кривые зеркала

Сидеть без дела — самое худшее решение из всех сейчас возможных, но Джемин никак не может заставить себя пошевелиться и что-либо произнести. Он устало вздыхает, прижимается к чужому боку и нежится в тепле и заботе, которые к нему проявляют. Пытается разложить всё случившееся по полочкам и по-прежнему не представляет, как это сделать. Как ему смириться, что Джено умер и одновременно Джено всё ещё жив? Джемин, по ощущениям, сходит с ума. Наблюдает отрешённым взглядом за языком пара, пластично танцующим над его кружкой, ненароком отвлекается на мнущую его плечо ладонь, словно какую-то антистресс-игрушку, и прислушивается к мерному дыханию рядом. То приятно убаюкивает его — и он невольно прикрывает глаза, смыкая веки в единую кривую линию. Ощущает себя чертовски уставшим и выжатым — все пережитые за это утро эмоции невероятно изматывают его. Ничего делать не хочется, как и, в принципе, функционировать дальше — на него нападает ужасная апатия. — У тебя ещё остались сигареты? — Да, — Джено аккуратно отстраняется от него. Вытаскивает из внутреннего кармана пачку, следом — зажигалку, и протягивает всё Джемину. — Только не переусердствуй. Он затягивается, пока старший поднимается с места и открывает рядом окно. После — тот также (рефлекторно) хватается за сигарету. Видимо, пустота в чужой грудной клетке так и требует, чтобы её хоть чем-нибудь уже заполнили. — Джено ненавидел, когда я курил. — А теперь ему без разницы, — отрешённо отзывается Джемин, смотря через окно во двор, и звучит, наверное, чересчур грубо. Несправедливо по отношению к рядом сидящему. Он осознаёт это не сразу. Запоздало поворачивает голову к парню, кладёт свободную ладонь на его бедро и опускает виноватый взгляд куда-то вниз. — Прости. Нельзя сейчас ставить свою боль превыше всего остального. — Ничего, — отзывается Джено и тяжело выдыхает, на несколько секунд скрываясь за густой серой дымкой. — Что мы будем с ним делать? Этот вопрос наверняка чертовски мучает его, а Джемину данное решение, напротив, кажется довольно очевидным: ничего. Абсолютно. — Просто так на улицу нам его не вытащить, — начинает он издалека. — Я думал, что, можно попробовать провернуть подобное ночью, но это всё равно слишком рискованно, да и тут по всем дворам расставлены камеры, — неутешительно подхватывает Джено. — Как вариант, ещё возможно попытаться запихнуть его в большую сумку, но я даже представлять этого не хочу. Нужно же будет отрубить все конечности, а это… — Сразу «нет». — Да, — соглашается Ли с откровенным облегчением. — Думал ещё про какую-нибудь кислоту. Типа есть же всякие химические средства против сильных засоров в трубах. Например, раствор гидроксид калия. Его можно купить в обычном супермаркете. Судя по отзывам, эта хрень способна растворить что угодно, в том числе и кожу. Но… — Это тоже сразу «нет». В этот раз Джено просто кивает. — Я не хочу мучить ни его, ни нас ещё больше, — добавляет тот впоследствии. — Поэтому, если честно, я в тупике. Я вычитал, что тело в таких условиях может разлагаться даже годами, чтобы превратиться в груду костей, а ещё оно может быть опасным для окружающих. Из-за каких-то возможных инфекций и прочего. Там было написано много всего. — То есть, нам нельзя оставить всё, как есть? — тут же встревает Джемин и разочарованно заглядывает Джено в глаза. Тот в ответ отрицательно мотает головой и отводит тяжёлый измученный взгляд. — Но мы… Мы же можем попробовать забальзамировать его, нет? Чтобы он остался с нами. Безо всякого вреда. — Если честно, я и не думал о таком варианте. Не знаю. Не представляю, как это делать и возможно ли такое устроить в домашних условиях. — Надо погуглить. Джемин с нездоровым воодушевлением достаёт свой телефон. Вбивает в поиск «бальзамирование тела», жмёт на первую предложенную ссылку и тут же приступает изучать статью, делясь экраном также и с Джено. Скользит торопливым взглядом по тексту, непроизвольно хмурится и нервно кусает губы. Первые абзацы просто объясняют суть, предоставляют небольшой кусок истории про Древний Египет, где, как считается, впервые начали сохранять трупы усопших, и объясняют возможную необходимость бальзамирования: препятствие появления запаха и пятен на теле, снижение риска инфицирования окружающих и бла-бла-бла. Джемин вчитывается только лишь в самое нужное — как и чем это делать. — Самый благоприятный вариант — когда бальзамирование происходит через двенадцать часов после смерти человека, — читает он уже вслух и испытывает страх, что уже слишком поздно. В конце концов, у Джено уже появился и специфичный сильный запах, и пятна, о которых говорилось ранее в статье. — Однако в зависимости от обстоятельств этот срок увеличивается до нескольких дней или даже недель, — Джемин шумно и облегчённо выдыхает. — Значит, мы всё ещё можем это сделать. — Похоже на то, — подтверждает и Джено. — Сначала тело специально подготавливают к бальзамированию, — подхватывает он следом. — Устраняют внешние дефекты, кожу обрабатывают дезинфицирующими средствами, моют волосы с бактерицидным шампунем. — Пока звучит всё несложно. Мы сможем сделать это вдвоём. Джемин, правда, забывает, что Джено своего брата, в отличие от него, ещё не видел, да и сам слишком шатко расхаживает по краю бездонной мрачной пропасти. — Патологоанатом выбирает вид бальзамирования и состав раствора в зависимости от того, в каком состоянии находится тело, — продолжает, тем не менее, Ли и непроизвольно скользит по продолжению уже молчаливым взглядом. Джемин также вчитывается в оставшийся текст, отбрасывает всю ненужную информацию и выделяет для себя только самое необходимое. — Тут написано, что самый надёжный процесс бальзамирования — через артерию. Значит, так и попробуем сделать, — решает он за них обоих. — А лучшим бальзамирующим средством является раствор формалина с сулемой. Не представляю, что это всё такое, но нам потребуется, как минимум, пять литров. Лучше даже шесть. — Сейчас посмотрю. Джено достаёт уже свой телефон, вбивает в поиск каждое непонятное слово, ничего толком для себя не выясняя, кроме заумных химических терминов, и просто смотрит, можно ли приобрести это в аптеке — обычным смертным людям без рецепта врача. Как выясняется, всё необходимое там действительно есть и даже в доступной форме: раствор формалина, как правило, продаётся в пятилитровом контейнере, а сулема (хлорид ртути) — в упаковке в виде бесцветных кристаллов ромбической системы. По сути, всё просто нужно купить, смешать друг с другом (непонятно, правда, в каких пропорциях) — и раствор сам сделает всю необходимую над телом работу. — Уже предвкушаю, как на нас посмотрят, когда мы пойдём закупаться всем этим. — Может, разделимся? — предлагает вдруг Джемин. — Ты купишь где-нибудь, например, формалин и всё необходимое для дезин-фи-цирования, — не за раз произносит он последнее, — а я — этот непонятный хлорид и шприцы уже в другой аптеке. — Хорошо. От принятого решения становится несколько проще, пусть и всё-таки одновременно жутко. Морально к этому никто из них не готов, хотя на словах всё кажется довольно лёгким. Даже слишком. — Мы сделаем это сегодня? — интересуется Джено не то со страхом, не то с каким-то ненормальным предвкушением, и Джемин на самом деле разделяет данные чувства. Кратко кивает и убирает телефон обратно в карман. — Тогда, наверное, и останемся тут до завтра. — Может, я вообще насовсем переберусь сюда? — вдруг необдуманно срывается с его губ. — Если ты, конечно, всё ещё хочешь съехаться… — Да, но… Джено, кажется, и сам не знает, что не так в подобном предложении. Вероятно, ему пока что слишком дико представить свою будничную жизнь с мёртвым братом под боком. — Просто я хочу быть с вами обоими, — признаётся Джемин. — Чтобы всё по-честному. Он, ведь, не влюбился в кого-то из них конкретного. Он неосознанно полюбил их обоих. Вместе. Как одно целое, неизбежно разделяющееся на две равные половинки. — Да. Хорошо. Ты прав, — немного всё же неохотно, с сомнением выдавливает из себя Джено. — Хочешь тогда увидеть мою комнату? — Конечно, — его губы невольно трогает лёгкая и краткая улыбка. Они идут в его спальню, прежде небрежно выбрасывая окурки в так и не допитый чай. Джено тянет его за руку, а Джемин послушно поддаётся, стягивая чужие пальцы в крепкий узел. Не отпускает их, даже когда входит внутрь. С интересом оглядывает небольшое помещение, совершенно отличающееся по сравнению с комнатой младшего Ли (цветовой гаммой и выбранным интерьером), и ощущает себя здесь… более уютно. Ему даже почти стыдно за данное чувство. — Ого, — Джемину бросается в глаза винтажный виниловый проигрыватель, и он тут же подходит к тому, аккуратно скользя по поверхности подушечками пальцев. — Я тоже хотел себе когда-то такой же. — Считай, оно уже наше, — произносит Джено со спины и следом одаривает его тёплым объятием, прижимаясь своей грудью к лопаткам. — Когда будет время, покажу тебе всю свою коллекцию виниловых дисков. — А потом мы включим один из них на фон и устроим медленный танец, как в фильмах? — Ты такой романтик, — срываясь на тихий смешок, подмечает Джено под ухом. — Мы сделаем всё, что ты захочешь. А в его глотке непроизвольно застревает «только не бросай меня, как он». Джемин на это, в свой черёд, попросту дёргает уголками губ и переводит любопытный взгляд на постель. Кровать оказывается гораздо шире его, это хорошо. Будет удобно. — О чём ты думаешь? Ладони Джено неожиданно перемещаются на его бёдра и ощутимо сдавливают их, вызывая непроизвольные мурашки под кожей. Не то из-за подобного прикосновения, не то из-за горячего выдоха, оседающего на его шее. — О том, что не придётся тащить к тебе свой матрас. Мы вроде поместимся на кровати и так. — Ну, не знаю. Надо проверить. Джемин даже не успевает осмыслить сказанное, как Джено уже утягивает его на постель — за те самые бёдра. Валит поверх одеяла, намеренно щекочет, вызывая в нём недовольные вскрики и рефлекторный хохот, и на деле делает ему чертовски хорошо. На их устах застывает полуулыбка, а взгляды неизбежно пересекаются сначала с губами, а после — уже друг с другом. Непонятно — кто подаётся в это мгновение первым к другому, но они всё же смыкаются в необходимом (каждому из них) поцелуе. Жадно вцепляются друг в друга мёртвой хваткой, как захлёбывающийся водой человек — в спасительный круг, сдавливают пальцами плечи, бёдра, бока и хотя бы на какое-то (незначительное) время забывают обо всём плохом. Давящем. Неминуемо тянущим их на самое дно. Они много целуются, но без страсти. Без ласки. Вероятно, даже и без любви. Это просто какая-то потребность. Поддержка. Помощь. Крик истерзанной души. Невыносимая скорбь. Оторваться приходится только лишь из-за нехватки воздуха — они насильно проталкивают тот в свои лёгкие. Шумно дышат, лёжа на спинах, смотрят в потолок, на котором пляшут размытые тени веток деревьев, и пытаются собраться с мыслями. Возвращаться в реальность — неприятная мука. — Расскажи, как вы провели вместе тот день, — неожиданно просит Джено, а Джемин непроизвольно прикрывает глаза, погружаясь в нужные воспоминания. — Мы встретились в центре, — начинает он, припоминая, как вместо обычного приветствия они обменялись долгим объятием и мелкими поцелуями. Это тепло между тем больше не греет его, а болезненно жжёт и яростно душит. — Где-то больше часа просто катались по городу. По дорогам, по парку. Я много ворчал, потому что нам вечно приходилось ехать в горку, а Джено подшучивал надо мной. Говорил, что на следующий день будет всё гораздо хуже, и прогадал он только с причиной, — неохотно подмечает Джемин и вновь весь сжимается. Хмурится. Накрывает одной из ладоней свою грудь и стискивает в пальцах ткань, кожу, боль. — Потом мы поели на набережной лапши. Я ещё, помню, щёку себе сильно прикусил, а Джено мило зацеловывал её, будто это может меня спасти. Он такой дурак был. На его губах проявляется горькая улыбка, а из уголков глаз выскальзывают незначительные слезинки. Джемин даже не пытается их стереть. — Дальше мы поехали ко мне, а когда добрались, долго валялись в прохожей. Жутко уставшие и жутко счастливые. Джено тогда выдал умную мысль про то, что горячая вода якобы уменьшит боль в мышцах, но на самом деле он, наверное, просто хотел затащить меня в душ, — вдруг осознаёт брюнет. — Мы… много там целовались. Трогали и ласкали друг друга, — вспоминая всё это, Джемин даже мажет языком по губам. В тот момент всё было действительно чертовски интимным. — А потом мы просто нежились под водой, сидя на полу душевой. Говорили о всяких путешествиях. Джено пообещал, что мы обязательно куда-нибудь съездим. — Мы и вправду всегда этого хотели. Из-за того, что нам постоянно приходилось чередоваться, мы никогда не могли выбраться куда-то дальше столицы. — Значит, он мне тогда соврал? — Думаю, он действительно собирался это сделать. Мы бы решили — как. Мы всегда всё делили справедливым образом. У него было первое знакомство с тобой, у меня — первый поцелуй, у него — первая близость, у меня было бы что-то ещё… — Как будто я какая-то вещь, — подмечает Джемин и кривит губы. Резко раскрывает глаза, потому что Джено тут же хватает его подбородок пальцами, и послушно поворачивает к тому голову. — Что? — Извини меня. Нас обоих, — парень смотрит на него своими тёмными бездонными глазами, а в тех бессчётное количество вины, каких-то внутренних терзаний и искренней любви. Преданности, обожания, жажды жить. Подле него. — Ты не заслуживаешь всего этого. Ты — просто невероятный волшебный замечательный человек. И ты так много привнёс в нашу жизнь. Ты наполнил её смыслом. Ты… Джемин не даёт тому договорить. Резко подаётся вперёд, крепко обвивает руками за шею и целует, снова срываясь на невольные слёзы. В этот раз не от боли, а чего-то другого — более трепещущего. Джено отвечает на это взаимным теплом, так и не успевая извиниться перед младшим прежде всего за себя самого. За то, что он — далеко не среднестатистический парень, и что всё это время ему приходилось отвратительно лгать. За то, что неспособен отпустить и что утягивает младшего только лишь в ещё большие пучины какого-то непонятного сумасшествия. За минуты молчания, когда Джемину так хотелось просто услышать его голос, и за своё отсутствие в последние дни. За недостаток поддержки в необходимые моменты, за смех, когда он оказывался вовсе не к месту, и особенно за их знакомство. — Извини меня, — всё, что по итогу выдавливает из себя Ли, а Джемин отрицательно мотает головой. Стирает слёзы, прижимается лбом к чужому и вдыхает любимый запах лёгкими. — Ты ни в чём не виноват, — произносит он и почему-то продолжает свой рассказ: — После душа мы пошли ко мне в комнату смотреть первую часть Гарри Поттера, а потом он ушёл. Позвонил где-то через час и… Знаешь, что было последним, о чём я подумал, когда он уходил? — Что? — интересуется шёпотом Ли. — «Вау, он такой счастливый». Джено умер счастливым. Это осознание так… удивляет его. Утешает. Помогает дальше дышать. Даже его желудок непроизвольно оживает и неожиданно и громко бурчит. Они из-за этого тут же срываются на хриплые смешки. — Давай пообедаем, а потом пойдём за покупками? — Да, давай, — не раздумывая, соглашается Джемин. Всё странным образом будто бы нормализуется между ними. Они отрываются головой от кровати, садятся на край и практически синхронно и сладко потягиваются. — Я, правда, ещё съезжу к себе. Заберу нужные мне вещи и одежду. — Мне поехать с тобой? — Нет, всё нормально. Лучше приберись-ка тут немного, — шутливо добавляет он следом и щипает Джено за бок. — Я в бардаке жить не собираюсь! — Ну ма-аам, — сразу строит тот ему глазки. — Хочешь спать на диване? — Хочу спать только с тобой. — Тогда приберись, — не поддаётся Джемин чужому очарованию, хмуро смотрит на того и решительно поднимается с нагретого места. — А теперь покажи мне, как у вас тут всё устроено на кухне. — Знаешь, а тебе очень идёт командовать мной, — довольно двусмысленно подмечает Джено с ухмылкой и несильно шлёпает его по ягодицам. — Всё хорошо? — разворачиваясь, интересуется Джемин. — Не сломал себе руку? За словами следуют нагло вздёрнутая бровь и ответная ухмылка. Старший же не выдерживает и утягивает его в очередной поцелуй. Чем больше тех становится, тем проще оказывается переваривать весь случившийся кошмар, хотя тот всего-навсего терпеливо поджидает их за запертой дверью напротив.