Двойная память

Чемез Риццен проверил приборную доску. Сверил показатели, карту на экране цимтуса, и постучал по стеклу одного из указателей — его стрелка периодически западала с первых минут полета. — Аррел, как идут дела? — Неплохо, командир, — быстро отчитался парень, стоящий у руля дирижабля. В рулевой рубке и по совместительству в командном центре их было четверо: Зигел, Рошад, Аррел и сам главнокомандующий старморского корпуса люцерхалов. — Видимость практически нулевая из-за облачности, но мы, уверяю вас, почти на месте. Щиты включены, поэтому нас не могло сбить ветром с курса. Скоро сами все увидите. — Сколько до зрительного контакта? — Полчаса, командир. Удовлетворенный, Чемез кивнул. Вернулся к приборной доске и быстро нашел на ней надпись, смысл которой никто не понимал. Она светилась блеклым синим цветом, подтверждая слова рулевого: щиты включены. Почти все современные дирижабли были ими оснащены. Без толики силы книги Мирного Неба поднимать надводные суда с земли в плохую погоду было опасным и предосудительным занятием. За панорамными окнами рубки все еще было черно из-за дождевых облаков, клубящихся вокруг. Приятно гудели исправные двигатели. — Аррел, — снова позвал Чемез. — Сколько ты прослужил в имперском воздушном флоте? — До самого конца, командир, — с восторженной гордостью заявил тот, дернув точеным подбородком. Аррелу было всего семнадцать лет, но из всех вернувшихся имперцев, найденных в Старморе, он был самым опытным рулевым. — Я много лет прослужил на всеми любимой «птичке». Ну, то есть, на «Грифе». И тот встретил свой конец в день падения столицы. — А что случилось? — Зигел мигом оживился и повернулся на крутящемся стуле. Как человек, погибший на Великой войне раньше всех, он не брезговал задавать вопросы о событиях, которых не застал. — Так, нам с земли подрезали крылья, — из звонкого голоса Аррела куда-то запропастился весь прежний задор. — Поначалу я думал, что в нас попали из какой-нибудь старморской самоходки, но сейчас мне кажется, что тот здоровенный огненный шар мог запустить только сам Кормарк Бритс. Кормарк. Упоминание об этом человеке заставило Риццена поежиться, словно ему за шиворот налили ледяной воды. В прошлом он неоднократно встречал короля Севера: сперва на деловых встречах и переговорах, затем — на полях брани. Неприятный был тип, как по виду, так и по поведению. И последняя встреча с ним у стен столицы закончилась очень плохо. Чемез встряхнулся. — А что же с погодой? — не унимался Зигел. — Она не помогла? — Нет. Северяне пришли на закате ясного дня. — Мда-а-а… — Зигел откинулся на спинку кресла, задумчиво глядя в потолок. — Я вот помню наши первые воздушные атаки. Не с дирижаблей, конечно же. С земли. Нас, как разведчиков, посылали вперед, и там мы по несколько дней дожидались появления воздушного флота. Он, как сейчас помню, всегда выбирал для атак облачную ночь. Дирижабли подлетали к городам — ярким огням на земле, выключали двигатели, и, плывя по инерции, в полной тишине скидывали на города грузы с ишальским порохом. Наши машины было видно в облаках только в момент взрывов, в отсветах пламени. Грандиозное было зрелище. И пугающее. Хоть картины рисуй. — Рошад, — позвал Чемез связного, не желая больше слушать россказни старого бойца, болезненно напоминающие о былом величии Империи. — Есть вести с Аршаллы? — Есть! — девушка резво отвернулась от сияющей стены цимтусов. Перед полетом Рошад облачился в люцерхальскую форму, но форма, как и полагалось, была мужской, и потому смотрелась на тонкой девушке без должного лоска: та висела на ней, как мешок, топорщилась на животе и выступала в плечах. Пускай Рошад и пытался подражать остальным товарищам, глаза он все равно подвел угольком, уступая место новому женскому началу. — Они нашли Вольдара после разминки в пустыне? — сурово спросил Чемез. — Нет, но они сумели поймать нескольких схетов и допросить их. Те быстро раскололись и рассказали, как встретили Вольдара и как повели его через Шаб’лосс. — А причина? Что Вольдару понадобилось в пустыне? — Две версии, — девушка загадочно улыбнулась. — Сперва схеты утверждали, что должны были перевести его через пустыню в Марлитт, но после допроса с пристрастием признали, что Вольдар заманил их в пустыню, обещая некие сокровища, которые охраняют шаблосские твари. — Сокровища? — Чемез тоже улыбнулся. Отчасти от того, как глупо это прозвучало. — Скорее всего, это уловка. Ему нужны были проводники по чужой земле. — Похоже на Него, — подал голос Зигел. — Дальше — лучше, — девушка улыбнулась шире, сверкнув ясными глазами. «Ладно», — решил про себя Чемез. В новом облике Рошад выглядел лучше, чем раньше. С него хоть сейчас можно было рисовать агитационный плакат для новобранцев. — После стычки со схетами наши друзья поймали троих южан в нашей старой имперской форме, — после этих слов все взгляды нетерпеливо мелькнулись к Рошаду. Даже юный Аррел отвернулся от панорамных окон. — Двое из южан, как и предполагает военный устав, успели проглотить пилюли с кламом, попав в плен. Третий не успел. Он долго молчал, наши методы допроса на нем не работали. Но потом, когда пленник признал в люцерхалах «своих», он сообщил, что в пустыне находится последний имперский город. Эта новость заставила всех встрепенуться: Зигел торжествующе закричал, вскинув в воздух руку, сжатую в кулак, и Аррел поддержал его радостным гоготом. Глядя на своих людей, Риццен стоически позволил себе только широкую улыбку, хотя его дух воспрял ликуя вместе с остальными. На шум в командную рубку вбежали трое: Давмонд, Идан и Иммерих Берк. Все в черной форме, аккуратно выглаженной и застегнутой на все пуговицы. — Что случилось? — тревожно спросил Давмонд, видимо, принявший ликование Зигела за вой ужаса — обычно подобные звуки на поднятом в воздух дирижабле не означают ничего хорошего. — Наша Империя еще жива, — поделился радостью Рошад. — Где-то в пустыне есть уцелевший город. Наш город, где люди чтят старые знамена. Каждый из вошедших принял эту новость по-разному: лицо Давмонда вытянулось в удивлении и залилось бардовой краской, Берк едва заметно улыбнулся, и только Идан скептически наморщил лоб. — В Аршалльских землях? — уточнил он, все еще сомневаясь. В его руках мигом оказалась самокрутка, которую он поспешил прикурить. — Там же нет ничего. Безводная пустошь. Суровый край непригодный для жизни. Мы там даже не сумели продолжить железную дорогу. — Мы ее прокладывали не просто так, — напомнил Риццен и по взглядам присутствующих понял, что мало кто был осведомлен о ее истинном назначении. — Незадолго до падения столицы мы нашли в пустыне древние руины. Он лично хотел исследовать их, но наступление северян после событий в Кадессе попортило наши планы. — То есть, кто-то все-таки укрылся в этих руинах после Его смерти? — насупился Зигел, почесав обвисшую шею. — Похоже, что так, — кивнул Рошад. — Пленник сказал, где находится город? — вмешался Аррел, слегка повернув штурвал. — Нет, но он готов проводить нас туда, если встретит кого-нибудь из высших чинов; того, о ком знает из старой истории. Все взгляды устремились на Чемеза Риццена и тот деловито поправил очки. Из всего экипажа на дирижабле он занимал наиболее высокое положение. Как сейчас, так и раньше. Во времена существовании Империи он был одним из первых приближенных Императора: его «Голосом» и советником. Именно он читал громкие речи перед людьми на площадях и проводил официальные переговоры и встречи. И в экстренных ситуациях мог даже принимать важные стратегические решения, потому что Император всецело ему доверял. — Какая ирония, — хмыкнул Риццен. — Я думал, Вольдар приведет нас в оплот сопротивления, а он — напротив — нашел нам союзников. — Теперь вы удостоверились в моих догадках? — заговорил Берк из-за спины все еще изумленно багровеющего Давмонда. — Нет, — Чемез снял очки и протер их тряпицей. — Я не делаю поспешных выводов, тем более без веских доказательств. Я все еще уверен, что мы ведем охоту на Намтара Шепре. На этой радостной ноте бывшие имперцы и ныне люцерхалы начали делиться друг с другом эмоциями, предположениями о новом городе и рассказывать байки. Риццен не стал их останавливать. Он решил, что пускай солдаты отдыхают, пока у них есть время, ведь в скором времени у них такой возможности не будет. После приземления в столице Астеросса, в Ард-Ровэнне, им предстоит много работы, и каждому будет поручено свое особое задние. И теперь к запланированным неотложным делам прибавилось еще одно — встреча с союзниками на просторах Шаб’лосса. И пока Риццен сосредоточено раздумывал об организации встречи с ними, голоса люцерхалов становились все громче. — Нет, правда! — воскликнул Давмонд в своей обычной возбужденной манере. — Ганазийцы были страшны в гневе! Особенно их женщины. Я не поверил, пока своими глазами этого не увидел во время высадки на Белых берегах! Вы только представьте! Вместо того, чтобы добивать наших раненых солдат, они их кастрировали прямо на поле боя. Эта новость повлекла за собой бурные обсуждения. В итоге после пятиминутной перепалки все сошлись во мнении, что лучше быть расстрелянным. — Это ужасно! — выпалил Аррел. — Не страшнее лекций о венерических заболеваниях, зачитываемых для новобранцев Намтаром Шепре перед вторжением в каждый новый город, — с ехидством вспомнил Зигел. — Самых ретивых даже это никогда не останавливало, — прозвучал чей-то голос в общем шуме. — Мужиков северных тоже всегда надо было добивать, как и ганазийцев, — уныло проговорил Идан. — Этого помните? Как его там… Эрнис, кажется. — Который громче всех вопил, что прославит Астеросс своими подвигами? — Да, этот. Так вот, он не добил. Дело было в Старморе при захвате Алерата. Он поторопился и насел на бабу. А раненый северянин встал и пырнул его кинжалом в спину. Так мы этого Эрниса и нашли, со спущенными штанами и задом к верху. Нелепая смерть. — Так себе подвиг, — заметил Давмон. Все загоготали. — Очень смешно, — из коридора высунулся молодой парень, охраняющий соседние каюты. — Вообще-то я все еще здесь. — А, да. Все время об этом забываю. Смех стал громче. В этот момент в ближайшей каюте раздался женский визг. — Баррнис, ради всех Богов! — повысил голос Риццен, поднявшись со стула. Все мигом захлопнули рты. — Если ты не прекратишь пугать девочку, я не побрезгую и лично отрублю тебе пальцы! — А почему нет? — тихо подхватил Зигел, переглядываюсь с друзьями. — С культями от него было бы больше пользы. Например, из него получилась бы хорошая вешалка для шляп. Люцерхалы опять заржали, но Риццен не обратил на них внимания и прошел мимо, в коридор. Молчаливый Иммерих Берк, что все это время терпеливо стоял у стены и слушал пустую болтовню солдат, пошел за ним следом. — А вы помните эти дурацкие высокие шапки, которые Он пытался внедрить в военную форму? — задорно продолжил Давмонд. — Они все время цеплялись за дверные проемы и мешали в бою. — Мы походили на армию яйцеголовых, — фыркнул Идан, — и враги валились на землю еще до того, как мы к ним подходили. От смеха. В коридоре голоса приближенных зазвучали тише. Риццен преодолел несколько закрытых кают и нырнул в ту, где была настежь открыта дверь. — Баррнис, — сдержанно произнес он, убрав за спину руки. — Если бы ты был чуть более внимательным, то увидел, как у девочки медленно округляется живот. На Чемеза уставилось три пары испуганных глаз. Первые, конечно же, принадлежали люцерхалу Баррису, должному охранять пленников — угроза Риццена произвела на него впечатление, и он быстро спрятал руки в карманы. Вторая пара глаз светилась яростью у рыжеволосой сорокалетней роггарки, матери Линн Симмель, Она прижимала к себе вторую до полусмерти перепуганную пленницу, ясноглазую и светловолосую, будто пытаясь спрятать ее от всех невзгод. Девушку звали Феллис. Иммерих Берк с любопытством выглянул из-за плеча Чемеза: — Скажи, Вольдар знает? Феллис, всхлипнув, отрицательно покачала головой. Риццен улыбнулся. — Какая наивная простота. — Что вы собираетесь с нами сделать? — рявкнула роггарка, сильнее прижав к себе подругу по несчастью. Обе они были прикованы кандалами за лодыжки к своим койкам. — Мы не причиним вам вреда, обещаю, — вполне искренне произнес глава люцерхальского корпуса. — Мы просто перевозим вас в столицу Империи. У вас будет еда, крыша над головой и хорошая охрана. — Зачем? — с тем же надрывом в голосе прорычала женщина. Глядя на нее, Риццен подумал, что Тишалью вполне могла быть и она. Свирепость и гонор вполне соответствовали той наемнице из Сопротивления, которую он помнил. — Меры предосторожности, — спокойно объяснил Риццен. — Лучше уж мы позаботимся о вас, чем кто-то другой. Слышал меня, Баррнис? Мы должны их защищать, а не запугивать. Еще услышу хотя бы звук из этой комнаты — сразу лишишься пальцев. Под тихие поскуливания белокурой Феллис Риццен вышел в коридор. Берк быстро его нагнал. — У нас хороший козырь, командир. — Превосходный, — согласился Чемез. — Если Вольдар ничего не вспомнит, ему так или иначе придется сотрудничать с нами. Впрочем, у нас на всех найдется своя управа. — Командир! — позвал женский голос, когда Риццен вернулся в рулевую рубку. — Мы поймали сигнал. Остальные люцерхалы продолжали вести непринужденную беседу, подтрунивая друг над другом. — Чей? — Сигнал слабый, но, кажется, наш. Риццен прильнул к экранам навесных цимтусов. На одном из них начали всплывать символы, блеклые, как будто едва начерченные грифельным карандашом — это говорило о том, что источник сигнала находится очень далеко. При помощи сил книги Мира сообщения могли за считанные минуты преодолевать немыслимые расстояния. — Я узнаю символы. Это имперский шифр. Нас приветствуют. — На этой высоте? — Рошад с удивлением повернулся к командиру. — На земле этого сигнала не было. И скорее всего он исчезнет, когда мы приземлился. — Странно. В этой части Империи нет гор. Попробуй отследить сигнал и сверься с картами. — Да, командир. Вскоре Аррел сообщил о приближении к столице и люцерхалы выстроились у панорамных окон, нетерпеливо ожидая выхода из облачного фронта. Долго ждать не пришлось. Через несколько минут дирижабль, наконец, снизил высоту, хмурые тучи рассеялись и в низине перед имперцами возник невероятных размеров город, расположившийся по обе стороны полноводной реки. Риццен невольно зажмурился и едва не выругался, опечаленный унылым зрелищем. Он помнил, как раньше величественно сверкали в свете солнца купола белых дворцов и крыши домов с золочеными фасадами. Помнил чистые улицы и широкие тенистые галереи, золотые мосты, высокие остроугольные часовни и многолюдные площади; помнил зеленые оазисы возле императорского дворца, цветущие сады, пруды с прозрачной водой, высокие пальмы, мраморные статуи, глядящие на людей свысока, и красные знамена с имперским гербом, украшающими все это великолепие. Теперь все это исчезло. Ард-Ровэнн лишился крепких стен и золоченых крыш. Исчезли купола, а вместе с тем и величие старого дворца, что с высоты птичьего палета теперь практически не отличался от прочих унылых серых зданий, окружавших его. За полвека город растекся вокруг реки бесформенным пятном, лишив улицы геометрического великолепия. Внутри новых убогих построек и кварталов все еще прослеживались черты старого города, но это лишь усиливало недовольство Риццена. По его мнению, все, что было кое-как построено после смерти Императора, больше походило на каменные помои, которые просто разлили вокруг, чтобы посмеяться над былыми амбициями имперского народа. — Ублюдки, — первым подал голос Давмонд, утробно зарычав, как бойцовая собака, готовая броситься в бой и прогрызть кому-нибудь глотку. Если Чемез не ошибался, то Давмонд, как и многие на этом дирижабле, погиб во время финальной битвы с северянами, и не видел победобесия старморцев, в последствии разграбивших город и сжигающих все, что представляло для имперцев хоть какую-то ценность. Чемез видел все. Плененный, осужденный, и впоследствии казненный перед захватчиками, он несколько дней наблюдал, как необразованные светлоглазые упыри сжигали книги, свитки, гобелены, знамена и картины. Он помнил, как северяне ломали статуи и вынимали из них драгоценные камни. Помнил, как эти бледнолицые свиньи, празднуя победу, напивались до поросячьего визга, плясали под какафонию звуков, названных музыкой, и валялись с раздутыми от жратвы животами прямо на улицах. Помнил головы своих убитых друзей, по-варварски насажанные на северные пики, взиравшие все это бесчинство мертвыми глазами. И его гневу не было ни конца, ни края. — Мы все вернем, — тихо пообещал Чемез, сжав руки в кулаки. Он пообещал это как себе, так и своим верным соратникам. Он никогда не откажется от этого обещания, и сделает все, чтобы Ард-Ровэнн, его родной город, оскверненный чужаками, снова засиял под солнцем. — Мы возродим Империю. Напомним южанам, кем они были. Вернем людям свободу и гордость. Вернем старый язык. Вернем нашу культуру. — Вернем, — согласился Идан. — Вернем, — хором повторили остальные. Зигел не сказал ничего. Он, не видевший ни краха Империи, ни падения столицы, замер возле панорамных окон с лицом, перекошенным от ужаса и небывалого потрясения. Возможно, ему повезло, что он умер в годы рассвета Империи, и запомнил ее процветающим безмятежным краем. — Он будет в ярости, когда увидит… это, — скрежещущим голосом произнес Берк. Люцерхалы согласно закивали. — Столько лет прошло, а город все еще горит, — грустно заметил Аррел, опуская дирижабль все ниже, к посадочной площадке возле старого дворца. — Он вообще прекращал гореть? Пожары полыхали практически повсюду, но в большинстве своем — на правом берегу реки, где располагался прежний императорский дворец и основная часть старого города. Черные столпы дыма поднимались от горящий баррикад и зданий, закрывая обзор. Риццен знал, почему это происходит. — Рошад, у нас есть сводка по боям за столицу? — Есть, — сообщила девушка. Она говорила, не отрывая скорбного взгляда от убожества, названного новой столицей Юга. — На данный момент захвачено четыре района из двенадцати. Старый дворец уже наш, и нас там встретят. — А что сообщают насчет нынешнего калифара-управителя? Зигел гневно сплюнул под ноги. Риццен неодобрительно глянул на него, но вполне разделял его чувства. Императора на Юге больше не было. Король Кормарк Бритс, пришедший в чужой край со своими порядками, быстро упразднил прежний государственный строй, поставил во главе калифара, согласившегося править непосредственно из-под его пяты и нарек его «управителем». Эта семья, как было известно, до сих пор занимала правящий трон, отгрохав себе новый дворец после войны на другом берегу реки. Старый же был кое-как восстановлен и обращен в «музей позора» по указу северного короля. — Люцерхалы Астеросса убили его несколько дней назад, — без радости или сожаления произнес Рошад холодным женским голоском. — Сейчас бразды правления перенял на себя его шестнадцатилетний сын и его мамаша. Они пытаются организовать оборону города, но все тщетно. Понимая, что происходит, люди переходят на нашу сторону. — Что-то еще, Рошад? — Да, командир. Они ждут подкрепления. Не исключено, что скоро сюда прибудут армии северян, келлесинцев, гаприйцев и всех прочих старых союзников. Мы ударили наших врагов в самое сердце, разбив на осколки их так называемую «объединенную армию», но они все еще намерены сражаться. «Мы лишили их люцерхалов», — подумал про себя Риццен и в глубине души похвалил себя. Похвалил дважды, если точнее, с усердием и гордостью. Первый раз — за то, что он пошел по прежнему пути, не зная его, и дослужился до старшего чина у люцерхалов. И второй раз — за то, что после Вспышки ловко расправился с прежним главой люцерхальского корпуса Стармора, незаметно подчистил ряды и подмял всю власть и их ресурсы под себя. Император бы похвалил его за идеально проделанную работу, если бы узнал. Император. Пока дирижабль кружился над белым дворцом, медленно теряя высоту, Риццен принялся раздумывать про Вольдара и того, кто мог быть в нем заперт. Он это или нет? Ответ лежал так глубоко, что казалось, найти его будет не под силу. Возможно, если бы Риццен взял ситуацию под контроль чуть раньше, и принялся искать возрожденных имперцев с первого дня Вспышки, а не после открытия лечебниц, то возможно он успел бы забрать Вольдара из того злосчастного бара, где вэстморронские мельгары забили его до потери памяти. Он до сих пор корил себя за нерасторопность. И невнимательность. Ведь в тот вечер он находился в каких-то паре кварталах от него. Риццен устало потер переносицу, прекращая заниматься самобичеванием. И вот, заглохли моторы, тросы были спущены и закреплены, сходни — сброшены, и люцерхалы гордым строем начали спускаться на мрачную площадь подле старого дворца, где раньше маршировали выстраивались тысячные армии. Здесь же Император выступал с речами, произнося их с полукруглого балкона, вдохновляя своих воинов на победу. Риццен позволил себе задержаться взглядом на этом балконе, потрескавшимся и кое-где обвалившимся от времени. На миг ему даже почудилось, что из темноты покосившихся распахнутых дверей вот-вот выйдет тот, с кем он провел большую часть своей жизни, продумывая грандиозные планы и свершения; тот, кому он присягнул на верность, и поклялся защищать до последнего вздоха. Но там никого не было. Только призраки былых воспоминаний. Вокруг прилетевшего дирижабля столпилось по меньшей мере три десятка людей. В основном все они были в белой форме — в форме люцерхалов Астеросского корпуса, такого же покроя, как и у северных коллег, но здесь присутствовали и те, кто сильно выделялся среди прочих. Например, молодая девушка-южанка в пышных серых юбках. Поймав на себе ее восторженно-радостный взгляд, Риццен не смог сдержать улыбки. Даже в новом обличии он ее узнал. — Госпожа Даллах, — он приблизился и сдержано поцеловал ее руку. — Вы не представляете, как я счастлив вновь увидеть вас. — Дорогой Изель, — шепнула она, назвав его старым именем. — Я разделяю твои чувства. Глядя на старую подругу, Риццен впервые поблагодарил богов за Вспышку; за второй шанс начать все с самого начала. Он поправил очки. — Кажется, только вам, госпожа, удалось родиться там же, где и в первый раз. На той же земле и в не менее знатной семье. Сказав это, он повернулся к мужчинам в белой форме — та оттеняла их лица и делал их еще более смуглыми. И вперед, как по команде, выступил самый старший из них, как по званию, так и по возрасту. — Ализар Бархом, — представился южанин с проседью в густой бороде, по северному обычаю протягивая руку для рукопожатия, — главнокомандующий астеросского армейского корпуса люцерхалов. — Чемез Риццен, — мужчины с заговорщическими ухмылками пожали друг другу руки. — Рад, наконец, встретить вас лично. Как и все люди, рожденные в послевоенные годы, командир Бархом обладал хорошим здоровьем, физической силой, и удивительной тягой к жизни. Об этом говорили его черные блестящие глаза, не лишенные юношеского задора, и прямая осанка. — Надеюсь, мы не пропустили ничего важного? — Никак нет, — весело произнес Бархом. — Все только начинается. Мы практически отбили правый берег Фехри, так что сторонники управителя развели над рекой мосты и закрепляют позиции вдоль набережной. — Я так понимаю, вы довольны результатом. Пока командиры были заняты разговором, люцерхалы в черной и белой форме начали приветствовать друг друга кивками и рукопожатиями. И даже объятьями, если признавали друг в друге бывших соратников, знакомых и друзей. По докладу, полученному Рицценом, одна часть южных люцерхалов состояла из нововозвращенных, как в Старморе, а другая — из приверженцев старых идей. Глядя на бойцов, Чемез подумал, что в ближайшее время стоит внедрить в форму какие-нибудь новые отличительные знаки, чтобы различать одних от других. Во всем должен быть порядок. — Левый берег Фехри недолго будет принадлежать людям управителя, — самоуверенно заявил Бархом, посмотрев в сторону реки, которую, к сожалению, больше не было видно из-за новых уродливых построек. — Наши сторонники все продолжают прибывать в столицу, чем сильно подрывают боевой дух противника и привносят неразбериху в его рядах. Я имею в виду людей, возвращенных Вспышкой: их сложно вычислить, пока они сами об этом не скажут. Среди них полно северян, келлесинцев и даже, вы не поверите, Риццен, гаприйцев. Мы уже запустили производство новой формы. Она будет отличаться для людей из разных фракций, разделяющих наши взгляды. Мы ведь не можем допустить, чтобы те же гаприйцы носили нашу старую имперскую форму. Правильно я говорю? — Совершенно верно, — кивнул Чемез, поймав себя на мысли, что командир Бархом понравился ему с первых минут разговора. Он казался надежным и чрезвычайно умным человеком, и таким же ярым сторонником былой Империи, как и он сам. — В прошлом калифари Даллах, и ныне калифари Хесин, — продолжил Бархом, гордо распрямив широкие плечи, — как и полвека назад первой вложилась золотом в наше дело и официально во всеуслышание признала новую власть и возрождение Империи. Южная девушка в пышных юбках присела в глубоком реверансе за спиной Бархома. Глядя на нее, Чемез не испытал ничего, кроме гордости, восхищения и глубочайшего восторга. — Как и тогда, ее имя имеет свой вес в обществе, — догадался Риццен. — Люди послушают ее. — Уже слушают, — важно заметила юная калифари. — С каждым днем у нас все больше сторонников среди простонародья, но знатные семьи, к моему сожалению, до сих пор молчат и не принимают ничью сторону. — Как и в прошлом, знать примет сторону победителя, когда ситуация прояснится, — поправил ее Бархом и повернулся к Риццену. — Пока хватит об этом. Поговорим о важном. Скажите, вы нашли Его? Ваши сообщения на сей счет были весьма… неоднозначны. — Нашли, — сказал Чемез и лукаво улыбнулся. Сказать иначе он не мог, поскольку это бы подпортило всем боевое настроение. — И где же Он? — Бархом начал озираться по сторонам, будто ожидая, что новое воплощение императора сейчас расхаживает среди люцерхалов, пожимая всем руки. — Вы привезли Его с собой? — Он в пути, — заверил командира Чемез, — и скоро будет здесь. Как и наше подкрепление из Стармора. Бархом взволнованно выдохнул. — Откройте мне тайну, Чемез, кем Он выродился. Северянин или келлесинец? Многие наши люди уже делают ставки и заключают пари. Все почему-то ждут появления человека именно северных кровей. Мы выяснили, все дело в каком-то аршальском торговце информацией, пустившим ненужный слух. — Скоро вы сами все увидите. — Ох, неужели Он гаприец?! — Нет, не гаприец, — поспешил успокоить коллегу Риццен, хотя не так давно Рошад действительно получил сообщения из Гапры о человеке, который в открытую назвал себя Императором. Скорее всего, он был одним из его двойников, но это не помешало коллегам из гаприйского корпуса люцерхалов быстро привлечь его к делу, чтобы организовать в Гапре восстание. Подул холодный ветер и принес с собой знакомый Риццену запах гари, напоминающий о последних днях, проведенных в Ард-Ровэнне перед смертью. — Бархом, вы нашли девчонку, о которой я вас спрашивал? — Да, конечно, — отвечая, командир слегка смутился, — только я так и не понял, для чего она вам. — Она здесь? Ализар Бархом указал в сторону, и Чемез проследил за его рукой: чуть поодаль от собравшихся он заметил люцерхалов в белой форме, державших южную девушку за плечи. По виду ей было не больше шестнадцати лет. Она стояла, безвольно понурив голову, как будто в ожидании скорой казни. Волосы растрепанные и сальные, вместо платья — нищенское грязные обноски, на ногах — дырявые рассохшиеся сапоги. Риццен подошел к ней и нежно приподнял ее голову за подбородок, обращая к себе. — Как зовут тебя, дитя? — Я не знаю, — она грозно воззрилась на него из-под рваной сальной челки. — У меня нет имени. Я сирота. — Ну, а какое имя тебе нравится? — Чемез улыбнулся ей, быстро найдясь ответом. Эта «сирота», как он сразу убедился, имела сильное сходство с Хеллицадом Борви — сбежавшим вместе с Вольдаром работником лечебницы. — Кали. — Замечательно. Теперь тебя будут звать Кали. Скажи мне, что ты умеешь? — Ничего. Махать плугом. Колоть поленья. — Это больше, чем ничего. У тебя сильные руки. Я уверен, ты сможешь хорошо управляться с мечом. Сможешь ведь, правильно? — Наверное. Риццен отступил от девушки и обратился к ее охранникам: — Выдайте ей свежую одежду, хорошо накормите, покажите новую постель в казармах и завтра отправьте на тренировки с другими новобранцами. — Но… — промямлил один из них. — Никаких «но». В жилах нашей Кали течет чистая южная кровь, как и в вашей. — Он вновь обратился к девушке. — Мы будем возрождать женские батальоны. И мы будем счастливы, если ты согласишься вступить в один из них. Она закивала. Без улыбки. Но живой блеск в ее глазах говорил о многом. — Теперь мы твоя семья, Кали. И мы сделаем все, что в наших силах, чтобы ты никогда больше не вернулась в ту жалкую лачугу, где тебя бросили.