Regen

      Мягкая трава щекотала босые ступни. В чистом воздухе пахло свежестью. Кроны деревьев создавали приятную изумрудную тень, наполненную лёгкой прохладой. Где-то вдали журчал ручей; в вышине щебетали птицы. На сердце было тепло и радостно, и хотелось кружиться по небольшой поляне и петь, восхваляя красоту этой жизни. Мимо пролетела пара крупных пёстрых бабочек, и они словно танцевали в полёте, кружили, выписывая невидимый, им одним понятный узор. Лёгкий ветерок коснулся лица и шеи, чуть поиграл с волосами и одеждой. Это было так хорошо и так замечательно, что в груди родилось пока ещё не совсем понятное, но уже совершенно точно прекрасное чувство.       Внезапно захотелось сделать глоток воды; то была не жажда, не недостаток питья, а просто спонтанное желание ощутить на языке текучую свежесть. Ноги сами сделали шаг в ту сторону, где звенел лесной ручей, а на лице появилась расслабленная улыбка. Нежные травинки скользнули по сводам стоп. Где-то прямо над головой особенно звонкоголосая птица вывела длинную восторженную трель. Приятное чувство в груди постепенно разрасталось и поднималось выше.       Узкая тропа между стройных деревьев заросла мхом. Упругий и немного влажный, он превращал каждый шаг в наслаждение – простое и чистое. Нос уловил слабый и нежный аромат цветов. Ручей маняще журчал, будто приглашая и нетерпеливо ожидая, когда же над ним склонятся и опустят сложенные лодочкой руки. Поодаль можно было, устремив взор сквозь гибкие ветки, заметить оленя, спокойно изучающего окрестности. То самое чувство в груди пузырилось, словно игристое вино, а голова шла кругом.       Шум воды уже был совсем близко. Птицы, кажется, упорхнули, играя, и теперь пели далеко-далеко. Сухая веточка внезапно уколола босую ногу, за ней – другая. Сам зелёный ковёр под ногами стал чуть суше. Кроны деревьев над головой плотно сомкнулись, совершенно скрывая чистое небо. Желание сделать глоток воды слегка усилилось, но всё же не было нестерпимым. Новое чувство, казалось, наполнило всю грудь и теперь просилось наружу.       Внезапный порыв ветра принёс настоящую прохладу. Мох под ногами расступился, сменившись крупным грубым песком. Впереди показался узкий и мелкий ручей. Дно у него оказалось серое, каменистое. Растений прямо рядом с водой было совсем мало; особенно выделялась крупная коряга, лежащая прямо возле едва заметной тропы. Мёртвую тишину разбавляло лишь соблазнительное журчание. Зелёный полог из листьев, судя по всему, стал только толще. Во рту пересохло. В стопу впился острый камень. Голени налились тяжестью. В воздухе висел густой запах древесины и подгнившей листвы. В груди больно кольнуло.       Жажда стала нестерпимой. Горло сжалось в сильном спазме. Сухие губы саднило. Язык ощущался мягким и неживым. Грубый песок нещадно тёр беззащитные ноги, забивался между пальцев. Порыв ледяного ветра с силой ударил в лицо, заставив захлебнуться вдохом. Темнота вокруг с каждым тяжёлым шагом сгущалась. Где-то поблизости хрипло крикнул ворон. Лёгкие пронзила острая разрывающая боль.       На очередном шаге нога не оторвалась от земли, замерла словно приклеенная. Взгляд вниз – и глухой лес поглощает и впитывает крик. В стопу впились, плотно опутав, мерзкие и скользкие белёсые корни; ещё одна вспышка боли опалила свод. Кожа между выступающих прямых костей поднялась устрашающей шишкой и лопнула. Вместо крови из раны отвратительным полупрозрачным червём вылез ещё один корень. От ударившего в нос запаха гнили желудок страшно сжался.       Рывок, ещё рывок – нужно скорее бежать из этого места. Вода. Нужно попить. Нога зашлась в агонии; мучительная жажда раздирала горло. Голова закружилась, и вот уже оба колена на песке.       Ползти, ползти к ручью, он прямо перед носом, сделать пару глотков – и всё будет хорошо, всё обязательно будет хорошо. В какой-то момент взгляд зацепился за корягу на берегу, и по спине побежали мурашки, а ещё один вопль так и застыл где-то в груди. В необычных для дерева изгибах ствола угадывались очертания человеческого тела: вросшие прямо в песок ноги, широкая спина, плечи, протянутая к ручью рука. Лицо, искажённое невообразимым страданием, показалось смутно знакомым.       Перед глазами плясали призрачные силуэты: люди в изорванных грязных одеждах, скрюченные от голода и мучений; одни были покрыты гниющими ранами, иные почти совсем облысели; у кого-то недоставало конечностей, другие отощали настолько, что померещился звук их стучащих друг о друга костей. Все они стояли, образовывая круг, показывали пальцами на извивающееся в середине тело. Слепые глаза, беззубые рты, истерзанные болезнями лица, ввалившиеся щёки – их было много, так много, что за этими призраками стало не видно проклятого леса.       Солнечное сплетение зашлось такой болью, что из глаз брызнули слёзы. Боль эта не разрасталась вширь, но шла вверх; перекинулась на горло, и из него со страшным кашлем вырвалось несколько кровавых сгустков. Что-то пыталось выбраться из человеческого тела. Дышать стало невозможно. Изо рта выпал тёмный лепесток, влажный и липкий. Дикий крик прозвучал будто со стороны.       Его Высочество Цзинь Жулань рывком сел, в панике ощупывая дрожащими пальцами язык и нёбо, хватаясь за гладкие и совершенно целые ступни и пытаясь отдышаться. В висках гудело, всё тело было покрыто ледяным потом, юноша барахтался в одеяле, пытаясь понять, где он. На его плечах сомкнулись сильные руки, и принц, перепугавшись ещё сильнее, попытался вырваться. Сердце колотилось так, словно решило сломать ему рёбра.       – Да успокойся уже, – прозвучал над ухом раздражённый голос.       Цзинь Лин замер в чужом захвате. Этот знакомый с детства резкий тон, этот родной нестоличный говор, который и сам принц перенял в точности, эти тяжёлые плотные одежды богатого фиолетового цвета, это звяканье колокольчика. Как бы это всё его ни бесило в обычных ситуациях, теперь юноша внезапно почувствовал, как его затопило ошеломляющее чувство облегчения и защищённости. Принц обмяк и позволил уложить себя на подушки.       – Дядя, – выдавил он и с трудом облизнул пересохшие губы.       Чуть успокоившись, Его Высочество окинул быстрым взглядом окружающую обстановку и выяснил, что очутился в собственных покоях. На краю его широкой постели действительно сидел регент Цзян; он старательно строил злое лицо, но глаза у него были скорее обеспокоенные – воистину редкое зрелище. Кусок неба за окном был тёмным.       – Цзинь Лин, – позвал он.       – Дядя, – откликнулся Его Высочество, а потом заметил движение рядом с собой. – Фея!       Рядом на покрывале устроилась крупная собака с умными блестящими глазами; увидев, что хозяин пришёл в себя и обратил на неё внимание, она завиляла радостно хвостом. А ещё принц внезапно обнаружил, что на нём только светлые нижние одежды и, надеясь, что щёки не заливает предательский румянец, натянул одеяло до подбородка.       Ненадолго повисла пауза, во время которой регент явно подбирал слова, а наследник бездумно следил за сложным выражением его лица. Мыслей в голову никаких не лезло; хотелось только остаться одному и смыть с себя пот вместе с ужасным сном. Рука сама собой нашарила голову Феи и принялась чесать собаку за ухом; та подползла поближе и ткнула хозяина носом в бок.       – Что вчера произошло? – спросил, наконец, временный правитель; тон его был чуть менее требовательным, чем обычно.       – Бродил по городу, – уклончиво ответил принц, уставившись в потолок.       – Я нашёл тебя в дупле трухлявого дерева, с головы до пят грязного, без сознания и без духовных сил. Это как же ты бродил? – с нажимом переспросил дядя.       – Я хотел выследить ту тварь, ясно? – выплюнул Цзинь Лин первую более-менее правдоподобную ложь, пришедшую на ум. – Прогонялся за ней, устал.       По лицу Цзян Чена пробежала тень; губы его побелели и сжались в жёсткую линию, а ноздри затрепетали. Ничего хорошего это не предвещало. Его Высочество уже приготовился к очередной выволочке, когда мужчина проговорил необычайно спокойно:       – Не обращай на эту грязь внимания. Видимо, лесной нечисти совсем нечего жрать стало, вот и пытаются обманом заманить кого-нибудь пустоголового.       – Хорошо, дядя, – буркнул Жулань, тихо радуясь, что от него, наверное, на том и отстанут.       Наступившее молчание принц нарушать не собирался – только продолжал ласково трепать Фею между ушей. Регент, видимо, ожидавший, что ему скажут что-то ещё, снова подал голос первым лишь спустя какое-то время.       – Я давно планировал поездку в Юнмэн, и отложить её не могу, – произнёс он. – Выезжаю завтра утром. Это займёт около двух недель. Ты со мной?       В голове принца будто что-то щёлкнуло; зародившаяся в ней идея была донельзя глупой, а по отношению к дяде такой поступок был бы чистейшим свинством, но Цзинь Лин ничего с собой поделать не мог.       – Думаю, что нет, – пробормотал юноша.       – И правильно, – кивнул Цзян Чен. – Останься и отдыхай. Никакой ночной охоты до моего возвращения.       – Но дядя! – возмутился наследник: скорее чтобы не вызвать подозрений.       – Нечего со мной пререкаться, – оборвал, вставая, регент. – Вернусь – проверю, как ты силы восстанавливал.       И, не дав больше возможности ничего сказать, вышел быстрым шагом из покоев Его Высочества. Фея подняла голову, свесив розовый язык из клыкастой пасти, и пронзительно уставилась на хозяина, словно бы уже знала, что тот задумал, и уже заранее не одобряла.       – Не надо на меня так смотреть, – недовольно надулся Жулань.       Собака облизнулась и снова ткнула его носом в бок.       – Мне твоё разрешение не нужно, – принц скрестил руки на груди и демонстративно вперил взгляд в потолок.       Фея издала протяжный высокий звук и пристроила тяжёлую лапу на животе Цзинь Лина, будто бы изображая примирительный жест. Тот невольно улыбнулся и снова погладил свою любимицу.       Его Высочество и дальше бы так валялся в постели, праздно перебирая густую мягкую шерсть, но насквозь пропитанные потом нижние одежды отвратительно липли к телу, вызывая зуд и желание поскорее очиститься.       – Эй, там! – выкрикнул принц; за его дверями всегда дежурили слуги: два человека днём и один ночью.       Время было уже позднее, поэтому, когда дверь бесшумно растворилась, в проёме оказался лишь один молоденький мальчик, по виду даже моложе своего юного господина. Он сложил перед собой руки и почтительно склонился, не смея поднять взгляда.       – Набери мне воды, – приказал наследник престола. – Да смотри, чтоб не слишком горячая, но и не слишком холодная. И одежду свежую приготовь.       – Слушаюсь, Ваше Высочество, – смиренно ответил слуга и, пятясь, удалился, плотно закрыв за собой дверь.       Во владении юного наследника находилось целое здание с собственным внутренним двором; помимо спальни у Его Высочества была своя приёмная, своя столовая, своя оружейная, своя гардеробная; по соседству с опочивальней находилась купальня. Стены здесь были довольно тонкие: он хорошо слышал, как топотали суетливо две пары ног, как старая служанка отчитывала того мальчишку, что дежурил у дверей, как плескалась вода.       Судя по цвету неба за окном была глубокая ночь. Последнее воспоминание принца перед тем, как он потерял сознание относилось к позднему вечеру; дядя спрашивал, что случилось накануне. Из всего этого он сделал вывод, что пролежал целый день. А это означало, что подошёл к концу второй день из трёх данных ему незнакомцем в переливающихся из синевы в зелень одеждах. Что произойдёт, когда этот время выйдет было непонятно – то ли его просто перестанут ждать, то ли в Ланьлине всё станет совсем уж плохо. А значит, решаться нужно было быстро, действовать – безотлагательно. Если уж проблема в виде бдительного дяди сама собой решится на рассвете, то других оправданий найти себе Его Высочество не мог, хотя пытался как никогда отчаянно. Если бы только он успел нагнать ту тварь до того, как она вышла за Малую Стену…       Дверь в его покои снова открылась, впуская молодого слугу, который снова склонился привычным движением.       – Всё готово, Ваше Высочество, – тихо оповестил он.       – Ступай, – помахал рукой Жулань. – Оставьте меня одного.       – Слушаюсь, Ваше Высочество.       Вновь оставшись в компании одной лишь Феи, Цзинь Лин, наконец, сбросил натянутое до самого подбородка одеяло и встал, с наслаждением разминая затёкшие мышцы. Проверив свои духовные силы, он обнаружил, что восстановиться полностью не успел, но всё же был в более-менее неплохом состоянии – видимо, кто-то помог. Быстро, будто чего-то боясь, юноша шмыгнул в соседнюю комнату и в пару широких шагов достиг роскошного бассейна.       Он был настолько широк и глубок, что даже будучи уже взрослым принц при желании мог оторвать ступни ото дна и беспрепятственно сделать пять-шесть широких гребков руками, после которых достигал противоположного бортика. С края в воду спускалась золотая лесенка, а внутри было установлено некое подобие высокой скамьи, которое ежегодно подгонялось по росту юного хозяина покоев. На широкий край бассейна слуги сложили аккуратно свёрнутую чистую одежду и всё, что могло пригодиться Его Высочеству во время купания, включая небольшой таз с замысловато выкованными ручками и изысканной инкрустацией и такой же ковш – чтобы можно было, выходя из смешанной с грязью и мылом воды, ополоснуть тело чистой.       Не снимая нижних одежд и не зажигая свеч, Цзинь Лин быстро забрался в бассейн, над которым поднимался пар. Работу слуг он оценил низко: просил же, чтоб не слишком горячо. Принц распустил растрепавшиеся от долгого и неспокойного лежания на подушках волосы, а те рассыпались по плечам и опустились мягкими блестящими завитками на поверхность воды. Набрав полные лёгкие воздуха, Жулань тяжело опустился на дно. Своё детство он провёл в Юнмэне – крае рек и озёр; соответственно, дядя научил его прекрасно плавать, нырять и задерживать дыхание на достаточно долгое время. Юноша ощутил твёрдый камень под лопатками и медленно открыл глаза. Несмотря на не такую уж большую глубину, грудь почти болезненно сдавливало, а в ушах шумело. Темнота, которую находил его взгляд, словно тянула к нему свои длинные пальцы, желая сомкнуть их на беззащитном горле.       Наверное, именно так себя чувствовали голодающие жители Ланьлина – заживо погребёнными и задыхающимися. В памяти снова воскресли картины, которые Цзинь Лин наблюдал накануне: голод, болезни, отчаяние и бессилие перед лицом безрадостного и беспощадного будущего. Вонь и грязь, упадок и разруха. Сколько ни беги, куда ни сворачивай – от них не скроешься. Направо, налево, прямо – и везде одно и то же. Бесконечный лабиринт человеческих мучений.       И это был его народ. Там, за Малой стеной были те, кому сами Небеса ниспослали его, Его Высочество принца Цзинь Жуланя.       Он в ответе за их жизни – сколько раз ему это твердили старые наставники? Как часто бы они это ни повторяли, принц всё кривил губы и отводил скучающий взгляд.       Уголки глаз защипало, а горло сжалось в спазме, и юноша, неловко дёрнувшись в воде, с шумным плеском вынырнул и громко закашлялся, пытаясь сделать вдох. Тяжёлые вымокшие волосы прилипли к спине и плечам, змеями обвили шею и сползли на грудь, нижние одежды словно пытались утащить обратно в глубину.       Где-то рядом послышалось беспокойное тявканье и топот; Цзинь Лин с трудом открыл слезящиеся глаза и увидел кружащую по комнате Фею. Собака, заметив хозяина, подошла к самому краю каменного бортика и попыталась дотянуться до человека носом, словно раздумывая, стоит ли ей прыгнуть. Юноша подобрался к ней поближе и обнял дрожащей мокрой рукой за сильную шею. Его любимица тонко-тонко сочувственно проскулила, тыча мордой в плечо.       – Фея, Фея, – бормотал себе под нос Жулань, перебирая пальцами промокшую шерсть.       Внезапно дыхание само собой выровнялось, а паника отступила; в голове словно зажглась свеча. Правильное решение, похоже, существовало и было очевидным. Всё было предельно просто. Другие правители могли только мечтать о том, чтобы ответ принесли им на золотом подносе.       – Я в порядке, – уже спокойнее произнёс принц, отстраняясь от собаки. – Спасибо тебе.       Он же всегда мечтал совершить такой поступок, чтобы его имя жило даже спустя многие столетия после его кончины. Да, Его Высочество страстно желал показать всем, как он силён и бесстрашен – и вот, пожалуйста, Небеса дали ему такой шанс. Нечего тут пугаться. Великие герои никогда не боятся.       – Я им всем покажу, – уверенно задрал подбородок Цзинь Лин. – Слышишь, они все ещё увидят у меня!       Фея, опознав улучшение настроения хозяина, энергично завиляла хвостом и радостно вывалила скользкий язык. Жулань высокомерно ухмыльнулся и вернулся к делам насущным: нужно было закончить водные процедуры. Принц хорошенько намылил волосы, с наслаждением поскрёб кожу головы и смыл пахучую пену, затем быстро стянул с себя рубаху и, старательно глядя вверх, натёр кожу очередным дорогим средством, которое тут же дало много-много мелких пузырьков. На пару секунд он всё же задержался ладонью на груди, стараясь убедиться, что она всё такая же гладкая, как прежде, и что на ней не появилось ничего, чему там быть не следовало. После юноша накинул на себя одно из полотенец, пряча под тканью всё тело от плеч до бёдер, и снял и штаны. По-прежнему не опуская взгляда, Цзинь Лин вымылся до самых пяток.       – Отвернись, – скомандовал он, и всё это время наблюдавшая за ним строгими глазами Фея послушно уселась спиной к хозяину.       Его Высочество ловко выбрался из бассейна. Не снимая с плеч пропитанного водой полотенца, он быстро вытер ноги вторым и надел чистые штаны; после этого, наконец, обнажил верхнюю часть тела и, словно не в силах терпеть прикосновения воздуха к коже, натянул свежую рубаху сразу же, не стерев с себя ни капли. Только после этого юноша, кажется, несколько успокоился, и его движения перестали походить на повадки вора, забравшегося в чужой дом. Жулань тщательно вытер свои длинные волосы, выжал из них всю влагу, что смог, а после уселся на бортик и долго и методично расчёсывал тяжёлые локоны, наносил на них последовательно три разных ароматных субстанции, которые придавали этой роскошной гриве изумительный блеск и делали её послушной и невероятно приятной на ощупь. Своими волосами принц по праву гордился: они и впрямь выглядели богато, и лишь великолепие драгоценных заколок и украшений самой искусной и самой тонкой работы на их фоне не меркло, а усиливалось, приковывая очарованные и завистливые взгляды. После пришёл черёд кожи, мягкой, светлой, слегка отливающей бледным золотом при дневном свете и походящей на яшму в полумраке. Лицо Его Высочество вымыл отдельно, со специальным настоем, на губы нанёс тонкий слой густой мази, от которой они становились такими же яркими и нежными, как и лепестки цветов, из которых для этого состава получали редкое и дорогое масло. Другое средство было для шеи, третье – для стоп, а ещё одно – для рук, которые благодаря тщательному уходу сохраняли удивительную мягкость, даже несмотря на то, что эти ладони каждый день имели дело с оружием.       Когда Цзинь Лин закончил приводить себя в порядок и вернулся в спальню, небо за окном было уже чуть светлее. Фея протрусила за ним и снова взобралась вместе с принцем на кровать. Вообще-то Цзян Чен такого не одобрял: регент хоть и слыл большим любителем псовых, а всё же был уверен, что собаке в человеческой постели не место. Вот только Жулань дядю не слушал. Когда Фея была щенком, у него рука не поднималась прогнать кроху на пол, а теперь, когда она стала большим и сильным зверем, принц никак не мог отделаться от привычки обнимать её во сне; мерное дыхание и густой мех под рукой всегда успокаивали и умиротворяли, и снилось обычно только хорошее; в редкие же ночи, когда принца мучили кошмары, Фея будила хозяина, облизывая его щёки и тыча мокрым носом куда ни попадя.       – Надо поспать, как думаешь? – снова заговорил с любимицей принц. – Скоро рассвет.       Но глаза не закрывались, сон не шёл, и Цзинь Лин только вертелся с боку на бок, так и сяк пытаясь обнять смирно устроившуюся на подушке собаку, но то ему было неудобно сгибать ногу, то под плечом что-то мешало, то волосы лезли в рот – в итоге он не выдержал и выбрался из-под одеяла.       – Пойдём, я тебя нарисую, – поманил Жулань, направляясь к низкому столу.       Фея последовала за ним, и они вместе с хозяином чинно уселись по обеим сторонам от тёмной столешницы, как и подобает благородным господам. Юноша развернул чистый лист бумаги, выбрал кисть потоньше и аккуратно растёр тушь по специальному камню.       – Замри, – скомандовал Его Высочество, и его муза и вправду застыла, повернув голову и аккуратно поставив мощные передние лапы вместе, будто понимала, что нужно красиво позировать.       Рисовать Фею было гораздо приятнее и интереснее, чем мучиться с изображением пейзажей, которые почему-то так ценили старые учителя. На вкус Его Высочества не было в самых ценных полотнах из императорской сокровищницы ничего примечательного. У него была своя коллекция, и её сплошь составляли рисунки его любимой собаки.       – Как думаешь, дядя сильно взбесится? – спросил Цзинь Лин, зная, что ему никто не ответит.       Да и ответ ему был не нужен: он говорил с Феей, потому что та всегда смотрела в ответ понимающе, мило и забавно реагировала на разные интонации, и, в отличие от людей, никогда не читала нотаций, не осуждала и не начинала распинаться, что её проблемы гораздо серьёзнее. Сердце кольнула тоска.       – Прости, но это, похоже, последний рисунок, – грустно произнёс принц, заканчивая быстрый грубый набросок.       Раз уж уснуть он не смог, то сделает прощальный портрет своей любимицы и самой верной подруги. Жулань водил кистью по тонкой бумаге, обозначая шерсть, и горько думал о том, что спрячет эту картинку за пазухой, чтобы она его грела и успокаивала, когда всё станет совсем плохо. Пока ещё не состоявшееся расставание сдавливало горло и не давало нормально вздохнуть.       – Я буду так сильно скучать, – выдавил Цзинь Лин. – Сильно-сильно, Феечка, больше всех на свете.       Кисть выскользнула из ослабевших пальцев и, оставив пятна на столешнице, скатилась на пол. Уголки глаз обожгло, а с губ сорвался позорный придушенный всхлип. Собака мгновенно почуяла очередную перемену в настроении человека и немедленно поднялась, чтобы обойти стол и позволить себя обнять и почесать неловко за ухом. Жулань, прижимая к себе свою дорогую любимицу, с тяжёлым сердцем размышлял о том, что, наверное, никто в целом мире никогда его так не полюбит, как этот зверь – бескорыстно и слепо, просто за то, что он есть, со всеми самыми неприятными его чертами и с этими его глупыми и никчёмными слезами, которым не место на лице столь высокородного господина и сильного заклинателя. Фея тихо заскулила, поддавшись унынию хозяина, и от этого звука что-то внутри разбилось на много осколков. Придётся её оставить. Верный товарищ был бы очень полезен, но кто же знает, что ждёт Его Высочествона этом пути? Расстаться будет правильно. Это – как раз одно из «ответственных решений», о которых с таким упорством день и ночь зудели старики.       – Мне нужно, чтобы ты мне помогла, – Цзинь Лин вновь почесал собаку за ухом, огладил морду и пристроил ладонь на её шее. – Только дождёмся, когда дядя уедет.       Принц отпустил Фею и поднял с пола кисть. Рисунок был маленький, аккуратный; оставалось только заштриховать кое-где, чтобы нарисованный зверь приобрёл схожесть с настоящим. Глаза у собаки на листочке бумаги были грустными-грустными.       Хоть кусок неба за окном и светлел постепенно, рассвет всё же пришёл неожиданно. Тушь ещё не успела просохнуть, а во дворе уже зазвучали отдалённые голоса. Его Высочество выглянул лишь на пару мгновений, но и этого хватило, чтобы увидеть снаружи людей в фиолетовых одеждах – они проверяли оружие, поправляли пояса и явно ожидали регента Цзян. Принц вернулся в постель, уверенный, что раз уж эти заклинатели появились под его окнами, то дядя вот-вот зайдёт его повидать перед тем, как отправиться в путь. Фея на этот раз к нему не присоединилась: нашла что-то интересное в резной тумбе у стены и старательно её обнюхивала со всех сторон.       Дверь действительно скоро открылась, впустив одетого в дорожный ханьфу регента и семенящую за ним служанку с золотым подносом.       – Оставь еду и выйди, – приказал Цзян Чен.       Старушка послушно водрузила свою ношу на колени Его Высочества, поклонилась и, пятясь, покинула покои своего господина.       – Ешь, – всё в том же тоне обронил временный правитель, не спеша присесть.       – Дядя, я…       – Что я сказал? – брови Цзян Чена грозно сошлись на переносице.       Юноша со вздохом взял вытесанные из цельных кусков нефрита палочки и принялся ковырять ими рис с какими-то пахучими добавками.       – Мы отправляемся сейчас, – ровным голосом произнёс регент. – Будь добр, не делай глупостей, пока меня нет.       – Опять ты со мной как с ребёнком, дядя! – возмутился Жулань.       Изначально он хотел заверить, что ничего такого творить не собирается, вот только вовремя сообразил, что Цзян Чен точно заподозрит неладное, если племянник вдруг станет шёлковым.       – Научись вести себя как взрослый – буду как со взрослым, – недовольно парировал временный правитель. – В любом случае, береги себя.       Цзинь Лин только фыркнул в ответ, будто бы не воспринимая эти слова всерьёз; на деле же в горле встал ком. Как бы ни раздражал его порой дядя, а всё же только этот человек искренне и от всего сердца заботился об осиротевшем наследнике – пусть и весьма своеобразными способами.       – Ты тоже, – выдавил из себя Его Высочество, делая вид, что ему, в общем-то, плевать.       – Я уехал, – спокойно сказал регент и развернулся, направившись к дверям.       – Лёгкой дороги, – ответил на это Жулань, когда тот был уже в дверях.       Задавать вопросы о цели столь срочной поездки принц не решился.       Так он вновь остался наедине с Феей, которая уже потеряла интерес к тумбе, и теперь сидела у края постели хозяина, поглядывая на того хитро блестящими глазами.       – Что, тоже позавтракать хочешь? – обратился к собаке Цзинь Лин.       Его любимица завиляла пушистым хвостом и принюхалась, будто намекая: да, едой неплохо бы поделиться. Юноша рассмеялся совсем как в детстве – ну что за попрошайка! В его покоях больше никого не было, и правилами приличия можно было пренебречь, так что Его Высочество взял прямо рукой кусочек нежирного мяса, на употреблении которого так настаивал дядя, и поднял повыше, чтобы собака его заметила.       – Лежать, – тихо обронил принц, а когда Фея незамедлительно выполнила эту команду, продолжил: – Ползи назад. Теперь вперёд. Умница.       Угощение отправилось в зубастую пасть, где моментально исчезло без следа.       – Ты хоть жуёшь? – буркнул Цзинь Лин, запихивая в рот нежный и хорошо приправленный по какой-то новой моде рис.       Собака, естественно, ничего не ответила, зато покружилась на месте и снова уселась подле кровати, явно надеясь на продолжение трапезы. Жулань с грустью подумал о том, что это, скорее всего, может быть последнее такое утро – с роскошным завтраком в постель и забавами с лучшей подругой.       Он старался не думать об этом, но план его, хоть и состоял из множества пунктов, которые следовало учесть, вёл надёжно только до определённого момента, до точки невозврата, после которой ждала неизвестность. Пожалуй, чем томиться в неведении, Его Высочество предпочёл бы точно знать, что его ждут невообразимые лишения и безумные мучения – желательно, с полным списком. Либо у него была бы возможность подготовиться к предстоящему, либо оправдание, которое позволило бы послушаться дядю и смирно отлёживаться на шёлковых простынях. А так – ещё неизвестно, к чему он придёт, ища избавления для своего народа. Может, оставшись здесь, он упустит такую желанную возможность стать великим героем.       Хотя то, что своего шишу он знал исключительно по рассказам дяди и некоторых слуг, оптимизма не вселяло. Уж если такой талантливый заклинатель, как этот Вэй Усянь не смог найти никакого способа, который его не убил бы – то что уж говорить о молодом неопытном принце?       В любом случае, он уже решил хотя бы попытаться – а там будь что будет. А если он собрался в нелёгкое путешествие, то стоило к нему основательно приготовиться. Для начала принц съел всё, что ему принесли, за исключением того, что выпросила Фея – конечно же, слуги знали о привычке своего господина делить трапезу с ней и готовили много. После завтрака, собравшись с мыслями, Его Высочество накинул домашнее верхнее одеяние, подошёл к двери и высунул голову наружу, ища взглядом слуг.       – Подать мне сюда одежду, – приказал Жулань. – Чтоб свободная и с широкими рукавами.       Поручение исполнили быстро, всего за пару минут: старая служанка внесла в покои молодого господина только что выстиранный белоснежный ханьфу с золотой вышивкой и подобающее статусу Цзинь Лина верхнее одеяние.       – Мои охотничьи сапоги уже почистили? – поинтересовался наследник.       – Да, Ваше Высочество, – скромно кивнула служанка.       – Неси, – распорядился юноша. – И без стука сюда не входи.       Старуха с поклоном удалилась, а Жулань принялся собираться. Вообще-то он мог бы приказать второму слуге, тому мальчишке, одеть его – для монарших особ это было делом обычным. Однако Цзинь Лин предпочитал одеваться сам, даже несмотря на то, что правильно завязать все узлы и красиво уложить все слои подчас было делом трудным. Для огромного склада роскошных одежд отвели соседнее строение, а вот самые любимые свои пояса, наручи и украшения принц хранил прямо в своей спальне, в великолепных тумбах и шкафах из дорогого дерева, хоть и имел в своём распоряжении самую настоящую оружейную из четырёх просторных комнат. Среди вещей, что он хранил поближе к себе, не было ни одной, которая помимо изысканного внешнего вида не обладала бы сильными магическими свойствами. Юноша какое-то время копался в ящиках, пытаясь хоть примерно представить, что ему могло бы понадобиться. Так, наручи со скрытыми ядовитыми иглами он сразу отмёл; вслед за ними – и те, в которых прятались тонкие струны с особым покрытием – подарок покойного дядюшки Яо. Широкие браслеты, способные остановить удар практически любого меча, длинные узкие рукава, дарящие мышцам от плеча до кисти невероятную силу – Цзинь Лин откладывал одно сокровище за другим. В итоге его выбор пал на перчатки лучника, которые, если влить в них немного духовной энергии, делали руки даже самого усталого стрелка твёрдыми – пожалуй, качество полезное не только когда надо всадить кому-нибудь стрелу между глаз. С поясом всё оказалось проще: широкий, с перехватывающим посередине ремнём, украшенный круглой пряжкой с изображением лотоса о девяти лепестках – и вышитый изнутри особым заклинанием, превращающим простой предмет гардероба в практически бездонный тайник, в который было так сподручно прятать плоские вещи – тяжеловато, конечно, но в целом очень удобно. К ремню, как и полагалось, наследник клана Цзян прикрепил колокольчик с фиолетовой кисточкой.       Пусть Жулань и был весьма несдержанным молодым человеком, но глупцом всё же не являлся: он чётко понимал, что покидать Башню Золотого Карпа сразу было нельзя – сначала следовало позволить Цзян Чену отойти подальше. Посему, забрав у служанки свои сапоги, Цзинь Лин покидать императорские покои не спешил. Наоборот, он спокойно уселся за стол, разложил свитки, которые ему постоянно давали старые учителя, достал пустые талисманы и баночку со свежей киноварью и принялся готовиться к своему походу. Путешествие в поисках решения проблемы – а принц, вняв одному из наставлений дяди, про себя называл всё происходящее не «бедой» или «катастрофой», а именно «проблемой» – могло затянуться, так что следовало предусмотреть всё. Так, Его Высочество, не раздумывая, сразу же изготовил более десятка огненных талисманов, которые можно было использовать и для атаки, и для борьбы с холодом, если вдруг придётся ночевать под открытым небом. А, к примеру, от сигнальных Жулань отказался: быть заметным в его планы не входило. Знаки для парализующих и скрывающих талисманов он сначала попробовал изобразить на обычной бумаге простой тушью: рисунок из них складывался сложный, и линии приходилось делать совсем тонкими, чтобы они не слились в кляксы и не испортили всю работу.       Фея наблюдала за необычайно прилежным хозяином с живым интересом, будто действительно понимала, чем он занимается, и происходящее её даже несколько забавляло: она сидела напротив Жуланя и разглядывала всё, что находилось на низком столе, навострив мягкие округлые уши, и смешно наклоняла крупную голову то в одну то в другую сторону.       Когда со стороны соседнего двора – того, который использовался для тренировок шиди из самых благородных семей – послышались возгласы, обыкновенно сопровождающие упражнения в искусстве фехтования, Его Высочество, наконец, управился и спрятал готовые талисманы в тайник за поясом. Посидев с минуту, он вынул лист бумаги и написал на нём пару строк. Дождавшись, когда тушь высохнет, Цзинь Лин аккуратно его сложил и оставил прямо посреди стола; подумав ещё немного, он наскоро набросал на листе силуэт лотоса о девяти лепестках и, наконец, собрался уходить. В расшитый золотом мешочек он собрал кое-какие лекарства, которые дядя так удачно заставил его хранить недалеко от постели. Юноша не смог себе отказать и засунул туда же небольшую мягкую тряпицу, средство для чистки оружия и пахучую мазь для рук. Широкие рукава с особой магической вышивкой нужны были именно для этого – в них Жулань планировал нести разнообразные нужные вещи. И не только в них: за пазуху отправились ворох пустых талисманов и пара пузырьков превосходной киновари, а рядом с колокольчиком клана Цзян на поясе оказалась тонкая кисть с нефритовой ручкой. Своё любимое оружие Его Высочество хранил здесь же, не желая каждый раз бегать в соседнее здание – Суйхуа, меч покойного отца, подаренный дядей лук с вырезанными на нём лотосами, полный колчан превосходных стрел с золотистым оперением, оставшийся от дяди Яо безымянный кинжал. Вооружившись, юноша почувствовал себя могучим заклинателем и даже хотел, подражая императорским воинам, нарисовать себе чёрной тушью грозно нахмуренные брови, но времени на такую мелочь пожалел. Перед уходом он, как и собирался, сунул свой свежий рисунок за пазуху.       – Фея, идём, – позвал он, затянув все крепления и узлы. – Мне нужна твоя помощь.       У входа в его покои по-прежнему находились преданные подчинённые, и их внимания принц не хотел; проще всего было бы выйти через коридор для слуг – и правда, что им делать в этих тесных и узких проходах, когда Его Высочество не отдавал никаких приказов? Жулань так и поступил: пересёк комнату для купаний и отодвинул натянутую на тонкую деревянную рамку картину с изображением какого-то там невероятно-красивого-и-несомненно-вдохновляющего водопада. Прямо за полотном открылся ход, настолько узкий, что будь принц чуть полнее, ему пришлось бы передвигаться боком. Вместе с собакой он скользнул внутрь, закрыв за собой вход, и быстрым шагом направился вперёд. Вскоре они, миновав несколько ответвлений, добрались до лестницы. Ступени, хоть их и ремонтировали регулярно, были всё ещё небезопасным способом добраться до нижнего этажа: они были узкими, но высокими, и оступиться на них не стоило ровным счётом ничего. К тому же освещение здесь было слабым, созданным с помощью самой незамысловатой магии – принц мог сотворить такое свечение ещё в детстве. Однако Цзинь Лин уже несколько лет непрерывно и с большим энтузиазмом исследовал все уголки своей огромной резиденции, и к подобным вещам за это время привык не меньше слуг, ходящих здесь каждый день, так что спуск проблем ему не доставил.       Жулань выбрался из здания и обошёл небольшой внутренний двор, направляясь к кухне. Фея неотступно следовала за ним, негромко стуча когтями о пол. Время завтрака уже прошло, а до обеда оставалось всего ничего – а это означало, что кухарки и их помощники сейчас не сидели всей толпой за приготовлением пищи, а ходили туда-сюда, накрывая столы. Естественно, делали они это через главный вход в строение – он был самым удобным. Так что Цзинь Лин вместе со своей помощницей обогнул здание и пробрался в него через чёрный ход.       В кухне оказалось только три совсем молоденьких девчонки, которые нагружали подносы всем необходимым для трапезы, высокая худощавая повариха да старая рябая посудомойка. Ароматы свежей еды разливались в воздухе, и юные служанки весело переглядывались и изредка шептались, не осмеливаясь заговорить при старших. Его Высочество дождался, пока они уйдут, после чего присел на корточки, коснувшись ошейника притаившейся вместе с ним собаки.       – Уведи их, – тихо приказал Жулань, делая жест в сторону служанок.       Фея мигом сорвалась с места и выбежала со звонким лаем в середину кухни, закружилась там волчком и вцепилась зубами в подол простых одежд высокой кухарки.       – А-Ши, это же собака Его Высочества, – дребезжащим голосом заметила посудомойка; собака прыгнула и к ней, хватая за фартук и таща за него в сторону выхода.       – Как она тут оказалась? – повариха отложила нож и уставилась на безобразничающего зверя. – Кто-то опять забыл закрыть дверь? Давно я их не…       Фея продолжала громко лаять и тянуть женщин за одежду.       – Она куда-то зовёт нас? – голос старухи звучал обеспокоенно. – Пойдём-ка посмотрим.       На это Цзинь Лин и рассчитывал – его умная сообщница вывела с кухни последних остававшихся в ней свидетелей, и принц выскочил из укрытия. Схватив со стола три мешочка из плотной ткани, в которые здесь складывали еду в дорогу, он быстро и почти не глядя накидал в них свежих горячих булочек, лепёшек и каких-то фруктов из вазы. Обнаружив в одном из шкафов большую флягу, он наполнил её чистой водой, а после – быстро распихал свои припасы по широким рукавам. Немного подумав, Его Высочество сдёрнул с крючка на стене тёмный плащ с капюшоном и бегом вылетел через чёрный ход как раз в тот момент, когда послышались голоса возвращающихся слуг.       Направляясь окольными путями к ближайшему тайному выходу из дворцовых стен, Жулань всё ещё намеревался позвать Фею, чтобы с ней попрощаться, а после сбежать незамеченным из Башни Золотого Карпа, однако на полпути его настигло озарение. Если он не выйдет к обеду, слуги наведаются в его комнату. Они, конечно, могут подумать, что Его Высочество просто не хочет никого видеть и потому где-то уединился, но во-первых, его недавний побег сделал их более осторожными и подозрительными, а во-вторых, они довольно быстро обнаружат, что драгоценного наследника престола нигде нет. А когда люди это поймут, что они сделают в первую очередь? Пошлют весточку только что покинувшему Ланьлин Саньду-шеншоу, конечно же. А чем раньше дядя узнает, тем меньше времени будет на поиски. Ох и взбесится же регент, когда обнаружит пропажу…       Юноша резко сменил направление движения – вместо того, чтобы тайком выбраться из города, никому не попавшись на глаза, он решил предупредить стражу о своём уходе, и теперь отправился к западным золотым воротам, до которых оставался всего один поворот. Страх пока ещё не пришёл. Цзинь Лин, наверное, пока ещё не осознавал до конца, что он покидает тёплое гнёздышко, в котором его берегли как драгоценнейшее из сокровищ, что он оставляет привычную жизнь и совсем один отправляется в путь. Всё это напоминало начало самой обыкновенной ночной охоты, только тяжёлые рукава и ещё более тяжёлое сердце напоминали, что в этот раз всё иначе.       Всё гораздо серьёзнее.       – Ваше Высочество! – склонились стоящие на страже ворот воины.       – Я забыл сообщить главе Цзян важную вещь, – солгал, не моргнув глазом, принц. – Я его догоню, и, вполне возможно, отправлюсь с ним в Юнмэн. Если не вернусь к вечеру – скажите моим личным слугам, чтобы заботились о Фее до моего возвращения.       – Да, Ваше Высочество, – без тени сомнений в его словах ответили стражи.       – Узнаю, что с ней обращались неподобающе – казню всех, – бросил напоследок пустую угрозу Жулань, делая шаг за едва приоткрывшиеся ворота.       В груди что-то до боли сжалось. С Феей он так и не простился.       Цзинь Лин твёрдым уверенным шагом отправился по прямой словно стрела улице к Малой стене. Люди вокруг него были холёные, сытые, хорошо одетые и вполне себе довольные жизнью. Прохожие отвешивали молодому господину почтительные поклоны, но отвращение, поселившееся в нём совсем недавно, было столь сильно и тошнотворно, что Жулань не мог заставить себя даже взглянуть в эти лица. Ноги несли его прочь, подальше от этого прожорливого и лицемерного мира богачей и чиновников.       У Малой стены Жулань повторил всё ту же ложь: якобы ему нужно было поговорить с дядей. Оспаривать решения Его Высочества никто не посмел, и он беспрепятственно покинул процветающий центр города. За воротами его ждала полуразрушенная каменная лестница, прорехи в которой закрыли уже успевшими подгнить досками. Принц с брезгливой гримасой переступил их и надел плащ, который стащил с кухни – простому люду ни к чему было знать, что сам наследник престола вновь разгуливает по принадлежащим голодающим беднякам улицам. Вспомнив их полные враждебности взгляды, Его Высочество невольно содрогнулся, но путь продолжил, надвинув капюшон на самые глаза и опустив голову.       По спине бежал мороз. Сердце в груди ухало молотом, а ладони вспотели. Носа уже достигли неприятные запахи умирающего города.       Его Высочество быстро пожалел о том, что покинул центр с западной стороны; выйди он через южные ворота, ему бы пришлось находиться в этом страшном месте гораздо меньше. Но что сделано то сделано – юноша чувствовал, что если обернётся хоть на миг, то со всех ног рванёт назад и ни за что не покинет Башню Золотого Карпа, какой бы высокой и благородной ни была цель. Он шёл, полагаясь только на собственное чувство направления, сворачивая с одной кривой грязной улицы на другую, перепрыгивая зловонные лужи и переступая через валяющийся местами прямо на дороге мусор. Встать на меч он не решался: не хотел лишнего внимания. Стража Малой стены была абсолютно уверена, что он направился именно на запад, и такой расклад был только на руку Цзинь Лину; но вздумай он подняться в воздух, даже тёмный плащ не помог бы сохранить в тайне то, что он сменил направление. Нет, полетит он только после того, как выйдет за Внешнюю стену – уж оттуда-то много кто предпочитал продолжать свой путь таким способом.       Серые улицы и переулки петляли туда-сюда. Люди вокруг переговаривались, бранились, торговались, кричали; то и дело где-то неподалёку плакали дети. Мимо Его Высочества даже процокала в какой-то момент запряжённая в телегу худая облезлая кобыла, за которой ковылял на дрожащих ногах такой же тощий жеребёнок. От животных разило навозом и чем-то горьким, а хилый мужичонка, покрикивая, хлестал лошадь прутом что есть сил и сетовал, что опаздывает. Сердце наблюдавшего эту картину юноши зашлось болью: по несчастным глазам кобылы было совершенно явно видно – она едва выносит и такой неспешный темп.       – Господин, купите кошку, – послышалось из-за спины, и кто-то вцепился в локоть Жуланя.       Тот, вырвавшись, обернулся и увидел болезненного вида человека в блёклом зелёном ханьфу. Он улыбался, показывая кривые подгнившие зубы, и протягивал крупное животное с рыжей короткой шерстью и большими хитрыми глазами.       – Хорошая кошка, господин, мышей ловит, и крыс тоже, – расхваливал с притворным воодушевлением человек, а взгляд его был печален.       – Так чего ж продаёшь, раз хорошая? – фыркнул принц.       – Деток мне кормить нечем, господин, вот жена и отправила. Да купите же кошку, не пожалеете, – продолжал настаивать бедняк. – Она хлопот не доставит, умная она, и о себе сама заботится, а ласковая!..       Человек говорил о животном с такой любовью, что Цзинь Лин невольно вспомнил об оставленной им Фее – и к горлу подступил ком. Он запустил руку за пазуху и нащупал в толстом кошеле несколько слитков наугад – два серебряных и золотой, как оказалось, когда Его Высочество мельком взглянул на свою ладонь.       – Вот столько дам, – показал он мужчине деньги. – Но у меня есть условие.       Бедняк застыл с открытым ртом на секунду, а потом затараторил:       – Что угодно, мой добрый господин, чего только пожелаете. Я в жизни не видывал…       – Тихо. Оставь кошку себе и ни за что не продавай, – прервал Жулань, – пусть и дальше заботится о твоём доме.       – Конечно, мой славный господин, конечно, я буду счастлив оставить мою усатую, только счастлив, – человек принялся кланяться, словно болванчик.       Рыжую кошку он при этом прижал к груди, а та ухватилась лапой за истрёпанный ворот его одежд и боднула круглой головой хозяйское плечо. Принц стряхнул слитки на грязную ладонь бедняка, брезгливо поморщившись, и уже собирался уходить, когда тот снова заговорил.       – Может ли этот недостойный узнать имя щедрого господина? – спросил он.       – Нет, – холодно отрезал Цзинь Лин. – И вообще, никому кроме жены про меня не рассказывай, и ей не вели. И деньги с умом трать, а то знаю я вас.       – Как господин прикажет – так и будет, – заверил с улыбкой человек, обнимая и поглаживая животное.       Жулань резко развернулся на пятках и ушёл, быстро, не оглядываясь. В носу щипало, а в глазах скопилась влага. Юноша свернул в первый попавшийся безлюдный переулок, прошлёпал по помоям, не удостаивая их вниманием, и забился между двух полусгнивших ящиков с мусором. Коленки предательски тряслись, его колотило от макушки и до пят; Цзинь Лин тяжело присел на корточки, не слишком заботясь об опустившемся на грязную землю плаще, накрыл голову рукавом, словно в попытке от чего-то спрятаться, зажал ладонью рот. Слёзы полились ручьями, обжигая щёки. Позорные всхлипы и стенания в переулке звучали очень отчётливо, но за его пределами их, конечно же, пожирал без остатка шум города, заглушал и будто бы стирал для всех этих людей чужую боль – и сколько же ещё было таких как он, плачущих в тайне над чем-то своим? Его Высочество привычно протянул руку, но она обняла лишь пустоту – Феи, которая его всегда утешала, рядом не было; оставалось лишь прижать трясущуюся ладонь к груди в том месте, где под одеждой прятался маленький листочек с её портретом. Так остро своё одиночество юноша за свою короткую жизнь ощутил впервые.       Он плакал недолго, но тяжело, задыхаясь, содрогаясь всем телом и сжимая зубами запястье. Всё происходящее вокруг: рыдающие дети, тощие лошади и продающие самое дорогое сердцу люди – всё это только доказывало правильность его решения. В конце концов, то, что его пока ещё не короновали официально, вовсе не означало, что он может отвернуться от вверенных ему Небесами душ. Они в него, конечно же, не верят и не надеются на помощь с его стороны: сирота, которого мать не научила манерам, а отец – ответственности, воспитанный обладающим прескверным характером дядей, избалованный и изнеженный маленький принц, высокомерный и стремящийся выставить себя сильным и непогрешимым глупый юнец – вот кого они все видят. Пусть так. Даже если всё это действительно неприятная правда, Жулань отчаянно желал доказать всем: он не хуже других. Презрительные усмешки и снисходительные покачивания головами – это не то, чего он достоин. И потому он утёр слёзы, поднялся на нетвёрдых ногах, натянул капюшон поглубже и с огромным трудом, опираясь на мусорный ящик, сделал первый шаг. Потом второй, третий, десятый – с каждым разом отрывать ноги от грязной земли было всё легче. Они в него не верят – их право. Он заставит их поверить.       Они его ещё полюбят.       Его Высочество шёл твёрдо, решительно, его плечи были расправлены, спина – выпрямлена, кулаки под плащом сжаты. Он вошёл в трущобы, даже не поморщившись от вони и ругани: впереди уже показались открытые южные ворота, и за ними начинался его путь к величию. За распахнутыми створками виднелась жёлтая выжженная трава, окаймлённая тёмной громадой у самого горизонта.       Внезапно по шее пробежали мурашки, и охотничье чутьё завладело всем телом юноши; ноги сами собой напружинились и сделали рывок в сторону. В тот же момент послышалось злобное рычание, и Жулань обнаружил трёх тощих псов на высоких тонких лапах. Голод свёл этих животных с ума, понял принц. Тут же он вспомнил и об источающих восхитительные ароматы булочках и лепёшках в своих рукавах.       Один из псов оскалился и вновь изготовился к прыжку. Цзинь Лин всегда любил животных, и даже облезлой собаке причинять боли не хотел; если бы они дали ему хоть пару секунд, он бы сам угостил их едой с императорской кухни, вот только обезумевшие звери, ведомые чудесным запахом пищи, мешкать не собирались. Увернувшись от нескольких неловких атак истощённых псов, принц нащупал под плащом рукоять Суйхуа, и уже собирался защищаться по-настоящему, когда из-за спины раздался угрожающий лай, и ещё одна собака молнией метнулась в гущу событий. Этот зверь был крепким, откормленным, прямо-таки светился здоровьем, а его движения были быстрыми и грациозными.       – Фея! – воскликнул Жулань потрясённо, и его рука соскользнула с оружия.       Собака перемещалась по дуге перед своим хозяином, грозно рычала и не подпускала бродяг к человеку; шерсть вдоль позвоночника встала дыбом. Его Высочество немедленно вынул из рукава мешочек с припасами, достал из него помятую лепёшку и, разломив её на три части, бросил оголодавшим псам. Те, увидев на дороге еду, немедленно её похватали и скрылись в трущобах, словно боясь, что и эти жалкие крохи у них отнимут.       – Ты чего тут делаешь? – тихо, но строго спросил Цзинь Лин, скрестив руки на груди.       Фея уселась напротив него с самым невинным видом и радостно завиляла хвостом. Принц отломил ей кусочек ещё тёплой булочки, но продолжил отчитывать:       – Ты должна была остаться в Башне!       Собака проглотила угощение и уставилась на хозяина будто в ожидании чего-то.       – Фея, иди домой, – приказал Жулань, указывая пальцем в сторону дворца.       Его любимица послушно поднялась, протрусила совсем немного в нужном направлении, а потом развернулась и, сделав широкий круг, вернулась на прежнее место.       – Фея, – угрожающе протянул принц. – Это что ещё такое? А ну домой, живо!       Собака повторила свой манёвр ещё раз и вновь уселась напротив Его Высочества с видом терпеливого учителя, который пытался донести что-то очевидное и правильное до своего глупенького ученика.       – И чего ты на меня так смотришь? Я не могу взять тебя с собой, – развёл руками принц.       Фея издала высокий свистящий звук, будто бы жалуясь на что-то. В груди Цзинь Лина потеплело. Он никогда не сомневался в верности своей лучшей и единственной подруги, но от того менее приятным и значимым не становился тот факт, что она обнаружила его отсутствие, выследила, догнала и отказалась покидать.       – Ты же понимаешь, что это может быть опасно, да? – Жулань наклонился и почесал её за ухом. – Я сам не знаю, что я делаю.       Собака весело на него посмотрела и высунула розовый язык, приобретая беззаботный и добродушный вид. Его Высочество тихо рассмеялся.       – Давай-ка на время снимем с тебя ошейник, – сдавшись, предложил он. – Слишком уж он заметный.       Ловкие пальцы расстегнули мягкий ремешок, украшенный золотой вышивкой и разнообразными миниатюрными амулетами, после чего роскошный ошейник отправился в широкий рукав вместе с мешочком припасов.       – Идём, – позвал полушёпотом Жулань и направился к виднеющимся невдалеке воротам.       Фея с энтузиазмом зашагала рядом, всем своим довольным видом излучая уверенность и радость от нового опасного приключения. С ней стало как-то очень легко: минуту назад на плечах наследника престола лежала тяжесть целого мира, а теперь рядом был кто-то, кто встал с ним бок о бок и разделял эту непосильную для одного-единственного юноши ношу. Когда они достигли Внешней стены, на губах Жуланя играла лёгкая улыбка.       – Ну что, отсюда мы ускоримся, – произнёс он, вынимая из ножен Суйхуа. – Готова побегать?       Собака пару раз весело подпрыгнула и покружилась вокруг себя, распознав намерения хозяина; тот отточенным и давно знакомым ей движением поднял меч горизонтально и разжал пальцы, позволяя ему плавно опуститься до уровня колен, после чего лихо вскочил на лезвие.       – Вперёд! – вдохновлённо скомандовал Его Высочество, и они вместе сорвались с места.       Подниматься высоко Жулань не стал – сухая высокая трава всё ещё доставала ему до лодыжек. Наблюдать за тем, как ломкие стебли с треском сминаются и гнутся под напором следующей за ним Феи, было неожиданно забавно и увлекательно – собака бежала легко и грациозно, рассекая своим мощным телом море мёртвых растений и оставляя позади отчётливо виднеющуюся притоптанную полосу.       Они направлялись строго на юг, прямо к исполинским горам, покрытым густым лесом внизу и снежными шапками у самых пиков. Несмотря на жару и засуху, растительность эта выглядела вполне себе здоровой и жизнерадостной: она переливалась всеми оттенками яркой и сочной зелени, и даже с большого расстояния чувствовалась исходящая от всего массива свежесть. Не прекращая движения ни на миг, Цзинь Лин спокойно размышлял о том, что, какая бы нечисть ни наводняла ту чащу, какие бы чудовища ни прятались в тех ущельях, секрет жизни и процветания эти существа совершенно точно знали. Так где же ещё его было искать, как не в этом овеянном жуткими легендами горном лесу?       С каждой секундой Его Высочество всё больше уверялся в своей правоте, всё сильнее верил в свой успех, и неутомимо следующая за ним Фея лишь добавляла сил и охоты продолжать путь. Что бы они там ни встретили, они справятся. Они разузнают тайну лесной нечисти и принесут её в Ланьлин, подарят светлое сытое будущее всем и каждому. И спустя десятки лет песни о них не утихнут – Его Высочество Цзинь Жулань и благородная Фея останутся в людской памяти. Ветер сорвал капюшон с головы юноши и принялся играть с его волосами, и его от макушки и до самых кончиков пальцев переполнило пьянящее чувство свободы и силы.       Не иссякли они даже спустя почти час, когда они вплотную подобрались к цели. Лес начинался резко, будто кто-то вырвал его из другого пейзажа и без долгих размышлений воткнул на это место. Деревья были высокими, стройными, полными жизни, из-под их тени на мёртвую ничейную территорию веяло приятной прохладой.       – Давай-ка перекусим, – предложил Цзинь Лин, усаживаясь прямо на землю и вытаскивая из рукава флягу с водой и один из мешочков.       Фея пристроилась рядом с ним и часто дышала, вывалив набок язык; даже после такого долгого бега она не выглядела утомлённой, скорее, распалённой и готовой продолжать в любую минуту. Его Высочество достал ароматную булочку и разломил её пополам, заглядывая внутрь.       – Гляди-ка, а нам повезло, – показал он Фее начинку. – С мясом!       Собака, очевидно, была абсолютно согласна с тем, что на кухню они зашли удачно: она потянула носом, и глаза её хитро-хитро заблестели.       – Держи, – Цзинь Лин отдал ей обе половинки, а сам взял целую. – Как тебе? Вкусно, скажи?       Судя по тому, что Фея со своей порцией разделалась в мгновение ока, еда пришлась по вкусу и ей – уж принц-то знал, что эта благородная барышня была весьма разборчива, и могла побрезговать куском отменного мяса, если тот с одной стороны слегка подгорел. В их случае выражение «этим и собаку не накормишь» совершенно теряло свой смысл, и, подумав об этом, Жулань даже негромко рассмеялся, доедая свою булочку.       Трапезу они завершили крупной спелой грушей, чуть помявшейся, но от того не менее ароматной и вкусной: Цзинь Лин никогда не любил обгладывать фрукты до предела, зато Фея обожала сердцевинки.       – Пить хочешь? – спросил принц, открывая флягу.       Юноша наклонил сосуд, подставив ладонь. Из горлышка полилась тоненькая прозрачная струйка, и собака с наслаждением принялась лакать воду из руки хозяина, слизывая заодно и остатки липкого сока. Напоив свою спутницу, Его Высочество и сам сделал пару глотков, а после засобирался в путь. Перед тем, как отправиться дальше, он надел на подругу её роскошный ошейник и забросил широкие своего полы плаща за плечи, чтобы в случае чего ничто не мешало схватиться за оружие.       – Ну что, – снова заговорил он, поднимаясь, – идём?       И они сделали шаг в неизвестность. Под зелёной сенью деревьев беспощадное солнце не могло достать их своими лучами, и разгорячённой кожи касалась восхитительная прохлада. Над головой щебетали птицы, и их голоса звенели в благодатной тишине нетронутого человеком места. Его Высочество с упоением вдыхал чистые ароматы природы, следуя за изгибами заросшей тропы, а его рука расслабленно лежала на рукояти Суйхуа. Страха не было, не было и сожалений – пока что всё шло прекрасно, и никто, кажется, не собирался их есть. Прислушиваясь к своим ощущениям, Цзинь Лин отметил, что ци у этого места была крайне необычной: он улавливал светлые и тёмные её всполохи попеременно, и они все будто бы не стояли на месте, а кружили по всему лесу нестройным вихрем. Опыта юноше, конечно, недоставало, но он мог абсолютно уверенно сказать: такое редко встретишь. Краем глаза он следил за Феей, которая чуяла опасность лучше всех обитателей императорской псарни вместе взятых, но та трусила рядом легко и непринуждённо, ничем не выказывая беспокойства.       Лишь спустя некоторое время она остановилась и заозиралась по сторонам – не встревоженно, а, скорее, любопытно. Жулань встал рядом с ней и со всей осторожностью бесшумно вытянул Суйхуа из ножен примерно на цунь.       – Так-так, ты кто у нас такой? – послышался откуда-то сверху весёлый и звонкий голос.