***
Утром Джозеф проснулся от странного шума на кухне. Кровать Дахила была уже пуста, но не убрана. Совсем не похоже на его соседа. Тот отличался организованностью и любовью к порядку. Джозеф впопыхах натянул на себя брюки. Шум становился всё отчётливее. Не осталось сомнений, что что за стеной что-то происходит. Ссора? По дороге на кухню, Джозеф оценил привычку Дахила спать в пижаме. С такими то родственниками! Это были именно они. Николас загораживал собой вход на кухню. Джозеф заглянул ему через плечо. Питер бил своего внука по щекам. Дахил не сопротивлялся, только инстинктивно отворачивал лицо от тяжёлой руки деда. Он держался руками за подоконник и ни разу не попытался дать Питеру сдачи. «Да что он себе позволяет? И почему Дахил позволяет себя бить? — подумал Джозеф. Последняя пощёчина была очень чувствительная для Дахила, и он схватил Питера за руку. У противоположной стены стоял человек. Его Джозеф не заметил сразу. Этот человек обычно приезжал по пятницам за Дахилом, сопровождал Николаса и Питера. Возможно, он водитель, а может, нанятый бандит. Он сделал два шага вперёд и Дахил отпустил руку Питера. — Я вызываю охрану, — крикнул Джозеф. — Перестань. Щенок слишком зарвался. Уже давно пора заняться его воспитанием, пока он не натворил ещё больших проблем. — Николас схватил Джозефа за руку, крепко, словно железными тисками. — Отпиздить втроём — это не воспитание, – возразил Джозеф. Глаза Дахила встретились с его, Джозефа глазами. Он смотрел равнодушно и безучастно. Не имея возможности изменить неприятную для себя ситуацию, он спокойно, как бы со стороны, наблюдал за происходящим. Его лицо, особенно левая щека, покраснело, губы были разбиты, а из носа шла кровь. «Крепкий, однако, старик» — разозлился Джозеф. Отвесив напоследок своему внуку громкую оплеуху, Питер устало сел на стул. Он тяжело дышал. Всё-таки возраст брал своё. — Если ты и дальше будешь так рисковать собой, наш род останется совсем без потомков, — гаркнул Питер. — Не надейся на потомков от меня. — Дахил нарочно попытался побольнее ужалить своего предка. — Я не собираюсь плодить уродов, в которых будет течь твоя кровь. А если нечаянно получится у меня ублюдок, я найду способ от него избавиться. Я уничтожу весь твой род, понял, Питер? — Откуда у тебя может взяться нечаянный ублюдок? – рассмеялся Питер, – Ты же гомосексуален! Хоть сам слышишь, что несёшь? «Странное чувство юмора у старика», –подумал Джозеф. — Я не гомосексуал. А вот ты пидорас, Питер! – Дахил бросил в Питера первое, что ему попало под руку – стеклянную сахарницу. Она попала старику в плечо и осколками разлетелась по полу. Мальчишка остервенел и готов был к бою. В помещении повисла зловещая тишина. У Джозефа по лодыжкам пробежала дрожь. Зря Дахил это сделал. Бесполезно. Теперь тот амбал сделает ему больно. У стены послышалось шевеление. — Да всё нормально, Ульрих. Щенок просто болен… — Питер жестом остановил амбала и повернулся к внуку. — Я позволю тебе пять пятниц не приходить ко мне. Слышишь – пять! Отдохнёшь от меня. А потом, будет как прежде. Деньги, что ты мне перевёл – оставляю себе. Не за что будет делать глупости. На будущее, для себя уясни: деньги нужно беречь и приумножать, а не вкладывать в сомнительные компании. Я эту дурь из твоей головы выбью! Питер направился к выходу. В дверях он остановился и вернулся обратно. Пристально посмотрел на Дахила. На его лице промелькнула жалость и что-то похожее на любовь. — Худющий, — покачал головой Питер. — Я купил свою свободу – иди на хер, Питер! — закричал вслед ему Дахил. Питер только махнул рукой. Он знал лучше, чем Николас, что ровно пять пятниц достаточно его внуку, чтобы насладиться свободой. А потом, он опустошенный и виноватый придёт к нему с опущенной головой. Ибо не к кому больше идти. Джозеф хотел обнять Дахила, поддержать. Дахил отстранился. Он не хочет больше нежностей. Никогда и ни от кого. Слишком поздно. Слишком больно.***
Он получил долгожданную свободу. Теперь он свободен: от Питера, от школы, от опекунов — от всех. И так же, как всегда — одинок. В его первом доме приятно пахло свежим ремонтом, моющими средствами и ещё веяло тонким, горьковатым запахом от осеннего букета, который принесла услужливый риелтор. Белые цветы и сочная тёмная зелень листьев. Хризантемы — так она их называла. — Хризантемы, — прошептал он, запоминая незнакомое слово, — буду их покупать. У него в гостиной камин, настоящий, дровяной. В доме стерильная, доведённая до абсолюта чистота. Он обошёл весь дом, каждый его угол — это ради него, но в большей мере ради своей личной свободы он рискнул всем, что у него было. Хотя было у него не так много, лишь то, что подарила ему незнакомая женщина, имени которой он не знал. Она, сама того не желая, подарила ему Жизнь. Дахил, конечно же, может узнать её персону, найти фото в интернете, но пока не решался. Он не знает, что будет делать с этими знаниями, оставшись в своём одиночестве. Из окна его новой гостиной тоже видно край озера. Не того, уходящего далеко за горизонт — другого. То блестело своей зеркальной поверхностью, а это утопает в деревьях, и в эту пору, покрыто ковром из листьев: жёлтых, красных, бурых… Здешние края славятся своими озёрами. Ещё утром он сидел у кровати своего спящего соседа и пристально рассматривал, стараясь запечатлеть для себя его черты. Чтобы запомнить. Русые волосы разметались по подушке, тёмные ресницы слегка вздрагивали во сне. Он осторожно дотронулся до их кончиков. На лице показалась едва уловимая и такая трогательная улыбка. Когда он успел так привязаться к нему? Наверное, его теперь уже бывший сосед, красивый. Он точно не может знать, но ему нравится его внешность, его светлые медовые глаза. И то, как он на него смотрит. Дахил погладил волосы спящего — тот улыбнулся во сне. Нежно , как умел, притронулся губами к его лбу. — Ты что-то хочешь, Дахил? – спросил сквозь сон Джозеф. — Нет, я с тобой прощаюсь. — Тогда, до вечера, Дахил. Нет, вечером он будет недоступен.