jaem
сегодня в 18:08
если ты просто болеешь, почему не сказать и мне об этом?
какого хрена происходит, джено?
почему ты меня игноришь?
что я сделал не так?
я же, блять, просто волнуюсь за тебя
Тревога по итогу разбавляется раздражением. Джемин окончательно теряется в происходящей ситуации с Джено и решает оставить всё, как есть. Бесконечно долбиться в плотно запертую дверь он тоже не может. Потому он перестаёт звонить, перестаёт писать и перестаёт выискивать чужой запах на своей постели. Вторник, среда и четверг проходят в монотонном режиме прилежного ученика с хроническим недосыпом. Джемин пытается функционировать, как и прежде, но выходит у него это, откровенно говоря, довольно хреново — он слишком сильно привыкает делать всё именно с Джено, и в эмоциональном плане это жутко выматывает. Вместо успокоительного, на которое у него не оказывается ни денег, ни необходимого рецепта от врача, Джемин использует ромашковый чай. Заваривает тот себе по вечерам практически каждый час, не совсем понимая, получает ли от этого горячего напитка должный эффект, и всё равно заполняет тем свой организм; а на скалолазание он между тем забивает. Решает не ходить туда, где его ожидают увидеть в компании с Джено, и заполняет своё свободное вечернее время либо сериалами, либо повтором учебного материала. Тем не менее в четверг привычное времяпрепровождение после учёбы, позволяющее ему полностью абстрагироваться от тягостной реальности, прерывается неожиданным звонком в дверь. Джемин удивлённо приподнимает брови, выбирается из своей постели и, шоркая тапочками, плетётся до входной двери. Заглядывает в глазок и мгновенно замирает — по ту сторону оказывается Джено. Желудок рефлекторно и болезненно скручивается, а сердце в грудной клетке пропускает удар. Он тут же тянется открыть дверь, практически распахивает её, не рассчитывая силу, и нервно сглатывает слюну. За порогом действительно стоит Джено, его Джено — значительно похудевший в лице, с сильными синяками под глазами и без всякого блеска во взгляде. Тот кажется ему будто потухшим. Чем-то подавленным, истощённым и совершенно безжизненным. — Прости, что без приглашения, но… — Джено сильно хрипит, робко смотрит в глаза и ведёт себя чертовски зажато. — Просто… Джемин не даёт тому договорить. Сразу же подаётся вперёд, притягивает к себе старшего и всего-навсего обнимает. Крепко, тепло и душераздирающе, по ощущениям. Вжимается в чужое тело своим, вдыхает любимый запах, по которому ужасно соскучился, и зарывается лицом в напряжённую холодную шею. — Я сходил без тебя с ума. — Извини. Я… Извини меня… Просто… Джено сжимает его в своих руках сильнее — почти до хруста в костях, неожиданно, но не больно вцепляется зубами в его плечо сквозь футболку и бесшумно содрогается от каких-то внутренних мук. Будто бы изо всех сил сдерживает себя, чтобы не сорваться на истошный жалобный вопль. Джемин всё ещё не понимает, что происходит, но ни за что не выпускает Ли из своих рук. Гладит по широкой спине, сильно мнёт свои губы зубами и непроизвольно задерживает дыхание, ощущая, как на него тоже почему-то накатывает. Непонятную режущую боль они разделяют ровно на двоих. Джемин, правда, всё-таки шмыгает носом и на несколько секунд жмурит глаза, чтобы накопившаяся в тех влага не вышла наружу; а Джено, словно почувствовав это (или просто услышав), немного от него отстраняется, бережно стирает с уголков его глаз небольшие солёные убытки и с очередным тихим извинением целует его в губы. Кратко, нежно, с любовью. — Хочешь есть? — интересуется Джемин совсем не о том, что терзает его сознание в последнее время, но понимает, что сейчас не самый лучший момент говорить о случившемся. Они ещё успеют это сделать позднее. — Хочу. — Тогда разувайся, иди мой руки, а я приготовлю нам что-нибудь вкусное. Чувствуй себя как дома. Он срывается на лёгкую немного неловкую улыбку, тут же отводит свой растерянный взгляд и направляется к входной двери. Наконец-то закрывает ту, запирает на замок и проходит мимо Джено, стягивающего с себя кроссовки. Идёт на кухню, невольно прижимает ладонь к грудной клетке, в которой по-прежнему бешено бьётся смятённое сердце, и одновременно раздумывает, что они могут вместе поесть. Продуктов оказывается не так уж и много, поэтому он просто достаёт из морозильника куриные наггетсы и картошку фри, ставит духовку на разогрев до необходимой температуры и поднимает взгляд к входящему в помещение Джено. Между ними ощущаются странная неловкость и отчётливое напряжение. Джемин, тем не менее, старается не обращать на это всё никакого внимания, натягивает на губы очередную слабую улыбку и продолжает свои махинации с едой. Джено, в свой черёд, тут же рвётся помочь, однако без каких-либо слов и без взаимно приподнятых уголков своих губ. Что говорить — непонятно, и как вести себя — тоже. Что-то явно не так, но Джемин, до сих пор отчаянно искавший ответов, теперь не знает, как спросить у старшего — что случилось и почему. Как он может помочь? — Кстати, сегодня на парах был такой смешной случай... — по итогу он говорит совершенно о постороннем. Либо у него не хватает ни смелости, ни решимости намеренно вскрыть чужие раны, либо ему кажется, что лучше дождаться, когда Джено сам аккуратно расставит всё по полочкам. По итогу приходится делать вид, что всё хорошо, — быть актёром какого-то дурацкого спектакля, в котором между ними не существует никакой бездонной пропасти. Они спокойно ужинают, разговаривая на какие-то нейтральные темы, совместно убираются, ровно разделяя свои обязанности, и будто по новой пытаются найти друг в друге всевозможные точки соприкосновения. В какой-то момент перебираются из кухни в спальню, забираются на кровать и, по инициативе Джемина, включают на ноутбуке вторую часть Гарри Поттера. Переплетаются пальцами рук, прижимаются друг к другу, будто на улице — суровый мороз, и попутно комментируют происходящее на экране, постепенно стирая и неловкость, и напряжение. Они вновь создают для себя тёплый домашний уют, а под конец фильма Джено даже засыпает. Мирно сопит у него на плече — и Джемин любуется тем, боясь лишний раз пошевелиться. Срывается на непроизвольную улыбку, убирает пальцами спадающие на чужие глаза пряди волос и понимает, что наконец-то за последнее время заново чувствует себя полноценным. На своём привычном месте — подле спасительного плота, не позволяющего ему безысходно тонуть. — Джено, — пытается всё же достучаться Джемин до старшего своим шёпотом и ласковыми прикосновениями к щеке, — до закрытия метро остался всего час. Тебе… не надо ехать? — Не надо, — и это тут же согревает его. — Хорошо. Он продолжает вырисовывать на чужой щеке какие-то узоры, судя по всему, слегка щекоча, улыбается, когда дёргаются и уголки губ Джено, и просто наслаждается подобной близостью. Говорить ничего не хочется, как и выяснять — что же в конце концов произошло. Сейчас ему оказывается так хорошо — и Джемин не смеет это испортить. Только лишь откладывает ноутбук на пол, сразу же оказывается стянут чужими руками в крепкое объятие со спины и накрывает тёплые ладони своими, прикрывая глаза. — Давай завтра не пойдём на учёбу, — опускается горячий шёпот ему куда-то за ухо. — Давай. — И поищем жильё поближе к университету, — неожиданно предлагает Джено, а Джемин тут же раскрывает глаза. Очень удивляется этому. Сразу же желает о многом спросить, но, опять же, не находит на это ни смелости, ни решительности, ни сил. — Каким ты видишь наш дом? — Небольшим. Но уютным, — обратно погружая себя в темноту, чтобы лучше всё представить, произносит следом Джемин. — С белыми стенами, минимум мебелью и большими окнами, чтобы было хорошее освещение. С широким матрасом, твоим запахом на смешном постельном белье и тобой в одних боксерах. — А у тебя довольно чёткое представление, — срывается Джено на смешок. — Надеюсь, ты там видишь себя в какой-нибудь из моих футболок оверсайз, как это бывает в голливудских фильмах. — Это можно будет устроить, — он слегка разворачивается к старшему и улыбается, пытаясь разглядеть в темноте чужое лицо. — Нам не помешало бы, кстати, раздеться, почистить зубы и нормально лечь в постель. — Ты прав. Они кратко целуются, а после лениво выползают с кровати. В ванной комнате Джемин вручает Джено новую зубную щётку (обычно он покупает те набором по четыре штуки, потому что так выходит дешевле), с интересом наблюдает, как тот чистит свои зубы — немного иначе, чем он сам, и всё никак не может от того отлипнуть. Много улыбается, много смеётся и много подкалывает, приходя всё больше и больше в норму. Джено тоже вместе с ним оживает. Шлёпает игриво по ягодицам, с лёгкостью соглашается сыграть в «камень-ножницы-бумага», чтобы выяснить, кто займёт туалет первым, и выигрывает три раунда подряд, но в конце концов всё же позволяет Джемину пойти в тот перед ним. Потому после всех процедур он возвращается в спальню до старшего. Расстилает постель, включая в помещении только лишь настольную лампу, раздумывает, кто куда ляжет — кровать не такая уж и широкая, и резко вздрагивает, когда Джено за его спиной неожиданно захлопывает дверь. Тот проходит внутрь, подходит к столу и выключает единственный источник света. После — сокращает между ними расстояние, опускаясь ладонями на шею, затягивает Джемина в поцелуй, нарастающий в жадности с каждым движением, и вызывает по телу мгновенные мурашки наслаждения. В какой-то момент хватается за края его футболки, резко прерывает поцелуй и стягивает с него верх одежды. Вновь опускается на его губы своими, оглаживая ладонями обнажённую кожу, образует своими прикосновениями ощутимую тяжесть внизу живота и, будто бы тоже ощущая в том особую напряжённость, скользит пальцами по самому низу — вдоль резинки домашних штанов. Джемин шумно выдыхает, когда Джено перебирается губами на его шею, слегка откидывает голову, пальцами вжимаясь в чужие плечи, и с откровенным удовольствием скользит кончиком языка по верхней губе. Чужие поцелуи приятно ласкают его кожу, постепенно и плавно переползая по нему всё ниже и ниже — по ключицам к груди и от груди к животу, и заставляют непроизвольно втянуть в себя последний. Джено опускается перед ним на колени — и Джемин, задерживая и так уже сбившееся дыхание, с предвкушением уставляется на него своим томным взглядом. Зарывается пальцами в мягкие чёрные волосы, ощущает ужасную дрожь из-за прикосновений к своему животу — вдоль еле заметной волосяной дорожки — и не может оторвать от старшего глаза. Тот целует его так любовно, нежно и с одновременным ненасытным желанием, что в его ногах тут же возникает ощутимая слабость. Веки тяжелеют, а с губ срывается очередной шумный выдох. Происходящая близость чертовски будоражит его, но она не кажется пошлой. Скорее необходимой, как воздух, как тот самый спасительный плот, но теперь — уже для них обоих, и одновременно чудовищно душераздирающей. Джено аккуратно цепляется пальцами за край его штанов и одновременно и боксеров, неторопливо стягивает те с его бёдер и опаляет горячим дыханием слишком чувствительную в данную секунду плоть. Тот даже не прикасается к нему, а Джемин уже безвозвратно сходит с ума, слишком сильно сжимает чужие пряди волос в своих пальцах и срывается на практически беззвучным шёпотом «Джено», смакуя чужое имя во рту, словно какой-то сладкий леденец. После — всё происходит будто в тумане, опьяняя его и опустошая от всех тягостных мыслей. На следующее утро Джемин просыпается первым. Приятно потягивается в постели, срывается на сонную улыбку, замечая рядом сопящего Джено, и просто лежит, наблюдая за чужим умиротворением. Они впервые спят в одной постели, впервые встречают бок о бок рассвет — и он с лёгкостью оказывается готов сейчас же продать свою душу за то, чтобы это длилось между ними целую вечность, всю его жизнь. Решая не прерывать чужой сон, Джемин всё-таки вылезает из постели, обнаруживает себя полностью обнажённым и ласково оглаживает подушечками пальцев небольшие багровые следы на своей коже. После — подбирает домашнюю одежду с пола, тихо покидает помещение и одевается уже в ванной комнате после горячего душа. Еле сдерживает себя от того, чтобы не начать что-то напевать себе под нос — из него так и льётся необъяснимое счастье, готовит себе на кухне крепкий кофе и одновременно просматривает на телефоне различные уведомления. Отправляет в чат по учёбе просьбу передать преподавателям, что он приболел, откладывает мобильный в сторону и, с наслаждением выпивая крепкий горячий напиток, наблюдает за происходящим на улице. В какой-то момент его идиллию прерывает входящий на кухню Джено, который также сонно трёт глаза, — и Джемин практически сразу же подлетает к тому. Попутно убирает кружку на стол, крепко обнимает старшего за шею и на несколько секунд даже оказывается оторван от пола. После — неохотно отстраняется, торопливо чмокает своего парня в губы и широко и зубасто улыбается. — Будешь кофе? — Не откажусь. Джемин, тем не менее, не отстраняется, а ещё немного нежится в чужих объятиях. Оглаживает подушечками больших пальцев мягкую кожу щёк, заостряет внимание на любимой родинке под глазом и тянется к той губами, оставляя лёгкий поцелуй поверх. — Наверное, это первое, что привлекло меня в тебе, не считая твоих глаз-улыбашек. — Вот как, — Джено резко меняется в лице, заметно хмурится и отводит тяжёлый взгляд в сторону. Перехватывает его ладони, немного отстраняя от себя, и слишком тяжело и шумно выдыхает через нос. — Это на самом деле татуировка. Ненастоящая родинка. Джемин непонимающе уставляется на ту и невольно сглатывает слюну, ощущая в грудной клетке необъяснимо нарастающее волнение. — Это… была только лишь его особенность.