Время будить королей

Солнце пробивалось сквозь ветви древнего, почти как сам остров, дуба, в тени которого Серсея исподволь наблюдала за тем, как дети играют среди розовых кустов. Их смех разливался по округе, заставляя подчас вздрагивать от чего-то полузабытого, щемящего, от чего невольно сжималось сердце. — Ты мухлевала, сестрёнка, — не обиженным, а скорее недовольным тоном заявил Герольд, обращаясь к Джоанне. Его сестра и принцесса Рейенис, теперь тоже жившая на Драконьем Камне, очередной раз обыграли его в «Прыг-скок». Обычно детям надоедало играть в это ещё по достижении лет десяти, но эти трое никогда не стеснялись того, что могло другими считаться совсем уж играми для малышей. Наверное, потому что сами эти дети — все трое — были особенными. — Вечно ты меня одну в этом обвиняешь, — фыркнула Джоанна. Действительно, обычно она играла в одной команде с Рейенис и последнюю-то Герольд никогда ни в чём не винил. — Это была хитрость, только и всего, — признала Рейенис, с мягкой улыбкой глядя на Герольда, пока Джоанна с самым независимым видом пыталась отряхнуть налипшие на одежду листья, — к тому же нас двое, а ты был один. — Не нужно меня жалеть, — Герольд насупился, но видно было, что недовольство это напускное. — Нечестно, — тут же почти серьёзно заметила Джоанна, уперев руки в бока, — это когда отец забирает тебя, чтобы ты бился с кинтаной, а мы с Рейенис можем только смотреть, потому что девочки. А я вообще-то не хуже тебя стреляю из лука. Близнецы никогда не задавали вопроса, почему их отцом называют брата их матери. Так, словно это им было давно понятно и очевидно. По всей видимости, никто этим задеть их и не пытался, во всяком случае, о таком они умалчивали. Они просто знали: Джейме — их отец, и всё тут. Герольд и Джоанна никогда не называли его как-то иначе с самого детства, как только научились говорить. Серсея не вмешивалась в их происходящую перепалку, знала — дети никогда не ссорятся всерьёз. Они дружны так, словно росли вместе с самого рождения. Впрочем, в каком-то смысле так и было. Рейенис виделась с Герольдом и Джоанной, когда была ещё совсем крохой и пару лет назад её доставили на Драконий Камень из Эссоса в сопровождении не только людей, но и дракона, который за эти два года тоже немало подрос. И ел при этом за десятерых. Вот и сейчас над ними, словно услышав знакомые голоса, пролетела крылатая тень. Красный дракон Мераксес. Дети весело заголосили и бросились следом за ним, позабыв о недавнем споре. Ни Герольд, ни Джоанна не боялись этого зверя. Серсея, впрочем, тоже перестала, как и все на Драконьем Камне. К нему привыкли. Конечно, сама Серсея несколько опасалась того, что её близнецы могут попытаться взобраться на него и упадут, а ещё до конца не могла быть уверена, что этому огнедышащему змею может прийти в голову. Однажды от огня Мераксес пострадал конюх, нечаянно хлестнувший дракона плетью за непослушание. Обгорели у него только волосы и брови, но перепуганных криков было достаточно. Некоторое время челядь опасалась подходить к дракону, но в итоге все об этом как будто забыли. Поэтому нет-нет, но замирало сердце, когда Серсея видела резвящихся вокруг Мераксес детей. Но последних дракон, как ей казалось, любил, Герольду и Джоанне позволял гладить себя и тыкался в них носом, точно верный пёс. Те только весело смеялись от этого и прижимались к его вытянутой морде. Пройдёт ещё пара лет — и дракон станет достаточно большим, чтобы его можно было оседлать. Впрочем, он и сейчас мог бы унести ребёнка. Однако Рейенис, несмотря на свой юный возраст, проявляла терпение и, насколько Серсее было известно, никогда не пыталась на него взобраться. Не хватало ещё, чтобы с ней что-то приключилось. Здесь находились люди Дейенерис, ставшие личной гвардией принцессы, но не только их и гнева матери Рейенис опасалась Серсея. Иногда ей самой себе было стыдно признаться, но она, похоже, и сама привязалась к этой девочке. Спокойной и рассудительной, но при том в ней не было робкой покорности, присущей зачастую девицам с подобным характером. Умела она к тому же веселиться, играть и смеяться, как обычный ребёнок, пусть в глазах её подчас и мелькало нечто, от чего Серсею бросало в дрожь. Точно Рейенис видела её насквозь. Видела каждого, читала его душу и проникала так глубоко, куда не может заглянуть ни один человек. В самую суть. Герольд и Джоанна этого как будто не замечали. Напротив, они любили её почти как родную сестру. Впрочем, Герольд взрослел и теперь то и дело краснел, глядя на неё, и ещё пуще смущался, когда Рейенис и Джоанна шептались между собой о чём-то, заговорщически хихикая. У близнецов скоро должны были наступить тринадцатые именины. Пройдёт ещё несколько лет прежде, чем и им самим, и Рейенис настанет шестнадцать. После совершеннолетия было решено поженить Герольда и Рейенис на Драконьем Камне. Дети знали об этом, но долгое время относились к предстоящему, пожалуй, как к игре, не вполне сознавая, что такое брак. Джоанне тоже следовало подыскать достойного мужа, который правил бы вместе с ней на Утёсе Кастерли. Их дом за эти годы успели отстроить заново. Сейчас там в качестве кастеляна оставался Мартин Ланнистер вместе со своей женой леди Джоанной и их годовалым сыном. О, конечно, Серсея прекрасно помнила то время, когда впервые увидела их дом. Точнее, то, что от него осталось. В последний раз она была на Утёсе Кастерли невообразимо давно, юной ещё девушкой, не вкусившей в полной мере горечи поражения. Но именно здесь, на Утёсе Кастерли, она поняла, что любит Джейме. Здесь её брат Тирион, ныне тоже погибший, убил при рождении их мать. Здесь Серсея впервые молилась богам — и узнала от отца, что это совершенно бессмысленно и бесполезно. Боги не услышат, не ответят и не помогут. Здесь она переодевалась в мальчишку, притворяясь своим братом, и здесь же находился их домашний зверинец с тем несчастным, заточённым в клетку львом, давно растерявшим свою злость и былую силу хищника. Слишком многое произошло здесь — и когда Серсея увидела частично обрушенные башни, то испытала отнюдь не горечь. Скорее нечто похожее на болезненное, постыдное облегчение. Странное, немного тянущее где-то под сердцем чувство. Она и забыла, что это такое. Даже тогда, когда смотрела на пылающую Королевскую Гавань, на дракона, поливающего огнём красные черепичные крыши, зловонные улицы и самих горожан, Серсея чувствовала только смешанную с отчаянием злость. Города ей не было жалко — только себя и своих детей. Но тогда, на Утёсе Кастерли… тогда она как будто увидела тело человека, который когда-то был ей дорог, но злая болезнь, долгие годы терзавшая его, наконец, позволила ему уйти. Да, пожалуй, на это походили чувства Серсеи в тот миг, когда корабль, отправившийся из Дорна, добрался до Ланниспорта, непривычно пустого и почти обезлюдевшего. Джейме тоже был молчалив тогда. Он вообще долгое время после того, как они отбыли из Браавоса, после того, как его отыскали в подвале храма, оставался молчаливым и задумчивым. Только при разговоре с Дейенерис в Солнечном Копье он как будто пришёл в себя, но за время пути домой вновь погрузился в мрачновато-меланхоличную молчаливость. Точно всё ещё пребывал где-то не здесь, а далеко за гранью знакомой реальности. Об этом свидетельствовал его подчас пугающий взгляд, устремлённый в пустоту. Серсея прежде разгневалась бы, но теперь не хотела и не могла его винить. Джейме видел там, во тьме, в бездне, нечто важное. Нечто страшное. То, что останется с ним навсегда, и пройдёт немало времени прежде, чем он смирится с этим. Серсея и Джой, пережидавшие страшную бурю в своей наглухо запертой комнате, почти и не надеялись увидеть его живым. Они и сами не слишком верили в то, что выживут. Но Джейме вернулся, как и обещал. Не оставил её умирать одну. Он спас её. Наконец-то сдержал своё слово. Сделал всё, чтобы спасти Серсею и детей. И всех остальных, кто был вместе с ними. Молчаливый, задумчивый, с лихорадочно поблёскивающими глазами и с ног до головы перемазанный в какой-то зловонной дряни, успевшей засохнуть на одежде и коже. Светлый Рёв в его руке тускло поблёскивал, однако того самого камня Серсея больше не увидела в рукояти. Пустая, точно дыра от зуба, зияла выемка. Плевать. Главное, что Джейме был жив. Все они были живы. Избитый, изуродованный, как и весь остальной мир, Браавос они смогли покинуть только через время — когда Красной Блохе всё-таки удалось отыскать корабль, согласный доставить их в Вестерос. Теперь-то Серсея не боялась туда возвращаться — знала, что бояться больше некого. Тот, кто когда-то охотился за ней, за её детьми, за душами всех живых, был заперт. Красная Блоха уверял, что им следует направляться в Дорн — там должна находиться, если не сама Дейенерис, то по крайней мере уцелевшая часть её армии. В кои-то веки Серсея на это надеялась. Джейме тогда по-прежнему отказывался говорить, что случилось и что он увидел. Что пережил. Джой же больше не спрашивала про отца. Не было нужды рассказывать ей то, что она и сама уже поняла. И всё-таки однажды Серсея напомнила ей: Герион Ланнистер, её отец, отдал себя, чтобы они могли жить. — Я знаю, — ответила ей тогда Джой с грустной улыбкой, но без слёз, — знаю, кузина. Но не могу сказать, что от этого становится легче. — Смерть его не была напрасной, — Серсея и сама хотела в это верить. Как и в то, что, наверное, никакая смерть не напрасна. У всего есть своя причина и свой смысл. Так проще принимать существующий порядок вещей и переносить испытания. Иногда вера — это всё, что есть у человека. *** Мартин Ланнистер оставался — и остался единственным живым сыном Кивана и всего-то на пару лет старше Джой. К тому моменту, как корабль причалил к Ланниспорту, а все они добрались до Утёса Кастерли, он стал почти взрослым мужчиной. Не столько в силу возраста, сколько в силу пережитого ужаса. Он со своей младшей сестрой Жанеей спрятался в одном из подвалов. Двенадцатилетняя девочка, кажется, слегка повредилась рассудком. После случившегося она часто кричала по ночам и мочилась в постель, точно малое дитя. И почти не разговаривала. Мартин, сам измученный и посеревший от пережитых ужасов, устало говорил, что надеется на то, что Жанея оправится рано или поздно. Серсея, глядя на это нечастное дитя, не слишком в это верила. Но даже если и так — никогда она не станет прежней. Это всегда будет с ней, как и с каждым, кто выжил — и кто увидел изнанку бытия. Серсея вновь шагнула за порог отчего дома, чтобы увидеть его разрушенные стены. Разрушенные стены своего детства и юности. Впрочем, Утёс Кастерли рухнул не весь, иначе Мартину, его ополоумевшей сестре и уцелевшей челяди попросту негде было бы жить. Хотя часть величественной скалы, на которой стоял замок, действительно упала. Не из-за землетрясения, а из-за того, что из шахт, где некогда находились кажущиеся неисчерпаемыми золотые рудники, полезли те самые твари. Так объяснил Мартин. И Жанея увидела их так близко, что, похоже, лишилась рассудка, не выдержала, заглянув в глаза первозданному ужасу, не успевшему поглотить её. Когда мрак пришёл в Западные земли, здесь и без того царил немалый бардак. Известия о возможном убийстве сира Харвина, недовольство западных лордов не только главенством Тириона, но и новым королём набирало свои обороты. Никто здесь не собирался больше подчиняться приказам из столицы. Если бы не тьма с востока, уверял Мартин, они бы пошли войной, возможно, объединившись с кем-то из противников короля. Его же самого, как и его мать с сестрой, никто не трогал — одни из немногих Ланнистеров, к которым относились пока что терпимо. Был ещё Лиман, тогда служивший мастером над шептунами при дворе, но с ним и прежде никогда не считались, а тогда — и подавно. Спустя время Серсея и сама повидалась с тем человеком — Лиманом Ланнистером — позже оставшимся служить на Драконьем Камне при новом Малом Совете. Сама Серсея помнила его очень смутного, поскольку общался с ним в своё время разве что Тирион, а после нечастного случая Лиман и вовсе, казалось, стал сторониться общества. Но это произошло уже после того, как Серсея и сама отправилась на Драконий Камень вместе с детьми и Джейме. До этого она провела почти два года дома, если это место можно было так назвать. Тётя Дорна погибла. Как раз из-за того, что пыталась спасти свою дочь, едва не угодившую в липкие объятья древнего ужаса. Мартин не видел её тела, но видел её кровь, испачкавшую Жанею с ног до головы. И слышал крики. Некоторое время, рассказывал Мартин со скорбью в голосе, сестра повторяла только одно: «Я видела звёзды, тысячи звёзд». С утра до вечера с редкими перерывами, глядя в одну точку, и не помогали никакие средства, даже обычные пощёчины не слишком мешали выдавливать ей из себя эту зловещую фразу. Западные земли были почти опустошены, хотя через время появилась надежда на новый урожай. Но самих людей осталось немного, и выглядели они такими же потерянными, покинутыми, словно не понимающими и не сознающими, что случилось. За что и почему. Ведь многие из них — обычные крестьяне, прачки, кузнецы, дубильщики и даже шлюхи, — не были виноваты в явившийся к их порогу беде. Что они могли сделать, чтобы это остановить? Ворваться в Королевскую Гавань и прикончить чудовище до того, как оно вошло в полную силу и устроило бойню? Смех, да и только. Впрочем, Серсея понимала и другое. Нечто такое, о чём не задумывалась прежде. Наверное, благодаря своему долгому знакомству с Квиберном и тем вещам, о которых он порой рассуждал. Всё случившееся являлось частью их самих. Их природы. Природы их мира и его же обратной стороной. Той самой изнанкой, спрятанной за тяжёлыми дверями. Люди всегда слышали и будут слышать их зов, ныне ставший тихим и вкрадчивым. И не приведи боги, сколько их ни есть, если голос их вновь возвеличится. Серсея повидала немало — и, пожалуй, это была одна из причин, по которым она, пусть и удивилась, почти испугалась, услышав предложение Дейенерис касательно их детей, но не стала отказываться. Не из-за прельщавшего её титула, а именно по той самой причине. Зов. Кровь. Обнажившиеся некогда язвы земли. Она не хотела больше этого видеть, но и забывать о том не имела права. Джейме, кажется, думал о чём-то похожем. И заговорил он — нехотя и скупо — только после весьма скромной свадьбы Джой и Мартина. Пусть те и были двоюродными братом и сестрой, но, в конце концов, когда-то и Тайвин Ланнистер женился на своей кузине Джоанне, которую искренне любил, и которая, умерев, навсегда забрала с собой его улыбку. Оставалось надеяться, что Джой не выносит дитя, способное убить её. Наверное, от многих подобных помыслов торжество казалось почти мрачным, пусть на лице Джой впервые появилась искренняя улыбка, да и Мартин как будто немного повеселел. Его несчастная сестра, которая пусть понемногу и начинала говорить связно, всё-таки оставалась не в себе, от того её довольно скоро увели в покои, чтобы лишний раз не заставлять нервничать. Как ни странно, слуги не торопились разбегаться после случившегося. Наверное, от того, что стены замка по-прежнему казались им надёжнее, да и многим попросту некуда было возвращаться. Их дома, если таковые и существовали, оказались разрушены. Большинство знакомых мест и людей погибли. Серсея думала об этом, наблюдая за молодыми девушками, наливающими вино. Вино уцелело, подумать только! Пиршество же пришлось ограничить несколькими блюдами, потому что тогда еду приходилось экономить — никто не знал, не начнётся ли голод после того, как погибло столько скота и урожая по всей стране. Именно в тот вечер, после того, как молодые ушли к себе, а Серсея с Джейме отправились в выделенные им покои, где уже спали убаюканные дети, Джейме и заговорил. Прихватил с собой штоф вина, пусть прежде и не имел регулярной привычки сильно напиваться и всегда осуждал Серсею в Королевской Гавани, заставав её не вполне трезвой. Подумать только — в тот вечер он сам пил не хуже Роберта. А ведь когда-то они и правда пытались в этом состязаться. Только вот Джейме так и не стал горьким пьяницей, в отличие от заменявшего Серсее мужа жирного борова, которого она до сих пор ненавидела. Невероятно. И всё же в тот момент её беспокоил именно Джейме, несколько отрешённый, но как будто набиравшийся для чего-то смелости. Серсея с некоторой опаской косилась на спящих детей, пусть и знала точно — им вреда Джейме точно ни за что не причинит. Беспокоилась она о другом: как бы он не сотворил глупости с самим собой, хотя едва ли Серсея представляла Джейме, который бросается на меч только по причине дурных воспоминаний и мыслей. Не похоже на него. — Я должен кое-что сказать, — прервал он нервные, рваные размышления Серсеи после того, как сделал очередной глоток из кубка. Сама же Серсея тогда, напротив, к своему вину почти не притронулась. — Так говори же, только не слишком громко, — она бросила быстрый взгляд в сторону кровати, где спали дети. Можно было, конечно, отправить их в другую комнату, но Серсея чувствовала себя спокойнее, когда они находились рядом. — Не знаю, как начать, — Джейме сжал кубок так, что побелели костяшки пальцев, а после посмотрел зачем-то на свою правую руку. — Я не рассказывал тебе деталей, когда мне привиделся старик. Тогда, в Лорате, когда Томас… ты помнишь. Серсея торопливо кивнула. Мерзость её собственных видений всколыхнулась на дне колодца памяти, точно зловонная, застоявшаяся вода. Ничего, с этим она справится. — Я увидел старика, — продолжил Джейме негромко, хриплым шёпотом, — не важно теперь, что он мне говорил. Важнее сказать, что он сделал. Сейчас этого не видно, да и не было видно до того, как всё это началось. Однако он нарисовал на моём правом запястье метку. Ту самую, которую изображал камень, — он неопределённо мотнул головой в сторону стола. Серсея поняла, о чём он: там стояла небольшая шкатулка, где покоился камень, некогда оставленный ей Квиберном. Тот, на котором был высечен глаз. Конечно, всё это не могло быть не связано, поэтому она нисколько не удивилась словам Джейме — и снова не разозлилась о том, что он умалчивал о таких вещах. Верно, не хотел её пугать. — Не хотел тебя пугать, — эхом повторил он её мысль. Они до сих умели понимать друг друга без слов. На лице Серсеи мелькнула бледная улыбка. — Однако там, в темноте, и до этого… тот знак мне помогал. Не только он, но и меч. Я… кажется, иногда я даже чувствовал, что моя рука вернулась ко мне, — несколько спутанно принялся рассказывать он. Замолчал ненадолго, собираясь с мыслями. Серсея не торопила, сделав ещё один глоток вина и почти не ощутив знакомого вкуса. — Ладно, — сам же Джейме всё-таки отставил свой кубок и чуть подался вперёд, заговорил ещё тише. Так, что и самой Серсее пришлось наклониться к нему, чтобы услышать каждое слово, которое она намеревался произнести. — Ладно… Слушай. Я не помню всего, но я расскажу о том, что произошло в Мороше. И о том, что увидел там, в Браавосе, в храме Владыки Света. Ты меня выслушаешь? Она кивнула, теперь уже не настолько уверенная в том, что готова к его откровениям. И всё же видела и знала — Джейме нужно это рассказать, чтобы принять всё до конца. Перестать страдать молчаливой меланхолией. И он рассказал. Рассказ его, исполненный мрачности и ужаса, о существах, с которыми он сталкивался, о человеке, превратившемся в чудовище почти у него на глазах, о тварях в подземелье шахты Мороша, заставлял Серсеи и саму вспоминать увиденное. Она слушала, время от времени поглядывая на детей. Они ещё были малы, чтобы понимать услышанное, но всё же Серсея опасалась, что нечто отложится в их ещё несформировавшемся толком сознании мрачным грузом, чтобы потом всплыть на поверхность. Джейме и сам это понимал, говоря как можно тише. Всё тем же хрипловатым, сбивчивым шёпотом. Серсея слушала и вскоре протянула руку, сжав его пальцы в своих. Словно пытаясь тем дать понять — она здесь. Реальность их — вот она, знакомая, привычная. Он должен помнить, где он и ради чего вернулся. — Когда я упал, — он снова умолк, — когда я упал туда… Я говорил, что ничего не помню. И так и было. Я помнил, что свалился во мрак и думал, что умру там, а после меня отыскали в подвале, и я не мог понять долгое время, взаправду ли это. Или я ещё падаю, — он горестно хмыкнул, — надеюсь, это не так. — Ты здесь, — заверила его Серсея. — Слишком всё реально для твоего сна. — Пожалуй, — мрачно хмыкнул Джейме. — И всё же… я видел. Кое-что увидел. Нет, я имею в виду не тех чудовищ. Что нового в них могло быть? — он небрежно передёрнул плечами. — Их облик… нет, их суть — вот что страшнее всего. Потому что облик — это то, что видим мы. Ты и сама это понимаешь. Мы не можем воспринимать его иначе, истинная же форма для нас недоступна. Люди не способны её воспринимать, поскольку она выходит за рамки всего знакомого нам. Серсея это как раз прекрасно понимала. И не раз о том думала. — Что же ты увидел? — напомнила она, чувствуя отчего-то теперь перерастающее в беспокойство волнение. Почти трепет. — Бесконечность, которую не могу воспринять до сих пор. Никогда не задумывался над тем, насколько сложно нам понять это слово и его суть. Впрочем, не сложно — невозможно. У всего, имеющего начало, есть закономерный конец. Мы все к этому привыкли. Так устроен мир смертных. Это часть нашей сути. А бесконечность… это как будто нечто неправильное, недоступное, пугающее. Ни конца, ни начала, — он рассеяно покачал головой, словно пытался отогнать вновь нахлынувшие на него образы, — это ужасно. Не думал, что скажу такое. Но дело не в отвратительности вида тех существ, а в бесконечности, из которой они пришли и в которой будут прибывать. Они не исчезнут. Не могут. Потому что являются частью мира. Без них он тоже не сможет существовать в полной мере. Серсея не совсем понимала, что теперь хочет донести до неё Джейме, но уточнять не решалась. Может быть, потому что и не желала в это вникать. Есть вещи, знать которые никому не следует. Поэтому Джейме был так мрачен — он увидел то, чего люди видеть не должны. Не имеют на это права. Но тогда стёрлись всякие границы и оказались открыты все двери, обнажив в том числе и сердца чудовищ, отправленных в новую тюрьму, где будут заточены так долго, как это возможно. — Я… до конца не могу воспринять увиденное, — признался Джейме. — Это, честно говоря, мучает меня, словно в привычной картине не хватает какого-то важного элемента. Не кошмарами по ночам, что было бы привычнее, а этой странной сосущей пустотой внутри, от которой я никак не могу избавиться. — Джейме, — эти последние слова напугали Серсею куда больше остального. Наверное, потому что пока она не представляла себе, чем сможет ему помочь. Как избавить его от этих мыслей и воспоминаний. — Джейме, я… Она не знала, что сказать и от того злилась на себя. Но что она могла? — Не думай, что я ищу утешения. Точнее, нет, я его, пожалуй, всё-таки ищу, — очередной раз признался он, снова изображая вымученную улыбку, — но иначе. Мне просто хотелось, чтобы мы… чтобы ты тоже знала. Кажется, словно вдвоём об этом будет проще… молчать. Действительно — молчать. Потому что больше они об этом после той ночи не заговаривали, разве что косвенно. И всё же Джейме как будто и впрямь стало проще, когда он разделил груз своего знания с Серсеей, пусть она не видела и не могла до конца понять, что же узрел он сам. Пожалуй, и Джейме не понимал этого до конца. Как ни странно, но и ей стало легче — кажется, то был один из немногих моментов, когда именно она пришла ему на помощь. Джейме нуждался в ней не меньше, чем она в нём. Так было — и так будет всегда. Серсея знала это также хорошо, как и то, что дети смогут расти рядом со своим отцом, не называя его дядей или кем-то ещё. Плевать, что скажут остальные, да и какое им дело до них теперь? Они разделили с ним не только любовь и горечь, но и ту запредельную тьму, которая пыталась поглотить этот мир. Разделили её на двоих, и в этом присутствовал странный привкус некого освобождения. Поэтому, когда пришло время им отправляться на Драконий Камень, оставив присматривать за Утёсом Кастерли Джой и Мартина, Серсея уже не беспокоилась. Джейме вновь научился улыбаться, как когда-то давно. Та самая белозубая улыбка, которая некогда едва не сводила её с ума. Знакомый ей Джейме, но при том какой-то другой. Но плохого в этом не было. Теперь-то Серсея знала, что Джейме окончательно вернулся домой, и дом Ланнистеров продолжить жить — в том числе и благодаря ему самому. *** На Драконий Камень Серсея отправлялась без страха. Странно, но прежде у неё существовали хотя бы опасения. Теперь — нет. Она не боялась ни самой Дейенерис, ни её драконов. И уж тем более людей, которые там соберутся. Среди них достаточно тех, кто всегда ненавидел её. Но что ей человеческая ненависть после всего? Они не посмеют. Джоанна и Герольд отправились вместе с ней и Джейме. Кажется, им обоим нравились корабли. Оба они к тому моменту успели здорово подрасти. Похожие друг на друга, как две капли воды. Глядя на них, Серсея раз за разом не могла не вспоминать себя с Джейме. Но всё равно несколько иначе. Джоанна, всегда весёлая и смешливая, не могла усидеть на месте, тогда как Герольд был серьёзен и задумчив, впрочем, не настолько, чтобы пугать этим Серсею. Он попросту не был болтливым по природе своей. Уже в три года сам тянулся к книгам, что, впрочем, не мешало ему интересоваться и детскими играми. Серсея помнила обещание Джейме о мече и видела даже, как Джейме показывает сыну меч — в ножнах, разумеется. Пока они находились на Утёсе Кастерли, в рукоять вставили новый камень. Рубин. Такой же красный, но при том и самый обычный, не вызывавший странного трепета и дрожи, не походивший на живое, бьющееся сердце. И Драконий Камень, встретивший их гомонившей на все лады гаванью, тоже не пугал. Прежде Серсее не доводилось здесь бывать. Величественный и молчаливый, он напоминал о мрачных и тёмных, но вместе с тем и великих временах. Сила этих камней заставляла чувствовать себя в безопасности, несмотря на оскаленные пасти каменных драконов. И несмотря на живых драконов, паривших в небе. А, возможно, и благодаря всему этому. Чуть поодаль, окутанные лёгкой туманной дымкой, точно мягким покрывалом, дремали вулканы, которыми славился этот остров. Огненные горы, где в своё время любили жить даже дикие драконы. Облизанный ветрами и пропитанный запахом морской соли, Драконий Камень оставался нерушим. И Серсея чувствовала себя, как ни странно, почти дома, когда шествовала по его извилистым коридорам среди призраков прошлого. Только больше она не представляла рядом с собой принца Рейегара, как когда-то в юности. И всё-таки почти видела и чувствовала — не только его, но и других, кто был прежде него, намного раньше. Их зыбкие, незримые тени блуждали среди окутанных сумраком анфилад. У них были серебряные волосы и ярко-фиолетовые глаза. Они спокойно и без злобы наблюдали за ней. Но и их Серсея не боялась, этих безмолвных валирийских теней, которые наверняка существовали только в её восприятии и воображении. Это место века служило им домом, и они имели право смотреть. Серсея, пусть и явилась одной из первых, редко выходила к прибывающим гостям. И одним из немногих людей, с которым она успела пообщаться, кроме самой Дейенерис, оказался тот самый Лиман Ланнистер, о котором Серсея почти и не вспоминала все эти годы. Тот не только говорил хриплым шёпотом, но и ходить умел мягко и едва слышно. Видимо, это свойство имели все пауки. Пусть на паука, по мнению Серсею, он на деле походил мало. Скорее, на тихо крадущегося кота. Сумрак окутывал палату Расписного стола. В отличие от Великого Чертога, где находился высеченный из камня трон Таргариенов, это место Серсее нравилось. Её не отталкивала аскетичная обстановка этого места: голые стены из чёрного камня, тот самый знаменитый Расписной стол и высокие узкие окна, каждое из которых выходило на свою сторону света. Напротив, Серсея любила подходить к ним — особенно к восточному — и смотреть. Она понятия не имела, что выискивала там взглядом, может быть, просто вспоминала обо всём, что пережила и увидела в именно там, на востоке. Думала о Квиберне, которого потеряла там же. Нет, теперь-то она не считала его предателем, пусть он и оставил после себя много недосказанного. Она ведь так и не поняла, зачем тем странным людям понадобился его элексир и записная книжка. Что он рисовал в ней после смерти — а ведь именно так, похоже, и было, — и зачем. И где он теперь? Море окружало замок со всех сторон и она, стоя на верху Каменного Барабана, слышала его гневный рокот. Именно за этими привычными мыслями и застал её однажды Лиман Ланнистер. Хриплый шёпот его, гулким эхом прокатившийся по помещению, заставил резко вздрогнуть и обернуться едва ли не в испуге. Серсея привыкла, что никто не тревожил её в такие мгновения. — Королева Серсея, — тихо окликнули её. — Вы… — она уставилась на человека, который бесшумно вошёл в комнату и не менее бесшумно остановился у Расписного стола, уперевшись ладонями в спинку одного из стоящих рядом с ним стульев. В зелёных глазах его сверкнули лукавые искры, — Лиман Ланнистер, — тут же сообразила Серсея. — Я вас напугал? Прошу прощения, — он чуть склонил голову, но не выглядел виноватым. — Вы были весьма задумчивы, и я не намеревался… — Вы чего-то хотели? — прохладно поинтересовалась она, отходят от окна и поплотнее кутаясь в тёплую алую накидку. Ей отчего-то стало зябко. Наверное, виной тому стал морской ветер, от которого волны далеко внизу шли белыми барашками. — Пришёл поздороваться. Прошло некоторое время и я подумал… пора бы нам увидеть друг друга. — И вы удовлетворены тем, что увидели? Чуть склонив голову, Лиман улыбнулся. Пожалуй, его можно было бы назвать даже красивым, если бы не этот его голос, который портил общую картину. — Я вас видел вообще-то… очень давно. Вы меня, верно, забыли уже. Только лорд Тирион не забывал. Мы же с вами кузены, в конце концов, хотя я сам и близко не лорд. Серсея не хотела говорить о брате. Уже отнюдь не из ненависти или дурных воспоминаний. Просто — не хотела. И Лимана она действительно помнила разве что смутно, да и времени с тех пор прошло немало. Хотя теперь она узнавала в чертах его лица того мальчишку. Да, Джейме ведь напоминал ей о том, что с ним произошло, от того он вечно прячет страшный шрам на горле под зелёным платком и говорит полушёпотом. Мастер над шептунами. Вот уж точно. Наверное, не шутил об этом только ленивый, потому Серсея решила смолчать на этот счёт. — Помню, но… слишком много времени минуло, а вы уже не тот маленький мальчик, — Серсея присела на один из стульев, стоявший рядом со столом. Она поняла, точнее, почувствовала, что Лиман искал её не просто так. — Прошу вас, — она указала на место рядом с собой, и Лиман принял это приглашение. Лицо его сделалось серьёзным, лукавая улыбка исчезла. — Надеюсь, вы ни в чём меня не вините, ваша милость? — внезапно поинтересовался он, глядя не на Серсею, а на стол, изображавший карту Вестероса. — Вас, милорд? — удивилась она, проследив за его взглядом. Они сели недалеко от места, где находилась Королевская Гавань. — В чём же мне вас винить? В том, что вы служили Тириону или в том, что служили чудовищу? — И в том, и в другом. В конце концов… я мог бы понять ваши чувства в этом случае. И не стану оправдываться — это не имеет смысла. Все мы делали то, что делали, — Лиман, наконец, перевёл взгляд на неё. Печальный, усталый. — Я же жалею лишь о том, что не предпринял ничего раньше, хотя и не представляю, что мог бы сделать. — Вы же сказали, что не собираетесь оправдываться, — со всё той же прохладцей улыбнулась ему Серсея, — и не надо. Вообще-то даже хорошо, что вы там были. И, похоже, собираетесь остаться? Я имею в виду… все мы знаем, для чего находимся здесь, — Серсея обвела взглядом Палату Расписного стола, хотя подразумевала не только конкретное место. — Королева Дейенерис, полагаю, предложила вам что-то? Некоторое время Лиман молчал, обдумывая не то услышанное, не то сам ответ на него. — Не стану лгать вам, так и есть. Но дело не в том, что я слишком уж держусь за это. Королева Дейенерис, как вы изволили заметить, действительно предложила мне остаться, если я пожелаю. — И вы пожелали? Лиман склонил голову, но в жесте этом Серсея увидела некую неопределённость или неуверенность, что немало удивило. Точно он и в самом деле ещё решил не до конца. И заговорил он совсем о другом: — Я видел её… видел Королевскую Гавань. Видел чудовище и что там происходило, — признался Лиман. Серсея затаила дыхание. Признаться, она не была готова к подобным разговорам с малознакомым человеком, которого не видела много лет, но перебивать отчего-то не решилась. Какое-то время Лиман молчал, очередной раз собираясь с мыслями. Серсея же внимательно наблюдала за тем, как меняется его действительно вполне миловидное лицо. — Я никогда не думал, что человек способен испытывать такой страх. Если вы ещё помните ту самую историю с моей несчастной матушкой, которую все считали сумасшедшей, могу вас заверить — это не так. Теперь-то я понимаю. Точнее, конечно, она действительно лишилась рассудка, но случилось это от страха, и её нельзя в этом винить, — говоря всё это, Лиман снова смотрел на стол. Многих замков и мест, отмеченных на нём, теперь не существовало. По крайней мере, не в том виде, в котором все они привыкли. — Она знала истину… и, вероятно, увидела её. Не смогла перенести. Перед тем, как попытаться перерезать мне горло, она нанесла на моё тело какие-то знаки. Я едва выжил, потеряв много крови и всегда прятал их, и до сих пор прячу, — пальцы его легко коснулись повязанного на шею зелёного платка, — но уже скорее по привычке, не желая пугать других людей. Это может показаться весьма… отталкивающим зрелищем. Только теперь я знаю — это не уродство. Она пыталась спасти мою душу. — Что же там… что же там, на вашем теле? — искренне поинтересовалась Серсея. Она едва не попросила его показать, но нечто её остановило. — Закрытый глаз. И другие символы. Благодаря ним то чудовище не могло проникнуть в мои мысли долгое время, пусть я и находился рядом. Хотя оно пыталось. Весь Малый Совет… — он вдруг умолк, побледнел, как будто вспомнил нечто ужасное, а после помотал головой. — Нет, я не стану говорить, что помню. Вы и сами… сами можете представить себе, насколько это было кошмарно. Серсея представляла, но по-прежнему не понимала некоторых вещей. — Почему же вы не оставили столицу под благовидным предлогом, когда поняли в чём дело? Что заставило вас оставаться рядом? — Я нередко находился в разъездах, что помогало мне немного отдыхать, что же касается остального… любопытство, ваша милость, это качество едва не погубило меня. И желание разобраться в происходящем. Когда Тирион только написал мне в Ланниспорт, я посчитал, что тем самым он попросту желает насолить другим знатным лордам, которые были более достойны места в Малом Совете. Не учёл одного — пусть ваш брат и любил доставлять неприятности тем, кто был неприятен ему самому, но и не был лишён рассудка. Он был уверен, что я справлюсь. И, надеюсь, я оправдал его ожидания, сделав всё, что в моих силах. — Это значит, вы докладывали чудовищу о том, что узнали. Шпионили для него, — напомнила Серсея. — Не мог же я делать вид, что ничем не занят, — он развёл руками, — впрочем, это не только для него было полезно, но и для нас всех. Вы же знаете, после того, как вы… как вы покинули Вестерос здесь не стало спокойнее. Даже напротив. Враги были со всех сторон, и я пытался понять причину… точнее причины, которые к этому привели. — Надеюсь, у вас получилось, — Серсея всё ещё не понимала, зачем он это рассказывает ей. Как будто от этого что-то зависит. А выговориться он мог и кому-то другому, но пытаясь проявить вежливость, она по-прежнему слушала, чуть откинув голову и внимательно глядя на него. — Более или менее. И всё же я хотел сказать — ваш брат не был чудовищем. Он мог спастись, мог бежать вместе с нами сюда, на Драконий Камень, и сейчас вы бы выслушивали всё это и многое другое от него, а не от меня. Но он пытался спасти всех нас, задержать его, остановить, отвлечь, пока мы бежали к кораблю сира Давоса. Оставить ему себя, чтобы дать шанс другим. И вам тоже, вашим детям и сиру Джейме. Он всё время думал о вас и своих племянниках, надеясь, что вы не угодите в руки чудовищ. Я хочу, чтобы вы знали это и простили его. Когда-нибудь. Серсея едва не растерялась от услышанного. Не от того, что совсем уж не ожидала такого, но до этого она понятия не имела, что у Тириона был шанс спастись, которым он не воспользовался. А он ведь всегда ценил свою жизнь и использовал любую возможность её уберечь. Но, видимо, не в тот раз. — Я ценю это, — коротко ответила Серсея, очередной раз ёжась под тёплой накидкой. — Спасибо, что рассказали. Лиман кивнул. Вообще-то этот человек оказался Серсее почти что симпатичен. Не то, чтобы она испытывала к нему такое же доверие, какое испытывала к Квиберну, но он ей нравился точно куда больше, чем тот же Варис. Он был не глуп и сумел выжить. К тому же он был Ланнистером, пусть и из младшей их ветви. — Вестерос похож на женщину, — Серсея удивлённо вскинула глаза, услышав эту реплику. Лиман посмотрел на неё с невесёлой улыбкой и указал на Расписной стол. — Присмотритесь. Это ведь напоминает женщину, стоящую на коленях. Серсея отчего-то не стала отмахиваться от того, что прежде сочла бы глупостью. Кажется, она научилась прислушиваться даже к тому, что некогда выглядело сущей ерундой. Она встала и медленно обошла стол, остановившись у вырезанной из камня оконечности Дорна и посмотрела. Действительно. Удивительное дело, но Серсея в самом деле как будто стояла у опустившейся на колени женщины. Очертания смутные, но чем-то похожие. Серсея почудилось, что женщина эта молится. Верно, тем богам, на помощь которых когда-то надеялась. Отчего-то саму Серсею прошила волна дрожи. Она не могла понять, от чего. Ведь не испугалась же она. Да и чего тут пугаться? Это ведь совпадение, да и потом — не такими уж чёткими они были, эти треклятые очертания. Серсея вполне могла бы и не увидеть этого, не попавшись на уловку чужого воображения. — Да… да, возможно, — тем не менее, пробормотала она и снова посмотрела на Лимана. На сей раз во взгляде её присутствовало почти смятение. Он же улыбнулся ей, точно желая подбодрить. — Может быть, поэтому женщина и справится с этим всем лучше мужчины, кто знает, — заметил он неожиданно. — Женщина ведь лучше понимает другую женщину, — он слегка склонил голову к плечу. — Если всё закончится так, как я предполагаю, то сочту за честь остаться здесь, рядом с вами. Навязываться я не стану, пусть королева Дейенерис и предложила мне это, но это был не приказ — я уйду, если вы сочтёте это необходимым. С вашего позволения. Коротко поклонившись, Лиман покинул Серсею, оставив ту в некоторой растерянности. Разговор оказался совсем не таким, каким она себе его представляла. Впрочем, возможно, именно поэтому в конечном итоге она и не пожелала, чтобы Лиман Ланнистер покидал Драконий Камень и возвращался в Ланниспорт. В конце концов, он действительно оказался неплохим советником. *** Серсея нисколько не удивилась тому, чем закончился Великий Совет, собравшийся на Драконьем Камне. Этого она вполне ожидала, даже несмотря на то, что до сих пор ловила на себе неприязненные взгляды. И видела в глазах той же Сансы Старк потаённое, но такое знакомое опасение. Последние иногда заставляло её мысленно хмыкать. Пташка ничего не забыла — ни её уроков, ни слов, ни случившегося. Значит, не такая уж она и дура. Но были среди прибывших лордов и те, кто с решением не согласился. В том тоже не оказалось ничего удивительного. В конце концов, им всем было дозволено честно высказаться, даже не подписывая имён. Некоторые не желали в дальнейшем видеть на троне наследницу Таргариенов и женщину, иные и мысли не допускали, что рядом с ней окажется очередной Ланнистер, третьи же терпеть не могли и тех, и других. На Драконий Камень прибыли многие лорды, не только из Великих домов, но даже малые, чудом уцелевшие. Серсея видела среди них даже сира Давоса Сиворта, который, по слухам, прежде не намеревался здесь показываться. Каждый из них мог сказать. Мог решить. В конечном же итоге подсчёты принесли ожидаемый результат: большинство оказалось согласно со словами Дейенерис. Были и те, кто предлагали другие имена и людей, кто-то и вовсе писал пожелания касательно опустевших земель и их передела. О, со всем этим предстояло разобраться. Хотя Серсея помнила, как скривился Джейме, когда по горькой иронии оказалось, что вечно враждующие между собой Бракены и Блэквуды из Речных земель также уцелели. Джейме тут же предложил расселить их по разным концам страны, но не был уверен, кого именно, и кто от этого сочтёт себя более оскорблённым и обделённым. Впрочем, кто знает, возможно, уж теперь обойдётся без вражды. — Но я бы не сильно на это рассчитывал, — проворчал некогда имевший дело со вздорными лордами Джейме, когда Дейенерис внимательно выслушивала результаты и то, что было написано на некоторых из бумаг. Услышав слова Джейме, она улыбнулась. Джон же не удержался от того, чтобы хмыкнуть. Сейчас всё это и правда казалось почти смешным, пусть прежде и доставляло немало головной боли. — Думаю, этим вопросом мы займёмся тоже, для этого следует поговорить с лордом Эдмаром Талли, раз уж он прибыл сюда, — заметила Дейенерис. Серсея не была уверена, что тот вообще способен хоть что-то решить, но промолчала. Кто знает, возможно, случившееся как-то изменило и его. Или, по крайней мере, его жена, Рослин Фрей, оказала на него должное воздействие. Саму же Серсею беспокоило другое: будет ли исполнено то решение, которое принял Великий Совет? Ведь пройдёт немало времени прежде, чем и принцесса Рейенис, и Герольд смогут стать королём и королевой. Сама она, Серсея, к тому моменту будет уже не так молода. Она и сейчас немолода — то и дело в золоте волос пробивалось серебро. Да и у Джейме начинала седеть борода, которую он успел отрастить, а волосы поредели. Пройдёт ещё с десяток лет и тот станет походить на отца. Однако эта мысль теперь не вызывала у Серсеи некого мстительного злорадства, только какую-то щемящую грусть. Все они уйдут рано или поздно. Так говорил ещё её отец. Уйдут они, и дети их уйдут, и внуки… Жить останется лишь память, если они смогут её сохранить. Возможно, отыщутся те, кто пожелает написать обо всём, что произошло. И всё же существовало одно обстоятельство, которое Серсею не вполне удовлетворяло, но она не спорила, пока не находя для того весомых аргументов: Лео Тирелл. Этот наглый мальчишка, некогда учившийся в Цитадели, был назначен от имени своего павшего дома не только лордом Хайгардена, но и стал частью Малого Совета в качестве, подумать только, Мастера над законами. Серсея считала это смехотворным, пусть и вынуждена была признать, что несмотря на свой нрав и то, что он так и не получил звание мейстера, парнем оказался не глупым, пусть и женился на бастарде, дочери Оберина Мартелла, которую привёз вместе с собой. Хотя бы Хранителем Юга не пожелал становиться. В будущем, если всё останется как прежде, титул этот будет принадлежать лорду Редвину из Арбора. Вместо погибшего Робина Аррена в Долине и на Востоке правили Ройсы. Эдмар Талли остался верховным лордом Речных земель, а некий Элмар Фрей вернулся в Близнецы. Хранителем Запада Дейенерис назначила сира Джейме. Хотя все понимали, на деле титул этот предназначен его детям, которых признали законными. Серсея не просила о последнем, более того — была уверена, что подобное встретит недовольство у прочих лордов, пусть, как и прежде, плевала на их мнение. Однако, кажется, это всё стало незначительным. Тем более, что Герольд и Джоанна, как оказалось, пришлись по нраву даже вечно мрачному теперь лорду Гюнтору Хайтауэру, не говоря уже про Рейенис Таргариен, вызывавшую улыбку одним своим присутствием. Про Север никто не заговаривал, вопрос этот встал уже после отбытия Дейенерис, когда Санса Старк предложила предоставить Северу права Дорна — оставаться частью государства, но иметь при том определённую автономию и право носить титул короля и королевы. Яра Грейджой, глядевшая на Серсею снисходительно, занимала в совете должность Мастера над кораблями. В качестве Мастера над монетой звали лорда Гюнтора, но тот вежливо отказался, заявив, что для их семьи этот титул теперь связан с мрачными событиями. От того он в конечном счёте достался как раз Пакстеру Редвину. Обязанности десницы пока исполнял принц Морион, хотя и не скрывал, что лишь ждёт, когда на должность отыщется другой кандидат, должность же Великого мейстера долгое время оставались и вовсе не занята. Последнее оказалось затруднительно из-за того, что Цитадели не существовало. Хотя через время отстроили не только её, чтобы вновь принимать на обучение молодых людей, нечто похожее на Цитадель появилось также и на Севере: Санса Старк решила возвести один город на месте двух прежних, полностью исчезнувших, — Вдовьего Дозора и Бараньих Ворот, — чтобы там появилась ещё одна Цитадель. Через два года после Великого Совета такие места начали возводиться на месте Харренхолла, Летнего замка и даже — в Королевской Гавани. Как будто люди пытались облагородить эти страшные места, сделать из них нечто, что теперь принесёт другим пользу. Они превратятся в обитель будущих знаний, где другие будут помнить, будут учиться и познавать этот мир. Особенно это касалось Королевской Гавани. Серсея не посещала её, пусть и планировала сделать это когда-нибудь… Когда-нибудь, когда воспоминания потускнеют, а город этот станет для неё совсем незнакомым. Она ведь знала, что там произошло. Она слышала рассказы о чудовищных тварях, превративших его жителей в нечто невообразимое. Может быть, со временем эта рана тоже заживёт, шрам сделается более незаметным и менее уродливым, сгладится — и тогда Серсея посмотрит на него. Но не раньше. Пока же ей вполне хватало Драконьем Камня и детей, с которыми она проводила немало времени. Которых она искренне любила. Даже Рейенис, от взгляда на которую иной раз проходила даже необъяснимая тоска. Девочка, пусть и дочь Дейенерис, источала внутренний свет. Рядом с ней становилось легче. Наверное, поэтому ещё Серсея со временем окончательно убедилась в том, что сделать её женой Герольда было совсем неплохой идеей. Она единственная сможет позаботиться о её сыне после того, как самой Серсеи не станет. Да и он и сам, пусть ещё и не вырос толком, глядел на Рейенис во все глаза и робел то и дело. Серсея с улыбкой наблюдала за ними. За ними троими, ставшими почти неразлучными. Скажи ей кто когда-то, что она вот так будет сидеть в саду Драконьего Камня и наблюдать за тем, как её дети играют с дочерью Дейенерис Таргариен, она бы рассмеялась этому человеку в лицо, назвала бы безумцем и приказала лишить языка. Но не теперь. Не сейчас. Всё-таки Квиберн во многом оказался прав, и она вспоминала его без гнева, в полной мере сознавая то, что он говорил ей когда-то. Тогда Серсея ещё не знала всего — не могла знать. Он ведь всё это делал ради того, чтобы она вернулась. Знал он, чем и как всё закончится, и всё же вот она здесь, пусть не в Королевской Гавани, но на Драконьем Камне, в новой столице, как он и обещал, носит титул королевы-регента. И голову её венчает прежняя корона из белого золота, которую он для неё сохранил. Её дети тоже здесь, и сын её станет королём-консортом через несколько лет. Конечно, в том была не только заслуга Квиберна, но всё-таки именно благодаря нему Серсея уцелела, выжила, как и её дети. Она помнила, как сопротивлялась, как не желала идти за ним, приказывала оставить её в покое, когда он почти силой тащил её прочь из замка, подальше от гнева Дрогона. Но он всё равно её спас. Вывел, защитил и остался верен до конца — даже после этого. — Ваша милость… Навеянный не то мыслями, не то чем-то ещё голос его прошелестел над головой Серсеи, сидевшей в саду. Смеха детей уже не было слышно — те убежали следом за недавно пролетевшим над их головами драконом, оставив Серсею одну. Она-то и не заметила. Но услышав голос, точно опомнилась и резко поднялась со своего места, растерянно оглядываясь. — Квиберн? — задавая этот вопрос Серсея ощутила себя настолько глупо, что не удержалась от нервного смешка. Кажется, она с ума сходит. Откуда ему здесь взяться. И всё же, сколько бы она ни пыталась себя в этом убедить, почти физически ощущала чей-то взгляд. Знакомый, внимательный. Поколебавшись, Серсея шагнула в сторону рощи, приглядываясь. Вдруг это чья-то злая шутка? Правда, смысла в том было немного. Она ведь была почти уверена, что это именно его голос. Его. Квиберна. Нечто осторожно, едва заметно коснулась плеча, от чего Серсея не сумела сдержать шумного выдоха и снова резко обернулась. На этот раз в сторону места, на котором недавно сидела. Кто-то словно пытался привлечь её внимание. Неужто очередной беспокойный призрак, рождённый её собственным воображением? Но… — Квиберн, — язык едва слушался её, когда она прошептала этого. На мгновение ей действительно почудилось, что она увидела его, стоящего возле скамьи. Улыбающегося, и улыбка эта по-прежнему делала его похожим на доброго дедушку. Тень Квиберна или же воображение Серсеи, нарисовавшее эту самую тень, взмахнул рукой. Но теперь он исчез — и только ветер бежал среди деревьев, тревожа листву, розовые кусты — и уносясь в неизвестность. Дальше, дальше, дальше отсюда… Серсея не сразу заметила на скамье нечто, чего там не было, когда она сидела. Сделав несколько шагов на неверных ногах, она с опаской приблизилась к чему-то, оказавшемуся книгой. Несколько мгновений Серсея разглядывала толстый том с немалым изумлением. Откуда он мог взяться? Не бесплотная тень же её принесла, в самом деле! Оглянувшись растерянно, Серсея никого не увидела, но в конце концов решилась прикоснуться к книге. Та оказалась весьма увесистой, и Серсея присела, опустив по виду совершенно новый фолиант на колени. Обложка была искусно украшена мелкими разноцветными камнями, изображавшими причудливые символы, среди которых Серсея разглядела и один знакомый — закрытый глаз. Сами же края обложки испещряли идущие в разлёт странные руны. Названия написано не было, но всё-таки Серсея рискнула открыть её — и тут же признала столь знакомый, аккуратный и убористый почерк Квиберна на первой странице. «В подарок на грядущую свадьбу, Их милости, королеве Рейенис Таргариен, первой этого имени, королеве андалов, ройнаров и Первых Людей, владычице Семи Королевств и Защитнице государства, и верному её королю Герольду Ланнистеру, в память обо всём, что случилось. Лорд Квиберн, желающий им, их детям и домам мудрости и процветания». — Что?.. — выдохнула Серсея, не в силах закончить мысль. Руки её задрожали, но отнюдь не от страха. Она не понимала. Не знала, как это объяснить, но теперь не сомневалась: это не шутка, а чудо. Точнее, последний подарок, который Квиберн смог сделать для них. Она глубоко вдохнула. Медленно выдохнула. Закрыла на мгновение глаза, поколебавшись, но перевернула несколько страниц — и начала читать.