Virtuoso.

Прекрасного скрипача пришлось подождать. Он аккуратно протёр чистой тряпочкой деревянную часть смычка, называемую трость, и аккуратно уложил эту часть инструмента в чехол. Он почти не касался тонкого волоса, который на самом деле легко порвать. Томас видел пару раз, как волос на смычке распускался прямо посреди концерта. Не будь он музыкантом, стал бы смеяться с остальным залом, но Раджи примерно понимал эту боль. У него самого не раз рвались струны, хлёстко ударяли по щекам или рукам. Поэтому в аккуратности Итана не было ничего удивительного, кроме того, что он действительно нежно вёл себя с инструментом, будто скрипка запоминала всё, что с ней происходит. — Если ты будешь складываться быстрее, скрипка на тебя не обидится. — Томасу постепенно надоедало ждать, но вот замки чехла наконец-то щёлкнули. — С чего ты взял, что не обидится? Инструменты у...аст. — Итан почти подавился этим словом, пока Томас не перебил его. — Расстраиваются. — Да, точно так. —поправляя и раскидывая по спине свои длинные волосы, Торкио был полностью серьёзен, даже нахмурился, смотря на гитариста. Его смешки не укрылись от абсолютного слуха. — Тебе говорил преподаватель по специальности, что не человек выбирает инструмент, а инструмент человека? — Что-то такое слышал в музыкальной школе. Как в Гарри Поттере что-ли? — настойчивость музыканта немного смутила. Томас чувствовал себя дураком, будто вовсе не понимает искусство, которым занимается много лет, а Итан видит и слышит шире. Может, так и было на самом деле. — Вот смотри, ты покупал гитару, но подобрал её себе не с первого раза, верно? — Раджи положительного покачал головой, открывая дверь актового зала. — Верно. Я тоже подбирал инструменты, а не брал сразу. Они нас выбирают, понимаешь, Томас? — а Томас немного опешил от таких выводов, смотря себе под ноги и пересчитывая разноцветные плитки, будто пытаясь сосредоточиться. — Но делают же инструменты на заказ? — Любой инструмент нужно разыгрывать где-то год. Он привыкает к тебе, подстраивается. Это сложно принять, но это так. — действительно горевший этой темой Итан совсем забыл, как подбирал слова минут десять назад. Он столько раз произнёс ненавистную букву, чтобы донести свои идеи новому знакомому. Томас был очарован всем в этом парне: его идеями, мыслями, тихим картавым голосом, отражавшимся эхом в пустом коридоре. Кажется, кроме пары преподавателей, парни остались в стенах института одни, поэтому поспешили его покинуть. Солнце только начинало заходить, но высокие фонари уже освещали вечерний Рим. Вокруг института было достаточно много исторических зданий, хотя, скорее это академия. Просто студенты звали это место так, между собой. Яркая подсветка многих зданий отбрасывала по несколько теней на тротуар, выложенный плиткой, между ухоженных деревьев бегал ветер, подхватывая за собой и волосы Итана. Тот жмурился, а Томас смеялся, убирая усы с его губ. Только вот гитарист замер, замечая на себе такой хмурый взгляд, что было сложно поверить — это Итан так смотрит. — Можешь отодвинуть ладонь с моей щеки? — брови снова приподнялись, вернулся прежний талантливый музыкант и тихо посмеялся, снова аккуратно подбирая слова. Раджи невольно заулыбался и вовсе не заметил, как его рука и вправду соскользнула на щеку парня. — Чёрт, извини, засмотрелся. — прибрав волосы Торкио, гитарист убрал от него руку. — А ты вообще стрижешься? Волосы такие... — Длинные для мужчины? Я знаю, но не хочу ничего менять. — Итан уложил волосы получше, как ему было нужно, но игривый ветер отступать не спешил. Каштановые пряди развивались, а у Томаса так и чесался язык ляпнуть, что это Торкио не подиум. Но гитарист соврёт, если скажет, что этот вид его не впечатляет. Огни засыпающего Рима, классическая музыка, красивый парень. Всё это больше напоминало свидание, чем прогулку новых знакомых до кофейни. Томас хотел думать, что всё это только начало. Он никогда не видел таких людей, как Итан. Гитарист проникся и вряд ли сможет прогнать мысли об этом...скрипаче? Пианисте? Виртуозе. Уже на закате парни подошли к кофейне. Толпы в ней не было, но и найти свободный столик оказалось трудной задачей, подростки и студенты после дневной суматохи собирались здесь, чтобы хотя бы немного отдохнуть, выпустить стресс из тела в процессе буйства разговоров. Голоса переплетались один за другим, кто-то звонко смеялся, парень у кассы подавился слишком горячим кофе, а Итана такая обстановка пугала. Томас заметил это, только когда на его запястье легли два пальца. Это не цепкая паническая хватка, просто Торкио нужно было соприкасаться с кем-то знакомым, и гитарист позволил это сделать. Он ощущал, как чужие пальцы медленно потаптывают его кожу, выбирая определенное положение. Итан выискивал пульсирующую артерию, немного надавливая на кожу Раджи в нужном месте. Губы музыканта едва шевелились, но он чётко и тихо считал слух, пока парни не продвинулись в очереди. — Ты волнуешься? У тебя пульс скачет. — Томас, отводя взгляд от меню, обернулся к парню. — Зачем ты высчитывал мой пульс? — Привычка. — только вот Итан пересекаться взглядами, кажется, не хотел. Он медленно опустил руку, проводя пальцами по чужой ладони, и задрал голову, чтобы оглядеть яркие вывески. — Стоило ещё в академии сказать, что я не пью кофе, да? — виноватые глаза смотрели на Томаса так, что злиться было невозможно. Тем более, парень и не собирался сбивать своё приподнятое настроение из-за подобной мелочи. — Тут есть чай, выпечка, будешь? — Итан виновато улыбнулся и кивнул, тут же убирая выбившиеся локоны за уши. Только вот он тут же принялся скидывать их обратно на лицо, будто чего-то стеснялся. Или это была обычная привычка. — Я пока найду столик. — в руку Раджи легли деньги за чай, но Итан не назвал, чего он именно хочет. Докричаться до него через очередь и людской гул было невозможно, потерять место тоже не хотелось. Поэтому Томас решил взять и чёрный, и зелёный за свои деньги. — Эспрессо, чёрный и зелёный чай, пожалуйста..без лимона. — быстро положив нужную сумму на стойку, Раджи оглянулся и попытался отыскать музыканта. Он сидел у окна, разглядывая, то-ли сетчатую гирлянду, то-ли собственное отражение. Кончики пальцев невесомо касались щёк, именно их Торкио оглядывал с лёгким раздражением. В глазах мелькало лёгкое отчаяние. Поэтому Итан так старательно скидывал волосы на лицо, он скрывал то, что не нравилось ему самому, хотя Томас считал парня целиком и полностью идеальным. Не бывает таких людей. В руках уже была подставка с тремя стаканчиками. Томас аккуратно петлял возле людей, стараясь не пролить на чью-то голову горячие напитки. Запахи в помещении кофейни терялись, размываясь в один стойкий аромат кофе. Даже вблизи чай не отдавал и лёгким запахом трав. — Я не знал, какой чай ты любишь...— Томас быстро похлопал знакомого по карману и незаметно сунул его деньги обратно. — Поэтому взял и чёрный, и зелёный. Аккуратно приоткрывая крышечки бумажных стаканчиков, Итан глянул на напитки и немного улыбнулся. — Люблю зелёный чай, спасибо. Он успокаивает. — он как-то забавно держал стаканчик. Обеими руками, прижимая к стаканчику только кончики пальцев. Томасу оставалось только немо наблюдать, как музыкант вдыхает тёплый пар, стараясь всё-таки уловил травяной запах, в терпкой кофейной обстановке. — Приятного. — Томас потянулся к своему кофе и аккуратно подул на крепкий горячий напиток. Честно говоря, запах кофеина уже вскружил голову, а пить ещё и практический чёрный эспрессо было бы самоубийством, поэтому Раджи взял другой чай, что стоял на подставке. — Так почему ты не хочешь играть Паганини на отчётнике. — услышав вопрос, Торкио тут же открыл глаза. Нет, он не задумывался, вопрос вовсе не был сложным для него. Скорее, он думал, как преподнести свои мысли Томасу не сплошным потоком, а вполне логичными утверждениями. — Я уже объяснял, что его композиции известны, их много кто исполнял. — Но это не проблема. — Итан отрицательно качнул головой на утверждение гитариста. — Это ещё не всё. — небольшой перерыв говорившего на глоток чая только мучал Томаса. Ему хотелось и дальше слушать необычный ход мыслей музыканта, пытаться понимать его логику. И вот Торкио продолжил. — У Паганини свой характер. Он мне не подходит. Я не смогу исполнить все его эмоциональные истязания. Придать нужный окрас музыке. А вот одному скрипачу с параллельного курса Никколо подходит даже по внешности. Дамьяно Давид, слышал? — эта черта невероятно сильно влюбляла Томаса. В очередной раз Итан терял бдительность, увлеченный своим монологом, и попросту забывал о своей картавости. Забавная, но привлекательная речь только сильнее утягивала Раджи, вовлекала в чужие мысли. — Нет. Имя, как у нарцисса. — Может, я не знаю. Но ему подходит Паганини больше, чем мне. — парень не замечал, что попадалось ему под руку. Стакан с чаем опустел, но Итан принялся за кофе, кажется, совсем забыв, что говорил двадцать минут назад. — Никколо Паганини ведь называют скрипачом дьявола. Не просто так, на самом деле. В его время многое считалось нечистым. — Итан аккуратно покачивал стаканчик, вглядываясь в кофейную черноту. — Алкоголь, блуд, гениальность и талант. Забавно, да? Обычные вещи. — Обычные. — такие рассуждения от лица миловидного парня позабавили Томаса. Ему казалось, что такой человек, как Итан, в жизни то не напивался. Удивляться гитарист тоже не будет, если музыкант откажется совсем невинным. Ну не мог Раджи приписать ему подобные грехи. Совсем никак. — Ещё хорошо сработала реклама, не самая читая. Столько историй выдумано, даже вспомнить не могу... — Итан говорил так, будто он современник тех событий. Знал, анализировал всё, был лично знаком с людьми, биографию которых Томас в своё время не удостоил чести быть прочитанной. — Ну например, что он учился играть на одной струне в тюрьме. На самом, я думаю, это свинство - так обесценивать талант и труды человека. — Итан ненадолго притих, а Томас наклонился к столику и сложил на него локти, желая улавливать каждое слово. — Его отец был садистом, самым настоящим. Ребёнок репетировал по двенадцать часов в день. — Как он не умер, пока был ещё юным? — Вряд-ли бы отец позволил ему что-то с собой сделать. Он же надеялся разбогатеть на сыне, поэтому выкачивал всё из его умений. Свинство. — Свинство... Томас на мгновение растерялся, словил себя на мысли, что ему впервые интересно слушать. Никогда прежде он не интересовался историей музыки, как сейчас. Итан не был нудным лектором, он не читал по скудной презентации, он говорил от себя с чувством того, что ему действительно интересно то, о чём он говорит. Парень получал удовольствие, когда собеседник слушал его, раскрыв рот. Заворожённый взгляд, небольшое расстояние между ними. Томас не хотел прерывать этот контакт, отвлекаться на чьи-то чужие байки и разговоры. Музыканты просто изолировались от шумов вокруг, а насыщенный запах кофе уже не так сильно надоедал. — Итан. — Да? — сделав очередной глоток, Торкио оторвался от стакана. — Ты пьёшь кофе, Итан. Ты же говорил, что тебе нельзя, а он сильно крепкий. — протянув руку, Томас медленно забрал стаканчик из цепких длинных пальцев. — Я и не заметил, увлёкся. Но спасибо. — в руках теперь лежал на стаканчик, а маленький пакетик сахара, который Торкио разорвал по середине и высыпал на язык. — Тебе плохо не будет? — Нет, будет подташнивать немного, но это не убийственно. — Итан увёл взгляд, а Томаса это напрягло. Даже не заглядывая под стол, он чувствовал, как нервно и неконтролируемо музыкант стучал ногой по полу, чуть сотрясая мебель. Раджи замечал, как грудь его собеседника тяжело вздымается, как он вдыхает через разомкнутые губы, будто волновался. — Итан, всё нормально? — гитарист положил руку на предплечье парня, оглядывая Итана с искренним беспокойством. — Да, просто мне действительно не стоит пить кофе. — парень улыбнулся, как бы уверяя, что всё в порядке, но потом тут же перевёл взгляд в окно. На Рим опустился сумрак, разрываемый только тёплым светом домов и витрин уютных магазинчиков вдоль всё ещё живой улицы. За разговорами Томас и не заметил, как в кофейне действительно стихло. Подростки давно покинули заведение, а пару компаний студентов вели себя достаточно тихо. — Надо домой. — тихо произнёс Итан и встал из-за стола, прихватив с собой ещё и ящик со скрипкой. — Тебя проводить? — Томас тут же подорвался следом, поправляя лямки чехла за на плечах. — Нет, спасибо. Пока, Томас. Раджи только что ощутил на себе самую тёплую улыбку, сравнимую с трепетными ощущениями от поцелуя. Парень остался ждать, пока музыкант покинет кофейню, оставив от себя только повисшее в воздухе "Пока, Томас."