Время будить королей

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, Пока не предстанут Небо с Землёй на Страшный Господень суд. Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род, Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встаёт? (с) Д. Р. Киплинг Джон не понимал. Он вообще отказывался что-либо понимать. Боли в разодранном ухе он уже не чувствовал — так, только тупую пульсацию время от времени. Куда больше волновала пустота, тот самый провал, который образовался уже внутри него самого. Он своими глазами видел, как гибнет город, успевший стать для него чем-то близким и родным, как чудовища убивают людей, которых он знал. А потом — Рейенис. Маленькая, славная Рейенис. Его дочь. Их с Дейенерис дочь. В глазах Дейенерис он замечал отражение своей собственной пустоты. Отчаяния. Боли. Это общее, бесконечное горе заставило Джона понять, осознать который уже раз — не было и не будет, наверное, на свете человека, который понимал бы его лучше Дейенерис. Он сделает всё, чтобы вернуть потерянное. Он пойдёт на всё. Если есть хоть малейшая возможность спасти бесценную жизнь маленькой принцессы. До этого самого момента Джон не понимал, насколько успел её полюбить, пусть и виделся с ней не так часто. Но он помнил её приятное тепло, согревающее руки и само сердце. Она походила на свою мать — тем огнём, который в ней таился. И той любовью, которую Джон способен был испытывать к ней. Боги, нет. Верните её. Верните обратно. Верните. Это жестоко. Несправедливо. Ужасно. Невозможно. Прав был мейстер Эйемон: ничто не сравнится с чувством, когда берёшь на руки родное дитя. И уж тем более ничто не сравнится с чувством, когда его у тебя отнимают. Дейенерис слегка опиралась о руку Джона своей, дрожащей, когда выходила из дома Нессоро. Он ощущал слабость, которая овладела ею, как свою собственную. Он хотел бы унять эту боль, но человек, не способный помочь в этом даже самому себе, с таким не справится. Всё, что он мог, это надеяться. Надеяться на то, что ещё не очень поздно. Только смерть перечёркивает всё — и то, как Джону было известно, не всегда. Он отыщет дорогу во тьму, отыщет — и вернётся обратно. Любой ценой. Лишь бы жила Рейенис. Лишь бы жила она — и её мать. Джон всё ещё злился на Кинвару, кипел от гнева, но порядком устал от всех этих чувств. Сейчас с ним оставались лишь пустота и горечь. И Дейенерис — как единственный якорь. Даже драконы не приносили никакого утешения. Но они остались там, на корабле, с Сареллой, которая тоже выглядела так, словно утратила всякую надежду. «Ничего, — мысленно обратился к ней Джон, пусть и знал, что она не услышит его мыслей, — ничего. Это ещё не конец». Вдовец, Яра и её люди, вернувшиеся обратно на корабли, за всеми присмотрят. Яре Джон доверял — видел, что она ни за что не отступит. Не предаст. Особой любви между ними не возникло, но сейчас преданность делу куда важнее любви. Когда триархи удалились, Кинвара сопроводила Джона и Дейенерис к небольшому паланкину. Тот, ко всеобщему удивлению, уже стоял у ворот дома. Транспорт появился в сопровождении дюжины воинов Огненной Руки — рабов, служивших защитниками храма. Джон молча перевёл на красную жрицу изумлённый взгляд. Та улыбнулась. — Беннеро успел, — коротко пояснила она и указала рукой на паланкин, приглашая войти. После этого повернулась к Яре, которая тоже напряжённо ждала. И хмурому, как небо над их головами, Вдовцу. — Полагаюсь на вас, думаю, вы сумеете подождать нас до первого света. — Если вы не придёте до того, как солнце достигнет зенита, клянусь, не представляю, как, но я штурмом возьму этот город верхом на Дрогоне, — с невесёлой улыбкой пообещала Яра. Мрачная шутка эта звучала скорее как угроза. — А я ей помогу, — так же сумрачно подхватил Вдовец. Кинвара покачала головой, после чего посмотрела наверх. — Этого не потребуется. Никто не посмеет нас тронуть. Джон открыл дверь и помог Дейенерис забраться внутрь. Здесь оказалось куда меньше места, чем в паланкине Нессоро, но большего и не требовалось. Усевшись поудобнее, Джон с грустью посмотрел на лицо Дейенерис, которое снова стало отрешённым. Прежний огонь угас. Он осторожно коснулся её руки, погладил тонкие пальцы, как будто пытаясь привести в чувства. — Нужно… нужно с этим справиться, это ради Рейенис. Мы обязательно спасём её, — заверил он. Дейенерис попыталась улыбнуться. Так же печально и отрешённо. — Конечно. Я буду. Я просто… — Она утомлена и ей нужно время, чтобы немного прийти в себя, — послышался мужской голос за спиной Джона. Это заставило его дёрнуться и вцепиться в оружие, висящее на поясе, судорожно вглядываясь в тёмный угол. Дейенерис тихо охнула, побледнев. — Не пугайтесь, это всего лишь я. Красный жрец Беннеро, — представился человек, выныривая из полумрака, в котором Джон его совсем не заметил, погружённый в собственные мысли и переживания. Говорил Беннеро на всеобщем, но с ярко выраженным волантийским акцентом. Лицо его, как поначалу Джону показалось, испещрено вовсе не шрамами от ожогов, а татуировкой, изображающей пламя. Зрелище было немного жутковатое. Джон так и не разжал пальцев, будучи готовым к чему угодно. Скосил взгляд на Дейенерис, но она выглядела уже скорее не испуганной — заинтересованной. Даже как будто оживилась. Этот факт заставил всё-таки опустить руку, не без труда расслабив пальцы. — Приношу свои извинения за то, что вас напугал, — покаялся Беннеро, на мгновение склонив лысую, покрытую рисунками голову. — Надо было сразу показать себя. — Леди Кинваре тоже стоило заранее нас предупредить, что вы здесь, — криво улыбнулся Джон, в голосе его послышался лёгкий упрёк в сторону красной жрицы. Беннеро несколько мгновений смотрел в глаза Джону немигающим взглядом. Глаза его — тёмные — как будто пылали. Захотелось отвернуться, но Джон заставил себя сидеть неподвижно. Наконец, Беннеро отвернулся и расплылся в улыбке. — Не вини её во всём, что случилось. Ты же и сам знаешь, она никогда не причинила бы тебе или кому-то ещё из окружения королевы зла. Джон это понимал, но злиться это ему не мешало. Хорошо рассуждать разумно, когда сам не был свидетелем того ужаса. — Зачем нам ехать в храм? — тихо подала голос Дейенерис, до этого молчавшая. — Чего вы хотите от нас? Беннеро как будто ненадолго задумался, подбирая верные слова. — Там вам будет лучше спаться. Я абсолютно серьёзно. Вам нужно отдохнуть, как следует. К тому же нам нужно кое о чём поговорить в месте, где лишние уши нас не подслушают. Уши наших врагов. Дейенерис кивнула с серьёзным видом, принимая этот ответ. Джону оставалось только вздохнуть. Открылась дверь паланкина, впуская Кинвару. Заметив Беннеро, она кивнула. — Вы уже познакомились. Замечательно. Как только она уселась на край сиденья, паланкин двинулся вверх по улице, направляясь к храму. И Джон прекрасно слышал, как шагают рядом храмовые стражники, молчаливые и суровые. Дейенерис выглянула из небольшого окошка лишь раз и чуть поджала губы, нахмурившись. Джон вопросительно посмотрел на неё, на что она покачала головой. Этот молчаливый диалог не остался незамеченным ни Кинварой, ни Беннеро. Те, как заметил Джон, тоже многозначительно переглянулись. Никто не произносил ни слова до того самого момента, пока медленно ползущий паланкин не добрался до ворот храма Владыки Света. *** На мощёной оранжевым камнем храмовой площади толпились люди. Центральные ворота оказались распахнуты настежь, и в них, возбуждённо гомоня, тонкими ручейками стекался человеческий поток. Некоторые из верующих задерживались у возвышавшегося посреди площади постамента, на котором стоял, воздев руки один из красных жрецов. Слышались только обрывки его фраз, не складывающиеся в единое целое в голове Джона: пусть он и научился более или менее понимать валирийский и изъясняться на нём, плохо разбирал волантийский выговор. — Что это? — послышался рядом вопрос Дейенерис. — Беннеро предупредил людей до нашего приезда, — Кинвара посмотрела на красного жреца, чуть улыбнувшись. — Триархи будут недовольны, но сейчас нас меньше всего тревожит их мнение. Те, кто решил явиться сюда, правильно поступают. Джон хмуро и непонимающе поглядел на красную жрицу, и та, верно истолковав его взгляд, добавила: — Думаю, скоро вам дадут надлежащее объяснение. — Вы действительно не опасаетесь, что триархи что-то сделают? Пришлют сюда городскую стражу, например? — уточнил Джон на всякий случай. — Пусть попробуют, — вместо неё ответил Беннеро. — Они бы это сделали уже давно, не сомневайся, однако знают: большая часть Тигровых плащей поклоняется Владыке Света и ни за что на такое не пойдут. Скорее, обратят свои копья против самих триархов. Так что этого опасаться точно не стоит. Паланкин принялся по дуге объезжать многолюдную площадь, оставляя позади тех, кто внимал словам красного жреца с ужасом, запечатлённым на бледных лицах. Кое-где были заметны и воины Огненной Руки, охранявшие храм и следившие за соблюдением порядка. Щёки их, лбы и подбородки, как и тех, кто сопровождал паланкин, оказались украшены татуировками с изображением огня. Наконечники копий были выполнены в форме изгибающихся язычков пламени. Джон невольно покосился на Беннеро. Был ли тот некогда таким же рабом? Хотя больше всего походило на то, что он сделал это с собой по доброй воле. Фанатик. Паланкин проехал под низкой каменной аркой, проделанной в стене около десяти футов высотой — та отделяла тихий задний двор храма от остальной части здания и площади, где собирались люди. Интересно, есть ли в самом храме какое-то разделение между местами, доступными только для красных жрецов и тех, кто пришёл помолиться Владыке Света? Тем временем дверь паланкина резко распахнулась, заставив вздрогнуть. Один из храмовых стражников тихо что-то сообщил склонившейся к нему Кинваре. Та согласно кивнула. — Мы прибыли, — обратилась она одновременно ко всем, — пойдёмте, мы с Беннеро вас проводим. Джон снова переглянулся с Дейенерис и протянул ей руку. Та без колебаний взялась за его крепкую ладонь. Пальцы её перестали подрагивать, она как будто немного успокоилась за то время, пока паланкин пробирался через многолюдный город. Выйдя наружу, Джон успел бегло осмотреться, неотступно при том следуя за красными жрецами по вымощенной камнем дорожке, которая вела прямиком в открытые двери храма. Те оказались намного меньше главных, в которые стекались горожане. Отсюда хорошо просматривались знаменитые Чёрные Стены, квартал, в котором жили местные аристократы. Потомки валирийцев. Лицо невольно исказила гримаса отвращения от воспоминаний о недавней беседе. Во дворе храма царила тишина, хотя и слышался гул, доносящийся со стороны площади. Кажется, пламенная проповедь подошла к своей кульминации, вызвав у слушателей не то бурю праведного негодования, не то ужас. Но здесь, на отгороженной забором закрытой части, было почти что спокойно. По обе стороны от мощёной тем же оранжевым камнем дорожки высились низкие, ровно остриженные кусты. Но Джон не мог не заметить так же и вездесущих прозрачных стеблей, которые пробивались даже сквозь камень. Везде. Они везде. Дейенерис тоже их увидела, покрепче сжала руку Джона, а он в ответ покрепче стиснул её пальцы в своей нагревшейся от соприкосновения ладони. Бросил взгляд на спины красных жрецов. Позади молча брели воины Огненной Руки, сейчас больше напоминавшие нечто вроде почётного караула. Так они вошли в распахнутые настежь тяжёлые двери, по обе стороны от которых, у самого входа, пылали разожжённые жаровни, и гулкие шаги эхом заметались между высоких каменных стен храма. Сами стены были украшены диковинным орнаментом и разноцветными мозаичными панно, сверкающими, как драгоценные камни, в отсветах многочисленных свечей, плошек, жаровень и лучин. Джон невольно замедлил шаг, разглядывая внутреннее убранство храма. Раньше ему никогда не доводилось бывать в обители Владыки Света — не возникало ни надобности, ни желания, ни возможности. Но теперь… — Красиво, правда? — спросила у него Дейенерис. Джон кивнул. Он не сразу заметил других красных жрецов, стоящих чуть поодаль. Видимо, их всех предупредили о скором прибытии гостей. Присутствовали здесь и иные служители храма, отмеченные такими же татуировками, какие носили и храмовые стражи. Кинвара, наконец, оглянулась на воинов-рабов: — Вы можете быть свободны. Дальше мы отправимся одни. Дейенерис проводила взглядом этих не слишком разговорчивых людей, и снова едва заметно нахмурилась. Ей явно было от этого неуютно. Она посмотрела на Кинвару, но та предупредила её слова: — Я понимаю, моя королева… И вы можете с ними поговорить, если пожелаете, однако нашему храму нужны защитники. Пока без них никак не обойтись. Это не моя собственная воля. — Защитники, а не рабы, — поправила её Дейенерис. — Вы сами отпустили их, хотя они не похожи на свободных людей. — Ваше величество, — вмешался в разговор Беннеро, вдруг заволновавшись, — уверяю вас, нам искренне жаль, что… что это всё так происходит. Однако нам и в самом деле следует подняться наверх и обсудить очень важные вещи. Дейенерис вскинула брови. Хмыкнула. — Как будто человеческая свобода — нечто малозначимое, — упрямо заметила она и, встряхнув головой, посмотрела на Джона. — Джон? — Я… я пойду, — ответил он так, словно у него ещё оставался выбор, и ощутил, как Дейенерис отпускает его руку, следуя за Беннеро и Кинварой. Другие жрицы и служители храма, что выстроились у входа, молча поклонились вошедшим. За их спинами Джон увидел и младших — видимо, послушников, которым только предстоит стать служителями Р`глора. Многие из них наверняка и сами были рождены в рабстве. Как, например, леди Меллиссандра. Она ведь рассказывала, что родилась рабыней, и потом только стала служить Владыке Света. Кинвара, с чувством собственного достоинства придерживая красную юбку, поднималась по широким ступеням из красного же камня, и Беннеро следовал за ней, отставая на один шаг. Джон наблюдал за Дейенерис, за её чуть хмурым, мрачным лицом, на котором снова появилась уже знакомая решимость. За это он её тоже когда-то полюбил — за такого рода нежелание просто смириться, отрешиться, за стремление действовать. Не отступать. Биться, пока остаётся хоть какая-то надежда. Бороться до конца. «За это, — вдруг напомнил знакомый внутренний голос, полный злорадства, — ты её и убил, разве нет? За то, что она не пожелала отступить». Джону хотелось помотать головой, прогоняя эту непрошеную мысль. Но он сумел сдержаться, иначе выглядел бы очень странно, тогда как ему вовсе не хотелось объяснять причины своего поведения и отвечать на неудобные вопросы. Широкая каменная лестница с коваными перилами привела к просторному залу, чьи двери так же оказались торжественно распахнуты заранее и только и ждали, когда люди войдут внутрь. Только сейчас Джон начал различать запахи. Пожалуй, вполне свойственные любому храму — так пахли курящиеся травы и благовония. Вообще-то он и в септах Семерых никогда не бывал. Если не считать домашнюю септу леди Кейтилин, да и то он ребёнком заглядывал туда лишь одним глазком. Это была просто небольшая молельня во внутреннем дворе Винтерфелла с изображениями ликов Семерых, где мачеха ставила свечи своим богам. Но, поскольку леди Кейтилин Джон в детстве побаивался, то никогда не решался войти внутрь. Однако он ни разу ни чуял, чтобы из-за дверей пахло чем-то подобным. Впрочем, наверняка, такие курильни находились в какой-нибудь Звёздной септе Староместа или септе Бейелора, пока та ещё существовала. И в других больших септах Вестероса. А ещё, как и на первом этаже, повсюду пылали свечи, лампады, факелы и плошки. Уютно потрескивали жаровни с раскалёнными докрасна угольями. Джону быстро стало тепло, а после — и вовсе душно. Захотелось стащить с себя одежду, под которой он уже начинал потеть. Однако он старался не замечать выступивших на лбу капель пота и уж тем более не думал жаловаться. Кинвара, слегка склонив голову, замерла ненадолго в дверях зала, который представлял собой просторное помещение, к красным стенам его прижимались узкие, грубо сколоченные лавки, смотрящиеся не слишком уместно на фоне общей торжественности и величественности обстановки. Над лавками находились широкие окна без стёкол, из которых открывался вид на площадь с одной стороны, и Чёрные Стены — с другой. В центре высился алтарь и изваяние объятого пламенем мужчины. Нетрудно оказалось догадаться, кто это такой. — Присядьте здесь, — Беннеро указал Джону и Дейенерис на одну из тех самых лавок, — мы с леди Кинварой скоро вернёмся. Вдвоём они поспешно скрылись за одной из небольших дверей на противоположном конце зала, и Джон шумно выдохнул, осматриваясь. Недалеко от лавки находилась очередная жаровня, и он постарался отодвинуться от неё подальше. После этого всё-таки не выдержал — стащил с себя верхнюю одежду и сложил её рядом, оставшись в одной рубахе. Дейенерис поглядела на него с едва заметной улыбкой. — Жарко? — Очень, здесь как будто печь растоплена, — хмыкнув, признался Джон. Отёр лоб ладонью и присмотрелся к Дейенерис. Та не торопилась раздеваться, так и сидела в тёплой накидке поверх платья. — А тебе? Глупый какой-то получался разговор, но всё лучше молчания. — Нет, — Дейенерис покачала головой. — Мне нравится. Я не страдаю от жары. — Ну да, — рассеяно согласился Джон. — Тебе не страшно? — Мне… — она задумалась на мгновение. — Мне уже ничего не страшно. Кажется. И это тоже верно. Джон и сам не испытывал страха — только странное волнение, будто вот-вот случится нечто важное. Волнительное. Он чуть нервно сцепил пальцы. — Я просто понять не могу, чего они от нас ещё хотят. — Думаю, нас бы не стали просить прийти сюда из-за какой-то ерунды, к тому же наверняка Кинвара хочет поговорить со мной о твоём путешествии, — Дейенерис встала и приблизилась к жаровне, неотрывно глядя на огонь. Джон наблюдал за ней, видя, как пламя бросает яркие отблески на её бледное лицо, отражается в широко распахнутых глазах. Дейенерис протянула руку вперёд, касаясь раскалённого металла, смежила веки, как будто слушала. Может быть, и правда слушала. Джон не боялся, что она обожжётся — знал, что такого с ней не случается. Скорее, ему было интересно — действительно ли она слышит голос огня? Различает в его трескучем шёпоте слова и фразы, складываются ли эти звуки в нечто осмысленное? Не задумываясь над собственными действиями, он и сам поднялся, остановившись у жаровни. Встал за правым плечом Дейенерис, присматриваясь, прислушиваясь. Стараясь разглядеть нечто в лихорадочной пляске языков пламени. Они действительно как будто что-то шептали. Рассказывали. Торопливо, заполошно, возбуждённо, сбиваясь. Джон нахмурился. Ему начало казаться, что языки пламени складываются в некие причудливые, неземные узоры, рисуют что-то раскалённой ало-оранжевой кистью на полотне душного пространства. Он позабыл о духоте, о своём дискомфорте и волнении. Стало вдруг жизненно важно понять, что же он видит. На что смотрит. Что ему хотят показать. Поведать — Джон ведь действительно осознал, что слуха его касается ни что иное, как чей-то далёкий, очень далёкий голос, преисполненный отзывающейся в глубине сердца искренней тревоги. Голос этот принадлежал скорее женщине. — Дени, — вдруг испуганно прошептал уже сам Джон, не отдавая себе отчёта в том, что делает. И как её называет. Она же судорожно выдохнула, от чего пламя вспыхнуло на короткое мгновение, плюнуло сердито снопом искр, точно в него плеснули масла. — Ты видишь? — Я вижу. Слышу, — в тон ему, не оборачиваясь, ответила Дейенерис. Они снова замерли, напряжённо вглядываясь и вслушиваясь. Странное это было ощущение. Прежде Джон никогда не пытался рассмотреть в огне все эти таинственные знаки, что бы там ему ни говорила когда-то леди Мелиссандра. Он искал ответа в других местах, в основном — у людей, не видя смысла обращаться к кому-то, кроме, возможно, Старых богов Севера. Но и те никогда не отвечали на молитвы и просьбы. Лёд хранил угрюмое молчание. Огонь — шептал. И шёпот его складывался в слова. — Прячет, прячет, прячет… они прячут… Джон забыл, как дышать. Он хотел оглянуться, чтобы убедиться — никто не стоит уже за ним, нашёптывая на ухо эти странные слова, но неведомая сила приковала его к месту. Огонь вздрагивал, сплетаясь в замысловатые фигуры. Одна из них напомнила короткий и тонкий кинжал, который Джон теперь всегда носил при себе. — Возьми… Возьми. Найди её. Забери. Раньше, чем… Пламя очередной раз изрыгнуло яростный стоп искр, и Джон едва успел увернуться прежде, чем искры эти долетели бы до его лица, обжигая. Движение позволило вырваться из сковавшего его оцепенения. Дейенерис тоже невольно отшатнулась, прижимая руку к груди. Будто услышала или увидела нечто жуткое. На бледном лице проступили алые пятна румянца. — Дени, — Джон едва успел подхватить её под локоть, когда она, отступая, споткнулась о длинный подол тёмного платья. — О… Осторожно. Дейенерис резко развернулась к нему, и взгляд её стал почти умоляющим. Она вцепилась в его льняную рубаху, комкая ткань в нервных пальцах. От Дейенерис исходил знакомый, ни с чем несравнимый запах, от которого голова всегда шла кругом. Огромный зал разом сузился до её лица, до её полных одновременно и невыносимого страдания, и огня аметистовых глаз. — Он говорил, — прошептала Дейенерис. — Говорил. Я видела. Рейенис. Она плачет, зовёт на помощь. Она… Джон осторожно накрыл её руки своими, едва заметно сжимая. — Знаю. Поэтому я и сказал тебе, что не всё потеряно. Хотя огонь прежде никогда не разговаривал со мной. Впрочем, как и остальные силы природы, — признался Джон с невесёлой улыбкой, — если не считать Белых Ходоков. Но их язык… — Ты услышал правду, — прервал его голос Кинвары, вернувшейся обратно. Джон и Дейенерис резко отпрянули друг от друга, как будто их застали за чем-то постыдным. Они и не услышали, как вернулись красные жрецы. — И не нужно этого бояться. Владыка открывает истину тем, кто сам готов открыть ему своё сердце. Джон осознал, что, пожалуй, действительно выглядит скорее испуганным, чем пристыженным. Он посмотрел на Кинвару, которая держала в одной руке внушительного вида медную чашу, начищенную до блеска, а в другой — подсвечник с пока незажженными свечами. Рядом с ней стоял Беннеро с пучком трав, которые даже не зажжённые источали дурманящий, терпкий запах. Ещё при нём оказалось несколько покрывал, выделанных из всё той же алой, матово поблёскивающей ткани. Асшайский шёлк, сразу же узнал Джон. Дорогой материал. — Немного осталось мест, в которых огонь говорит правду, и людей, способных отличить её ото лжи, — поведал он, приближаясь к стоящему в центре зала алтарю. Небрежно бросил покрывала на пол, водрузил травы в медную чашу, которую ему тут же подала Кинвара. Бросив короткий взгляд на неё и, дождавшись очередного согласного кивка, Беннеро продолжил объяснять, не отвлекаясь от своих приготовлений. Он присел возле чаши и принялся с сухим хрустом крошить один из пучков, пока Кинвара расстилала покрывала. — Они… те, кто пришёл за вами, за принцессой, за дочерью огня, обманывают людей, которые преклоняют колени перед своими богами и надеются услышать их голос. Обманывают даже от имени Р`глора, Владыки Света, обманывают, притворяясь давно ушедшими в небытие мертвецами, — он вскинул голову, глядя куда-то вверх, на высокие потолки из сверкающего алого камня. И лицо его, и без того изрисованное пламенем, исказилось пуще прежнего. Как будто Беннеро испытывал одновременно и невыносимую муку, и гнев. — Они обманывают, чтобы обманом завладеть душами людей. Поглотить их. Заманивают в свои сети, сбивают с толку, и поджидают, как пауки, в искусно сделанной ими паутине. — Вы об этом знали? — Дейенерис посмотрела на Кинвару. И взгляд этот, как показалось, был жёстким, требовательным и почти суровым. — Знали о том, что такое происходит? — Догадывалась, — склонила голову Кинвара, — но всегда могла отличить правду ото лжи. Я лишь единожды услышала их голоса и увидела, однако они пытались не обмануть — испугать. Тогда, когда, к своему стыду, лишилась чувств. Джон ощутил вздымающийся в его груди гнев. Он почувствовал, что руки его невольно сжимаются в кулаки, а ноздри раздуваются. Заметила это и Дейенерис, осторожно перехватила его за запястье. Прикосновение, вопреки всему, подействовало как ведро ледяной воды. Джон засопел — шумно, сердито. — Это они обманули тебя, — гневно выдавил он, почти просипел, позабыв о соблюдении приличий и вежливом обращении. — Обманули. Заставили отдать им сира Гериона. Как ты не понимаешь? Они получили ключ. Кинвара не улыбалась. Она подхватила из подсвечника одну из только что разожжённых свечей и поднесла её прямо к своему лицу. Так близко, что пламя едва не касалось ставших тёмно-бордовыми волос. — Я — верховная жрица Владыки Света, и ты должен помнить об этом. Не о почтении речь, я его не прошу и, возможно, не заслуживаю. Я — смиренная слуга своего бога. И это значит, что я всегда отличу голос своего Владыки от голосов демонов, которые пытаются его изобразить. Я чую их фальшь и злобу сквозь пламя, ибо само пламя лгать не способно, пусть неопытные и могут обмануться. Я много раз говорила тебе — и повторю снова. Он убит не оттого, что мне солгали, а потому что мы не всегда и не сразу понимаем замысел… — Ерунда! — Джон перебил её, окончательно распалившись. Улёгшийся гнев всколыхнулся в нём с новой силой. — Чушь! Герион Ланнистер погиб у меня на глазах, они получили ключ, который был им нужен, чтобы открыть двери, они забрали… забрали Рейенис, в конце концов! В чём величие этого замысла? В чём его смысл? Я вижу только глупость. Глупость и вредительство. — Поэтому ты и здесь, — прервал его тираду спокойным, но громким голосом Беннеро, решивший вмешаться в спор. — Кинвара коротко поведала мне обо всём, что случилось. По крайней мере, то, что я сам не смог увидеть в огне, — добавил он. — И я понимаю одно: да, вероятно, ключи нужны им, чтобы стать сильнее, но и эту силу можно обратить против них. Джон замер, хмурясь. Он решительно ничего не понимал. Дейенерис посмотрела сначала на него, а потом — на Беннеро. Взгляд её сделался задумчивым и немного растерянным. — Так расскажите нам, — попросила она, — расскажите толком. Кинвара согласно кивнула, после чего направилась к дверям зала, чтобы закрыть их. Вопреки тому, что они выглядели довольно тяжёлыми, поддались легко, и вскоре створки их без единого скрипа сомкнулись. После приблизилась к Беннеро. Поставила рядом с медной чашей горящие свечи. — Именно это мы и собирались сделать, поэтому и позвали сюда, в храм, где нас действительно не подслушают. Садитесь, — сказав это, она сама присела на расстеленное на полу алое покрывало. Ничего толком не понимая, Джон последовал их примеру. Хмурясь, Дейенерис сделала то же самое, и он почувствовал прикосновение её тёплого бедра к своему. Вся сцена это со стороны наверняка выглядела нелепо. Тем временем Беннеро поднёс огонь к оставшемуся целым пучку и дождался, пока те задымятся, после чего положил их прямо на алтарь, позволяя медленно тлеть. Вскоре то же самое проделал и с травам, измельчёнными в чаше. В воздухе моментально поплыл терпкий, густой запах, от которого начинала кружиться голова. — Вы видели то, что должны были увидеть, — твёрдо проговорил Беннеро, не оборачиваясь, глядя только перед собой. Медную чашу он продолжал держать у себя на коленях, вглядываясь уже в завитки пряного, белого дыма. — Значит, так нужно. Кинвара плеснула несколько капель масла в чашу, от чего трава внутри затрещала, загорела, вспыхнула, но при этом не зачадила и не превратилась в пепел. — Слушайте то, что скажет Владыка Света, — почти шёпотом произнесла Кинвара. Чуть повернула голову, поглядев на Беннеро. — Он поведал это своим слугам, пока мы бежали из Миэрина, спасаясь от тьмы. *** — Я увидел знамение, явленное мне Владыкой Света, — хорошо поставленный голос Беннеро поплыл по залу, — и теперь нам ведомо, если не спасение, то надежда на него. Сердце дрогнуло. Затрепетало. И Джон ощутил пальцы Дейенерис, в волнении сжимающие его собственные. Кинвара, заметив это, чуть склонила голову. — Меня не достигало его послание, ибо наш враг мог узнать то, что до поры должно храниться в тайне, — пояснила она с грустью. Но Джон смотрел на Беннеро. — Только здесь можно говорить о таких вещах. Они нас не услышат, — подтвердил он. Дейенерис вдруг коснулась тонкой верёвки, висящей у неё на шее. Она чудом не оборвалась за эти дни. Чуть замешкавшись, она сняла тот странный камень и на вытянутой ладони протянула его Беннеро и Кинваре. — Мне его отдал… капитан Даарио Нахарис, — она едва заметно помедлила прежде, чем произнести это имя. И в голосе её зазвучала такая тоска, что даже Джону сделалось больно от этого, — а ему — странный старик. Я рассказывала Кинваре эту историю. Беннеро посмотрел на красную жрицу, и та осторожно, точно он был сделан из стекла, а не из камня, взяла амулет с ладони Дейенерис и поднесла его к огню, чтобы как следует разглядеть символы. Так, словно видела их впервые, хотя Герольд Дейн кое-что уже рассказывал об этой вещи. — Да, — согласилась Кинвара, — рассказывали. Это запрещающий символ, древняя печать, однако и он не всесилен. Сосредоточенно нахмурившись, Беннеро чуть подался вперёд, склонился над раскрытой ладонью Кинвары, словно желая приглядеться к предмету. Похоже, он вовсе не опасался того, что пламя коснётся его кожи. — Я понимаю, — он медленно кивнул и снова посмотрел на Кинвару, видимо, адресуя сказанное скорее ей, — он закрывает им глаза. Поэтому королева нам его показала. Дейенерис кивнула. — Когда вы сказали, что здесь нас никто не подслушает… я вспомнила. Он всё равно не помог. Не помог, когда они пришли, — признала Дейенерис с досадой. — Может быть, он стал бесполезен? Если так, защитит ли нас этот храм? — Точно такой же есть и у леди Яры, — пояснила Кинвара, как будто не услышав последнего вопроса. Но потом всё же посмотрела на Дейенерис серьёзно. — Амулеты и священные места — разные вещи, моя королева. Храм Владыки действительно безопасен. Он устоит, даже если исчезнет весь мир. Разумеется, и этот последний бастион падёт рано или поздно, но уж точно не сразу. Он поможет выиграть нам немного времени. — Я слышал о таких печатях, когда находился в храме в Асшае-у-Тени. Некоторые люди в том городе до сих пор используют их, опираясь на древние предания, — рассказывал Беннеро. — Кое-кто полагает, что печати принадлежат Старым богам, — он глянул на Джона, — а кто-то, что таких символов существует несколько, и они представляют собой целую систему охранных знаков, — он ненадолго задумался, — и когда перестаёт работать один, другие тоже ослабевают, а то и вовсе теряют свою силу. — Значит ли это… — Дейенерис не закончила свою фразу, как будто не осмелилась. Кинвара задумалась. — Вероятно, во время очередного происшествия в Валирии так и случилось. Когда открылись Врата, все печати временно утратили свою силу. Это позволило нашим врагам отыскать дорогу, — пояснила Кинвара, сжав камень в кулаке, — сейчас… он, полагаю, снова работает, но уже не может полностью их отвадить. Иначе бы они не отыскали наш корабль. Дейенерис ненадолго отвела взгляд, как будто стараясь скрыть набежавшие на глаза слёзы. Джон сглотнул. — Почему ты не сказала? — как прежде, резко, без особого почтения, спросил он. — Почему не предупредила, что они теперь могут нас найти? — Я не была уверена, — Кинвара по-прежнему выглядела совершенно спокойной, — тем более… мы до сих пор не знаем, так ли это на самом деле. Можем лишь предполагать. В конце концов, это не знаки Владыки Света. К этой магии я прежде никогда не прикасалась. — От таких предположений зависели тысячи, десятки тысяч жизней, — Джон едва не вскочил с места, но осознал, что, пусть разум его оставался ясным, тело как будто ослабло. Дейенерис посмотрела на него едва ли не с испугом, когда он пошатнулся, пытаясь встать. — Всё в порядке, — заверил Беннеро. — Телу тоже нужен отдых, как и разуму. Тебе же необходимо успокоить и то, и другое. — Его вопрос справедлив, — голос Дейенерис стал холодным. — Я и сама верила, что у нас получится этому противостоять, что я смогу… — Никто бы не смог, — покачала головой Кинвара, — если всё так, как представляется, подобное было неотвратимо. Как и вы, я пыталась отсрочить этот час, уповала, что пламя Владыки собьёт их со следа, что они не отыщут путь. Но, как и каждый из нас, потерпела поражение. Никто из нас не всесилен. Джон сжал разом ослабший кулак, испытывая хорошо знакомый гнев. Тёмные глаза его вперились прямо в лицо Кинвары, находящееся по ту сторону глубокой медной чаши, в которой по-прежнему удивительным образом пылали, не сгорая, терпко пахнущие травы. Ему хотелось задушить красную жрицу собственными руками. Всё это, все эти люди, его собственная дочь… — Не вини меня, — как будто прочитав его мысли, попросила Кинвара, — вини их. Единственные виновники чужой гибели — демоны, пришедшие из внешних миров. — Их вины я не отрицаю. Ты виновата в другом. И ты знаешь, что я имею в виду. Беннеро вскинул ладонь, и Джон невольно умолк, хотя чувствовал, как его распирает изнутри от невысказанного негодования. Он чуть зубами не заскрипел. Ему было остро необходимо выплеснуть хоть куда-то своё горе, накопившуюся злость, горечь и боль. — Пожалуйста, давай послушаем, — неожиданно попросила его Дейенерис, снова касаясь пальцами его руки. Ей он отказать не сумел, мрачно посмотрел на красного жреца. — Матерь Драконов говорит верно. Прежде, чем обвинять кого-то, выслушай, что тебе скажут, и только потом выноси решение. Хотя для этого следует иметь и искреннее намерение услышать слова другого, — поучительным тоном обратился к нему Беннеро. — Это важно. Верховная Жрица не успела мне рассказать всех подробностей, но за время её отсутствия я и сам узнал немало. Ибо у меня была возможность взывать к Владыке из храма, денно и нощно молясь ему. Так вот, мой принц, — Джон едва не дёрнулся от этого странного титула, — Кинвара не сказала вам всего этого, поскольку не могла быть уверена в правдивости всего, что видит и слышит, пусть и отличала голос Владыки от голосов демонов. Тем не менее, все мы люди, и все можем ошибиться, в таких делах самоуверенность может стоить жизни. Она много дней провела у себя, пытаясь узреть истину в пламени, найти подтверждение услышанному прежде. Однако она сообщила мне, что предупреждение о демонах увидела в огне слишком поздно, когда они уже приблизились к стенам Миэрина. Впрочем, наша верховная жрица едва ли рассказывала эту деталь, это бы походило на оправдание, а она очень не любит оправдываться, — на этот раз взгляд, брошенный Беннеро в сторону Кинвары, был несколько ироничным. Взгляд человека, который давно знаком с другим, и отлично знает о его повадках. — В том уже и не было смысла. Они пришли. Остановить это не представлялось возможным. Можно было только бежать. Джон сосредоточено слушал. Что-то у него в голове не желало складываться. — Но ведь они были близко, и могли обмануть, — вместо него высказалась Дейенерис. — Это то, с чего я хотел начать, — усмехнулся Беннеро. Пламя, отбрасывающее отблески на его изрисованную татуировками кожу, превращало лицо в пылающую маску. Смотрелось это жутковато, но весьма эффектно. — Чем сильнее они, тем… слабее. В их силе — их слабость. — Совсем уж вы запутались, — проворчал Джон. — Беннеро не запутался. Он говорит, как есть, — возразила Кинвара. — Пусть они далеки от людей больше, чем плывущие над нашим миром звёзды, и почти не имеют с родом человеческим ничего общего… в каком-то смысле мы имеем одну природу. Оказываясь слишком близко, они невольно открываются, становятся доступными и иногда могут утратить бдительность. Люди тоже едва ли опасаются муравьёв, даже если те и кусаются. — Да, да, — Беннеро закивал, — когда они оказались достаточно близко к Миэрину, то не заметили происходящего прямо под носом. Видите ли, они невозможно огромны, человеческому разуму подобное не вообразить, и иногда тоже бывают слепы. Не только благодаря амулетам и защитным знакам, а в силу своего собственного безумия и безрассудства. Джон всё равно до конца не понимал, что эти двое имеют в виду. Перевёл взгляд на Дейенерис, но и та выглядела немного растерянной. — Словом, чем больше открывается дверей и печатей, тем более становятся обнажены их сердца, что позволяет к ним подобраться, — терпеливо пояснял Беннеро, — так поведал мне Владыка Света, который сам некогда пытался вступить с ними в бой. Но их нельзя уничтожить. Не только от того, что это невозможно, а потому что, как ни печально, от их существования зависит баланс. И всё же их можно запереть сызнова. Крепко связать и запереть. Отправить туда, где им самое место, чтобы они выполнили своё предназначение, как и положено. — Когда-то Владыка Света позволил своей дочери, рождённой из искры его пламени, самой снизойти в бездну, чтобы увлечь этих существ туда, где их вместе с ней запечатали иные боги. Старые боги, — Кинвара раскрыла ладонь и продемонстрировала Дейенерис амулет, — похожими символами. Они лишили их всех возможностей восприятия мира. Однако со временем стены слабели, покрывались трещинами… И вот к чему это привело. Кинвара протянула камень обратно Дейенерис, и та взяла его, позволив языку огня ласково лизнуть её кожу. Запахло палёным волосом. — Моя… моя дочь, — тихо напомнила она, теребя камень. — Рейенис. — Она жива. О, уверяю тебя, они и не собираются её убивать, — успокоила её Кинвара, — она нужна им живой. Ведь ты уже поняла, что в ней есть часть той, что бежала из бездны обратно в этот мир. Дочь огня. Посланница той, кого демоны называют своей Матерью. Дейенерис, чуть поколебавшись, кивнула. — Для этого она им нужна. Чтобы на осколках мироздания воссоздать новый мир, такой, каким он им представляется. Без неё это невозможно. Она предназначена в супруги Отцу Тысячеглазых. Древнему демону неизведанных глубин. Джон испугался — но тут же это чувство пересилило обуявшее его отвращение. Он даже поморщился. — Какая мерзость, — не выдержав, заявил он. — Я не позволю… — И верно, не позволишь, — поддержала его Кинвара. — Как нам освободить её? Где она? — с волнением вмешалась Дейенерис. В голосе её снова послышалась неприкрытая мольба. Как и Джон, она готова была пойти на что угодно. — Только вам под силу это сделать, — указал на Джона пальцем Беннеро. Голос его звучал строго, непреклонно, — всегда мы полагали, что спасителем человечества от тьмы должен стать один. Но мы ошибались, как, похоже, и многие до нас. Он никогда не был один. Как не был один Азор Ахай, бросая вызов Тьме, пришедшей после появления Великого Иного. В те времена, когда взгляды богов оказались обращены к окраинам мироздания. Тысячи лет назад. Все разом замолчали, и повисшая тишина на мгновение показалась звенящей. Джон различал только чьё-то шумное дыхание, пока не понял, что оно принадлежит ему самому. У него снова закружилась голова, терпкий запах действительно успокаивал, почти убаюкивал, и он даже различал смутные образы, странные фигуры, в которые складывались завитки сладковатого дыма и языки пламени. Масло всё никак не прогорало, несмотря на жарко пылающий огонь, и травы мягко потрескивали в нём. По залу плыл зыбкий туман курений. — Ему предначертано взять с собой некоторые из даров, — голос Беннеро теперь звучал как будто откуда-то издалека. — Старый рог Зимы, корону, волосы и кинжал. Это его оружие. — Что… как? — во рту пересохло, и Джон с трудом выдавил из себя два этих слова. Где-то рядом выдохнула Дейенерис. — Ты дунешь в этот рог, когда настанет время, и тогда же королева Дейенерис коснётся губами Укротителя драконов. Этот клич должен призвать на помощь тех, чей гнев обратится против созданий бездны. Они не одолеют его, не спасут тебя, но смогут задержать, — Джон уже слышал не столько голос Беннеро, сколько видел звуки, в которые складывались его слова. И каждый звук рождал образы, которые переплетались между собой, мазками ложились на белёсую муть. — Это песня, которая откроет последние врата и позволит поразить их сердца, связать, запереть в предназначенной для них тюрьме. В подобии храма, что стоит между жизнью и смертью на окраинах времени, во внешней тьме. Странное это было ощущение. Странное и жуткое. Звуки обращались в дымные кольца, в отблески пламени, и вот уже перед ним, по-звериному оскалившись, простирались острые утёсы, чёрные, как сердце самой ночи. Их окружала истерзанная сухими ветрами, безжизненная пустыня. Но там, за злобным оскалом утёсов, открывались высокие башни диковинной формы. Похожие на ту, в которой находился и сам Джон. Храм Владыки Света. Дым смазывался, менял очертания, и он видел тёмные двери, распахнутые настежь, бесконечный, извилистый коридор, похожий на тот, который притаился под Драконьим Камнем, и хищные синие звёзды сияли в недостижимой вышине. Они вспыхивали и гасли, напоминая мёртвые глаза. Джон уже знал, кому они принадлежат. Видел — именно видел, не слышал, — бездонный крик, горестный, несущийся над опустевшим миром. Видел мертвецов, видел живых. Видел самого себя, примеряющего корону из валирийской стали, и губы его касались рога, чтобы извлечь из его древнего, потрескавшегося от времени раструба невозможный, тяжёлый звук. Он тоже летел над пустошью, забивался в каждую щель. Звук призывал. И посреди лета небо принималось ронять холодный, колкий снег. Дрожали чёрные стены — и разгневанные мёртвые поднимались из своих безымянных могил. Потому что вся земля — это и есть огромная могила. Люди шествуют по кладбищу, сами о том не подозревая. И живут в огромном доме, полном привидений. Дым плыл, плыл, плыл. Складывался в фигуры, извивался, являя Джону лица и глаза, образы чудовищ и драконов. И огромные зубы, вгрызающиеся в чёрный трон, стоящий в самых недрах мироздания. Он видел тьму — и искры огня, что срывались в неё, как чьи-то пролитые слёзы. И видел кого-то, оставлявшего за собой раскалённый огненный свет, похожий на свет падающей кометы. Он видел это, потому что сам сидел верхом на хвосте этой кометы, глядя на простирающийся внизу осиротевший, покрытый туманом и тьмой мир, где правило бесконечное ничто. — Пожалуйста, не делай этого, — это был голос бога. Он звал того, кто предал его. Он звал того, кого обманула тьма, посулив нечто, соблазнительное даже для божественной сути. Впрочем, скоро Джон понял, что говорящий — вовсе не мужчина. Голос этот принадлежал скорее женщине. Женщине. Странное осознание пронзило Джона: Владыка Света. — Пожалуйста! Они изображали его мужчиной, но ведь это… У огня, понял он, всегда было женское начало. Горящий костёр для путников, очаг в доме, где тебя ждут, пламя зарождающейся жизни, и кровь, в которой эта самая жизнь заключена. В Джона снова вперились, обрывая эту спутанную мысль, синие звёзды — огромные, холодные, ничего не выражающие глаза. Но в них теплилось и иное чувство — желание отомстить. — Ты должна уйти, — ответный зов, как эхо, исходил от самих этих глаз, из невидимого рта, выдыхающего смертельный холод. — Уходи, сестра. Это только моя месть. Красная комета мчалась по бездонному небу, прошивая его толстой алой нитью судьбы, и видения роились в голове, больно жалили. Невероятные чёрные камни, стоящие в разных концах мира, призывно мерцали внизу. И Джон ясно понимал сейчас, где находится каждый из них. И он увидел на самом краю знакомого мира ещё один недоступный людям храм, где бессильно само время. Не похожий ни на что другое. На вершинах его башен, что пронзали небесный свод, тоже сверкали звёзды. Чёрный храм, где неведомые твари поклоняются демонам пустоты. Тем, кто в незапамятные времена родился во тьме среди звёзд, разорвав чрево своей матери. Ужасные и невозможные создания. Их называют богами, но они боги не более, чем человек бог для муравья. Безумные, слепые, жаждущие. Человек может получить их благосклонность, лишь полностью сознавая своё место перед ними. Они алчут власти над законами самой существующей реальности, и налагают природу своего порочного существования на само небо, на звёзды и планеты. Они должны быть покараны и связаны. Но не человеком. Человек не может победить бога, только другой бог способен на это. Открой им врата, впусти и позволь сделать это. Дым скручивался, забивался в нос, в горло, в глаза. И Джону казалось, что он ослеп и оглох. Что не будет уже ничего, кроме этого терпкого, сладкого травяного духа. Кроме этих смутных образов. Далёкого голоса. Холодных глаз. Раскалённого докрасна крика. Не будет ничего, кроме этой бесконечной боли, от которой нет спасения. Ничто не излечит её. Может быть, только возможность принести возмездие и получить прощение. И Джон сам закричал — как показалось ему, совершенно беззвучно. Лишь раскрывая и закрывая рот, без толку надрывая саднящее горло, чувствуя, как из глаз брызжут горячие слёзы, что согревают холодное, как у мертвеца, лицо. Никто не ответил ему, и бесконечное ничто поглотило любые звуки, пожрало их, как прежде пожирало миры, звёзды и людей. А после исчез и сам Джон, растворившись в пустоте. Нет, не в пустоте — в самом начале чего-то важного, нового. Исчез, чтобы вернуться в этот мир чем-то иным. *** Он проснулся в холодном поту, несмотря на царящую вокруг духоту. Широко распахнув глаза, уставился прямо перед собой. Джону на одно жуткое мгновение почудилось, что он действительно ослеп. Лишился зрения. Но вскоре он заметил мягкие искры, что то и дело взвивались в воздух где-то поблизости, различил очертания потолка где-то высоко над головой. Ощутил мягкость того, на чём лежал. В конце концов, услышал знакомый голос. — Ты стонал во сне, — это была Дейенерис. Говорила она тихо, спокойно, точно боялась разбудить, хотя он и не спал вовсе. Коснулась рукой его лба. Джон зажмурился на мгновение, не в силах до конца понять, что происходит, где он и сколько времени прошло. — Кинвара и Беннеро ушли, — поведала Дейенерис. Чуть повернув голову, Джон увидел её лицо совсем рядом. Спокойное, не искажённое мукой. Наверное, она тоже проснулась недавно. — Что… что случилось? — хрипло спросил он, чувствуя, как пересохло в горле. — Сейчас, — рядом что-то зашуршало. Дейенерис потянулась к нему, а после поднесла к лицу Джона чашу с водой. Та уже была тёплой, но всё лучше кошмарной жажды. Джон привстал, игнорируя лёгкое головокружение, и в несколько глотков выпил воду. Казалось, слаще он давно ничего не пил. В голове его по-прежнему плыл дурман. Но Джон уже понял, что они действительно остались одни, пусть и находились всё в том же зале, на том же шёлковом красном покрывале, которое постелил Беннеро. Свет, как Джону показалось, стал чуть приглушённым — несколько жаровен погасили, а медную чашу убрали, оставив только несколько свечей у алтаря. За окнами плыла темнота — видимо, успел наступить поздний вечер. Джон и не думал, что спал так долго. Он понял, что уснул в той же одежде, а его жилет лежит, свёрнутый, рядом. — Ты давно не спишь? — обратился он к Дейенерис, которая наблюдала за ним со своего места. Подушки. Нет, точно. Им принесли подушки, видимо, рассчитывая, что они здесь проведут ночь. Комнат у них что ли нет в этом храме? Едва ли. Многочисленные жрецы, служки и рабы должны же где-то жить. А зал пустовал. — Нет, — Дейенерис покачала головой, — Беннеро сказал, что до утра нас никто не потревожит, и лучше нам оставаться здесь, у алтаря, это самое безопасное место даже в храме. Здесь Владыка присматривает за нами, — она с улыбкой оглянулась на алтарь. Джон, чуть поморщившись, задумался. — Ты видела… что-нибудь? — спросил он, не зная толком, как сформулировать свой вопрос. Ему отчего-то стало стыдно. Не то за свою слабость и внушаемость, не то ещё по какой иной причине. Лицо Дейенерис снова немного помрачнело. Она и сама приподнялась на локте, глядя на сидящего Джона снизу вверх. Его взгляд невольно скользнул по ней, заметив, что платье слегка сползло, чуть обнажая грудь. — Я знаю, что нужно делать. Но не хочу, чтобы ты уходил один, — вдруг твёрдо сказала она. — Ты о чём? — Не делай вид, что не понял, — Дейенерис тоже села, поправив платье. От этого Джон невольно испытал почти разочарование, тут же устыдившись собственных мыслей. — Я знаю, что ты видел. Ты видел свой путь, и то, что предназначалось для понимания того, что нужно свершить, — она коснулась его руки, чуть сжала привычным движением. — А я — свой, — тише добавила Дейенерис, заглядывая ему прямо в глаза. Джону подумалось, что он снова видит сияющие звёзды. Но на сей раз не синие — аметистовые, и они источали не холод, но огонь. Он хотел сказать о Владыке Света, своей странной догадке, но почему-то не стал. Не смог. — Я знаю, что ты должен сделать. Что я должна сделать. Но и думать не хочу о том, что придётся отпустить и тебя, — призналась Дейенерис, обхватив себя руками, будто пытаясь согреться. Джон мог бы сказать, что не так уж велика потеря, учитывая всё, что случилось прежде. Но быстро сообразил, что эти его слова оказались бы совсем не к месту. — Я боюсь снова остаться одна. Во тьме. Джон не смог оставаться отстранённым и равнодушным — потянулся к ней, обнял, прижал к себе. Дейенерис не сопротивлялась. Напротив, как тогда, на корабле, уткнулась носом ему в грудь. И рубашка его тут же намокла от её тихих слёз. — Я знаю. Так надо, — продолжила Дейенерис. Голос её, вопреки всему, не дрожал. Просто звучал чуть приглушённо. — Ради Рейенис. Ради всех, кто ещё остался. — Я найду её, — пообещал Джон шёпотом, — я верну. Только это и остаётся. Я мало, что понял в увиденном, но, кажется, знание это всегда было во мне. Он всё ещё не вполне понимал, о чём говорила Дейенерис, и какие кошмарные видения открылись ей самой, но не хотел уточнять детали и вызнавать подробности, чувствуя — разговор подождёт хотя бы до утра. До утра ведь они в безопасности, так им обещали. И Джон хотел в это верить. Да, было немного неуютно в этом слишком просторном зале, но рядом хотя бы стоит алтарь, создающий иллюзию отгороженности от остальной части храма. Никто сюда не войдёт. А если войдёт — он сам убьёт их. Так Джон подумал вдруг, и от этой мысли, как ни странно, ему стало спокойно. Почти весело. И он решился — сделал то, чего давно хотел, но запрещал себе о таком даже думать. Чуть отстранился от Дейенерис, а после поцеловал её. Ощутил, как дыхание у неё сбилось, она как будто ахнула, пытаясь сказать что-то, замерла на мгновение, но не оттолкнула. Джон готов был ощутить знакомую пустоту за сердцем, думал, что она ударит его. Но ничего этого не произошло. Кажется, Дейенерис в самом деле перестала чего-либо бояться. Даже смерти. Джон обхватил обеими руками её лицо, притягивая ещё ближе, целуя солёные от слёз, но тёплые и мягкие губы, лаская их языком, ощущая чужое дыхание, которое мешалось с его собственным. В конце концов, он понял, что руки Дейенерис легли на его пояс, пытаясь его отстегнуть, а ведь там… боги, Джон осознал, что на поясе находится предмет, подчас пугавший даже его самого. На мгновение душу обдало ледяным холодом. Он отстранился, прерывая этот странный поцелуй, и встретился с чуть затуманенным и не то удивлённым, не то вопрошающим взглядом Дейенерис. — Извини, я… — смешался он, хотя от накатившего разом возбуждения голос тут же сел. В районе поясницы прокатились знакомые мурашки. Боги, что за ерунда. Как можно думать о таком, когда вот-вот закончится сам мир. Когда его собственная дочь где-то там, в руках чудовищ. И, возможно, это вообще последняя ночь, последний раз, когда он видит Дейенерис. Джон уже сознавал — когда наступит утро, ему придётся уйти. Туда, в то место, где обитают Твари Запределья. Где кричат, извиваясь в агонии, далёкие звёзды. Где нет ни земли, ни неба, только бесконечные коридоры и двери. — Ничего, — Дейенерис как будто тоже смутилась. Джон вздохнул и отстегнул пояс, убирая его подальше. Он просто хотел сейчас избавиться от оружия. И не хотел, чтобы она, Дейенерис, увидела этот кинжал. От самой это мысли становилось не по себе. Однако Дейенерис внимательно проследила за действиями Джона, пусть и никак их не комментировала. Снова посмотрела ему в глаза. Чуть растрёпанная, немного растерянная, и Джон невольно придвинулся поближе. Не слишком решительно. — Ничего, — запоздалым эхом откликнулся Джон, сам толком не зная, что имеет в виду. Повисла странная, неловкая пауза, заполненная тихим потрескиванием пламени и мягким ароматом трав. Наконец, Дейенерис протянула руку, коснулась обожжённого уха Джона, где оставленные хищной птицей царапины только-только покрылись тонкой коркой. Прикосновение получилось едва ощутимым, но Джон тут же перехватил ладонь, прижался к ней щекой. Подался вперёд и снова поцеловал Дейенерис. Успел перехватить её очередной рваный выдох. Он целовал её такие знакомые, такие мягкие губы, ловил обрывки тёплого дыхания, мазнул языком, всем своим существом впитывая полузабытый, и от того такой желанный вкус огня. Дейенерис обвила руками его шею, притягивая ближе к себе, отвечая на поцелуй, размыкая губы. Джон чувствовал, как колотится в груди её сердце, и как бьётся где-то в горле его собственное. Его руки уже безотчётно поглаживали её спину, комкая ткань платья, и пальцы изнывали от желания прикоснуться к мягкой коже. Она задрожала, когда одна рука его легла на грудь, всё ещё наполненную молоком, вздрогнула и часто задышала, прерывая поцелуй. Посмотрела Джону в глаза, как будто ища там что-то, пытаясь понять. Джон же в тот момент ощутил почти слабость, головокружительную и невыносимую, осознав, насколько сильно тосковал по ней. — Avy jorraelan , — произнёс он на валирийском. Именно на нём Джону сейчас хотелось говорить с Дейенерис. Валирийский он всё ещё знал неважно, но тот мягко ложился на нёбо и язык, звучал музыкой, и казался единственно правильным здесь, в этой обстановке, рядом с женщиной, которую действительно любил. Которую едва не потерял. — Ydra henujagon nyke daor , — попросила Дейенерис, Джон на мгновение прижался губами к её лбу, к губам, замер, касаясь щеки, оставляя след своего дыхания на её коже, и прошептал. Тихо-тихо. Только для неё. — Dori , — честно пообещал он. — Nuhoso daor . — Sagon lega nyke, Aegon . — Kessa. Mirre. . Слова переплетались, рождаясь сами собой, звуки проливались в мир музыкой, и далёкие звёзды над храмом сияли, как в последний раз. Пламя потрескивало, плевалось снопами искр, разгоралось ярче, свиваясь в знакомые, причудливые фигуры, превращаясь в драконьи крылья, расправлявшиеся за спиной. — Kesan jiōragon īlva riña arlī. Kesan maghagon ziryla arlī se pryjagon zirȳ. Nyke kivigon. Umbagon syt nyke. Umbagon syt īlva . Он на короткое мгновение прижался лбом к её лбу, закрыл глаза, Дейенерис потянулась пальцами к его губам, мазнула по ним. Сама подалась вперёд, целуя его. И он почувствовал сладковато-солёный привкус крови, не сразу осознав, что это его собственная кровь, сочащаяся из треснувшей от жара губы. И осознание это заставило Джона рыкнуть, прижаться к Дейенерис всем телом, податься вперёд, заставляя её упасть на спину. Джон не знал, как стащил с неё платье, откинул собственную рубаху и штаны. Опомнился только тогда, когда рука его нырнула между её чуть разведённых подрагивающих бёдер, а пальцы толкнулись внутрь. Дейенерис застонала, подаваясь вперёд, жмурясь, выдыхая что-то. Только сейчас Джон разглядел тот самый шрам рядом с маленькой, припухшей от молока грудью. Незаметный под одеждой, небольшой сам по себе, но он притягивал взгляд. Джон закрыл глаза, прижимаясь губами к этому шраму, целуя его, проводя языком по нежной коже, скользя выше, к соску. Пальцы его толкнулись глубже, ощущая влагу и горячую пульсацию, лаская. Она дотянулась до его лица, обхватила его ладонями, заглядывая в глаза своими, сияющими, как звёзды, отражающими огонь, яркими. Щёки её раскраснелись, а зрачки расширились. Они снова целовались, переплетаясь телами. Джон убрал руку и сел между её разведённых бёдер, и тут же скользнул внутрь её разгорячённого тела. Дейенерис вскрикнула, застонала громко, подалась вперёд. Ещё и ещё. Джон вцепился в её ягодицы, чуть приподнимая, с горячечной жадностью притягивая к себе. Больше не было ничего. Только всепоглощающее пламя. Время от времени они рычали, как два диких зверя, словно боролись, а не занимались любовью. Целовались, кусались и царапались. Дейенерис громко вскрикивала, когда Джон делал особенно сильный толчок, он и сам стонал в голос, чувствуя, как по исцарапанной спине течёт, чуть пощипывая, пот. Уже не от пламени, не от духоты, а от жара её тела. Горячо, тепло, влажно, он ощущал её пульсацию, её мягкость. Потянул её на себя, заставляя сесть себе на бёдра, и Дейенерис двигалась на нём, приподнимаясь и опускаясь, пока он покрывал рваными поцелуями и мягкими укусами её груди, то и дело ощущая привкус сладкого материнского молока на губах. Слизывал солёные бисеринки пота. Она что-то шептала — неразборчиво, на валирийском. Слова сочились нечеловеческим жаром. Драконьим пламенем. Джон запустил одну руку в её растрёпанные волосы, нащупав почти распустившиеся косы, в которых чудом держались колокольчики. Застонал, когда Дейенерис стала двигаться на нём быстрее, и понял, что недолго продержится. — Kessa, kessa ,— шёпот сбивался, и сложно было сказать, кому он принадлежит. Всё было правильно. Теперь всё казалось обретшим некий смысл. Джон не видел уже, но чувствовал, как вспыхнуло пламя в жаровнях, исторгая искры и грозно взрыкивая, как настоящий зверь. Как дракон. Дейенерис задрожала всем телом, Джон ощутил, что у него самого сводит мышцы, как прокатывается сладкая волна от поясницы до загривка, заставляя очередной раз прикусить нежную кожу, оставляя красные следы зубов. Его горячее семя пролилось в неё, попало ей на бёдра, расплылось белыми пятнами на дорогой алой ткани. Но им обоим не было до этого дела, когда они упали, мокрые, измождённые, шумно дышащие. Никто не видел их. Только Бог Огня, перед алтарём которого они только что совокуплялись, как дикие животные. Как драконы. На губах всё ещё витал смешанный с прочими вкусами привкус крови, и ещё один — горький, дымный. Вкус огня. И вкус её молока. Борясь со сном и накатившей слабостью, Джон привстал, всё ещё не до конца веря, что происходящее — реально, а не плод его фантазий. Таких постыдных и неуместных. Однако Дейенерис была рядом, настоящая, тёплая, взмокшая, как и он сам. Следовало смыть с себя следы случившегося, хотя Джон смутно догадывался, что Беннеро и Кинвара всё равно узнают. Поймут. Ну и ладно. Он уже не переживал об этом, когда плеснул из кувшина водой на какую-то тряпку. — Дени, — тихо позвал он. Она обернулась. — Надо нам немного, ну, — он продемонстрировал тряпку. Дейенерис приподнялась и приблизилась к нему, тихо улыбаясь. Некоторое время слышался только плеск воды, даже пламя, казалось, успокоилось, сделалось тусклее. За окнами по-прежнему зияла чёрнильной тьмой глубокая ночь. Конечно, тут нужна была ванна, но и так уже не плохо, хотя бы стереть пот. Джон с удивлением отметил несколько синяков на теле, усмехаясь. Шея немного саднила — там его тоже укусили. На спине явственно ощущались царапины. Он посмотрел на Дейенерис, испытывая чувство щемящей нежности. Она провела тряпкой между грудей, рядом со шрамом. У него вдруг задрожали руки, хотя ещё совсем недавно он этот шрам целовал. Целовал её синяки и ссадины, оставшиеся на шее после Миэрина. Он вдруг заметил, что на глазах Дейенерис выступили слёзы — и не выдержал молчания. Снова позвал. — Дени, ты что? Она помотала головой и попыталась отвернуться, но Джон, позабыв о собственной наготе, присел рядом и заглянул ей в глаза. Оказывается, лицо у неё было мокрым уже не от воды — от слёз. — Рейенис… — едва слышно прошептала Дейенерис, — Рейенис плачет… я ведь до сих пор слышу её плач. Джон не стал больше ни о чём спрашивать, только прижал её к себе, чувствуя капельки влаги на её коже и тепло. Вот так — тело к телу, без одежды, он ощущал Дейенерис, как самого себя. Чувствовал, как она вздрагивает, и сам боролся с непрошеными слезами. Тоска накатила на него, как волна, накрыла с головой. — Мы вернём её. Она жива. Она просто… просто далеко. Нужно немного подождать, и мы снова её увидим. Дейенерис чуть кивнула и приподняла голову. Джон коснулся её спутанных волос, осторожно убирая светлую прядь за ухо, грустно улыбнулся. А после поцеловал её горячий лоб, зажмурившись. — Надо нам прилечь. Отдохнуть. Понимаешь? Завтра будет непросто. Чтобы спасти Рейенис, нам нужны все силы, какие только есть. Одеться им тоже всё-таки пришлось, несмотря на то, что в зале стало совсем тепло, но Джону не хотелось, чтобы какая-нибудь неожиданность посреди ночи или под утро застала их голышом. Уже надевая штаны, он увидел монетку, о которой успел позабыть. Видимо, выскользнула откуда-то, упав на пол. Дейенерис не заметила этого, и Джон отчего-то постарался поскорее спрятать её, перед этим ненадолго сжав в кулаке. Старая монета Волантиса. Её ему отдал Томас перед тем, как уйти. Тот, кто сам когда-то родился в Чёрных Стенах. Монетка с профилем короля и черепом. Напоминание. Джон об этом не забудет. Вскоре он уже прижался к Дейенерис, приобнимая её. И сам не заметил, как уснул, убаюканный тёплым дыханием и её близостью. Она опустила голову на его грудь, закрыв глаза, и, наверное, тоже погрузилась в сон. Джон надеялся на это, по крайней мере. Она мало вставала в последние дни после исчезновения Рейенис, но едва ли отдыхала. Темнота раздвинула свои границы, унося Джона к далёким звёздам, чей шёпот он теперь слышал так же явственно, как слышал шёпот огня совсем недавно. Он осознал, что стоит на всех четырёх конечностях, вдыхая запахи. Знакомые и чужие. Принюхался. Здесь немного пахло морем, которое билось за пределами комнаты. Комната эта казалась тесной, ему хотелось туда, на свободу. Поэтому, встав передними лапами на подоконник, он смотрел на тёмное небо, усыпанное булавками звёзд. Луны не было видно. Поводил носом, снова принюхиваясь. Гнилостный запах просачивался повсюду, и от него свербело в носу. Он не выдержал — чихнул. И тем разбудил человека, с которым находился в одной комнате. Впрочем, Джон — нет, уже не Джон, — знал, что человек этот в последнее время спит очень чутко и беспокойно. Он чувствовал запах его снов — недобрых, тёмных, от них тоже исходил гнилостный смрад. — Призрак, — хриплый мужской голос прозвучал вопросительно. — Что там? Разумеется, Призрак ничего не ответил. Снял лапы с широкого подоконника и, цокая когтями, приблизился к кровати. Человек привстал, протянул ему руку. Призрак принюхался, водя влажным носом по ладони. Знакомый запах, хороший, он всегда нравился Призраку. Шершавый язык коснулся кожи, и человек — Джендри — тихо и устало засмеялся. — Тоже не спится, да? — спросил Джендри, садясь. — Ну, иди сюда, малыш. Призрак, лютоволк, размером с небольшую лошадь, взобрался на кровать, которая поскрипывала под его весом, и умостился рядом. Благо, ложе позволяло ему лечь так, чтобы не спихивать владельца на пол. Алые глаза сверкнули во тьме, ловя отблески далёкого света. — Скучаешь по Арье? Надеешься высмотреть её? Он и правда тосковал по своей человеческой сестре. Ему недоставало её голоса и запаха дома. Холодного, отдающего хвоей и древесной смолой, не такого, как у Джендри. Он сделал всё, чтобы её защитить. — Не могу из-за этого толком уснуть, ума не приложу, как быть дальше, — поделился с Призраком Джендри, запуская руку в жёсткую белую шерсть. Призрак прикрыл глаза. Как всегда, тихий и молчаливый. Джендри о многом мог рассказать, Призрак знал это, но кое-что человек опасался говорить вслух. Джендри тоже тосковал по Арье, изводил себя, не хотел возвращаться в Штормовой Предел, несмотря ни на что. Призрак выскочил из подлеска, когда Арью схватили, бросился прочь, к людям. Они искали её очень долго прежде, чем осознать, что не отыщут. Следов нет. Искали, несмотря на многоглазую тьму, накрывшую мир. Призрак чуял её след, знал, куда она отправилась, да это и так всем вскоре стало ясно. Люди беспокоились, ругались, что-то обсуждали. Призрак крутился рядом с Джендри, потому что его самого опасались. Пожалуй, он мог отвести людей по следам похитителей, может быть, удалось бы нагнать Арью. Но не стал. Призрак не желал причинять вреда сестре, он слушал далёкий голос, на самом деле похожий на шелест ветра, которому нельзя не подчиниться. Древний голос, рождённый самой природой, землёй, деревьями, камнями, морем, травой и солнцем. Голос пробивался из дорожной пыли, из подрагивающей на солнце тонкой паутинки, из пения птиц, из перезвона ручейков. Призрак и сам был частью этого голоса. И другая его сестра, волчья сестра, там, на Севере, наверняка тоже внимала ему. Иногда Призрак слышал и её саму, несмотря на разделяющее их расстояние. В том, что рассказывали ему голоса воды и ветра, голоса земли и птиц, не было слов, как их понимают люди. Не было букв, только формы, которые складывались в понятные, знакомые Призраку образы. Там она узнает правду, говорили боги травы, там есть то, что ей следует найти, вторили им боги камней, ты должен отпустить её, позволить пойти с ними, и тем помочь ей, подхватывали боги деревьев, шурша листьями. Призрак не смел с ними спорить. Никогда не смел. Это всё равно, что пытаться укусить воздух. Только зубами клацать впустую. Да и не хотелось злиться и спорить. Призрак признавал и чувствовал эту силу, спрятанную в косых лучах падающего света, в пляшущих пылинках, понимал её, как самого себя. Она не раз вела и направляла его — так к чему рычать на неё теперь? — Ты боишься, Призрак? — голос человека. Голос Джендри. Тот развернулся к нему, заглядывая в сверкающие алыми всполохами глаза. Вместо ответа Призрак вскинул голову, посмотрев куда-то в сторону. Джендри проследил за направлением его взгляда. Да, конечно, зеркала. То, другое и тёмное, бесформенное и злое, следило за ними. Пыталось дотянуться. Призрак чувствовал это — и невольно скалился. Джендри судорожно выдохнул, Призрак ощутил запах его страха, испуга. — Война началась, — вдруг поведал ему Джендри, но Призрак знал. Голоса ручьёв говорили об этом по-своему. — До меня дошли вести. Я должен отправиться в путь, в Марки. Наши знамёна собираются у Штормового Предела перед тем, как… Призрак не ответил. Он и без того чувствовал и слышал множество людей. — Ты поедешь туда, к Дорну, со мной? Всё равно они уже всё знают. Всё поняли. Призрак беззвучно оскалился, обнажая длинные и острые клыки. Запах маленького человеческого брата больше не был ни запахом брата, ни человека. Призрак помнил его слишком хорошо. Запах мертвечины. Запах ледяной пустоты, таящей в себе угрозу. Он видел тонкие щупальца его даже здесь. Они повсюду. Скользят, никем не замеченные, касаясь человеческих душ, проверяя их, проникая внутрь. Они вились даже вокруг Джендри, но почему-то пока не могли до него дотянуться, как будто чего-то выжидая. Джендри прикрыл глаза, но не уснул. Призрак это слышал по его дыханию. Он сам опустил голову на лапы, продолжая исподволь наблюдать за незримыми языками мрака. И слушал далёкий голос звёзд. Знакомый, мягкий. Печальный. Он напоминал Призраку — нет, сейчас Джону в теле Призрака, — песню. Она рассказывала о том, что все живые существа возвращаются к самому началу, заканчивая свой земной путь. Так заведено. Они уходят в бесконечность, где сливаются воедино, где становятся братьями и сёстрами. Обретают покой. Они обращаются звёздами, и деревьями обращаются они. Становятся травой и птицами, и землёй, и камнями, и песком, и ветром. Сливаются в танце со Старыми богами природы. Иногда они снова обретают человеческую плоть, когда приходит время. Бесконечный круг. Цикл за циклом. Взаимосвязь всех вещей. Но теперь, поглощённые мраком, братья и сёстры не могут воссоединиться с породившей всё силой, чтобы та позволила обрести им новое начало. Даже живые теперь — все, сколько их ни есть, — отравлены пустотой, пришедшей извне. Дай ей уйти, дай ей уйти, дай ей уйти, ей нужно уйти обратно. Освободи братьев и сестёр, освободи их всех. Освободи и себя. Освободи. Джон открыл глаза — очередной раз ощущая, как сбилось у него дыхание, а на висках выступил пот. Второй странный сон за ночь. Не иначе, как действие тех дурманящих трав, запах которых он до сих пор чувствовал. Первые мгновение после пробуждения он ощущался так остро, что Джон едва не чихнул. Призрак. Как давно ему не снился Призрак. Не было этих снов, волчьих снов, но, куда ни пойди, Призрак останется частью его души. В следующее мгновение Джона поразила, пронзила насквозь другая мысль — Арья. Он осторожно сел, стараясь не разбудить Дейенерис. Сколько бы он ни гнал от себя это, что бы ни говорил, ему не было всё равно. Он вовсе не желал зла своим сёстрам, а уж тем более гибели. Но во сне, который он увидел, Арья попала в беду. Если это правда, то… Что он может с этим поделать? Джон схватился за голову, вспоминая голоса. Впрочем, не голоса даже — образы, песнь самого бытия. Природы. Жизни. Её сила. Понимая, что уже не уснёт, и пребывая в смятении, Джон поднялся. Благо, он был уже одет. За окнами разгорался призрачный рассвет, пробиваясь сквозь серый морок облаков. Странное дело, он проспал немного, от запаха трав должна бы болеть голова, как и от сумбурных видений, но Джон чувствовал себя полным сил. Оглянувшись, он посмотрел на лицо Дейенерис — такое спокойное сейчас. Хорошо, если хоть ей ничего не снится. Выпив воды, он присел рядом, прислушиваясь к храму. До него доносились звуки — похоже, многие уже проснулись. Но сюда никто не заглядывал, следуя строгому наказу верховной жрицы. Стоило Джону подумать об этом, как звук открывающейся двери прокатился и по самому залу, заставив вздрогнуть. Это вырвало из размышлений о последнем сне, в котором Джон остро чувствовал гнилостный смрад, который пропитал всё вокруг, невидимым налётом лёг на каждый предмет. — Джон? — сонный голос Дейенерис послышался за спиной. Он обернулся, видя, как она протирает глаза, тоже, видимо, проснувшись от звука. — Кто там? — Это я, всего лишь я, — доложил Беннеро, появляясь из-за алтаря. Его внимательный взгляд скользнул по Джону и Дейенерис, и стало как-то не по себе. Как будто он и в самом деле обо всём догадался, но не говорил о том вслух. И пускай. — Хорошо, что вы уже проснулись. Вам пора возвращаться на корабль. Джон ненадолго забыл о прочих мыслях, вспомнив, что ему предстоит сегодня. Начать путь — возможно, самый опасный и самый важный в его жизни. Судя по всему, вспомнила об этом и Дейенерис. На лицо её набежала тень. Заметив это, Беннеро вздохнул и присел рядом, прямо на пол, скрестив ноги. — Я понимаю. Поверьте, прекрасно понимаю. Леди Кинвара пыталась об этом поговорить, но в конечном итоге решила, что лучше, если вы всё увидите сами. Джон недоверчиво фыркнул и повернулся к Дейенерис. Выражение лица его тут же изменилось, он улыбнулся. — Ты так и не сказала, — напомнил он осторожно, — что увидела сама. Дейенерис покосилась на Беннеро, а потом перевела взгляд на Джона. Она тоже села, поправив помявшееся платье, и принялась кое-как разбирать пальцами спутавшиеся волосы. Колокольчики, вынутые из косичек, лежали рядом. Беннеро же не вмешивался, внимательно слушал. — Когда ты уйдёшь… — она помедлила. — Когда отправишься в путь, я должна сопроводить корабли до Лиса, а после полететь на Север. В забытый всеми храм в Землях Вечной Зимы. Там меня ждут. — Что? — Джон в неверии уставился на неё. — Как… как — на Север? — Когда ты достигнешь своей цели, я должна быть там, Джон, — спокойно, почти мягко пояснила Дейенерис. Краем глаза Джон заметил, как кивнул Беннеро. — Ты же не думал, что должен сделать всё один. Нет, ты слышал. Видел. И я говорила тебе тоже, что видела свой путь. Джон ощутил, как у него похолодели пальцы. Это был страх иного свойства — он боялся того, что увидит и с чем столкнётся там Дейенерис. Одна. Точнее, с Дрогоном, но… — Нет, — он вдруг помотал головой, совсем как Дейенерис недавно. — Нет. Нет. — Я не собираюсь причинять вреда твоей сестре, если вдруг случайно встречу её, — заверила Дейенерис. — Даже если бы хотела, не стала бы. А я и не собираюсь. И не собиралась. Она мне не враг, и никогда им не была. — Не в этом дело… — Тогда в чём? — Дейенерис нахмурилась. — Мы с тобой вдвоём рискуем, так какая разница? Моя жизнь разве ценнее твоей? Джон мог бы ответить. Мог бы сказать очень многое. Если бы нашёл подходящие слова. Он понимал, что Дейенерис не будет сидеть на месте, что каждому из них уготовлена своя участь, но отчего-то и подумать не мог, что всё так обернётся. — Если ты справишься, справлюсь и я, — Дейенерис привычным жестом коснулась его руки, вымученно улыбнулась. — Поэтому давай не будем спорить, раз уж решили. Раз уж я позволю и тебе исполнить предначертанное. Джон сглотнул, чувствуя, что в горле у него пересохло. Боги, чего он ожидал? На что надеялся? И вот, по-прежнему оказался не готов. Не готов её отпустить, не готов согласиться на это, как будто у него существовал ещё какой-то выбор. Возможность распоряжаться. — Матерь Драконов права, — подтвердил слушавший их Беннеро, — только так можно попробовать всё изменить. Настанет время — ты поймёшь, — когда вам придётся обоим использовать каждому свой рог. Нужно сделать это одновременно. Джон едва не засмеялся. Что за глупости? — Да как я услышу, на таком-то расстоянии? — Ты услышишь, — не поведя и бровью, заявил Беннеро, — расстояние не играет роли, а север не так далёк от юга, и запад от востока. Ты ведь видел точки, соединяющие мир, не так ли? Видел чёрные камни. Видел Лэнг, Стигай в Краю Теней, Валирию, Земли Вечной Зимы и К`Дат. Ты видел, что почти все они уже во власти внешней пустоты. И вам следует поспешить, пока вы не лишились последнего шанса. Мы все не лишились. Пока остались боги, которые ещё могут нам помочь. Дейенерис только серьёзно кивнула, соглашаясь. Похоже, что бы ни явилось ей самой, она это всё прекрасно поняла. И Джон окончательно осознал, что спорить не имело смысла. Оставалось принять всё, как есть. Даже тот факт, что прямо сейчас красный жрец говорит о богах во множественном числе. Прежде богом они считали только Р`глора. Занятно. Джон снова вспомнил о женщине, которую тоже видел, и хотел спросить, допускали ли когда-то красные жрецы, что Владыка Света — вовсе не мужчина? Но снова смолчал. Сейчас это не так важно. — Ты знаешь, куда тебе следует отправиться первым делом, чтобы отыскать безопасный путь? — поинтересовался Беннеро, вставая. Джон знал. Джон это увидел вчера. Ему не объяснили — показали, обрушили на голову ворох смутных, тревожных видений, которые до сих пор плавали в его сознании. — Да, — ответил он, хмуро глядя на Беннеро снизу вверх, — я должен попасть в Ар Ной, разрушенный город Ройнаров, там будет проход к Стигаю. Беннеро ещё раз кивнул. — Владыка Света указал этот путь. Мы нашли корабль, который доставит тебя вверх по Ройне до Койны. А дальше… — Знаю, что дальше, — оборвал его Джон. Он встал напротив Беннеро, глядя в его изрисованное пламенем лицо. — Думаешь, нет? Дальше меня направят линии. И путь я продолжу один. — Где леди Кинвара? — вдруг спросила Дейенерис. — Она сейчас подойдёт, ей нужно было решить несколько вопросов и отдать ряд распоряжений прежде, чем двинуться в путь, — пояснил Беннеро. — Как вы понимаете, несмотря на то, что в храме Владыки Света ей может быть безопаснее, она отправится дальше, чтобы быть рядом с вами, пока это возможно, ваше величество, а потом и рядом с вашими людьми. Джон отчего-то не испытывал благодарности за это, хотя должен бы. Но он до конца так и не унял своё негодование. Свой гнев. — Я провожу вас вниз, и вас доставят к кораблю, — сообщил Беннеро. — Кстати, ваш дракон, Дрогон, всё ещё летает рядом с городом, — добавил он с усмешкой. — Так что нам точно можно пока не бояться. *** К гавани они прибыли почти в полном молчании, каждый погружённый в собственные мысли. Джон не выпускал руки Дейенерис из своей, сознавая, что нескоро ещё ему придётся её коснуться, увидеть, обнять. И он хотел запечатлеть каждое это мгновение в своей памяти. Кинвара тоже была молчалива, задумчиво и с тревогой поглядывая то в небольшое окошко, то на Джона с Дейенерис. Корабли стояли там же, на приколе, а людей по-прежнему было немного — как видно, многих дракон пугал. Однако и гостей не трогали. Вторая боевая галея Яры, о которой накануне был спор, оказалась готова к отбытию. Видимо, Триартхи и Нессоро лично сдержали своё слово, чтобы не связываться с чужаками. Единственный корабль того в их глазах не стоит. Это и к лучшему. — В храме сегодня ещё больше людей, — заметил Джон, когда вместе с Кинварой и Дейенерис залез в лодку, которой полагалось доставить их на судно. Море мягко плескалось о борта, и тучи вереницей тянулись с востока, не предвещая ничего хорошего. — Разумеется, — откликнулась Кинвара, — ведь там безопасно. Мы принимаем всех, кто откликнется на наш призыв, хотя мест хватит разве что на жителей Волантиса. Раз уж триархи не удосужились предупредить об опасности, это сделаем мы. — Храмы, — задумчиво пробормотала Дейенерис, — если это правда. Другим тоже следует прятаться в храмах Владыки. — Да, теперь-то и я поняла. Но, к сожалению, они лишь простоят дольше, чем прочее, — мрачно заметила Кинвара. — Главное, что они помогут выиграть время, — Дейенерис мотнула головой. — Одна беда, — проворчал Джон, — в храмах не смогут уместиться все желающие. Место там не бесконечно, как и провизия. — К сожалению, — признала Кинвара, — но Беннеро за оставшееся у него время сделает всё, чтобы подготовиться к… хм, назовём это осадой. Джон согласно кивнул. Наверное, не только ему пришла в голову мысль о том, что можно было отправить туда и беглецов, тем более, что храмы Владыки Света существовали во всех Вольных городах и их колониях. Для некоторых нашлось бы место. Дейенерис, как будто прочитав эти мысли в его взгляде, невесело улыбнулась. Она понимала: ведь те, кому мест не хватило бы, могли устроить беспорядки, затеять драку или сотворить иную глупость. Мало кому хочется умирать страшной смертью. На палубе их встретила взволнованная Сарелла, которая тут же принялась радостно обнимать каждого. Так, словно они вечность не виделись. Даже Джону досталось. Он весело похлопал её по спине. — Яра прибыла вчера, всё рассказала, — делилась новостями Сарелла, спускаясь на среднюю палубу, — хорошо, что вы в порядке. Дрогон, как видно, не давал Волантису расслабиться. Яра говорила и про триархов. Они ещё пожалеют. — О да, но будет слишком поздно, — не без иронии и даже оттенка злорадства согласилась Кинвара. Они вошли в каюту, где находились драконы. Заметив Джона, Эменос вскрикнул и, взвившись, привычно попытался устроиться у него на голове. Со вздохом сожаления Джон не без труда стащил его, чувствуя, как когти пребольно цепляются за волосы. Он бы с удовольствием взял его. Так он был бы не один. Дракон — спутник иногда даже лучший, чем человек. Почти как Призрак. Губы тронула печальная улыбка. Дракон тем временем хлопал крыльями, кружась уже под потолком. Да, он быстро рос. Красный, тоже в последнее время выглядевший апатично, что-то выкрикнул. Дейенерис рядом шумно выдохнула, когда наткнулась взглядом на вещи Рейенис, и Джон понял, что оттягивать момент нет смысла: чем раньше он отправится в путь, тем скорее вернёт их дочь обратно. В объятья убитой горем матери. Сам сможет к ней прикоснуться. Он опустился на застеленную койку, которая тихо скрипнула, и обвёл всех взглядом. Эменос тут же спикировал вниз, умостившись на перекладине. Сарелла, чувствуя, что разговор будет непростым, помрачнела и присела напротив. — Ну, что там? — Джон… должен уйти, — без лишних предисловий сообщила Дейенерис. Кинвара тем временем доставала из сундука необходимые вещи — корону и старый, со сколом, рог, который Джон когда-то давно нашёл за Стеной. Точнее, Призрак помог ему найти место, где тот был спрятан. Вещи красная жрица складывала на небольшой стол рядом с кроватью. — Уйти, — эхом повторила Сарелла, которая и так об этом знала. Но всё же взгляд её стал несколько растерянным, и она оглядела каждого попеременно, пока снова не остановилась на Джоне. Эменос рядом вскрикнул так, что уши едва не заложило. Как будто действительно понимал каждое слово — и всё чувствовал. Скорее всего, так и было. Говорят, что дракон может иметь множество всадников, но всадник — только одного дракона. Когда-то Джон летал на Рейегале, и даже не задумывался, сможет ли когда-то оседлать другого дракона. Теперь вдруг понял — пожалуй, что да. Бывают же в этом мире счастливые исключения? Он на это надеялся. — Да, — признался Джон, ощущая странную неловкость. — Это неизбежно. Но я вернусь. Мы ещё точно увидимся. Поэтому я не стану ни с кем прощаться. А Яре и остальным… вы расскажете все детали, правда? — вопрос этот предназначался не только Кинваре, на которую Джон посмотрел, но и Дейенерис. В какой-то момент ей ведь тоже придётся отправиться на Север. Сарелла недовольно поджала губы, хмурясь. — Глупости, — резюмировала она. — Ты что, в самом деле собираешься идти один? Джон посмотрел на Эменоса, протянул к нему руку, касаясь тёплой чешуи. Тот зажмурился. — Я не могу никого с собой брать. Это опасно. Поэтому… присмотрите за ним, пока я не вернусь. Надеюсь, он меня узнает, когда мы встретимся снова. Сарелла вскочила было с места, но Дейенерис неожиданно опустила руку ей на плечо и покачала головой. — Никто из нас этого не желал. Но нет иного выхода. Джон провёл руками по лицу, пытаясь собраться с мыслями. Впрочем, он уже прекрасно понимал, что делать. Прощаться ему действительно не хотелось. Он верил, что видит их всех не в последний раз. — Мне… нужно немного воды, быстро привести себя в порядок перед дорогой, переодеться, — перечислил он. Посмотрел на Кинвару, которая подарила ему загадочную улыбку, видимо, тоже обо всём зная. Джон это проигнорировал, уже нисколько не смутившись. — Когда будет корабль? — У тебя есть немного времени в запасе, — ответила она. — Разве корабль может тебя довезти туда? — допытывалась Сарелла, не желая сдаваться. — Для начала я отправлюсь в Ар Ной, — поделился планами Джон, — чтобы добраться до Стигая. Сарелла чуть не задохнулась не то от возмущения, не то от удивления. Настала очередь Джона успокаивать её: — Вам тоже предстоит непростой путь. Вскоре Джон собрал с собой несколько смен белья и сам переоделся. Взял немного еды, понимая, что та ещё пригодится ему в пути. Мешок получился увесистый. Закончив с нехитрыми сборами, он вымылся, как следует. Подобная роскошь ему тоже едва ли выпадет в ближайшее время. Корабль, о котором упоминала Кинвара, оказался торговым кораблём, который согласился доставить одного человека до Ар Ноя. Как позже, к удивлению Джона стало известно, ночью в храм приходил Нессоро, который отнёсся к предупреждению не так легкомысленно, как триархи. Кинвара согласилась ему помочь, и Беннеро готов был предоставить место в храме, при одном условии: если Нессоро приведёт с собой всех домашних, в том числе рабов, и отправит один из кораблей по направлению к Квохору, чтобы посмотреть, как там обстоят дела. Пираты, говорят, в последнее время вели себя смирно, так что путь через Кинжальное озеро стал, если не безопасным, то менее рискованным, чем раньше. Джон чувствовал, что ещё наслушается подробностей и чужого ворчания. Квохор, подумалось ему, они идут в Квохор. Возможно, следует попытаться предупредить людей там, но Кинвара, когда он обратился к ней с этим вопросом, сказала, что людям Нессоро передали известие. Они его доставит, если живые там всё ещё есть. Последнее уточнение особенно пугало. — Нессоро не глуп, и всё понимает, оттого и согласился на мои условия, — поделилась она. — Но нас выставил прочь перед этим, — заметил Джон, натягивая сапоги. — Он должен был играть свою роль до конца, хотя хорошим человеком его всё равно не назвать, но сейчас это и не важно, — хмыкнула Кинвара безо всякого осуждения. — Как ни крути, он послужит нашей цели, доставив тебя к Ар Ною. С этим оказалось сложно поспорить. Джон ещё раз обнял Сареллу и попросил передать свои наилучшие пожелания Яре. Сарелла же, неожиданно для него, прижалась губами к его щеке и прошептала на ухо тихо, но горячо, как будто пытаясь в чём-то его убедить, напомнить нечто важное: — Тот, кто презирает себя, всегда будет презираем другими. Это я давно поняла. Я никогда не забывала, что я бастард, но никогда и не чувствовала вины за это или презрения. Мне было плевать, что думают люди. Я — плод любви, а не порока. Ты тоже, Джон. К тому же ты не бастард, как видно. Поэтому, если в тебе ещё остались крохи сомнения , достоин ты чего-то или нет из-за своего происхождения, отринь это. Это глупости. Шелуха. Только мешает тебе быть тем, кто ты есть. Это знание — в твоём сердце. Закончив, Сарелла отстранилась, и коснулась ладонью его груди. Слегка улыбнулась. Джон, не ожидавший такого, посмотрел на неё растеряно, а после взгляд его вдруг потеплел: — Спасибо тебе. Она кивнула, нисколько не смущённая тем, что рядом находилась Дейенерис. А та, напротив, всё так же печально улыбалась. Джон и сам, никого не боясь, приблизился к ней, крепко обнимая, а после коротко поцеловал в губы. Мягко, едва заметно. — До свидания. Береги их. Береги их всех. И себя. Дейенерис кивнула. Джон сделал шаг назад, взмахнул рукой, чувствуя, что ещё немного — и не сможет на это решиться. Рог и корона лежали в его вещах. Кинжал висел на поясе, волосы были спрятаны в отдельном мешочке. Ему было пора. Он спустился в лодку, которая отвезла его к торговому кораблю Нессоро. И Джон постоянно оглядывался, различая очертания знакомых фигур, машущих ему вслед. Запоминая их. Навеки запечатляя в своём сердце. Он будет помнить, помнить даже когда окажется в самых глубинах непроглядной бездны. Он будет видеть этот свет. Путеводные звёзды, ведущие его сквозь сумрак смерти. «Я иду, — мысленно обратился он уже не к Дейенерис, но к своей дочери. — Иду, Рейенис. Не плачь. Я скоро буду. Подожди ещё немного».