Двойная память

— Нет, я не согласен! — разгоряченный терпким астеросским вином, я ударил кулаком по столу, подтверждая свое несогласие звяканьем стоящей рядом посуды. — Мы должны сократить путь! — Я не вижу смысла рисковать, — Хелли недовольно нахмурился в свете приглушенных огней таверны, — лучше обогнуть пустыню, чем идти напрямик. — Пустыня Шаб’лосс… — задумчиво произнесла Тишаль, накрутив на палец темню прядь волос. — Во времена старой Империи я не слышала об этом месте. Но вот после перерождения — еще как. В детстве мне все время рассказывали про нее страшилки, Себ. Над этим местом даже дирижабли не летают. Там вся техника сходит с ума. И люди тоже, если осмеливаются провести в пустыне хотя бы ночь. Я оскалился и махнул рукой. — Это все бредни. Суеверья! По мне так страшнее провести несколько недель в пути, огибая пустыню и Гилденский пролив по земле. Вот, посмотрите сами. — Я тыкнул пальцем в разложенную перед нами карту южных земель и специально провел им через то место, куда, по идее, указывали координаты старухи Марн-Рухх. — Если мы пройдем здесь через пустыню, то сможем сесть на корабль в Марлитте, и уже через день окажемся в гавани Харбинта на другом берегу. А там до столицы Ново-Астеросса недалеко, как и до вашего Кадесса. В итоге мы проведем в пути от силы неделю, а не полтора месяца. Тишаль многозначительно переглянулась с Хелли. — Это безумие, — будто предостерегая, пророкотал гигант. — Да, — согласилась девица, — но если будем делать «крюк», то у нас быстро закончатся припасы и золото. — Будем экономить. — Это не выход, Хелли. Я откинулся на спинку деревянного стула, пригубив вино. Пускай эти двое и дальше спорят между собой. Я знал, что как бы Хелли не упирался, он рано или поздно сдастся — Тишаль умела уговаривать людей. Для такой юной особы у нее был хорошо подвешен язык, так что даже я не всегда мог ей противостоять. Мимо нашего стола прошла полураздетая южная девица с серебренным подносом в руках и подмигнула мне. Я попытался улыбнуться ей в ответ, но у меня заболело лицо, пылающее жаром. Не зря говорят, что чем дальше от побережья Каморы — тем ярче и беспощаднее солнце. Всего за несколько дней путешествия вместе с торговцами я превратился из бледного северянина в вареного красного рака. Но, что еще хуже — по прошествию времени черная дрянь начала отслаиваться от моих волос и отваливаться кусками, напоминая черную перхоть. Голова из-за этого страшно зудела, как и глаза, в которые постоянно приходилось капать ганазийским экстрактом, чтобы скрыть их настоящий цвет. Наш с Тишалью флакончик вот-вот должен был закончится. Еще пара дней, и к нам все станут относиться, как к второсортному сброду и начнут с призрением называть «светлоглазыми». Империя пала более полувека назад, но нравы у южного народа, увы, остались прежними — они до сих пор недолюбливали заморских чужаков. Думая о скором путешествии по пустыне, я обвел взглядом хадшальскую таверну из белого камня, пересчитывая местных пьянчуг и высматривая знакомые лица. Мало ли фанатики и люцерхалы могли добраться сюда раньше нас? Но, нет. Таковых я здесь не видел. В основном за широкими столами заседали южане и темнокожие аршальцы — под вечер сюда набилось много мокрого, потного народу. Некоторые уже были вусмерть пьяны, а другие только подходили к этой кондиции, обливаясь вином и горланя незнакомые мне песни. Были здесь и те, кто обращал на нас враждебные взгляды, но я быстро гасил их ответной враждебностью. Оно и понятно — моя обгоревшая на солнце кожа выдавала во мне чужеземца, но шрамы на лице и затылке рассказывали иную историю о моих былых победах. Мало кто хотел связываться со мной. И с Хелли. Даже среди земляков он казался огромным верзилой. — Ладно, — наш гигант неожиданно быстро пошел на попятную. — И как, по-вашему, мы пройдем через пустыню? Пешком? Одни? Мы и ночи там не протянем. — Думаю, есть другие варианты… — я кивнул на компанию в дальнем углу зала, что держалась обособлено, заняв отдельный стол. Если честно, издалека эти люди напоминали горы ожившего тряпья, поскольку были замотаны с ног до головы и шевелились так редко, что это даже пугало. Схеты. Мы распрощались с торговцем Гуртаном и его женой еще на рассвете, когда прибыли в Хадшал, так что нам нужны были новые проводники через аршальские земли. Схетские кочевники прекрасно подходили для этой роли. В былые время, еще до появления Старой Империи, этот народ был настоящей занозой в заднице как для Севера, так и для Юга с Оллевусом-Келлесином. Они нередко устраивали набеги на прибрежные селения и города, тащили все что не прибито и угоняли людей в рабство. Но потом пришел Император и решил эту проблему мощнейшим взрывом ишальского пороха в истории человечества: разнес их жалкий островок и стер его со всех карт, лишив схетов исторической родины. С тех пор не многие, кто выжил, кочевали с материка на материк. Торговать они не умели — гаприйцы в этом деле никому не уступят свое первенство, так что схетам ничего не оставалось, кроме как зарабатывать на жизнь тяжелым трудом. Из них, говорят, выходили неплохие наемники. Выносливые, живучие и страшные в гневе. — Это безумие, — в который раз за вечер повторил Хелли, поглядев на опасную шайку кочевников. — Я не стану платить еретикам. Тишаль тихонько рассмеялась: — Боишься, что они попытаются тебя обратить в свою веру? Ответа Хелли я не услышал, так как вознамерился проверить свою удачу на чужаках. Вдруг повезет и в этот раз? Я подошел к замотанной в тряпки братии, готовый к тому, что меня просто прогонят. Их было семеро. Крепкие и широкоплечие мужчины. Все в черных куфиях, кроме одного. Возможно, южанин без тряпки на лице был новообращенным еретиком, еще не прошедшим обряда посвящения. Схетский бог Урмуз запрещал своим последователям открывать лица перед «неверующим сбродом». — Господа, можно вас отвлечь? — спросил я на языке Астеросса. Схеты в грозном молчании повернулись ко мне, и я тотчас пожалел, что вообще открыл рот. Веяло от этих людей чем-то нехорошим. И заключалось это не только в смраде немытых тех и вони поношенных тряпок. — Чего от нас хочет эта розовощекая свинья? — спросил мужик на схетском наречии, сидящий во главе стола. Голос его был резким и грубым, как и сам выговор. Я знал схетский язык достаточно хорошо, чтобы понять чужеземца, но не так идеально, как тот же гаприйский или келлесинский. Поэтому я улыбнулся, как сельский дурень, и посмотрел на парня без куфии. — Что он сказал? — А… — тот ответил мне вежливой улыбкой, и на его лбу пролегла глубокая морщина, похожая на шрам. — Хозяин Сахед спрашивает, чего ты хочешь. — Я хотел узнать, куда вы, кочевой народ, держите путь. — А свинье есть до нас дело? — рассмеялся Сахед, и собратья поддержали его дружным гоготом. Понятно. Этот тип знает новоимперский, но говорить на нем отказывается. — Зачем это тебе? — задал вопрос южнанин, интерпретировав слова своего господина. — Мы с друзьями хотим срезать путь до Марлитта через пустыню Шаб’лосс. Я подумал, если вы направляетесь туда же, мы бы могли объединиться. — Свинья пьяная, или просто спятила? — Сахед продолжил гоготать, и его соратники тотчас начали соревноваться в остроумии, придумывая, что могло меня, «пьяную свинью», заставить принять подобное решение. Южанин без куфии с тоской осмотрел своих друзей, потом повернулся: — Честно, я бы не советовал вам туда идти. Из этой пустыни мало кто возвращается. И там зверья всякого хватает. — Какого еще зверья? — Мы однажды провели там сутки, — вспомнил он и вздрогнул. — И когда солнце село, на нас в ночи напала какая-то жуткая тварь в полтора человеческих роста. Она выла страшнее голодного слифа, а когти у нее остры и длинны, как лезвия секущих клинков. Мы чудом унесли ноги, пока она рвала глотки нашим верблюдам. Странный рассказ. Зная о свирепых схетских нравах и непоколебимость духа, история про их побег показалась мне неправдоподобной. Что это за чудище такое, которое не смогли одолеть несколько сильных мужиков? — Прости, хочу уточнить: тварь была одна, а вас было семеро? — Вообще-то раньше нас было двенадцать, — парень вновь обвел взглядом присутствующих. — Ты ведь считать умеешь, так? В ту ночь почти половину нашего акхулума постигла участь несчастных верблюдов. — Грубые схетские голоса взорвались гоготом, сотрясая стены таверны — кому-то из них удалось хорошо пошутить. Нас они не слушали. — Не ходите в пустыню, вот вам мой совет. Лучше обойдите. Вы потратите много времени, но по крайней мере останетесь живы. Схеты продолжали гоготать, а моя рука невольно потянулась к сложенной трости. Ее я тоже прикрепил к поясу, как и меч, но по левую руку. Со стороны она могла показаться просто громоздким и неудобным украшением. Я стиснул зубы, нервно размышляя. Мало того, что старуха Марн-Рухх отправила меня в пустыню, так еще и прямиком в пасть какой-то неведанной твари. А не хотела ли она таким образом просто избавиться от меня? — В пустыне есть сокровища, — выпалил я, и только потом сообразил, что сделал. Схеты тотчас перестали ржать и замолчали, впившись в меня темными глазами из прорезей в куфиях. — Скорее всего та тварь, которую вы видели, их и охраняет, — за второй ложью последовала вторая, искрометная и неудержимая, как и мое желание окружить себя опытными путешественниками, способными выжить в белых песках Шаб’лосса. — Что ты знаешь? — спросил Сахед на новоастеросском, обратившись напрямую ко мне. Его жуткий акцент оцарапал мой слух. — Об этом месте мне поведала старая ведунья, — это было правдой хотя бы отчасти. Схеты — народ суеверный, так что слова шаманов и ведьм для них не пустой звук. — Я знаю, где находится это место. Если мы его проверим, то, вероятно, сможем выйти из Шаб’лосса не с пустыми руками. — Она сказала тебе, что там? — Нет, — и это тоже было правдой. — Но было бы здорово выяснить это. Сахед осмотрел собратьев и те принялись разгоряченно перешептываться на схетском, сгрудившись над столом. Слов я почти не разбирал, но затем обсуждения стихли, и Сахед поднял голову: — Дай нам время подумать, мальчик. Вот как. Из «свиньи» я резко превратился в «мальчика» — обещанные богатства могут резко изменить чужое мнение. Неплохо для начала. Я кивнул и удалился, присев за единственный свободный стол, подальше от схетов и Тишали с Хелли, которые продолжали что-то бурно обсуждать. Из-за громкого говора десятка подвыпивших глоток я не слышал их голосов, но скорченная рожа Хелли, как всегда угрюмая и недовольная, подсказала мне, что они до сих пор обсуждают пустыню. — Эй, парень, — промелькнув незаметной тенью меж столов, ко мне подсел незнакомец, замотанный в белые южные тряпки, подпоясанные широким кожаным ремнем. Его кожа была иссиня черной, как у любого другого аршальца, голова острижена до мелкой щетины, а белки безумных глаз налиты кровью. — Что надо? — спросил я, догадываясь, кто передо мной. Аршалец улыбнулся мне, демонстрируя удивительно белые зубы: — Ответы на вопросы. Я щедро заплачу. Я безрадостно выдохнул, не сводя глаз с хадшальского торговца информацией. На землях Стармора дельцы этой старейшей профессии оказались вне закона после войны, как и имперский язык, и потому бедолагам по сей день приходилось ютиться по канализациям и темным углам, торгуя сведениями прямо под носом у мельгаров. Но здесь, на Юге, они, кажется, свободно предлагали свои услуги кому угодно, словно неразборчивые девицы в публичном доме. — Я не тот, кого ты ищешь, — сказал я и отвернулся в поисках полураздетой южанки, разносящей по залу вино, но не увидел ее за множеством мужских спин. — Я так не думаю, — аршалец уходить не собирался. — С утра в город прибыли «белые спины» и начали искать каких-то путешественников. Особенно — мужчину с Севера. Само собой, они заходили ко мне, но у меня не было ответов на их вопросы. А я не люблю, когда ответов у меня нет, поэтому я пошел их искать. — Что-то странное было в его хриплом голосе, и в том, как он выстраивает друг за другом слова. — Я обошел за этот день все городские таверны, и только ты, парень, похож на того, кого искали утром. — «Белые спины»? — я нехотя усмехнулся. — Это вы тут так люцерхалов называете? — Да. Импераборцы носят белую форму, под цвет песка. Из таклейской ткани, кажется. Она редкая в наши дни. Днем она холодит кожу, а ночью — согревает. Удивительное дело. — И ты думаешь, что теперь я тебе все расскажу? Чтобы ты на радостях помчался к люцерхалам продавать мои слова? — Продавать? Нет. Нет! — Аршалец так выпучил глаза, что, клянусь, они должны были вывалиться из глазниц и покатиться по столу. — Они не собирались мне платить! «Белые спины» ворвались ко мне в дом и требовали, чтобы я выложил им все, что знаю. Я ничего не знал, и хорошо. Но любопытство меня гложет. И теперь, если я утолю жажду знаний, то смогу направить белоспинников по ложному следу, если они вернутся вновь. — А твоя выгода здесь в чем? Я внимательно оглядел таверну, присматриваясь к каждому южному лицу. Не исключено, что этого парня ко мне могли направить люцерхалы, и теперь лично наблюдали за нами из темного угла. Только вот, увы, новых лиц я не увидел — мой взгляд зацепился за упругую задницу работницы таверны. Поднос девицы вновь был полон глиняных чаш с вином, и лес мужских рук не давал ей прохода. — Выгода? — парень не сразу нашелся ответом, постучав розоватыми пальцами по столу. — Знания. Информация. Обещаю, что «белые спины» ее не получат. Они, невежи, требовали Амина говорить бесплатно. Амин теперь им и крупицы правды не выложит, даже если они поднесут нож к его горлу. Я расплылся в кислой ухмылке. Просто потрясающе. Аршалец еще и говорил о себе в третьем лице. Это на нем так Вспышка отразилась, или он всегда был таким? Неожиданным резким движением парень подкинул монету. Та блеснула золотом в свете огней, провернувшись в воздухе, и я ее поймал. Райндкор с колоколом. На ощупь — настоящий. — Одна монета — один ответ. Устроит такая цена? — Валяй, — сказал я, взвешивая все «за» и «против». Как бы не вопил здравый смысл, я не мог отказаться от легких денег, зная, что мой кошель, полученный от Уррун во время перелета, опустел уже больше, чем наполовину. Аршалец деловито подался вперед: — Откуда ты? — Стармор. Вэст-Моррон. Еще один райндкор оказался в моих руках. — И куда направляешься? — В столицу, — я ответил быстрее, чем подумал, но сделал вид, что так и должно быть. Улыбка торговца превратилась в хищный полумесяц из белых зубов: — Значит, ты «возрождённый»? Имперец? — Да. И еще одна монета упала в мою ладонь. — Я подслушал твой разговор с еретиками. Ты хочешь перейти Шаб’лосс? — Да. Это единственный краткий путь. Амин положил новую монету на стол и подвинул ее ко мне указательным пальцем. Ногтя на нем не было, и фаланга выглядела неестественно раздутой. Неужели это последствия встречи с люцерхалами? — Ты, верно, на солнце перегрелся, — будто осуждая, произнес Амин, качая головой. — И ты туда же? Только не говори, что тоже будешь пугать меня россказнями о невиданных тварях. — А ты думаешь, их там нет? Мой друг, ты видел стены вокруг Хадшала? Они, уверяю тебя, возведены не просто так. Пустыня полна чудищ. Я здесь живу всю жизнь и знаю, о чем говорю. — Лучше дай мне какой-нибудь дельный совет, как остаться в живых, — я подбросил одну из монет, возвращая ее торговцу. Он поймал ее между ладоней, радостный, что я играю по его правилам игры. На его правой руке не было еще трех ногтей. — Смотри за ночным небом и держись огней. — Амин спрятал монету в складках одежды и поднялся со стула, поправляя белое одеяние. Похоже, я ответил на все его вопросы. — Запомни: чем шире Око Бездны, тем опаснее твари. Шаб’лосс не так пуст, как говорят. Где-то там даже есть оазисы, заселенные людьми. Но нравы местных обитателей суровы, как сама пустыня. За воду придется очень дорого заплатить. Торговец информацией удалился, и я поспешил вернуться за стол к Хелли и Тишали, чтобы южане, наблюдавшие за нашей игрой в монеты, не попытались меня ограбить. — Ну и? — пробасил Хелли, неприязненно оглядев меня исподлобья, отчего я невольно поежился и в который раз убедился, что в такие моменты неясной мне ненависти он приобретал неоспоримое сходство с гигантской нахохлившейся совой. Широкий лоб, грубые скулы, тупой подбородок и суровый взгляд едва ли делали его предметом обожания прекрасных южных дам. Скорее наоборот — его грубая рожа их отпугивала, как пыталась напугать меня. — Я поговорил… — начал было я да быстро замолчал — возле нашего стола появился южанин в вонючих схетских тряпках. — Хозяин Сахед согласен проводить вас через пустыню, — произнес он с вежливой учтивостью. — Но нам нужно подготовиться к путешествию, так что завтра на закате мы будем вас ждать у главных городских ворот. Будьте готовы. — Хорошо. — Я мысленно порадовался, что мы не задержимся в Хадшале дольше, чем планировали. — А условия? Тишаль дернула бровью, услышав мой вопрос, но ничего не сказала, продолжая буравить незнакомца взглядом. Ее рука медленно легла на карту пустыни, где они с Хелли успели что-то начертить угольным карандашом. Южанин облизнул потрескавшиеся губы: — Половина от того, что мы там найдем. Половина от ничего? Достойная цена. — Идет. Южанин поклонился и ушел, заставив нашего гиганта недоверчиво сощурить глаза. — А что мы должны найти? — не понял Хелли. Я сделал глоток из глиняной чашки, и терпкое южное вино вернуло улыбку на мои уста. Вечер складывался удачно, и я наивно понадеялся, что наше грядущее путешествие пройдет не хуже. *** — Сраный песок... сраное солнце! — Каждый новый шаг давался с трудом, заставляя меня выплескивать все новые и новые ругательства. — Сраная пустыня! Говорят, что песок ни добр, ни жесток, но, когда ты остаешься один на один с просторами Шаб’лосса, сложно не думать, что песок тебя ненавидит. Он хватал меня за ноги, засасывая куда-то вглубь. Настолько горячий, что казалось, мои сапоги расплавятся, прилипнут к ногам, и потом я смогу их снять только вместе с кожей. Налетел жаркий сухой ветер, с тихим шелестом сметая песок с фигурного гребня дюны. — У-у-у, сука. Только этого не хватало. — Я зажмурился и прикрыл лицо руками, но песок, прилетевший с дюны, все равно набился мне в нос и рот и попал в глаза. — Боги! Сраная пустыня! В этот момент мимо меня на верблюде пронеслась Тишаль, весело гогоча. Маленькая засранка. Тяжело нагруженные верблюды выдохнутся через полмили, если им придётся тащить пеших. Но это дурно пахнущее животное несло всего один баул со спальниками и сложенной палаткой, так что схеты разрешили хрупкой девице ехать верхом, когда она сказала, что хорошо обучена верховой езде. — Да, давай, смейся громче! — крикнул я ей вслед, обливаясь потом. Я не сомневался, что навык держаться верхом вернулся к ней вместе со Вспышкой. — Смотри, не навернись! — Что ты там бубнишь? — меня нагнал Хелли, ступая по песку широкими шагами. Мой страдальческий вид заставил его весело ухмыльнуться. — Не думал я, что ты такой неженка. Вон, погляди. Даже Тишаль держится бодро. Я молча поднял взгляд на гиганта, проклиная все на свете. Я весь взмок и хотел умереть, но Тишаль с Хелли явно переносили жару лучше. Возможно, секрет был заключен в их крови. Хелли – чистокровный южанин, и у него на роду написано не страшиться гнева солнца, а Тишаль была родом со Старого Оллевуса-Келлесина, вечнозеленого, как и ее глаза. На тех землях, густо поросших лианами и пальмами, лето влажное и жаркое, а зима представляет собой затяжной сезон теплых дождей. Поэтому я бы сильно удивился, если бы горячая пустыня лишила Тишаль сил и превратила в беспомощную хныкающую дурочку, вроде меня. Северяне и Шаб’лосс — вещи несовместимые. — Давай, Себерих, последний рывок. Если верить еретикам, мы вот-вот устроим привал. Хелли обогнал меня, и я озадаченно уставился в его спину. Это я на солнце перегрелся или он действительно попытался меня подбодрить? Я оглянулся назад — наша процессия растянулась по пескам на полмили, но по воле судьбы я сильно отставал от основной массы путешественников. Так сильно, что меня почти нагнали «замыкающие» с изогнутыми скимитарами в руках — две серые фигуры с блестящем на солнце оружием. Сахед говорил, что «в хвосте» должны идти сильные мужчины, способные справиться с любой напастью, что попытается подобраться с фланга, но по мне выглядели эти мужчины так, будто должны не защищать нас, а добивать клинками всех отстающих и слабых. Поэтому я вновь выругался, поправил тяжелую сумку на плече и ускорил шаг, стараясь не отставать от Хелли, что быстро карабкался по песку на вершину дюны. — Да помилуют меня Боги… — зашипел я пересохшим горлом. Взбираться по песчаной дюне вверх намного сложнее, чем по холму, будь он даже вдвое выше. Дюны засасывают ноги, крадут энергию из каждого шага, так что ты задыхаешься, не успев взобраться на высоту своего роста. Спустя пятнадцать шагов по крутому склону у меня закружилась голова, а жажда сделалась и вовсе невыносимой. Я с трудом поднимался наверх, опустив голову и стараясь не думать о том, как сильно, должно быть, солнце сжигало мою оголенную шею. А потом, запыхавшись, я остановился на самой вершине, глядя вниз. Схеты нашли тень естественного происхождения: огромный валун посреди замерших волн песка и ставили возле него палатки. Хелли был прав — вот и долгожданный привал. Скорее всего мы останемся здесь до заката, пока не спадет жара, а затем продолжим путь, как это было прошедшей ночью. Спускаясь с дюны к схетам, я в который раз пожалел, что не расспросил торговца информацией Амина про этих еретиков. В конечном счете их оказалось больше, чем семеро — к нашей разношерстной компании прибавилось три женщины, замотанные в тряпки, и два четырнадцатилетних пацана. Скорее всего это были чьи-то жены и сыновья, но чьи именно, я так и не понял. У схетов, несомненно, где-то в Аршалле была своя деревня. Еретики часто вспоминали об этом месте, переговариваясь между собой на родном языке. Я слушал их и помалкивал, не давая им и намека на то, что прекрасно их понимаю. — Себерих, ты как? — у дюны меня встретила Тишаль, уже успевшая спрыгнуть с верблюда. Лицо ее сделалось по-матерински обеспокоенным. — Выглядишь совсем паршиво. Про нее того же я сказать не мог. Пускай краска с ее волос почти облезла, возвращая волнистым локонам родной огненно-рыжий цвет, кожа девицы, в отличии от моей, приобретала в пустыне правильный коричневый оттенок. — Умираю от жажды, — фыркнул я, мечтая как можно быстрее оказаться в тени. Я пошел дальше, к спасительному валуну, почесывая зудящую голову. Отнял от волос руку и с отвращением осмотрел ее — она опять оказалась в черных крошках — и мысленно порадовался, что поблизости нет зеркал. Феллис бы пришла в ужас, увидь меня таким. Волосы черно-белые, как шерсть у дворняги, просаленные и покрытые слоем грязи и песка. Красная обожженная кожа, красные глаза, да еще и подбородок весь порос убогой пародией на бороду. В отличии от меня Хелли хотя бы шла поросль на лице. С ней он казался еще старше, но вместе с тем и благороднее, как калифары прошлого на старых фресках. Я уселся возле валуна, переводя дух, и Тишаль принесла мне флягу с водой. Пожалуй, спасительный глоток воды стал для меня первым светлым пятном за сегодняшний день. Непередаваемое удовольствие. Лить эту чудесную живительную влагу в рот было всё равно, что родиться заново, но в конце концов Тишаль вырвала флягу из моих рук, и я не стал ей сопротивляться. Воду необходимо экономить. Я знал об этом, но в который раз чуть не выпил все за раз. Сложно контролировать себя, когда жара грозит тебе убийством. — Он там живой? — спросил Хелли, начиная ставить палатку рядом с нами. Я не видел его лица, но без всякого сомнения, гигант улыбался, когда говорил. — Вообще-то я тебя слышу, — сказал я. — Не нужно говорить так, будто меня здесь нет. — Да-да, — Хелли начал вбивать чрезмерно длинные колышки в песок. — Но я же не с тобой разговариваю. Тишаль, как он? Я взглянул в глаза девице, ярко зеленые, напоминающие мне о прохладе северных лесов. — Хелли, да он весь горит! Только после этих слов я ощутил на своем лбу прикосновение ее маленькой холодной ладони. — Меня мутит, — подтвердил я. Гигант выпрямился, в задумчивости поправляя широкий пояс с клинками. — Тишаль, дай ему еще воды. Пускай отдохнет до вечера. — Вы, северяне, такие нежные. — Девица вернула мне флягу, сняв с нее крышку. — Ага, — я попытался ей улыбнуться. — Давай поговорим об этом, когда ударят морозы. После нескольких спасительных глотков Хелли отправил меня в палатку и настойчиво попросил поспать. Сначала духота делала это задачу поистине невозможной, но затем усталость взяла свое и я провалился в небытие. Очнулся я уже в сумерках, когда схеты принялись сворачивать лагерь и шуметь: трое мужчин работали, нагружая верблюдов, двое охраняли лагерь по периметру отсвета огня на песке, а остальные сидели перед костром и что-то ели. Я направился к пирующей компании и чуть не налетел на верблюда, который галопом пронесся мимо меня на зов своего хозяина. Жуткие же твари, и пахнут не многим лучше схетов. У этого вокруг горбов поднимались высоко сложенные тюки, обёрнутые тканью, а по бокам свисало два больших кувшина. — Себерих! Иди к нам. Тишаль позвала меня к огню, и я не мог отказаться от столь заманчивого приглашения. Я сел возле девицы на песок, и одна из схетских женщин молча протянула мне несколько полосок вяленого мяса. Я заметил, что глаза у нее были широкими и неестественно зелеными, как и у Тишали. Значит, помимо одного южанина без куфии в этой компании была еще одна еретичка, добровольно принявшая чужую веру. — Удалось поспать, мальчик? — прохрипел Сахед на ломаном новоастеросском, на мгновение приспустив ткань на бороду, чтобы положить кусок мяса в рот. Несмотря на то, что он всегда ходил в куфии, его кожа выглядела сильно загоревшей. — Да, я готов идти дальше. — Мне понадобится твоя помощь, чтобы свериться с курсом. Я кивнул, и мальчишки, сидящие рядом с Сахедом — вроде бы его сыновья — обратили ко мне мрачные взгляды. Я проигнорировал их и приступил к еде. Небо над нашими головами становилось все темнее, а вместе с темнотой на пустыню опускалась долгожданная прохлада. Небесный свод замерцал первыми звездами. — Удивительно, но за прошедшие сутки мы не встретили ни одной пустынной твари, — добродушно продолжил Сахед. — Невероятное везение. Кто-то из вас, чужаков, либо отпугивает их, либо приносит нам всем удачу. Сыновья перекинулись парой фраз на схетском и рассмеялись. Один из них решил, что тварей распугали мои страдальческие стоны, второй же пошутил про мой запах, что странно, ведь от них самих пасло хуже, чем от верблюдов. Я заскрежетал зубами и продолжил есть, хотя на самом деле еда в глотку не лезла. Меня знобило после прошедшего дня, и обожженная солнцем кожа болела при каждом движении. Но я решил, что острые зубы местных обитателей будут ощущаться на коже куда больней, поэтому запихивал в себя еду через не хочу — мне нужны были силы, чтобы в случае опасности либо сразиться с пустынной тварью, либо быстро от нее удрать. Через несколько минут мальчишки достали из складок одежды изящную длинную трубку из белой кости, чем-то набили ее и прикурили от костра. Судя по вони, они жгли в ней мусор, а не табак. Поэтому я отмахнулся от трубки, когда схеты пустили ее по кругу, и мы с Сахедом взобрались на ближайшую дюну, чтобы скорректировать курс. При себе у схета был странного вида местный компас, похожий на маленький прямоугольный цимтус. На приборе присутствовала привычная стрелка, указывающая на юг и север, но соседствовала она с небольшим экраном. На нем, в зависимости от направления, менялись тускло светящиеся цифры координат. — Вот вам, где-то в нескольких днях пути, находится Марлитт, — Сахед повернулся ко мне боком, сверяя показатели на компасе. — А где лежат сокровища твоей ведьмы? Я молча достал из кармана бумажку с координатами. Сравнил цифры с теми, что показывал прибор схета в руке, и потянул Сахеда за рукав, чтобы компас показал нужное значение. — Вон туда, — я махнул рукой в сторону вихрящейся пыли и бесплодных дюн, тянущихся до самого горизонта. — Это место уже близко. Сахед попытался заглянуть в бумажку, но я быстро спрятал ее в карман. К сожалению, я доверял нашим проводникам не больше, чем пустыне, и мои опасения нашли подтверждение уже на следующий день, когда на новом месте привала я проснулся еще засветло, потный и липкий от жары, услышав заговорческий схетский шепот. — Нам не стоит так рисковать, — шептала женщина, — лучше вернуться. — Махмуд говорит, что за нами уже второй день кто-то следит, — беспокоился второй женский голос. — Дюны движутся, это не к добру. Ночью, клянусь Урмузом, за нами придут твари и сожрут нас всех. — Давайте просто ограбим чужаков и убьем, — предложил кто-то третий. — Этот парень имперец, — подхватил другой голос. Кажется, южанин без куфии. — У него на сумке старый герб, а в ней звенят монеты. Урмуз благословит нас, если мы подарим ему душу старого врага. — Да, но убить здоровяка будет сложно. — Не говори ерунды, — я узнал грубый голос Сахеда. — Он такой же мягкотелый, как мы все. — Только девочку мне оставьте, — прошептал еще кто-то, — она хорошенькая. Будет мне третьей женой. Боясь выдать себя, я пнул гиганта, лежащего рядом. — Хелли… Хелли, очнись! Они хотят нас убить! — я произнес это тихо, на старморском, понадеявшись, что схеты не знают северного языка. Здоровяк не пошевелился, но зато по другую сторону от него резко села Тишаль. Ее рыжие локоны взвились вокруг головы, превратившись в воронье гнездо, а в руке блеснуло лезвие ножа. В пустыне она всегда спала с оружием в обнимку. Теперь я понял, почему. — Каков план? — прошептала она на старморском. Зеленые глаза, широко распахнутые и почти безумные, уставились на меня. Я прислушался. Схеты недалеко от палатки продолжали обсуждать детали грядущей расправы. — Ведем себя, как обычно, — спокойно ответил я, хотя мое сердце от тревоги застучало в ушах подобно боевому барабану. — Вылезаем. Собираем свое барахло и фляги с водой. И не в коем случае не поворачиваемся к схетам спиной. Они не знают, что я их понимаю. — Проклятье, — тихо выругался Хелли, приподнявшись на локтях. — Отправиться с еретиками — твоя идея, Себерих. Чтобы еще хоть раз я тебя послушал. Тишаль покинула палатку первой, спрятав нож в широкий рукав туники. При виде нее схеты резко замолчали, но девица не подала виду, что знает об их планах. Она поздоровалась с чужаками, потянулась, и обошла палатку с левой стороны, кротко постучав пальцами по натянутому брезенту — сообщила нам, что никто не затаился рядом с мечом в руке. Я выполз из палатки следом за ней на затекших ногах. Выпрямился и приветливо помахал чужакам, усыпляя их бдительность. Сахед, сидящий в тени тента вместе с собратьями ответил мне кивком головы, и я убедился, что они нас не слышали. Хелли вылез на песок последним, щурясь от яркого света, сквернословя и отплевываясь песком. — Боги, ну и пекло здесь! — Я мельком оглядел невероятную синеву неба, утирая лоб рукавом. Солнце висело еще высоко, но уже совсем скоро должно было склониться к горизонту. — Что-то вы рано! — крикнул нам южанин без куфии на новоастеросском. — Слишком жарко, чтобы спать, — отвечая, Хелли сплюнул на песок — кажется, он перенял этот обычай у верблюдов. Рядом на дюну приземлился облезлый гриф с воротником из грязных перьев. Тишаль недовольно посмотрела на птицу и молча принялась вытаскивать колья из песка, собирая палатку. Хелли взялся ей помогать, так что мне ничего не осталось, кроме как попытаться выиграть немного времени им на сборы. — Сахед, могу ли я свериться с курсом? — я подошел к схетам, прекрасно сознавая, что в любой момент один из них может попытаться вспороть мне брюхо. Еретик в куфии обратил на меня взгляд, и я попробовал вызвать его симпатию своей улыбкой. Сейчас она не очень-то срабатывала, но это всё, что у меня оставалось. — Держи, — он нехотя протянул мне компас. Я взял его и, будто проверяя цифры на экране, начал пятиться от схетов, поворачиваясь то в право, то в лево. Эта штука должна была остаться у меня при любых обстоятельствах. Если мы побежим и затеряемся в пустыне без нее, нас ждет неминуемая гибель. Закончив кривляться перед схетами, я нагло запихнул компас в карман. Сахед было попытался возразить, но я быстро снял с пояса сложенную трость и привлек ею внимание еретиков, подобно фокуснику в цирке. От блестящей на солнце рукоятки было действительно сложно отвести взгляд. — Вы знаете, что это такое? Глаза Сахеда и его собратьев посуровели. Прошла долгая минута тишины, которую нарушал лишь тихий шелест песка и фырканье верблюдов. — Это трость! — торжественно объявил я в напряженном молчании и начал медленно ее раскладывать. Мой короткий клинок оставался лежать с остальными пожитками, но вот трость всегда была при мне. — Очень, кстати, полезная штука в ваших пустынных краях. Краем глаза я заметил, что Тишаль с Хелли упаковали палатку и теперь взялись собирать вещи, что лежали вокруг. — И чем же она полезна? — с нескрываемой неприязнью спросил Сахед. Двое схетских мужчин, не сговариваясь, поднялись на ноги и вышли из тени тента. Я сделал еще несколько шагов назад по мягкому песку, подальше от них, и трость с приятным щелчком вернулась к своему первоначальному размеру. Одна из схетских женщин удивленно охнула, глядя на нее, а сыновья Сахеда предсказуемо перекинулись колкими шуточками про то, что ниже пояса. — Ну, у трости очень удобная рукоять, — начал рассказывать я, откручивая ее опорную часть. Схеты угрожающе приближались ко мне, заставляя мои пальцы работать быстрее. — Трость может помочь удержать равновесие, а еще из нее может выйти неплохая увесистая дубина. А еще… Я молча уставился на схета в темной куфии. Верзила, почти такой же, как и Хелли, застыл предо мной, словно гора, которую не обойти и не перепрыгнуть. Мои пальцы быстро нащупали нужную кнопку: «ледокол» выскользнул из трости, выиграв мне несколько секунд на раздумья, пока еретик в недоумении пялился на острее, почти упершееся ему в живот. — А еще, — произнес я на схетском, лихорадочно вспоминая нужные слова, — эта трость может помочь отбиться от схетских ублюдков, желающих моей смерти. Закругленный скимитар еретика тут же обрушился на меня со свистом рассекая воздух. Я едва успел уйти из-под удара и отбить «ледоколом» лезвие. Необъяснимая радость наполнила меня, когда металл встретился с металлом, звонким лязгом оповестив пустынных стервятников о начавшимся бое. А дальше мир закрутился в суете: схеты повскакивали со своих мест и бросились ко мне с воинственным улюлюканьем, верблюды в страхе заметались по лагерю, топча палатки и припасы, а рослый схет так и продолжал яростно размахивать скимитаром, пытаясь меня задеть. Уже через несколько секунд я оказался рядом с Хелли и Тишалью — в безопасной тени нашего южанина, вооруженного парными мечами, но окруженного схетами. Девять человек наставили на нас клинки, остальные побежали ловить верблюдов. — Может, попытаемся решить дело миром? — предложил я на схетском. Вместо ответа Сахед стянул с себя куфию, оголяя лицо. Еретики последовали его примеру: все оказались загоревшими, крючконосыми и бородатыми, с глазами, словно чёрные камни. Среди них была одна женщина, но та не торопилась подражать собратьям. — Вам же запрещено снимать куфии при посторонних, — возмутился я, ощущая, как под сапогами странно завибрировал песок. Возможно, виноват в этом был Хелли, в предвкушении драки тяжело переступающий с ноги на ногу. — Вы должны видеть наши лица, чтобы потом рассказать Урмузу, как мы вас убили, — заявил Сахед и криво ухмыльнулся: в чащобе густой черной бороды показались желтые зубы. Я почти позабыл про жару. Забыл про пустыню, верблюдов, жажду и палящее солнце. Битва — вот что имело значение. Меня захлестнула слепая кровожадная ярость. Я смотрел на Сахеда и мог явственно представить себе, как острее трости вспарывает ему глотку. Я хотел, чтобы кровь оросила песок. Я… хотел? Я тряхнул головой. Эти мысли принадлежали не мне, и тем самым меня напугали. А затем я испугался еще сильней, когда песок под нашими ногами пришел в движение. Видят боги, схеты чудом успели ретироваться с того места, где осел песок и закружился, как в гигантской воронке. А затем из этой самой воронки выбралось нечто большое, неестественно длинное и худощавое. На спине и груди коричневая кожа обтягивала кости, а с рук свисала лоскутами, подобно кружевным манжетам. Чудище, кем бы оно ни было, выпрямилось в полный рост, и я решил, что схожу с ума. Оно было значительно выше Хелли и обладало непропорционально вытянутой головой; выглядело мертвым, но двигалось, словно живое. У него не было глаз, но в валившихся глазницах что-то заблестело, когда тварь начала ворочать головой, осматриваясь вокруг. А затем рот чудища раскрылся так широко, что челюсть с хрустом треснула, и оттуда донёсся шелест, как от песка, сыплющегося с дюн — рокочущий звук из сухой глотки. Чудовище завопило. Вместе с ним закричали и мы. Оглушительно громкий выстрел прозвучал в пустыне раскатом грома, прервав наши вопли. Разрывной ишальский угодил в голову твари, и та разлетелась на вонючие ошметки. Второй патрон прилетел практически сразу. Но не в тварь, а в схета, что мгновением раньше сражался со мной. Несчастный лопнул, как мыльный пузырь, и брызги вместе с жаром окатили меня, как вода из горячего фонтана. Рядом истошно закричала женщина. Убегая в ужасе, я стер с лица кровь, и вчерашняя еда попросилась наружу как спереди, так и сзади. В спешке я заметил, как на ближайшей дюне ровной линией выстроились силуэты в белых одеяниях. Люцерхалы. У каждого из них в руках были громадные пушки, и длинные дула блестели на свету. Один целился, другие перезаряжались. В этот миг прозвучал очередной выстрел, превративший одного из схетов в кучку грязи, и ноги понесли меня невесть куда. Я потерял из виду Хелли. Не имел понятия, куда делась Тишаль. Верблюды в панике метались передо мной, гадя на песок и издавая звуки, не поддающиеся описанию. У одного из них рожа была окрашена кровью, словно тот отведал человеческой плоти. Я обернулся и увидел, что женщина в куфии бежит за мной. Поначалу мне показалось, что она просто убегает, но руки ее были сжаты в кулаки, а в движениях читалась угроза. Она преследовала меня, и двигалась по песку быстрее, чем бы мне хотелось. — Вот дерьмо! — мои сапоги завязли в песке у подъема в дюну. Неумолимо приближаясь, женщина сорвала с себя куфию. Татуировки тонкими линиями опутывали ее жесткое келлесинское лицо и уходили по лбу на коротко остриженную голову. Я узнал эти знаки. — Нет! Пиромантша с диким ревом вскинула руки. Огненная стена заслонила ее. Прозвучал выстрел, и волна жара захватила меня. В огне я увидел глаза. Синие глаза на обожженной коже.