Страсть моего сердца

Переспав с этой идеей, на утро она мне показалась ещё более разумной. Я принял решение пригласить Аврору и Нотта младшего на рождество в особняк. Я впервые сделал такое исключение за все года её обучения. Случай был более, чем особенный. Я должен был что-то предпринять, чтобы свадьба не состоялась. Быть может, прибегнуть к самому рискованному способу и вернуть память... вновь подсыпать снотворное... признаться в чувствах... Мерлинова борода! Я не знал, что делать! Как же метался мой разум от одной идеи к другой, но не одна из них не была здоровой и правильной с точки зрения морали. Хотя о какой морали идёт речь, когда отец пытается вернуть любовь дочери, ставшей чуть ли не любовницей?! Как будто недостаёт мне её ласковых слов в письмах, которых раньше, при ещё более менее спокойной жизни до Магической войны, мне хватало сполна. Потому что тогда душа моя не была больна. Мой разум тогда ещё не помутился. Мне всё больше и больше казалось, что Аврора являлась далеко не ангелом, оберегающим нашу семью от невзгод. Но она и не дьявол во плоти, хотя и перессорила нас с сыном даруя те самые невзгоды. Она нечто иное. Что-то среднее между двумя этими понятиями. Будто бог ниспослал мне наказание в лице этого шедеврального его творения. Только какую ошибку совершил я семнадцать лет назад? И насколько масштабной по оплошности была она, раз несчастья от моей странной любви сыпятся на плечи одно за другим, делая эту ношу тяжелее и тяжелее, заставляя сдаться и наложить на себя руки, как последний слабак. Каждый совершает хотя бы один из смертных грехов ежедневно. Злость и зависть, к примеру. Все мы испытываем эти дразнящие совесть эмоции но никто за них так и не платит. Даже те, кто совершает грех осознанно. Например, как я, являющийся яркой демонстрацией гордыни и, в данном случае, прелюбодеяния. Да, я не отрицаю. что самовлюблён, однако стоит добавить ключевое слово "был". Аврора заставила меня позабыть об этом крупном недостатке, так почему беспощадные сверхъестественные силы продолжают вкладывать в дочь уготованные для меня страдания, что и выплёскиваются непосредственно на мне? И опять говорю я о боге, хотя не верил в него, ибо считал, что те, кто убеждён в его существовании ничтожные глупцы, не видящие ничего дальше своего носа и готовые принимать за непоколебимую истину абсолютно всё, что им скажут. Я стал ничтожно жалок. Я поддаюсь стыдливой слабости, упиваясь виски каждый чёртов вечер, обжигая им горло, тем самым доставляя себе дискомфорт, напоминая, кем стал идеальный по всем параметрам Люциус Малфой. Я утратил тот фирменный взгляд презрения, адресуемый проходящим мимо волшебникам, потому что в этом неправильном и загрязнившимся мире маглорождённых расплодилось выше определённого предела. Думы об Авроре поглощали разум и уничтожили во мне сие профессиональное, наработанное чуть ли не за все годы жизни умение источать к выродкам ненависть, не прибегая к речи, которой они не достойны. Может внешне я и выглядел также великолепно, но никакие уложенные волосы и дорогие мантии не скроют то, что происходит внутри. Старательно скрываемое всё равно успешно вырывается наружу отражаясь в отрешённости, которую не сложно различить. Может найти себе новую женщину? Оставить в покое дочь и прекратить терзать самого себя? Если постараться, найти особу статную, красивую и умную можно. Путь поиска может оказаться непростым, ведь чистоту крови отрицать нельзя. Но этот путь отвлечёт меня от одержимости. А достигнутая цель отрезвит. Но мог ли я предать свою жену? Серьёзно?.. Я уже сделал это. Вопрос нужно поставить совершенно иной. Мог ли я забыть запах шелковистых волос и нежность бледной кожи? Мог ли продолжать дальше игнорировать всю небывалую красоту голубых глаз? Искрящим добротой взглядом, которым любоваться теперь будет другой? — Неужели ты всё ещё не можешь прекратить думать об этом безумии? Я резко развернулся от окна к двери, где расположился внезапно объявившийся сын. Драко не выглядел самовлюблённым. Ухмылка не украшала его змеиные губы. Он сложил руки за спиной, но самодовольство в этом жесте не выражалось. Ровно как и в дорогом, чёрном костюме, в который он был облачён. Флюиды некого превосходства не исходили от него, а я отлично умел их различать. — И какова цель твоего визита? – вопросом на вопрос ответил я с измождённостью и усталостью в голосе, не в настроении начинать конфликт. — Домовик уже отдал тебе письмо? — Стало быть, ты в курсе, что я пригласил их на Рождество? — Я лучший друг сестры. Она сразу же радостно поделилась со мной этой новостью в письме. — С тобой значит… - злость так и добралась до меня и забурлила всеми оттенками яркого красного и оранжевого, обозначающих пламя ярости. — Поделилась с тобой а мне не удосужилась написать?! Я резко развернулся назад, кулаками ударив стену, с которой посыпалась штукатурка, но как только захотел сделать второй удар, более сильный, в который я бы вложил уже не просто обыкновенную ненависть, а бешеную и дикую рьяность, Драко подскочил со спины и цепкой хваткой удержал мои запястья, по которым потекла струйка крови от предыдущего урона. — Очнись! – сын мгновенно развернул меня обратно, заведя за спину мои руки и глядя укоризненным взором, на который я ответил слепой яростью животного, у которого словно отобрали из-под носа, учуявшего предстоящее лакомство, добычу. — Ты так много пьешь, что не замечаешь, как засыпаешь здесь, за столом, не доходя до кровати. Ты совершенно не видишь, на чём засыпаешь?! Не различаешь документы и бумаги старые от новых?! Я не узнаю своего отца! Ты посмотри, какой кавардак у тебя творится! Раньше всё лежало по аккуратным стопочкам! Неудивительно, что письмо Авроры ты не заметил! Хотя я ума не приложу, каким боком! Ты же так следишь за всем, что связано с ней! — А не думал ли ты, что всё это по твоей вине, щенок?! – ответил на нахальную тираду я, вырвавшись из хватки и подойдя к столу, разворошив в стороны документы, прежде, чем найти нужное письмо. Мои пальцы, что вцепились в конверт мёртвой хваткой, никак не желали отрывать верхнюю полосу и доставать само содержимое. Я уже знал, что она ответила согласием. Большего мне и не требовалось. Я опасался снова расплавиться, как свеча от тепла, как только увижу ласковые слова признательности и любви. Я не позволю увидеть свои чувства Драко. Но что, если выродок меня обманывал? Я должен убедиться в правдивости его слов. Однако не в его присутствии. — Тебе страшно прочитать одобрение? Серьёзно? Там не намёка на отказ или сомнение! – вывел из ступора Драко, но я оставил реплику проигнорированной, положив письмо обратно на стол, который я обошёл, сев на кресло и потянувшись рукой к перу в чернильнице, дабы написать дочери о том, какого числа пришлю к ним персональную карету. — И так и я требую озвучить цель визита, – не отрывая взгляда от пергамента, что заполнялся новыми и новыми строчками, тем самым утрачивая чистоту, произнёс я, прежде чем поднять на сына глаза, поставив в конце моего послания точку. —Чтобы покончить с твоей больной любовью раз и навсегда! Драко резко достал из складок мантии волшебную палочку и, направив её на меня, выкрикнул запретное заклинание, которое так любила его сумасшедшая тётка. Но я, несмотря на оставшиеся во мне капли алкоголя, сумел моментально ощутить в ладони своё оружие и отразить заклинание. — Всё таки тобой ещё можно восхищаться, – ухмыльнулся сын, не опуская палочку. — Но только не мне. После этой низости... Только не мне. — Тебе лучше уйти, – сухо бросил я, не в силах продолжать конфликт, который не имел ни малейшей толики хоть какого-то смысла, ведь эти мальчишеские оскорбления я слушал на протяжении нескольких месяцев и они никак не поменяли моих намерений. — А то что? Что, если я не уйду? — Что за шаблонная фраза дешёвого произведения?! Не выводи меня из себя и молча покинь мой кабинет, пока не поздно. — Я много лет был твоей марионеткой. С рождения, – до сих пор не опуская палочку, он медленным шагом направился ко мне, сокращая расстояние. Моя ладонь рефлекторно накрыла ножик для вскрытия конвертов. Да, палочка всё ещё находилась во второй руке, однако инстинкт самосохранения заставил подстраховаться вдвойне. — И я не собираюсь оставаться ею! – продолжил подонок, остановившись совсем рядом. Нас разделял лишь стол, но этот жалкий метр был отнюдь не спасителен. — Готовься к смерти, отец! Его палочка взмахнула вверх, стремясь подарить зелёный луч, но виски уже успел выветрится из организма от нахлынувших, бурных эмоций и щедро преподнести иной подарок – молниеносную реакцию. Острое лезвие вонзилось в грудь сына. Ровно в то место, где билось гнусное сердце, что прекратило танго жизни. Драко смотрел на меня ошарашенными глазами, разжав пальцы, выронив волшебное орудие. Ладонь не успела испачкаться в крови, которой пропиталась белая, дорогая рубашка. Сын упал на спину, пустым взглядом уставившись в потолок. Я понимал, что есть ещё несколько секунд, прежде чем он окончательно покинет этот мир. Понимал, что магией могу излечить и исправить всё пока ещё не... Но я наблюдал. Я с упоением наблюдал, как умирает этот ублюдок, от которого никогда не было пользы и который приносил лишь невзгоды в последнее время. И как только его сопротивляющееся тело окончательно расслабилось, возвещая об ушедшей из него... Я сделал это! Он больше не встанет на моём пути, портя каждую вещь, которую я собирался бы реализовать. Я не мог сдержать победный вскрик и смех, что последовал за ним. Я громко смеялся, чувствуя себя так хорошо, как не чувствовал очень давно. Облегчение накрыло меня с головою и в моей душе началось самое яркое торжество, какое только может представить себе всё человечество в целом. Насмеявшись вдоволь, я подошёл к трупу, сев на корты, с изогнутым в усмешке уголком губ осматривая плод своей удачи. — Прискорбно. Весьма прискорбно, что твоим последним словом, слетевших с мерзких уст, стало то святое понятие, говорившее о том, кем был ты для меня. Слово, которого ты не достоин. Я снова встал, перешагнув через преграду, подойдя к сейфу, вделанному в стену, открыв его специальным заклинанием и достав оттуда бутылку виски. Открыл крышку за считаные секунды и запрокинул голову, чтобы отпить содержимое. Часть я проглотил, а другую оставил в надувшихся щёках. Вновь очутившись у мёртвого сына, я сплюнул алкоголь ему на навсегда застывшее от удивления лицо. — Щенок, – произнёс я, вновь зашедшись смехом.