Страсть моего сердца

Темнота и голые, каменные стены оказывали определённое психологическое давление даже на такого хладнокровного человека, как я. Мои шаги эхом отдавались в пустом коридоре, ведущим в камеру к моему бывшему «приятелю», которого я хотел найти ещё в здравом рассудке. Мне хотелось сломать его глотку как только я окажусь в заветной камере, но чертовски повезло, что умею контролировать гнев. Прежде, чем убить его, я должен узнать, что было между ним и дочерью. А только затем нанести удар по его самодовольной, вечно пьяной физиономии. Нет, не прикончить. Этим займутся дементоры. Но грубой мужской силой напомнить низшее место. Хотя он даже моего кулака не стоит. Я не опущусь до этого. Я пришёл сюда достучаться до правды, касающееся Авроры, не более. — Мистер Малфой, мы на месте. Вывел меня из внутренних размышлений голос сопровождающего. — Если вы протащили запасную волшебную палочку, мист… Взмахом руки я остановил дальнейшие слова. — Я хорошо знаком с правилами. Не следует лишний раз выставлять меня ничего не знающим болваном. — Ну да. Вам же знакомо всё не понаслышке. Хоть бормотание этого недоумка было едва различимо, я всё-таки понял его настолько хорошо, что ярость вновь поднялась волной в груди. В мгновение ока я прижал его к стенке, сжимая горло. — Не трепи языком понапрасну, мой друг. Моя хватка непроизвольно усилилась, хоть голос оставался спокоен. Тот пытался ловить ртом воздух, с животным страхом взирая в мои глаза. — Тебе лучше не злить меня. Я отпустил его, с брезгливостью наигранно отряхивая руки, пока тот корчился на полу, откашливаясь. — Мне долго ждать, пока ты откроешь дверь, тупица? С ухмылкой на лице наблюдал за его быстрыми попытками прийти в себя и встать, поспешно доставая ключи. — Избавь меня от твоей ненужной трясучести рук. Закатив глаза, я выхватил ключ и вставил в замочную скважину, кинув затем обратно. — Au revoir, mon ami, – открыв дверь, произнёс я.

***

Долохов сидел за почти что одиночным в этой комнате столом, не считая расположившейся в углу кровати. Хотя таковой её было сложно назвать, так как это был просто жёсткий матрас с неким подобием одеяла и подушки на нём. Свет еле пробивался сквозь маленькое, решётчатое окно, визуально делая камеру ещё меньше. Чувство клаустрофобии легко могло развиться в этих четырёх стенах, откуда выхода не было. — Здесь должен был быть не только я и остальные. Ты тоже обязан оказаться тут. Скрипучий голос Антонина обратил на него моё внимания. Холодным взором прошёлся по нему. Спутанные волосы (хотя такими они были всегда, но сейчас более всего нуждались в расчёсывании), тюремная роба, мешки под глазами, измученный, но всё ещё язвительный на мой приход взгляд, руки закованы в кандалы- так сейчас выглядел один из самых сильных пожирателей смерти. — В последний раз ты навещал меня, чтобы узнать, я ли убил твою супругу. Ответ всё тот же, Люциус. Это не я. И знать не знаю, кто. — Видимо дементоры знатно подправили тебе мозги своим приятнейшим окружением, – я подошёл ближе. — Прошло достаточно времени с тех пор. Рана давно зажила. Так зачем мне заниматься этим вновь. — Тогда зачем ты пришёл? – усмехнулся тот, и мне резко захотелось ударить его, но себя сдержал. — Аврора. Тебе говорит о чём-то это имя? Я начал медленно обхаживать его кругами, успокаивая внутреннего зверя, уже поскрёбыващего по нутру когтями, в нетерпении ожидающий свободы. — Я никого больше не знал с этим именем, кроме как твою драгоценную дочурку. На пару секунд я остановил шаг, глубоко вдохнув сырой воздух камеры, и продолжил размеренную ходьбу. — Знаешь, Люциус. Она уже давно не дев… — Заткнись, мразь! В мгновение ока я схватил его за шею, но тот лишь засмеялся, обнажая жёлтые зубы и выпуская изо рта неприятный запах, несколько месяцев не перебиваемый ничем приятным. Но я не обращал на это ровно никакого внимания. Ярость победила над телом и разумом. — Не ты должен был стать её первым мужчиной. Ты недостоин её! Она не твоя подстилка! Ухмылка исказила его самодовольное лицо, но опасаясь задушить его, я отошёл, отвернувшись к двери, чтобы не размазать его физиономию по какой-либо поверхности. — Много ли она наврала тебе, Люциус? Пожалуй, тебе стоит знать, как она постоянно извивалась подо мной, крича от удовольствия моё имя и моля о продолжении. — Пока ложь исходит только от тебя. И если ты хочешь прожить ещё какое-то время, осознавая перед скорой смертью всю свою никчёмную судьбинушку, тебе лучше захлопнуть пасть и говорить по существу, – не поворачивая головы, произнёс я. — Так что именно ты хочешь услышать? Невольная улыбка исказила мои губы. Я попал в больное место. — Правду. — Я её озвучил, мой друг. — Мы никогда не были с тобой друзьями, – возразил я, ощущая как сухому горлу хотелось освежиться от бегущего по его стенкам жгучего алкоголя, что поможет мне отвлечься от всего по приходу домой. — Ты изнасиловал её. Это знаю. Но что было дальше, Антонин? — Я был очарован ей, Люциус. Она была для меня замечательным трофеем, и взял её тогда в коридоре. Но одного раза мне не хватило. Я мог использовать для своего удовлетворения продажных женщин из борделей, но в твоей дочери есть то, чего нет в них. Он встал сзади меня, позвякивая цепями на руках, пока шёл. — Чистота. Совершенная душевная красота – шёпотом произнёс он. — Непорочность, даже утратив невинность, – он усмехнулся, заметив, как я сжимаю пальцы в кулаки. — Кажется, я нашёл твоё слабое место, пусть и слишком поздно. Будь мы все в те времена, когда были свободны, я бы воспользовался этой полученной информацией. — Даже не владев ей, ты сделал это, – процедил я сквозь зубы, прежде чем обернуться и смирить Долохова испепеляющим взглядом. — Так вот за кого ты печёшься больше. За дочь. — Договаривай до конца и мы покончим с этим разговором. — Империус, – безразлично пожав плечами, ответил тот, сразу же потеряв весь интерес к беседе. — Это всё, что тебе нужно знать.