В последний раз

      Мераб не знает, что им движет, когда он идет в клуб, чувствуя себя в высшей степени гадко и разбито, согревая в душе слабую надежду на то, что, бросившись в водоворот страстей, сможет наконец забыться, успокоиться, поставить некую точку, которая ведь уже фактически стояла, да вот только мнимо, ведь тогда, когда Иракли уехал, бросив его без единой весточки за столько времени, этот самый клуб в какой-то степени помог, пускай и на мгновение, а потому сейчас Мераб буквально физически ощущает треклятое дежавю, накрывшее его на танцполе. Он пьет, позволяет себя лапать и лапает других, уже не различая лиц с кем-то целуется, пока наконец его не зажимают в кабинке туалета, весьма фривольно притягивая ближе за ягодицы. В полумраке кажется, что девушка, но тогда они поменялись бы ролями, да и ему в бедро не упирался бы стояк внушительных размеров. Какой-то мужик, явно не местный, блондин да еще и с серьгой в ухе. Будь он брюнетом, юноша уже сам стягивал бы с него портки, но этот слишком светлый, слишком непохожий, и ощущение неправильности, совершения катастрофической ошибки не дает сделать шаг вперед. Парень с серьгой, напротив, серьезно и медленно опускается на колени, обхватив пятерней чужой пах. Он расстегивает ширинку Мераба зубами, а в глазах читается столько похоти и желания, что едва ли хватает сил не покориться такому порыву, будучи почти что пьяным вусмерть. Блондин что-то бормочет, похабно облизывает губы, слегка приспуская белье Мераба, а потом совершает то, по сравнению с чем Иракли кажется просто профаном. Губы у незнакомца пухлые, мягкие, а язык юркий, ловкий, отчего Мераб почти сразу теряет контроль, еще больше распаляясь от пошлых стонов, что издавал этот красавчик, стоя перед ним на коленях. Он не позволяет толкнуться слишком глубоко, удерживая партнера за бедра, и одним лишь ртом вытворяет такие вещи, что перед глазами начинают плясать звездочки. Когда Мераб уже был почти готов финишировать, парень живенько поднимается на ноги и недвусмысленно принимается расстегивать ремень на своих джинсах. Заниматься сексом в туалетной кабинке казалось поступком отчаянным, тем более, что в туалет зашел еще кто-то и отливал по-соседству, но музыка в клубе грохотала так, что никто не услышал бы даже если парочка снесла в порыве страсти сливной бачок. Нет, не он, проносится в затуманенном алкоголем сознании, глядя на эти светлые пряди и такие же глаза. Но воспоминания о том, в какую трубу запихнули все его чувства и сердечную боль, заставляют Мераба первым полезть целоваться, притянув к себе за затылок и обхватив пальцами чужой член. Блондин стонет ему в рот, толкнувшись в кулак, и совершает ответную услугу, тоже взяв в ладонь то, что только что ласкал ртом, двигаясь абсолютно синхронно с этим на вид еще совершенно невинным мальчиком, целовавшимся так отчаянно, будто то была схватка не на жизнь, а на смерть. Они доходят до кульминации с нехилой разницей, причем последним финишировал именно иностранец, напоследок совершенно сорвавшись на альт, заглушить который помогла лишь ладонь, зажавшая парню рот. Мераб выходит из клуба опустошенный, с абсолютно глупой головой. Блондин из туалета пробует уговорить его поехать с ним, но юноша на все отказывается, уверенно держа курс домой. Он не замечает, как за ним следует парочка парней в кожаных куртках, даже не ускоряет шаг, когда они задевают, намеренно либо же случайно, мусорный бак, и почти что доходит до знакомого здания, как тут его в спину толкают, и Мераб летит на асфальт, неловко упав на руку. — Вставай, пидорок. Он не успевает увернуться от удара по ребрам, кулак, прилетевший четко в скулу, тоже пропускает. Алкоголь мешает координировать движения в полной мере, как и запомнить лица обидчиков, если то вообще может пригодиться наутро при наилучшем раскладе, и как раз в тот момент, когда Мерабу удается извернуться и заехать ногой одному из нападающих в колено, кто-то третий присоединяется к драке. Его юноша узнает сразу. Двое против двоих кажется куда более справедливым раскладом, и в итоге оба отморозка уходят, один с разбитым носом, другой с, кажется, таким же коленом. Давид бы уложил всех в одиночку, думает про себя Мераб, криво усмехнувшись, и наконец обращает свой взгляд на спасителя, который стоял так рядом, так близко, что можно было лишь чуть-чуть потянуться вперед и уже коснуться его губ своими. — Суки, — цедит Иракли сквозь зубы, неловко коснувшись кровоподтека на скуле юноши, — твари ублюдочные. Из головы вылетают все обиды, злость, гордость, когда Мераб видит, как из чужой разбитой губы течет кровь, течет по его вине, и все душевные переживания тотчас отражаются на его собственном лице, озарив лик ореолом нежности и признательности, на которые мог быть способен только влюбленный человек. Тоже можно было прочесть и в глазах юноши, где безграничная благодарность и забота смешались в единое целое, отчего Иракли замирает, подобно статуе, завороженный и смущенный. Он не знал, как поступить. Он даже не знал, что сказать. Они так и стояли какое-то время друг напротив друга, нерешительные, испуганные, сомневающиеся, пока ситуацию не спасло дурное — Мераб потянулся ушибленной рукой к лицу Иракли, тотчас скривившись от резкой боли. — Твою мать! Мне же танцевать послезавтра… — Поехали в больницу? — Не поеду я ни в какую больницу! — Возмущенно восклицает Мераб, принявшись ощупывать руку от запястья до плеча. — Нормально все. — Дай посмотреть. — Зачем? — Дай посмотреть! — Говорю же, нормально все! Иракли фактически загоняет юношу в угол, у спуска в подвал, схватив за ворот куртки и удерживая на месте, на что тот отвечает яростным толчком в грудь, грозившимся перерасти в новую драку, пока наконец Мераба не прижимают к стене, грудью к груди, лицом к лицу. Ему снова хочется бежать, скрыться в своей съемной квартире и не вылезать оттуда до следующего рабочего дня, а лучше целую вечность, но вместе с тем приходит и осознание того, что еще одного шанса объясниться может вовсе не быть. — Слушай, я… Когда губ юноши касается чужой палец, призывая к молчанию, вначале кажется, что этот самый шанс благополучно потерян, но это ощущение быстро проходит, стоило Иракли оказывается еще ближе, обхватив лицо Мераба ладонями. В его глазах слишком много эмоций, слов, которые никогда не будут высказанными, и сожаления, а потому первым порывом является просто обнять его, утешить, успокоить, будто это его только что едва не избили у подъезда, однако не объятия являлись тем, чего жажадало чужое сердце. Иракли поддается вперед, целуя в резком, пылком порыве, и его не смущает даже то, что в небе сверкнула молния, прогремел гром, а вскоре сплошной стеной полил крупный и слишком холодный дождь, не способный все же остудить его пыл. — Я скучал, — шепчет Иракли, уткнувшись носом в шею Мераба, пока его руки скользили по желанному и столь знакомому телу, — очень скучал. — Почему ты ни разу не позвонил? Ответа не следует, а мокрые от дождя губы покрывают дорожкой из поцелуев чувствительную гибкую шею и ту часть груди, которую оголял растянутый ворот футболки. Прикосновения такие горячие и такие жадные, что сопротивляться становилось труднее с каждой минутой. — Пошли ко мне? — Наконец раздается предложение, и Мераб согласно кивает, улыбаясь в чужие губы. Они бегут в квартиру Иракли, под усиливающиеся удары грома в черном ночном небе.

***

      Он прижимает его к двери, едва успев ее затворить, стягивая на ходу с молодого поджарого тела куртку и тотчас припадая губами к острым ключицам. Мераб поддается бедрами вперед, потираясь своим пахом о чужой, испытывая острое, почти неконтролиремое волнение вновь ощутить на себе знакомую тяжесть столь желанного тела. Глаза у Иракли темные от страсти, касания широкими ладонями все хаотичнее; он рывком снимает с себя футболку, спешит избавить от одежды парнера, хотя они еще даже не дошли до спальни. — У тебя был еще кто-то? — Спрашивает Иракли, несколько по-собственнически ухватив юношу за подбородок, подушечкой большого пальца касаясь его нижней губы. — После меня. — Ничего серьезного. — Пожимает плечами Мераб, слегка прикрыв глаза. Блондин у клуба всплыл в памяти лишь на секунду, как и еще один парень год назад, а после него не слишком удачный эксперимент с девушкой, который можно было бы даже не брать в расчет. — У меня давно никого не было. Почти не было вовсе. Иракли улыбается, широко и даже радостно, вновь вовлекая партнера в долгий, полный нежности и страсти поцелуй. Мераб ведет руками по телу молодого мужчины, по каждому изгибу мышц, темным горошинам сосков, спускается до крепких ягодиц, пока они медленно и не совсем удачно плетутся к спальне, улыбаясь друг другу в губы. — Я часто вспоминал ту ночь, — едва слышно шепчет Иракли, игриво лизнув ушную раковину юноши, — думал, как бы могло это быть в другой раз. — И как? Мераб послушно позволяет себя раздеть, то и дело улучая момент, чтобы прикоснуться к чужому телу слегка дрожащими от волнениями руками, и также послушно ждет, пока его партнер полностью обнажится сам. — Я видел в одном кино… — О, могу представить в каком! Мераб счастливо смеется, абсолютно беззаботно, как раньше, когда на него вновь наваливаются всем телом, покрывая поцелуями шею и грудь. Он сдавленно стонет, когда Иракли прикусывает кожу на его ключице, тотчас обведя языком покрасневшее место, и еще крепче прижимает его к себе, будто боясь потерять вновь. — Так все же, что ты там видел? Иракли будто бы смущенно опускает глаза, полные желания и томления, вспомнив тот фильм, который украдкой поздним вечером смотрел втайне от жены на веранде. За одну ночь всего не исполнишь, но на эту идею времени вполне хватало. — Тебе понравится, я думаю. — Скалится он в губы Мерабу, касаясь своим лбом чужого. — Сегодня я тебя никуда не отпущу. Только сегодня, хочется спросить юноше, но страх все испортить так велик, что он проглатывает рвущийся наружу вопрос, лишь улыбнувшись в ответ. Иракли готовит его нарочито долго, вводя пальцы по одному медленно, стараясь затронуть нужную точку внутри при каждом движении, отчего парень в его руках весь изгибается, стонет, царапает ногтями чужую спину, подставляя собственную грудь под жаркие, мокрые поцелуи. Когда они наконец сливаются воедино, окружающий мир на мгновение перестает существовать, и он вновь видит лишь полный страсти взгляд перед собой того, чей образ так и не сумел до конца вытравить из своей головы. Иракли двигается как и тогда, плавно, боясь причинить лишнюю боль, но вдруг замирает и вместо ожидаемого продолжения резко меняет их местами, усадив юношу сверху. — Вот это ты видел в кино? — Издает смешок Мераб, слегка двинув бедрами вперед. — Тебе не нравится? Юноша не отвечает, лишь усмехается лукаво, по-лисьему, уверенее опираясь коленями по бокам партнера, стараясь отыскать нужное положение. Он слегка приподнимает бедра, а потом вновь опускается, стараясь приспособиться, поймать ритм, лишь смутно представляя все ли верно делает и нравится ли это Иракли. Тот же, в свою очередь, лишь крепче сжимает пальцы, что скользили по юношеской талии, и облизывает пересохшие губы, теряя контроль над собой от того, как желанно оказалось то, о чем он долгое время мечтал. Мераб начинает двигаться уверенее, выписывая бедрами круги и опускаясь все чаще, опирается руками в чужую грудь, позволяя буйным кудрям упасть на раскрасневшееся от страсти лицо. Они подходят к пику наслаждения почти одновременно, уже не сдерживая ни стонов, ни криков, что частично глушил рев грома за окном. Мераб почти падает рядом с Иракли рядом, положив голову на его плечо, и запах родного тела успокаивает, убаюкивая и погружая в блаженную дрему, особенно, когда крепкие руки обнимают, прижимая к себе, как когда-то два года назад. — Тебе надо завтра на работу? — Да, к семи. — Так рано? — Ну, я же прораб. Голос Иракли какой-то глухой, совсем тихий, и Мераб, не сдержавшись, тянется к его лицу, мазнув губами по гладкой щеке. — Разбуди меня тоже, хорошо? — Хорошо. Спи. Юноша засыпает быстро, провалившись в глубокий крепкий сон, впервые за долгое время чувствуя себя абсолютно счастливым, в то время как Иракли так и не сомкнул глаз в ту ночь, перебирая на безымянном пальце свое обручальное кольцо…