Время будить королей

Она приняла решение вернуться в Миэрин незадолго до того, как на свет появился Эйемон. Тогда она была уже на сносях и ноги страшно отекали, но всё-таки она настояла. Считала — ребёнок должен появиться там, в Миэрине, раз уж Висенье пришлось появиться на свет в Волантисе, где они провели несколько лет. Прежде отсюда было удобнее всего добираться в разные концы Эссоса, да и в Вестерос тоже. Волантис оказался одним из немногих городов, пострадавших менее прочих, тогда как порт и вовсе был почти не тронут. Возможно, благодаря храму и молитвам красных жрецов. Дейенерис не знала наверняка, но и не пыталась теперь докопаться до истинных причин. Главное, что этот город остался и принял их — не мог не принять после всего случившегося. Чёрные Стены не устояли. И не защитили тех, кто находился под их защитой. Триархи погибли, утянутые под землю вместе со своими рабами, дворцами и богатствами, как и предсказывала им некогда Кинвара. Они её не послушали. Никого не послушали. И за это заплатили всем, что было, включая жизнь. Дейенерис же, явившуюся в Волантис спустя чуть более двух лет после всего произошедшего, встретили совсем другие люди, и не Триархи вовсе — тех больше никто не выбирал — но городское собрание, состоявшее из прежде бывших рыбаками и торговцами, среди них оказались даже бывшие рабы. Были среди них и красные жрецы, по крайней мере, Беннеро с тех пор так или иначе считали лидером города. Пожалуй, наряду с Портовой Вдовой, женой одного из давно почивших триархов и бывшей рабыней. Она выжила, удалившись в храм и нисколько не печалилась о смерти тех, кто погиб в Чёрных Стенах. Самой же Дейенерис они обрадовались, словно только того и ждали. Беннеро уж точно ждал, и за прошедшее время она сама привыкла к этому городу, словно всегда тут находилась. Может быть, потому что каждое живое место напоминало Дейенерис дом, который она едва не потеряла. Красные двери стояли дружелюбно распахнутыми — и в каждую из них хотелось войти. Садясь на корабль, отбывающий из Волантиса, — летать верхом она теперь бы не рискнула — Дейенерис не могла поверить, что прошло почти десять лет с тех самых пор, как она бежала вместе с остальными из Миэрина. С тех пор, как погиб Даарио Нахарис. Архимейстер Марвин. Как пропали без вести Кинвара и Герольд Дейн. Как умирали преданные, верные ей люди. С тех пор, как чудовища пожирали всё живое на своём пути. А она сама вошла в пульсирующую, чёрную бездну, ведомая холодной тенью, чтобы нанести свой собственный удар. Дейенерис помнила, как видела там, по ту сторону, руины городов и неубранные тела, видела прошлое и настоящее — даже будущее. Помнила бурлящий, полный звёзд котёл, и простирающуюся во все стороны неизвестность. Та не пугала больше, напротив, вызывала приятные волнение и трепет. Видела она их раззявленные пасти, жадные и немые. Их безумные глаза, глядящие в пустоту. Изнанку бытия, осколки погибших миров и их пыль, гонимую звёздным ветром. Они тянулись к ней, но не могли коснуться. Дейенерис ощущала их смрадное, зловонное дыхание, от которого увядали миры. Ядовитые соки стекали с их тел на опустошённые и бесплодные земли. И она неслась среди них, объятая огнём и окружённая ледяными всполохами, ведомая гневной силой — и пасть Дрогона разевалась в неистовом рыке, который эхом катился среди зыбкой космической пустоты и смертельного холода. Она приняла в себя нечто, чего не могла не принять. Она согласилась с тем, от чего не имела права отвернуться. Твари гнались за ней, подступали и снова расступались, как непокорные волны прилива. Они сгорали, они, по-прежнему немые, выли. Ослепшие — взирали и дышали, не имея дыхания. Она сжигала их, покуда свет не померк и мир не закончился. Она… Дейенерис видела всё, и то, что было и есть, и, возможно будет. Дейенерис видела — и больше не боялась. Что бы ни произошло, лучше построить всё заново, чем позволить миру сгинуть в пасти неведомых тварей, стать их частью. Стать целым с ними, лишившись всего, что делало каждого живым человеком. Азор Ахай, Принц, что был обещан, Воин Света, Сын Огня, Неферион, Инь Тар, Хиркун-Герой, Элдрик Охотник за Тенью. Теперь-то Дейенерис знала, пусть и не торопилась о том рассуждать. Все эти имена, принадлежащие одновременно одному человеку и в то же время множеству, говорили об одном: каждое из них было реально. И каждый существовал в тот момент, когда сама Дейенерис неслась среди тьмы, окружённая пламенем с ледяными руками, мягко касавшимися её горящих бёдер. И неважно, какое из этих имён носила она сама — или кто-то ещё, но они все сделали это. Вместе. И каждый из них становился кем-то другим, чтобы вернуться обратно. Поэтому имена эти, пусть и важные, слились воедино, чтобы в конечном итоге каждый человек остался самим собой. Герольда Дейна так и не отыскали, но Дейенерис почему-то не сомневалась — он жив. Может быть, он где-то далеко, совершенно в другом месте, но он не погиб. Наверное, с Арьей Старк случилась похожая история. Оба они, некогда увидевшие Стигай и прикоснувшиеся к нему, не смогли оставаться в привычном мире. Красная жрица Кинвара наверняка тоже отправилась куда-то ещё. Все они теперь отправляются куда-то ещё, напоминала себе Дейенерис время от времени, ибо путь свободен. И всё-таки иногда она грустила. Она побывала в Миэрине и Заливе Драконов несколько раз за прошедшие годы, пока находилась сначала в Вестеросе, а потом в Волантисе. Всё это время разрушенные почти до основания города продолжали отстраивать. Трещин в земле больше нигде не было, но Дейенерис чувствовала — шрамы от них, пусть и незримые, останутся навсегда. Чувствовала, как каждый выживший человек. Не только на самом мире — в сердце каждого из них. И эту боль они будут нести с собой до конца. И всё же эту цену она готова была заплатить. Она уже её заплатила. Миэрин, Астапор, Юнкай — никогда они не станут прежним, как и видевшие всё люди. Дома, которые стояли там теперь, выглядели иначе. И никаких пирамид больше не возводили, заменив те подобием невысоких башен, стены которых выложили разноцветными, похожими на сверкающую чешую камнями. Да, всё изменилось, не могло не измениться. Миэринцев, выживших в Дорне, отправили домой уже через несколько месяцев, чтобы они могли вернуться к своим делам. Конечно, только тех, кто этого желал. Весь мир теперь лежал в руинах, и самих людей осталось не так много, однако жизнь всегда борется до самого конца. Жизнь будет всегда, пока есть надежда. Дейенерис прекрасно знала об этом. Помнила. И Джон — её муж и король — обрёл некогда обрезанные крылья и мог летать. Он долго не решался, даже когда зелёный дракон, Эменос, стал достаточно большим, чтобы его мог оседлать взрослый мужчина. Джон боялся, но не высоты, а пережитого им когда-то. Потерю Рейегаля, о которой не смел заговаривать. И опасался немало, что правило сработает и с ним — один всадник может иметь только одного дракона. Так всегда было. Но вот теперь, когда корабль шёл по волнам из Волантиса в Миэрин, Джон летел. И вместе с ним летели Дрогон и двое других драконов — золотой и серебряный, которым ещё предстоит дать имена. Красный, Мераксес, находился вместе с Рейенис на Драконьем Камне. Дейенерис хотела бы оказаться сейчас там, среди облаков, вместе с Джоном, но ей было тяжело летать в последнее время. К тому же следовало присмотреть за Висеньей — та никогда не могла усидеть на месте с тех пор, как научилась ползать, а летать на драконе ей пока рановато. Теперь же девочка дулась на мать, сидя в углу, потому что ей очередной раз пообещали: ты сможешь летать на нём, как только немного подрастёшь. Впрочем, вторая принцесса никогда не умела обижаться слишком долго. Она с детства была вспыльчивой и эмоциональной, но очень отходчивой девочкой. И уже через время снова оказалась рядом с матерью, которая полусидела в широком кресле, поглаживая живот. Шла уже восьмая луна, и дитя то и дело билось внутри, Дейенерис же чувствовала лёгкую дурноту от небольшой качки, хотя прежде с ней такого не случалось. — Мама, он толкается! — с восторгом произнесла Висенья, в который уже раз прижимая маленькие ладони к её животу. — Толкается! — Или она, — с улыбкой поправила дочь Дейенерис. Тогда она ещё не знала, что на свет появится сын, однако у Висеньи, похоже, было другое мнение на этот счёт. Она с серьёзным видом посмотрела в глаза матери и добавила: — Нет, мама, я знаю точно. Это мой младший брат. Это было сказано с такой уверенность, что Дейенерис не рискнула спорить. Да и потом — она не сомневалась, что появись на свет третья дочь, Висенья любила бы сестру не меньше. Вообще-то, помимо вспыльчивости и отходчивости, Висенья действительно обладала ещё одним качеством — о некоторых вещах она как будто знала загодя и говорила о них с детской непосредственностью так, словно те являлись давно свершившимся фактом. Иногда это пугало, но со временем Дейенерис научилась прислушиваться к ней. Она назвала её в честь второй сестры Эйегона Завоевателя. Может быть, то была дурная примета, но всё-таки это имя ей удивительным образом шло. Глаза у неё Висеньи были скорее тёмно-синие, чем фиолетовые, а волосы не серебристые, а русые, и всё-таки она оставалась Таргариеном. Как и Джон. Все они были детьми драконов. И останутся ими навсегда, пусть от самой Валирии ныне не сохранилось даже дымящихся руин. Рейенис вернулась на Драконий Камень незадолго до того, как сама Дейенерис покинула Волантис. Ей было чуть больше десяти — совсем ещё маленькая девочка, и отпускать её так далеко не хотелось. Напротив — хотелось оставить её рядом, никому не отдавать. Пусть и очевидно одно: если Рейенис предстоит обручить с Герольдом Ланнистером в ближайшее время, ей придётся покинуть мать, пусть эта разлука и не затянется на целую вечность. Рейенис не боялась грядущего путешествия, потому что с ней оставались Мераксес и верные люди Дейенерис — Вдовец, Герой и Красная Блоха, которым предстояло охранять её на Драконьем Камне. Ещё некоторое количество дотракийцев с Безупречными в качестве личной гвардии. Они скоро увидятся, Дейенерис не сомневалась. Вскоре Рейенис научится летать верхом — и тогда сможет сама путешествовать. Это приносило хоть какое-то утешение, пусть Дейенерис и тайком плакала по ночам, вспоминая о старшей дочери. Такой юной, такой красивой, такой спокойной — совсем не похожей по характеру на младшую сестру Висенью. Рейенис, конечно, совершенно не помнила о том, что произошло с ней во младенчестве, но, кажется, память об этом таилась в самой глубине её сознания. В её лиловых глазах была мудрость, не свойственная столь юным девушкам. Но такой она была с самого начала. Ведь именно её сила влекла Отца Тысячеглазых. Когда они только добрались до Дорна вместе с Джоном и маленькой Рейенис на руках, Дейенерис и сама не верила в то, что видела. В то, что дочь её — живая, тёплая, — вернулась. И почти не плакала с тех пор. Дейенерис постоянно находилась рядом с ней, почти не выпуская из рук. Словно боялась, что всё это сон, который развеется рано или поздно, и Рейенис не окажется рядом. Джон понимал её, и сам находился поблизости, когда Дейенерис засыпала — чтобы ей было спокойнее. Наверное, половина луны понадобилось для того, чтобы стало понятно окончательно: Рейенис здесь. Она больше никуда не денется. Не уйдёт. Не исчезнет. Никакая чёрная тень не заберёт её, а Визерис… Визерис, верила Дейенерис, наконец, обрёл покой. Спустя столько лет — всё-таки обрёл. Он никогда больше не являлся во снах, и Дейенерис была ему за это благодарна. *** Некоторое время — почти год — они с Джоном и Рейенис провели в Дорне. Солнечное Копьё пострадало не так сильно, как многим казалось тогда, в Водных Садах и вовсе уцелели почти все постройки. Разрушены до основания оказались разве что крепости, находящиеся в Красных горах и ближе к Дорнийскому морю. Их тоже предстояло возвести заново. За прошедшее время Дейенерис успела посетить почти каждый замок в Дорне и увидеться со многими людьми. Каждый раз она испытывала едва ли не трепет, когда видела их лица — лица живых, уцелевших, не обезумевших от ужаса. Каждый раз она чувствовала ни с чем не сравнимое счастье, словно находила своих братьев и сестёр, о которых прежде не ведала. И все они были ими — её братьями и сёстрами, матерями и отцами. Они были её семьёй. Они были — живыми. С Серсеей им довелось встретиться вскоре после прибытия в Дорн — как видно, кто-то сообщил ей и Джейме о том, куда им направляться из Браавоса. В глубине души даже её Дейенерис была рада видеть. Как и её подросших за минувшее время детей. И даже Джейме — тот изменился с тех пор, как они виделись в последний раз на Лорассионе. Так невообразимо давно, словно в самом деле в другой жизни. В другое время. В ином каком-то, забытом ныне мире. Джейме, немного мрачноватый, но источающий прежде незнакомый Дейенерис внутренний свет рассказал: — Я был там, в самом низу, в бездне. Вы знаете. Вы видели, ваша милость, — он серьёзно смотрел прямо в глаза Дейенерис, которая покачивала давно задремавшую дочь. В то время она ещё старалась не выпускать Рейенис из рук. — Я слышал и вас, и тот зов. И то, как те… те люди, кем бы они ни были на самом деле, связали чудовищ. Думал, что сам умер, но они вывели меня из мрака. Вернули обратно. Судя по всему, я всё ещё жив, если всё это — не моё посмертное видение. Джейме умолк, перевёл взгляд на Серсею, которая выглядела отстранённой, сидя рядом. Их сюда также доставили на одном из уцелевших кораблей флота Браавоса не так давно. — Но я вернулся. Каким-то образом… Меня отыскали в подвале храма. Не знаю уж, кого стоит за это благодарить. Дейенерис едва заметно улыбнулась. — Не меня, сир, это уж точно. Мы все делали то, что должны, не так ли? Вы поступили так, как вам велело сердце. — Сколько нас выжило после этого? — наконец, заговорила Серсея. Дейенерис перехватила её взгляд, и улыбка увяла на губах. Не из-за Серсеи, а из-за её вопроса, ещё слишком болезненно отзывающегося в самом сердце. — Достаточно, чтобы мы могли попробовать жить дальше. Как прежде, уже никогда не будет, но это не значит, что будет плохо. На губах Серсеи, напротив, появилась невесёлая улыбка. — Ты сама в это веришь? — Я никогда не говорю того, во что не верю, — спокойно ответила Дейенерис. — Я не ненавижу тебя, Серсея, — вдруг призналась она, — и не презираю. Больше — нет. Ты и твои дети не должны бояться меня. Самое страшное вы все уже видели. Серсея откинулась на спинку кресла, в котором сидела. Они втроём — точнее, вчетвером, если считать спящую Рейенис, — расположились в одной из уцелевших башен Солнечного Копья. Широкие арочные окна выходили не в сторону моря, а к пустыне — туда, где виднелись сияющие под раскалёнными лучами песчаные барханы. Джейме, ощутив повисшее напряжение, потянулся к штофу, разливая вино по трём бокалам, но Дейенерис покачала головой — она отказывалась пить, пока кормила грудью дочь. — Ты не позвала сюда никого из своих людей, — не то насмешливо, не то задумчиво заметила Серсея, вскинув брови. — Так уж доверяешь нам? В самом деле, здесь не было ни Серого Червя, ни Вдовца, ни Джона — никого из тех, кто мог бы защитить её. Разве что Джейме пришлось оставить своё оружие за пределами комнаты, но скорее ради соблюдения формальностей, а не из страха. Дейенерис знала — Джейме и в голову не придёт теперь пытаться убить её. — Я думаю, вы слишком любите своих детей, чтобы совершать подобные вещи. Я не угрожаю, — тут же заметила Дейенерис, заметив потемневшее лицо Серсеи. — Я действительно вас не боюсь. Не из-за детей, а потому что у вас больше нет причин нападать на меня. Мы все живые. Разве не это главное? Убивать друг друга нет смысла. — Расскажи это тем, кто пережил нашествие по ту сторону Красных гор, — фыркнула Серсея, не скрывая своего скептического настроя. Дейенерис натянуто улыбнулась. — Они тоже скоро поймут. Нужно немного времени. — Что же вы планируете делать дальше? — Джейме, похоже, всё-таки немного нервничал. — Жить, сир, — коротко ответила Дейенерис. — Жить. — Другое дело — каким образом, — Серсея сжала подлокотники кресла. — Вот что интересно… — Королевскую Гавань, наверное, можно восстановить… со временем, — перешла к делу Дейенерис. Вообще-то об этом и правда следовало поговорить. Она уже обсуждала всё это с Джоном и принцем Морионом не так давно. — Но неизвестно, сколько его потребуется. Поэтому королевская резиденция будет находиться на Драконьем Камне. Тот, насколько нам известно, не пострадал. Что же до столицы… бывшей столицы, понятия не имею, есть ли смысл жить в том месте теперь. После всего, что случилось. Взгляд Серсеи из насмешливого сделался несколько изумлённым. Наверное, предложение вот так оставить такой большой город со стороны и в самом деле звучало до крайности странно. — Что же ты предлагаешь? Дейенерис посмотрела на свою дочь, чувствуя, как тяжело ей даётся это решение, пусть и потребуется несколько лет для того, чтобы этот план воплотился в жизнь. — Я хочу, чтобы ваш сын, Герольд Ланнистер, если на то будет воля выживших лордов Вестероса, стал королём-консортом и женился на моей наследнице Рейенис Таргариен. Что касается Вестероса… думаю, через время следует созвать тех самых лордов и леди, о которых я упомянула, на Драконий Камень, чтобы решить некоторые вопросы. Но не прямо сейчас. Это они с Джоном также обсуждали, хотя до сих пор не пришли к единому мнению. Джон сомневался — и вполне справедливо, — насколько это оправданное и разумное решение. Серсея Ланнистер убила его отца — дядю, — в гневе напоминал он. Серсея Ланнистер желала смерти Сансы. Она, Серсея, нарушила слово касательно Короля Ночи и его армии. Эта женщина, в конце концов, убила Рейегаля, его дракона и сына Дейенерис. А им придётся доверить ей дочь, пусть к Рейнис и приставят стражу для охраны. Дейенерис понимала его сомнения, негодование и разделяла их, тем не менее не желая сдаваться. Кто-то же должен продолжить их род. Дейенерис давно поняла, что вернётся в Эссос при первой же удобной возможности, но и оставлять Вестерос вот так, разорённым, совершенно неприемлемо. Она не могла так поступить, чувствуя груз ответственности за эти земли, прежде совсем не походившие на дом. Если бросить всё так, как есть, через несколько лет может завязаться очередная война за право власти, и неизвестно, чем она закончится на сей раз. Может быть, людей тогда не останется вовсе. Те чудовища — они ведь не умерли. Они всегда где-то рядом. Они ждут. Прислушиваются и принюхиваются, ища бреши и щели в заново возведённых стенах, ожидая, когда откроются кровавые язвы истерзанной земли. И если границы вновь истончатся, ослабнут… Думать о таком не хотелось. Но и доверять Серсее Ланнистер свою дочь не хотелось тоже. И всё-таки Дейенерис решилась. Не в последнюю очередь из-за того, что когда-то сказала сама Рейенис в её сне. Может быть, это безумие, но Дейенерис ей верила. «Мне нужен Герольд», — вот что она говорила. И речь шла не о пропавшем ныне Герольде Дейне, поняла Дейенерис, а о другом. И доказывал это меч, который Дейенерис видела у сира Джейме. Тот самый, который в её сне сжимала в ладони Рейенис. Этот мальчик чуть старше неё, который, вполне возможно, станет для неё хорошим мужем. Это покажет время. Как и то, не ошиблась ли Дейенерис на этот раз. — Что? — кажется, Серсея удивилась не меньше Джейме. Тот и вовсе уставился на Дейенерис так, словно впервые увидел. — Я хочу… — Я слышала, я… Ты хочешь, чтобы мой сын женился на твоей дочери? — в голосе Серсеи не звучало насмешки, только безграничное изумление, едва не перерастающее в искренний испуг. — Я хочу, — спокойно продолжила Дейенерис, — чтобы мы стали не врагами, а союзниками. Что может быть лучше брака в таком случае? Если тебе не всё равно, Серсея Ланнистер, если ты и в самом деле хочешь вернуться в Вестерос навсегда, лучшего выхода не придумать. Впрочем… нет, я не стану мешать тебе отправиться вместе с сиром Джейме и детьми на Утёс Кастерли. Пока нам неизвестно, что с ним происходит, но всё-таки это ваш дом. Вы можете восстановить его, остаться там, сделать своих детей наследниками. Но есть и другой выбор. Кажется… кажется, я всё-таки немного безумна, — она невесело улыбнулась, — но сейчас именно Герольд Ланнистер представляется мне хорошим выбором. — Он ещё так мал, — растеряно напомнил Джейме. Дейенерис указала на спящую Рейенис. — А она, по-вашему, сир, взрослая? Конечно, речь о будущем, когда они хоть немного повзрослеют. Я отправлю Рейенис на Драконий Камень со своими людьми, которые за ней присмотрят. Кто знает, что к тому времени произойдёт, но хочется верить, что все трудности — преграда, которую мы сможем преодолеть. Серсея на мгновение закрыла глаза, но всё-таки сумела взять в себя в руки, выдавив улыбку: — Допустим, всё так. Но что делать с теми, кто не примет эту власть? Ведь ничего ещё не решено. — Насколько известно, после того, что случилось в Королевской Гавани и других землях, — дополнил Джейме, — люди едва ли готовы принимать решение касательно новых монархов. К тому же… на Драконьем Камне до сих пор находится сир Давос Сиворт. Наверняка, там же есть и некоторые из тех, кому удалось спастись. — Последнее — меньшая из наших проблем, — Дейенерис пожала плечами, — что же касается вашего первого замечания… То, как я и сказала, сир, это всё вопрос будущего, мы не собираемся женить их сегодня же или даже завтра. Вы правы — со многим предстоит разобраться. И я не зря упомянула о Великом Совете, который так или иначе придётся собрать. Дейенерис поднялась, понимая, что и сама порядком устала. — Вы можете оставаться в Дорне столько, сколько сочтёте необходимым. Как я понимаю, пока вы планируете воздержаться от поездок в Западные земли. — На самом деле, я хотел бы попасть на Утёс Кастерли, — признался Джейме. — Джой тоже. Мы все хотели бы… Но да, нам нужно время, чтобы перевести дух прежде, чем мы отправимся в путь. И следует разведать обстановку хоть каким-то способом. Птицы сейчас, похоже, письма больше не доставляют, а Цитадели не существует. — Это верное решение, — говоря это, Дейенерис посмотрела не на Джейме, а на Серсею. — Солнечное Копьё предоставит вам всё необходимое. Стоит только попросить. Принц Морион — очень радушный хозяин. *** Хайтауэры уцелели — вот о чём стало известно вскоре. Не все, поскольку сир Бейелор погиб вместе с большей частью отряда, который, покинув Королевскую Гавань, не успел даже добраться до Староместа. Ещё раньше земля разверзлась под копытами их лошадей. О том говорили немногочисленные выжившие, едва не лишившиеся рассудка. Они уверяли, что чудом спаслись от тварей, бросившись в Медовичку, движимые обычным страхом, а не каким-то расчётом. До Староместа им оставалось рукой подать — они уже видели Высокую Башню, но Дорога Роз раскололась. То, что вылезло из разверзшейся расщелины, поглотило и большую часть самого города вместе с его обитателями. С его гильдиями, тавернами, извилистыми улицами, многочисленными рынками и гаванью. Вместе с многоголосым гомоном на разных языках. С криками чаек и детей, смехом женщин и перебранками торговцев. Со всем тем, что являл собой этот город когда-то. Лейтон Хайтауэр погиб вместе со своей четвёртой женой Реей Флорент. У него было десять детей, включая Бейелора, и лишь троим из них удалось пережить нашествие чудовищ — тех по счастливому стечению обстоятельств не оказалось в Высокой Башне, когда та вместе с островом Битвы, на котором и высилась, ушла под воду. Развалилась на части, погребая под собой всех находившихся внутри. Из сыновей лорда Лейтона в живых и вовсе остался один — сир Гюнтор. Вполне вероятно, ему и предстояло продолжить род, поскольку жена сира Бейелора вместе с ребёнком в своём чреве оказалась в числе погибших. Впрочем, скоро и сам сир Гюнтор заявился в Солнечное Копьё, где в настоящий момент и велись переговоры. К тому времени Дейенерис успела повидаться даже с юным лордом Расселом, некогда желавшим поквитаться за смерть своих родителей в Королевской Гавани. Тому удалось спастись, когда он перебрался на один из кораблей, подошедших к Красным горам. До этого он вместе с небольшим отрядом верных ему людей из Длинного Стола следил за обстановкой по велению принца Мориона. Ему повезло, что корабли из Дорна прибыли вовремя, как и в том, что лорд Джендри согласился принести собственную жертву, не раздумывая. Теперь вот сир — точнее сказать, уже лорд — Гюнтор признался, что никогда не участвовал в заговоре, который, разумеется, имел место. Тем не менее, кое-что ему было известно. Сейчас мало кому было дело до того, что происходило прежде: все эти интриги и мелочное предательство выглядели чем-то совершенно незначительным. И всё-таки Дейенерис пожелала его выслушать. Как, впрочем, и Джон, который на той встрече присутствовал. — Я знаю, — сказал Гюнтор Хайтауэр, — что вы вправе казнить меня. Мне всё равно. Как будто теперь это имеет значение. — Никто не станет вас казнить, сир, — заверил Джон со всей серьёзностью. — Мы благодарны, что вы явились сами. Сейчас к нам приходят известия с разных концов страны. Люди растеряны и напуганы. Поэтому сначала следует разобраться с происходящим, а уж потом миловать и казнить, если потребуется. Нас осталось слишком мало, чтобы начинать с бессмысленных, как мне представляется, убийств. Сир Гюнтор — мрачный, равнодушный к своей судьбе только криво улыбнулся. Его жена, знала Дейенерис, тоже погибла. Он, как и многие из них, лишился слишком многого, чтобы действительно печься о своей дальнейшей судьбе. Даже судьба его дома теперь, похоже, не слишком беспокоила Гюнтора. — Умереть всегда очень просто, — мягко напомнила Дейенерис, — куда сложнее продолжать жить. Для этого иногда требуется невероятная храбрость. Вы храбрый человек, сир, раз решили прийти сюда. Раз приняли такое решение. Или вы надеялись отыскать здесь лёгкую смерть? — Я и сам не знаю, что искал, миледи… или ваше величество, уж не понимаю, каким титулом вас теперь именовать, — он пожал плечами и посмотрел на Дейенерис, прямо и дерзко. Та пропустила замечание о титуле мимо ушей. — В любом случае, мне хотелось поставить точку. И я знаю, что Лео Тирелл здесь. В Солнечном Копье. — Вам он зачем-то нужен? — поинтересовался Джон. — Возможно, это я ему понадоблюсь, — мрачно хмыкнул сир Гюнтор. — Чтобы поквитаться. — Никто пальцем вас здесь не тронет, — пообещала Дейенерис. — Вы можете говорить свободно. Никто не хотел бы, чтобы ещё один великий род исчез, людей из без того осталось мало. Каждый ценен. Сир Гюнтор ненадолго замолчал, собираясь с мыслями, хотя по пути наверняка не раз обдумывал то, что скажет. Но никогда нельзя загодя подготовиться ко всему. — Я уверен, что мой отец не устраивал отравление Бронна Черноводного. С него ведь началось, если не всё, то многое. Я знаю, — с напором заверил он. — Как и то, что тот человек… Даарио Нахарис, наёмник из Эссоса, прибыл сюда и сговорился кое с кем прикончить сира Бронна по пути в Хайгарден. Мне известно, кого он нанял. То был человек Тиреллов, который работал на Лютора. За приличную плату он отыскал шлюху, чтобы та отравила этого проходимца Бронна в доме Мерривезеров. Впрочем, не сомневаюсь, рано или поздно его бы всё одно прикончили. Никто не стал бы терпеть этого человека как правителя Хайгардена и уж тем более, как Хранителя Юга. Некоторое время сир Гюнтор помолчал после того, как позволил излиться своему праведному гневу. Никто не перебивал его и не поторапливал. Дейенерис внимательно следила за выражением его отрешённого, посеревшего от пережитых ужасов и горя лица. И испытывала искренне сочувствие. — Я знаю, — собравшись с силами, наконец, продолжил Гюнтор, — что кое-кто из выживших после кошмарного пира в Близнецах Фреев, скрываясь от людей короля, связался с разбойниками. Ничего особенного… вы понимаете, такое случается. Но именно после того, как леди Таэна погибла, её друзья из Вольных Городов, которые тогда ещё оставались живы, отыскали способ отомстить виновным. Я… мы все подозревали друг друга, но и понятия не имели, что Фреям удалось найти союзников в лице некоторых северян. Те в конечном итоге помогали с поставками оружия. Только ни у кого не было никаких доказательств, а Санса Старк в конечном итоге тоже могла выглядеть не лучшим образом, даже выдвинув обвинения, — будто пытается нанести вред королевству своего брата, хотя при том оставалась в окружении врагов. «Санса Старк, — чуть отстранённо слушая этот рассказ, подумала Дейенерис, — надеюсь, она всё-таки выжила». Ведь о ней, да и об Арье тоже, до сих пор не было никаких вестей. Джон избегал разговоров на этот счёт, но Дейенерис видела — ему тоже не по себе. Так или иначе, они оставались его сёстрами, и она это понимала. Вот и сейчас — стоило сиру Гюнтору упомянуть Сансу, как взгляд Джона тут же потяжелел, потемнел. Но он смолчал. Только едва заметно сжались пальцы. — Покровители Таэны, как видно, кое-что могли выиграть из-за распри в Вестеросе. По крайней мере, набить карманы, — продолжил сир Гюнтор. Теперь он смотрел не на своих собеседников, а устремил какой-то невидящий взгляд в пол. Он походил на уставшего до крайности, до величайшего изнеможения человека. — Награбленное ведь делили. А торговцы, пользуясь тем, что гаваней Речных Земель стали опасаться из-за набегов разбойников, могли продавать своё добро намного дороже. Ведь почти не оказалось других желающих туда заходить. Всё это время… — Почему же ваш отец — да и вы, если на то пошло, — не доложили об этом королю и другим, если знали? — перебил его Джон. — Выходит, вам это тоже играло на руку. Тогда ведь не верили в то, что происходит с Браном. — Мне? — сир Гюнтор невесело рассмеялся. — Я занимался безопасностью гавани Староместа, что мне за дело до того, что творилось в Речных землях и на Севере? Эти люди, говорил отец, пренебрегли нами. Оскорбили нас. Теперь должны пожать плоды своих деяний. Рано или поздно это бы закончилось. Мы полагали, что ситуация вполне поддаётся контролю, но предпочитали пока наблюдать. — Всё от того, что вы предпочитали не замечать, что за король сидит на троне, — тон Джона сделался ещё холоднее. Суровее. И Дейенерис мягко коснулась его руки, чуть поглаживая. — Только ли мы? — на этот раз Гюнтор вскинул голову и оскалился. — Только ли мы? — повторил он уже глуше. — Почти всё королевство оставалось слепо к этому. Всё же, что видели мы сами — это калеку, который каким-то образом взобрался на не предназначенное ему место. В конце концов, нас-то даже не спрашивали. Решили между собой. И все согласились. Приняли этот порядок вещей, словно так и должно быть. Дейенерис невольно задумалась о словах Джейме. Впрочем, она с самого начала понимала, что не получится так просто — для этого в самом деле придётся разобраться со всем, что происходит. Понять, как быть дальше. А для этого ей предстоит выслушать немало людей. Что ж, она была к этому готова, как и прежде. Они едва ли признавали её королевой, но это и не важно теперь. Главное в другом — она хотела и чувствовала, что обязана помочь. Иначе ей никогда не сыскать покоя. — И что бы они могли сделать? — тихо спросила Дейенерис уже у Джона, но сир Гюнтор услышал. — Он ведь обо всём знал, но ждал, пока они сами примутся грызть друг друга. Ему это было нужно. Тому чудовищу. — Мы планировали… точнее, отец хотел, чтобы после того, как мы разберёмся с дорнийским бунтом, с железнорождёнными… он хотел, чтобы мы подняли вопрос о выборе нового короля. — Старого для этого пришлось бы убить, — напомнила Дейенерис. — Мы полагали, что толпа с этим и без того справится прекрасно. Я знал о Светлом Эммете. Он тоже погиб, не дойдя до столицы со своим отрядом, собранных по воле Праведных. Только уже из Староместа, а не как мой старший брат… — он помолчал. — Эммет умел говорить всё правильно. Так, как это желали услышать и без того перепуганные люди. Если вы хотите обвинить меня и мою семью — право ваше, я за этим и пришёл, но помните, что участвовали в этом многие. И даже принц Морион сделал для происходящего не меньше, чем мы. Даже мальчишка Мерривеззеров в конечном итоге решил переметнуться, явно не понимая, что не мы подстроили смерть его матери. Когда это происходило, Даарио Нахарис явно не задумывался над тем, что станет с его родителями в Красном Замке. Ему было плевать, он мстил за… за вашу смерть, — сир Гюнтор снова поглядел прямо в глаза Дейенерис. При звуке этого имени Даарио она ощущала знакомую, пусть и несколько притупившуюся боль. Никогда она не забудет своего капитана. И его смерть — тоже. Всё, что он делал, он делал ради неё, даже когда полагал, что она погибла. Впрочем, в её смерть он тоже не верил. Может быть, поэтому её преследовало чувство вины — Дейенерис видела, как он умер, и не могла тешить себя иллюзиями и ложными надеждами. Искать его и верить. — Что случилось с родственниками Лео Тирелла, с его семьёй? — задала она из волнующих её вопросов, понимая, что сейчас говорит с человеком, который на многое способен пролить свет. — Мы до сих пор так ничего и не смогли разузнать, хотя сам он уверен, что их убили до того, как всё началось. Сир Гюнтор хмыкнул. — И в этом вы меня вините? Напрасно. Насколько мне известно, отец их и пальцем не тронул. Они и в самом деле исчезли до того, как обнаружили тела членов Конклава и подняли шум. О нет, могу вас заверить, это далеко не ложное обвинение. Позже в покоях мейстера Гормона отыскали яд, которым отравили остальных. Нечто подсказывает мне, что начальник городской стражи и его домашние покинули город заранее, зная, что начнётся. То, что они не потрудились позаботиться о безопасности Лео, говорит только о степени их привязанности. — Значит, мы до сих пор не знаем, живы ли они, — задумчиво резюмировал Джон и нахмурился. — Может быть, их стоит поискать где-то в Вольных Городах. — Если их не сожрало что-нибудь по дороге, — невесело хмыкнул сир Гюнтор. — Уж мы все видели, что творилось. — Так или иначе, — решила Дейенерис, — они дадут о себе знать, если выжили, поскольку я планирую отправить Лео Тирелла в Хайгарден через некоторое время. Кто-то же должен вернуться туда и править от имени этого дома. Иных вариантов я пока не вижу. Думаю, что эту весть они рано или поздно получат. Тогда-то мы и узнаем, что произошло. — Или нет, — сир Гюнтор оказался настроен скептично, — может быть, никогда мы о них больше не услышим. — Вас должна беспокоить собственная судьба и судьба вашего дома, — напомнила Дейенерис, — я уже говорила и повторюсь — сначала нам требуется навести порядок. Прежде, чем искать виновных. — Так вы теперь всё-таки наша королева? — кажется, сиру Гюнтору было плевать. — Нет, — покачала головой Дейенерис, — я мать, которая желает добра своим детям, и человек, который больше не хочет повторения всей этой истории. Поэтому-то нам важно отложить на время вопросы касательно того, кто теперь займёт место монарха. Мы до сих пор не узнали всего масштаба случившегося. Однако вам известно, что произошло в Староместе. И что в городе ещё остались выжившие. Поэтому… я советую вам возвращаться обратно, сир Гюнтор, и постараться сообщить в Дорн по возвращении о том, что требуется и какие шаги вы намерены предпринять. Отправляйтесь домой, и постарайтесь сделать всё ради его восстановления. Сир Гюнтор поднялся — тяжело, как немощный старик, хотя был ещё молод. Он и в самом деле выглядел постаревшим, придавленным горем. Дейенерис почти ощущала отчаяние, которое исходило от него, и на вкус оно было горше пепла. Ей стало жаль этого человека. — Моя жена погибла. Мой отец погиб. Мои братья. — Но вы живы, а значит, не всё потеряно, — слова эти звучали жалко на фоне горя человека, разом потерявшего почти всех. Но Дейенерис знала, о чём говорит. — Вы не остались один, сир, мы все теперь в одной лодке. Я обещаю, что никто не забудет о Староместе, как и о других городах Вестероса, которые возможно восстановить. Если мы смогли пережить случившееся, значит… и всё остальное нам под силу. Он посмотрел ей прямо в глаза. Губы искривила болезненная улыбка. — Если бы всё было так просто. Если бы… может статься, вы правы. Только время сможет это доказать — или опровергнуть. И он ушёл, совершенно опустошённый, высосанный до дна, и Дейенерис не могла отвести взгляд от его сгорбленной под тяжестью горя спины. Ей в самом деле было жаль, пусть в случившемся со Староместом и не было ни капли её вины. Она посмотрела на Джона. — Нужно… нужно узнать, как они. Где они. Дейенерис поняла, о чём он говорит: о своих сёстрах. Она ждала, что рано или поздно он поднимет этот вопрос. Поэтому только улыбнулась и мягко коснулась его руки: — Отправляйся на Север. Я и сама бы хотела узнать, что там происходит, послать гонцов. Пока от них не приходило никаких вестей или кораблей, хотя прошло уже почти три луны. Кажется, люди до сих пор боятся путешествовать. Привези мне известия. Расскажи, что случилось в Винтерфелле. И расскажи Сансе всё, что посчитаешь необходимым. — А ты? — Джон вскинул брови. Она покачала головой. — Со мной всё будет хорошо. Возможно, я и сама отправлюсь в Штормовые земли. Джендри жив, как говорил Герой, но до сих пор не связывался с нами. Там ведь не только люди из Грифоньего Гнезда… с ним был Призрак, — напомнила Дейенерис. — За Рейенис есть кому присмотреть, — угадала она другой незаданный вопрос, — я больше не боюсь. Она никуда не исчезнет. Эменос тогда ещё был мал для того, чтобы нести всадника, но отправился вместе с Джоном на корабле в сторону Севера. Дейенерис и сама ненадолго оставила Дорн через пару дней, чтобы попасть в Штормовые земли. Уже там она почувствовала себя дурно — и вскоре узнала, что, похоже, снова беременна. *** Призрак вернулся вместе с ней спустя половину луны. Хотя Джендри, похоже, не слишком хотел с ним расставаться. Они здорово подружились. Сам же Джендри, пусть и с некоторой неохотой, но всё-таки показал то, о чём Дейенерис его попросила. Шрам, оставшийся на его теле. — Леди Кинвара сделала это, — Дейенерис не спрашивала. Утверждала. Потому что уже знала об этом. Джендри кивнул. Он немало смутился, когда Дейенерис протянула руку, чтобы коснуться свежих ещё, красных рубцов, тянущихся от ключицы до середины рёбер. Ужасная, наверное, была рана. — Чудо, что ты выжил. Но я этому рада, — произнесла Дейенерис уже вслух. Джендри же, похоже, опять смутился и принялся торопливо поправлять одежду. За окнами Штормового Предела, над морем, кружил Дрогон, но не похоже, чтобы люди здесь боялись драконов. — Расскажешь мне, как здесь дела? — попросила Дейенерис. — Я хотела посмотреть… увидеть сама. Герой говорил мне, но мне хотелось увидеть тебя лично. — Вы на меня, наверное, гневаетесь, — немного невпопад ответил Джендри. Дейенерис вскинула брови, коротко рассмеялась, а после коснулась его руки. — Нет… конечно, нет, милорд, — заверила она. — Сейчас в замке, где я живу, в Дорне, находится и Серсея Ланнистер вместе с сиром Джейме и своими детьми. Я приняла её, и уж тем более не стану гневаться на тебя. — Но ведь… — он замешкался. Встал с кровати, принявшись нервно вышагивать по комнате. На мгновение он сделался совсем серьёзным и взрослым. Хотя последнее было правдой: теперь он стал мужчиной. — Вы и сами понимаете, наверное, что тут случилось. Дейенерис следила за его нервными перемещениями по комнате с полуулыбкой. Она не кривила душой: Джендри не вызывал в ней гнева. В конце концов, она знала, что даже Яра тогда согласилась принять Брана, как короля. Но одно дело — подобное согласие, и совершенно другое — то, что творилось на сердце. — Он пугал тебя? Бран, — тихо уточнила Дейенерис. — И да… и нет, — Джендри неопределённо качнул головой и остановил долгий задумчивый взгляд на одном из зеркал в полный рост. — Но я всегда чувствовал, что кто-то наблюдает за мной. Не могу сказать точно, как это происходило. Тогда мне казалось, что дело в зеркале. Клянусь, — он снова развернулся к Дейенерис, сверкнув пронзительно-синими глазами, — однажды я видел нечто, выползающее оттуда. И это был не кошмарный сон. Чёрная тень… я видел её иногда даже днём. И Призрак, — Джендри указал на лютоволка, невозмутимо развалившегося на кровати, — он рычал, когда впервые увидел зеркало. — Я тебе верю, — примирительным тоном ответила Дейенерис. — Это не самое странное, что мне доводилось видеть и слышать. Зеркало… подумать только. Видимо, для тебя он нашёл свой собственный способ. И напугать, и проследить. Но я рада, что ты всё понял и чувствовал это. Они ненадолго замолчали. Оказалось тяжело об этом говорить. До сих пор — тяжело. Дейенерис ведь видела последствия — часть скалы, на которой стоял Штормовой Предел, ушла под воду, прихватив с собой значительный кусок крепостной стены и одну из стен замка. Тот, представляя собой единственную огромную башню, ныне являл собой удручающее зрелище. Покои Джендри находились в другом конце замка, от того здесь можно было находиться. Но уйдёт немало времени на то, чтобы всё отстроить. — Нет ничего непоправимого, пока мы живы, — напомнила Дейенерис шёпотом. Джендри присел напротив неё с шумным вздохом. — Что будет дальше с нами? Со Штормовыми землями? С Вестеросом? — Мы будем продолжать жить, лорд Джендри… Никто не сможет вернуть нам погибших людей, но мы можем бороться ради них. Строить города. Заботиться друг о друге. Следить за порядком. Это всё, что мы можем. Хотя бы в память о них. Дейенерис погладила Призрака, который соскочил с кровати и ткнулся влажным носом ей в бедро. Печально улыбнулась. — Я понимаю твои чувства, — обратилась она к Джендри. Он рассеяно кивнул. — Вы… вы не знаете, что стало с Арьей Старк? О ней ничего не слышно? — Увы, милорд. Нет никаких вестей. Но в Дорне говорят, что она отправилась в Королевскую Гавань. Больше её не видели, — честно поделилась не слишком свежими известиями Дейенерис. Джендри ненадолго спрятал лицо в ладонях, явно борясь со своими чувствами. У неё же сжалось сердце от этого зрелища. Наверное, он до сих пор любил её. Тосковал по ней. И теперь думает, что она погибла. Может, и так. Может, они ещё увидятся. Никто не знает наверняка. И всё же Арья не та, кто сдалась бы так просто. Дейенерис потянулась к нему, хотела коснуться плеча, но Джендри, точно почувствовав это движение, распрямился и откинулся назад, пытаясь этого прикосновения избежать. На красивое лицо его легла тень. Дейенерис не стала говорить глупостей о том, что непременно ещё сыщется девушка, которая искренне полюбит его — не только за красоту, но за искренность и доброе сердце, и станет его женой. Потому что знала: возможно, так и случится. Но он никогда не забудет Арью Старк, где бы та теперь ни оказалась. Она ясно видела это в его глазах. — Думай о настоящем, Джендри, — прошептала Дейенерис с искренним сожалением в голосе. — Думай о людях, которые полагаются на своего лорда. — Я всё ещё лорд? — Джендри улыбнулся. Горько и иронично одновременно. — Конечно. Кто же ещё? И ты должен постараться помочь тем, кто остался. — Я… я не хотел. Мне всегда казалось это обузой, — признался Джендри, — и только лорд и леди Эстермонты помогали мне. Дейенерис знала — они погибли. Остров Нефрит устоял, но замок, как и многие другие, обрушился прямо на головы своих обитателей. И ещё поэтому Джендри испытывает такую горечь. Возможно, тоже не может до конца принять и осознать случившееся. Дейенерис прекрасно понимала его и в этом. Только она отыскала причину, по которой должна продолжать своё дело. Джендри же только предстояло это сделать. — Теперь я остался один, — продолжал он негромко. Тень Дрогона снова мелькнула за окном. — Но мне… я… кажется, я и правда не могу бросить всё. Не имею права. — Ты не один, — Дейенерис перехватила его руку, слегка сжала. — Ты не один. Мы все есть друг у друга. И больше никто не останется один на один со своей бедой. Нас слишком мало осталось, Джендри, чтобы пренебрегать любым человеком, кем бы он ни был. — Вы останетесь в Вестеросе? Вернётесь в Королевскую Гавань? — спросил он со странным выражением лица, которое сложно оказалось понять. Кажется, чему-то этот юный лорд всё-таки научился за прошедшее время. Дейенерис покачала головой. — Нет… Я не останусь. Рано или поздно я отбуду в Эссос. Здесь ещё нужно решить кое-какие дела, в том числе и касательно того, кто станет во главе Вестероса. И всё-таки тут будет достаточно людей, которые сами находятся в похожей ситуации. Сейчас нам всем не до прошлых дрязг, — она чуть встряхнула его за плечо. — Понимаешь? Не думай, что ты один. Никто тебя не бросит. Она заговорила с ним так, словно была его матерью. Кажется, Джендри это ощутил и слегка отстранился. Поглядел на неё внимательно: — Я слышал… слышал, что у вас есть дочь. — Есть, — призналась Дейенерис, — но сейчас она в Дорне, под присмотром. — Как скоро вы покинете Штормовой Предел? — Ты так этого ждёшь? — Дейенерис коротко рассмеялась, заметив растерянное лицо Джендри. — Я не… я не это… — Понимаю. Но моей целью было увидеть тебя, узнать, как здесь обстоят дела и понять, какая помощь вам нужна. Я не задержусь надолго. И я рада, что меня так радушно приняли здесь. Конечно, последнее было не совсем верным словом. Скорее, никто не удивился её появлению и не проявил враждебности. Кажется, для многих сейчас главным оказалось одно — что явился человек, а не чудовища. Люди были заняты своими делами и заботами. Из всех разве что Джендри выглядел растерянным, увидев Дрогона, приземлившегося на дорогу за частично разрушенным замком. Но и он не боялся долго, осознав, что никто не собирается на них нападать. — В Штормовых землях жило немного людей, — заговорил он теперь, — я успел за это время побывать во многих из здешних мест. Большинство оказались разрушены, а жители их — убиты… Но мы постараемся сделать всё, что в наших силах. — Со мной из Миэрина прибыли люди. Я вернусь в Залив Драконов, но не все из них готовы на это. Не все хотят. Они опасаются — по понятным причинам. Или от того, что там потеряли всё и всех. Думаю, кое-кто предпочтёт остаться в Вестеросе. Кто-то в Дорне, а кто-то… словом, я надеюсь, никто не будет против, если придут другие, готовые восстановить разрушенное и заселить новые дома. Жить, как все, подальше от дурных воспоминаний. — Я — точно нет. За других отвечать не могу, но… никто сейчас никого не станет прогонять. Пусть приезжают, если хотят. В море, как ни странно, по-прежнему полно рыбы. Кажется, на долгое время это останется одним из основных источников пищи. Много скотины погибло, как и урожая. Кое-что уцелело, но хлеб будет стоить немало. — Об этом я тоже думала. И мы обсуждали это с Джоном, — призналась Дейенерис. — Мы опасались голода. Поэтому прежде всего нам и нужно сплотиться. Делиться с другими тем, что есть у нас, в обмен получая необходимое. Заново засеять поля. Собрать оставшуюся скотину и следить за приплодом. На это уйдёт немало времени… но я говорила и повторю — пока мы живы, мы можем побороться. Джендри чуть улыбнулся. Дейенерис же ощутила лёгкое головокружение и тошноту, сделав шаг назад. Хорошо, что чужая крепкая рука успела подхватить её под локоть. Призрак тут же вскочил, взвыв, а Дрогон, как будто отвечая на этот зов, взревел. Впрочем, ничего страшного, как выяснилось, не произошло. Вскоре мейстер сообщил лишь о том, что Дейенерис снова понесла, а волнения и перелёт над Дорнийским морем сделали своё дело. Однако ребёнок, похоже, в полном порядке. Как хорошо, что, несмотря на судьбу Цитадели, кое-кто из мейстеров ещё оставался в живых. Следовало в будущем озаботиться и этим вопросом. Пожалуй, думала о том не только она одна. Многих заботило обучение новых мейстеров. По возвращении в Дорн Дейенерис сообщила о ещё одной радостной новости. Джон вернулся спустя почти луну после неё самой. Он выглядел немного мрачным и растерянным, но лицо его тут же озарилось внутренним светом, когда услышал от Дейенерис последние известия. И всё-таки она не могла не заметить, что он несколько обеспокоен. — Я виделся с Сансой, — сообщил он очевидное, когда они с Дейенерис уже почти засыпали, лёжа в одной постели. Он рассеяно водил рукой по её влажному от пота обнажённому бедру. — Я знаю, — она коснулась его щеки и заставила посмотреть себе в глаза. — Что с ней? — Она… она в порядке. Пожалуй. Совсем недавно вернулась со Скагоса. Муж её тоже чудом уцелел. — Пока всё звучит не так уж плохо. Неужели это и есть причина твоего мрачного лица? — Она беременна, хотя явно не хочет сообщать мне пока об этом, — продолжил Джон. — Но ты права. В этом всём нет ничего дурного… И всё-таки мне показалось, что она опечалена. Растеряна. Пёс… Сандор Клиган погиб. Умер от ран, которые получил в бою, когда защищал её. Дейенерис вдруг разом всё поняла. Приподнявшись на локте, она поглядела на Джона сверху вниз. — Она его любила. Не вопрос — утверждение. — Наверное. Думаю, да, — не слишком уверено ответил Джон. — А её ребёнок? Джон покачал головой. — Не знаю. В любом случае, надеюсь, что всё будет в порядке. Мне показалось, что Рикард — её муж — очень рад этому. Мне нет до этого дела. Он всё равно родится Старком. Они замолчали. Нечто болезненное в словах Джона всё-таки присутствовало. Словно это было нечто личное. И Дейенерис, пожалуй, понимала, что именно. — Санса будет любить его, я уверена, — прошептала она, ложась обратно, — кто бы ни был его отцом, она — его мать. И она сумеет с этим справиться. — Винтерфелл… да ты и сама видела, — продолжил Джон, как будто не услышав сказанных слов. — И от Арьи по-прежнему нет никаких вестей. Север в плачевном состоянии. Всё… всё это ужасно, Дени. Она тут же поняла — нужно что-то делать. Не похоже, чтобы Джону пошла на пользу эта поездка. Во всяком случае, пока. Он попытался отвернуться, но она ему не позволила. — Не смей. Нет, — велела Дейенерис строго, — не отворачивайся. Не прячься от меня. Или я подумаю дурное. Джон замер, глядя ей в глаза. Его лицо приобрело знакомое выражение, о котором Дейенерис почти позабыла за прошедшее время. Таким решительным, почти суровым был он подчас. — Ты же знаешь, Джон… Знаешь, что самое страшное — позади. Замки — не главное. Человеческая жизнь куда важнее. Я знаю, что тебя беспокоит. Голод и разруха. Так всегда происходит после войны. Но эта война — куда больше, чем битва двух армий. Если мы выжили, значит, и с этим справимся. Она понимала, что, пожалуй, как и с Джендри, говорит несколько наивные вещи. По крайней мере, так они звучали. С другой стороны, она в них верила. Как можно в это не верить после всего, что произошло? Должно же всё иметь хоть какой-то смысл. Джон, похоже, пока не был настроен спорить. Опустил руку ниже, прижимая ладонь к её животу. — Я боюсь за тебя и за них. Они не должны увидеть этого кошмара. Рейенис и без того достаточно насмотрелась. Надеюсь, она этого не запомнит. — Никто больше не будет один на один со своей бедой. Ты видел людей, и видел, что они не опускают рук. Большинство из них. Всё, что в наших силах, мы должны сделать. И я смогу — если ты не отвернёшься. — Никогда, — заверил её Джон. — Нет, никогда. Больше ни за что. Он прижался к её губам, жарко и горячо. Дейенерис ощутила биение его сердца. Горячее, близкое. Она знала — дальше едва ли будет просто. Проблемы никуда не денутся и испуганные, потерянные люди в этом изменившемся мире — тоже. Тени неизвестности обступали их со всех сторон и выглядели пугающими. Но Дейенерис верила — и никогда не переставала верить — что и это не вечно. Она сама это видела, там, в бездне. *** Через пару дней прибыл гонец с Железных островов. Вороны действительно погибли, а воспитывать и дрессировать новых пока оказалось некому, потому письма приходили с задержками — приходилось отправлять людей. Но всё-таки Дейенерис получила весточку от Яры Грейджой. Та вернулась домой вместе с дядей почти две луны назад, чтобы осмотреться и оценить нанесённый островам ущерб. В письме своём она сообщала о том, что дома дела обстоят не так ужасно, как она предполагала. Выражала надежду увидеться в ближайшее время и заверяла, что остаётся верна своей клятве. Дейенерис улыбалась, читая её письмо, и почти видя перед глазами знакомый образ. Кажется, даже строки пропахли морской солью. И дело не в том, что гонец сам добирался морем. Нет, это был запах самой Яры. Её силы, о которой, кажется, она и сама не догадывалась. Дейенерис её недоставало, как недоставало любых верных друзей. Но она была жива — это главное. Нельзя забрать с собой всех. У каждого свой путь. Это стоило принять. Понять. В конце концов, мир оказался не таким уж большим: они не расстаются навеки. Она помнила, как прощаясь с ней на берегу, чувствовала знакомую режущую боль. И помнила, как улучив момент, Яра наклонилась к ней, на мгновение прижимаясь к её губам, целуя. Неглубоко, но чувственно. Этот короткий обжигающий поцелуй не выглядел совсем уж дружеским, но присутствовало в нём нечто иное, неизъяснимое. Недостижимое. Яра оставила после себя тот самый вкус и запах, который Дейенерис ощутила, развернув послание. Кажется, никто этого не заметил — или сделал вид, что не заметил, — но Дейенерис запомнила это ощущение. Прикосновение солёного моря к горячим губам. Тёплое, такое приятное и немного тянущее чувство. Впрочем, о Серсее и Джейме, которые в конечном итоге отбыли в Западные земли, Дейенерис не слишком тосковала. С сиром Давосом и теми, кто по-прежнему оставался на Драконьем Камне, они тоже связывались. Прибывший оттуда гонец заверил, что его встретили дружелюбно и готовы начать переговоры. Впрочем, не переговоры даже, а скорее беседу о том, как быть дальше. Среди них, как стало известно, по-прежнему находились некоторые из вольного народа, Бриенна Тарт и бывший теперь уже мастер над шептунами, служивший при Бране. Дейенерис хотела попросить сделать это Серого Червя и Марселена вместе с Вдовцом. Им она вполне доверяла. В конечном итоге, к её удивлению, Джон очередной раз предложил себя в качестве одного из посланников: Тормунд, а именно о нём и шла речь, его точно послушает, да и остальные явно будут чуть более спокойны, увидев именно его, Джона. Дейенерис с этим спорить не стала, пусть ей самой и было любопытно послушать выживших на острове. И повидаться с Лиманом Ланнистером, о котором ей успели столько рассказать. Человек этот был явно не из глупых, и мог поведать что-нибудь интересное. — Я привезу его, если пожелаешь, — пообещал Джон. Дейенерис чуть нахмурилась, качая головой. — Не нужно никого принуждать. Пусть едет только если сам захочет. Джон согласно кивнул. Дейенерис наблюдала за тем, как он неторопливо, но уверенно собирается, то и дело подмечая, что обретённая им самим внутренняя сила — точнее, вернувшаяся к нему, — сделала из него человека, которым он всегда и являлся. Которым должен был быть. Его по-прежнему называли Джоном, но больше никогда — Сноу. Если же речь заходила о чём-то официальном, он и вовсе использовал другое имя. Эйегон Таргариен. Они пока не были женаты, и Дейенерис намеревалась это сделать после того, как на Драконьем Камне пройдёт Великий Совет — там же, на Драконьем Камне, в твердыне их предков. Так решили они с Джоном. Это казалось правильным. Дорн постепенно пустел: некоторые из миэринцев возвращались в Эссос или разъезжались по Вестеросу, предпочитая начать здесь новую жизнь, союзники стремились попасть в родные места, посчитать потери, почтить память павших и восстановить свои дома. Дейенерис знала, что скоро отбудут и Лео с Сареллой. Лорд и леди Тиреллы, если быть точными. Вместо септона их не так давно обвенчал лично принц Морион. Да и кто теперь беспокоится о септонах? Кому было дело до того, что Сарелла — не просто дорнийка, а бастард? Теперь уже точно никому. Лео же, который намеревался отвезти её в Хайгарден, и вовсе плевал на такие условности. О сире Гюнторе тоже вскоре стало известно — говорят, его едва удалось вытащить из петли, в которую он полез почти сразу по возвращении домой, однако после этого он опомнился и теперь искал рабочих, которые помогли бы ему отстроить не только фамильный замок, но и Цитадель. — Сарелла Тирелл… звучит не очень, — шутила Сарелла незадолго до отбытия. Впрочем, вскоре им всем предстояло встретиться на Драконьем Камне. — Не свыкнуться мне с этим. Я никогда не планировала обзаводиться мужем, а уж тем более становиться леди где-то в Просторе. — Думаю, у него прежде тоже не было подобных планов, — весело заметила Дейенерис. Они сидели вдвоём на широкой террасе, глядя на сонный от жары город. — Но это твой выбор. Никто ведь не принуждает тебя. — Я и не жалуюсь, — покачала головой Сарелла. — Не знаю, люблю ли его… Знаю одно — с ним не будет скучно. И мне он нравится. — Начало неплохое, — Дейенерис разглядывала её, пыталась запомнить каждую чёрточку её лица. Оставить в памяти. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. — Буду, — пообещала Сарелла. — Если и ты пообещаешь мне то же. Вместо ответа Дейенерис потянулась к ней, обнимая. Вдыхая знакомый запах. На глазах против воли выступили слёзы. Она ненавидела прощаться. Ненавидела это чувство, сколько бы ни убеждала себя, что это не навсегда. И всё-таки она знала — так нужно. Всем им нужно. Когда-то ей казалось, что Вестерос не сможет стать её домом. Но дело было не в том, где она выросла, а в людях, которые её окружали и находились рядом. Её собственное сердце, в конце концов. Теперь это сердце готово было разорваться на части. — Я всегда буду рада тебе. Всегда, — пообещала Дейенерис, отстраняясь. — Каждому из вас. Всем. Я люблю вас. Я… Она умолкла. Сарелла, тоже будучи не способна произнести ни слова, уже сама обняла Дейенерис. Кажется, она тоже тихо плакала. Но слёзы эти были чистыми и светлыми. *** Джон вернулся с Драконьего Камня несколько озадаченным, но не мрачным. Дейенерис это скорее чувствовала, чем видела. Дела там явно были лучше, чем в остальных местах. И вести, которые он принёс, в кои-то веки новости оказались по-настоящему добрыми. Хотя бы потому что даже рыбацкие деревушки, находящиеся на Драконьем Камне, уцелели, как и их жители. Лимана Ланнистера с ними не оказалось, однако Джон почти сразу же протянул Дейенерис послание, написанное им для неё. Приняв письмо, она не торопилась его распечатывать. — Расскажите мне своими словами о том, что там увидели и чего удалось добиться. — К тому моменту, как мы сюда добрались, Тормунд, другие люди вольного народа, Бриенна и ещё некоторые покинули Драконий Камень, — с некоторым сожалением заметил Джон, который явно рассчитывал всё-таки застать там своего старого приятеля. Вдовец покивал. Дейенерис же сочувственно улыбнулась. — Наверное, — продолжил Джон, глянув на Серого Червя, который пока стоял молча, — они направились обратно на Север. До них дошли известия, что льды отступили. Впрочем, мы не были на Сапфировом острове, леди Бриенна вполне могла отправиться к отцу. — Они провели там немало времени, и почти луну не решались покинуть остров, опасаясь, что все остальные погибли, — добавил Вдовец. — Но, ваше величество, мы не стали разыскивать остальных, справедливо полагая, что это их дело — куда идти. С этим Дейенерис спорить не стала. — Сир Давос, — заговорил Серый Червь, — сказал, что вы пощадили его, моя королева. На Ступенях. Он вас видел. — Конечно, он видел, — улыбнулась она. — Похоже, это не было моей ошибкой. Так что же там творится? И как вы находите этого Лимана Ланнистера? — она продемонстрировала запечатанный свёрток. — И почему он писал, а не сир Давос, которому во владение передали Драконий Камень? — Я с ним знаком… немного, — прокашлявшись, вмешался Джон. — До этого видел его в Красном Замке, когда прибыл туда. Хитрый плут. Как и многие другие пауки. Впрочем, как мне показалось, не самый худший из них. Ланнистер из младшей их ветви, даже не лорд. А писал он, полагаю, потому что обладает большим даром красноречия, чем сир Давос. И при общении с нами был вежлив и вполне искренне обрадовался известиям из Дорна. — Сир Давос, — продолжил Серый Червь, — сказал, что передаст Драконий Камень с радостью. И просит дозволения вернуться на Мыс Гнева вместе со своими домашними. Некогда у него там находился небольшой замок, пожалованный ему Станнисом Баратеоном. Он хотел вернуться туда, восстановить его и жить со всеми в согласии, держась подальше от государственных дел. Титулов он не просит, только возможности восстановить свой дом. Дейенерис посмотрела на своих посланников с некоторым изумлением. И в то же время — с некоторой усталостью. — У меня он просит дозволения? Но я ведь не его королева. Едва ли. Он может делать, что пожелает. Впрочем, наверное, он и так это уже сделал. Я не желаю ему зла, пусть поступает так, как считает нужным. Вы передали ему известия касательно Великого Совета? Думаю, мы соберём его через несколько лун. — Передали всем, — заверил её Джон, — думаю, многие явятся. — Недавно мы с принцем Морионом отправили нескольких гонцов в разные концы Вестероса с этой вестью, — поделилась новостями Дейенерис, — наши разъехавшиеся союзники и так расскажут остальным по пути. Нам же требовался от сира Давоса только Драконий Камень, где впоследствии можно будет… — она умолкла, вспомнив о разговоре с Серсеей и своих планах касательно Рейенис. Боги, она не желала думать об этом прямо сейчас. Да и Серсея с Джейме до сих пор оставались на Западе. — Словом, это наш дом. Дом нашей семьи. Дом Таргариенов. Наша крепость, — закончила она. — Интересно, Тормунд и правда вновь попытается вернуться на Север? Может быть, хоть теперь у него выйдет, — хмыкнул Джон. — Пусть идут, куда хотят, — Вдовец, который с Тормундом знаком и вовсе не был, только пожал плечами. — В любом случае, — продолжил свою мысль Джон, — я надеюсь, что с ними всё в порядке. Тормунд всегда справлялся. Что там? — он повернулся к Дейенерис, которая за это время успела пробежать короткое послание глазами. Она показала свиток, испещрённый убористым почерком Лимана Ланнистера: «Я знаю, что вы сделали, ваше величество. И речь идёт о недавнем прошлом. Я видел. Чувствовал. Мои шрамы горели, и я знал, что это были вы. Признаться, долгое время я не понимал, как мне относиться к вещам, которые всё больше приоткрывали завесу тайны, доказывая тем самым, что моя бедная матушка, едва меня не убившая, не была сумасшедшей. Скорее, не вынесла возложенного на неё тяжкого бремени познания. Некоторые двери навсегда должны оставаться закрытыми. Вы и, полагаю, теперь ваш муж и король сделали то, что следовало сделать. Я знал, что он сбежал — и помог ему в этом. Помог Арье Старк выбраться, оставил для них открытые двери. Тогда я ещё не был уверен, вполне ли правильно поступаю. Но после всего, что случилось, думаю, что да. Выбор был верен. Тирион… мой кузен погиб, пытаясь убить то чудовище, которое пришло нас поглотить. Может быть, когда-нибудь и вы отыщете в себе силы простить его. Только вам решать. Я жив, и по-прежнему готов служить королевству — тому немногому, что от него осталось. Мы с вами никогда не были знакомы, но надеюсь, что это произойдёт рано или поздно. Слишком о многом я хотел бы ещё рассказать, однако ни времени, ни возможности изложить это в письме нет. Потому я могу лишь пожелать вам удачи. Лиман Ланнистер». Джон выжидательно посмотрел на Дейенерис, точно она должна была принять какое-то важное решение. И она его действительно приняла: — Я хочу с ним поговорить. Надеюсь, он будет на Великом Совете, чтобы мы могли перекинуться с ним парой слов. Услышав это, Джон отчего-то улыбнулся. *** Великий Совет, завершившийся, пожалуй, со вполне ожидаемым результатом, принёс свои плоды. Дейенерис успела повидаться с Сансой, и поговорить с тем самым Лиманом Ланнистером, оставившим после себя приятное впечатление, несмотря на его извечный хриплый шёпот. Она видела множество людей и поняла, что на деле осталось их достаточно, чтобы жить дальше, и все они готовы идти до конца, чтобы вернуть в родные места знакомую жизнь. В конце концов, Призрак отправился на Север вместе с Нимерией, что тоже казалось правильным. Джон колебался, принимая это решение и словно чувствуя себя предателем, но он знал, что лютоволку место именно на Севере, а не в Вольных Городах, куда они вскоре должны были направиться. Дейенерис чувствовала, как начинает шевелиться дитя в её чреве, от того она хотела поскорее добраться до Эссоса, оставив дела на Драконьем Камне всё той же Серсее, новому советнику Лиману и Лео Тиреллу, прибывшими туда также в качестве части нового Малого Совета. Принц Морион оставался в Дорне, но и он, не приходилось сомневаться, станет пристально следить за происходящим. Покидая Вестерос, Дейенерис смотрела на горизонт, не в силах поверить, что столько времени прошло с тех пор, как всё закончилось. Не могла до конца этого понять. Всё это до сих пор иной раз напоминало сон. И всё же это был не сон. Волантис, величественный город, встретил их корабли угрюмым молчанием. Поначалу и вовсе казалось, что здесь не осталось живых, пусть сам город на деле и не выглядел слишком пострадавшим. Правда, многие жители всё равно погибли, пусть спрятавшиеся в храме Владыки Света и уцелели все до одного, как и те, кто успел выйти в море. Встречать их в гавань вышел лично Беннеро, которого Дейенерис прекрасно помнила. Он выглядел постаревшим. И, кажется, не слишком удивился, услышав новости о Кинваре. Возможно, чего-то подобного он ждал. Впрочем, на его татуированном лице всё равно мелькнула тень разочарования и горечи. Дейенерис же испытала укол вины за принесённые вести. И от того, что не смогла остановить леди Кинвару. Как оказалось позже, Волантису ещё повезло. В остальном Эссос пострадал не меньше, а то где-то и сильнее, чем Вестерос, и выглядел не слишком приветливо. Многие некогда величественные города оказались снесены полностью. Кое-какие постройки устояли, но заваленные обломками улицы являли собою печальное, разрывающее сердце зрелище. Голод и здесь навис мечом над головами тех, кто сумел спастись. Всё это время люди ютились в жалких лачугах, заменявших им разрушенное жильё, пусть кому-то кое-как и удавалось отстроить подобие домов и разобрать завалы. Но на это не всегда хватало рабочих рук и сил. Страшные разломы в земле здесь тоже исчезли, срослись, но Дейенерис всё равно видела их внутренним взором. Видела, что они оставили после себя. Во всём мире. Иногда это вызывало почти отчаяние. То же самое подчас мелькало на лице Джона, который отправился вместе с ней. Дейенерис предлагала ему побыть в Вестеросе, если он желает, возможно, даже помочь на Севере. Но он твёрдо заявил, что не отпустит её одну. Квохор оказался потерян полностью — там не выжили ни правители, ни местные жители, ни даже жрецы. Город опустел, несмотря на устоявшие дома, дворцы и храмы. В Норвосе ситуация оказалась не сильно лучше, но кое-кто из людей там сохранился. Они же в последствии поведали Джону, который преимущественно и занимался разъездами, что случилось на переправе, где он некогда обнаружил вместе с Джейме и Драконьим Копьём гору трупов. Безумие, вот что. Настоящее безумие. Они сцепились между собою, как звери, хотя прежде уговор был о том, чтобы провести переговоры из-за затянувшейся вражды. Вокруг происходили странные вещи, следовало устроить перемирие. Но вместо мирных переговоров случилась бойня, в которой не было уцелевших. Они просто перебили друг друга, точно дикие звери. Чудовища. Конечно, наверняка, без этого не обошлось. Иногда Дейенерис и себя саму чувствовала чудовищем — тем самым, которое сразилось с другими. Такими же, как она сама. Вообще-то только здесь, в Эссосе, она в полной мере ощутила всю боль пережитого миром ужаса. До этого она точно пребывала под чарами, пусть и видела случившееся в Вестеросе, видела, как гиб Миэрин, но теперь… Да, именно это помогало ей оставаться почти спокойной в Дорне и на Великом Совете, и только иногда грустить, когда верные ей люди отправлялись обратно, к своим разрушенным домам, или когда вспоминала о тех, кого уже не вернуть. В Эссосе она увидела кошмар — сущий ужас, от которого иногда и вовсе хотелось плакать в голос. Наверное, всё дело в беременности, говорят, так иногда бывает. И даже Джон, кажется, склонялся к этой мысли, заставая её с мокрыми от слёз глазами, но что она могла поделать? Эссос обрушился на неё подобно кузнечному молоту, окончательно разбивая иллюзию хрупкого спокойствия, в котором она прибывала всё это время в Вестеросе. Теперь эта иллюзия рухнула, и запоздалое осознание настигло и Дейенерис. Мир вокруг словно прожевали и выплюнули. Оставили таким, изувеченным, переломанным, со следами острых хищных зубов на теле. С кровоточащими ранами. Они заживут, напоминала себе Дейенерис. Заживут. Но эти страшные шрамы… их нельзя будет не увидеть. Нельзя будет отводить глаза от этого. Не замечать. Она видела разрушенные дома. Видела разорённые города. Сломанных, испуганных людей. Ещё более сломанных и испуганных, чем там, в Вестеросе. Может быть, дело в этом… Их куда меньше, чем на том берегу. Она испытывала едва ли не вину перед ними, словно это она, не Дейенерис Бурерождённая, а Дейенерис Опустошительница, сделала это сама. Но ведь это не она. Она не поступала так с ними. Пентос —богатый, прекрасный, похожий на ленивого толстяка в шелках, каким был некогда Иллирио Мопатис, пока не умер в своей постели, — превратился в груду наваленных друг на друга камней. В месиво из зданий и шелков. Только храм Владыки Света сохранился и некоторые из других храмов, напоминая скорее о бессилии человека перед неведомыми тварями, чем о его силе. Браавос, оставался таким же мрачным и каменным, серым, и больше ничего не напоминает в нём о красной двери. Дорн и тот больше оказался похож на тот самый дом, о котором Дейенерис сейчас и думать не могла. Реки и каналы наполовину иссушены, акведук побурел от некогда тёкшей здесь крови тех, кого не успели сожрать, но успели убить. Конечно, человеческие останки успели убрать за это время, но Дейенерис понимала и прекрасно представляла, как выглядел город сразу после случившегося. Да и Джейме с Серсеей кое-что успели рассказать. Морского Владыку так и не отыскали, как и верного его телохранителя. Первый меч Браавоса исчез со своим господином. Боги смерти потрудились на славу. Мир, Тирош и Лис, этих трёх сварливых сестёр, Дейенерис пока не видела. Тогда, уже пребывая на приличном сроке, она оставалась в Волантисе, где неустанно звенели молотки, велись работы, а вокруг сновали люди — кое-то с обезумевшими, а кто-то, напротив, с потухшими глазами. Хорошо, что она не отправилась туда — это сделал Джон. Пока Дейенерис не находила себе места в Волантисе и пила настои, которые для неё готовили, утешалась рядом с Рейенис, которая тогда уже училась ходить, драконами, неустанно кружившими рядом, разговорами с Беннеро, нередко посещавшего её в одном из домов магистров, Джон в сопровождении Безупречных созерцал то, что осталось. Обглоданные кости других Вольных Городов. Иногда Дейенерис хотелось отвести глаза, но чья-то чужая рука каждый раз властно перехватывала за загривок, как будто говоря — смотри, смотри же! И она не могла не смотреть сквозь туман слёз. Теперь Джон позволил ей ненадолго отвести взгляд в сторону, перевести дух. Однако он вернётся — и расскажет всё, как есть. Джон — честный человек. Всегда был таким. И Дейенерис его выслушает, внутренне крича от ужаса. Испытывая ни с чем не сравнимую усталость. Несколько последних месяцев в Эссосе они только и делали, что смотрели на всё это. Потому что нельзя не смотреть. Дейенерис обещала — и себе, и ему, что не оставит никого в беде. Теперь должна это обещание исполнить. Понять бы ещё, как. Это чувство накатывало на неё волнами, душило. Она стонала, хватаясь за живот, а Рейенис принималась плакать, как будто чувствуя отчаяние своей матери. Дрогон ревел — она слышала, как он носится в небе, ему вторили подрастающие драконы, которые, похоже, его воспринимали старшим братом. Впрочем, так и было. Когда Джон вернулся, Дейенерис увидела отражение собственной усталости на его лице. То, что копилось всё это время, нашло выход. Словно назревающий нарыв, наконец, прорвался. Они оба чувствовали одновременно облегчение и боль, выдавливая гной сожалений. Дейенерис не задавала вопросов, только гладила Джона по спутавшимся волосам, когда он прижался лицом к её сильно выпирающему животу. Рейенис спала. Серый Червь и Вдовец направились обратно в Вестерос, чтобы вместе с остальными следить за ситуацией на Драконьем Камне, Марселен пожелал вернуться на Наат, домой. Вокруг всё равно оставалось достаточно людей, включая выживших, но это не всегда помогало. Спустя некоторое время Джон поднял лицо — кажется, оно было мокрым от слёз, — и посмотрел в глаза Дейенерис. — Это так ужасно? — тихо спросила она. Невольно вспомнила ту их встречу в Тронном зале, когда он, пусть и не буквально, бросил к её ногам обгоревшие детские кости. Только теперь во взгляде его не было осуждения, но достаточно боли. — Джон, скажи мне… Я должна знать. — В Лисе — нет, — хрипло выдавил он, отирая мокрое лицо. Присел рядом с ней, закинув руку на кресло, в котором она сидела. Другую положил на живот. — Мир и Тирош… не скажу, что всё настолько же ужасно, как Пентосе или Норвосе. Выжившие есть везде. Где-то больше, где-то меньше. Они все растеряны, хотя за это время кое-как наладили быт и даже что-то успели отстроить. Многие голодают и кормятся… иногда — друг другом, — Джон замолчал, нахмурившись. Дейенерис тоже замерла. Ей не хотелось знать об этом, но она должна была. — В море ещё, к счастью, осталось достаточно рыбы. Через время и посевы дадут всходы. — Они ели людей, — повторила Дейенерис, точно не услышав последних слов. Джон промолчал. — Я не их правительница, не их королева, не магистр и не триарх, я не вправе призывать их на суд. Я лишь хотела узнать… — Твоей вины в этом нет, — напомнил Джон, и в голосе его прозвучала твёрдость. — Надеюсь, в Вестеросе эта… практика не имела место, — только и могла сказать она. — Тех, кто поступал таким образом, следует изолировать. Они вряд ли люди в полном смысле слова. — Кое-кого ловят. По крайней мере, наскоро выбранные главы городов организовывают их отлов. — Что ты им сказал — и что они сказали тебе? — Многие из выживших — жрецы, не только Красного бога, они же сейчас и заправляют делами во многих городах. Они ответили, что рады узнать о том, сколько людей уцелело. У некоторых остались и целые корабли. Можно будет наладить прежние связи со временем. Торговлю. Добычу в шахтах. Я сказал, что действую от твоего имени и пришёл, чтобы узнать, как обстоят дела. Передал им, что ты не претендуешь на то, чтобы править ими, но готова будешь помочь. Если и они хотят сотрудничать. — Если бы мы знали, как… Но ты прав — прежде всего, следует наладить связи. Делиться. Сейчас не то время, чтобы решать, кто и кем будет править. Я просто хочу вернуться домой. — Домой? В Миэрин? — уточнил Джон. Дейенерис же и сама не знала наверняка. Когда-то ей казалось, что да, именно туда, но теперь мир целиком и полностью казался ей незнакомым. И в этом мире ей следовало выжить. Им следовало выжить. — Туда. Но не прямо сейчас. Нужно время, — Дейенерис не уточнила, для чего. Не только для того, чтобы разрешиться от бремени. Эта беременность далась ей нелегко, и она понимала, что окончание её уж точно лучше встречать не на корабле. Что за своенравное дитя она произведёт на свет? Однако мысль эта вызвала улыбку. — Всем оно нужно. Как я понимаю, в Лорате ситуация не лучше. Серсея упоминала о магистрах… большинство погибли, иные остались в Браавосе. Архипелаг оказался разрушен из-за лабиринта. — Может быть, и к лучшему, — пробормотал Джон, прижимаясь носом к её волосам. Вдыхая запах. — Если верить всему, что я узнал об этом месте. А я верю. Наверное, он прав. Некоторым местам, вероятно, и правда никогда не стоило существовать. Дейенерис обещала Лорату и его магистрам защиту и помощь, своих людей, тогда она ещё не понимала до конца, чем всё обернётся. Большинство же спасшихся лоратийцев теперь, как ей известно, разбежались по свету. Кое-кто оставался в Браавосе, но многие пустились в путь. Отправились туда, куда их прежде не отпускали родные земли. Дейенерис с сожалением вспомнила о шахтах и рудниках, и о том, что Джейме Ланнистер неплохо справлялся с её поручением. Архипелаг мог начать процветать со временем… Теперь — нет. И никогда больше. *** Вскоре Дейенерис родила ещё одну дочь, которую назвали Висеньей. Сама Дейенерис три дня после этого провела в полубреду, потеряв немало крови. Беннеро неустанно находился рядом, вознося молитвы и помогая снующим туда-сюда лекарям, подносящим настои. Висенья оглашала дом своими криками, и её старшая сестра Рейенис беспокойно звала свою мать. Как и драконы. Дейенерис даже сквозь лихорадку слышала их. Наверное, от этого можно было сойти с ума, если бы она то и дело не проваливалась в тяжёлую, болезненную дрёму, каждый раз опасаясь не вернуться. Но каждый же раз она видела рядом Джона, который не отходил от её кровати. Чувствовала, как он касается её руки. Уже потом он страстно убеждал её, что следует задуматься о лунном чае, поскольку не желает повторения этого кошмара. Две замечательных дочери — что ещё им нужно? Дейенерис только улыбалась в ответ на его слова. Принцесса Висенья, наконец, припала к груди матери и пила её молоко. Рейенис, которой тогда исполнилось уже два с небольшим года, в нём уже давно не нуждалась. Хотя иногда им двоим случалось лежать на Дейенерис, прижимаясь к её груди. Висенья, очень похожая на своего отца, действительно с детства отличалась весьма горячим и вспыльчивым нравом, в отличие от довольно тихой своей сестры. Но Дейенерис любила её нисколько не меньше. Как, она не сомневалась, и Джон. Мир, разрушенный и осиротевший, постепенно обретал новые краски. Многое случилось за те несколько лет, которые Дейенерис провела в Волантисе, и многое же изменилось. По крайней мере, она научилась смотреть на то, что осталось позади — и не боялась более, что это убьёт её. Города восставали из пепла — и люди тоже. Так всякий раз случается. Род человеческий умел выживать не хуже крыс. Главное, чтобы при этом он научился не повторять своих прошлых ошибок, о которых умеет мастерски забывать — и всё начинается с самого начала. Вольные Города, насколько могли, пытались возобновить торговлю, выбрать новых магистров среди оставшихся, вести переговоры. В Ваэс Дотраке, где Дейенерис побывала через год после появления на свет Висеньи, тоже оставались люди. Дотракийцы. Она позволила той части своего кхаласара, которая выжила, вернуться в Дотракийское Море — если они сами того желают. Однако пожелали немногие. И всё же кое-кого важного Дейенерис там отыскала — и долго обнимала Коварро, обнаруженного в одном из построенных заново домов. На этот раз она не гневалась, как тогда, напротив — испытывала только счастье. Столько времени минуло, она уверилась, что все они погибли там, не успев сбежать от чудовищ. Коварро же сказал, что не посмел вернуться, посчитав себя трусом, хотя ему было известно о том, что Дейенерис находится в Волантисе. Он ждал возможности предстать перед ней вместе с теми, кому удалось спастись, но в итоге остался помогать восстанавливать Ваэс Дотрак. Сказал, что какие-то люди, когда часть их кхаласара бежала, подобрали их на свои корабли. Как оказалось, это были какие-то иббенийские китобои, привезшие их в свою холодную страну. Сам Коварро вернулся не так давно — и он тоже изменился. Дейенерис слушала его, слушала людей, которые их окружили. В небе парил Дрогон вместе с двумя другими драконами. Эменос и Мераксес оставались при Джоне, в Волантисе. Она слушала — и поверить не могла. Когда он закончил, Дейенерис и ему предложила то же самое: через время отправиться в Миэрин вместе с ней или оставаться тут, в Дотракийском Море. Они кровные и связаны клятвой, однако они эту клятву выполнили. Коварро только улыбнулся, обведя всех взглядом: — Кто пожелает — пусть остаётся. Здесь достаточно женщин и детей, которым нужна защита и которые хотят находиться здесь. Я отправлюсь за кхалиси туда, куда она скажет. Я сделал для Ваэс Дотрак всё, что мог. Древние идолы разрушены, но нам они больше не нужны. Кажется, она снова заплакала, уже не боясь показать свою слабость. Пусть видят, что она человек. Пусть видят и слёзы — не только огонь. Много оставалось городов, которые им ещё предстояло посетить, и много работы, с которой не управиться и за десяток лет, но постепенно Дейенерис обрела подобие прежнего покоя, больше не испытывая того ужасающего отчаяния. Того самого, которое захлёстывало её с головой в первое время после возвращения в Эссос. В Волантисе, который так и не обрёл прежнего вида, но всё-таки теперь походил на обычный город, её саму привыкли называть королевой, пусть она о том и не просила. Она не нарекала себя владыкой, не именовала триархом или магистром. Один из немногих её приказов — или, скорее, пожеланий, — был связан с тем, чтобы люди не трогали Чёрные Стены, разве что разобрали оставшиеся после них завалы. И использовали эти камни, если пожелают, для строительства домов для тех, кто остался без крова. — Никакие стены больше не должны разделять нас. Мы все одно. Мы все… одни. И в то же время — разные, но это не делает нас выше или ниже других, — заметила Дейенерис, когда беседовала о своём решении с Беннеро. Тот улыбнулся. Сам он давно уже считался Верховным Жрецом. Ему суждено было стать таковым после ухода — не гибели — Кинвары. Той, что отправилась к своему богу. Точнее, богине. — Вы мудры, ваша милость, думаю, это решение не встретит особенного сопротивления. Так и случилось. И спустя несколько лет на улицах Волантиса, где снова появилась почти прежняя жизнь, стояли дома из красивого тёмного камня. Это были дома для семей и людей, которые дожидались возможности переехать в своё жильё. Потом превратились в гостиницы и приюты для прибывающих в город. Чёрные Стены в конечном итоге стали стенами для всех и каждого. Приютом и кровом для обездоленных. И Дейенерис испытывала почти гордость, глядя на чёрные камни, некогда отделявшие валирийских аристократов от остальных людей, а теперь защищающих их. Так и нужно. Так должно быть. Она знала. Поэтому, когда она приняла решение, наконец, вернуться в Миэрин, Беннеро искренне изумился — и опечалился. Он-то, как и остальные, полагал, что она останется здесь и отсюда станет править, но Дейенерис заверила его: — Милый друг, я не оставляю вас. Это не так далеко — Миэрин. Вы всегда можете явиться ко мне и рассказать о своих проблемах. Так же, как люди из других Вольных Городов. Или из Кварта, Йи-Ти, Джонос-Нхайских равнин, Иба… и других областей. Пожалуйста, сделайте это, если сочтёте необходимым. Я оставляю город его людям и надеюсь на то, что он будет процветать. И не благодаря рабству, а благодаря собственной силе и труду. К тому времени она уже отправила Рейенис, совсем ещё юную, ребёнка, на Драконий Камень вместе с верными своими людьми. И вместе с красным драконом Мераксес, который мог бы защитить её не хуже прочих. Оставалось только надеяться, что она подружится с тем мальчиком, Герольдом Ланнистером. Дейенерис виделась с Серсеей, посещавшей Волантис чуть больше года назад, и слышала от других, что тот довольно смышлёный парень, как и его сестра. Джой Хилл стала женой Мартина Ланнистера, сына Кивана, которому удалось уцелеть — и больше не носила фамилию бастарда. С Серсеей они общались почти как добрые подруги, и от этого у Дейенерис, как ни странно, было легко на душе. Конечно, верными друзьями они никогда не станут, но, по крайней мере, научились не презирать друг друга. Дейенерис видела — Серсея не посмеет причинить вред её дочери. Возможно, будущей королеве Вестероса, если воля Великого Совета в конечном итоге будет исполнена. Санса Старк родила второго сына, которого назвала Нэдом, Дейенерис надеялась и на него когда-нибудь посмотреть. В Миэрин она прибыла за несколько дней до того, как у неё снова начались роды. На сей раз они оказались куда более лёгкими. Пирамид в городе так и не возвели — и это тоже хорошо. Только высокий каменный дом с красной дверью. Именно в этом доме под приветственные крики драконов на свет появилось третье дитя Дейенерис — принц Эйемон. Джон сам его так назвал в честь его предка, некогда верой и правдой служившего Ночному Дозору. В честь человека мудрого и доброго, которого Дейенерис и сама хотела бы узнать поближе. Может быть, когда-нибудь они и встретятся по ту сторону. Ведь смерти нет, если только возвращение к истокам. Джон — или Эйегон, он и сам предпочитал не выбирать, — заверил, что маленькому принцу, несомненно когда-нибудь захочется увидеть место, где началось столь многое. Ночной Дозор. Север. Драконий Камень — весь Вестерос. — Обязательно, — утомлённая, проваливающая в сон Дейенерис, улыбалась, глядя на сына, которого держал на руках Джон. — Я думаю, он увидит… — Ты увидишь весь мир, весь мир. Куда лучший, чем тот, что знали мы, — заверил Джон своего первого сына, глядя в тёмно-фиолетовые глаза новорождённого, только что омытого от крови материнского лона, принца Эйемона Таргариена.