***
Вылазка на очередную заброшенную базу Гидры должна была стать очередной спокойной и скучной до зубовного скрежета миссией по сбору информации. Войти, зачистить компьютеры и архив, выйти, уничтожить. За последние годы Сэм и Баки настолько отточили схему, что действуют не сговариваясь. Только вот в этот раз всё идёт не по плану, когда Баки отключает систему безопасности базы. — Доброе утро, сержант Барнс. — гулко разносится по базе голос доктора Золы. Баки всаживает в динамик две пули прежде, чем Сэм выдыхает изумленное «Ох!». — Я тоже рад вас видеть, — продолжает Зола. Теперь его лицо на всех экранах и звучит отовсюду: дробится, отражается, пробирает до костей. — Бак, — зовёт Сэм, но напарник не слышит, он продолжает планомерно уничтожать технику. Баки слишком зол, но всё же мысль о том, что никто не должен был знать о приходе Меча, вспышкой врезается в сознание. — Сэм, назад! — рявкает он, выталкивая Капитана Америку из комнаты, но слишком поздно: хоть и на излете, но их задевает распыленный с потолка порошок. Барнс вытаскивает Уилсона на улицу за долю секунды до того, как здание складывается вовнутрь. Оба кашляют, но живы.***
— Мне нужно домой, — хрипит Баки после санобработки на базе. Он не может усидеть на месте, на душе мерзко и беспокойно, и хочется разодрать себе грудную клетку, чтобы стало легче дышать. Это не последствия яда Гидры, только ядовитое присутствие Золы в его голове. — Простите, мальчики, но вы на карантине. — Хилл хладнокровно стучит по планшету по ту сторону прозрачного барьера. — Пока наши умники не узнают, чем вам припудрили носики, остаётесь здесь. Сэм хлопает Барнса по плечу. — Всего пара дней, Бак. Устроим марафон «Звёздных войн». Баки знает, что следующая ночь будет «плохая», поэтому не спит уже больше семидесяти часов. Тоненький голос Золы в голове не получается заглушить ни телевизору, ни музыке, ни Сэму. Барнс перестаёт пытаться, уходит в отведенную ему комнату, садится на кровать. — Тебя нет, — шепчет он в темноту. — Я всегда с вами, мистер Барнс. Как частичка Создателя есть в каждом человеке, так и частичка меня жива, пока живо моё творение. Баки не знает точно: память это или выдумка потрепанного мозга. Знает только, что от Золы нужно избавится. Тянется к своим вещам, сложенным в углу. Между крупнокалиберным пистолетом и телефоном нерешительно выбирает телефон. — Джеймс? — Раздаётся в трубке взволнованный голос Земо. Баки понимает, что совсем не подумал про разницу в часовых поясах. Или что барон может быть на очередной таинственной вылазке. Занят. Не один. — Джеймс, что-то случилось? — Ты не занят? — хрипит Баки в трубку. — Нет. — Барнс слышит как барон садится в постели, как включает ночник. — Расскажи мне что-нибудь, — просит Баки, закрывая глаза. — Оу... Хм… Когда мне было восемь отец отвёз меня на ярмарку, огромную, сверкающую, как в рождественских фильмах… Баки зажмуривается до пятен перед глазами, старательно представляет: растрепанный от сна Гельмут, тонкие губы в грустной усмешке, бордовая пижама, синее покрывало на огромной кровати, неяркий свет ночника. Когда через пару часов Сэм заглядывает проверить напарника, тот спит, свернувшись поверх одеяла. В живой руке Баки сжимает погасший телефон.