Regen

      Слабый ветер гонял пыль и мелкий мусор над разбитой дорогой; выступающие из неё острые камни раскалились под лучами беспощадного солнца до такой степени, что даже подошвы сапог не спасали от жара – ступни покрылись липким потом и при каждом шаге заходились и ныли пока ещё несильно, но уже слишком ощутимо, чтобы это игнорировать. Роскошные одежды давили на плечи и спину, ворот почему-то колол шею даже сквозь шёлковый нижний слой – кто посмел подать столь плохо пошитый костюм? Крупная заколка впивалась в кожу головы и больно припекала – металл тоже нагрелся на такой жаре. Волосы на затылке были стянуты слишком сильно, до боли, которая опоясывала всю голову словно стальной обруч.       По обе стороны улицы стояли сплошь развалюхи: у одной вместо порога низкий ящик, у другой крыша вот-вот повалится внутрь, у третьей стену подпирают толстые, высохшие до трещин брёвна. Между ними сновали люди в рваной одежде, грязной и изношенной настолько, что невозможно было даже угадать, какого эти вещи были цвета, когда были ещё новыми. Все лица были худые, потемневшие, покрытые самыми разными следами пережитых невзгод: пятнами, царапинами, ранами и шрамами. Рты у них всех были жёсткие, тонкие, губы почти у всех потеряли весь цвет. Но страшнее всего в этих людях были глаза: запавшие, кажущиеся огромными, и какие-то пустые, словно исчезло из них что-то важное, померк какой-то огонёк, который делал взгляд живым.       Бедняки шли по своим делам, и почти все глядели перед собой или под ноги; лишь заметив господина в богатых одеждах или услышав звон колокольчика на его поясе они оглядывались, чтобы отойти с дороги, сгорбившись – одновременно изображая поклон и пытаясь казаться как можно меньше, чтобы не навлечь на себя новой беды. Кто-то нёс корзины, другие тащили мешки, за кем-то плелись дети, которые тоже что-то держали в руках; у домов сидели торговцы, разложив свой товар на жалких подобиях столов. Торговали все разным, но было и кое-что общее у всех этих вещей: и одежда, и еда, и игрушки, и инструменты, и письменные принадлежности – всё это выглядело уродливо, бедно и неказисто; даже если было видно старание, с которым их сделали, от взгляда на них сердце всё равно наполнялось безысходностью и тоской.       Помимо людей богатый господин встречал и животных: костлявых псов на тонких лапах, облезлых кошек с порванными ушами, жирных бесстыжих крыс с противными голыми хвостами, пару тощих ослов, которым сил едва хватало, чтобы идти за хозяевами.       Звуки тоже не давали поводов для радости: грохот, топот, ругань, стоны и плач. Богатый господин шёл вперёд, уже не преследуя никакой цели, и больше всего на свете желал сейчас же ослепнуть и оглохнуть, чтобы никогда больше не пришлось наблюдать такую нищету и разруху в настолько ужасающе ярких красках.       На глаза попалась старушка, просящая милостыню. Сначала могло показаться, что она стояла на коленях, но чуть более внимательный взгляд раскрывал правду: ног у неё не было, и стояла она на обрубках. Богатый господин задохнулся и пошёл быстрее, а старуха, завидев его, тянула в умоляющем жесте свои иссохшие руки. Он бы и рад был дать ей хоть немного денег, но кошелька при себе не было: он покидал дом в спешке и даже не подумал взять что-то кроме меча.       Соседняя улица была точно такой же: грязной, убогой и заполненной нищими. На зубах привычно хрустела грязь.       Богатый господин пошарил за пазухой, и его рука внезапно нащупала нечто тяжёлое и прохладное. Он вынул найденную вещь – ею оказалась большая золотая фляга, судя по всему полная. Стоило только господину вынуть пробку, все оборванцы на улице обернулись, словно услышали громкий звук – и все как один уставились на человека в дорогих одеждах. Тот ощутил мелкую дрожь, пробежавшую по позвоночнику.       Люди всё смотрели и смотрели, не двигаясь и словно даже не дыша. Богатый господин решил, что они, верно, совсем потеряли разум под этим палящим солнцем, в этом мире без какой-либо надежды. Он осторожно, медленным движением поднёс флягу ко рту: грязь уже не скрипела на зубах, а, казалось, забилась между ними и теперь давила, словно желая их вытолкнуть.       Но лишь только золотое горлышко коснулось губ, бедняки вокруг ожили. Кто-то вдалеке закричал первым, потом этот вопль подхватили и остальные. Со всех сторон толпа ринулась к господину в дорогих одеждах.       Отступать было некуда: люди неслись со всех сторон, и их было так много, что рябило перед глазами. Толпа была подобна бурным потокам грязной воды – неудержимая и беспощадная. Последнее, что богатый господин заметил перед столкновением – это то, какими ненастоящими казались дома, теперь больше похожие на разрисованные бумажки или пыльные занавески, загораживающие от взгляда куски блёклого плоского неба, но неспособные удержать сотни людей, слившихся в единое многоногое и многоголосое стихийное бедствие.       Первый удар пришёлся в грудь и выбил из лёгких воздух; рука от неожиданности разжалась, и золотая фляга упала на пыльную землю, и звук он её падения, перекрывший на мгновение крик многих ртов, больше всего походил на звон кучки драгоценных слитков, рассыпающихся по каменному полу.       Десятки сухих костлявых пальцев впивались в руки, ноги, плечи, шею, волосы – куда только могли дотянуться. Хриплые голоса сливались в нестройный рёв, непонятный и, казалось, совершенно неосмысленный. Богатый господин попытался закричать, позвать на помощь – но не смог издать ни звука. Ему вдруг показалось, что чужие руки забрались и под кожу, прогрызли себе путь вглубь бьющегося в этой ловушке тела, скребли лёгкие, пытались поймать трепещущее в ужасе сердце. Голоса не было, будто глотку забило чем-то рыхлым, но набухшим от влаги.       Дорогие ткани с оглушительным треском разорвались. Богатый господин снова хотел закричать, но как только открыл рот почувствовал сводящий с ума приступ тошноты и острую боль в горле. Рот наполнился вязкой слюной, которую никак не получалось сглотнуть, и тонкая её струйка покатилась по подбородку. Чужие пальцы больно впивались в тело; глаза богатого господина слезились, но он явственно различил, как сквозь бледную сухую кожу бедняков прорастали тёмные шипы словно на мёртвых колючих кустах.       Кашель накатил неожиданно; вылетевшие изо рта тяжёлые капли упали на светлые одежды и стремительно почернели, засыхая уродливыми пятнами. В следующий мог горло зашлось разрывающей болью, и молодой господин выплюнул в воздух несколько красных лепестков, от яркости которых резало глаза. Изломанные, покрытые шипами и мозолями руки немедленно их поймали; рёв голосов зазвучал одобрительно, и несчастного с силой пнули в грудь, будто пытаясь снова вызвать кашель. По лицу как влажным куском ткани провели; откуда-то запахло собачьей шерстью.       Исхудавшие лица кружились и сменяли друг друга: искажённые, изуродованные, одни казались вытянутыми, другие – распухшими, но все они словно утратили нечто, что делало их человеческими. Богатый господин слабо рванулся в их руках, из его рта выскользнуло ещё несколько лепестков. Слёзы лились по щекам без остановки, но лица снова и снова касалось что-то тёплое и влажное. Где-то вдалеке раздался чистый и глубокий звук колокола, и страшные существа с почти человеческими лицами пошатнулись словно грязные обрывки тряпья.       Его Высочество изо всех сил дёрнулся, силясь стряхнуть ужасное наваждение, и, почувствовав резкую, но такую отрезвляющую боль в коленях и запястьях, обнаружил себя на полу. Всё ещё тяжело дыша, он ощупал своё влажное лицо и совершенно целое горло, но ничего необычного не обнаружил. В ухо ткнулся мокрый холодный нос – Фея, стоя на жёсткой кровати, наклонилась над хозяином, чтобы снова облизнуть его залитое слезами лицо.       Цзинь Лин неосознанно потянулся к собаке, и та спрыгнула на пол, готовая к утешающим объятиям. Знакомое ощущение густой шерсти под пальцами немного привело юношу в чувство – это был всего лишь сон. Фея пристроила тяжёлую голову и крупную лапу на его плечо, придавливая своим весом к краю ложа, на котором они вдвоём ютились уже две ночи подряд. Спина снова болела от недостатка перин.       Спустя какое-то время прозвонили подъём; первые лучи солнца едва освещали скромные гостевые покои. Жулань напомнил себе, что ему стоило бы привести себя в порядок на случай, если кто-нибудь из местных заявится к нему прямо после утреннего колокола.       – Будь рядом, – тихо обронил он и нехотя поднялся, мягко отодвигая от себя Фею.       На столе с вечера так и осталась целая гора свитков и книг; у входа стояла небольшая деревянная бочка, вода в которой за ночь, конечно же, остыла. Младшие адепты незадолго до отбоя по особой просьбе Лань Сычжуя приготовили ему скромную ванну, но Цзинь Лин так намучился с поздним чтением, что его хватило только на простое умывание. Теперь же он, потрогав воду, с грустью пришёл к выводу, что в таком мыться было совершенно точно невозможно. В навозных кучах он, конечно, не успел поваляться с прошлого купания, но тело всё равно ощущалось грязным. Прекрасные, роскошные волосы, хоть пока и не слипались, уже не выглядели свежими и пышными.       Всё, что ему оставалось – это смочить полотенца в остывшей воде и осторожно протереть тело. Когда влага касалась кожи, Его Высочеству становилось легче: словно дурной сон сходил с него вместе с липким, противным потом. Однако тончайшие нижние одежды им тоже напитались за беспокойную ночь – настолько, что ткань до сих пор казалась полупрозрачной, неприятно липла, а ещё приобрела совершенно неподобающий столь высокородному господину запах – так пахнет живой и смертный человек.       В шкафу всё ещё оставались дорогие одежды из Ланьлина; Жулань уже подошёл было к нему чтобы переодеться, как вдруг услышал шаги за входной дверью – словно кто-то специально обозначал своё присутствие – а за ними – вполне вежливый стук. Фея прошлась немного в направлении двери, а после просто уселась, принявшись неспешно мести по полу пушистым хвостом.       По спине побежали мурашки. Цзинъи бы уже вломился.       Цзинь Лин поспешно накинул и запахнул ещё один слой одежд, быстро завязал пояс. Уже открывая дверь, он подумал, что стоило бы припрятать в складках одежды пару талисманов.       – Доброе утро, Ваше Высочество, – вежливо поприветствовал его Лань Сычжуй.       Дух стоял на пороге с подносом и свёртком в руках, ожидая приглашения зайти. Принц нехотя отступил назад, пропуская духа внутрь скромной комнаты. Прежде чем закрыть дверь, он окинул быстрым взглядом двор, подёрнутый лёгким туманом. Было ещё очень рано, поэтому ни одного адепта Лань он не обнаружил – они были то ли на пробежке, то ли на утренней медитации, Жулань честно не запомнил их распорядок дня, и как мог убеждал себя, что ему это точно ни к чему.       – На завтрак у нас обычно каши, однако этот адепт взял на себя смелость приготовить немного мяса, – с присущей ему вежливостью произнёс Лань Сычжуй.       – Сейчас, я уберу со стола книги, – Его Высочество с некоторой долей суеты принялся собирать бесценные рукописи, над которыми просидел чуть ли не до глубокой ночи.       Дух пересёк комнату и поставил поднос на тумбу, что стояла под окном, а рядом пристроил свёрток.       – Если Ваше Высочество заправит постель, то этот адепт поможет перенести все книги и свитки на неё на время завтрака, а потом вернуть на стол, – спокойно предложил он.       Будь на его месте его дурашливый товарищ, Жулань без зазрения совести высказал бы ему на тему того, что заправлять постель – это работа слуги, а никак не наследного принца. Но, к сожалению, это был Лань Сычжуй, безупречно вежливый, образцовый молодой господин, общаться с которым всё ещё было весьма проблематично. Столько формальных бесед, как за прошедший день и вечер, Цзинь Лин не вёл за всю свою жизнь.       Надо же, а когда-то он радовался тому, что был избавлен от необходимости играть с политиками в эти их словесные игры.       – Либо, – продолжал Сычжуй, будто не заметивший заминки, – можно позавтракать прямо на окне. Это запрещено правилами, но пока во дворе никого нет, мы можем себе это позволить.       Принц едва не подавился воздухом. Нарушить правила? Те, за пренебрежение которыми заставляют переписывать здоровенную книгу, стоя на одной руке? Такое мог бы предложить беззаботный Цзинъи, но его совершенно порядочный товарищ?       А что если это – первая из подлостей, которую Его Высочество уже давно ожидал от этого на вид идеального молодого господина?       – Разве в Облачных Глубинах не полагается неукоснительно следовать правилам? – подозрительно уточнил Жулань.       – Ваше Высочество, – с мягкой улыбкой отвечал Лань Сычжуй, – я слишком молод, чтобы не поступать иногда так, как мне хочется.       И с этими словами дух с лицом безупречного и благовоспитанного молодого господина первым уселся на раму из тёмного дерева по одну сторону от тумбы, служившей ему теперь столом, а после снял крышку с одного из горшков, выпуская на волю чудесный запах и едва заметное облачко пара. Фея, учуявшая, несомненно, еду, протрусила к Сычжую и встала на задние лапы, передними опираясь о его колено.       – Моя госпожа, желаете мяса? – приветливо предложил лесной дух, накладывая в одну из простых мисок крупные ароматные куски.       – Почему с Феей все разговаривают лучше, чем со мной? – выпалил Его Высочество и, опомнившись слишком поздно, сильно укусил себя за щёку.       – Ваше Высочество, разве этот адепт Вас обидел? – слова Лань Сычжуй выбирал самые вежливые, но голос его звучал весело.       – Ладно, молодой господин Лань ещё имеет достоинство говорить вежливо, – признал Жулань. – Но поведение Лань Цзинъи не лезет ни в какие рамки.       – Мы с Вашим Высочеством уже обсуждали это, – дух принялся разливать уже знакомую Цзинь Лину кашу из второго горшка по оставшимся мискам. – Лань Цзинъи – очень весёлый и непосредственный человек, и таким образом он проявляет дружелюбие.       – Очень дружелюбно с его стороны было волочить меня на плече у всех на глазах, – о, принц прекрасно понимал, что ему следовало перевести тему и не нарываться, но обида внутри кипела до сих пор.       – Смею заверить, этого адепта он тоже не раз носил подобным образом, – спокойно ответил Сычжуй. – Цзинъи не хочет никого обижать и старается не ввязываться в действительно серьёзные конфликты. Он просто любит общаться с разными людьми и познаёт мир не в последнюю очередь через прикосновения.       – Тем более нечего ему познавать меня, – Цзинь Лин впервые позволил себе по-настоящему огрызнуться в ответ на слова этого духа.       – Ваше Высочество, Лань Цзинъи не хочет причинить Вам зла, – тон Сычжуя был умиротворённым и терпеливым, но чем-то он был похож на то, как говорил Цзэу-цзюнь – мягко, но очень уверенно, безапелляционно. – В любом случае, этот адепт предлагает разделить с ним завтрак.       На том принц и прекратил-таки бесплодные пререкания и уселся на подоконник вместе с уже приступившим к трапезе лесным жителем. Знакомая каша – всё ещё никакая, но в этот раз не такая однородная, с мягкими большими крупинками – раскрылась по-новому с чудесным тушёным мясом, нежным и сочным, тающим во рту подобно медленно рассеивающейся дымке за окном. Цзинь Лин, уничтожая свою порцию, упорно молчал. Лань Сычжуй, в свою очередь, завязать разговор не пытался.       Фея пристроилась возле их ног и с удовольствием поглощала простой завтрак. Хвост её лениво мёл по земле, и весь вид собаки показывал, что она ощущает себя в абсолютнейшей безопасности. Жулань неотрывно следил за верной подругой и гонял в голове невесёлые мысли, пока его миска неуклонно пустела. Он всегда доверял Фее как самому себе, всегда знал, что её не проведёшь, не обманешь. Но вот она ест мясо, что дало ей нечеловеческое, неестественное существо, от которого самого Цзинь Лина бросало в дрожь. Ну и кто из них двоих был прав? Приятного ответа на этот вопрос не было.       – Ваше Высочество, кто-то идёт, – совсем не светским тоном воскликнул Сычжуй, моментально соскакивая с подоконника и пряча и поднос, и непонятный свёрток.       Принц тут же повторил его манёвр и отошёл вдобавок так, чтобы снаружи его через окно было не увидеть. Лесной дух быстро оценил ситуацию и в два широких шага оказался рядом с Жуланем, опрокидывая на ходу остатки каши себе в рот – прямо через край, совсем как какой-то деревенский мальчишка, а не адепт столь возвышенного и зацикленного на порядке и правилах клана.       – Чуть не попались, – как-то слишком обыденно прокомментировал происходящее дух.       Паршивцу Цзинъи Его Высочество ответил бы целой грубой тирадой про подлость и грязные приёмчики, но отчитывать Сычжуя язык так и не повернулся.       – Хорошо, что не заметили, – только и сказал Цзинь Лин.       – Ваше Высочество, этот адепт принёс свежие нижние одежды, – дух протянул свёрток, который уже столько раз привлекал внимание принца; пусть тему он и сменил на нечто нейтральное и непредосудительное, по круглому лицу едва заметно скользнула шкодливая полуулыбка.       – Спасибо, – вырвалось помимо воли; Жулань тут же опомнился и больно укусил себя за щёку, а после отставил чашку и обеими руками принял аккуратно свёрнутую ткань. – То есть, выражаю благодарность адепту Лань…       – Не стоит, – мягко прервал тот. – Мне хватит и простого «спасибо».       – Ну и хорошо, – выпалил Цзинь Лин и тут же рванул за ширму.       «Спасибо»? Это что ещё такое? А этот? Куда делась его формальность? Нет, они так не договаривались!       Принц неловко выпутался из широкого пояса и легчайших белых рукавов, поспешно разворошил свёрток. Внутри и впрямь оказался чистый комплект простых тонких нижних одежд. Фея хвостиком проследовала за ним и шмыгнула на жёсткую койку, явно намереваясь подремать.       – Ваше Высочество уже знает, чем хочет сегодня заняться? – донёсся голос Сычжуя.       Вот так, через ширму, он уже не казался реальным, а значит – и опасным. Не видя чрезмерно вежливого собеседника, Его Высочество, пожалуй, мог немного расслабиться, хотя разум охотника этому и противился, настойчиво напоминая, что невидимый враг – самый страшный.       – Я думал продолжить изучать то, что взял из библиотеки, – просто признался он. – Что-то близкое к теме кажется мне бессвязным бредом, поэтому я решил почитать пока что что-нибудь попроще.       В целом Жулань не соврал – умолчал только о том, что в основном его интересовали всякие непонятные противоестественные ритуалы местных, но вот описаны они были явно с расчётом на более-менее знакомого с происходящим здесь читателя. Ему же, пришельцу из других земель, все слова были знакомы, но смысла в них он никак не находил.       – Может ли этот адепт высказать своё мнение? – учтиво поинтересовался Сычжуй.       – Слушаю, – коротко ответил Цзинь Лин, сражаясь с завязками на штанах.       – В целом это похоже на практику в искусстве меча, – спокойно начал дух. – Трактаты и труды учёных мужей, несомненно, важны, однако практика даёт самые весомые плоды.       Звучало разумно – по крайней мере на первый взгляд. Его Высочество некоторое время обдумывал слова собеседника – как раз хватило, чтобы натянуть на едва омытое тело совершенно свежие нижние одежды и накинуть верхний ханьфу.       – О какой практике идёт речь? – осторожно поинтересовался он после молчания.       – У Вашего Высочества на столе лежит книга по сложным духовным практикам клана Гусу Лань, – с готовностью ответил Сычжуй. – Все они требуют знания основ. Этот адепт посоветовал бы сначала изучить ток ци в Лесу и научиться толковать его изменения. Это – первый шаг на пути к полноценному общению с Лесом.       Наконец-то слова «общение с лесом» прозвучали рядом с какой-то связной и понятной фразой. Жулань аж замер на секунду, не завязав как следует пояс, чтобы посмаковать этот восхитительный момент: уж ци-то умеет чувствовать каждый уважающий себя охотник. Вот и первая ниточка, не прошло и недели. Цзинь Лин попытался даже прислушаться к потокам энергии вокруг него – и голова у него моментально закружилась.       – Значит, нужно разобраться в том, как работает ци этого места, – повторил он вслух, немного морщась.       – Верно, – подтвердил Лань Сычжуй. – Часто попадаются места, сверх меры наполненные только светлой либо только тёмной ци. Лес же пропитан и светлой, и тёмной ци, причём она постоянно движется подобно крови в живом теле. Энергия Леса неоднородна, но находится в равновесии, отсюда и благополучие наших кланов.       – В Ланьлине ци почти не читается, – задумчиво произнёс Его Высочество.       Принц завершил переодевание и теперь стоял перед ворохом пропитанных потом белоснежных одежд. Позволить противному Цзинъи убирать за ним вещи он ещё мог, но отдать Лань Сычжую смятую кучу в обмен на аккуратнейший свёрток – это было слишком. Впервые в своей жизни Цзинь Лин поднял перед собой рубаху и попытался прикинуть, как же её сложить.       – Когда ци недостаточно, случаются беды, – с ноткой вполне искреннего сочувствия отозвался лесной дух. – Лес может поделиться своей, но ему нужно указать точное направление.       Его Высочество, подумав, сложил наугад нижнюю рубаху; вместо аккуратного ровного квадратика он получил пухлую кучку ткани с торчащими там и сям краями. Однако это было уже не так плохо, особенно для первой попытки, так что принц с некоторым воодушевлением принялся и за штаны.       – Лес наполнен ци больше, чем любое другое место, – продолжал рассуждать Сычжуй. – Её здесь так много, что сам Лес обрёл что-то наподобие сознания.       – И обращаться к нему – означает просто взаимодействовать с его ци? – подытожил Цзинь Лин.       – Всё немного сложнее, но если в двух словах – да, Ваше Высочество делает правильные выводы.       Теперь, будучи проговорённой вслух, эта вещь казалась простой и очевидной. Жулань досадливо хлопнул себя по лбу – и вот на это он потратил целых два дня. На то, чтобы вернуться к одному из первейших правил заклинателя: следи за ци. Отец наверняка разобрался бы быстрее. Принц окинул быстрым взглядом неловко свёрнутые вещи, а после аккуратно замотал их как смог в прямоугольный отрез ткани, в котором ему принесли свежую одежду. Кулёк получился неказистый, хлипкий, а ещё он был явно толще, чем аккуратно сложенный свёрток, который он получил.       Перед тем, как выйти к собеседнику, Его Высочество порылся в тумбе и извлёк оттуда плоскую нефритовую баночку с мазью для рук. На её крышке был вырезан чудесный пион, и принц мимолётным движением огладил большим пальцем его лепестки. У него уже получается. Он обязательно во всём разберётся, а потом, вернувшись с триумфом, прикажет украсить такими цветами каждую улицу и каждую площадь. Привычный аромат средства, его успокаивающая прохлада на коже, его лёгкий влажный блеск в те мгновения, пока оно ещё не впиталось – это всё было таким родным, таким знакомым. Конечно же, богатый дом, прославившийся своими удивительными эликсирами красоты будет благоденствовать и дальше, после того как наследный принц заставит все травы и все деревья зацвети вновь.       О словах Цзэу-цзюня о том, что Лес заберёт все его силы, он изо всех сил старался не думать.       – Цзинъи говорил, что здесь не во всех местах ци ведёт себя одинаково, – огибая тонкую ширму, Жулань уже чувствовал азарт, тот самый, который просыпается в человеке, находящемся в шаге от разгадки. – Получается, есть разница, откуда начинать её изучать?       – Верно, – кивнул Лань Сычжуй, скромно примостившийся за столиком. – В Лесу есть два крупных средоточия ци – это Облачные Глубины и Нечистая Юдоль. В этих местах её проще всего ощутить, но с другой стороны – очень сложно разобраться в том, как взаимосвязаны её потоки, и как на них повлиять. Весь остальной Лес заметно спокойнее.       – Но если здесь ци больше всего, то не стоит ли попытаться начать здесь? – спросил Цзинь Лин. – Если Ланьлину и правда нужна подпитка, то нужно взять энергию там, где её много, так?       Лань Сычжуй принялся складывать опустевшую посуду на пристроившемся на уголке стола подносе.       – Если Его Высочество уверен в своих силах, то мы можем попробовать сразу после того, как отнесём посуду на кухню, а грязные вещи – в прачечную.       Принц с трудом подавил недовольный вздох: в том, что его заставят участвовать в мытье посуды, он уже не сомневался ни капли, а вот в перспективу провести время ещё и за таким ужасным делом как стирка он верить совершенно не желал. Ну не могут же эти дикари заставить императорского наследника заниматься чем-то настолько унизительным!       Дух либо не заметил эффекта, произведённого его словами, либо замечать не захотел. В любом случае, он с совершенно невозмутимым видом поднялся и с подносом в руках направился к двери – без малейшего колебания повернулся спиной к человеку. Его роскошные чёрные волосы ниспадали до поясницы, узкие концы белой ленты покачивались в такт каждому движению, тончайшие белые одежды подчёркивали силуэт широких сильных плеч – и Жулань снова очень остро осознавал, что перед ним неестественное существо, легендарное лесное чудовище, обтянутое гладкой молочной кожей. Цзинь Лин сорвался с места и схватился за Суйхуа, о котором имел неосторожность почти напрочь забыть. Горсть талисманов принц наспех запихал за пазуху, даже не посмотрев на начертанные на них символы, а безымянный кинжал, помня о недавнем опыте сунул за пояс. Уже почти выбежав из покоев, он вспомнил о свёрнутых одеждах, которые следовало отнести в стирку – пришлось возвращаться, что никак не улучшало настроения.       Дорога на кухню прошла в молчании, причём для Жуланя оно было наполнено нервозностью и неловкостью, в то время как его проводник, кажется, чувствовал себя прекрасно: вежливо кланялся всем, кого они встречали, сдержанно улыбался любой мелочи. С Цзинъи Жулань уже давно бы нашёл повод сцепиться, но с его другом общаться по такой простой схеме не получалось.       Впрочем, идеально вышколенный и образцовый на первый взгляд Сычжуй всё же имел и свои маленькие особенности, что можно было лишь приглядевшись в нём обнаружить. У Его Высочества было достаточно времени, чтобы убедиться, что он в тот раз не ошибся, и ногти этого духа были пострижены странно. А ещё узел на его поясе совсем немного отличался от тех, что носили другие адепты – будто лишь одно движение пальцев было ответственно за эту разницу. Его волосы были слегка волнистыми – а у других Жулань замечал лишь прямые. Лань Сычжуй был безукоризненно вежлив и прекрасно владел формальным слогом, да только правила и предписания он всё-таки не ставил превыше всего. Если так подумать, Цзинь Лин никогда не нарушал запретов вместе с кем-то кроме Феи, а теперь у него с этим не заслуживающим доверия созданием как будто был общий маленький секрет.       Кухня вновь пустовала – видимо, опять пришли после начала завтрака, но до его окончания. Цзинь Лин, не дожидаясь указаний и лекций про труд и дисциплину, оставил кулёк с грязными вещами на стульчике у двери и взялся за уже знакомое полотенце.       – Его Высочество желает помочь этому адепту в повседневных делах? – с улыбкой поинтересовался Лань Сычжуй. – Воистину высокая честь.       И хотя его тон – почтительный, сдержанный – действительно соответствовал словам, Жуланю прямо-таки послышались поддёвки паршивца Цзинъи.       – Деньгами из Ланьлина я расплатиться не могу, увы, – посетовал наследник, и прозвучало это совсем не так, как было задумано: не с едва заметной издёвкой, но с искренним сожалением.       – Свершённое с чистым сердцем дело драгоценнее всего золота мира, – одобрительно произнёс лесной дух; наверняка процитировал какого-то местного мудреца, но тонкости подбора афоризма Его Высочество не оценил: не то из-за недостатка познаний, не то из вредности.       Если бы они тут были с Цзинъи, можно было бы брякнуть что-то на тему того, что, намывая тут чужую посуду, Цзинь Лин надеется улучить момент, чтобы её проклясть, но в этой воображаемой ситуации собеседник обязательно нашёл бы, что ответить, а в ситуации же реальной показывать скверный характер не стоило. Принц досадливо фыркнул: когда же выйдет хоть разок вывернуть всё в свою пользу?       Впрочем, отдать должное Лань Сычжую всё же стоило: мытьём он занимался молча, не доставал и не пытался спровоцировать на ругань.       Вытирать посуду во второй раз в жизни оказалось не так противно, как в первый; Жулань искренне надеялся, что это не зарождающаяся привычка к грязной работе, а просто влияние безвыходной ситуации и специфичной компании. Как бы то ни было, управились они до прихода других адептов – и Сычжуй объявил, что пришло время наведаться в прачечную и повёл прочь из кухни.       Лесной дух вёл Его Высочество по вымощенной камнями дорожке, спускающейся плавно вниз; по пути им встретилось лишь двое адептов – те тащили большую плетёную корзину и тихо переговаривались. Завидев, однако, Цзинь Лина с его проводником, они моментально прекратили разговор, прошли мимо, лишь поприветствовав как полагается. Кому не следовало слышать их разговора – Сычжую или ему самому – принц так и не понял.       Прачечная оказалась симпатичным деревянным домиком на прочном каменном фундаменте, примостившимся на берегу довольно тихой для гор речки. Часть этого здания нависала над водой, поддерживаемая толстыми опорами; от крыши тянулись к высоким столбам верёвки, на которых уже с утра висело свежее белоснежное бельё, казавшееся полупрозрачным от влаги. У широкой двери с крупными ручками примостилась большая корзина из тёмных прутьев, аккуратная и гладкая, с ножками и крышкой. В небольших окнах то и дело мелькали светлые силуэты, но ни громких разговоров, ни смеха изнутри не доносилось.       – Вещи можно оставить в корзине у входа, – Сычжуй словно почувствовал, наконец, вопрос, который Цзинь Лин всё никак не мог задать. – Некоторые адепты предпочитают работу в прачечной другим делам, так что они сами обо всём позаботятся.       – Кто может добровольно выбрать работу в прачечной? – с недоверием фыркнул Жулань. – Как по мне – работу хуже ещё поискать надо.       – Есть те, кто не любят, например, готовить, – пояснил лесной дух, пока они неспешно преодолевали последние шаги до деревянных ступеней. – Другим не по вкусу сражения и дальние походы. Адепты клана Лань должны уметь и готовить, и стирать, и сражаться, но нам позволено выбирать занятие, которому мы хотим посвятить больше времени, чем иным.       – Уместно ли спросить, чем занимается Лань Сычжуй? – осторожно поинтересовался Цзинь Лин.       – Хвастовство запрещено правилами, – сдержанно улыбнулся тот. – Однако из хозяйственных дел этот адепт предпочитает приготовление пищи.       Жулань хотел было спросить о Цзинъи, но вовремя прикусил язык – как бы не подумал его слишком воспитанный собеседник, что он любитель пообсуждать других за спиной. Впрочем, на этом его мысли о втором духе не суждено было закончиться: едва они оставили вещи и собрались покинуть прачечную, откуда-то из лесной зелени выпорхнул ворон и ловко устроился на руке Сычжуя, которую тот подставил совершенно бездумным, привычным жестом.       – Сычжуй, у меня тут кое-какие осложнения, – проговорила птица голосом весьма озадаченного Цзинъи. – Посидишь с принцессой ещё недолго? К вечеру я закончу.       – Хм, – протянул задумчиво Лань Сычжуй, а затем учтиво уточнил: – Его Высочество не возражает?       – Не знаю, что там у него случилось, – принц не до конца понимал, позлорадствовать ему, насторожиться или огорчиться продолжению общения с неприятным духом, так что оставалось просто отвечать более-менее вежливо, – но раз ему нужно остаться – пускай остаётся.       Что-то вроде «я по нему ни капли не скучаю» Жулань всё же оставил при себе.       Дух только кивнул; он ласково погладил клюв ворона и почесал ногтем его лоб. Птица блаженно прикрыла крошечные глазки-бусинки и наклонила голову.       – Слушай, – произнёс Сычжуй. – Конечно, не спеши. Я составлю Его Высочеству компанию. Повтори.       – Конечно, не спеши, – точь-в-точь скопировал его слова ворон. – Я составлю Его Высочеству компанию.       – Может, Его Высочество тоже хочет отправить Цзинъи какое-нибудь послание? – предложил лесной житель.       – Мне нечего ему сказать, – коротко мотнул головой Цзинь Лин.       – Возвращайся к Лань Цзинъи, – обратился Сычжуй к птице; ворон коротко хрипло каркнул, тяжело оттолкнулся лапами от предплечья духа и неспешно скрылся в чаще.       Вопреки ожиданиям принца, дух не повёл его обратно по знакомой дорожке, а свернул на другую и неторопливо зашагал вдоль берега реки. Вода была прозрачной и спокойной; течение было неспешно, едва заметно. Сквозь тончайшие одежды Его Высочество поёжился и скованным жестом провёл руками по плечам и бокам: прохладу он сквозь тончайшие одежды ощущал так, словно был нагишом.       – Здесь недалеко есть очень приятное место, – объяснил дух. – Этот адепт и Лань Цзинъи ходят туда каждый раз, когда необходимо серьёзно посоветоваться с Лесом. Там никто не мешает.       От последней фразы по коже Жуланя побежал мороз. Как-то не очень ему нравилась перспектива оказаться в укромном уголке, где его даже никто не найдёт, а потом пытаться как-то взаимодействовать с какой-то неестественной сущностью, которая вполне может превратить его в пенёк или щедро нафаршировать корешками. Однако особого выбора у него не было – прошедшие дни научили его, что на любой протест ему ответят, чтоб шёл домой.       Всё, что ему оставалось – это следовать за духом в белоснежных одеждах и успокаивать себя тем, что его уже тысячу раз могли убить самыми разными способами. Река, вдоль которой они всё продолжали шагать, становилась всё уже, а вода, казалось, текла всё стремительнее и шумнее – на поверхности даже белела кое-где пушистая пена. Сначала Цзинь Лин услышал отдалённый грохот, а после, минув изгиб русла, увидел вдалеке невысокий водопад и крошечное озерцо под ним, подёрнутое полупрозрачной дымкой.       – Сюда, Ваше Высочество, – позвал Лань Сычжуй, немного ускоряя шаг.       Он подвёл принца к крупным округлым камням с плоскими верхушками; одна сторона каждого валуна лежала на земле, а другая – уходила в воду. На один такой камень и взобрался лесной дух. Его и без того непрямые смоляные волосы от висящей в воздухе влаги превратились в мягкие волны, а чёлка очертила румяную скулу очаровательным завитком. Сидящий в самой благопристойной позе, держащий идеальную осанку – он выглядел как сказочное волшебное создание.       – Ваше Высочество, присядьте тоже.       И Жулань не мог не послушаться. Он взобрался на валун – коленки мелко подрагивали, пальцы на руках не слушались – и уселся, как садился всегда, готовясь к медитации.       – Здесь очень сильная ци, – предупредил Лань Сычжуй; грохот водопада заглушил бы обычный тон, и потому он повысил голос, показывая всю его силу и звонкость. – Попробуйте её прочувствовать, как делаете это обычно.       Цзинь Лин рассеянно кивнул и закрыл глаза. Вдохнул глубоко, втягивая свежий сладкий воздух. Расправил плечи, ощущая на них движение чуть влажных тончайших одежд. Шум водопада заполнил всё его сознание, стёр все ненужные мысли, обострил до предела безупречные чувства охотника.       Вечный, не прекращающийся здесь ни на секунду танец лесной ци словно почувствовал открытое, готовое к принятию нового сознание. Как вода низвергалась где-то рядом на гладь озера – так и сотни потоков ци обрушились на разум принца.       В следующий миг животный страх яркой вспышкой ослепил Цзинь Лина.