Страсть моего сердца

Весь периметр особняка был замерен моими широкими шагами не один раз. Я никогда не поддавался слабому чувству отчаяния, однако всё бывает в первую. Отдаваться панике в моменты критических, ужасающих своим масштабом ситуаций абсолютно не выгодно, и я должен понимать это, как никто другой, потому что чуть ли не с рождения обладаю излишним хладнокровием, по наследству, посредством генов, передавшимся от отца. Растопить во мне лёд смогли только две личности, составляющие мою семью. Видимо, не так уж я любил Драко, раз к нему благосклонен я был достаточно редко. Хотя, может и любил, только относился к сыну более сурово по ясной, гендерной причине. Но не о нём сейчас мне думать. Совершенно не о нём. Антонин теперь на свободе. На чёртовой свободе! И благодаря кому? Пришлось разочаровать своё самовлюблённое эго отнюдь не радужным ответом. Долохов мог пойти в любое место. Абсолютно любое! И оно могло оказаться мне незнакомым, что с его стороны было бы весьма разумно. Как же коварен его план! Все стрелки подозрений министерства направить на меня. Ведь в протоколах и документах чёрному по белому написано, кто последним посещал этого ублюдка. Что он может сделать с Авророй? Мерлин… какой же недальновидный вопрос, пусть даже, если риторический. Он не догадался найти себе какую-нибудь «ночную бабочку» в ближайшем борделе, раз выбрался и так захотелось унять свою развратную потребность? Хотя, чем был я лучше? Ревнивый собственник, что также изначально хотел секса и только секса. Однако, всё поменялось, и теперь я лицезрел себя прошлого в лице Антонина. Мне приходили в голову различные варианты его бегства. Звучит более, чем комично, но среди них были мои камеры для пленников. Когда сия мысль озарила меня, я бросился туда сломя ноги, но не нашёл положительного подтверждения. Картины всех знакомых мест мелькали в голове яркими и мрачными картинками, завися от того, насколько прелестным или жутким была та или иная местность. Самым абсурдным от безнадёжности пунктом безумно-быстрых дум было поместье Долохова. В самом деле, чушь. Разве можно верить его словам о том, что камеры Азкабана больше не обходят? Первым делом, где будут искать сбежавшего преступника, это его дом. Нога его туда точно не сунется. Я удивлялся тому, что ко мне ещё не приходили совы с письмами о мгновенном объявлении в зал Визенгамота. Что ко мне никто не прибегал, сломя ноги. Всё выглядело так, будто продуманный сценарий произведения или спектакля. Проснулось шестое чувство, возвещающее о приближающейся опасности. Именно ей. Либо бывший, так называемый, коллега, говорил правду об охране, либо в этой гладкости происходящего, не считая пропавшей дочери, действительно стоило разыскивать спасение. Хорошо. Спасение, так спасение. А где я собрался искать его? В чём или в чьей руке помощи? От чего, собственно, спасаться? От того, что всё пошло не по твоему плану, Люциус? Боже… мои мысли становились похожими на бред сумасшедшего… речь шла о… да что терять времени на эти заблудшие путешествия по дремучему лесу опьянелого переживаниями сознания? Нужно искать дочь, и не тратить более ни минуты. Трансгрессировать туда, что первое придёт в голову. Первое всегда вернее последующего. И почётное звание приближенной правды получила камера, где была заточена «сбежавшая псина».

***

Всё действительно происходило беспрепятственно настолько, насколько возможно. Меня пропустили к Антонину, не говоря о том, что там его нет, что уже вселяло приятную надежду, но и одновременно недопонимание от того, что второй раз за месяц, что запрещено поставленным некогда законом, меня к нему пустили без малейших подозрений. Я не замечал ничего вокруг себя, устремляясь к заветной, решётчатой комнате. По пути молил всех и всё, что было можно и нельзя, дабы Долохов оказался там. Да чёрт с ним. Чтобы Аврора нашлась. Ради неё я явился сюда и, возможно, жил, после смерти Цисси. Моя «слепота» прошла сразу же, как только на «автомате» отворил нужный щелочку выданным ключом. Чудно было и то, что сопровождающего ко мне не поставили, только забрав волшебную палочку, якобы показать наглядность своей работы в Азкабане. Антонин прижимал дочь к стене, держа её руки над головой и коленом раздвинув обнажённые ноги. Второе, что приметил я краем глаза, это то, что наручников на запястьях мерзавца не было. Ровно, как и одежды на Авроре, ненужным, разорванным тряпьём валявшаяся в углу рядом. Первый факт заставил впасть в ступор происходящего ещё больше, а второй хоть и был предсказуем, но ужаснул, потому что я не успел. Как понял это? Кровь. По внутренней части бедра скользила вниз алая струйка, возвещающая о жестокости насильника, что обратил на меня глаза спустя несколько секунд, как я зашёл. — Конечно же ты пришёл, мой разозлённый павлинчик. Как иначе, – усмехнулся он, отпустив на волю свою жертву, безвольной, использованной в самых извращённых играх, куклой упав на пол. — И как быстро догадался ты о нашем местоположении, блондинчик? Решил проигнорировать его на несколько мгновений, бросившись к дочери и сняв с себя мантию, укрывая её еле дышавшее и еле подававшее признаки жизни тело. Долохов стоял, надменно скрестив на груди свободные от цепей руки. — Долго, павлинчик. Долго ты искал нас. С горя напиться решил? Яростно взглянул на него, прежде чем вскочить и замахнуться кулаком по самодовольной роже, выбив один зуб, звякнувший при столкновении с поверхностью. Уж не знаю какой, да и значения это не имело никакого. Главное, что отхаркиваться кровью я противника заставил. —"Прости меня, конечно, Люциус, но до твоего я опускаться не стану, – развёв руками в сторону, произнёс он, зайдясь таким мерзким смехом, что мне захотелось врезать ещё, но реплика Антонина меня отрезвила. Даже сейчас свою репутацию я терять не собираюсь, пусть от неё оставались мелкие кусочки, державшиеся воедино с помощью только божьей силы. Казалось, что не сейчас свою гордость показывать, но именно благодаря ей меня страшились. Долохова она не держала в узде, это верно. Зато я так чувствовал себя увереннее и выше него. — Хочешь узнать, сколько раз я успел её… Нет. Мочи выдерживать нет. К чертям собачьим эту репутацию. Пнул коленом в живот оппонента, скрючившимся от боли. — Продолжение… банкета… устроить… – выдавливал он из себя пока что членораздельные звуки, демонстрируя мне положительный ответ на его неозвученный риторический вопрос. — Заткнись! Пощёчина всё равно не стёрла его вновь расцветшую улыбку. — Почему она, скотина? Беззвучное трясение от новой порции растущего смеха меня вывело на максимальный уровень гнева. — Почему?! И только когда я цепко ухватился за ворота тюремной робы, серьёзность так и постигла моего «товарища». — Мне уже нет смысла жить, павлинчик. Тёмный лорд пал. — Не объясняй мне очевидные факты, Антонин! — Про какой "из" ты говоришь, блондинчик? — Ты совершенно прав насчёт всего сказанного. Впервые за эти минуты мои губы растянулись в ухмылке, по которой, как мне казалось, противник уже соскучился. — Тебе пора покинуть сей мир. Мгновенно воткнул нож в исхудавшую от голода плоть, трупом раскинувшийся у моих ног. Брезгливо оттолкнул её, скорчив лицо, которое также быстро стало удивлённым, осознавшим одну явственную вещь: нож оставался при мне всё время. Долохов не крал его. Он обманул. — Папочка… Обернулся на знакомый, тонкий голос, весь сочившийся испугом. Аврора присела на колени, придерживая на груди прикрытие. — Ты… ты убил его… Кинулся к свидетельнице моего содеянного преступления, обнимая, и ощущая взаимность. Дочь прижалась ко мне, обжигая своими слезами радости, впитывающимися в моё плечо с обмокающей тканью рубашки. — Всё закончено, ангел мой. Он больше не тронет тебя. — О нет, отец. Ты лжёшь. Мы шокировано обернулись на отклик появившегося в дверях. За спиной Драко было много людей, по видимому, мракоборцев, направивших на меня волшебные палочки, как и их предводитель. Как и мой сын. — Добро пожаловать в Азкабан.