный кубок почти наполовину. — Со мной всё будет в порядке. Ты можешь идти, — сухо выдавила из себя Серсея, глядя на Джой, что сидела у неё в ногах. Но девочка упрямо замотала головой. Иной раз это привело бы Серсею в бешенство, но не сейчас. Она почувствовала только досаду и усталость. — Не желаешь слушаться меня? Я твоя королева и старше по возрасту. Неужели никто так и не удосужился научить тебя манерам? Джой помрачнела, но не ушла. Более того — осмелилась перечить. Верно, всё от того, что она застала Серсею в момент слабости и теперь пользовалась этим, неблагодарная девчонка. — Я вас не оставлю. Вы не должны быть одна. — Не должна? — невесело хмыкнула Серсея и сделала ещё глоток вина. Подумать только, как быстро девчонка начала дерзить. Что могла Джой сделать? Защитить Серсею? Или детей? Такая же глупая, бесполезная и беспомощная, к тому же почти ещё ребёнок. Эта мысль вызвала короткий нервный смех, и Джой уставилась на Серсею, как на полоумную. Красивые глаза, изумрудно-зелёные, как у самой Серсеи. И золотые мягкие локоны. Серсея вдруг передумала её прогонять. Пускай сидит, если хочет, тратить силы на её воспитание — много чести. «Она всё, что осталось из знакомого, кроме самих детей», — напомнил Серсее внутренний голос. Он был прав, но слушать его тоже не хотелось, хотя бы потому что он мучительно напоминал голос Квиберна. Но факт оставался фактом: после того, как исчез Квиберн, остались только Джой, Джоанна и Герольд. Разумеется, был ещё сир Григор, но Серсея никогда не брала его в расчёт в качестве разумного существа. Хотя он будет полезен, если придётся обороняться физически. Нужно было собраться с мыслями, нельзя опускать руки. Серсея попросту не имела на это права, потому что дети всё ещё нуждаются в ней. Даже эта девчонка не выживет одна. Чудо, что она попала в рабство так удачно и встретилась с Серсеей и Квиберном. Она пропадёт. Пусть бастард, но единственное дитя дяди Гериона, да и лорд Тайвин относился к ней, как мог, бережно. Для этого требовалось успокоиться и собраться с мыслями. — Долей ещё вина, — попросила Серсея, протянув к Джой опустевший кубок. Кресло, в котором она сидела, находилось на втором этаже, в одной из пустующих комнат рядом с детской. Серсея помнила, как зашла сюда в каком-то предобморочном тумане. Никуда не годится. Джой исполнила просьбу, больше походившую на приказ, и Серсея тут же приложилась к кубку. Вино и правда помогало, по телу разливалось приятное тепло, вязкий, терпкий вкус перебивал вкус соли. Она поглядела на свою руку — ту Джалила уже помазала какой-то мазью и перевязала. — Никто не должен знать, — Серсея понимала, как глупо это звучит — кому Джой могла рассказать о том, что видела? — но всё равно сочла нужным предупредить. — Никто. И Джалиле так же скажи. — Не знать о… о том, что мейстер ушёл? — осторожно уточнила Джой. — Глупая, — поморщилась Серсея, — этого мы скрыть никак не сможем. Очевидно, что его нет. Я говорила о том, что ты и та девка видели в той комнате. О себе. Кажется, Джой, наконец, сообразила, что имела в виду Серсея, и согласно кивнула. — Мальчишка, как его там… он ушёл вместе с Квиберном, как я понимаю? — вопрос был риторическим, но Джой всё равно ответила. — Д… да, ваша милость, его тоже нет, — голос у Джой тут же погрустнел. А ведь она привязалась к этому мальчику, дружила с ним. Серсея же всегда забывала его имя, поскольку не считала нужным замечать его присутствие. — Джико бы ни за что не позволил мейстеру уйти одному, я знаю точно. Он ему предан. Джико. Точно. Его звали Джико. Но какая теперь разница? — Я тоже… привязалась, — со всё той мрачной улыбкой произнесла Серсея. — Квиберн был незаменимым человеком. — Был? Вы же не думаете… — Джой умолкла на полувыдохе. Серсея поморщилась. — Не знаю, — честно призналась она, — скорее всего, они оба живы, но какое нам теперь до этого дело? Для нас они всё равно, что умерли. — А если они вернутся? — осторожно спросила Джой. Глупая девочка, она, похоже, надеялась на что-то. Но Квиберн бы не стал так поступать, не имея намерения уйти навсегда. Серсея это знала наверняка, она-то не набитая дура. — Нет, не вернутся. Ни Квиберн, ни твой Джико. Они оставили нас. И нам следует принять это как данность, — отрезала Серсея. Так проще, чем лелеять глупую, несбыточную надежду. Пустые эти чаяния лишь причинят впоследствии ещё более страшную боль. Серсея и об этом знала слишком хорошо. Джой замолчала, уставившись в пол. Серсея посмотрела на неё сверху вниз, смерив взглядом. Девочка сидела прямо на потёртом ковре, у самого кресла. — Встань, — снова велела она и мотнула гудящей головой в сторону свободного кресла, стоявшего напротив, — налей себе вина и сядь. Комната эта была крохотной и тёмной из-за полуприкрытых ставен, но от солнечного света сейчас голова разболелась бы ещё больше, поэтому Серсея и не просила их распахнуть. Но здесь тоже находился небольшой очаг, которым очевидно давно не пользовались. Два кресла, очаг, стол, маленькое окно. Вот и всё. Джой повиновалась и теперь ёрзала в кресле. Недурно было бы развести огонь, но для этого потребовалось бы звать Джалилу, а Серсея не хотела, чтобы сюда сейчас заходили посторонние. Достаточно и случившегося в комнате. — Мы с тобой остались одни, если не считать сира Григора, — она кивнула в сторону двери, — и моих детей, но это всё. — Всё? — повторила Джой. — А как же дядя… кузен Джейме? — поправилась Джой. Она часто называла его дядей в силу возраста и, видимо, привычки. Серсея поморщилась. Джейме… конечно. Совсем недавно она вспомнила о нём, думала, но чем поможет им Джейме? Он далеко, да и сам однорукий калека, едва ли способный о чём-то договориться и что-то сделать. Разумеется, будь Джейме здесь, Серсея чувствовала бы себя более уверенно. И наверняка всё закончилось бы простым гневом, а не этой отвратительной сценой. Но исчезновение Квиберна окончательно выбило почву из-под ног, заставило ощутить себя беспомощной и беззащитной. Серсея и сейчас чувствовала себя так, будто висит в пустоте или стоит на хлипком, прогнившем мосту, перекинутом через пропасть. Один неосторожный шаг — и её ждёт долгий и страшный полёт в неизвестность. Навстречу верной смерти. Мерзкое чувство. Квиберн повинен в этом. Он её предал. И нельзя оправдать его тем, что он не сознавал, что делает и как это скажется на самой Серсее. Он-то как раз не кретин, в отличие от многих, и не ребёнок. — Сир Джейме тоже не вернётся? — вновь подала голос Джой, и Серсея поняла, что молчит слишком долго. — Я не могу этого знать. Вряд ли, — Серсея поняла, что кубок вновь опустел, но не следовало ей сейчас много пить, нужно сохранять разум хотя бы относительно ясным в такой ситуации. На что она сгодится, если напьётся пьяная? Сейчас от неё зависело слишком многое. — Он, как ты знаешь, выполняет поручение в Мороше. Разбирается там с проблемами и ясно дал понять, что такова и его собственная воля. — Как и мой отец… он оставил меня, несмотря ни на что, — Джой опустила глаза, глядя на вино, к которому так и не притронулась. Серсея поглядела на неё почти с сочувствием — о Джой она почти не думала, а ведь девочка наверняка считала и себя покинутой. Но что ей раньше было за дело до чувств Джой? Волновало лишь, чтобы она не создала дополнительных проблем. — Твой отец тоже мужчина. Они все такие, — презрительно фыркнула Серсея. — Я была идиоткой, если считала, что Квиберн — другой. А в итоге мы сидим здесь в одиночестве. Некоторых из нас жизнь ничему не учит. Серсея говорила в большей степени с самой собой, но Джой тоже её слушала и на юном, красивом лице появилась грусть. — Мой отец любил меня, — уверенно заявила она. — И лорд Квиберн тоже вас любил. — И Джейме меня любил, — продолжила Серсея, — но какой в этом толк? Это не меняет конечного итога, где мы с тобой, две женщины, брошены ими всеми. Разве я не права, дорогая кузина? — вопрос прозвучал с ядовитой насмешкой. Джой привычно опустила глаза. — Чем раньше ты осознаешь это, тем лучше, — безжалостно продолжила Серсея. — Меньше ждёт разочарований на пути. «Я сама, кажется, почти целиком состою из них» , — подумала она тут же. Но правда заключалась в том, что Серсея и разочарования не ощущала сейчас. Всё ту же пустоту с оттенком горечи. Ох и неприятный у этого напитка вкус, ничем его не перебить, даже вином. — Мужчины оставили нас, но это не значит, что мы должны сдаваться, — продолжила Серсея. — Они все предпочли свои важные дела нам. Что ж, их воля. Нам-то что за дело до них в таком случае? Мы должны жить. И держаться вместе. Понимаешь? — Да, — отозвалась Джой, — понимаю. «Ничего-то ты пока не понимаешь, маленькая глупышка». — За любовь и привязанность тебе всегда заплатят чем-то подобным, — Серсея обвела руками маленькую комнатушку, в которой почти ничего не было, — потому что любовь — это яд. Так я сказала другой юной деве однажды… И она, надо сказать, воспользовалась моим советом. Любовь — это яд, он сладок, но в какой-то момент он всё равно убьёт тебя. Никогда никого не люби, кроме своих детей. Давно же ей не доводилось вспоминать Сансу Старк, эту щебечущую глупости пташку, испуганную и покорную. Она тоже отплатила за снисхождение и советы чёрной неблагодарностью. — И что же… что же вы планируете делать дальше? — осведомилась Джой. Этот вопрос её действительно волновал — не меньше, чем саму Серсею. — Мне нужно собраться с мыслями, — она всё-таки допила остатки вина, — но уж точно не сидеть сложа руки и сдаваться. Одна надежда — что ты останешься рядом и никуда не сбежишь, не наделаешь глупостей. Обещаешь? — Серсея перехватила взгляд Джой и пристально посмотрела ей в глаза. — Обещаешь, кузина? — Да… да, ваша милость, — Джой позволила себе слабо улыбнуться. — Обещаю. Я вас не брошу, и Джоанну с Герольдом — тоже. Я люблю их, они очень хорошие и им нравится, когда я с ними играю. — Вот и славно, — Серсея не испытала особенного облегчения, но теперь чувствовала, что нуждается даже в этой девочке. — А теперь… позволь мне побыть одной. Сходи, проверь, как там дети и не нуждаются ли в чём. Скоро я приду. На этот раз Джой не стала спорить. Поднялась с кресла, отставив в сторону кубок с вином, к которому так и не притронулась, и прикрыла за собой дверь. Серсея же глядела на пустой, вычищенный от золы и пепла очаг. О том, что здесь некогда потрескивал огонь, напоминал только чёрный нагар на кирпичах. Серсея ощутила себя вдруг чем-то подобным — погасшим очагом. Холодным и пустым. Она долила себе ещё вина. Плевать. *** Оставшийся день Серсея не покидала дом: первым делом она велела принести из комнаты Квиберна корону, которая валялась на полу. О записке она пока предпочитала не вспоминать и не могла заставить себя её прочесть. Заходить в комнату сама она не желала вовсе не из страха — из гнева. Чувствовала, как ярость клокочет где-то в горле, когда думала о том, что вновь откроет дверь. Разумеется, ей всё равно придётся туда войти, но явно не сегодня. Возможно, через пару дней. Жаль, что нельзя сжечь эту комнату, не уничтожив остальной дом, иначе бы Серсея так и поступила. Принесённую корону отмыли от крови, после чего Серсея спрятала её в своих вещах, всё ещё будучи не в силах смотреть на этот предмет, превратившийся в некий мрачный символ. Возможно, и от неё стоило избавиться. Не продать, а кинуть в море. Но духу ей не хватило. Всё-таки это была её корона, символ её власти — прежней власти. Сладость и горечь воплощало собой белое золото, которое некогда было ей к лицу. По крайней мере, так Серсее казалось. Закончив с этим, она снова позвала к себе Джой: поговорить. За окнами уже начинало смеркаться. — Дети сегодня будут спать со мной, — сообщила она, когда кузина осторожно присела на краешек стула. Лицо Джой выглядело печальным, глаза покраснели. Как видно, она снова плакала. По отцу или уже по своему другу? Серсея внимательно разглядывала девочку, чувствуя уже знакомую ревность: даже с чуть припухшими глазами Джой Хилл оставалась красива. Простое, но изящное светло-зелёное платье оттеняло её большие зелёные глаза. А золотая оторочка на рукавах и лифе шло к золоту её волос. — Да, ваше величество, — это Джой не удивило. Она уже привыкла, что Серсея часто забирает их к себе на ночь. С ней Герольд и Джоанна почти никогда не плакали и редко просыпались. Нужно будет только покормить их перед сном. — Может быть, и тебе больше не хочется спать в одиночестве, — полувопросительно произнесла Серсея. Не то, чтобы ей была нужна ещё компания, а Гора прекрасно справлялся с тем, чтобы охранять её сон, но она чувствовала бы себя спокойнее, будь Джой поблизости. «Хоть она не сбежит». К чему ей эта девчонка? Серсея не знала. Точнее, знала, но по-прежнму не желала себе в том признаваться до конца. Печально понимать, что едва ли ни единственная твоя семья теперь — бастард дяди. — Но я не настаиваю, лишь интересуюсь. Джой немного подумала, и потеребила неловко рукав платья. Серсея сразу поняла, что девочка ответит, потому решила опередить её. — Наверное, тебе нравится твоё уединение. Не бойся мне признаться, милая, я ничего тебе не сделаю. Прекрати бояться меня, не такая уж я и страшная, — она пыталась говорить мягко и дружелюбно, пусть и ощущала лёгкое раздражение. Джой действительно с самого начала вела себя так, будто Серсея вызывала в ней страх, и этим иногда напоминала Сансу. Но, в отличие от Сансы Старк, Джой никто не собирался причинять вреда. — Я… не это хотела сказать, ваша милость, — призналась Джой, позволив себе посмотреть прямо в лицо Серсеи и улыбнуться. — Но мне бы не хотелось вас стеснять. Моя кровать достаточно удобна… — Довольно, — взмахнула рукой Серсея. — Я понимаю. — Я вас не оставлю, — напомнила Джой, будто поняв опасения Серсеи. — Даже если бы и хотела, куда мне деваться? — А ты в самом деле не хочешь уйти? — Серсея посмотрела на неё из-под ресниц, позволяя себе лукаво улыбнуться. Улыбка давалась ей на удивление легко, невзирая на весьма мрачное настроение. Джой поёрзала. Тоже весьма красноречивый жест, но и это Серсею не удивило и не опечалило. — Хотела… первое время. Когда отец отбыл в Пентос, — призналась Джой. — Это меня не удивляет, — вздохнула Серсея. — Но исключительно радует, что ты проявила благоразумие, которого порой, уж прости, всегда недоставало твоему отцу. Я не хочу тебя обидеть, — доверительным тоном добавила Серсея, чуть подаваясь вперёд, — лишь говорю, как есть. В конце концов… мы были знакомы с ним гораздо дольше. — Я знаю, — кивнула Джой. — Так что же остановило тебя от опрометчивого шага? — королева вновь откинулась назад, закидывая ногу на ногу. — В прошлый раз тебе здравый смысл был не помеха. Наверное, последняя фраза прозвучала чуть резче, чем Серсея рассчитывала, но Джой неожиданно тихо фыркнула. Совсем, как… — Это заставило меня о многом подумать. Если бы я последовала за отцом… он бы непременно отправил меня назад. Или всё равно оставил бы в Миэрине. — Но ведь именно туда он и направляется, — напомнила Серсея. — Чтобы встретиться с, — «со шлюхой табунщика» , — Дейенерис Таргариен. — Он не останется подле королевы Дейенерис навсегда, — слух резануло то, что Джой назвала серебряную змею королевой, но не стала устраивать сейчас спор из-за этого. Не то время и не то место. Если потребуется, Серсея напомнит своей кузине, кто такая эта драконья девка. И что она натворила. — Ты полагаешь? Так он рассчитывает вернуться? И в этом Серсея сомневалась: она видела, что дядя Гери едва ли не считал себя мёртвым. Выглядел он неважно в последнее время, но не представляла, что тот намерен с этим сделать. — Я знаю, — вздохнула Джой. Она крепко сцепила пальцы. — Он не говорил, но я знаю. Уверена. Он пойдёт дальше. Всё-таки… он мой отец, моя кровь, а я — его дочь, пусть и незаконнорождённая, которая мало была с ним знакома. Он собирается… Слово «умереть» она произнести не осмелилась или просто не смогла. Серсея видела, что глаза у Джой влажно заблестели. Нет, только не это. Не хватало ещё её утешать. — Не хорони его прежде времени. Скорее, твой отец был обеспокоен тем, что ему предстоит, и не знал, как ему быть дальше. Он не желал возвращаться в Вестерос, это верно, но и Вестерос — ещё не весь мир. И нежелание возвращаться домой не означает скорую смерть. Серсея говорила это, понимая, что не верит собственным словам ни на грош. Она не хотела успокаивать Джой, но именно это сейчас и делала. Девочка посмотрела на неё с грустной улыбкой. — Может быть, вы и правы, ваша милость. Хочу на это надеяться. Я ведь так и не успела узнать его получше. — Я уж говорила… Таковы мужчины. Редко им доводится думать о наших чувствах, когда они бросаются навстречу приключениям. Когда идут на войну, когда ищут битвы, славы или благородной смерти. Нам они оставляют лишь возможность рожать их детей и оплакивать их самих. — Но ведь вы не такая, — вдруг вскинулась Джой. — Вы были королевой. — Была, — горько хмыкнула Серсея. Она потянулась за чашей с вином. От этих разговоров она испытывала сильную жажду. Но сегодня вино ни капли не пьянило. — Была, моя дорогая. И вот она я, здесь, сейчас, вынуждена думать, как быть дальше, после того, как очередной мужчина отправился совершать подвиги. А ведь лорд Квиберн меньше всего походил на такой тип мужчин, — последнее Серсея почти пробормотала в чашу, делая глоток. Некоторое время они молчали, каждая думая о своём. Хотя в голове Серсеи сейчас толком не было никаких мыслей. Она всё ещё чувствовала себя скверно и соображала не слишком хорошо. Надо было выспаться, а уж потом обдумывать всё на свежую голову. И Джой снова задала именно тот вопрос, на который Серсея до сих пор не могла дать точного ответа: — И всё-таки… что вы планируете делать дальше? Как поступите? — девочку это, как видно, здорово волновало. — Разве есть у меня выбор? Я останусь здесь, в своём королевском дворце, — с мрачной иронией ответила Серсея, разведя руками в стороны, — и ты тоже… если не хочешь уехать. — Вы бы тоже могли, — пожала плечами Джой, — если бы хотели. «Глупая, наивная ты девочка». — Если бы мы всегда могли поступать так, как хотели… — Серсея недоговорила и покачала головой. — Я не могу вернуться в Вестерос, не могу там показываться. Наш дом захватили наши враги, куда же мы вернёмся? Новый король представляет опасность для каждого. Это-то ты должна была понять. Разумеется, Джой была не в курсе всех жутких подробностей, да и к чему они ей? Но такие вещи наверняка знала. Хотя бы от своего отца. Сама же Серсея беседовала с ней довольно редко — теперь придётся эту оплошность исправлять в ближайшее время. — Но в Утёсе Кастерли осталась тётушка Дорна и другие мои кузены. Они не дадут вас в обиду, вот увидите! — заверила Джой. — Там есть люди, которые вам преданы. «Они преданы золоту дома Ланнистеров, они преданы моему уродливому брату, который им платит, а тётушка Дорна уж точно не будет слишком рада меня видеть после того, что случилось с её мужем и сыном в Великой септе Бейелора. Неужели ты, глупышка, не понимаешь этого? Они пощадили твои нежные чувства или не сочли необходимым посвящать в подробности?» — Едва ли и кузены, и героическая тётушка Дорна смогут противостоять всем нашим врагам, — вслух возразила Серсея. Получилось насмешливо. — И речь идёт не только обо мне. Герольд и Джоанна нуждаются в защите даже больше, чем мы с тобой. Джой немного погрустнела. — Я не верила тем грязным слухам. О септе. Серсея удивилась — поначалу она подумала, что речь пойдёт о ней и Джейме, но оказалось, что кое-что Джой всё-таки слышала. — Ведь это неправда? — Септа сгорела, милая, — мягко заверила её Серсея, — под ней взорвался дикий огонь, что хранился там со времён Безумного Короля. Трагический несчастный случай. Однако вспомнила Серсея не миг своего триумфа, не момент, когда смотрела на то, как сгорают её враги в сполохах зелёного пламени, а своего сына, Томмена, шагнувшего навстречу небу в первый и последний раз. Перед сожжением тела, чтобы закопать прах на руинах септы рядом с его братом, сестрой и отцом, Квиберн сделал всё, чтобы привести Томмена в надлежащий вид, но это никак не перечёркивало увиденного в самый первый раз: изорванную, перепачканную в грязи и крови одежду, переломанные кости, месиво на месте лица. Рука невольно сжалась. Джой немного помолчала. — Ужасно, — наконец, выдавила она из себя. — Ужасно, — подтвердила Серсея, думая не о сгоревших воробьях, Маргери и всех остальных, а о своём погибшем сыне. — Ужасно, моя милая. Этот мир жесток к нам. Поэтому мы должны доверять друг другу. Больше ведь некому. Ты скучаешь по Вестеросу? По Утёсу Кастерли и тёте Дорне? — Иногда… немного, — Джой пожала плечами, — они все были добры ко мне. Дядя… сир Джейме и лорд Тирион желали мне лучшего будущего и хотели выдать меня замуж за какого-нибудь рыцаря, но я сама этого не хотела. «Это лучшее, на что может рассчитывать бастард, — мысленно рассудила Серсея, — отец, помнится, всё равно не желал отдавать эту девочку кому попало. Ланнистер и единственная дочь его глупого младшего брата». — Поэтому ты и сбежала? Тебя так испугала перспектива свадьбы? — Я говорила… я хотела найти отца. Когда узнала, что сир Джейме отправляется в Эссос, чтобы отыскать вас, то решилась. Поняла, что другого шанса у меня не будет. Но он бы непременно спровадил меня домой, если бы обнаружил в трюме своего корабля. Потом… вы тоже знаете, не очень-то у меня всё вышло. Если бы леди Мелларио не привезла меня в Квохор на праздник, чтобы подарить господину Орхану… Она умолкла. «Тебя бы продали в какой-нибудь бордель за хорошую цену, и ты раздвигала бы ноги перед каждым желающим». Но это, пожалуй, понимала и сама Джой. — Наше счастье, что случилось именно так. — Леди Мелларио тоже была добра ко мне, — в голосе Джой послышалась лёгкая грусть, — мне даже жаль, что она погибла тогда. — Дело прошлое. Ты не повинна в случившемся, — Серсея почти и думать забыла о той женщине. Как там сейчас обстановка в городе? Их пытались схватить, когда они все бежали, но Норвос и Квохор едва ли примирились так легко. Судя по тому, что Браавос с удовольствием покупал древесину из Мороша, с поставками из Квохора до сих пор были проблемы, а значит, и война могла продолжаться по-прежнему. Вольные Города испокон веков воюют между собой. Стоило их матери — Валирии — отправиться на тот свет, как они вцепились друг другу в глотки, точно родичи, желающие заполучить наследство и отхватить себе кусок побольше. Счастье, что ни у одного из них не было драконов. Один из выживших после падения Валирии драконьих владык — Серсея сейчас уже и позабыла имя — объявил себя первым императором и собрал в Квохоре тридцатитысячное войско… да так и канул в безвестности. Больше о нём никто не слышал и не упоминал. Серсея помнила, что Квиберна отчего-то интересовала эта история, она, похоже, была как-то связана с секретом валирийской стали, которую умели перековывать в Квохоре. По крайней мере, он так предполагал. «Теперь и не спросишь», — уже без гнева подумала Серсея. Но гнев тут же догнал её, схватил за горло. «Пусть катится в седьмое пекло, если ему угодно. Я не стану горевать о предателе. Он с самого начала задумал какую-то аферу с Дейенерис. Не удивлюсь, если в следующий раз он объявится рядом с ней». Неприятная эта, жуткая догадка так оглушила Серсею, что это явственно отпечаталось на её лице. Джой это тоже увидела. — Что-нибудь не так? — обеспокоилась она, и Серсея опомнилась, встрепенулась. — Ничего, не бери в голову. Уже поздно, — пора было заканчивать этот разговор, но сказать другому проще, чем сделать так самой. Серсея это из головы выкинуть не могла, — передай Джалиле, пусть согреет воды для меня и детей. Я хочу выкупать их сама и тоже приму ванну. Будь так добра. Сделаешь? — Конечно. Поднявшись, Джой склонилась в изящном реверансе, который её научили делать в Утёсе Кастерли, и удалилась выполнять поручение. Серсея же нервно облизнула губы. Боги, и почему она сразу об этом не подумала? Нет, мысль глупая, нелепая даже, но ведь она сама знает — нет ничего невозможного. У Квиберна на всё имелись свои причины. Он ведь и тогда в Саате, если верить сказанному, едва не умер ради этого. Нет. Сейчас следовало думать о другом — послезавтра ей предстоит беседа с магистрами. Она впервые окажется с ними один на один, и ей придётся сказать им правду о Квиберне — возможно, не всю и не до конца, но придётся. Поднимаясь со своего места, Серсея ощущала себя точно воин, которому вскоре предстояло выйти на ратное поле в полном одиночестве против стотысячной армии. *** Серсея, вопреки усталости, долго лежала без сна, прислушиваясь к тихому дыханию своих детей и звукам, которые издавал дом в темноте. Мысли её то и дело возвращались к Квиберну: теперь она с внутренним содроганием представляла, как он является в Миэрин в компании того грязного мальчишки и склоняет колени перед драконьей королевой. И вместе они смеются на Серсеей, как над последней дурой. От этого пальцы невольно сжимались, комкая подушку, и Серсея едва не рычала от ярости и обиды. А может, Квиберн и вовсе продаст её Тириону или новому королю? Ведь её только с его слов известно, о чём он договаривался с Хайтауэром и остальными. Серсея не знает, что ему предложили и сколько могли заплатить. Он уверял в своей верности и любви, но оставался мужчиной, чью природу не изменить. Она ему могла попросту надоесть, и Квиберн посчитал, что кто-то другой оценит его труды гораздо выше. Чего и откуда ей ждать? Тех, кто явится из Вестероса, чтобы привезти её и детей к новому королю, или людей Дейенерис Таргариен, которая тоже сделает с ней, что пожелает? Даже Григор Клиган здесь не поможет. В какой-то момент Серсею охватили такое волнение и такой страх, что она едва не вскочила с кровати, чтобы начать собираться и бежать прочь. Остановила её только мысль о детях — и понимание того, что в случае побега ей совершенно некуда будет деваться. Разве что попытаться добраться в Морош к Джейме, но что толку? Да и устала она бежать, и если ей суждено встретить врага лицом к лицу, она сделает это с гордо поднятой головой. И своих детей она станет защищать, пока сама в состоянии дышать. Её ярость сильнее даже могучих рук Горы. Терзаемая сомнениями и страхами, Серсея ненадолго задремала уже под утро, и снова увидела Квиберна. Будто он был рядом, и уговаривал её уйти вместе с ним. Видела и себя со стороны. Сон из далёкого прошлого, причинявший боль. Так случалось почти всегда, когда Серсее снилась Королевская Гавань или Утёс Кастерли, — будто кто-то с превеликим наслаждением тянул из неё жилы. Ей уже снилось подобное: небо, покрытое трещинами, из которых сочится вязкая мгла. Реальность расслаивалась на пласты, переставала быть цельной, и в конечном итоге дробилась и рассыпалась. Серсея видела себя — точнее, копии, тысячи своих копий, что стояли на балконе, вдыхая жар пламени, запах горелого дерева, обожжённого камня и жареного мяса. Тысячи копий Квиберна рядом протягивали ей руку. Тысячи копий бежали вниз по ступеням, спасаясь от падающих камней. Тысячи их копий гибли так или иначе: он огня, он рушащихся камней, гнева толпы. Но иные, как сама Серсея, уходили куда раньше, и тысячи их ног добирались до тайного выхода из Красного Замка, садились в тысячи лодок, которыми правили тысячи Клиганов через тысячи проливов. Тысячи гибли во время погони, тысячи лодок топил шторм, но тысячи при этом добирались до тысяч кораблей, которые довозили их до тысяч берегов Браавосов. Рядом с некоторыми из этих копий был даже Джейме. Бесконечное множество распахнутых дверей, почти иллюзорный лабиринт реальности или же попросту огромное ветвящееся в бессчётных направлениях дерево. Реальность расслаивалась в этом до ужаса нелепом сне, и от этого голова шла кругом. Может быть, именно поэтому Серсея ощущала лёгкую дурноту, когда встрепенулась от хныканья детей — близнецы проснулись и требовали внимания. Только поднявшись, Серсея поняла, что откуда-то снизу доносятся звуки: кто-то разговаривал. Слов разобрать было невозможно, но один голос оказался мужской и смутно знакомый. Серсея наморщила лоб. Скорее всего, один из местных мужчин, которые иногда тоже помогали носить в дом воду. Кое-кто даже понимает что-то на всеобщем. Джой могла заговорить с одним из них. Но прежде всего, Серсее следовало позаботиться о детях и привести себя в порядок: случись что неожиданное или бы ей желали причинить вред, точно бы уже пытались пробиться через сира Григора. «А если это Джой тоже пытается с кем-то сговориться? — шевельнулся в глубине сознания червь сомнения. — Нет, — тут же отрезала Серсея, — если так продолжить, можно с ума сойти». Она сама справилась и с детьми, и с одеванием. В тот момент, как она принялась расчёсывать слегка растрёпанные волосы, всё-таки услышала стук в дверь. — Пропустите их, сир Григор, — громко произнесла Серсея и замерла на своём месте. Прямая, как струна. Дверь отворилась, и она заставила себя повернуться. На пороге стояла Джой, а вместе с ней… — Магистр Отерис, — не сдержала Серсея своего изумления. Что он здесь забыл? — Чем я вам обязана? Мы хотели увидеться завтра. Он коротко поклонился и улыбнулся. — Кузина её превосходительства очень умная девушка, — похвалил Отерис Джой, и та залилась краской смущения. Серсея даже не улыбнулась, ожидая объяснений. Вот, значит, кто разговаривал внизу. — Этот человек должен извиниться перед ними за своё вторжение без предупреждения. Это не в его обычаях. — Верно, у вас, магистр, был для этого повод, — Серсея перевела взгляд на Джой, кивнула в сторону детей. — Присмотри за ними, будь добра. Я их переодела, но их нужно накормить. Джой засуетилась, и Отерис заговорил только после того, как за ней закрылась дверь. Он проводил взглядом девочку, которая с лёгкостью уносила двоих детей на руках прочь. — Они к ней привязаны, — заметил он. — Так о чём вы хотели сказать? И о чём говорили с Джой? — Серсее было не до светских бесед и она хотела поскорее перейти к делу. Присев на стул, она указала Отерису на одно из пустующих кресел. — Спрашивал, как у них идут дела. Он никого не видел уже несколько дней. — Я явлюсь завтра в Дом Собраний, как и положено, я помню, — сообщила Серсея. Отерис кивнул, улыбаясь. — Он рад это слышать, — чуть склонил голову Отерис. Он откинулся на спинку кресла, слегка постукивая пальцами по подлокотникам. — И выражает сожаление, что так случилось. — Не поняла, — ледяным тоном выдохнула Серсея. Однако, вопреки этому, в груди разлилось обжигающее пламя страха. — Советник Квиберн… он уже покинул их? — Отерис некоторое время ждал какой-то реакции, но Серсея глядела на него всё так же холодно и подозрительно. — Ни он, ни кто-либо ещё из магистров не чинили ему вреда, однако советник просил этого человека, — он коснулся раскрытой ладонью груди, — не оставлять её превосходительство и помогать, если это возможно. И он ответил согласием. Это его долг, как долг любого из магистров… теперь. — Вы знали, что он собирается уйти? — это был единственный вопрос, который пришёл во вновь загудевшую голову Серсеи. — Знали? — Советник не говорил на прямую, но это было несложно понять, — Отерис чуть склонил голову на бок, к плечу. В его словах Серсее почудился упрёк, и она едва не вспыхнула. Да как она должна была это увидеть? Предположить? Ведь он обещал… Нет, следует взять себя в руки: Отерис не должен был видеть ни страха её, ни отчаяния. — Мне он ничего такого не сообщал, — отрезала Серсея. — Он знал, что я не позволю ему уйти. «Он мой». — И всё-таки он ушёл, — констатировал факт Отерис. Заметив, что на лицо Серсеи легла печать гнева, поспешил добавить: — Однако не предавал её превосходительство. — Вам-то почём знать? — с подозрением поинтересовалась она. — Вы знаете, где он? — Увы, — развёл руками Отерис, — и, признаться, он и не стремился узнать. Её советник окутан довольно… мрачной энергией, и следует страшиться того, что скрывается за этим. «Он говорит почти как Джейме. Все они трусы». — Однако кое-кто… люди в городе, — уточнил Отерис, — поговаривают, что вчера видели троих человек неподалёку от лабиринта. Один из них походил на её советника, двое других — мальчик и светловолосая девочка. — Девочка? — это удивило Серсею больше прочего, хотя мысль о том, что Квиберну могло что-то понадобиться в лабиринте, вызывала дрожь. — Что ещё за девочка? — Он не может знать. И не может поручиться за верность этих слов. Джой не могла быть той девочкой совершенно точно, но кто тогда? Серсея задумалась, потому что внутри шевельнулось ещё одно предположение. Пожалуй, даже более страшное, чем мысль о Вестеросе или Дейенерис. Она прекрасно помнила, что видела когда-то, как помнила и рассказ о линиях, включающий лабиринт. «Он настоящий безумец, если решился на это. Зачем?» — Как бы то ни было, — Отерис, кажется, понял, что Серсее в голову пришла какая-то мысль, и улыбаться перестал, — теперь человек, что сидит перед ней, обязан ей помочь. Он обещал. — С чего бы такая преданность и доброта? — Серсея, напротив, позволила себе улыбнуться, внимательно разглядывая Отериса. Он был не молод, но лицо его имело некую печать благородства, породистости. Высокие скулы, чётко очерченный подбородок, смугловатая кожа, тёмные глаза в обрамлении сеточки морщин. В чёрных, как смоль, волосах проглядывалась седина. — С того, что это его обязанность, как уже было сказано, — медленно повёл головой Отерис, — каждому человеку надлежит служить и выполнять возложенные на него обязательства. Будь то крестьянин, рыбак, магистр или император. Они обещали Дейенерис Таргариен, что примут её своей правительницей, и что поддержат её наместницу. От своих слов они не отступят. — Они это делают не просто так и не от большой любви к драконьей королеве, — хмыкнула Серсея, подражая манере разговора магистров. — Они прежде всего желают жить, — Отерис, казалось, не заметил некоторой язвительности, — но боятся не дракона королевы, а иных… куда более опасных вещей. Они надеются, что Дейенерис Таргариен не забудет о данных обещаниях и не оставит Лорат… в час нужды. А он настанет — рано или поздно. Скорее, даже раньше, чем всем того хотелось бы. Хотя Отерис говорил очень спокойно, по спине пробежала неприятная дрожь. Это прозвучало, как угроза, но угроза не самой Серсее, разумеется. Нечто страшное приближалось, она это нутром чуяла. Нечто похуже смерти от рук изменников и предателей. Относительно спокойное времяпровождение здесь подошло к логическому концу. — Если её превосходительство не возражает, — Отерис встал со своего места, — он сопроводит её в Дом Собраний завтра. — Она не возражает, — Серсея поднялась следом. — Напротив, это будет очень кстати. Мы собираемся обсудить ситуацию вокруг Мороша? — И её тоже, — Отерис открыл дверь, за которой стоял Гора, но будто бы не заметил его, — в Лорате спокойно лишь на первый взгляд, и всегда есть, о чём беспокоиться. Когда он ушёл, Серсея тут же бросилась в комнату Квиберна — сама. Как ни странно, она ничего такого не ощутила, когда вошла туда. Единственное, что волновало и тревожило — это записка. После сказанных Отерисом слов Серсея едва дотерпела до момента, как Отерис покинет дом, чтобы направиться в злополучную пустую комнату. Узкая полоска бумаги лежала там же, где её и оставили — на подушке кровати, которая прежде принадлежала Квиберну. Серсея схватила её, замешкавшись на мгновение перед тем, как развернуть небольшой квадратик бумаги. Она долго смотрела на строки — куда дольше того времени, которое требовалось на их прочтение. Сморгнув, Серсея поняла, что взгляд затуманили слёзы. Хотя с чего ей плакать? Чего она ещё ждала? «Моя королева. Я вынужден уйти, чтобы служить вам, как бы это ни звучало и ни выглядело. Это моя обязанность. Я должен довести начатое до конца ради вашей безопасности. Но вы не останетесь одна. Ничего не бойтесь. Даже уходя, я вас не покидаю. Квиберн» Это всё, что он ей оставил. Пустые слова и обещания. Глупости. Скомкав записку, Серсея уже подумала её выбросить, но почему-то не смогла. Вместо этого, она бросила измятый пергамент на полупустой теперь стол и вышла прочь, громко хлопнув дверью. *** — Наверное, он будет не первым, кто скажет, что её молчаливый страж очень пугающий, — Отерис улыбнулся Серсее, которую сопровождал в Дом Собраний под руку. Она чувствовала себя неловко и на его месте желала, вопреки всему, увидеть Квиберна. С ним было спокойнее, но и выбора ей никто не оставил. — Не первый. Для того его и создали. — Создали? Интересный… выбор слов. Хотя я не в совершенстве знаю всеобщий. Серсея едва не прикусила себе язык: она слишком задумалась и сказала то, о чём говорить не следовало. Кто знает, как отреагируют магистры, узнав правду о сире Григоре. Однако Отерис тут же сменил тему. — Он тоже должен её превосходительству сообщить кое-что, — признался Отерис, перейдя на полушёпот. — Это касается архивов, которые её интересовали. — Я вас внимательно слушаю, — едва ли не по слогам произнесла Серсея, сверкнув глазами. Что за игру ведёт с ней этот человек? Пытается расположить её таким образом? К чему? Или пытается вызвать на ответную откровенность? Но и это не принесёт никакой пользы. Тем не менее, она старалась сохранять на лице выражение учтивой вежливости. — Похоже, она немного… неверно трактует некоторые вещи, — продолжил Отерис, — потому что те, кто родились здесь, могут покидать родные места, — он приостановился и размашистым жестом обвёл рукой горизонт. Серсея глянула в ту сторону, увидев низкие домики с покатыми крышами. Они находились на краю длинной и широкой дороги, выложенной серым камнем. Серсея могла бы пройти по ней с закрытыми глазами: дорога пролегала почти через весь остров, добегала до главной площади и оттуда расходилась в нескольких разных направлениях, одно из которых вело аккурат к Дому Собраний. Наверное, если бы можно было посмотреть на эту каменистую дорогу сверху, она бы напомнила нечто вроде посоха, увенчанного круглым навершием в виде той самой площади, от которого расходились длинные лучи. Между «лучами» — другими дорогами — ютились дома горожан, сараи, склады, бани, загоны для немногочисленного скота. Вдоль береговой линии, огороженные небольшой стеной, стояли лодочные станции, там же располагались рыбные рынки и рыбацкие гавани. Главный порт, однако, отсюда не был виден — он находился на другой стороне острова. И всё же большую часть суши — примерно две трети — занимал именно лабиринт, который были виден из любой точки. Даже отсюда. — Будь по вашему, — не стала спорить Серсея, неохотно окидывая взглядом безрадостный пейзаж небогатого города. Сир Григор тоже остановился в нескольких шагах, опустив руку на меч. Отерис покосился на него с некоторой опаской, наклонился к Серсее и заговорил ещё тише. — Они могут уйти, но перед этим тоже должны принести жертву. — Человека? — только задав этот вопрос, Серсея осознала, насколько глупо он звучит. Разумеется, человека. Разве коза, курица или корова заменят мыслящее существо? Наверняка ведь имелось в виду нечто подобное. Один человек взамен другого, и никакое иное животное для этого не подходит. — Конечно, — подтвердил её догадку Отерис, глядя прямо в глаза своими — тёмными, сверкающими, точно оникс. — Прежде некоторые из лоратийцев отправлялись в другие города, становились наёмниками, торговцами, путешественниками и — кое-кто считает — даже колдунами. Они отправлялись в Пентос и Браавос, в Волантис и Лис, Тирош и Мир, на Новый Гис, в Монтарис, в Асшай-у-Тени, на острова Василиска и Летние острова… Они продавали свои мечи и свои умения, они погибали и возвышались, становились знамениты или умирали в безвестности. Словом, жили как самые обычные люди, выбирая свой собственный путь и судьбу. Это чистая правда. Он вас не обманывает. — Я и не думала, что вы меня обманываете, — Серсея мягко коснулась запястья Отериса кончиками пальцев. Лёгкое, ненавязчивое, но в то же время почти доверительное движение. Это такая игра. — Но не могу понять, что за мысль вы пытаетесь до меня донести. Ведь я… — она покачала головой, хмыкнула, — мне не всегда понятны местные обычаи. — Пытаюсь сказать, что вся правда не отображена в архиве. Там — в основном лишь цифры, которые записывали Князья Улиц, и они не совсем, признаться, точны. Количество горожан в записях менялось лишь в случае смерти. Но это от того, что уезжающих вычёркивали из общего числа, они больше не числились лоратийцами, пусть и имели право вернуться при желании. Просто к вам в руки попала не полная информация, в том числе и о цифрах. Люди покидали город, перед этим отдав кого-то взамен себя. — Это я уже поняла, — Серсея надеялась, что не выдала охватившего её раздражения. Отерис повторял это, точно она была какой-то тугодумкой. Тот вздохнул. — Через несколько дней некоторые из жителей города хотят покинуть его. И Собрание должно будет принять их жертву. Кроме того, подходит и другой день… когда надлежит свести вниз несколько коз. Просто обряд. Последнее Отерис добавил чуть быстрее, видимо, чтобы сгладить послевкусие от сказанного, но Серсея испытала не ужас, но почти отвращение, подумав, что ей придётся участвовать в каком-то изуверском и дикарском ритуале. Не хватало ещё, чтобы ей вручили в руки нож, заставив разделывать жертву. Только этого не доставало. Пусть лучше обратятся к своей покровительнице Дейенерис, той наверняка по нраву варварские обычаи. Серсея не боялась крови и не чуралась жестокости, а некоторые из лордов Вестероса могли бы поспорить по необразованности, безобразию и варварству с некоторыми дикарями, но участвовать в таком самой — уж слишком. — Я не думаю, что должна вмешиваться в ваши… таинства, — с трудом сдерживая негодование, Серсея постаралась высвободиться из хватки Отериса. Лицо её стало каменным. — Её превосходительство неверно поняли… — поспешил заверить тот. — Никто не принуждает её участвовать в происходящем. Никто здесь не проливает крови, кроме рыбьей и животной — по особенным дням — а человеческой и вовсе никогда. Таковы правила поведения на острове. Всё, что требуется, это принять людей, которые намерены отправиться в другие края и согласиться на их жертву. Произнести слова. — Слова? — с сомнением переспросила Серсея. — И только-то? А как же ритуал и остальное, о чём вы упоминали, магистр? Отерис вновь предложил Серсее свою руку, и ей ничего не оставалось, кроме как согласиться и продолжить путь к площади, от которой они повернут к Дому Собраний. — Люди, которых сегодня приведут, не должны быть умерщвлены. Их отдадут вниз. Так что ей не доведётся участвовать в кровавой расправе. — А эти люди сами — согласны? — с сомнением спросила Серсея. — Кто они такие? Разве не жители острова? Или они преступники и так вершится суд? — Они согласны, — ответил на один-единственный вопрос Отерис. — И знают, на что идут. Всё, чего будут ждать от её превосходительства — дать своё согласие и отпустить желающих спуститься вниз. Конечно, неплохо, что Отерис предупредил её о том, что будет происходить в Доме Собраний, иначе бы она наверняка выглядела бы полной дурой, растерявшись. Но наверняка сделал это по просьбе других магистров — им тоже не хотелось никаких недоразумений. — А что с животными? — Серсея невольно вцепилась пальцами в рукав зелёного одеяния Отериса. — Их тоже никто не будет убивать, — заверил её Отерис. — У неё нежное сердце. Серсея едва не поморщилась — наверное, выглядит в его глазах сейчас как слезливая дура. Её не слишком-то беспокоила судьба каких-то коз, да и с чего бы львице переживать о подобном? Волновала лишь роль в происходящем. Серсея до сих пор едва не содрогалась при мысли, что будет вынуждена участвовать в каком-нибудь ритуале, особенно рядом с лабиринтом. Она прекрасно помнила жертвоприношения в честь праздника Чёрного Козла, помнила пляски на площади, песнопения и кровь, текущую из перерезанных глоток животных по широким желобам к подножию алтарей. Помнила густой металлический запах, плывущий над Квохором в тот солнечный день. Впрочем, скоро полилась и человеческая кровь — в том числе кровь леди Мелларио, убитой арбалетной стрелой. Смотреть — одно дело, и другое — участвовать. — Все вместе, — пояснил Отерис, — они отведут животных к центральному входу в лабиринт и заведут их внутрь. — И они не выйдут оттуда? — усомнилась Серсея. Отерис покачал головой. — Нет. Не выйдут. Магистр Эмир Кхан прочитает несколько молитв — и на этом всё кончится. Серсея хотела спросить, поступят ли точно так же и с людьми, выданными в обмен на возможность уйти, но не осмелилась. Она и без того спрашивала слишком о многом и не желала показаться трусихой, боящейся вида чужой крови. Когда они прошествовали по знакомым длинным и мрачным коридорам Дома Собраний к главному залу, где уже собирались магистры, Серсея и сама всё увидела: несколько незнакомых ей людей сидели на лавках внизу, а рядом с ними, склонив головы, стояли несколько пожилых мужчин и женщин. У Серсеи ком подступил к горлу, но она сумела сохранить непроницаемое лицо, когда поднималась на своё привычное место. Она сразу поняла, и почему эти люди согласны, и что, в сущности, происходит.