Двойная память

Я думал, что нас троих закроют в темнице. Ну, или запрут в тесной каморке и дадут перевести дух. Но вместо этого, не взирая на мои гневные протесты, парни в белых куртках разделили меня с товарищами и погнали по бесконечным лабиринтам пустых коридоров. В конце концов они загнали в круглую комнату с единственной дверью и заперли ее. Комната была пустой и темной, за исключением большой ржавой бадьи, стоявшей посредине. Над ней висела лампа, подрагивающая тусклым светом. Даже если бы я встал на бадью и подпрыгнул, я бы не сумел до нее дотянуться. — Вот дерьмо, — выругался я. В полумраке холодной комнаты я заскучал по горячим белым пескам и небу над головой. К тому же я смертельно устал. Казалось, что если я сяду на пол и прислонюсь к стене, то тотчас провалюсь в сон, однако вместо этого я решил осмотреть каждую трещину на стенах. Дверь, когда я вновь подергал за нее, мне не поддалась, но зато у дальней стены под толстым слоем пыли я обнаружил старое зеркало. Когда я его протер, то ужаснулся чудовищу, глядящему на меня: светлоглазому, с коркой из грязи и запекшейся крови на лице. Я коснулся щеки и боль напомнила мне, что я пару часов назад получил по лицу сапогом. Щелкнул замок, открылась дверь. Внутрь вошли мужчины в белых имперских куртках, незнакомые мне, а за ними появились три женщины в серых платьях с южными строгими воротниками; почти старухи, с мягкими руками и черствыми лицами. Каждая из них держала по плетеной корзине с полотенцами, тряпками, мылом и различными склянками. Но меня корзинки не интересовали: я зацепился взглядом за самую страшную их старух с перекошенным лицом, и подумал, что, если моя голова также продолжит гудеть от боли, мое лицо «поплывет» и обвиснет также, как у нее. Боль в висках до сих пор перекликалась с пульсирующим ушибом на голове, оставшимся от удара Фейда. — Раздевайся, — прогремел имперец на старморском, демонстрируя свой ужасный акцент и почерневшие зубы. — Я знаю новоимперский, — сказал я, и мужчина нахмурился. — Раздевайся. Никто из присутствующих не отвернулся, так что под их пристальными взглядами пришлось отвернуться мне. Раздеться оказалось не так-то просто. За день одежда пропиталась всеми жидкостями человеческого тела и обвалялась в песке. Ткань задеревенела. Мне пришлось отдирать ее от себя, как прогнившие капустные листы с кочана. И пока я был занят этим непомерно интересным занятием, одна из старух подошла к бадье, повернула кран и пустила воду. Барабаня по стенкам бадьи, вода быстро поднялась до краев под аккомпанемент загудевших над головой труб. Вода в пустыне — удивительное зрелище. Глядя на нее, я вспомнил, что смертельно хочу пить, но старухи не дали мне этого сделать. Они, щебеча что-то на староимперском, загнали меня в бадью и принялись намывать. Я пытался отмахнуться от них, прогнать. Говорил, что могу справиться самостоятельно. Но они меня не понимали, и вскоре усталость взяла свое. Я сдался и позволил себе расслабиться, глядя на одну единственную лампу в темноте высокого потолка, пока женщины охаживали меня черствыми мыльными губками и тряпками. Вода быстро побагровела. — Потолок был зеркальным, — вырвалось у меня, и я удивился этому откровению не меньше кривомордой старухи, протирающей мое лицо. — Зеркальный, — повторила она за мной свистящим шепотом. Один из ее глаз был слепым. Я наморщил лоб, игнорируя ее: — Почему зеркальный? Это было здесь, или где-то еще? Никто не ответил мне. После всех не особо приятных и даже несколько унизительных процедур, старухи обернули меня полотенцами, выдали в руки новую одежду серого цвета, подхватили кровавое тряпье с пола и понесли его прочь. — Постойте! — крикнул я. — Мне нужно кое-что достать из кармана! Но они не послушали меня и исчезли вместе с моим барахлом и запиской с координатами от Сабены Марн-Рухх. Я выругался и принялся одеваться под строгим надзоров стражей. Когда я нырнул босыми ногами в свои сапоги — единственное, что осталось от моей старой одежды — стражники вновь повели меня по стылым коридорам подземелья. Вскоре я оказался в небольшой комнатушке, обставленной побогаче ванной комнаты. Здесь было несколько кроватей, застланных свежим бельем, пара кресел, стол с подносом фруктов и наполненными водой кружками и зеркало в полный рост, возле которого крутилась Тишаль, причесывая гребнем мокрые волосы. Ее грязный от пыли наряд сменился на серое южное платье. Золотистая вышивка на полах переливалась в свете масленых ламп. — Себерих, что ты им сказал? — Рыжеволосая девица внимательно посмотрела на меня через отражение в зеркале. — Почему эти фанатики нас не убили? Хелли тоже обратил ко мне вопрошающий взгляд. Гигант уже пришел в чувство, и, раздетый по пояс, сидел в кресле, пока престарелая служанка зашивала рану на его плече, ловко орудуя иглой и нитью. Его черные волосы были распущены после мытья и теперь напоминали растрепанную львиную гриву. — Я ничего им не говорил, — признался я. — Их главарь с нашивкой, Фейд, нашел бумаги Берка, забрал мою трость, и решил пригласить нас в гости. С этими словами я отвернулся и направился к столу с фруктами и кружками. В них, как оказалось, была не вода, но я все равно с наслаждением осушил предложенный напиток в несколько больших глотков и стер пивную пену рукой. Чуть скривился, ощутив ладонью многодневную щетину. Я уже хотел обратиться к Хелли и справиться о его здоровье, как дверь снова отворилась и внутрь, в окружении стражей, вошел северянин с записями Берка в руках. Он был одет в старую южную форму: черные брюки заправлены в высокие лакированные сапоги, на мундире переливаются красно-серебряные погоны. На поясном ремне висел короткий меч с посеребрённой рукоятью. — С.А.? — спросил тот с порога, вчитываясь в листки. Я удивился его правильному старморскому выговору. — Это, должно быть, шутка. — Вообще-то, нет, — быстро подал голос Хелли. — Тот, кто это писал, действительно в это верил. Служанка закончила зашивать его рану, отрезала нить и поспешно удалилась из комнаты, отвесив северянину низкий поклон. — Я не верю. — Северянин наградил меня суровым взглядом, явно оценивая, причём, судя по его выражению, его оценка могла сместиться как в лучшую, так и в худшую сторону. Он покачал головой и затем подобно магическому заклинанию произнес какую-то староимперскую тарабарщину. — «Проигрывая, мы побеждали»… — перевела Тишаль последние слова, нахмурив безупречное детское личико. Она отвернулась от зеркала и посмотрела на старика. — Я не поняла. В чем смысл этой фразы? — Она предназначена не для твоих ушей, — отрезал тот, продолжая буравить меня ледяными глазами. Я пожал плечами: — Я ничего не понял. — Значит, бумаги врут, — от его слов повеяло холодной злобой. — А вы их читали? — встрял Хелли, и я почти поперхнулся, удивленный его наглостью. —На первых страницах после графы «кто», сказано, что Себериху отшибло память. Я резко развернулся к Хелли. Я не давал ему читать свое дело. — Что это за место? — Тишаль решила быстро перевести тему, пока старик, оскорбленный выпадом нашего гиганта, не приказал нас всех казнить. — Город Саар. Не многозначительный ответ. — И что теперь с нами будет? — не унималась она. — Юный калифар сказал, что ваш друг С.А. напросился на аудиенцию. Что с вами будет — решать не мне. Тишаль оглянулась на меня, будто ища подтверждения. Хелли кашлянул за моей спиной. — Фэйд? Калифар? — выдавил я, слегка удивленный. Калифары и калифари на южных землях были равнозначны титулованным лордам и леди на Севере. Названия разные, но смысл один: эти люди относятся к высшему обществу и обладают неограниченной властью там, где правят. Либо по праву крови, либо по праву завоевателей. Но Фэйд не произвел на меня нужного впечатления. Он скорее походил на вольного наемника, находящегося в милости у местного правителя, чем на того, кому нужно кланяться в ноги. — Для вас он калифар Мелькихор и никак иначе. Я не потерплю фамильярности в адрес правящей семьи. — А кто здесь правит? — задала Тишаль вполне резонный вопрос. — Этого места нет на карте. — М-м-м… — безрадостно протянул старик. Вот и весь ответ. — Как вас зовут? — спросил я. — Советник. — Но это должность, а не имя. — Тебе достаточно и этого. — Я помню ваше лицо, — неожиданно сорвалось с моих губ. — Да ты что? — Старик еще раз взглянул на бумаги, затем на меня. — Надеюсь, ты ошибаешься. Тебя я вижу впервые. Он вышел, гремя застежками на сапогах, и молчаливые стражи вышли за ним, заперев за собой дверь. Я же вернулся к столу, наполнил свою кружку из графина и залпом опрокинул ее. — Хелли, — тихо позвала Тишаль. — А что за железными пластинами на стенах? Я чую, как оттуда сквозит. Пластины? Я обернулся, все еще прижимая к себе кружку. Пластин я и не приметил — они были того же цвета, что и стены. Хелли поднялся с кресла, мускулистый, как буйвол, и через пару мгновений оторвал одну из пластин. За ней зияла черная дыра. Я подошел ближе и охнул бесцветным голосом, устав чему-либо удивляться. Внизу, за чернотой, горело целое море переливающихся огней: оранжевые, желтые и синие. Нечто похожее я наблюдал летними деньками в Вэст-Морроне, когда с наступлением темноты взбирался на колокольню и смотрел с высоты на ночной город. — Старик назвал этот город Сааром, верно? — пискнула Тишаль, подойдя к нашему новому окну. — В Бездну этот город, в Бездну старика. Все в Бездну. — Я поставил кружку на круглый столик и пластом свалился на незанятую кровать. От подушек пахло свежестью и мылом. — Серебих, ты чего? Поешь чего-нибудь! — обеспокоилась девица. — Спасибо, я сыт, — промямлил я в подушку. Я наелся впечатлениями до отвала. Был подавлен и слишком устал. Голова продолжала гудеть, тело — болеть, а кожа — зудеть после прикосновения жаркого южного солнца. — Если еще кто-то к нам ворвется, просто пните меня. Сказав это, я провалился в забвенье, и проспал до следующего дня. *** Не зря говорят, что сон — лучшее лекарство, исцеляющее тело и дух. Очнувшись, я почувствовал себя значительно лучше и даже подумал, что нахожусь дома. Но, к сожалению, свежим простыням удалось обмануть меня лишь на миг. Все вокруг было чужим и незнакомым. И даже я сам предстал перед собой каким-то незнакомцем. Когда я выполз из кровати и оказался посреди комнаты, зеркальная гладь зеркала явила мне угрюмого, смотревшего исподлобья мужика, с головы до ног обряженного в мешковатую чужую одежду; вдобавок ко всему краснолицего, с тусклыми глазами, кое-как подстриженными волосами и белой щетиной, выгоревшей на солнце. Все, что напоминало о прошлом, бесповоротно потерялось где-то в шаблосских песках. Даже записка с координатами от старухи, и та канула в небытие. Я потрогал обгорелую шею и вспомнил о словах Феллис. Она частенько спрашивала меня, почему я не ношу никаких цепочек, браслетов и кулонов. В такие моменты я всегда отвечал, что не мужское это дело — цацки носить, и получал в ответ целую лекцию о том, что украшения на теле человека несут в себе его историю. Я улыбнулся, вспомнив об этом, и сразу пожалел, что не носил ничего из того, что она мне подарила. За прошедшую ночь масленые лампы погасли, и комната освещалась лишь благодаря окну, проделанному Хелли. Я подошел ближе, поежившись от сквозняка, и удивленно захлопал глазами. Да уберегут нас всех боги, откуда здесь так много света? «Зеркала», — быстро смекнул я, когда насчитал несколько ослепительно ярких «солнц» в скалистых стенах, отражающих свой свет на город из белого камня, раскинувшийся внизу. Удивительное зрелище. Я коснулся руками камня и высунулся из окна, осматривая низину. Фасадная стена здания, в котором мы гостили, оказалась отвесной скалой, а внизу под ней, на мощенных камнем улицам суетились людишки, с такой верхотуры казавшиеся не больше муравьев. Я отошел от окна, задаваясь вопросами, на которые не находил ответа. Как здесь живут все эти люди? Где берут воду, еду? Как давно они здесь, и знают ли они о том, что происходит в мире? На столе с прошедшего вечера остались фрукты. Я взял апельсин и принялся счищать с него кожуру. От этого звука проснулась Тишаль. Взъерошенная и испуганная, она села на кровати так резко, что напугала меня. В руках она сжимала какую-то острую деревяшку. Вероятно, это был кусок от деревянной рамы зеркала, которую она сломала, пока я спал. — Все в порядке, — прошептал я. — Отдыхай. Сонно заморгав, девица кивнула и отвернулась на другой бок. Хелли продолжал мирно посапывать на соседней койке, поджав под себя массивные ноги. Кровать оказалась ему не по размеру, но он все равно каким-то чудом сумел в ней уместиться. Через пару часов к нам пришла служанка с подносом свежей выпечки и горячими напитками. Я удивился, когда обнаружил в металлической кружке горячий кофе, а затем, когда за нами пришли имперские стражи и сказали следовать за ними, мое удивление переросло в восторг, стоило им вывести нас на городские улицы подземного Саара, пахнущего сладкими специями. Видят боги, я даже позабыл про боль в подвернутой лодыжке! Гигантский каменный купол накрывал город, подобно защитной скорлупе, которой не страшны ни солнце, ни ветер, ни песчаные бури. Большие зеркала стояли тут и там, преломляя свет; между домами на улочках росла трава, а в скверах, окруженных пальмами, били фонтаны, украшенные статуями из белого мрамора. Мой глаз цеплялся за все, на что падал свет, и подмечал каждую мелочь. Не город, на настоящее чудо. Улицы были настолько чистыми, что с земли, казалось, можно было есть. Уложенные гладким камнем, они вели нас куда-то к противоположной стороне каменной «скорлупы» меж зданий, украшенных скульптурами, золотом и серебром. Нечто подобное я видел лишь на редких уцелевших картинах имперских времен. Здесь все напоминало о величии старого Астеросса. Даже люди, провожающие нас, чужаков, настороженно-сердитыми взглядами. Куда ни глянь — вокруг одни южане, одетые на старинный манер. Прачки, служанки, работники, стражи, солдаты, дети, и даже… — Служители храма Бездны, — прошептала Тишаль, когда нам на встречу вереницей вышли женщины в черных строгих платьях, расшитых серебром. Их головы венчали жуткие высокие шапки, похожие на плетеные корзины, обмотанные черной тканью. Лица закрывала плотная вуаль. — Их здесь слишком много, — буркнул Хелли, провожая женщин каким-то хищным, нездоровым взглядом. Должно быть, все дело в платьях. Они слишком тесно обхватывали пышные бедра служительниц, не оставляя места для фантазии. Даже я обернулся им вслед, чтобы посмотреть, как обтягиваются ягодицы. — Иди! Стражник, идущий позади, тотчас подтолкнул меня вперед. — Я слышала, что под своими шапками на головах они носят кувшины с водой. — сообщила Тишаль. — Именно поэтому у них такая прямая осанка и ровная, осторожная походка. — Я слышал, что под шапками у них прячутся змеи, — фыркнул Хелли. Про себя я подумал, что было бы интереснее посмотреть на женщин, что прячутся под платьями. Подумал и тряхнул головой. Эти мысли не были моими. Вскоре мы дошли до противоположной стороны города, где отвесную скалу украшали имперские черно-красные знамена, развешанные над высокой аркой в три человеческих роста. И все бы ничего, если бы не черно-белый прямоугольный стяг, висевший в самом центре. Тишаль застыла под ним, задрав голову. — Я знаю, кто здесь правит, — тревожным тоном сообщила она, убирая с лица рыжую непослушную прядь. — Я видела этот стяг раньше. На войне. По другую сторону. — Кто? — не понял я. Девица ответила не сразу, но я заметил, как она дрожит. — Ренн’ган книги Бездны. Южная Ведьма. Я посмотрел на стяг. Понятно. Не желая возвращать мне утраченную память, старуха Марн-Рухх отправила меня к другой старухе — сестре по тяжкой ноше — книге Мудреца. Это осознание погнало мурашки по моему телу. После войны и катастрофичного поражения Империи книга Бездны считалась утерянной, как и ее таланты, связанные с бессмертием, жизнью и смертью, однако я слышал множество легенд об этом фолианте. Как о нем, так и его владельцах. Эти истории дети пересказывают друг другу на ночь, пытаясь нагнать жути на друзей. — Проклятье… — встрепенулся Хелли. — Та самая Ведьма? Которая еще при Императоре землю топтала? Невозможно. Люди столько не живут. — С книгой Бездны? — Тишаль горько хмыкнула. — Еще как. Я заметил, как глаза девчонки заблестели от непрошенных слез, и стражи повели нас в арку, наверх, по широкой белой лестнице, и вперед, по новым лабиринтам коридоров. Здесь явственно ощущалась рука «начальства»: чем ближе мы подходили к нужному к месту, тем опрятнее и чище становилась форма стражей, встречающихся нам на пути, а их лица — сосредоточеннее. — Тишаль, что с тобой? — понизил я голос, наклонившись к девице. — Битва при Кадессе, та самая, где я умерла… — девочка перешла на шепот, шмыгнула носом. — Нападением в тот день руководила Ведьма. Я помню ее стяги. Помню… Я отняла у нее победу. — Тише, — я положил подруге руку на плечо, не сбавляя шага. — Мы не дадим тебя в обиду. Ты сегодня Линн Симмель, а не Тишаль. — Я с трудом вспомнил ее настоящее имя, услышанное от лекарей в лечебнице. — Линн ничьи победы не отнимала и в Кадессе не была. Запомни это. Все будет хорошо. Я соврал. Все было хорошо лишь в первые секунды, как только стражи привели нас в рабочий кабинет Ведьмы, пропахший сладкими травами. «Кабинет» — потому что здесь не было трона, как я ожидал. Вместо него в комнате стоял чрезвычайно широкий стол, заваленный стопками книг вперемешку с пергаментными листами, а на стене за ним висело бессчетное количество цимтусов. Разноцветные экраны мерцали и зловеще потрескивали, привлекая внимание: на одном из них мелькали цифры и слова, на других — изображения. Я мог поклясться, что на одном из них увидел блеклое отражение главной площади Вэст-Моррона, темной и дождливой, как и положено в это время года. Призрачный свет цимтусов очерчивал силуэты. С правой стороны стола стоял высокий и жилистый мужчина со злым на весь мир взглядом. Фейд. Я сразу его узнал. Ворот имперской куртки был небрежно расстегнут, и в просвете за оранжевым платком синела затейливая вязь татуировки, подбирающейся к самому горлу. Я подумал, что Фейд бы органично смотрелся где-нибудь в трущобах Вэст-Моррона, с такими же светлоглазыми бандюганами, как и он сам, но не здесь, в кабинете южной калифари. Он едва заметно кивнул нам, и силуэт по другую сторону стола повторил его жест. Это была женщина, одетая в традиционные шелка служительниц храма Бездны: ее лицо пряталось за вуалью, в то время как платье обтягивало складную тонкую фигурку. Однако силуэт, сидящий за столом, не шелохнулся. «Южная Ведьма» — так ее назвала Тишаль — сидела к нам спиной, глядя на экраны, но стоило дубовым дверям с грохотом закрыться за нашими спинами, она вмиг развернулась на стуле. Темно-пепельные волосы взметнулись вокруг ее лица, не дав его рассмотреть, а затем Ведьма произнесла: — Слишком долго. От ее требовательного тона мороз побежал по коже. Я и моргнуть не успел, как нас обступило пятеро громил. По тому, в каких позах они к нам приближались, смело можно было предположить, что они вооружены и готовы без промедления пустить оружие в ход. Тишаль по-девичьи взвизгнула, Хелли попытался вступить с одним из южан в рукопашный бой. Не вышло. Впечатленный тем, как громилы быстро скрутили и вжали Хелли в стену, я сам развернулся лицом к холодному камню, положив на него руки. — Мальчики, бояться нечего, это обычная процедура, — голос Ведьмы раздался в такт ее размеренным шагам. Каблуки застучали по полу. — Назовите мне любое число, от одного до десяти. — Что? — злобно прохрипел Хелли, скаля зубы. Он все еще трепыхался в руках громил, таких же здоровых, как он сам. Где-то за нашими спинами пищала Тишаль — в отличии от нас ее никто к стене не прижимал. Один из громил просто держал ее за плечи, чтобы она не дергалась. — Число, — повторила ведьма, слегка раздраженно. Голос прозвучал ближе. — Лучше бы вам его назвать, иначе я сделаю выбор за вас. — Два, — выдохнул Хелли, и краем глаза я увидел, как его затылка коснулась смуглая рука. Гигант странно всхлипнул, но не умер. Стражи отпустили его. — Твоя очередь. Я почувствовал, что ведьма встала за моей спиной, и поежился от неестественного холода. Долго думать не пришлось: — Два. Ее рука легла мне на затылок — это было легкое прикосновение, на удивление теплое. А затем что-то впилось мне в позвоночник острыми лезвиями. Но не успел я зарычать и скорчиться от боли, как все прошло, и на меня накатило странное облегчение: ожоги на теле перестали «гореть», головная боль утихла, и даже больная нога, вывернутая в пустыне, перестала напоминать о себе. — Что… что это было? — я похлопал себя по бокам, потер шею, затылок, и только потом нашел в себе смелость развернуться к ренн’гану книги Бездны. Она была ниже меня ростом. С худым лицом, не старым, но в морщинах, с жесткими скулами и пронзительными черными глазами, обведенными темными кругами. Я предположил, что раньше эта женщина была очень красива. И жестока, если судить по выражению непреклонной решимости на ее лице — в нем одновременно читалась угроза и вызов. И что-то еще, чего я не мог понять. — Я взяла с вас плату за вход, — сказала она на новоастеросском и улыбнулась — у тонкого рта вмиг появилась страдальческая складка. — Если вы пришли забрать мое время, то почему я не могу забрать ваше? Холодок узнавания пробежал по моей спине, словно кто-то плеснул ледяной водой. Что-то знакомое было в ее мимике, взгляде… Но я не стал озвучивать своих мыслей и вместо этого спросил: — Вы… излечили меня? — Я забрала время, которое твое тело потратило бы на излечение. — Два года? — Могу забрать еще. Я опустил взгляд и осмотрел свои руки. Ничего не изменилось, разве что кожа лишилась загара. А вот когда я переглянулся с Хелли, то заметил у него на лице пару новых морщин и пробившуюся на висках седину. Помилуют нас всех боги, какой же он старый. Во время путешествия я почти забыл, сколько ему лет. — Так что вас, дорогие мои, сюда привело? — спросила Ведьма. — Как вы нашли это место? — Они… — заговорил было Фейд, но женщина остановила его резким взмахом руки, сжав пальцы в кулак. — Не надо. Пускай наши гости все расскажут сами. — Она развернулась на каблуках и направилась к столу, наградив Тишаль презрительным взглядом. — С тобой, девочка, мы поговорим позже. Девица поежилась и отступила за спину Хелли. Тот же напротив, расправил плечи и выкатил колесом грудь, словно какой-нибудь ревностный солдат на плацу. Затем он вздохнул и заговорил таким бесстрастным тоном, что мне невольно вспомнилась военная школа, куда меня запихнула тетушка Жилла, когда мне стукнуло одиннадцать: — Мы вас не искали, достопочтенная калифари. Мы шли через пустыню, чтобы попасть в Марлитт. Решили сэкономить время, и… — Вообще-то, — перебил я Хелли, сделав шаг вперед. Отчасти для того, чтобы виноватыми глазами не пялиться на друзей, все это время находившихся в неведении. — Мы здесь не случайно. То есть, я… Меня сюда направила ренн’ган книги Мирного Неба. Ведьма остановилась возле стола и недовольно постучала ногтями по столешнице. Этот звук затерялся в бранном шепоте Хелли, как и удивленный вздох Тишали. От стыда у меня запылало лицо. Я пожалел, что не рассказал об этом раньше, но говорить, как и извиняться, уже было поздно. Поэтому я просто продолжал изучать спину Ведьмы. Точнее, ее изящный длиннополый мундир, белый, как снег, с красными имперскими нашивками на плечах, золотыми вставками и кожаным ремнем, затягивающимся на талии. Я видел подобную одежду только в музеях Вэст-Моррона, посвященных моде прошлого столетия. — Старуха Марн-Рухх? — Ведьма окинула меня взглядом через плечо. — Она что, еще жива? — Да. Она сказала, что я должен искать ответы здесь. — Ответы на что, прости? Женщина вернулась в кресло за столом. Фейд тотчас попытался что-то ей прошептать на ухо, но она вновь отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Я шагнул ближе и постучал себе пальцем по виску. — Мне нужны ответы на то, что скрывает моя память. Сабена Марн-Рухх отказалась мне ее возвращать. С ее слов, я должен узнать правду от кого-то другого, на Юге. И она дала мне координаты этого места. Воцарилась неприятная тишина. Ведьма медленно моргнула. Спокойный жест, но я уловил в нем раздражение. — Мама, — Фейд оперся руками на стол. Голос его зазвучал настойчиво и громко. — Он один из этих, вернувшихся после Вспышки. При нем были бумаги. В них стояли инициалы: «С.А.» Тишина вмиг сменилась тревожным шумом: вокруг пронесся шепот, точно шорох множества перьев по бумаге. Стражники принялись переговариваться друг с другом, несомненно, нарушая дисциплину. Я быстро осмотрелся вокруг, изучая изумленные лица южан. — Чьи это инициалы? — спросил я, и удивился тому, как требовательно это прозвучало. — А ты еще не понял? — Нет. Просветите меня, прошу вас. На лице Ведьмы заиграла полуулыбка, которая могла означать все что угодно. — Благословенный Саджам Арбор, — сказала она. — Саджам Арбор, — с придыханием повторила служительница храма Бездны и отшатнулась от стола, будто у нее резко подкосились ноги. Стражники начали переговариваться громче. — Она им восхищается, — пояснила Ведьма, смерив служительницу укоризненным взглядом. — Удивительный был человек. Культовая фигура. Он многое сделал для Юга. — Арбор? — не понял я. И даже слегка разочаровался, когда произнес старую фамилию вслух. Во мне она не вызвала никаких эмоций и внутреннего отклика не нашла. — Сын Баатара Арбора? Того, что правил еще до войны? Погодите, это же чушь какая-то. Саджам Арбор умер во время гражданской грызни, когда бился с сестрой за власть. До появления нового Императора. До войны. Так гласит история. — Эта история, мальчик мой, случилась очень давно. И с тех пор почти каждые пять лет кто-то ее переписывал, искажая факты и перевирая события. — Я изучал историю, — упрямство не позволило мне согласиться. — Я читал фолианты старморских служителей. Изучал записи келлесинских ученых. Знаком с летописями южных историков. Все писали, что Саджам Арбор мертв. — Да? — Ведьма изогнула изящную бровь. — И как тебе фолиант Ин-Ремма Фрикке? В финале этот человек излагает просто поразительную теорию, что Империя с Севером была заодно, и что в итоге Император перед тем, как сбежать, просто передал власть королю Стармора, Кормарку Бритсу. Ты согласен с этим? — Нет. — Я захлопнул рот, ощущая себя глупцом. Эта женщина слишком ловко увела меня от темы. — Молодец. Потому в работе Фрикке, этого простодушного келлесинца, нет и слова правды. На свете почти не осталось тех, кто помнит, как было раньше. — Имперцы помнят, — сказал я. — Те, кто вернулся после Вспышки. — Сказал, и из обыкновенного глупца мгновенно превратился в полнейшего идиота. Пришлось почесать шрам на губе, чтобы скрыть смущение. Именно Иммерих Берк в своих бумагах нарек меня инициалами «Б.С.А.» А он, несомненно, когда-то был имперцем, раз позволил фанатикам обосноваться в своей лечебнице и всячески им помогал. — Имперцы? — Ведьма издала короткий, неубедительный смешок. — Не смеши меня. Империя здесь, прямо перед тобой. Жалкая часть того, что от нее осталось. — Но они... — Переродились? Да, знаю. И вернувшаяся к этим людям память имперцами их не делает, хоть они трижды нашими знаменами обернутся. От этого теряется весь смысл. Раньше у империи была идея. Идеология. Смысл. Цвет глаз, чистота крови. А теперь так называемые «имперцы» — это кучка разномастных озлобленных идиотов, которые просто хотят главенствовать над всеми остальными. Император бился за то, чтобы очистить Юг от чужеземцев, но тот, кто устроил Вспышку, загубил его идею на корню. — Император пытался поработить другие народы! — сорвалась Тишаль, выкрикнув с места. — Да, — губы ведьмы дрогнули в подобии улыбки. — Но лишь потому, что они не хотели оставаться на своей исторической родине. Только подчинив народы, их можно было остановить. Очень жаль. Идея была славной, но следуя за ней, Император надорвался душой и телом, сошел в могилу, а вместе с ним сошло и его дело. Фейд встал за спиной матери, подобно молчаливому стражу. Служительница Бездны застыла, обратив ко мне закрытое вуалью лицо. Стражи замолчали. Тишина побудила меня к действию: — Вернемся к Саджаму, — потребовал я. — Кто он такой? Что он сделал для старой Империи? Но ответа я так и не услышал — за моей спиной отворились двери, запустив в кабинет сквозняк и несколько незваных гостей. На сапогах одного из них зазвенели застежки. — Моя калифари, я бы не стал выкладывать все подробности этому человеку. Я обернулся и нисколько не удивился появлению бледнолицего Советника в черном мундире. В руках он держал берковы бумаги. Важно прошагав мимо меня, он положил их Ведьме на стол. — Скорее всего, — продолжил говорить он, — перед нами не «Б.С.А.», как здесь написано, а некто Намтар Шепре. Он подходит под описание. От одного только надменного тона старого Советника во мне вскипела ярость, о существовании которой я и не подозревал. Чувство было сильным и неприятным; горячим, как солнце, обжигающее пустыню. Я сжал руки в кулаки. — Шепре? — флегматично переспросила Ведьма, взяв бумаги в руки. — Золотой Ум прошлого столетия? — Да, — кивнул старик. — Тот, кто создал дирижабли и первым предложил использовать силу келлесинских рабов в качестве подъемной тяги. — Я, кажется, помню такого. Он ведь с тростью ходил, правильно? Мелкий такой замухрышка. Затворник. Редкий гость на праздниках и застольях. Все время пропадал в библиотеках… — Как умер Шепре? — прорычал я, глядя Советнику в спину. Взгляд на меня поднял только Фейд. Ведьма со стариком продолжали обсуждать Шепре — ученого, о котором я лишь пару раз находил упоминания в старых книгах о дирижаблях. В новых старморских изданиях разработку летающих машин предписывали какому-то другому человеку — северянину, который якобы попал в плен к имперцам и под страшными пытками выдал врагам все свои тайны. Меня проигнорировали. Обсуждения продолжались. Тишаль незаметно подкралась ко мне и дернула за рукав. — Себерих, — шепнула она беззлобно. Даже с оттенком печали. — Не надо. Я опустил взгляд на девицу и заметил, что у меня дрожат руки. «Колотит от злобы» — не просто красивое литературное выражение. — Я знаю, ты хотел, как лучше, но стоило нам обо всем сразу рассказать… — прошептала она. — Сабена Марн-Рухх ошиблась. Не нужно было сюда приходить. Эти люди тебе не помогут. И нам тоже. Если мы не поторопимся отсюда убраться, Ведьма заберет у вас не только два года жизни. Я зашипел и шагнул к столу. — Как умер Шепре? — повторил я громче. Точнее, почти заорал, позволив неведанной ярости подняться на поверхность из глубин души и овладеть собою. Не для того я повел друзей через пустыню всеми правдами и неправдами, рискуя собой и ими, чтобы развернуться, сдаться и уйти. Не для того чуть не помер от рук пиромантши, пустынных чудишь и схетских скимитаров. Не для того чуть не сжарился вусмерть на солнце. Мне нужны были ответы. И я их получу. Либо вытяну силой. — Как. Умер. Шепре?! Наконец меня услышали. Лица Советника, Ведьмы и Фейда обратились ко мне, недовольные и мрачные. В них определенно читалось кровное родство, но сейчас я не хотел думать об этом. Где-то за разлетевшимся эхо моего голоса раздался скрежет металла — это стражники решили обнажить клинки. — Шепре умер в столице?! — гневно уточнил я, игнорируя стражей. — Или, может, на пепелище у стен города? — Перед глазами возникло видение: я держу бронзовый перстень, грязный от сажи под черным от копоти небом. — Или же Шепре умер в огне? — Я вновь увидел пламя, почувствовал его жар. Позволил себе разглядеть обожженные красные пальцы короля. — В огне! От рук синеглазого ублюдка Кормарка Бритса! С дочерью на руках! Вновь на зал обрушилась тишина, быстро сменившаяся громким топаньем сапог. Один из стражников почти успел упереть мне острие меча в лицо, как Ведьма поднялась из-за стола и приказным тоном выкрикнула: — Все вышли отсюда! Кроме вас, — она кивнула Фейду и служительнице, — и вас. — Ее взгляд нашел нас в центре зала. Советник отвесил легкий поклон и без возражений удалился; также быстро, как и пришел. Все стражи последовали за ним. Через несколько секунд двери захлопнулись с громким стуком, а затем зловеще защелкнулся замок. — Никто не знает, как умер Шепре. — понизила голос Ведьма, убрав руки за спину. Она вышла из-за стола и принялась медленно расхаживать по кабинету. — В тот день, когда зазвенели колокола, он действительно находился в столице, но его тела так и не нашли. Да особо и не искали, если честно. У оставшихся имперцев, желающих спастись от разъяренного войска северян, не было времени оплакивать и искать мертвецов. — А Саджам Арбор? Как он умер? Ведьма прошла мимо, плотно поджав губы. С горьким, как мне показалось, и почти виноватым видом. Я перевел вопросительный взгляд на служительницу храма Бездны. Ведьма сказала, что та «восхищается» Саджамом, так что кому, как не ей, знать, как этот человек закончил свою жизнь? Но опять мой вопрос остался без ответа: на изображении настенного цимтуса что-то мелькнуло, издав пронзительный пищащий звук, и цифры на нем сменились совершенно иными. — Мама! — воскликнула служительница, обернувшись к экранам. То ли от испуга и удивления, то ли чтобы позвать Ведьму. — Замечательно, — мрачно усмехнулась ренн’ган, оглядев цимтусы. — Они что, решили обвалить все наши черные рынки? — Они массово скупают старое барахло… Поверить не могу! Я не мог не отметить, какой у служительницы приятный звонкий голосок. Наверняка под черными тряпками прячется молодая красавица. — Флаги, стяги, офицерские нашивки, форма, повязки рекрутов на рукава… — начала перечислять она. — О-о-о! Кто-то даже купил императорский умывальник из Его бывшей резиденции! И стульчак! Со стороны стола раздался странный крякающе-хрипящий звук, по-видимому, заменявший Фейду смех. — Кхр-кхр-кхр, — «рассмеялся» он. На фоне света цимтусов мелко заходили его плечи. — Зато мы теперь можем очень выгодно продать имперскую трость. — Я не собираюсь этого делать, — быстро бросила Ведьма. — Она не твоя. И не моя. Верни ее тому, кто ее принес. — Но мама, это же мой подарок! Я хотел порадовать тебя. — Воровством? Фейд недовольно фыркнул и нырнул под стол. Оттуда он достал трость, нехотя передал ее Ведьме, а она принесла ее мне и вложила в руки. Женщина скользнула по мне каким-то странным взглядом, почти оставившим ожог на моей щеке. Я спросил: — Так кто я, по-вашему? Саджам Арбор или Намтар Шепре? Она тоскливо вздохнула. — Ты — Себерих Вольдар, запутавшийся мальчишка, пытающийся водрузить на свои плечи непосильное бремя, от которого тебя милостиво освободила Матушка Судьба. Я не знаю, почему ты так гонишься за прошлым, и тем более не возьму в толк, для чего Сабена Марн-Рухх отправила тебя сюда. Возможно, за советом? В таком случае слушай: откажись от того, что подарила тебе Вспышка, и вернись к нормальной жизни. Забери всех своих родных и уезжай куда подальше — туда, где тебя не найдут возрождённые «имперцы». Спрячься, пережди бурю. И лишь тогда, возможно, все несчастья обойдут тебя стороной. Я не понял, почему, но слова Ведьмы резанули меня по сердцу больнее ножа. Я сильнее сжал трость, будто та была спасительной соломинкой, удерживающей меня от полета в Бездну. — Но мои воспоминания… — А что они? В бумагах сказано, что у тебя их нет. Ведьма принялась вышагивать вокруг меня, цокая каблуками по каменному полу. — Почти нет. Но они возвращаются. — И многое ли вернулось к тебе, кроме воспоминания о собственной смерти? — Не многое… — признался я. — Фрагменты, какие-то бессвязные обрывки. Люди, застолья, война. — Так может, оно и к лучшему? Большего тебе знать и не стоит. — Но… «Цок-цок-цок» — пронеслись каблуки по полу. — Ты не думал о том, что старая Сабена не просто так отказалась возвращать тебе память? Она, как само милосердие, попыталась тебя защитить. И я попытаюсь сделать то же. Не важно, кем ты был раньше, Арбором или Шепре — это были страшные, сложные люди, с такой ядовитой кашей в головах, что я бы никому не советовала ее расхлебывать. Старые воспоминания отравят тебя, лишат рассудка. Ответь мне честно, Себерих, ты помнишь себя в день Вспышки? — Нет. — Хочешь, чтобы это повторилось снова? — Нет. — Вот тебе и ответ. Не лезь в это. Вернись на Север и спрячься в какой-нибудь глухой Серандии. А вот на Юге я прятаться не советую. И не потому, что тебя нарекли Арбором или кем-то еще, а потому, кто ты есть. Здесь не любят северян, от Марлитта и до самого края бывшей империи. Особенно теперь, когда те забрали у южан родной язык, культуру, технологии, богатства, достоинство и честь, и даже человека, перед которым они приклонялись. И все, что осталось у них осталось — это гордость за свой цвет глаз и глубокая ненависть к северянам, передающаяся из поколения в поколение. Мои плечи поникли. Ведьма обошла меня кругом и остановилась напротив. Взглянула мне в глаза, не добро и не жестко. Почти требовательно. — Ты понял меня? — Но… — только и смог выдавить я. Никогда еще моя решимость не была слабее. — А что же вернувшиеся имперцы? Вы будете с ними что-то делать? Я не отводил взгляда. Казалось, еще немного, и черная, гипнотическая бездна ее глаз меня поглотит, низвергнув в иной мир, где нет ничего, кроме холода и мрака. — Нет. Пускай они делают, что хотят. Это не мои проблемы. И меня, как и этот город, их возвращение никоем образом не трогает. Я открыл рот. Но Ведьма подняла руку, останавливая мои протесты. — Я уже сделала для Юга все, что могла. Это время прошло. Пускай теперь люди справляются как-нибудь сами. — Но вы ренн’ган книги Бездны! — все же вырвалось у меня. — Хранитель ее талантов и наследия Мудреца! Я не верю, что вы все так и оставите. Вернувшиеся уже внедрились в люцерхальские ряды, и только богам известно, куда еще. Они, я уверен, продолжат рваться к власти. Вы ведь лучше всех знаете, к чему это может привести. Никому не нужная новая война и толпы неуправляемых фанатиков, славящих мертвого Императора. Вы можете остановить это безумие. Женщина медленно моргнула. — Нет. Что-то в темноте ее глаз шевельнулось и тем самым подстегнуло мое упрямство. Мне страстно захотелось вытащить ее на солнечный свет, и, если она не зашипит и не рассыпится в прах — направить ее силу против возрождённых имперцев. Эта мысль показалась мне столь правильной светлой, что я даже задумался: а не для этого ли старуха Марн-Рухх отправила меня сюда? — Помогите нам, — попросил я. — Не мне. Миру. Губы Ведьмы подернулись улыбкой: — Чего ради? Не стану я помогать. — И тут ее взгляд повело в сторону. — Пускай Фейд вам поможет. — Что?! — раздался удивленный крик с разных сторон кабинета. — Ну мама! — голос Фейда прозвучал как из уст капризного ребенка. — Матушка, прошу тебя! — служительница храма Бездны ретиво подалась вперед. — Только не он! Он не справится. Не дай ему опозорить нашу семью. Я пойду вместо него! — Исключено, Исэя, ты мне нужна здесь, — сказав это, Ведьма обернулась к Фейду, что принялся нервно расхаживать по кабинету, словно загнанный в клетку зверь. — А тебе уже пора сделать хоть что-нибудь полезное в этой жизни. В твоем возрасте я уже все потеряла, а ты еще даже ничего не приобрел. Только и делаешь, что носишься по пескам со своими разгильдяями и держишь в страхе несколько деревень. В Хадшале из-за тебя несчастные люди даже город стеной окружили. Ха! Велико ли достижение? — Мама, сжалься, — процедил он сквозь зубы, не сбавляя шаг. Светлые глаза беспомощно метались по кабинету в поисках выхода. — Что ты такое говоришь? Куда ты хочешь меня отправить? К фанатикам, в столицу? Я же там никогда не был и могу умереть! Я проследил за ним взглядом и наткнулся на рыжеволосую Тишаль, что неуютно вжала голову в плечи. Хелли держался рядом с ней и стоял с таким туповато-бесстрастным видом, явно вопрошающим: «что я вообще здесь делаю?» — Умереть? — Ведьма задорно рассмеялась. — Побойся Бездны, милый мой. Если бы не я, то не ты бы бегал по пескам, а песок бы сыпался с тебя. К тому же, больше в смерти ничего страшного нет. Иначе бы юная Тишаль не наведалась к нам в гости. Услышав свое имя, девица испуганно выпучила глаза, но сказать ничего не успела. Ведьма ее опередила: — Признаюсь, я до сих пор в восхищении. То, что ты сделала в Кадессе — это невероятно. С такой самоотверженностью пойти на смерть и превратить четырехтысячное войско в пепел! Браво! Сейчас миру не хватает столь смелых и решительных людей, знающих, ради чего жить, за что бороться и умирать. Они — на вес золото. — Как вы поняли? — тихо просила Тишаль. Фейд продолжал наворачивать круги по кабинету. Исэя молчала, сгорбив спину. — Я же ренн’ган Бездны! — весело заявила Ведьма, но затем ее улыбка увяла. — Люцерхалы не шифруют информацию, когда делятся ею друг с другом. Очень опрометчиво с их стороны. Я вижу все. И знаю, что знают они. Даже о том, какой длинный путь проделали «особо важные» беглецы из лечебницы Вэст-Моррона. — Что вы еще знаете? — быстро оживился я. — Они нашли Императора. Эти слова застали меня врасплох, и сперва мне показалось, что я ослышался. — Что? — Да, нашли. — Ведьма деловито щелкнула пальцами. — Уже, вроде как, четверых, в разных концах света. И каждый из них искренне уверен в своем происхождении. Смешно, правда? Скорее всего это лишь его двойники. Их в то время было много. И мне ужасно жаль этих бедолаг, раз их прошлые жизни были так серы и скучны, что они не помнят ничего, кроме званных вечеров, где их высаживали за столами в качестве живых мишеней. — Мама, сжалься надо мной, — вновь попросил Фейд, проделав очередной круг по кабинету. Ренн’ган покачала головой, затем осмотрела собравшихся: — Значит, мы во всем разобрались? Славно. Я даю вам еще один день на сборы и отдых, а потом я прошу вас всех отсюда убраться. И тебя, Фейд, это тоже касается. Хватит бездельничать. Выведи наших гостей из пустыни и отправляйся в столицу. Пока не решишь проблему с «имперцами», можешь не возвращаться. — И что я, по-твоему, должен сделать? — он остановился и раздраженно развел руками. — Поработать мясником и разделать всех новых имперцев, что встретятся мне на пути? В одиночку? — Для начала включи голову. — Ведьма посуровела. — Если вернулись старые имперцы, значит, где-то есть и старое сопротивление. Найди тех, кто тебе нужен. Влейся в их ряды. Возглавь. Твой цвет глаз открывает пред тобой широкие горизонты. — И зачем мне это? — Затем же, зачем ты наводишь ужас на жителей Хадшала. Повесились как следует. Женщина прошла мимо меня и остановилась возле Хелли. — О, ну надо же, — она оглядела гиганта с ног до головы, будто впервые его заметила, — какие знакомые черты: линия лба, брови, и даже этот диковатый взгляд. Интересно. Позволь спросить: у тебя, юноша, в роду была женщина по имени Валенсия? Хелли заметно смутился. Не выдержал пронзительного взгляда Ведьмы, ссутулился и начал разглядывать носки своих сапог. — Да. Прабабка моя. Вы… — он запнулся, — ее знали? — Однажды видела. Правда, тогда она была младше, чем ваша рыжеволосая подружка. Ты знаешь, Хеллицад, что один твой дальний родственник задолжал мне целых пятнадцать лет? Гигант недоуменно скривился, чем рассмешил Ведьму. Я заметил, что та совсем смягчилась. Расплылась в улыбке и потянулась к Тишали смуглой рукой. — Идем со мной, дорогая. Поговорим. Не бойся. Что было — то давно прошло. У меня для тебя есть очень заманчивое предложение. Тишаль тревожно переглянулась со мной, но все-таки пошла за ренн’ганом, обнимая себя за плечи. Под стук каблуков южанки двери отворились по сторонам — кто-то отпер их с другой стороны. Советник и остальные стражи дожидались нас снаружи. Несомненно, они слышали все, что происходило в кабинете, и лица у всех сделались такими же каменными, как у белых статуй, подпирающих рядом стены. Получается, нам дали еще один день? Что ж, это на день больше, чем я рассчитывал, и тень победоносной улыбки легла на мое лицо. За это время можно успеть все что угодно. Изучить это место, осмотреть город, выспаться, разузнать побольше про Саджама и Намтара, разговорить Ведьму, и даже попытаться убедить ее отправиться к фанатикам вместо Фейда. Я почти обрадовался этому, но тут скорее почувствовал, чем увидел, как Фейд начал зло пялиться на меня. Он будто что-то хотел сказать, но сдерживался, и невысказанные слова прожигали мне затылок. Я быстро оглядел его через плечо, зацепился взглядом за молчаливую служительницу Исэю, застывшую на фоне светящихся цимтусов, и поспешил убраться восвояси, подумав, что с этими двумя оставаться наедине опаснее, чем ночью одному в пустыне.