Время будить королей

Дела в Юнкае в самом деле обстояли неважно — это Даарио знал и до того, как прибыл в город. Правитель из него всегда был так себе, но тут и простой наёмник разобрался бы, что к чему. Голод, разрушенные дома, бедственное положение, горожане, желающие покинуть это гиблое место… Издалека видать, что людям нужна помощь. В первую очередь — помощь от той, которую они считали своей матерью. Дейенерис Таргариен. А она отправила его, Даарио, коего и отцом-то не назвать. И всё-таки они его помнили и знали, и даже обрадовались, увидев, как он и его люди — люди королевы — въезжают в частично обрушенные городские ворота. Что он мог дать этим людям? Уж точно не надежду. По большей части, Даарио редко к кому испытывал сочувствие, но навести подобие порядка всё же был способен — для такой задачи достаточно его ребят, которые проследят за этим. Дейенерис там, вверх по течению Сказадхана, в Миэрине. Пару раз люди даже замечали её огромного чёрного дракона, Дрогона, летавшего то на запад, то южнее, в сторону Валирии. Это напоминало о присутствии королевы. Порой казалось руку протяни — и сможешь коснуться, зарыться пальцами в мягкие волосы, заглянуть в пылающие глаза, прижаться губами к гладкой девичьей коже, ощутить горячее биение сердца… Она оставалась близко и так далеко одновременно. Не иначе как была у неё и другая причина очередной раз отослать Даарио Нахариса, как это уже случалось прежде. Что ж, её воля. Работы в городе в любом случае хватало, чтобы ненадолго отвлечься от странных мрачных дум, порой овладевавших разумом. Удивительно, но даже когда она погибла, Даарио, пусть и был погружён в отчаяние, пил и мечтал о мести, не испытывал ничего подобного. Наверное, потому что в первую очередь гнев и злость придавали ему сил, как и мечты о расправе над теми, кто виноват в гибели его королевы. Теперь королева вернулась, но… И дрожало что-то на самом краю, как густая капля крови на кончике меча, готовая сорваться. Упасть в дорожную пыль. В первую очередь он отправил людей как следует прочесать самые дальние и тёмные проулки проклятого Юнкая, где наверняка творилось такое, о чём обычно принято умалчивать, а если и говорить, то только намёками, изображая на лице неподдельное отвращение. Даарио этих увёрток не любил, и прямо приказал — если найдут обглоданные человеческие кости, сразу сообщить, и искать самых оголодавших и одичавших, способных на такое. Вытаскивать из перекошенных лачуг, из грязных канав, из зловонных ям и подземелий, брыкающихся, рычащих, отбивающихся и измазанных дерьмом. Пусть приведут всех, кого заподозрят в каннибализме. Облава на злачные места продолжалась несколько дней, и к Даарио приводили всё новых и новых подозреваемых. Это действо всколыхнуло и других, живущих в чуть более благополучных районах, и всякого рода твари полезли из щелей, как тараканы. Их ловили, связывали, бросали в уцелевшие темницы. Кое-какие пирамиды всё-таки устояли, и подземные камеры там имелись. Среди них были не только людоеды, но убийцы, грабители, насильники, мародёры и мошенники. Пока дотракийцы отлавливали самых отчаянных разбойников на тракте, ведущем в Миэрин, Даарио выискивал их в самом Юнкае. Некоторые мало походили на людей — действительно, звери. Опустившиеся, только что вылезшие из своих нор и берлог. Как мало времени нужно человеку, чтобы окончательно оскотиниться. В конечном итоге Даарио Нахарис насчитал почти полтысячи вероятных преступников, нынче сидевших в тесных каменных мешках под пирамидами. Все они ждали своей участи и разбирательства. Ждали суда и приговора, который мог быть только один. Некоторые из них уверяли, что ни в чём не виноваты, что схвачены по ошибке. Может быть. Всё может быть. Но в подавляющем большинстве случаев ошибки быть не могло — в их лачугах находились объедки, которые сами по себе становились весьма красноречивым свидетельством. Награбленное золото и опустошённые налётами амбары и окрестные фермы, задушенные в своих домах зажиточные горожане… Некоторые из свидетельств этих преступлений тоже оказывались на виду. Кое-кто из пойманных додумывался носить украденные цацки на себе. Одному такому Даарио Нахарис собственноручно отрубил руку в назидание прочим. Такая же участь ждала и других преступников, виновных в грабеже. Мародёров забивали камнями. Насильников оскопляли, убийцам отсекали головы. Всё это добро некоторое время грудами лежало на главной городской площади, чтобы больше ни у кого не было желания повторять подобные подвиги. После это всё зарывали за пределами Юнкая, чтобы трупный яд ещё больше не отравлял воздух и местную воду. Каннибалов, если сомнений случай не вызывал, Даарио тоже велел казнить сразу — сам он устал бы столько работать аракхом, хоть любил и кровь, и убийства. Но это было не похоже на поле битвы. Он быстро начинал скучать, рубя головы этим скулящим животным, почти утратившим человеческий облик. Рутина быстро превращалась в обычную скотобойню. Сейчас же, спустя некоторое время, в камерах по-прежнему оставалась сотня человек, по поводу которых трудно было вынести окончательный вердикт, поскольку и прямых доказательств их преступлений не находилось. Сами-то они уверяли, что до такой мерзости, как пожирание людей, не опускались. Никого не убивали, не грабили и не насиловали. Вот и сидели, ждали, пока Даарио что-то решит. Он, конечно, мог бы избавить себя от лишней головной боли, предать их смерти и сообщить Дейенерис, что поручение её выполнено, однако именно сейчас почему-то понял, что не сможет солгать. Только не ей. Только не глядя в прекрасные аметистовые глаза. Потому придётся придумать, как с этими недоумками поступить. Возможно, им повезёт отправиться в Миэрин, где Матерь Драконов сама решит их судьбу. Что-то творится в Астапоре… О, Даарио не сомневался, что дела там обстоят нисколько не лучше. Скорее даже — хуже. И тайно радовался, что самому ему довелось иметь дело только с Юнкаем. Прибывшие с ним люди, помимо наведения порядка, помогали восстанавливать жилища, которые ещё подлежали ремонту, и возводили те, которые требовалось возвести заново. Работа спорилась, хоть и не так быстро, как хотелось бы, тем более, что настоящих строителей среди приехавших сюда оказалось не так много. Хорошо ещё, что в городе оставались некоторые мастера и их подмастерья, способные оказать неоценимую помощь. Нашлись и желающие работяги, готовые постараться ради общего дела. Ещё бы — после того, что происходило здесь в самом начале, мало кто не хотел бы показать себя только с лучшей стороны. И всё-таки постепенно, хоть и не слишком быстро, пострадавший город приобретал прежний свой вид. Дожди омыли улицы от пыли и крови, а работу их довершили некоторые из добровольцев-горожан. Даарио велел раздавать привезённую еду и воду на площадях. Там всегда собирались толпы — в основном женщины, старики и дети. Ребятишки — грязные, голодные, с распухшими животами, смотрели куда-то пустыми глазами, тянули руки, жадно хватались за подсохший хлеб. Но были и мужчины, мрачные и молчаливые. Некоторые как будто стыдились своего бедственного положения, но от еды никогда не отказывались. Еда — это хорошо. Это жизнь. После бедствия с этим здесь дело обстояло туго, о чём свидетельствовало наличие человеческих костей. — Наша королева, — объявлял и сам Даарио, и его люди, — хочет помочь вам. Она прислала вам пищу и чистую воду, прислала людей, которые помогут с жилищем. И готова принять в Миэрине тех, кто пожелает уехать. Люди радовались, пусть и не до конца верили в чудо. Хотя желающих покинуть Юнкай нашлось предостаточно. В основном те, чьё жилище и вовсе не подлежало восстановлению или ремонту, и они оказались на улице. Осталось дождаться кораблей, которые обязательно придут. Уж в этом можно не сомневаться — драконья королева умела держать своё слово, в отличие от некоторых мужчин. За прошедшее время Юнкай немного ожил. Люди как будто успокоились, осознав, что их не оставили в беде, не забыли, не бросили на произвол судьбы. Они испытывали облегчение, точно дети, попавшие в беду и спасённые из неё. Вот, наконец-то вернулся взрослый, который знает, что делать, объяснит, куда идти, протянет руку. Высушит слёзы. Прошепчет несколько ласковых слов. Погладит по грязным всклокоченным волосам, омоет раны, поцелует стёсанные локти и колени, чтобы не болело. Этим взрослым, конечно, был не Даарио Нахарис, а она — Дейенерис Таргариен. Их мать. Настоящая королева, не способная забыть и отвернуться. Бросить тех, кто в неё поверил. Сделать вид, что её не волнует происходящее далеко внизу. Такой она была. Была — и есть. Сам Даарио только выполнял её приказ, но всё-таки иногда им овладевало позабытое чувство сопричастности к чему-то очень важному и нужному. Рука порой невольно скользила к шее — к тому месту, на котором висел когда-то подарок странного старика. Даарио знал, что оставить его Дейенерис стало решением верным. Нужным. Это было приятное чувство. На самом деле, куда приятнее, чем когда он остался в Миэрине и ощутил себя выброшенным на обочину. Ненадолго, но им овладела обида. Она скоро прошла, потому что Даарио не умел обижаться и злиться — не на Дейенерис Таргариен. На драконов и богов не принято таить обиду. Они выше людей во всех смыслах. Разве что Дейенерис всегда старалась оказаться на той ступени, на которой бы стояла вровень с теми, кто ей служил, со своими людьми. Так куда проще простереть навстречу руки, посмотреть другому человеку в глаза и выслушать то, что он желает сказать. Поэтому, глядя на измученные лица, которые постепенно прояснялись, видя взгляды юнкайцев, в которых появлялась надежда, замечая бывших господ, стоящих за едой вместе с бывшими рабами, Даарио понимал: она здесь. Дейенерис. Среди этих людей. В их сердцах. Готовая помочь и утешить каждого. Протянуть руку. Сказать что-то правильное. Так, как умела всегда. Различия почти стёрлись, и никто больше не вспоминал, как стегал кого-то плетью, не до того им стало. Все они смешались. Произошедшее неким образом изменило их, преломило взгляд. Да, кое-кто опускался до низости, насиловал, грабил, жрал человечину, но те, кто не оскотинился совсем, ненадолго позабыли о прежней вражде и планах мести. Может быть, случившееся было даже к лучшему. Точно сказать сложно. Потому что, несмотря на появившуюся у людей надежду, Даарио Нахарис замечал и другое. Несчастные скрюченные деревья, лишённые листьев, растрескавшуюся и сухую кожу земли, пожухлую траву. Не в городе было дело, и даже не в самих людях — в самой природе. Она пострадала, и нескоро восстановится. Без помощи этому месту не обойтись. Даарио то и дело поглядывал на небо: по приезде он тоже велел установить большие ёмкости для сбора дождевой воды. Той, которую они привезли с собой, слишком мало для восполнения всех нужд. Он вставал рано утром, начиная свой день с объезда города, следил за раздачей еды, выслушивал чьи-то жалобы, отправлялся в дозор по округе и возвращался затемно. Его решения всё ещё ждали заключённые. Так или иначе, придётся рассказывать о случившемся здесь Дейенерис. И Даарио принял единственно верное решение — заковать их в кандалы и отправить в Миэрин как только появится такая возможность. В конце концов, скоро ему в Юнкае стало тоскливо. Сидеть на одном месте, заниматься бесконечной вознёй и решением бытовых вопросов. Не для этого создан Даарио Нахарис, он человек войны, а не мира. Поэтому-то ему и не нравилось считать себя правителем Миэрина в своё время, тогда как он страстно желал поскорее передать это бремя кому-нибудь другому, более достойному. Такие вопросы следует поручать тем, кто этому обучен или у кого хотя бы лежит к подобным вещам душа. Вдовец и Джокин тоже не были прирождёнными политиками, но справлялись, на его взгляд, со своими задачами куда как лучше. Он как раз вернулся поздно вечером, расстегнул пояс с висящим на нём аракхом и отложил его в сторону. На столе ждало вино. Кислое до оскомины, но знакомое и пока единственное, что было доступно. Даарио наполнил свой кубок и всем весом упал в кресло, не отрываясь от терпкого напитка. В дверь постучались. Экие скромники. Впрочем, его ребята знали, что в противном случае можно схлопотать острым кинжалом прямо в лоб. Даарио не любил, когда ему мешают, а ещё никогда не промахивался и оружие держал при себе даже во сне. — Что такое? — спросил он прежде, чем явившийся к нему с докладом открыл рот. — Корабли. Видимо, из Миэрина. Точнее, из Астапора. Идут с той стороны Залива. Даарио кивнул. Вероятно, после его отбытия, Дейенерис отправила людей навести порядок в Астапоре, и теперь они возвращаются. По пути им велено зайти в Юнкай. Вполне логично. Поэтому волнения Даарио не испытывал. — Хорошо. Значит, скоро наш срок тут закончится. Проверь, как там наши пленники и сообщи желающим уехать, чтоб собирали свои жалкие пожитки, если те у них есть, — приказал он. Быстро поднялся, ненадолго позабыв об отдыхе. Если корабли заходят в гавань, значит, надлежало спуститься и встретить их. *** Чего Даарио Нахарис не ожидал увидеть, так это Герольда Дейна. Немного раз за всю жизнь ему случалось искренне удивиться, по пальцам одной руки сосчитать можно. И этот, определённо, был один из них. Герольд же, сойдя с корабля, расплылся в улыбке. Уже давно стемнело, и в пламени горящих вдоль причала масляных факелов, взгляд Герольда становился непроницаемо-чёрным, а черты лица заострились и сделались по-настоящему хищными. Даарио быстро взял себя в руки — сам улыбнулся, даже раскинул объятия и похлопал Герольда по спине, точно старого товарища. Хотя если вспомнить, через что им двоим довелось пройти за столь короткий срок, это не так далеко от истины. Вот только доверять Герольду Дейну полностью не стоило. Даарио Нахарис мало кому верил, а уж тем более людям вроде этого типа. Тёмная Звезда — вполне красноречивое прозвище. — Только не говори, что драконья королева тебе доверила Астапор, — с некоторым неверием заметил Даарио, ухмыляясь. Герольд Дейн ткнул большим пальцем куда-то себе за спину. Туда, где стояли корабли, с которых спускались люди. В основном — Безупречные. — По большей части, это была их задача, а не моя, но именно я руководил этим… мероприятием, — пояснил он. — Похоже, она хотела посмотреть, как я справлюсь, чтобы знать, можно ли отправить вместе со мной подмогу в Дорн. Это было не лишено логики. И Даарио Нахариса едва ли не впервые кольнуло странное чувство — ревность. Вообще-то ему не нравились другие мужчины, которые всё время крутились вокруг Дейенерис Таргариен, его прекрасной драконьей королевы, и норовили урвать часть её внимания, погреться в её пламени, прокрасться ей в душу, но настоящей ревности Даарио не помнил. Только некоторое раздражение. Теперь же… И почему? Не из-за внимания, нет, а потому что она так быстро и так скоро доверила Дейну своих людей и корабли, и даже один из своих городов. Чем он такое заслужил? — Есть у меня для тебя новости, — Герольд отправился следом за Даарио — в одну из уцелевших пирамид. Прибывшие с ним наверняка справятся сами с размещением в казармах. Им двоим же было о чём поговорить. Захотелось вдруг скинуть со своего плеча знакомую, такую тяжёлую и в то же время лёгкую руку, но Даарио не стал. — Странные новости. — Ну, рассказывай тогда, — Даарио говорил легко и весело, почти как всегда, но сквозь веселье всё равно просачивалось лёгкое раздражение. — Вот сейчас сядем, всё тебе расскажу, — пообещал Герольд. — Некоторые из кораблей, что ушли вместе со мной, отбыли на Ярос, оттуда тоже везут людей, а сам я и правда находился в Астапоре. Предчувствия у Даарио были дурные, а интуиция, без которой ни один наёмник долго не протянет, его ещё никогда не подводила. Они с Герольдом разместились прямо в его покоях, велели подать скромный ужин и принести ещё кислого, но освежающего вина. — Говори давай, — потребовал Даарио, не сводя с Герольда глаз. Улыбка с его губ тоже не сходила, но это была обманчивая улыбка. Вопреки всему, заговорил гость вовсе не о делах на Яросе или в Астапоре. — Джон Сноу прибыл в Миэрин, — ровным тоном выложил Герольд и тут же отхлебнул из своего кубка, внимательно наблюдая за лицом Даарио. То почти не изменилось, разве что пробежала по губам короткая судорога, но и того хватило, чтобы понять — он ошеломлён этим фактом. И разозлён. Даарио в самом деле хотелось прямо сейчас, с этого самого места сорваться, оседлать коня и рвануть обратно, позабыв обо всём. А уж там, в Миэрине… — И он до сих пор жив, судя по всему? Герольд Дейн нарочито равнодушно пожал плечами, пригубил ещё вина. Взгляд его оставался изучающим. — Был жив, когда я отбывал, и умирать не собирался. Чувствовал себя неплохо. По крайней мере, физически. — Хочешь сказать, королева Дейенерис не казнила его, позволила жить. Да ещё и остаться в Миэрине разрешила? — Даарио не мог поверить в услышанное. Конечно, ему было прекрасно известно, что Дейенерис нередко проявляла милосердие к своим врагам, но чтобы вот так пощадить своего убийцу? Того, кто предал её? — По всей видимости, так и есть. И дочь свою ему показывала. Конечно, это и его ребёнок тоже, — Герольд, по всей видимости, наслаждался тем эффектом, которые производили его слова. Не слишком очевидным, но вполне понятным для внимательного глаза. — У неё… у неё дочь родилась? — Даарио пытался поспеть за тем количеством информации, которое на него обрушивалось раз за разом, как волны прилива. — Да. В тот же день, как Джон Сноу прибыл. Поверишь ли, это случилось почти сразу после твоего отбытия. Она как будто знала или чувствовала, — Герольд скупо и холодно улыбнулся. И Даарио, за неимением других возможностей, захотелось этому человеку голову снять с плеч. Но он смог удержаться, даже откинулся на спинку кресла, стараясь выглядеть расслабленным. — Вот оно что. Такое ощущение, что я из Миэрина отбыл год назад, — признался он в охватившем его чувстве. — И как, позволит мне королева вернуться или ради своего убийцы велит здесь сидеть и дальше? Впервые Даарио готов был по-настоящему разозлиться на Дейенерис, на свою королеву, за то, что она так милосердна, за то, что умеет прощать, за то, что, похоже, ему, Даарио Нахарису, она предпочитает того, другого, кто вонзил ей в сердце кинжал. Разрушил её мечты. Разве правильно это? Что было такого в этом Джоне Сноу, что она… Ах да, конечно. Он же, Даарио помнил и слышал, тоже был Таргариеном. Ну так что это меняет? Родственные связи значат ещё далеко не всё. Видимо, для Дейенерис подобное имело значение более важное, чем… неужели, чем её собственная жизнь? — Не думай плохо о нашей королеве. Она вовсе не собирается тебя отсылать или оставлять здесь, — заверил Герольд, видимо, вволю насладившись происходящим. — Напротив, когда она заметила, что ты свой собственный подарок оставил в её покоях… — он помедлили. — Похоже, едва в погоню за тобой не бросилась. И меня отправляла с наказом не только посмотреть, что в Астапоре творится и людей оттуда привезти, но и тебя забрать. Вопреки всему, Даарио не испытал облегчения. Некоторые из кораблей, с которыми прибыл Герольд, почти сразу прошли дальше, мимо, в сторону Миэрина. Именно на них перевозили людей из Астопора и с Яроса. На тех, что остались в порту, предстоит доставить некоторых юнкайцев. Но беспокоило другое: вот Даарио Нахарис прибудет в Миэрин, и едва ли ему разрешат снять Джону Сноу голову с плеч. А ведь хватило бы и одного точного удара аракхом. Только Дейенерис, коль скоро позволила ему жить, не позволит его тронуть. Тут и красным жрецом и провидцем быть не надо, чтобы предсказать наверняка её поведение. — Ты не рад? — Герольд изогнул серебристую бровь, ухмыляясь несколько самодовольно. — Мне казалось, именно этого ты и хотел. — Хотел или нет, — отмахнулся Даарио, — роли это не играет. Я сделаю то, чего ждёт от меня моя королева. А она ждёт, чтобы я вернулся. Значит, я ей ещё нужен, и я прибуду в Миэрин. — И убьёшь Джона Сноу? Едва ли её это порадует, — Герольд сделал два глубоких глотка. — Хотя не стану спорить — мне бы и самому хотелось эту глотку перерезать. Да только… нельзя. Для нашей королевы он Эйегон Таргариен, сын её родного брата, отец её дочери, принцессы Рейенис Таргариен. Ты понимаешь, что это значит. — Я наёмник, но не тупица, — огрызнулся Даарио, — и нет мне дела до титулов и правил. Только… только в ней дело. Как она может его терпеть рядом? — Насколько я понимаю, с трудом, — ухмылка Герольда стала шире. Словно даже немного мечтательной, — он ей нужен для чего-то важного. В этом не сомневайся. Даарио молчал, не зная, что ещё сказать, и особенно остро желая сжать рукоять своего аракха. Ему хотелось увидеть чужую кровь. Уж верно, сегодня ночью спать он не сможет — отправится в дозор с остальными, убьёт парочку негодяев, если те сыщутся, ввяжется в драку. А потом? Что потом? Поможет это ему? — Думаю, мейстер Марвин тоже отбыл, — продолжил Герольд обстреливать Даарио новостями, что из твоей катапульты. — Он собирался. — Ты издеваешься что ли? — не выдержал Даарио. — Ни в коей мере. Он ещё был в Миэрине, но пригласил и меня, и Джона Сноу, чтобы сообщить о своих намерениях покинуть город, и чтобы оба — мы с Джоном, значит, — не говорили ничего и оставались верны королеве. — Особенно он, убивший её, — ввернул Даарио с иронией, отчётливо отдававшей горечью. — И ты, которого, уж прости, она толком ещё и не знает. Тёмная Звезда и в этот раз пожал плечами, выражая тем отсутствие своей власти над сумасбродными речами этого старика из Вестероса. Как и равнодушие к замечанию Даарио Нахариса. — Он не глупый человек, этот Марвин, и не наивный. Хотя сложно назвать его здравомыслящим, — Герольд чуть подался вперёд и посмотрел на Даарио с заговорщическим видом, — и я догадываюсь, куда он вознамерился уйти. — И куда же? — Даарио не особенно интересовал этот старикан, но он понимал, что Дейенерис к нему привязалась почти как к сиру-дедушке когда-то. А она горько оплакивала сира Барристана, когда тот погиб. — В Валирию, — почти на распев протянул Герольд и указал рукой в том направлении, в котором, по всей видимости, примерно и находились проклятые острова, осколки развалившейся империи. Повисла тишина, пока Даарио выискивал на лице Герольда явные признаки того, что это просто шутка. Нелепая, идиотская шутка. Только самые отчаянные и сумасбродные могли решиться на такое, люди же в здравом уме держались от этих ядовитых мест подальше, стараясь обходить окрестности по широкой дуге. Даарио, даже предложи ему немалые деньги, рассмеялся бы в лицо тому, кто позвал бы его туда. Ищите другого дурака, ему ещё дорога своя шкура. — Сам, по доброй воле? — наконец, уточнил он зачем-то. — Как видно, — Герольд, кажется, не шутил. — Что-то ему нужно там. — Но ведь… — Даарио помедлил. — Дейенерис… Насколько я знаю, он и эта красная жрица уже бывали там, когда искали её. — И нашли, — подтвердил Герольд, кивая. — Наверное, есть там нечто такое… важное. Вряд ли Марвину взбрело в голову ещё раз осмотреть местные достопримечательности. — Тогда он точно сумасшедший, если ему и одного раза не хватило, — Даарио махнул рукой и оскалился, изображая улыбку. — Как знать, как знать… — Герольд расслабленно развалился на своём месте, закинув ногу на ногу. Лениво поглядывал на Даарио из-под длинных полуопущенных ресниц с блуждающей по лицу мрачной улыбкой. — Думаю, им всё же руководит нечто отличное от безумия. Острая необходимость. И что мне меньше всего нравится в этой истории, так это тот факт, что в происходящем явно замешано нечто ещё. Нечто… другое. Я имею в виду, — он встретился с вопросительным взглядом Даарио, — не только мы, те ужасы, которые ты сам видел, и Брандон Старк. Есть кто-то… или что-то, чего мы не видим и не знаем. Об этом может знать Марвин или даже Дейенерис. Да и Кинвара наверняка, если уж она тоже там бывала. — Не понимаю, — Даарио сжал и разжал пальцы на правой руке, — ты говоришь о других людях? — Не уверен, что именно о людях, — улыбка Герольда сделалась не только шире, но и мрачнее. — Но не исключено, что именно с Валирией это как-то и связано. — А этот… этот Джон Сноу, как думаешь, он в курсе всех этих… загадочных дел? — Не исключаю. По крайней мере, — он помедлил, будто припоминая что-то. Слегка прищурился, — история их прибытия с Сареллой в Миэрин выглядит достаточно загадочно. В ней много белых пятен. Хотя всю её мне послушать, разумеется, не довелось. Возможно, им как раз кто-то помог. — Сарелла? Сарелла Сэнд? И она тоже? — Даарио очередной раз почувствовал себя так, будто он пробыл в Юнкае долгие годы. Сколько же всего успело произойти, пока он возился здесь и ждал дозволения вернуться к своей королеве. — Ах да, совсем забыл, — тихо посмеялся Герольд, — да, она явилась вместе с Джоном Сноу. Они встретились где-то в Эссосе. В Пентосе, кажется. И как-то… вот так добрались. Так что нашлась она, как видишь, зря мы переживали. — Я и не переживал, — отмахнулся Даарио. Про Сареллу Сэнд он и думать забыл, да и плевать ему на неё было. Кто она такая, чтобы он за неё тревожился? — Но как они только сговорились? И как нашлись? — Увы, этого я знать не могу, — Герольд развёл руками, — но из случайно услышанного, могу заключить, что с ними был кто-то третий. По крайней мере, какое-то время. Думаю, Марвин его знает. Отсюда и мои выводы, пусть и не подкреплённые пока весомыми доказательствами. Только предположениями и предчувствиями. — Занятно… — Даарио побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. — И стоит нам по этому поводу переживать, как считаешь? — Переживать будем, когда всё станет окончательно ясно. Может, и нет никакой проблемы, — вынес вердикт Герольд. Но Даарио видел, что тот немного кривит душой — факт присутствия в этой истории ещё одной возможной стороны его всё-таки немного беспокоил. А кого такое не насторожит? Ещё бы. Не хватало им других врагов. Что людей, что чудовищ. Даарио вовсе не забыл о том, что видел в том странном туннеле, пусть порой это и казалось сном. Но нет. Всё реально. Настолько реально, что дух захватывает, и порой являлось ему уже в настоящих снах. Хотя он почти никогда снов не видел. Это была даже не столько память, сколько ощущение где-то под кожей, где-то за рёбрами, в самом сердце, в самой человеческой сути. Герольд внимательно поглядывал на Даарио, как всегда, будто изучал его. — Лучше расскажи, — вдруг заговорил он, сверкнув тёмно-лиловыми, почти чёрными теперь глазами, — как у тебя тут дела обстоят? Готов ты отправиться обратно и сколько людей нам предстоит перевезти? — Не уверен, что кораблей хватит, — проворчал Даарио, возвращаясь к привычному, такому бытовому тону. — Части людей придётся добираться сушей, по тракту. На кораблях отправим женщин, детей, стариков и хворых. Остальных я с отрядом поведу по земле. Так я решил. Герольд одобрительно кивнул, словно Даарио требовалось его треклятое одобрение! — Разумно. Хотел предложить такой же план. — Как будто тут без тебя не разобрались бы, — прозвучало это резко, но Герольд, похоже, не оскорбился. Или не подал виду. — Тогда нам стоит отдохнуть, — он медленно поднялся, опираясь на подлокотники, — завтра предстоит непростой день. Я поеду до Миэрина с тобой. — Зачем? — удивился Даарио. — Я справлюсь. И разве не должен ты сопровождать корабли? — С этим Безупречные разберутся самостоятельно. У них есть свои командиры, которые прекрасно справятся с такой задачей и без меня. Королева Дейенерис хотела, чтобы я доставил тебя — и я доставлю. — Я не малое дитя, чтобы таскаться за мной, — Даарио обозлился. — И места эти уж точно получше твоего знаю. Я здесь вырос, чужеземец. — И почему ты понимаешь всё так превратно? — с притворным расстройством вздохнул Герольд. — Не в этом дело. Я просто хочу выполнить возложенное на меня обязательство, только и всего. Так что считай, что проедусь с тобой за компанию. Надеюсь, ты не станешь отказывать мне в такой малости. — Ладно, — Даарио махнул на него рукой и тоже поднялся. От выпитого его слегка покачнуло. Он и не заметил, как успел набраться. Надо же. А ведь хотел сейчас отправиться в дозор, чтобы выбить из головы мысли доброй дракой. — Запрещать тебе плестись за мной я точно не стану. Иди, — он указал на дверь, — тебе покажут покои, в которых ты можешь остановиться. Герольд, наконец, ушёл, оставив Даарио наедине с собой и своими размышлениями — и те оказались не слишком приятными. Дурное предчувствие не желало отпускать. Казалось бы, вот, Герольд принёс вести, которые это ощущение должны были оправдать. Но не то, всё не то, всё мелочи по сравнению с… С чем? Вот с чем? Даарио не знал пока. Вообще-то не особенно и хотел, но понимал, что ответ получит. Похоже, в ближайшее время доведётся ему познакомиться с чем-то ещё не слишком приятным. *** Подняться пришлось ещё затемно. Люди уже толпились у пирамиды — целое море людей. Закованных в цепи сотню человек загодя, глубокой ночью, рассадили по трюмам кораблей, в компанию к крысам. Остальные собрались здесь. Даарио отдал распоряжения касательно того, как все желающие смогут попасть в Миэрин. Мужчинам, способным держаться на ногах, надлежало проделать путь по сухопутной дороге. Но по большей части именно здоровые мужчины оставались в городе, чтобы продолжать здесь начатую работу, надеясь, что остальные вскоре вернутся, когда жизнь немного наладится. Даарио поручил Дхацу, прежнему городскому наместнику, надлежащим образом следить за порядком и за происходящим, пообещав, что королева Дейенерис не забудет и не простит, если что-то случится. И что в скором будущем сюда снова прибудет провизия. Дхац заверил, что сделает всё от него зависящее, хотя подобная ответственность в такое время его не слишком радовала. Тем более, ему самому предстояло собрать подобие совета, который помог бы ему справиться с тем, что теперь осталось от Юнкая. А подходящих для этого людей в городе было мало. Но Даарио в случае позволил брать к себе и бывших работорговцев, если те не станут нарушать условий мира. Почему бы и нет? Они кое-что смыслят в управлении городом. В конечном итоге, с Даарио и Герольдом по тракту до Миэрина надлежало отправиться, помимо самих наёмников, ещё почти двум сотням мужчин. Хороший вышел отряд, вполне боеспособный. Правда, лошадей на всех всё одно не хватило бы, и кое-кому пришлось взбираться на старые скрипучие повозки. Так что плестись предстояло долго. Чуть более пятидесяти лиг. Значит, даже если они будут преодолевать по восемь-десять лиг за один дневной переход, что Даарио считал совсем не сложной задачей для здорового человека, на это уйдёт несколько дней. Но и не так критично. Уж сколько времени прошло. В конце концов, Даарио рад был оставить Юнкай, который ему и раньше-то не слишком нравился, а теперь — и подавно. Они следовали — кто верхом, кто пешком, кто на повозках, — по тракту вдоль прибрежной линии, и кое-где Даарио, как и его спутники, замечал, что дотракийцы с особым тщанием исполняли приказание своей кхалиси. На врытых в землю, необструганных деревянных палках торчали отсечённые головы разбойников и людоедов, что развелись здесь в последнее время. Даарио не считал, сколько таких напоминаний увидел, но, как ему казалось, их было вполне достаточно для того, чтобы остальные — даже не самые сообразительные — намёк поняли, и тракт снова сделался хотя бы относительно безопасен для путешественников. Впрочем, при любых раскладах сейчас кто-то едва ли решится напасть на их отряд. И всё же Даарио заранее проверил, хорошо ли наточен его аракх, сейчас висящий на поясе в кожаных ножнах, а кинжалы свои он и вовсе точил каждый вечер — ими можно было волос пополам разрезать. Герольд почти всю дорогу молчал, погружённый в собственные размышления, Даарио, обычно разговорчивый, даже не пытался завязать с ним беседу. Было ему о чём с самим собой поговорить. Мыслей хватало. Вот же напасть — прежде он таким не страдал, не обременял себя долгими размышлениями и рассуждениями. Всё-таки нечто изменилось в нём. Неотступно, незаметно — и безвозвратно. Дейенерис ли была тому причиной или все обстоятельства разом, сложно сказать. Он внимательно поглядывал в сторону видневшейся неподалёку блестящей ленты Сказадхана, хотя идущие в Миэрин корабли с беженцами из пострадавших городов давно скрылись. Они и вовсе наверняка были на подходе к городу. Глядел Даарио Нахарис и на небольшие холмы и сопки по другую сторону, где тоже всё было спокойно. Один раз им повстречался довольно многочисленный отряд дотракийцев, однако они быстро узнали тех, с кем им довелось столкнуться, и пожелали доброго пути. Судя по их лицам, порученная работа пришлась этим людям по душе. Иногда Даарио жалел, что сам не родился дотракийцем, хотя он и так жил, как они, кочевой жизнью, не привязываясь надолго к одному месту, любил убивать и любил женщин. Звонкую монету тоже любил, хотя убивал он не из привязанности к деньгам, а потому что зарабатывать на том, к чему душа лежит, всегда было приятнее. Теперь и это изменилось, хотя нечто неизменное осталось: хотелось ему порой взять да отправиться в очередное путешествие, как это уже случалось недавно. Наняться в какой-нибудь отряд и ввязаться в очередную бессмысленную войну, благо, такого добра всегда хватало. Очутиться там, где одни люди будут резать глотки другим — точно таким же, ничем от них не отличающихся. Кроме, разве что, веры. Веры не в богов, которые глухи к мольбам, а веры в свою правоту. Хотя, чего греха таить, в богов многие из них начинали верить в разгар битвы или на пороге смерти. Сколько таких молитв Даарио Нахарис слышал за всю свою наёмническую жизнь? «Боги, помогите, защитите, спасите, боги, не допустите, боги, вот бы выпить напоследок, боги, избавьте от боли, боги, пощадите». И всё это — лёжа в луже собственной крови, придерживая выпущенные наружу кишки. Оглянуться не успеешь, а вот он уже покойник. Смотрит в небо пустыми глазами-стекляшками. Смотрит напоследок. И этот мёртвый, обвиняющий взгляд ищет в вышине тех, кто никогда не ответит. Ищет, чтобы им самим, глухим и жестоким, в глаза заглянуть и спросить: за что? Ну вот за что? А за то. Потому что не боги в их смерти виноваты — люди. И только они. Нередко этим человеком становился сам Даарио, хотя он обычно добивал раненых, чтоб не мучились подолгу, уж на это его сострадания хватало. Вытирал аракх от горячей ещё, липкой крови — и шёл дальше. Что может быть слаще убийства? Кровь — это власть. Смерть — это власть. Оружие — это власть. И не над горсткой перепуганных овец, загнанных в свой привычный загон, не над городами, которые рано или поздно все обратятся в руины, а власть над самой жизнью. Самой человеческой сутью. Всем, что человек есть и будет. Ведь что есть власть над смертью, как не власть над жизнью? Свобода миловать и свобода выносить приговор. Вот почему Даарио Нахарис любил это чувство, вот почему ему нравилась его работа, и вот почему ему хотелось не в городе сидеть и выслушивать чужие жалобы, а мчаться вперёд. Только тогда всё обретало смысл и цель. Рука его никогда не дрожала. Он — война. Он — аракх в крепких пальцах. Он — рёв бегущей в атаку армии. Он — крики и плач вдов и матерей. Это всё он, всё он. И больше Даарио Нахарис не сомневался: ему ещё предстоит битва. Возможно, самая важная в его жизни. Как тот старик и сказал. Битва за Дейенерис Таргариен. Возможно, последняя из них. Слова эти не пугали, не страшили и не горчили на языке. Напротив, вселяли странную уверенность и даже придавали сил, были манящими, будоражащими, почти сладкими. Если уж биться на смерть, то так, чтобы тебя все запомнили. И Даарио надеялся поспеть вовремя. Не доставало ещё пропустить такое веселье. Сейчас мысли его были далеки от Джона Сноу, он вообще почти о нём не вспоминал, пока Герольд Дейн не прервал молчание, которое тянулось почти пять дней. До Миэрина к тому моменту оставалось всего ничего. Они встали на ночлег лагерем, разожгли костры, не боясь, что дым их заприметят — пускай. Если враги где-то и таились, то не отважатся напасть. Даарио пил тёплый эль, который они прихватили с собой. Мерзкое получилось пойло к концу пути, выдохшееся и почти безвкусное, но он не жаловался, потому что воду пить не хотелось вовсе, а от вина во рту становилось ещё суше. Герольд Дейн вышел из темноты, приблизился к разожжённому костру и опустился напротив. Даарио не стал его прогонять — он сидел здесь один, дав понять, что ничья компания ему не требуется. Но что было Тёмной Звезде до чужих пожеланий? В этом они с Даарио Нахарисом тоже немного похожи. — Ну, чего тебе? — вопреки всему, прозвучало это беззлобно и почти весело. Герольд взял палку, поворошил ею угли, заставляя обжигающие искры разлететься в разные стороны. — Хотел сказать, что ты сам на себя не похож. Думаешь как будто о чём-то. — Тебя удивляет, что наёмники умеют думать? — хмыкнул Даарио. — Да и какое тебе дело до моих мыслей? — Такое, что мы союзники, и я хочу знать, что тебя беспокоит. Возможно, и меня тревожит то же самое? Объединим усилия. Так-то оно легче будет. Даарио криво улыбнулся, разглядывая Герольда сквозь пляшущие язычки пламени, которые превращали его лицо в маску хищной птицы. — Не к чему нам с тобой объединяться. Было дело, шли вместе, теперь-то всё. Каждый своей цели достиг. Становиться твоим другом я не планировал. — Я и не о дружбе, — Герольд чуть откинулся назад, упираясь руками в землю, от чего лицо его слегка ушло в тень. Только сверкнули в полумраке удивительно белые зубы. — Об общих тревогах. — Слушай, ну какое тебе дело, а? Ну что тебе нужно? — Даарио больше не улыбался. — Сомневаюсь, что ты обо мне печёшься. — Неужто я произвожу впечатление человека, которому наплевать на всех? — Герольд, судя по голосу, продолжал улыбался, но уже не разжимая губ. По-змеиному, как обычно. — Да, — короткий и честный ответ. — Производишь. Из полумрака послышался вздох. Конечно, наигранный. Плевать Тёмная Звезда хотел, какое он впечатление производит на Даарио Нахариса сейчас. Ему, в конце концов, не он нужен, а Дейенерис Таргариен и её благосклонность. — Обиделся что ли? — Уж на обидчивого я не похож точно. Они одновременно рассмеялись — коротко, негромко, но искренне, и Даарио вдруг перестал раздражаться и злиться. Даже то странное, что время от времени сжимало сердце, отпустило. Всё-таки у них было много общего с Герольдом Дейном. Они, пожалуй, и правда могли бы стать друзьями — если бы, конечно, такие, как они, были способны заводить настоящих друзей и нуждались в этом. — Что думаешь делать с Джоном Сноу? — как бы невзначай, праздным тоном поинтересовался Герольд Дейн, снова выпрямляясь и глядя Даарио в лицо. — Хочешь его убить всё ещё? — А ты бы не хотел на моём месте? — Я и без того хочу. Но, похоже, эта дорожка нам с тобой заказана, — прозвучала последняя фраза так, будто Герольд говорил не совсем о Джоне Сноу, но Даарио не захотел уточнять. — Заказана, — повторил он, — когда меня такое останавливало? — Как бы мы с тобой ни желали его смерти, это в конечном итоге мало что решит. Может даже навредить. Поверишь ли? Ни секунды бы раньше не думал прежде, чем снести ему голову вот этим самым мечом, — он опустил руку на ножны, в которых покоился его удивительный меч. Меч Ночи. — А теперь… Наверное, старею. Хотя некоторые назвали бы такое поведение благоразумием. Даарио снова коротко рассмеялся, но смех получился каким-то принуждённым и вымученным. Ему самому не понравилось, как он звучит. — Я подумал, — продолжил Герольд, словно этого странного смеха и не заметил, — пусть поживёт ещё, а? Посмотрим. Может быть, ещё полезным окажется. — Ага, знаем мы, какая от него польза. По мне так, его голова хорошо смотрелась бы на пике, объеденная вороньём. — Дейенерис Таргариен это не понравится, — напомнил Герольд. Только это понимание Даарио и останавливало. Что толку в мести, если сама королева этой мести не желает, и нужна она только ему самому? — Перед отъездом я пообещал, что расскажу ей кое-что про Стигай, — вдруг сменил тему Герольд. — Она хочет узнать. Даарио вскинул брови. Он почему-то уже и думать забыл об этом. По большей части ему и дела не было до путешествий Герольда Дейна. — И что, расскажешь правду? И понравится ей эта правда? — это всё, что его волновало. — Ты и сам знаешь — она способна и не такое выслушать, — фыркнул Герольд. — Но, может быть, кое-что ей будет и в самом деле интересно послушать. — Ты меня подначиваешь? Пытаешься заинтересовать этой своей байкой? — не повёлся Даарио. — Это не байка, — неожиданно резко отрезал Герольд, разом переменившись. Красивое лицо на мгновение исказилось короткой вспышкой гнева, свойственного ему по натуре. — Не байка, не выдумка и не сказочка для детей. Это правда. Ты же сам когда-то спрашивал, когда мы туда, — он хлопнул раскрытой ладонью по земле, — вниз спускались, под кожу земли, в её тело. В самом деле спрашивал? Даарио и этого не помнил, в отличие от того, что там увидел. Забудешь тут. Хотя он тогда не слишком испугался, скорее был весьма впечатлён. Разве что голос его матери, кричащей и плачущей в темноте, мёртвой давно, и заставлял порой просыпаться в поту. Голос — не сама алчущая темнота. Смерть — это рабство. Так она сказала. Смерть — это рабство. А если рабство, значит, есть рабовладельцы, и надсмотрщики с кнутами. В их руках власть по ту сторону. И человеческая способность убить или позволить жить по сравнению с этим казалась такой жалкой. Бессмысленной. Может быть, от этого становилось скверно, из-за тех воспоминаний? — Спрашивал… наверное, — нехотя согласился Даарио, — так и что с того? Теперь полно других забот. — Хочу, чтобы и ты тоже послушал потом, когда доберёмся. Может быть, и ты что-нибудь для себя выяснишь, — предложил Герольд. — И послушаю, — и тут не стал спорить Даарио, — от меня не убудет. Прослежу заодно, чтобы ты не слишком пользовался тем, что наша королева — юная девушка, которая бывает очень доверчива. — Я не лжец! — Герольд резко вскочил на ноги. Даарио неосознанно тут же схватился за кинжалы. Эта его привычка и быстрая реакция не раз спасали ему жизнь. — Не лжец, понял? Как угодно меня называй, подлецом, негодяем, чудовищем, но лжецом и трусом — не смей. Не смей, Даарио Нахарис! Этого я терпеть не стану. Даарио, не выпуская оружия из руки, почти не двигался и глядел на Герольда снизу вверх. Тот и сам держал руку на мече, словно готовый вступить в бой. К ним начали оборачиваться, зазвучали тревожные голоса рядом. И Даарио почти моментально расслабился, а Герольд отступил на шаг назад. — Хватит тебе, — как ни хотелось Даарио сейчас ввязаться в драку, делать этого здесь не следовало. — Экий ты чувствительный, оказывается. Прибереги свой диковинный меч для других славных подвигов. Герольд некоторое время молчал и почти не двигался. Казалось, он не мог решить, как ему поступить или вовсе обратился в статую. — Да пошёл ты, — почти выплюнул он, наконец, и, резко крутанувшись на месте, отправился восвояси, весь кипя от гнева. — Но пошёл ведь именно ты, — насмешливо бросил ему в спину Даарио, но Герольд даже не обернулся, хотя наверняка прекрасно всё слышал. До Миэрина оставался всего один дневной переход — и весь этот день Тёмная Звезда почти не показывался Даарио на глаза. Слава всем богам, говорить с ним отпало всякое желание. Но когда на горизонте показалась царапающая хмурое и больное небо пирамида, Даарио Герольда всё-таки увидел. Он тоже смотрел вверх. Туда, где поднималось над горизонтом солнце. Все туда смотрели и молчали. Только животные, лошади, мулы, несколько ослов, все они, ещё с ночи беспокойные, теперь и вовсе испугано ревели, ржали, кое-кто из них кричал почти по-человечески. В истовых воплях этих было столько же страха, сколько в молчании, охватившем весь мир и самих людей, глядящих в небеса. Никто, кажется, не понимал, на что смотрит и что видит, потому что такого не бывает и быть не может. Солнце плыло над миром, измаянное и замученное, а сбоку, как прилипала, маячил тёмный круг, постепенно наползал на него. При этом Даарио сам, своими собственными глазами, видел неподалёку бледную луну, которая ещё не успела зайти. Так что мало это походило на затмение. — Плохо дело, — негромко бросил Герольд Дейн, очутившийся поблизости. Похоже, это заставило его забыть о недавнем гневе. — Очевидно, что так, — без веселья откликнулся Даарио. Мир вокруг оставался сумрачным и странным, как во сне. Смазанный, теряющий знакомые черты. — Скорее, — опомнился он, объятый волнением, — Дейенерис! Я не знаю, что это за проклятье, но как бы чего не произошло в городе. Он пришпорил своего и без того перепуганного коня, погнал во весь опор, оставляя позади свой отряд, и людей, и Герольда. Уж как-нибудь они сами пройдут в городские ворота, пока он, Даарио Нахарис, несётся, почти не разбирая дороги, к Великой Пирамиде, где ждала его королева. Дрогон, появившись точно из неоткуда — хотя с его размерами это была трудновыполнимая задача — взревел где-то в мрачных небесах, распластался по ним чёрной тенью. Возможно, он хотел сожрать это странное явление, проглотить, но это было не в его силах. Но Даарио рад был его слышать, точно старого друга. Потому что если Дрогон здесь, значит, и Дейенерис тоже где-то рядом. По крайней мере, пока что.