Вечность в его глазах

      Равка была бесконечна в своих полях, степях и немногочисленных лесах, простираясь от ближнего края вечной мерзлоты, гранича с Фьердой, до южных земель — границ с Шуханом. Страна не казалась такой большой, когда Алина чертила бесконечные карты, всего лишь очередные обозначения гор, рек и редких заброшенных поселений, но сейчас, скача в сторону вечных морозов вот уже несколько дней кряду, она понимала, насколько огромна её Родина. Возможно, именно отсюда и идут многие проблемы.       Уезжая из Малого дворца, Алина зашла к Багре попрощаться, в надежде, что не навсегда. — Будь осторожна, Алина. Других моих советов ты вряд ли послушаешься.       Конечно, пока она не собиралась убегать от Дарклинга, все же следуя совету его матери, потому что ждала ответного шага. Акта доверия, который решит её дальнейшую судьбу. И связан этот шаг должен быть с загадочным усилителем Морозова, оленем, на которого многие месяцы охотились лучшие следопыты, и Мал в том числе.       От одной мысли, что встреча со старым другом неизбежна, сердце пропускало пару ударов — в последний раз они расстались не на лучшей ноте, и о многих словах Алина уже жалела. Тем более в этот раз она снова предстанет перед ним в чёрном кафтане, в теплом, с красивым черным мехом и все той же золотой вышивкой. В этот раз никто не слушал возражений насчёт цвета кафтана, а Дарклинг только загадочно улыбался.       И что греха таить, вместе они смотрелись в этих нарядах потрясающе и даже величественно, о чем говорили не только восхищённые взгляды придворных в день их отъезда, но и не менее восхищённые глаза Жени, от которой похвалы дождаться было сродни чуду. — Прикрой рот, а то муха залетит. — весело засмеялась Алина, любуясь выражением лица подруги.       Женя лишь закатила глаза и крепко её обняла, прошептав на грани слышимости: — Ты так светишься, Алина. Но не забывай, какой он самом деле.       Об этих словах Заклинательница Солнца думала, провожая взглядом золоченые купола Большого дворца, двойные стены Ос-Альты, встречая первые леса и все ещё сохранившийся снег ближе к северу. Да, ей не стоит забывать, что за обворожительной маской прячется монстр, создавший Тенистый Каньон и погубивший сотни жизней. Алина не хотела об этом забывать, но забывала, когда засыпала на его плече после долгой тряски в карете, когда он садился в общий круг с другими гришами и пил с ними квас из одной фляги, когда запахивал посильнее её кафтан и сам вызывался обуздать её непослушные волосы. Честно говоря, порой она не понимала, как раньше жила без этого. Без него.       Но чем ближе была граница с Фьердой, тем сильнее разрасталось чувство тревоги в груди. Дарклинг не спешил о чем-то ей говорить, будто хищник, скрывшийся и наблюдающий за добычей. Будто он усыплял ее внимание своими почти незаметными благородными и нежными жестами. Когда Алина поняла, что не справляется с тревогой, то достала свой старый, потрёпанный временем блокнот с зарисовками. Сначала просто листала, погружаясь в воспоминания о прошлой жизни — почти забытой и беззаботной, запечатлённой в быстрых набросках приюта князя Керамзина, их с Малом луга, в пейзажах Полизной, где они проходили подготовку, немногочисленных портретах. На последних страницах были отражения её кошмаров в первые месяцы среди гришей — Тенистый каньон, полыхающий Малый дворец, тени Дарклинга и его силуэт, олень… Тот самый, с огромными ветвистыми рогами, зовущий её за собой в чаще.       Среди метаний родился новый портрет — немного кривоватый из-за тряски кареты, но живой, будто Алина смогла заглянуть в душу Дарклинга и перенести её на бумагу. Кварцевые глаза задумчиво смотрели на неё уже не только из блокнота и, почувствовав это, она медленно постаралась прикрыть рисунки — впрочем, безуспешно. — Можно посмотреть?       Её рисунков не видел даже Мал, только в процессе работы, но никогда — законченными. Будто этот альбом был тем единственным личным, что у неё могло быть. Отдавать его в чужие руки — противоестественно и почти больно, будто ножом по и без того раненому сердцу. Но Дарклинг принял это проявления доверия как величайший дар, с огромной осторожностью переворачивая страницы и разглядывая рисунки. Его лицо нахмурилось лишь раз — на портрете Мала, где тот был изображён в пол-оборота и заливисто смеялся, Алина захотела нарисовать его именно таким, весёлым и неунывающим, каким он всегда был рядом с ней, вечно хмурой тучкой. — Это твой друг, да? — поднял глаза Дарклинг, гипнотизируя теперь уже Алину — Мальен Оретцев, если не ошибаюсь. — Скорее уже бывший друг.       Алина вздохнула, гипнотизируя портрет друга детства и первой любви. Она понимала, что Малу лучше так и остаться её прошлым, лишь наброском на бумаге и выцветшим воспоминанием. Так будет лучше хотя бы ему, ведь вокруг Заклинательницы Солнца безопасно не будет уже никогда. О скольких покушениях на себя она даже близко не подозревает? Личная охрана Дарклинга ходила за ней по пятам не просто так, да и Мария на демонстрации не для развлечения ходила под ее личиной. Ее друг простой человек, не гриш, который что-то сможет противопоставить её недоброжелателям. — Тебе стоит оставить его в прошлом. Отказник никогда не сможет тебя принять. Принять. Принять. Принять.       Оставить в прошлом.       Алина подняла взгляд на задумчивого Дарклинга, не сводившего с неё глаз. Альбом в его руках был раскрыт на его портрете. — Женя не отправляла мои письма, не так ли? — горько улыбнулась она. — Потому что ты ей так приказал.       Не сказать, что она была удивлена. Скорее не удивлена. Но обида уже глубоко проникла в сердце, опутывая разум и шепча: «Он никогда не будет тебе доверять. Никогда не посчитает равной себе. Ты будешь всего лишь марионеткой в его руках». — Сила накладывает непомерную ответственность, Алина. Ты поймёшь это, со временем.       Игра в мудрого наставника и глупую ученицу ей порядком надоела, но она пыхтела тихо и про себя, натягивая понимающую улыбку. Наверное, когда возраст перевалил за несколько сотен лет… это вполне приемлемо. Хотя и ужасно занудно.

***

      Первый лагерь разбили почти у самой границы с Фьердой, и вечный мороз уже был не просто словом.       Пока в Равке зима менялась местами с весной, тут об этом не могло быть и речи. Безграничный заснеженный лес простирался во все стороны, будто ничего другого не существовало.       Единственное тёплое для неё место — кресло в палатке Дарклинга, да собственная постель. В первом месте она проводила день, в другом — ночь, совмещая это с перебежками от одной палатки к другой и редкими любованиями природой рядом с костром. На большее Алина, родившаяся на юге, не была способна.       Предстоящий путь в Цибею представал перед ней ледяным монстром, пострашнее даже рассказов крестьян о Дарклинге. Казалось, будто переступи она границу Равки и вечного мороза, и жизнь никогда не сможет вернуться в прежнее русло. Возможно, Алина была недалека от истины, хоть и надеялась на обратное. Не могли же все эти шаги доверия навстречу Дарклингу совсем ничего для него не значит? Думать об этом не хотелось, как и о почти постоянном отсутствии генерала в собственной палатке.       Кроме неё тут постоянно крутился ограниченный круг доверенных лиц, гришей, которых генерал особо отмечал. Иван, кидающий на неё злобные взгляды, улыбающийся Фёдор, знакомые опричники и Давид, к которому она не могла подступиться уже третий день из четырёх их здешнего прибывания. Не сложно было догадаться, для чего здесь находится лучший фабрикатов — вряд ли ещё кому-то смогли доверить сделать величайший в истории усилитель.       Возможно, Святые услышали её отчаянные мольбы, потому что в четвёртый вечер их пребывания палатка наконец-то осталась пуста. Не считая Давида и изнывающей от любопытства Заклинательницы Солнца, подкрадывающейся к фабрикатору. — Добрый вечер, Давид.       Растрепанные вихры на секунду оторвались от многочисленных записей, явив взору Алины полный безразличия взгляд, вновь вернувшийся к исходному положению. — У меня есть кое-что интересное для тебя.       Алина небрежным жестом достала последний рисунок оленя Морозова, образ из самого яркого и запоминающегося сна, где усилитель стоял посреди заснеженной поляны и смотрел на неё человеческими глазами. — Я чувствую его. Он зовёт меня, с каждым днём все сильнее. Но я не чувствую, что должна убить его.       Давид жадно вцепился в протянутый листок, вмиг сверяя с какими-то своими бумаги, вновь забывая о ее присутствии. — Гришам неизвестен иной путь получения силы от другого существа. С усилителем рисковать никто не станет.       Алина тяжело вздохнула. Да, он не станет ставить на кон все. Точно не ради гуманности. Давид обеспокоено поднял голову и осмотрелся по сторонам, будто собирался украсть что-то с минуты на минуту. Лицо его стало задумчивым на какой-то миг. — В записях Морозова почти ничего нет о той связи, что должна установиться между усилителем и гришем. Только одно — убить оленя должен тот гриш, которому сила будет принадлежать.       Осевшая в соседнее кресло Алина не сразу заметила уход фабрикатора, но почувствовала пробежавший по полу сквозняк от распахнутой двери палатки. Она осталась один на один со стучащими набатом мыслями. Давид дал ей подсказку, завуалированную и очень важную. Удивительно, что он решился на такой опасный шаг, но, возможно, свою роль сыграла их с Женей дружба, в которой Алина, по правде говоря, уже очень сильно сомневалась.

***

      День начала их пути к Цибеи выдался необычайно солнечным. Настолько, что выходя из палатки нужно было сильно зажмурить глаза, чтобы не ослепнуть на пару минут.       Заклинательница Солнца со смехом перебирала пальцами солнечные лучи, направляя их в особо задумчивых караульных. — Алина!       Потребовалось какое-то время, чтобы среди толпы прибывших следопытов найти нужную фигуру — Мал едва начал двигаться ей навстречу, все больше ускоряя шаг.       В отличии от него, Алину среди других гришей заметить было нетрудно — в лагере было всего два человека в чёрных кафтанах — она и Дарклинг. Некстати лезла мысль, что в снежном лесу они были легкими мишенями.       Объятия со старым другом показались порталом в прошлое, словно сейчас очередная приютская зима, Мал вернулся с охоты, и они наконец-то смогут пойти кататься на коньках. Но Алина помнила своё твёрдое решение — ему опасно рядом с ней. Как только он найдёт оленя Морозова, им больше не стоит пересекаться. — Выглядишь больно счастливой для зимнего времени. — А ты слишком ворчливым. Это моя роль!       На их громкий смех недоумевающе обернулись опричники, всегда по пятам следующие за Алиной. Под их грозными взглядами старые друзья вспомнили, что находятся в опасной близости от границы с Фьердой и умолкли. Лицо Мала стало особо мрачным, и Алина решительно перевела тему. — А где Михаил и …? — Их убили, когда мы отследили оленя и пересекли границу с Фьердой. Увязались со мной, когда я решил найти злосчастного оленя и увидеться с тобой.       Теперь солнечный свет, причудливо переливающийся на золотистой вышивке ее кафтана казался злой насмешкой. Шрам на подбородке Мала и вовсе будто стал ярче от одного упоминания того дня. Алина не знала, что говорят в таких случаях, потому что жаль его друзей было, но с ними она не общалась и вообще их не очень любила. Сжать ладони друга показалось самой приемлемой идеей. — Поторопись, Алина. Иначе все твои вещи свёрнут вместе с палаткой.       У Дарклинга было одно ужасное умение — появляться в самый неподходящий момент. Его тяжёлый взгляд с какой-то насмешкой остановился на их сцепленных руках. Напряжённая Алина только кивнула Малу и направилась вслед за своим главным кошмаром. Мысленно так его называя ей становилось чуточку легче.       Палатка Заклинательницы Солнца имела размер чуть меньшей, чем палатка генерала Второй Армии, но при этом не уступала в количестве опознавательных знаков — вершину венчал знак Солнца, вполне возможно даже золотой, а на чёрной бархатной ткани была вышивка с антологичным элементом. Вот только смысла от неё почти не было, ведь та большую часть дня была пуста, служа лишь местом ночлега. Палатка Дарклинга была более живой, там постоянно кто-то был, о чем-то говорил, и ей даже разрешали присутствовать на подобиях военного совета. Это как раз были редкие случаи, когда генерала вообще можно было там застать.       А вещи собрать и правда стоило, учитывая, что за время пребывания в Малом дворце их накопилось немало, и сюда перекочевала приличная часть. Гришей содержали очень и очень хорошо. В дорожную сумку полетели самые необходимые вещи, а в другую то, что останется здесь — тащить абсолютно все не представлялось возможным. На последнем совете говорили, что двигаться будут быстро, почти не делая остановок.       Стоящего у входа Дарклинга Алина заметила не сразу, думая, что тот давно ушёл решать очередные вопросы. Она как раз застыла с собранной сумкой и альбомом с рисунками в руках, решая, как лучше поступить дальше. В соседней чёрной палатке валялась куча ее вещей. — Твою палатку уберут последней, верно?       Он кивнул, видимо пытаясь понять, что она собиралась делать с этой информацией. Алина хитро прищурилась, бросая в Дарклинга увесистую сумку с вещами. Вздёрнутая бровь не предвещала бы любому другому человеку ничего хорошего, но она была Заклинательницей Солнца и брала от этого положения всё. — Кое-какие вещи остались в твоей палатке, — пояснила она, весело щурясь, выходя наружу и пропуская собеседника. — Но дело в том, что я не помню, какие именно. Придётся тащить обе сумки и решать, что я возьму с собой.       Наверное, нагруженный двумя сумками Дарклинг смотрелся неестественно, но Алине от этого было невероятно весело. Кто бы ещё в здравом уме решился сделать из него грузовую лошадь?       Играть с ним было заманчиво и опасно, о чем она часто забывала. И чрезмерно заигрывалась.       Стоило ему лишь пересечь границу снега и палатки, а тёмной ткани скрыть их от любопытный глаз, ее сумки стремительно полетели на пол, только альбом из ее рук почти бережно переместился на столик, а сам Дарклинг навис над ней зловещей тенью. Камин давно затушили, а другие источники света убрали, так что они оказались почти в полной темноте, не считая редких проникающих солнечных лучей.       Он поцеловал её резко, почти больно сжимая талию и перекрывая доступ к кислороду. Алина моментально почувствовала зов, вечного спутника их прикосновений, и установившую связь, по которой чувствовала то же, что и Дарклинг, с удивлением отмечая, что тот скучал. Или как иначе описать то чувство, когда наконец-то получаешь то, чего хотел, а в груди от этого разливается тепло?       Она улыбнулась сквозь поцелуй. «Беда вожделения в том, что оно делает нас слабыми».       Кажется, именно так он говорил? — Это совершенно не смешно, Алина.       Дарклинг хмурился, сведя вместе брови, что с растрёпанными ею волосами смотрелось невероятно комично и обаятельно. В её руках возникло маленькое солнце, зависшее над их головами. Вместе со светом пропала не только тьма, но и хмурость Дарклинга, а последние складки Алина сама распрямила, закрепив для верности поцелуем.       Такое поведение было неправильным. Ей бы избегать его и ждать решения относительно доверия, а не отвечать на поцелуи. Но если он выберет не ее, то заклинательнице Солнца останется лишь бежать от заклинателя теней без оглядки. И получится, что этот их поцелуй может стать последним.       Возле палатки послышался шум приближающихся людей, и заклинатели стремительно разошлись, наспех приводя себя в относительный порядок. Почти в последний момент Алина успела аккуратно зачесать волосы Дарклинга и непринуждённо сказать: — Я оставлю свой альбом у тебя, хорошо? Вещи генерала явно будут перевозить с большей осторожностью.