Время будить королей

Корабли с людьми из Астапора, Юнкая и Яроса прибыли в Миэрин несколько дней назад. Джон видел на лицах выживших усталость — и откровенный страх. Но они боялись ни Миэрина, ни Дейенерис, а того, что видели. Молчаливые, голодные, грязные. Удивительно, что после такого нашлись те, кто решил не покидать родных мест. Видел Джон и Дейенерис — пусть и на некотором отдалении — которая приветствовала этих людей в городе, и слышал в её голосе болезненные нотки. А они смотрели на неё, надеялись на спасение. Она обещала им кров и пищу — и дала их. Часть из них разместили в опустевших домах в самом городе, кто-то отправился на ближайшие фермы, а некоторые захотели поселиться в лагере за стенами города, который тоже выглядел вполне прилично. Как раз из Лхазара прибыло несколько караванов с товарами, среди которых главнейшим была пища. Джон следил за порядком, как и прежде, и даже присутствовал в приёмные дни в Тронном зале, стоя чуть в стороне, но думал тогда почему-то об одном — и ему становилось немного совестно за эти мысли. Безупречные и наёмники, сопровождавшие людей из пострадавших полгода назад городов Залива Драконов, сообщали, что Даарио Нахарис и Герольд Дейн прибудут позже, поскольку двигаются по суше. Значит, и встречи с ними не избежать. Нет, Джон этого совсем не боялся — ни конфликта, ни осуждения, ни смерти. Он переживал об одном — едва ли это понравится Дейенерис. Хорошо ещё, что у него всегда было место, куда он мог надолго удалиться из Великой Пирамиды под благовидным предлогом. Весь прошлый день он провёл на арене Грацца, которая сейчас не использовалась для проведения боёв, помогая командующим там Дхацану и Меризану — миэринцам, давно вступившим в ряды воинов Матери Драконов, — обустроить нечто вроде ещё одной стоянки, но уже внутри самого города. За прошедшее время все как будто привыкли к самому Джону. Никаких упрёков, косых взглядов, попыток поддеть. Словно он всегда тут был. Иногда от этого ему становилось почти не по себе. Странно, конечно. Но Джон знал — дело только в нём. В нём самом. В том, что внутри него. Случившееся с ним напоминало уродливый шрам с неровными краями, оставшийся на лице. О нём нельзя забыть, нельзя не замечать, нельзя отвернуться, не ощущать, даже если остальные привыкнут. Если он сам привыкнет. И последнее казалось самым важным: Джону следовало смириться с этим. Принять. Он давно это знал, но всё чётче понимал с каждым днём. Об этом ему говорила Кинвара, говорил Томас, даже Дейенерис, кажется, это сознавала. Проснулся он по обыкновению с первыми лучами солнца. Но причиной тому стал дракон, который с громким возгласом спикировал со спинки кровати прямо ему на лицо. Такое он вытворял нередко, хотя зачастую сам Джон к тому моменту уже не спал, а просто лежал в ожидании первого света и успевал увернуться. — О боги, — проворчал он. Дракон перепрыгнул ему на грудь, вскинул голову и снова недовольно заголосил. Наверное, голоден или ему просто стало скучно. Такое тоже случалось. Зачастую Эменос был вынужден сидеть здесь целыми днями, пока Джон находился за городскими стенами или, как вчера, занимался делами в Миэрине, вот и капризничал. Ему не нравились одиночество и скука. Возможно, следовало попросить Дейенерис дозволения оставлять двух драконов вместе, но он почему-то не решался. Будто это стало бы свидетельством его слабости или доказательством невозможности управиться с молодым змеем. Неправильная, пожалуй, мысль. Уж кто-кто, а Дейенерис точно знала, каково это — иметь дело с этими удивительными созданиями, пытаться воспитывать их. Джон сел на кровати, немного осоловевшим взглядом озираясь по сторонам. Что ему приснилось, он не помнил. Обычно это была просто темнота, в которой ничего не было, кроме пустых и мрачных коридоров без воздуха и света, ведущих к самому сердцу тьмы. Но порой сквозь ватный сумрак пробивались светлые лучи, и мнилось в нём нечто знакомое, родное. Неуловимо-болезненное. Не раз и не два Джон просил — сам не зная, кого, — увидеть во сне лицо матери. Пусть бы и забыть его перед пробуждением, но увидеть, присмотреться. Она, конечно, умерла в первый же день его жизни и помнить её он никак не мог, Джон видел её лишь в крипте — каменное изваяние, не живое лицо. И порой становилось до горечи, до боли обидно, что не нашлось в младенческой памяти, сознании ни единого места, никакого укромного и безопасного уголка, в котором она смогла бы спрятаться от приближающегося мрака. Затаиться. Он бы берёг её как бесценное сокровище. Мама. Мама. Слово мягкое, сладкое, но и горькое. Но ни её голоса, ни её рук, ни лица, ни запаха, ни тепла… Ничего после неё не осталось. Только холодный камень, да и тот уже порядком поистёрся от времени. Эменос осторожно цапнул Джона за руку, точно уловив его беспокойные, болезненные мысли, явившиеся так некстати. Он, кисло улыбнувшись, осторожно оттолкнул его. Острые, как иглы, зубы оставили несколько красных точек на запястье. — Сейчас, подожди, будет тебе завтрак. Рассвет огненными полосами раскрашивал город. Сколько Джон сегодня проспал? Немного, наверное. В последнее время ему действительно неважно спалось, от чего голова порой гудела по утрам. Дейенерис даже как-то спрашивала о причине его тревожного сна, словно переживала на этот счёт. Может статься, и правда переживала. Но Джон старался не слишком на это рассчитывать, чтобы не подпитывать себя напрасными иллюзиями. Наверняка у неё были свои резоны задавать те вопросы. Просто Джокин сообщил ей, что он является рано утром и уходит поздно вечером. В чём заключалась причина, сложно сказать наверняка, но сейчас Джона в первую очередь беспокоило происходящее в Миэрине — после исчезновения Марвина и обращения Дейенерис к людям, было неспокойно, а тут ещё и корабли из Астапора и Юнкая. Нет, никто не бегал, вопя от ужаса, не устраивал погромы или грабежи. Скорее, в воздухе витало чувство напряжения, ожидание чего-то. Джон и сам — ждал. Ждал неизвестности. После того, как они с Героем осмотрели тот самый камень, стоящий неподалёку от одной из ферм, ему и вовсе сделалось не по себе. Он уже видел подобное, и испытывал — там, под Драконьим Камнем, когда спускался вниз по тёмной лестнице, а потом стоял у высоких запертых дверей, и чей-то глубокий, полный потаённой силы голос обращался к нему, призывая выпить чашу драконовой крови. Горячей, почти обжигающей. Теперь же, глядя на старый валун с начерченным на ним символом, Джон ощущал, как в душе его шевелится знакомое чувство. Только чуть более притуплённое, но и при том опасное. Не следовало трогать это место. Если Марвин действительно воспользовался им, то что ж… Они его никогда не найдут. Однако сказать такое вслух Дейенерис Джон бы не посмел — не из страха, а потому что не желал отнимать у неё последнюю надежду. И неизвестно ещё, что хуже. Он встал с кровати, разминая затёкшую спину. Эменос, взмахнув крыльями, взлетел на стол. Дракон успел подрасти и теперь с трудом мог уместиться на плече — наверное, благодаря тому, что кормили его тут хорошо. Вот и сейчас следовало попросить принести ему мяса. Можно сырого — он уже научился выдыхать пламя достаточное, чтобы самостоятельно зажаривать небольшие куски. Впрочем, человеку тоже пришлось бы несладко. Нефритово-золотистые крылья блеснули в лучах взошедшего над Миэрином солнца, и Джон улыбнулся. Может быть, сегодня, как в первые дни, взять своего друга с собой? Пока ведь никто не покушался на дракона, не пытался его отобрать или убить, обычно просто глазели. Но быстро отказался от этой мысли — нет, не сейчас, когда беспокойство растёт, и наверняка сегодня снова уйдут некоторые из восточных караванов. Дальше, на запад. Вчера, пока Джон занимался ареной Грацца, вниз по Скахазадхану спустился один из кораблей, который, судя по всему, направился к островам в Летнем море. Он забрал с собой и три миэринские семьи, решившие покинуть город. Пожалуй, оно и к лучшему. Когда с утренними делами было покончено, Джон спустился вниз, а в ушах ещё стоял недовольный возглас дракона, который опять оставался один взаперти. Серый Червь ещё не познакомился с Эменосом, но наверняка видел другого, красного. Сам Джон с Серым Червём не встречался, пусть тот и прибыл некоторое время назад и почти сразу принялся заниматься делами городской стражи. Встречи с Серым Червём Джон совсем не боялся, тем более, что рано или поздно она состоится. Скорее, не представлял себе, как это будет происходить. Дейенерис вернула Серому Червю должность командующего, посоветовавшись не только с ним самим, но спросив и мнения остальных. Так ещё вчера сказал Джокин. Разумеется, потому что не хотела никого тем решением задеть или принизить заслуги. Это было похоже на неё. Случившееся не удивило — оправданное решение, тем более, что заменявший всё это время Серого Червя Герой не стал возражать. Впрочем, не его это, Джона, дело. Он выполнял свою собственную работу. Вот и сейчас — самостоятельно седлал на конюшне лошадь, чтобы отправиться на свой неизменный пост, который нёс безо всяких выходных. Сегодня ареной Грацца должны заниматься другие, а он вернётся за городские стены, к своим старым знакомым. Погружённый в собственные затуманенные мысли, он не сразу различил скрип двери и чужие шаги, а когда обернулся на звук, то с удивлением обнаружил стоящую перед ним в мягком полумраке Сареллу. Долго выдохнул. — Испугался что ли? — вместо приветствия с едкой усмешкой спросила она. — Я-то не таилась. — Нет, просто… не ожидал, — с того момента, как они схлестнулись на берегу Скахазадхана, Сарелла с ним не заговаривала, потому Джон ощущал некоторую неловкость. — У тебя есть ко мне какое-то дело? Она некоторое время помолчала, как будто что-то решала про себя. — Можно и так сказать, — голос её звучал совершенно спокойно. — Сегодня хочу поехать с тобой. — Но зачем? — искренне изумился Джон. — Что ты там не видела? Сарелла вышла в пятно света, исходящее от единственного горящего сейчас в конюшне факела, и Джон смог её разглядеть — как всегда, облачённую в мужскую одежду, с коротко обрезанными волосами, она вполне могла сойти за миловидного юношу. На лице её читалась задумчивость. — Так можно мне с тобой поехать или нет? — ответила она вопросом на вопрос. — Если её величество… — Она не запрещает мне этого делать, — отрезала Сарелла, не дав Джону закончить. Он же пожал плечами. — Тогда с чего бы мне так поступать? Поехали, если хочешь. Несмотря на это, он всё ещё недоумевал, что Сарелле понадобилось за городом в такую рань. Она вполне могла явиться туда в любое другое время. Причина, возможно, заключалась в самом Джоне — или же он снова обманывался. Ему почудилось, что Сарелла что-то хотела ему сказать или в чём-то признаться, но задавать наводящих вопросов не стал. Если действительно захочет — скажет. Уж в этом можно не сомневаться. Вскоре они вывели осёдланных лошадей из конюшни. Наёмники и Безупречные, охранявшие лагерь за городскими стенами, тоже понемногу подтягивались к выходу. Заметив Сареллу, некоторые из них смотрели удивлённо, но ничего не говорили. Сама же Сарелла, сжав поводья, направила свою кобылу к городской дороге. Джон поспел за ней. Они ехали не спеша через полупустые улицы, которые только-только начинали просыпаться. Люди понемногу выходили из своих домов, слышался плеск выливаемой воды, детский плач, ругань и человеческие голоса. Всё же Миэрин не прекращал жить ни на мгновение — да и с чего бы? Потому что, знал Джон, они доверяли своей королеве. Верили, что Дейенерис сможет их защитить. И от осознания этого щемило где-то в груди. Эти люди оставались ей преданны и любили её. — Нужно что-то делать, — неожиданно подала голос прежде молчавшая Сарелла. Джон оглянулся на неё. Они двигались вниз по улице, и впереди уже виднелись высокие городские ворота в восточной части стены. — Что-то делать? — повторил он. — О чём ты? — Ты знаешь. — Да ничего я не знаю, — с некоторым раздражением откликнулся Джон, сжимая поводья. — Ничего не знаю. А все только и повторяют, что… — Разве ты не помнишь, что говорила Кинвара недавно? — негромко спросила Сарелла. — Помню, — коротко отозвался Джон. Конечно, помнил. Как и то, что увидел там. Свою дочь — второй всего раз, мельком, но это почему-то врезалось в память и сердце даже сильнее, чем сказанные Кинварой жуткие вещи. — Она и раньше мне… многое говорила. И вот мы здесь. Делаем то, что можем, и то, чего желает наша королева, — продолжил он после паузы. — Я хочу посмотреть на тот камень, — похоже, только сейчас Сарелла решилась сказать о том, о чём намеревалась попросить с самого начала. Джону эта идея пришлась не по душе. — Не нужно, — он покачал головой. — Ты всё равно там ничего не найдёшь. И мейстера тоже, а лезть туда — слишком опасно. И даже если вдруг ты знаешь какой-то способ, вряд ли порадуешь своим исчезновением королеву. — Не собираюсь я туда лезть! — огрызнулась Сарелла. — К тому же я не знаю, как, — похоже, этот факт вызывал у неё досаду. Она точно могла рискнуть, если бы знала. — Просто хочу увидеть, где он… где они… Словом, должна посмотреть своими глазами. Расскажи, как туда добраться. Джон ответил не сразу, размышляя. Не хватало ещё, чтобы из-за его слов с Сареллой что-нибудь приключилось. Дейенерис ему этого точно не простит. Да что там — он сам себе такого не простит. В отличие от Марвина, к Сарелле он успел привязаться по-настоящему. Если ей отказать, она всё равно разузнает, только на Джона разозлится пуще прежнего. Поэтому в тот момент он принял единственно верное решение. — Хорошо. Я сам с тобой съезжу. Только мне нужно повидаться с Джокином, предупредить, куда направляюсь. Думаю, он позволит мне отлучиться ненадолго. Сарелла удовлетворённо кивнула, будто и ждала чего-то подобного. Джон же мысленно вздохнул — ему по-прежнему не хотелось, чтобы люди туда ходили. Особенно те, кто ему небезразличен. Джокин, который уже действительно явился к лагерю, в ответ на просьбу Джона пожал плечами и долгим, пристальным взглядом смерил Сареллу. Наверное, он догадался, почему Джон вызвался сопроводить её. От того и возражать действительно не стал — лишь напутствовал, чтобы они не задерживались, иначе королеве Дейенерис снова придётся тревожиться. Последнее слово прозвучало так, что становилось ясно: под тревогой имелось в виду всё и сразу. В том числе и приказ не делать никаких глупостей. Будь на его месте Вдовец, что командовал сейчас в городе, наверняка и вовсе наотрез отказался бы отпускать к ферме и Джона, и Сареллу. Пока они беседовали, над головой промелькнула чёрная тень Дрогона. Некоторые всё ещё пригибались в испуге, но в большинстве случаев никто уже не обращал на это внимания. К присутствию большого дракона на удивление быстро привыкли. А теперь, когда он вновь вернулся, Дейенерис регулярно летала на нём. Иногда вечером, а порой и утром. Как видно, так ей проще было думать, отрешившись от остального. Джон её понимал. Интересно, заметила ли она уже отсутствие Сареллы? Джон поёрзал в седле. Нет, ну в самом деле, чего бояться? Они ведь не полезут туда. Просто посмотрят. Он уж точно не позволит ей совершить какой-нибудь необдуманный поступок. Чтобы добраться до южной фермы, следовало направиться вдоль городской стены другим воротам и уже от них проехать пару лиг. Конечно, сейчас назвать это фермой было сложно, поскольку в хозяйстве осталось всего несколько голов скота, несколько птиц, собаки да ещё кое-какая живность. Урожай погиб почти весь, а оливковые деревья, высаженные заново, пока не плодоносили. Особенно после пепельных дождей. Джон не планировал заезжать к хозяину, его жене и их гостям. К чему лишний раз их тревожить? Он прекрасно запомнил, где находился тот самый камень, к которому их с Героем в первый раз проводила жена хозяина. Сарелла снова ничего не говорила почти всю дорогу до места назначения. Тоже время от времени поглядывала в небо, где высоко, иногда скрываясь за рваными облаками, виднелась чёрная фигура Дрогона. Джон же, завидев впереди тот самый валун, прибавил ходу — и лошадь перешла в галоп. Сарелла не отставала. Из-под лошадиных копыт поднималась пыль. На горизонте виднелся, поблёскивая на солнце, Залив Драконов. — Это здесь, — Джон резко натянул поводья, едва не заставив лошадь встать на дыбы. Хотя валун Сарелла наверняка увидела и сама — он был достаточно примечателен, поскольку торчал из голой земли в окружении чуть более мелких камней, почти полностью вросших в землю. Спрыгнув, Сарелла тут же устремилась к заветному месту. Так, будто там её ждал сам мейстер Марвин, пропавший больше недели назад. Джону почудилось, что спутница его даже дыхание затаила, а ониксовые глаза влажно блеснули. Он ничего не говорил — держал обеих лошадей и наблюдал за тем, как Сарелла, приблизившись к камню, опустилась перед ним на корточки. Она внимательно разглядывала символ, понял Джон. Тот был хорошо заметен — это вырезанный глаз. — Ты же видел, — негромко произнесла Сарелла, но Джон хорошо слышал её слова, — камень королевы Дейенерис, верно? — Она мне его показывала, — признался Джон. — Действительно, похоже. Но больше я ничего не знаю. — Это он и есть. Защитный символ, — с уверенностью заявила Сарелла и протянула вперёд руку, прижимая ладонь к треугольному, напоминающему наконечник копья валуну. У Джона перехватило дыхание, но ничего не произошло. Сарелла закрыла на мгновение глаза. — Он тёплый. Не мог успеть нагреться на солнце. Происходило что-то странное, и Джон понял, что должен знать — что. — Не могла бы ты объяснить причину своего интереса? Что ты хотела здесь найти? — как можно вежливее попросил он, не особенно, впрочем, надеясь на положительный ответ. Отняв руку от символа на камне, Сарелла резко развернулась и поднялась на ноги. Она смотрела на Джона очень серьёзно. — Кое-что я прочитала в заметках архимейстера, — призналась она, — очень сумбурно… Он явно делал эти записи для себя, не рассчитывая кому-то что-то объяснить. Водилась за ним такая привычка упорядочивать мысли. — Ты нашла заметки в его вещах? — только задав этот вопрос, Джон осознал всю его бессмысленность и глупость. Конечно. Откуда ещё Сарелла могла их взять? — А сам как думаешь? — хмыкнула она. — Правда, не понимаю, он их оставил, потому что не счёл важными, забыл, или от того, что всё-таки хотел, чтобы я их увидела. — И что там было? — Линии, — коротко объяснила Сарелла, вглядываясь в его лицо, — но ты уже знаешь о них. Джон знал. Он ведь рассказывал Сарелле о том, что случилось под Драконьим Камнем, и до этого догадывался, как ушёл Марвин. Как только увидел это место. — Тебе… тебе там говорили, что они есть — опасные и не очень… Мейстер ушёл одной из них, это лучший путь, как видно. Но что это за линия? — кажется, это главное, что беспокоило Сареллу. Вскоре стала очевидна и причина. — Видишь ли… судя по всему, некоторыми из них могут воспользоваться те, кто вовсе не желает нам добра. И что нам делать, если они узнают об этой? Если защитный символ перестанет работать хотя бы на время и они её увидят? Джон замер. Боги, ну конечно! Вот откуда это странное чувство. Подсознательно он и сам размышлял о чём-то подобном, но пока не допускал мысли, что это место способно стать источником куда более серьёзных проблем, чем исчезновение Марвина. Настоящей беды, если подумать. Они ждут прихода врагов с востока, а те могут оказаться совсем близко. Джон пробила лёгкая дрожь. — Ты… ты говорила об этом с Дени? — забывшись, он назвал её так, как называл когда-то. Сарелла не обратила на это внимания. — Пока нет. Но она ведь знает об этих делах, сама догадывается наверняка. Уверена, тот человек… Томас, — Сарелла всегда слегка морщилась от этих воспоминаний, — раньше рассказывал ей. Ей и мейстеру. Об этом тоже в его заметках есть. — А что сказала леди Кинвара? Она не опасается этого места? Сарелла покачала головой. — Она теперь редко говорит. Прямо как мейстер. Избегает моего общества будто. Надеюсь… это не значит, что она поступит так же. Джону едва не сделалось дурно от этой мысли. — Нет, она так не поступит, — со странной уверенностью, которой не чувствовал, заверил он. — Наверняка Кинвара просто пытается хоть что-то узнать или увидеть. Она слишком сосредоточена на этом, ей не до бесед с нами. — Поэтому я и говорю, — вернулась Сарелла к первоначальному разговору, — нужно придумать, что делать. — И что, по-твоему, мы можем сделать? Похожи мы с тобой на богов, которые каким-то образом закроют этот проход? Здесь, как ты понимаешь, мало будет просто прикопать камень землёй или вовсе его выкорчевать. — Знаю, — огрызнулась Сарелла, — но для начала нужно хотя бы просто внимательнее следить за этим местом. Здесь совершенно безлюдно. И при малейших признаках чего-то странного, сообщить об этом королеве. Вообще-то надо с ней это обстоятельно обсудить. Она к нам прислушается. Это «к нам» от Джона не ускользнуло. — Для начала неплохо, — признал он, не став уточнять, как быть дальше, если странное всё же произойдет. И как это «странное» должно выглядеть. — Может быть, Серый Червь… он и Безупречные могут дежурить здесь. Думаю, это несложно будет устроить. Пары человек вполне хватит. Сарелла медленно кивнула и снова посмотрела на камень. — Ты с ним до сих пор не виделся? — неожиданно спросила она, не поворачиваясь к Джону. — С кем? — Сам догадайся, — проворчала Сарелла, всё же удостоив его недовольным взглядом. — С Серым Червём, конечно. — Не думаю, что он сильно жаждет этой встречи. Да и я… Что мне ему сказать? — Джон удерживал лошадей. Те начинали беспокоиться, долго находясь возле этого места. Им здесь явно не слишком нравилось. Сарелла это заметила, нахмурилась. — Рано или поздно это произойдёт, — она подошла к своей кобыле и взяла её под уздцы. Оказавшись рядом с Джоном, Сарелла пристально посмотрела ему в глаза. — Так что не стоит тебе избегать встречи. Мы все теперь на одной стороне, хотим мы того или нет. — Я и не избегаю, просто случая не было, — честно ответил Джон. — А ты с ним уже говорила? — Да, по-моему, он отважный малый и верный человек, — вынесла свой вердикт Сарелла, — и до сих пор до конца не верит в реальность нашей королевы и её дочери. «Её… конечно, её», — с прежней горечью подумал Джон. Интересно, сказала ли Дейенерис, кто отец принцессы Рейенис? Если и сказала, то что подумал об этом Серый Червь? Про отданного Джону дракона он тоже наверняка уже знает. — Возвращаемся, — буркнул он, взбираясь в седло. — Надеюсь, ты не станешь заниматься тут… ну, тем, что может быть опасно? — За дуру меня держишь? — набычилась Сарелла. — Мне просто нужно было посмотреть и убедиться самой. Увидеть. Я увидела, и понимаю, что дело серьёзное. Королеве Дейенерис следует быть внимательнее с этим местом. Резко развернув лошадь, она пришпорила её и устремилась к городу, не дожидаясь Джона. Когда клубы песка и пыли осели, она уже была на полпути к воротам. Догонять её не имело смысла — Джону всё одно предстояло отправиться в лагерь. Не слишком торопясь, он направил и свою лошадь в сторону лагеря. Дрогон снова пролетел над его головой, и по небу прокатился знакомый драконий рёв. — И тебе доброе утро, — ответил Джон, на миг укрытый знакомой тенью. *** В лагере, как Джону показалось на первый взгляд, мало что изменилось, пусть количество людей и уменьшилось — кое-где не хватало палаток, но вместо них всё равно прибывали другие, к тому же присутствовали люди из других городов. Он проходил в одиночестве между торговыми рядами, где всегда было полно народу, и цепким взглядом окидывал пространство. Здесь почти никто не обращал на него внимания, хотя некоторые здоровались на своём языке — и Джон кивал им в ответ. Эти люди привыкли к нему, знали его в лицо, но не ненавидели. Ему не раз доводилось думать о том, почему Дейенерис оставила ему жизнь, которой она вовсе не желал. И не только — подарила ему дракона и не прогнала прочь. Как он сам поступил с теми, кто некогда предал и убил его? И ведь сейчас даже лиц их толком не помнит, только их острые кинжалы, вонзавшиеся в тело. Холод промерзшей земли и далёкий вой Призрака. Джон нахмурился — и мысль оборвалась, как натянутая до предела нить. Взгляд зацепился за красивую фигурку, стоящую на одном из прилавков. Обычно он не обращал внимания на безделушки, которыми здесь торговали, но эта привлекла его внимание. Джон приблизился, и торговец, заметив это, спросил на валирийском: — Skorion massistas? Джон, ещё не вполне овладевший языком, всё-таки понял, чего от него хотят. В конце концов, подойти он мог только в случае, если заметил неладное, но сейчас дело было в другом. Он указал на фигурку сфинкса, искусно сделанную из валирийского стекла. Торговец тут же расплылся в улыбке, поняв, что ничего страшного не произошло и принялся объяснять. Похоже, это был валирийский сфинкс, и Джон даже хотел было спросить, сколько это будет стоить — может быть, Сарелле придётся по вкусу такой подарок? — но тут же заметил кое-что ещё. Кое-что, чего почему-то не увидел раньше. У него даже дыхание перехватило. Он моргнул, не веря собственным глазам. — Kona. Чуть подрагивающий от волнения палец указывал на хорошо знакомый Джону предмет. Рог тура с щербатой бронзовой оправой. Именно этот рог помог ему отыскать Призрак на Кулаке Первых Людей. Он лежал в том же тайнике, что и драконово стекло, однако, в отличие от обсидиана, показался Джону тогда бесполезным. Он подарил рог Сэму, которому всегда нравились такого рода вещи. Но откуда ему взяться здесь? Верно, Сэм брал его с собой, когда отбывал в Старомест, но здесь-то эта вещь как могла оказаться? Именно поэтому Джон подумал, что ему чудится. Конечно, даже окажись это настоящим Рогом Зимы, здесь, в Миэрине, где нет Стены, он совершенно бесполезен. Роль играло скорее то, сколько памяти заключалось в этом старом предмете. Торговец что-то говорил, но Джон не слышал его, пока на плечо ему не легла чья-то рука. Обернувшись, он увидел стоящего рядом Ерхаза — одного из воинов королевы, который служил у Воронов-Буревестников. Тот вопросительно уставился на Джона, перевёл взгляд на торговца и спросил на всеобщем с заметным акцентом: — Что тут у вас? Тебе понравилось это старьё? — удивился он, заметив, что привлекло внимание Джона. Ерхаз перешёл даже на гискарское наречие, которое Джон вообще понимал с превеликим трудом. Сплошное жужжание, в отличие от высокого валирийского. Торговец ответил — судя по лицу и тону его разгневало неуважительное отношение к его товару. — Этот пройдоха говорит, что получил эти вещи честно. Ему их продал Ксондо с «Пряного ветра», — пояснил Ерхаз, ухмыляясь. — Знаешь, кто это? Джон покачал головой. Что это за Ксондо с «Пряного ветра» и откуда у него взялся рог, подаренный Сэму? Однако вскоре ситуация начала немного проясняться. Торговец не знал, разумеется, всей истории, но этот самый Ксондо — уроженец Летних островов — ходил с командой «Пряного ветра». И этот рог, помимо прочего, оказался среди вещей на корабле, когда тот попал в шторм недалеко от дома Ксондо. Мало кто спасся, но Ксондо удалось — и даже рог уцелел и некоторые из вещей. После Ксондо продал этот рог — и вот он здесь, на прилавке. Джон некоторое время осмыслял услышанное: «Пряный ветер», по всей видимости, и перевозил Сэма вместе с Лилли в Старомест, а после отправился в Эссос, и на обратном пути потерпел крушение. Но почему Сэм оставил там свои вещи? Ему пришлось их продать, похоже? Или причина в другом? — Он продаст тебе недорого, если хочешь, — Ерхаз обратился к задумчивому Джону. — Хотя ума не приложу, к чему тебе этот хлам даже бесплатно. — S… Skorverdon? — Джон сам удивился тому, что от волнения не позабыл нужное слово. Торговец показал четыре пальца. Ерхаз презрительно фыркнул, однако Джон спорить не стал — тут же бросил на прилавок четыре золотых онера, что было на самом деле не такой уж низкой ценой, и схватил рог так, будто тот мог исчезнуть. Человек сгрёб деньги и благодарно поклонился. Видимо, он и сам считал, что удачно продал старую рухлядь доверчивом вестеросцу. Пускай. Сам-то Джон знал, за что платил, пусть до конца и не верил в то, что держит в руках. Рог был гладким, и именно таким, каким он его запомнил. — Тебя надули, приятель, — не унимался Ерхаз, крайне недовольный сделкой. Будто это он сейчас выложил на прилавок кругленькую сумму. Джон покачал головой. — Я знаю эту вещь. Я знаю, за что заплатил, и заплатил бы больше, если бы он попросил. Ерхаз только раздосадовано вздохнул. — Сумасшедший, — по слогам проговорил он, а после добавил уже на миэринском диалекте валирийского. — Knuf — Daor. Daoruni gimi, — ответил Джон на высоком наречии, тем немало удивив и Ерхаза, и даже самого себя. Надо же, запомнил. Кажется, это были одни из первых слов, которые он выучил. Сарелла научила его, когда приходила сюда. Он широко улыбнулся, глядя на растерянное лицо Ерхаза, и едва не рассмеялся. Оставшись один, Джон сунул рог себе за пояс — едва ли кто-то покусится на такое старьё. И задумался: удивительное всё-таки совпадение. Он уже знал, что у Дейенерис находятся принесённая Герольдом Дейном корона Эйегона Завоевателя и рог драконьих владык. Вот и у него появилась такая удивительная вещь. Ещё и камни… Джон скользнул пальцами по гладкой поверхности рога. Он испытывал не просто потребность — почти непреодолимую жажду рассказать Дейенерис о своей находке. Да и Сарелле с Кинварой тоже. Может быть, им будет интересна эта история. Наверное, отчасти он просто снова искал предлог, чтобы опять увидеть её — Дейенерис. Посмотреть. Просто вдохнуть её мягкий, едва уловимый запах. Может быть, и так, но пускай — Джону не было стыдно за желание оказаться рядом. Но он не врал себе и в другом: внутреннее чутьё толкало его сходить вечером в Великую Пирамиду. Он оглянулся — она виднелась даже отсюда, из-за стены. Дейенерис там — и Джон сжал кулаки, унимая собственное нетерпение. *** Джона проводили, вопреки его собственным ожиданиям, не в Тронный Зал, а на террасу, что находилась поблизости. Джон уже бывал здесь — и в первый раз именно тогда, когда только оказался в Миэрине. Дейенерис сидела тогда перед ним с огромным животом и смотрела с таким выражением лица, что и вспоминать больно. Она и сейчас сидела, но рядом с ней находился… Да, конечно, Серый Червь. На этот раз они не остались вдвоём. Однако сам Серый Червь смотрел куда-то сквозь Джона, словно и вовсе его не видел. Не удивительно — чего-то иного вряд ли стоило ожидать. — Это он? Рог, о котором ты упоминал и о котором хотел поговорить? — уточнила Дейенерис, указывая на предмет, который Джон успел извлечь из-за пояса и положить на низкий столик, их двоих разделявший. — Да. Я купил его у торговца на южном рынке, в лагере, — и он коротко пересказал услышанную им историю, повторив о своём желании поделиться этим известием с остальными. Дейенерис в это время крутила рог в руках, сосредоточенно разглядывая его. Когда Джон умолк, она, казалось, задумалась ненадолго. Выдохнула. — Ты голоден? — неожиданно поинтересовалась она. Джон поражённо уставился на неё, не веря своим ушам. Наверное, вид у него был такой идиотский, что Дейенерис невольно улыбнулась. Боги, как же она умела улыбаться. Особенно, когда в улыбке не сквозила боль. — Так голоден или нет? Джон хотел было отказаться, памятуя, что в комнате его ждёт дракон. Но не посмел и не захотел из-за зародившейся внутри надежды. — Тогда… поужинай сегодня с нами, — Дейенерис бросила короткий взгляд на Серого Червя. Тот коротко кивнул, не выказав никакого неудовольствия или негодования. — Я позову Сареллу и Кинвару. Мы поговорим. Нам и в самом деле есть, что обсудить. Тем более, я уже знаю, что утром вы осматривали камень. И тут Джон решился: — Могу я… могу я попросить? — О чём? — Дейенерис вскинула брови. Нельзя было не заметить, как она невольно напряглась, будто опасаясь его просьбы. — Ничего такого… Но мой дракон, ваше величество. Ему бывает скучно взаперти. Могу я взять его с собой, чтобы он побыл со своим братом? — Сестрой, — вдруг поправила его Дейенерис и пояснила. — Это самка. Похоже, — неуверенно добавила она. — Драконы бывают очень изменчивы даже в этом… Но, разумеется, я ничего не имею против. Возьми его с собой. Я буду ждать тебя в своих покоях. Ты отыщешь сам дорогу, полагаю? — Конечно, ваша милость, — Джон кивнул. Он сам не до конца верил в то, что сейчас произошло. Могло ли это быть правдой? Нет, дело даже не в самом предложении ужина, хотя прежде Дейенерис не разделяла с ним трапезы, а в том, как она говорила. Это создавало ложную — и опасную — иллюзию, будто всё в порядке. Почти как прежде. Однако Джон знал, что нельзя, ни в коем случае нельзя позволить себе в такое поверить. Не от того, что страстно желал мучений, а потому что должен помнить, что происходит и произошло. Не позволить себе забыться хотя бы на мгновение. Дейенерис в сопровождении Серого Червя покинула террасу, предоставив Джона собственным мыслям, однако он быстро опомнился, подхватив рог и направившись к себе. Вообще-то он только сейчас осознал, что уже давно стража не следует за ним по пятам, следя за его перемещениями. Так, словно сам Джон был здесь всегда и в самом деле всё было в полном порядке. Потому, правильно то или нет, но он с облегчением выдохнул. Нет, он не испытал благостного чувства избавления, но какая-то часть груза, казалось, всё равно свалилась с его ноющих плеч. Джону не потребовалось много времени, чтобы сходить к себе и забрать дракона, который только рад оказался покинуть опостылевшие ему покои. Правда, перед этим сам Джон зачем-то попытался привести себя в порядок, переоделся в чистое, пригладил волосы. Что за глупостями он занимается? Будто там есть те, кому есть дело до того, как он выглядит. И всё же уговорил себя, что не подобает являться перед королевским взором грязным и неряшливым. Рог он снял с пояса и нёс его теперь в руках. Дракон с трудом удерживался на его плече — он стал тяжёлым и слегка покачивался, то и дело соскальзывая и цепляясь за одежду когтями. Люди поглядывали на них украдкой, но никто не задавал вопросов, ни о чём не спрашивал. Даже в покои провели без лишних разговоров — к самому столу, где уже сидели почти все. За исключением разве что Кинвары. Окинув присутствующих вопросительным взглядом, Джон остановился на Дейенерис. Она посмотрела ему в глаза. — Миледи Кинвара скоро явится. Сказала, что задержится ненадолго. Велела начинать без неё. Джон кивнул. Объяснение вполне нормальное. И всё-таки чувствовалось витающее в воздухе напряжение. Сарелла выглядела как-то понуро, лицо Серого Червя и вовсе ничего не выражало. Дейенерис обернулась к Сарелле, улыбнувшись: — Принеси сюда дракона принцессы, — попросила она. И просьба эта развеяла неловкость, а уж когда два змея, играясь, закружились по комнате, на лицах появились и улыбки. Хотя Джону кусок в горло не лез. Пожалуй, это была самая странная трапеза, в которой он принимал участие. Но и лишним себя, как ни странно, не чувствовал. Он знал, что должен находиться здесь. Здесь его место. Подхватив с тарелки кусок мяса, Джон подкинул его вверх. Оба дракона бросились к добыче с криком, пытаясь её поделить. Дейенерис коротко рассмеялась — и от смеха её замирало сердце. И они по-прежнему не говорили о важном, разве что о каких-то текущих делах. Джон ответил на пару вопросов о происходящем за городом, заверив, что Сарелла права, и им следует быть внимательными к тому месту, где находится камень, выставить там дозор, Серый Червь коротко поведал остальным о том, что творится на Наате и что Безупречные видели по пути в Миэрин. Так Джон узнал, что остров Новый Гис действительно уничтожен — вместо него остались только несколько крупных, но абсолютно голых осколков, омываемых морем. Трупы, которых наверняка было немало, или пошли ко дну, или море смыло их к южным островам и самой Валирии. По крайней мере, в городах Залива Драконов никто не находил мертвецов. Очевидно одно: все, находившиеся в день происшествия на острове, погибли. Не выжил никто. Дейенерис наверняка этот рассказ — больше похожий на доклад — уже слышала. Джон поглядывал на неё, без особого аппетита гоняя по тарелке оставшийся кусок запечённой утки. Он украдкой посмотрел на Сареллу, и та решительно сжала губы, видимо, пытаясь угадать, о чём он размышлял. О камне. Том самом, который они осматривали. Её эти мысли никак не желали оставлять. — Простите, что заставила вас ждать, — голос Кинвары заставил вскинуть голову. Говорила она ровно, спокойно и негромко, как всегда, но выглядела утомлённой. Джон не мог не заметить теней, залёгших под её глазами. Боги, да что с ними всеми творится. — Миледи, — на лице Дейенерис появилось искреннее беспокойство, — мы вам рады. Кинвара кивнула, чуть улыбнувшись. Джон уже был на ногах, отодвинув перед ней стул. Поблагодарив его, она тут же взяла чашу с подслащённым вином, сделав несколько глотков. Больше никто ничего не говорил, наблюдая за красной жрицей. Тишину нарушали только драконы, что шумно возились в дальнем углу комнаты. — Я принесла вам некоторые вести, — сообщила Кинвара, понимая, чего от неё ждут, — не скажу, что слишком добрые, но и дурных среди них немного. — Признаться, это лучше, чем совсем ничего. Неведение пугает куда больше, — выдохнула Дейенерис и сама пригубила вина. Чуть поморщилась. Местное вино было на удивление кислым, потому-то мёд к нему был в самый раз. — Это верно, ваша милость, — Кинвара промокнула губы. Джон заметил, что камень на её груди мягко, гипнотически мерцает. — И всё же мне есть, что сказать. Марвин сокрыт от Владыки Света, он действительно использовал одну из тех троп, куда даже теням Огненного бога нет пути. Но мне интересно узнать, что увидели вы вдвоём, — она посмотрела сначала на Сареллу, а после — на Джона. Дейенерис вскинула брови. Сарелла хмыкнула. Похоже, она, хоть и успела рассказать кое-что королеве, самой Кинваре едва ли что-то поведала. Видимо, красная жрица узнала об этом самостоятельно. — Да, это правда. Мы с Джоном… мы ходили к тому камню, о котором вы уже знаете, — призналась она. — И рассказали об этом королеве. — Вы почувствовали там что-то, — довершила Кинвара. Серый Червь, ещё не знающий ничего о линиях, не выказывал удивления, но даже в его тёмных глазах Джон заметил некоторую озабоченность. Во многом же этому храброму воину ещё предстоит разобраться. — Пользоваться этим точно нельзя, — решительно и спокойно заверила Сарелла, — мне кажется, камень может представлять опасность. — Это верно, — Кинвара переплела пальцы, водрузив руки на стол, — все эти вещи потенциально опасны. — Джон говорил о том, что следует охранять его. Но можем мы что-то ещё с этим сделать? — вмешалась обеспокоенная Дейенерис. — Не трогать его. Нельзя, чтобы об этой тропе узнали наши враги, — предельно серьёзно произнесла Кинвара. — Я могу кое-что попробовать… Но не уверена, что это сработает. — Что же? — решился спросить Джон. Кинвара устремила на него долгий и пристальный взгляд, а после неожиданно загадочно улыбнулась — так, как умела улыбаться только она. В глазах вспыхнули лукавые искры. — Мне следует хорошенько обдумать всё прежде, чем приступать. И спросить совета, — становилось ясно, с кем именно красная жрица намерена советоваться. — А теперь покажи мне то, что ты купил сегодня на рынке, — внезапно велела она, не меняя тона. Не смея ослушаться, Джон снял рог с пояса и протянул его Кинваре. Та осторожно приняла его, положила перед собой и скользнула по потрескавшейся поверхности пальцами. — Это… нет, — выдохнула она. — Похоже, это тот самый тёмный рог, которого многие из нас боялись. Мелиссандра сожгла в огне фальшивку. Джон вздрогнул. А потом сообразил — наверное, леди Мелиссандра успела рассказать обо всём верховной жрице, пока бывала в Волантисе, где готовилась к битве с Королём Ночи. Кинвара насмешливо изогнула губы, встретившись с Джоном взглядом, будто догадавшись о его мыслях. Покачала головой. Нет, не Мелиссандра поведала ей о том — а пламя. Р`глор. Тело продрала дрожь, потому что Джон до конца не сознавал, что за страшную вещь отдал тогда Сэму просто в качестве сувенира. И сколько времени она блуждала по миру. Кинвара же продолжала изучать небольшой рог, будто он сам рассказывал ей о своём прошлом неслышным для остальных голосом. — Марвин тоже не знал о нём. Как занятно, — тихо сообщила она. — Он рассказывал о крушении корабля у Летних островов? — осторожно уточнила Сарелла. — Меньше, чем я сама знаю о случившемся, — изогнула бровь Кинвара. — Но это несомненно то, о чём я думаю. Такова воля Владыки — он должен был вернуться в наши руки. Да… он видел шторм, едва не отправился на дно морское, но сумел уцелеть, чтобы в конечном итоге очутиться у стен Миэрина. Джон задумался, глядя на этот невзрачный, побитый временем предмет, который он некогда отыскал среди снегов. — Но зачем? — этого он не понимал, и сам не заметил, как высказал своё недоумение вслух. — Зачем? Здесь нет Стены, которую бы он мог разрушить. — На всё воля Владыки, — настойчиво повторила Кинвара. — И всё же впечатляет, не так ли? Это предмет должен находиться со своим братом… Чувствую, возможно, им ещё предстоит спеть свою песнь на два голоса. Дейенерис невольно оглянулась. Она понимала, о чём речь. Каждый понимал. Кинвара, безусловно, говорила о другом роге — роге драконьих владык, который хранился в комнате королевы вместе с короной Эйегона Завоевателя. Один призван для того, чтобы обрушить Стену, которой больше нет, другой — чтобы призвать драконов. И как же должна звучать их песня, если они исполнят её в унисон? Джон опасался, что ему ещё предстоит это выяснить. — Наша королева может им пользоваться, потому что уже подарила ему свою кровь, — продолжила Кинвара, точно не замечая воцарившейся вокруг тишины. — Кровь за огонь. Огонь за кровь. Это не предупреждение, а условия. Я думала об этом, когда видела, как она без смертельных последствий пользовалась им. — Но… — хотела было что-то сказать Дейенерис, но вдруг умолкла. — Кровь драконьих владык — и ваша кровь тоже, — посмотрела на неё Кинвара, — к тому же он лежал рядом с вами тогда. Поэтому, думаю, он и подчиняется. Иным пришлось бы втирать в него собственную кровь до тех пор, пока рог не счёл бы жертву достаточной. Дейенерис помолчала немного и серьёзно кивнула. Похоже, она и сама предполагала нечто такое интуитивно, когда пользовалась им. А Кинвара позволила этому происходить, поскольку тоже размышляла о подобном. — И помни о том, что у тебя есть, — обратилась красная жрица к Джону. Дейнерис глянула на него с лёгким недоумением. — Не забывай. Он кивнул. Когда Кинвара отвела взгляд, Джон шумно выдохнул, будто не мог дышать, пока её сверкающие глаза удерживали его. Всё-таки в этой женщине чувствовалась сила — пожалуй, куда большая, чем в Мелиссандре. Иногда она необъяснимо влекла, как мотыльков манит убийственное пламя, а порой — пугала, сжимала тисками. Сейчас был именно второй случай. — Что вы смогли узнать за всё это время, миледи? — поинтересовалась Дейенерис. Серый Червь, всё это время ни сказавший ни слова, и сам смотрел на Кинвару с некоторым опасением. Хотя он, если верить всему, однажды виделся с ней здесь же, в Великой Пирамиде. — Расскажите нам. Кинвара осторожно отложила рог в сторону и обвела взглядом всех, ненадолго задержавшись на лице каждого, будто читала в сердцах. Возможно, так и было. — Я видела Вестерос… и видела Лорат, хотя туда мне пробиться куда сложнее, чем прежде. Тьма без единого просвета заволакивает мне взор. Зло крепнет, хотя мы этого не видим. Никто этого не видит. До поры. — Что там происходит? — Дейенерис вдруг перешла на взволнованный шёпот. Ужин уже давно никого не волновал, и блюда стыли, не тронутые. Даже драконы притихли — Джон заметил, что они задремали, переплетясь между собой в цветной клубок. Зрелище, вопреки обстановке, вызвало едва заметную улыбку. — Война… на севере и на юге. Королевская Гавань вот-вот будет сожрана. В некоторых местах открылись проходы, открывающие путь демонам, но для меня это не новость. Думаю, как и для многих из вас. Джону захотелось вдруг спросить про Винтерфелл. Про Сансу и Арью. Что бы ни случилось… они были его сёстрами. Да, он злился, но это не меняло другого. Вовремя успел прикусить язык, сознавая — ни к чему сейчас эти вопросы. Ответы ему, впрочем, тоже не были нужны. Что он сделает, находясь здесь, на другом конце света? Да он и не собирался ничего делать. Нет уж. Он свободен. Как бы под час ему не становилось паршиво, именно тут он ощущал себя свободным. Цепь порвалась. Осталось только избавиться от её тяжёлых звеньев, волочившихся следом. — Сансе Старк придётся непросто, — это снова адресовано было Джону. — Но, думаю, она справится. Арья сейчас на юге. На лицо Дейенерис на мгновение набежала тень, но она быстро совладала с собой. Как видно, эти имена её не слишком тревожили. Ей попросту не было дела до сестёр Джона. — С кем война? — Всех со всеми, — Кинвара улыбнулась так, словно этот факт и её тоже никак не трогал. — Это то, что ему нужно. Существу, которое притворяется Брандоном Старком. Они, конечно, и сами справляются прекрасно, но он не намерен их останавливать. Разве что немного подтолкнуть во врата бездны. — А вы говорили, что дурных вестей немного, — заметила с напряжённой улыбкой Сарелла. — Во всём, что вы услышали, нет ничего неожиданного, — задумчиво протянула Кинвара. — Не могу лишь понять, где Яра Грейджой… видимо, Даарио Нахарис не обманывал — он отдал ей один из камней, и теперь она скрыта даже от меня. Дейенерис задумчиво глянула в сторону окна. Видно было, что она с трудом сдерживает своё волнение. — Надеюсь, с ней всё хорошо, — негромкий, чуть напряжённый голос. — Нисколько не сомневаюсь в этом, — попыталась успокоить её Кинвара. — Я почти уверена, что скоро вы встретитесь. Это не пророчество, а предчувствие, ваше величество. Они помолчали немного — все. Серый Червь впервые осмелился что-то сказать. И касалось это именно того, что волновало его больше судеб остального мира. — Как мы должны защитить нашу королеву и принцессу Рейенис? — как обычно, на всеобщем он говорил с сильным акцентом, но правильно. Джон уже знал, что когда-то его научила Миссандея. Наверняка, он никогда не забудет её. И никто не сможет её вернуть. Она там, в темноте… В пустоте. Там же, где томятся все остальные. Джон надеялся, что Серый Червь об этом не знает. — Верно служить ей, — без улыбки ответила Кинвара. — Я знаю, кто позвал тебя. Я знаю, кто обратился к тебе и другим… Я знаю. Мне и рассказывать ничего не надо. Она сделала это не просто так. Твоё — ваше — место здесь. Так будьте здесь и делайте то, что вы умеете лучше всего. Боритесь. Сражайтесь. Не отступайте ни на шаг. Пламя не должно погаснуть, особенно, когда речь идёт о непроглядной тьме. Серый Червь со всей серьёзностью кивнул, будто только и ждал этих слов. Хотя Джон не сомневался — он и без того поступил бы ровно точно так же. Особенно теперь, когда Дейенерис чудом вернулась. Он оставался верен ей до конца. И после этого — тоже. — Я должна поговорить с тобой кое о чём, — Дейенерис произнесла это так внезапно, что Джон вздрогнул. Удивлённо посмотрел. Похоже, удивились и Серый Червь с Сареллой. Лишь Кинвара оставалась невозмутима. Положила себе на тарелку кусок пирога, политого подстывшим сливочным маслом, как будто только того и ждала. — Хорошо, — не очень уверенно кивнул Джон, испытывая немалое волнение. Но в голосе Дейенерис он не услышал ни холода, ни строгости. — Расскажи мне, что я пропустила, пока меня не было, — Кинвара обратилась к Серому Червю и Сарелле, давая возможность Дейенерис и Джону выйти. Дейенерис направилась прямиком в покои, где спала Рейенис, чтобы положить рог в сундук, где хранились все прочие сокровища. Как настоящие драконы, они находили и хранили их. Джона эта мысль заставила улыбнуться. А после он осознал в полной мере, что стоит рядом с колыбелью своей дочери. Та спала, как и положено младенцу. Сердце пропустило удар, когда он посмотрел на её лицо, на тёмные завитки волос. — Она очень спокойная, — голос Дейенерис, прозвучавший рядом, вырвал его из оцепенения. Он на мгновение забыл, что она тоже здесь, и устыдился. — И красивая, — добавил Джон, боясь нарушить неуловимую хрупкость этого момента. Упустить его. Если он ускользнёт… когда ещё ему выдастся такая возможность? Хотя он не смел попросить о том, чтобы коснуться Рейенис. Дейенерис улыбнулась как-то странно, будто по лицу пробежала короткая судорога. — Пойдём на террасу, — предложила она, направляясь к газовой занавеске, подрагивающей на ветру. Джон не посмел возражать, разве что ещё раз оглянулся — туда, где спала его дочь. Оказавшись на просторной террасе, Дейенерис села на край бассейна, в котором плавало несколько пожухлых листьев. Джон, поколебавшись, опустился на низкую скамью у облетевшего дерева хурмы. Так, чтобы между ними оставалось приличное расстояние. Он знал, что она по-прежнему избегает находиться слишком близко. — Что… чем я могу помочь? Что ты хотела сказать? — первым решился он. Не став уточнять, способен ли быть полезным вообще. Он сделает всё, о чём она попросит или прикажет. — Оставайся тем, кто ты есть, — странным голосом велела Дейенерис. — Это всё, что нужно нам обоим. Джон задумался. Кивнул. Он не вполне понимал, о чём она ведёт речь, но чувствовал, что так и есть. Осталось только понять, как именно это сделать. Принять себя самого и стать этим человеком. — Тебе сейчас снятся сны? — Дейенерис сняла с ног сандалии, окунула ноги в воду. По глади бассейна пошла рябь. — Да… да, иногда, — Джон всё никак не мог с собой совладать. — Кажется, мне и сейчас это снится, — честно признался он. На этот раз его улыбка вышла искренней. — Но почему вы спрашиваете, ваша милость? — Стало интересно. Мне доводилось слышать, что те, кто… кто вернулись. Что они не могут спать и снов не видят. Так мне Кинвара рассказывала когда-то. Но с нами, как видно, это не работает. Джон задумался — и то верно. Он и раньше не испытывал проблем с тем, чтобы уснуть или увидеть, пусть и дурной, но всё-таки сон. Дейенерис и сама это прекрасно знала, более того: видела его спящим рядом с собой. — Думаешь, это связано с тем, что это мы? — Джон сам удивился тому, как это прозвучало — правильно и вместе с тем надрывно. Было нечто такое в этих простых словах, что Дейенерис, обернувшись, долго смотрела на него. Даже перестала болтать ногами в воде. — Может быть, — тихо проговорила она. Со стороны комнаты послышалась возня, хлопанье крыльев, рычание. Это драконы проснулись и снова принялись не то делить что-то, не то просто играть. Они снова помолчали. Кажется, Дейенерис позвала его немного с другой целью — не только, чтобы поговорить. Возможно, так она проверяла саму себя, узнавая понемногу, насколько может позволить себе оставаться с ним наедине. Или, по крайней мере, на некотором отдалении на остальных. Джон безо всякой иронии считал это подвигом — смог бы он так сам? Смог бы, например, беседовать с Олли, как бывало прежде, учить его чему-то, улыбаться ему, позволять оставаться в своей комнате и вести с ним беседы после того, что случилось? Смог бы отдавать, как раньше, приказы Аллисеру Торне? Доверил бы восстанавливать Стену Отеллу Ярвику? Сложные это были вопросы, сложные и немного страшные, потому что выворачивали наизнанку. Особенно сейчас. Теперь. Может быть, остаться самим собой — не значило забыть всё случившееся. Напротив. Следовало принять его, как данность. Джон не имел права забывать и то, что сделал сам, кто бы его на этот поступок ни толкнул. Правильный он был или нет. Когда видишь перед собой открытый колодец, полный темноты, существует огромный соблазн сбросить туда все эти трупы, запечатать его и не вспомнить. Но не вспоминать не получится, потому что вода будет в этом колодце отравлена, и запах разбухших, разлагающихся тел рано или поздно даст о себе знать. Тогда придётся колодец открывать, вытаскивать оттуда эти самые трупы, а с водой уже ничего не сделаешь. Так и душевному гною нельзя позволять заполнить душу: рано или поздно он прорвётся наружу через поры, через мелкие порезы, только перед этим сожрёт всё внутри. Может быть, оставаться самим собой — значило принять себя не просто таким, каков ты есть, но и вместе с тем, что ты совершил. Не бежать от этого, не пытаться вычеркнуть из памяти, забыть, заколотить глубоко внутри, в непроглядной тьме, а сделать всё, чтобы жить с этим. Пережить это, находясь в здравом уме и доброй памяти. Переварить эти чувства. Джон долго молчал, перекатывая в голове эти вязкие, липкие и тёмные, как дёготь, мысли. Дейенерис не мешала ему, ничего не говорила, словно всё понимала и читала в его душе. Она плескала ногами в воде, глядя вдаль — на город, подёрнутый пеленой сумерек. Он же поднял взгляд, в свою очередь осмелившись посмотреть уже на неё, и понять с невообразимой ясностью и чёткостью, что Дейенерис не просто не позволила казнить его, убить, она сделала гораздо больше, не позволив ему уйти: тем она дала ему шанс вскрыть эти старые нарывы, позволить зловонному гною выйти наружу, а после залить рану кипящим вином. Дейенерис не отвела глаз, поймав этот странный взгляд Джона. И он видел, видел раскалённую магму, кипящую под её прекрасным и почти спокойным сейчас лицом, видел лаву, вырывающуюся из сверкающих аметистовых глаз. Улыбнулся — искренне и широко. — О чём ты думаешь? — спросила Дейенерис доверительным шёпотом. Так, как это бывало раньше. Только сейчас Джону не стало больно, только тепло. — О тебе. О себе. Обо всём, что было, — признался Джон, не видя смысла скрывать. Ничего он больше не станет таить от неё, наученный прошлым. Дейенерис кивнула, будто находя подтверждение собственным мыслям. — Как считаешь, нет у нас шансов найти мейстера Марвина? Джон пожал плечами. — Не знаю… понятия не имею. Но не думаю, что он этого сам хотел. Наверное, ты и сама это знаешь, — он и сам не заметил, как исчезло из его слов «ваше величество», появилось нечто иное в интонациях, но Дейенерис не стала его одёргивать. Дени. Дени. Дени. — Это не значит, что он прав, — Дейенерис, наконец, перестала мочить ноги и перекинула их через борт бассейна. Взялась за полотенце, лежащее рядом и принялась их вытирать. Изящные икры, маленькие и узкие, почти детские стопы, светлая фарфоровая кожа. К медовому аромату жасмина, отцветающему чуть поодаль, примешивался ещё один. То был едва уловимый, приятный запах самой Дейенерис. Не просто манящий запах женщины, знакомый каждому мужчине, но и чего-то ещё невероятно прекрасного. В груди у Джона вдруг поднялась от чего-то горячая волна, прокатилась по телу. Впервые за долгое время он испытал нечто, похожее на томление, хотя считал, что позабыл об этом чувстве навсегда. — Не значит, что я должна отступить. — Из меня в этом деле плохой советчик, — Джон развёл руками, чувствуя лёгкое покалывание в пояснице и дрожь в пальцах, но не от волнения или переживаний. — Мы с Сареллой осмотрели то место, но никаких признаков спуска не нашли. Там, на Драконьем Камне, была дверь. Потайная, сокрытая в стене, ведущая в коридор ещё с одной дверью, но там это вполне объяснимо, — он пересказал то, что уже рассказывал раньше, — а здесь — камень и голая земля. Главное следить за этим самым камнем. Выставить там часовых, чтобы они докладывали о любых возможных изменениях. Дейенерис задумчиво коснулась того, что висело у неё на шее, будто проверяла, на месте ли этот предмет. Тонкие пальцы погладили плоский камень с грубо высеченным на нём знакомым рисунком. — Если… когда, — поправилась она, — они придут за нами, останешься ты на моей стороне? Джон удивлённо воззрился на неё в который раз, позабыв даже об охватившем его несвоевременном возбуждении. — Я… да. Да. Я сделаю всё, что ты скажешь, — он осёкся, понимая, что говорит не то и не так. Неправильно. — Я сделаю всё, что нужно. То, что должен сделать и то, что считаю правильным, чтобы защитить — и тебя, и нашу… — короткая пауза, лёгкое замешательство. — И тебя, и Рейенис, — тихо довершил он. Дейенерис встала, и на лице её не было страха, хотя Джон не сомневался, что она всё равно боится — не за себя, как обычно. Боится тех, кто идёт за ними. Боится, что они отберут Рейенис, их дочь. Он тоже боялся, потому что присутствовал здесь, когда Кинвара сообщила им об увиденном в огне. — Да… Да, так и сделай. Я не хочу, чтобы ты уходил или умирал понапрасну. Знаю, наверное, веду себя глупо, но я не хочу, — в тихом голосе её была грусть. Дейенерис присела на кушетку, стоявшую напротив Джона. На ту самую, где недавно полулежала Кинвара, не вышедшая до конца из своего огненного транса. — Ты бы сам чего хотел? Уйти отсюда? Остаться? Чего ты хочешь на самом деле? У тебя было время, чтобы подумать и решить. Джон растерялся, смешался. Нет, уйти он не хотел точно, но не ожидал, что она задаст этот вопрос вот так, здесь, сейчас. Со стороны комнаты послышался голос Сареллы — «а ну прекрати!» — кажется, она недовольно окликала одного из драконов. Это немного развеяло то тянущее чувство под сердцем. — Хочу остаться. Хочу с тобой… с Рейенис… здесь, — сбивчиво признался шёпотом Джон, глядя на её красивое, всё ещё не утратившее несколько детских черт лицо. — Никуда я не хочу и не пойду, если не будет нужно. Но если и уйду — только, чтобы защитить. Пылающие, как звёзды, аметистовые глаза заблестели, но Дейенерис отвернулась на мгновение, будто не желая показывать Джону того, что он мог сейчас в её взгляде прочитать. Она не прикасалась к нему, всё ещё держалась на расстоянии, но, как видно, нечто всё-таки успело измениться. — Не хочу к ним, обратно, в темноту. Там темно, Дени, там темно без тебя. И ничего не имеет смысла, — Джону хотелось взять её за руку, прижать к сердцу, но он не посмел сделать и движения навстречу, боясь спугнуть этот момент. И саму Дейенерис. Это походило на то, как если бы он поймал мотылька в ладони и осторожно держал его в них, стараясь не повредить тонкие крылья, щекочущие кожу. — Мне здесь нужно быть. Так правильно — я знаю. Я чувствую. Сам того не замечая, Джон продолжал хрипло шептать это ей. И шёпот этот звучал почти интимно. Так говорят, лёжа в одной постели, когда расслабленные, ещё горячие и взмокшие тела, переплетены. — Да. Я тоже, — наконец, выдохнула Дейенерис. Ему показалось, что она было потянулась навстречу, но одёрнула себя. Или нечто другое заставило её это сделать. — Я тоже. Это не значит, что я простила тебя, такое… нет, ведь не в прощении дело. Разве оно что-то изменит? Простить я смогу, а забыть — нет. На этот раз сказанные ею слова не причинили боли, потому что не преследовали такой цели. И сказаны были почти мягко. Дейенерис объясняла это Джону, как ребёнку. — И не должна. Я об этом не прошу. Кое-что можно разве что искупить, чтобы память об этом стала памятью, а не гноящейся раной, — ответил он, и губы невольно искривила грустная улыбка. — Поэтому я здесь. Это нужно и мне самому. Чтобы жить дальше, чтобы это вообще имело какой-то смысл. Там, в темноте, этого смысла нет. Только пустые коридоры. — Корона Эйегона Завоевателя, — Дейенерис бросила короткий взгляд в сторону комнаты, откуда доносились знакомые голоса, — она не для меня. Да, та самая корона, которую принёс Герольд Дейн. Джону хотелось поморщиться при одной мысли об этом человеке, но он не сразу понял, к чему клонит Дейенерис. — Если ты… если ты и правда хочешь всего того, о чём говоришь, она будет твоя. Она для тебя. Так чувствую я, пусть и не желала в этом признаваться. Джон опешил. — Но это… нет! — он едва не вскрикнул и с трудом удержался от того, чтобы вскочить. — Нет, нет, — он резко помотал головой. — Нет. Не от того, что я не хочу, а потому что это… это неправильно, наверное. Кто я такой? Даже не Завоеватель. Дейенерис чуть склонила голову на бок, разглядывая меняющееся лицо Джона со странной полуулыбкой, будто узнавала сейчас его заново. — А это мы ещё посмотрим, — хмыкнула она. — Но вот увидишь — настанет день, и она будет твоей. Она уже твоя. Прямо сейчас. Ты не готов её взять и принять, но настанет время, когда будешь. Спорить с ней не хотелось. В конце концов, Джон помнил, что Дейенерис нередко оказывалась права в подобных вещах. И не только в них. Иногда и вовсе чудилось, что через неё к нему обращается кто-то ещё. Кто-то более мудрый. Более древний. При этом она всё равно оставалась самой собой. — Если хочешь, — помедлив, Дейенерис поднялась с кушетки, и Джон на ватных ногах поднялся следом за ней, — можешь побыть с Рейенис. Немного. Мне кажется, так нужно. Для неё самой. Хочешь? — Д… да, конечно! — это Джон почти просипел, и вовсе позабыв о прочем. Сердце застучало. — Можно? — Можно, — Дейенерис откинула занавеску. Сарелла и Кинвара успели перейти в покои Дейенерис. Серый Червь, как видно, отправился и дальше нести свою службу. Они уставились на Джона и Дейенерис стоящих на пороге. Слышали ли они весь тот странный, состоящий из обрывочных фраз и несказанных слов разговор? Но даже если слышали — плевать. — Подойди к ней. Джон сделал несколько шагов вперёд, почти не чувствуя под собой пола. И ещё несколько. И ещё. Пока не оказался рядом с колыбелью. Рейенис, завидев его, склонённого над собой, вдруг потянула вперёд свои крошечные ручки с пухлыми пальчиками, и расплылась в улыбке. У Джона и самого мир немного поплыл перед глазами, он моргнул. Надо же, он до сих пор удивлялся слезам. Только теперь это были другие слёзы. Кинвара и Сарелла ничего не говорили. Дейенерис стояла поблизости. Казалось, даже оба дракона внимательно наблюдали за тем, как Джон осторожно подхватывает маленькую принцессу и прижимает к груди. Впервые в своей жизни он ощутил, что это такое — взять на руки своего собственного ребёнка, ощутить биение маленького сердца и тепло, которое несёт в себе это чувство. Нет, нет, нет. Ни на что и ни за что это невозможно отдать или променять. Рейенис издала какой-то странный звук, и Джон вдруг осознал, что его дочь смеётся. *** Следующим ранним утром его разбудило странное, немного щекочущее чувство в груди, а ещё от того, что зелёный дракон издавал какое-то непривычное, почти испуганное рычание. Взвился вверх, словно его что-то беспокоило. Где-то там, над Миэрином, взревел Дрогон, как будто ответив на этот крик. Всё, случившееся накануне, казалось сном. Но сном приятным. И тем удивительнее было это чувство, что Джон понимал, помнил, насколько реальным был тот разговор, и тепло его маленькой дочери, доверчиво прижавшейся к нему. Где-то за грудью кололо от этих воспоминаний. Но всё-таки, оглядевшись и посмотрев на дракона, не желавшего утихать, Джон понял, что что-то не так. Не только внутри него, но и вовне. Полумрак после пробуждения был знакомым, и в то же время какой-то искажённый, немного неправильный, смазанный. Присутствовало в нём нечто зловещее. И сама Великая Пирамида словно бы гудела, несмотря на ранний час. Кое-как натянув на себя вещи, Джон выглянул из-за двери. Эменос, не пожелавший оставаться один, направился за ним следом за ним, упрямо вспорхнул на плечо, впился когтями в одежду. — Что случилось? — поинтересовался Джон у одного из Безупречных, стоящих в коридоре. Может быть, этот был из тех, кто тоже знал всеобщий — и не ошибся. — Капитан Даарио Нахарис совсем недавно вернулся в Миэрин, — коротко рапортовали из-под остороконечного шлема, почти полностью скрывавшего лицо. С заметным акцентом, но разборчиво. У Джона сердце упало куда-то вниз. Да, возможно, новость не дурная, но для него… Он не знал. И понимал, чем всё это может кончиться. Как поступит Дейенерис и что делать ему самому? Как себя вести и держать? Тем более, Даарио прибыл не один, а наверняка с Герольдом Дейном. И что за вести он мог привести с собой? Джон вернулся в комнату, не находя себе места от охватившего его волнения, чувствуя, что даже желудок скрутило от этого. Эменос яростно взмахнул кожистыми крыльями, мазнув ими по щеке, после чего взмыл к самому потолку, сделав несколько кругов. Неистово заголосил. Проследив за ним взглядом, Джон принялся рассеяно прилаживать ножны с мечом к поясу и натянул свои довольно скромные доспехи, в которых ему было не так жарко, как обычно. Думал при этом о другом — Даарио Нахариса Джон не боялся ни в коей мере. Всё, что его беспокоило, это Дени. В любом случае именно ей придётся иметь дело с последствиями, чем бы ни обернулась эта неизбежная встреча. Главной своей задачей Джон усматривал одно — не вестись на провокации, как в случае с Герольдом Дейном, не вступать в споры. Да, первый раз получилось не очень, но он учится. И сейчас это важнее, чем когда-либо прежде. Он повторял это себе уже не первый раз, просто пытаясь настроить на нужный лад. Желая унять волнение, объявшее его с ног до головы, Джон распахнул резные ставни, сквозь которые пробивался странный, сероватый свет, мертвивший окружающий мир. Распахнул — и замер. Он сразу же понял, почему свет кажется ему таким тусклым и неправильным, почему от него кажется, что предметы утрачивают свои прежние черты, искажаются. Почему в груди у него родилось это странное чувство: как будто что-то там медленно, со скрипом проворачивается. Так входит старый ключ в замочную скважину, проржавевшую от времени. Но почему? Почему? И, о боги, на что он сейчас смотрит? Может быть, это лишь продолжение очередного сна? Рассвет, как оказалось, не просто занялся — он уже прошёл, Джон проспал своё привычное время, и бледное солнце висело над восточным горизонтом. И там, на этом белёсом круге появилось не пятно, нет, а нечто другое, как будто некий иной круглый и чёрный предмет своим краем наплывал на болезненное светило. Джон с изумлением осознал: это как начало солнечного затмения, только разве бывают затмения в такое время, да и почему оно выглядит так? И откуда эти странные ощущения? Он присмотрелся, понимая, что его смутило не меньше прочего — ущербная бледная луна, не до конца зашедшая после ночи, не двигалась, а как будто замерла на потускневшем небе. И зрелище это, уж можно не сомневаться, не предвещало ничего хорошего.