ПЕРЕДАЙ ДРУГОМУ

      «Раненое животное протаптывает красные тропки», так говорили охотники в Джерме. Снежных поговорок и присказок про смерть в стране было несколько сотен, потому что большую часть года лес и горы покрывал снег. Санджи же вспомнил об этой поговорке, когда заметил такой след за собой, впитывающийся темными каплями в пыльный коридорный ковер. Он в ужасе зажал рукой вспоротое осколками плечо, но ладонь быстро наполнилась кровью. Пришлось сорвать со лба повязку и туго затянуть плечо, почти до онемения, чтобы не истечь кровью раньше времени и не выдать себя.       Он долго жался по темным нишам, зная, что укромнее всего будет на нижних ярусах, но не решаясь сам приблизиться к темнице еще хоть на метр. В каждом коридоре, в каждом пролете чудились ему шаркающие медленные шаги Плевка, идущего за ним, как ищейка за раненой дичью. Он обмазал кровью ручку двери на кухне, но знал, что это мало кого в замке обманет.       Лихорадка, голод, потеря крови и отравление левитом — Санджи упустил свои несколько часов до слома организма, не успел завершить миссию. И теперь его мозг туманился в безумии болезни, только навсегда напуганное тело продолжало прятаться, движимое неискоренимым страхом и фантомным шарканьем шагов Плевка.       Он слышал перекатами эха, как отдавал приказы Джадж, солдаты рассказали о его ночевке с ними. Джадж хмыкнул: так ошибка знает о правилах перемещения между мирами, значит, есть и другие способы странствия. И Санджи понял, что он не может попасться, он должен убить себя, если его схватят. Иначе несколько снадобий Рэйджу развяжут ему язык и выпустят монстра из погибающей Джермы в огромный мир. А многие миры не выдержат напора Джаджа и падут.       Нет, если это зависит от Санджи, он запечатает Джаджа здесь — вместе с убитой им Джермой. Вот только что-то пока не отпускало его. Где-то там, внутри королевского крыла сиял, если закрыть глаза и сосредоточиться, мерным светом белый меч Вадо. Самый важный меч в мире, Санджи плохо помнил, почему.       Но не мог покинуть замок без катаны, как не мог и двинуться с места, весь дрожащий и скрючившийся от лихорадки в самой глубокой узкой нише из-под оружия.       Ему нужно затаиться, ему нужно перевести дух и дать крови остановиться…       Он сам поймал себя в ловушку, как падают в овраги и больше никогда не могут выбраться оленята с перебитой ногой.       В тесной нише из холодного камня, в одном из коридоров, ведущих к винному погребу, негде было повернуться. Руки и ноги застывали, потеря крови делала его сонным, как засыпающий в земле на зиму жук. «Придет весна, и я очнусь», — спутано думал Санджи, не осознавая, что погибает. Но разрывающий легкие жаркий кашель, который нужно было постоянно сдерживать, не позволял ему поддаться медленной неге угасания. По бокам его леденил камень, изнутри его пекло воспаление. Так прошли сутки, и с каждым часом Санджи все сильнее рисковал полностью погрузиться в бред и выдать себя.       Джадж был разъярен, обыскивал замок и остров еще раз, кричал, что даст огромную награду любому горожанину, кто сдаст «сбежавшего Принца». Детская привычка виртуозно прятаться спасла Санджи.       Он лежал на боку в высоко прорубленной нише, забывший, зачем он здесь. Наверное, он появился на свет, чтобы заполнить эту пустоту в огромном холодном замке, врасти в будто специально сделанную под размер дыру. Его труп станет частью стены, все эти стены построены из тысяч трупов… А по ночам Плевок ходит вдоль них нескончаемой шаркающей походкой и любовно проводит пальцем. И когда Санджи умрет и станет частью стены, он не будет свободен от Плевка, тот тоже будет касаться его жесткими чужими пальцами, снова как в юности в темнице.       Шаркающая походка не затихала в ушах больше ни в полубодрствовании, ни в полудреме. Следовала за угасающим сознанием Санджи, и она же — заставляла его сдерживать кашель. Он не мог сказать — настоящий ли Плевок вновь ищет его по замку, или это снова фантом. Потому и не сразу понял, что Плевок смотрит на него.       Плевок замер, вдруг столкнувшись глазами с серым и холодным, почти ставшим частью стены Санджи. Наткнулся на него случайно, когда пошел за выпивкой, хотя прочесывал этот тупик уже четыре раза. Заметить Санджи в этой горизонтальной нише можно было только случайно или по пьяни.       А Плевок был пьян. Он молча долго смотрел в расширившиеся от страха глаза умирающего Санджи, тот раскрыл сухие губы, но даже не мог закричать от ужаса. Просто смотрел на свою погибель, как кролик на удава.       Плевок безразлично поднял к губам мутную бутылку, от него разносился запах настойки из зимней ягоды — самого омерзительного напитка в мире. Его дыхание, пропахшее спиртом и зимней ягодой, преследовало Санджи с новой силой в кошмарах уже почти год, после того, как он сунулся в горы в поисках Джек. Время не стерло Плевка из его души, даже Зоро не смог.       Пока Плевок делал размеренный глоток, бутылка скрыла на секунду его уродливое родимое пятно. «Ох, я же потерял нож при стычке с Джаджем. Я не могу ни драться, ни убить себя», — вдруг понял Санджи, и это повергло его сознание в ужас. Он опять упустил момент убить себя! И теперь Плевок снова разложит его на холодный камень, а ведь Санджи мог умереть так, чтобы последним, кто овладевал им, остался Зоро. Это была бы лучшая смерть.       Плевок продолжал смотреть на него помутненным от выпивки взглядом, и Санджи лежал на боку и пытался остановить дыхание силой мысли. — Мы все здесь умрем, — сказал вдруг Плевок, по спине Санджи пробежал озноб — голос Плевка точный до полутонов, каким запомнил его Санджи. Куда материальнее кошмаров. — Каждый умрет, даже он, — и Санджи понял, что Плевок почему-то говорит о Короле. — Почему я должен помогать убивать еще скорее? Он желает, чтобы я находил и приближал смерть, которая все равно настанет.       Санджи плохо понимал, что говорит Плевок. Ему казалось, что из его рта должны вылетать только насмешки издевательства, все остальное едва продиралось белым шумом. Тот снова отхлебнул, обливаясь из бутылки. — Это как просто служить смерти. Но я не выбирал этого. Нет смысла убивать того, кто и сам скоро умрет. Нет смысла помогать убивать. Все мы уже мертвецы, просто ждем своей очереди, — Плевок поднял бутылку на уровень глаз, словно предлагая тост в честь этого, отхлебнул еще и внимательно посмотрел на скукожившегося Санджи и… неспешно двинулся дальше по коридору.       Не поднимая тревоги и даже не коснувшись Санджи. Он оставил его умирать самого по себе.       Санджи вытаращил глаза как единственное, что еще не окоченело, и чем он мог пользоваться. Плевок отпустил его. Только что кошмар двух миров не просто не тронул, но помиловал его. Ни унижения, ни безразличия, ни запаха дешевого пойла из чужого рта. Разве это возможно, разве Плевок — не единый ужас на все-все-все миры, чтобы преследовать и мучить Санджи?       Но шаркающая походка удалялась, и встреча с ее обладателем не стала концом. Мутная ледяная корка, затявнушая сознание Санджи, скрипнула и пошла трещинами от такого шока. Неожиданно разум Санджи вынырнул через эту трещину из ледяной тьмы, и его сознание прояснилось. — Он… — прошептал Санджи. Кошмар всей его жизни уходил прочь, и ему не было никакого дела до Санджи. Он не ошибся, он видел Санджи, просто это был уже другой Плевок. А тот единственный, кого стоило бояться, давно мертв.       Санджи вывалился из ниши мешком, хрустнуло что-то при падении, но ему было плевать. В этом мире нет его кошмаров, хватит быть идиотом! Местная тьма явно нацелилась на ПолЗоро.       Он побежал по коридору, но на самом деле быстро шел, то и дело припадая к стене и цепляясь за нее ногтями. Шаги Плевка удалялись, и теперь он не скрывался от них, он заставлял себя идти хотя бы с такой же скоростью, не упускать их слишком далеко. Они были его путеводной звездой. Давай же, слабак, давай.       Кашель красной птицей рвался наружу, Санджи знал, долго его не удержать. Потому нужно успеть, нужно доползти.       Джадж снова был в городе на обысках с солдатами, счел Санджи давно сбежавшим наружу. Потому Санджи пошел в королевские покои через главный зал, через центральную лестницу — нагло и отчаянно.       Ступени дались с трудом, Санджи то и дело припадал на колено от усталости. Но не было больше никаких видений о Зоро, о днях в Катана-Джерме, было только сейчас и этот замок. И комната Ниджи.       Катана лежала здесь, она сразу бросилась в глаза на фоне привычной обстановки. Белая, будто и правда светилась в сумрачном освещении — Санджи даже не знал, который час.       Он схватил катану с подставки и обнял ее обеими руками, как человека. Прижался щекой, думая о том, как часто касалась ее рука Зоро. И как много она для него значит. Он стоял, мерно раскачиваясь и прижимаясь к катане всем телом. — Продолжать поиски даже во время бури, — громогласный голос выдернул Санджи из забытья. Джадж вернулся! Санджи торопливо кинулся к дверям, остановился — с его слабостью ему не успеть спрятаться. Что делать? Затаиться и молить, чтобы Джадж с чего-то не решил обойти комнаты сыновей? И что он будет делать, если Джадж вдруг зайдет?       Руки плотнее сжались на катане, но Санджи горько усмехнулся — в таком состоянии он даже поднять ее над головой как следует не сможет. Он заметался по комнате, ноги запутались между собой, и Санджи упал на пол, роняя катану. — Вы слышали удар? — тут же спросил Джадж. Санджи в панике нащупал перед собой катану, загреб ее под себя и затих: он лежал и смотрел под кровать Ниджи, под которой разверзалась темнота трупоебной дырки.       Неспешные грузные шаги, лестница ведет в королевские покои, и теперь Джадж точно обыщет каждую комнату.       «Местным кошмарам нет до меня дела», — прошептал сам себе Санджи и нырнул в трупоебную дырку. В этот раз нельзя было точно сказать, чьи кости хрустели при падении — его или те, что усыпали дно ямы, жертв Ниджи. Санджи со страхом приоткрыл глаз, он боялся увидеть оторванную руку Зоро. Но кости были белыми и чистыми, спасибо крысам, и нельзя было опознать ничьих конечностей.       В дыре вообще неожиданно оказалось не так много костей и трухи, быть может потому, что яма уходила под углом вниз, и оттуда тянуло сыростью. Точнее — морем.       Санджи поспешил ползти туда на трех конечностях, все так же прижимая катану к себе одной рукой. Ее воображаемое свечение отгоняло Тьму.        Вторая рука расчищала путь от костей и паутины, в какой-то момент легла на гладкий небольшой череп. Санджи вздрогнул, он знал из книжек, что у девушек черепа не очень большие, пусть это будет не Козетта, пожалуйста, пусть это будет не она. — Прости, прости, я не могу похоронить тебя, — он отбросил череп, чтобы не останавливаться ни на секунду. Если путь ведет к морю, если на улице опять буря, через которую не видно ни зги, если в конце пути его не ждет металлическая решетка на цепи…       ПолЗоро сидел на крыльце своей лачуги, знобливо закутавшись в попону. Утро в Джерме после бури впервые за несколько месяцев выдалось чистым и ясным — никаких серых снежных туч, небо голубое, как глаза Завитушки.       Ободранный истощавший Санджи вбежал во двор и замер, все так же прижимая катану к груди грязными руками с изломанными ногтями. Вся одежда его была в паутине липком левитовом песке, нужно было ползти, чтобы тебя не заметили солдаты. — Я принес! — выпалил он и замер, не получив от ПолЗоро никакой ответной реакции. Тот сидел, скорчившись под попоной, и придерживал ее края, чтобы не сползала с плеч. — ПолЗоро?       Сердце Санджи замерло, как всегда перед чем-то неотвратимо трагическим, но он постарался прогнать это чувство. Прекрати, немедленно перестань! Санджи осторожно приблизился к ПолЗоро, обнимая катану, и склонился к его лицу. Стала заметна крупная испарина на лбу. Отравление левитом? Нужно проверить белки, тогда они будут покрасневшими. — ПолЗоро, ты голоден? Потерпи, я обязательно найду… — одной рукой он все же коснулся его лба и чуть не отдернул ладонь. Лоб был обжигающе горячим, а при касании по всему телу ПолЗоро прошла крупная дрожь. — Что с тобой, ты ведь не сидел здесь во время бури?! — почти прокричал Санджи, забывая, что солдаты ищут его по всему городу. — Надоеда, что ты… — Зоро открыл глаза, стараясь сфокусировать взгляд. Белки его уставших глаз были белыми, а губы сухими, но не посиневшими. Это не левит. — Катана! Я достал твою катану, вот! — с паническими нотками протянул Санджи катану, как протягивают лучшие игрушки умирающему ребенку в надежде, что тот обрадуется и пойдет на поправку. — О чем ты? Откуда?! — глаза Зоро расширились от удивления. Он попытался было потянуться за катаной и чуть не свалился лицом вперед с крыльца. Санджи успел упереться рукой ему в плечо. — Что с тобой?! — Мне что-то нехорошо, — с трудом пожал плечами ПолЗоро. — Словно изнутри каждую мышцу переворачивает. И так странно, совсем не хочется пить. — Что? — земля уже начала обваливаться под Санджи, но он еще глупо надеялся, прижимал к себе белую катану и молил, молил, молил, чтобы симптомы не совпали. — Уши… Что ты слышишь, ты ведь… — Я… — ПолЗоро пытался очнуться и потер рукой уставшее лицо. — Я слышу тихий зуд, словно он внутри меня. Заразился чем-то новым от тех парней в лодке, наверное. — Нет, — прошептал Санджи, глаза его наполнялись слезами. — Откуда знаешь, что нет, — Зоро с трудом поднял взгляд. — Нет, нет, — зашептал Санджи, — пожалуйста, нет.       Он припал на колени на ступень ниже Зоро на коротком крыльце, уставился ему с отчаяниям в лицо. — Скажи, ты ведь видишь все вещи, как обычно? Они не кажутся тебе темнее и краснее, чем нужно?! — О чем ты говоришь, Надоеда. Просто сегодня яркий закат… — мотнул головой ПолЗоро и его взгляд зацепился за катану. — Что они сделали с Вадо? Почему он выглядит таким розовым?       Санджи запрокинул голову в небо и безумно отчаянно рассмеялся. Пронзительно синее небо глядело на него взглядом Завитушки.       Из всех шуток эта была самой жестокой в его жизни. Потому что Санджи сам виноват в гибели ПолЗоро.       Мир отторгал мечника. Санджи знал все эти симптомы по себе. Мир уже пытался отторгнуть его в Катана-Джерме, а недавно он обновил впечатления при адаптации здесь. Но то, что мир отторгал ПолЗоро сейчас, означало лишь одно: местному Зоро суждено было умереть здесь, вместе с угасающей Джермой, от голода и воспаления в левитной пыли.       В ту ночь, когда Санджи наткнулся на него в тесном рыбацком дворике, воспаление в его ране должно было стать необратимым. Голод и отравленная пыль не дали бы его организму бороться, и, медленно истончаясь, как свеча, практически не способный бороться за жизнь, Ророноа Зоро этого мира умер бы от заражения и голода на жесткой кровати вчера. Или сегодня. В общем, когда-то сейчас.       Его лоб уже был горячим, когда Санджи уходил, а тот как идиот умилялся, что ПолЗоро теплый, как Зоро. Мир уже тогда отторгал его! Робин говорила, что все заканчивается за три дня, а Санджи не было больше суток…       Он с безумным хохотом рванул себя за волосы, когда осознал главное: Зоро умирает из-за его ошибки.       Если бы Санджи сначала адаптировался в этом мире и стал бы «местным», а потом стал бы спасать Зоро, то этого бы не случилось. Он был бы просто одним из горожан, подсобившим чужестранцу.       Но в момент ключевого спасения и обработки раны Санджи был чужеродным пришельцем, не имеющим права вносить коррективы ни в чью судьбу. Вот почему все Зоро на Ковчеге всегда забирали Завитушек с собой. Они не могли спасти их, потому что были чуждыми миру и не могли изменить навсегда предначертанный ход вещей. Мир избавился бы от Завитушек, если бы те остались.       И этот мир не оказался снисходителен к ошибке Санджи. Он не отменил своих планов — сегодня Ророноа Зоро предначертано умереть от болезни и одиночества на отравленной Джерме. — Эй, Надоеда, ты чего… что с твоей рукой… — ПолЗоро зашевелился под попоной. Санджи быстро вытер слезы окровавленным рукавом и взял в ладони лицо ослабшего ПолЗоро. Неужели он достал Вадо, чтобы положить катану на могилу хозяина? — Зоро, — выдавил он сквозь слезы, чертовы предатели опять начали сочиться из глаз. — Это моя ошибка. Я не смог спасти тебя. Я не могу вернуть свой долг. Если бы я был умнее… если бы не моя ошибка…       ПолЗоро мог бы стать лучшим мечником в мире, если бы Санджи не подвел его. — О чем ты? — прохрипел ослабший ПолЗоро он не смог вырваться из чужих ладоней и воззрился наконец прямо на него. Вдруг выражение его лица начало меняться — глаза широко распахнулись, губы скривились в гневной гримасе. — Ты?! Эта бровь! — А? — хлюпнул носом Санджи. Он и позабыл, что на голове больше нет повязки. — Думаешь, я не узнаю одного из вас, ублюдков?! — Зоро боднул его, сталкивая с крыльца. — Скрыл бровь и потешался надо мной, Винсмоук?!       Взгляд Зоро упал на лежащую рядом на ступенях катану. — Вот как ты ее достал! Просто сбегал домой, чтобы и дальше втираться мне в доверие?! Что вы задумали?! Считаешь, это забавно?! Вы так с твоими ублюдочными братьями развлекаетесь?! Я должен был понять по имени! — Нет, я… — лепетал Санджи. Разве имело сейчас значение, кто он, когда мир убивал Зоро, и Санджи не знал, как же его спасти. — Поверь мне… — Тебе?! — взревел Зоро. — Таскался за мной, пролез в мой дом, как таракан! Я должен был понять, почему ты такой упрямый! Черт, левит… я должен был понять, откуда у тебя левит! Хорошо повеселился?! Скажи, забавно было видеть, как я ничтожен без руки?! Насмехаться надо мной?!       ПолЗоро ринулся вперед, как бык на корриде. У него не было особо сил, и он боднул лбом Санджи в грудь. Слабый, как последний колосок в поле, Санджи тут же повалился на спину под таким же слабым толчком.       ПолЗоро навалился сверху, горячий и трясущийся от озноба, его последние жизненные силы уходили на всепоглощающую ярость. — Как смел ты касаться Вадо ради своей потехи, Винсмоук?!       Зоро ударил сначала без размаха, кулаком в лицо, но сил не было, и удар получился хилым, почти не ранившим Санджи. Тогда он высоко поднял руку, опуская ее на лицо такого же истощенного и отравленного противника, как он сам. За счет веса на этот раз рука кое-как врезалась в лицо обманщика, пролезшего ему в дом, почти забравшегося под кожу, когда он был слаб и уязвим. — Забавно?! Спать у меня под боком?! Было забавно утешать меня, когда это вы оторвали мою руку?! Забрали мою катану?!       Еще удар, Санджи едва пришел в себя от удара о землю и выставил перед собой руки, силясь спастись от сыпавшихся на его лицо ударов. — Нет, ПолЗоро, это ошибка… Ошибка, ошибка, ошибка, — вторил он, как заведенный. Если бы разум Зоро не затмевала ярость, он бы услышал всхлипывания и отчаяние в голосе. — Прости, я не смог спасти тебя… Ошибка… — Я говорил, как теперь ничтожен, а ты насмехался надо мной! — голова Зоро кружилась от жара и слабости, ему пришлось наклониться над предателем, чтобы не свалиться с него на землю. Тот вяло вырывался, не в силах выбраться из-под веса мечника. Слабый удар — тот слабо подставил блок локтем, попытался слабо оттолкнуть покачивающееся обессиленное тело над ним, но не смог.       Еле живые и оголодавшие, как тощие брошенные котята, они на последнем издыхании пихались в левитной пыли после ночной бури. ПолЗоро держался на ненависти, Санджи — на вине и отчаянии. — Нет, прекрати, ты болен, — Винсмоук слабо отбивался, ударяя по его груди кулаками. Из-за болезни его лицо казалось Зоро красноватым, а чертова завитая бровь зловещей. Зоро сам не понял, как уже держал в руках Вадо, сползшую со ступеней на землю.       Он занес ее в ножнах над Винсмоуком, чтобы ударить точнее, концом прямо в зубы. Тот испуганно вскинул и перехватил запястье единственной руки Зоро обеими руками. Рукава Винсмоука были в крови, на плече растекалось пятно от открывшейся заново раны, но Зоро все равно ощущал в руке Винсмоука диссонирующую с его слабым телом крепость, словно внутри руки был металл.       Чертовы монстры из Джермы.       Зоро навалился грузнее, силясь сломить сопротивление и всадить в рожу этого предателя ножны Вадо. А потом рвать зубами, пока силы окончательно не покинут его. Предатель шептал: — Это я виноват, это я…       И да, Зоро прекрасно знал, что этот Винсмоук был виноват, решив потешить себя такими играми и втереться в доверие к Зоро. Он обнажил зубы в угрожающем оскале, чувствуя, как его руки трясутся от напряжения, и что скоро силы покинут его. Навалился… и к его торжеству грязные перепачканные в паутине и крови руки дрогнули и прогнулись под ним, ножны почти коснулись лица ублюдка. — Даже касаться его не смей! — в ухо Зоро прилетел рык, равный по силе оплеухе.       А потом сильнейший ломающий ребра удар в бок отбросил его в сторону, заставил пропахать левитную пыль до самой стены дома. Зоро перекувыркнулся через себя, ободрав бок, но тут же поднял голову. Винсмоуки повылазили из своих нор, откуда тайно потешались над ним? Но он не отдаст свою жизнь так просто, он умрет, сражаясь…       Зоро поднял ободранное о мелкие камни лицо. В заливавшем мир красном свете, рядом с валявшимся на земле Винсмоуком, стоял он сам.