***
Джозеф не верил своим глазам. Два его бывших любовника в один день. Первый спит в послеоперационной палате, второй на кафельном полу в курилке. — Это так символично! У-у-у-х-х, предатель! Джозеф выдохнул дым рядом с лицом спящего. Реакции — ноль. Невероятно, как этот мальчишка изменил его жизнь. Тогда, не увидев вещей Дахила, Джозеф впал в панику, потом в депрессию. Он не пытался объясниться с мальчишкой, уважал его выбор. Но как же ему было больно. Как пусто! То, что он чувствовал, было сильнее, чем физическая боль. А о боли Джозеф знает много. Медицина боли — этому он учился и продолжает учиться сейчас. Но и Дахилу было больно. Они оба сделали себе больно и поплатились за свою глупость. После периода грусти и депрессии Джозефа потянуло во все тяжкие. Он менял мужчин, даже начал встречаться с женщинами, к изумлению ошеломлённой Агнес. Но всё было не то. Кого только Джозеф не приглашал в свою в постель — перед глазами всегда был Дахил. Неумелый и стесняющийся своей наготы (как только такой попал в профессию?), но позволяющий себя любить. Любопытство и страх перед предстоящим читались на его лице. Он принимал ласку своего партнёра так благодарно, настороженно прислушиваясь к своим ощущениям. Предчувствие оргазма пугало его, и он метался в испуге на кровати, уворачиваясь от сильных объятий партнёра. Но Джозеф имел над ним власть, мог его контролировать, и Дахил не мог это изменить. Оставалось только смириться и принимать. Стонать. Стон вырывался из его полуоткрытого рта, а на щеках показывались милые ямочки. Когда Дахил кончал, его скулы покрылись совсем детским румянцем. Он потом долго выравнивал своё дыхание, а на глазах появилась предательская влага. За те годы, что Дахил покинул общежитие у Джозефа было много одноразовых партнёров, пустых связей, бессмысленных отношений. Постоянным было одно — желание чувствовать любимого. Пусть не в постели, пусть не рядом, главное знать, что он есть, что у него всё хорошо. Правду говорил Нейджел — Дахил не человек. Он эльф. Эльф — это почти, как ангел? А разве можно познав любовь ангела, полюбить простого человека? Джозеф ещё раз подсветил лицо Дахила. Он повзрослел, на его лице появилась светлая мягкая щетина — он уже бреется. Почти взрослый. От этого ещё более желанный. Джозеф выбирал между желанием разбудить спящего или дать ему возможность выспаться. В руках у любимого телефон с включенным таймером. На нём цифры неумолимо ведут обратный отчёт. Спать ему ещё двадцать минут. Холодный кафель, короткий рукав больничного костюма. Неудивительно, что Дахила бьёт редкая дрожь. Спать. Дать ему поспать — вот выбор Джозефа. Напоследок Джозеф ещё раз взглянул на лицо спящего Дахила. В его волосах и на лбу следы высохшей крови. Не своей, чужой. Вспомнился анекдот про близорукого гинеколога, у которого всегда мокрый нос. Джозеф улыбнулся, укрыл спящего своим худи и тихо ушёл…***
— Вы можете двигаться в кровати, как хотите, мистер Смит, — Джозеф перевернул своего бывшего на бок и сделал ему лёгкий массаж спины, разглаживая мелкие розовые морщинки оставленные складками постельного белья. — Никаких трубок под вами нет. Только та, что торчит из члена. Ну и внутривенная система. Через пару часов, вы будете ходить и тогда избавитесь от уретрального катетера. Мужчины особенно не жалуют его. Как ваша дочь, Уилл? Уилл кивнул. Непонятно, хорошо или плохо, просто кивнул. Джозефу это всё равно, ведь она, дочь Уилла, не его пациент. — Прости меня, Джозеф, — шепнул Уилл, — Я тогда подпортил тебе жизнь… И ему тоже. — Успокойся, насчёт Дахила, — Джозеф перешёл на «ты». — Дахил — гетеро. А может, асексуален. Мне жаль, Уилл, что у тебя так сложилось. Точнее, не сложилось. Ты не заслужил всего того… — Джозеф имел в виду Саманту. Она трепет имя Уилла на каждом углу. Уилл ухватился холодной рукой за руку Джозефа — Побудь со мной, ещё немного. Джозеф покачал головой. — Нет. У меня уже час, как смена закончилась. Сейчас персонал уладит свои дела и тебе будет больше внимания. Я не могу, честно! Если не посплю, то не смогу завтра работать. Вопреки своим словам, Джозеф остался с другом до вечера. Он помог ему подняться, дойти до туалета, принять душ. Покормил. Только когда Уилл уснул, Джозеф отправился домой. Ехал на такси, расходы на которое, покрывал госпиталь. Интересно, почему оперировать больных по много часов подряд без сна можно, а сесть за руль автомобиля нельзя? Странное видение ситуации у администрации госпиталя. Вот Дахилу всё равно на видение ситуации руководством госпиталя. Его Ленд-Крузер всегда на стоянке. Похоже парнишка сюда перебрался. У Дахила нет тормозов, он обходит любые запреты. Джозефу было известно, что Дахил успел побывать фигурантом громкого скандала. Причины не освещались в прессе, лишь то, что по вине Дахила клиника выплатила огромный штраф за нарушение врачебной этики. Дахилу тогда пришлось оправдываться в суде и, согласно приговору, выполнять общественные работы. Джозеф улыбнулся, представив, с каким отстранённым лицом его идеально причёсанный и одетый Дахил метёт улицу или обслуживает бездомных. В чём Джозеф не сомневался, так это том, что Дахил крайне ответственно исполнял своё наказание. Джозеф с удовольствием бы посмотрел на него. В жизни Джозефа кое-что изменилось. Теперь у него есть своя крыша над головой. Вернее, взятая в ипотеку квартира, которую он делит с Агнес. Это не совсем то, о чём мечтал Джозеф, но в будущем он сможет позволить себе жилье получше. Квартира в тридцати минутах езды от Даунтаун, на седьмом этаже высотного дома. В их квартире две отдельные спальни с санузлами, а посредине большая гостиная с кухней. Всю квартиру объединяет длинный балкон, из которого можно попасть в любую комнату. Агнес уже как два года перебралась в город к сыну и устроилась на работу в супермаркет. Всё так же одинока. Впрочем, как и сам Джозеф, который перепробовал все виды отношений за короткое время и предпочёл остаться один. Два одиночества под одной крышей. У матери и сына был неписаный договор: кто первый находит себе пару, тот и съезжает. Но Джозеф не верил, что в ближайшее время в их жизни что-то изменится.***
На следующий день Джозеф помог Уиллу собраться домой. Пациент уже был почти одет. Осталось дождаться запаздывающего Нейджела, который вызвался подвезти приятеля домой. Больше к нему никто так и не наведался. Джозеф знал, что причина в безумной Саманте, которая создала вакуум вокруг Уилла, морально его растоптала. Кроме миллионных убытков, он понёс ещё и репутационные потери. — Ничего, Уилл, ты справишься. Выстоишь, — подбодрил его Джозеф. Уиллу было тяжело смотреть на Джозефа. Такой родной и такой чужой. В нём уже начала просматриваться та лёгкая циничность, которая присущая людям выбранной им профессии. — Прости меня, Джозеф. В разрыве наших отношений вина лежит исключительно на мне. Ты был прав. Таким как мы, тяжело найти себе пару, и ещё сложнее — уберечь. Имея тебя, я даже не пытался сохранить наши отношения. Всё из-за моей трусости. — А я, наоборот, благодарен тебе за то, что ты был со мной, хоть и недолго. И за Дахила тоже благодарен. Если бы не он, моя теперешняя работа, была бы под большим вопросом. — Вы очень похожи, — сообщил Уилл. — Между вами есть неуловимая схожесть, не портретная — другая. Вы одинаково улыбаетесь, одинаково смотрите, двигаетесь. — Бывает, — протяжно сказал Джозеф. — Нет, вы действительно подходите друг другу. Я сразу это понял и делал всё, чтобы избавиться от него. Я специально тогда не закрыл дверь, чтобы он догадался, кто здесь чужой. Я специально его унижал, чтобы он чувствовал себя лишним. Лишним среди обычных людей. Я портил его репутацию, как теперь портят мою. Я заслужил то, что со мной происходит. — Никто не заслужил такого, — грустно улыбнулся Джозеф. — А наш знакомый не слишком то и пострадал. Он не такой, как я или ты. О тебе позаботились предки, обо мне — Агнес. А он? Он ущерб. Несостоявшийся аборт. Ангиак. Его чем больше бьют, тем он сильнее, тем настойчивее борется за свою жизнь. Знаешь, Уилл, у северного коренного народа есть миф про сущность, в которую превращаются дети, выброшенные на холод умирать. Ангиак — так называют ту сущность. Он приходит по ночам к своей матери, чтобы пить её молоко и так до тех пор, пока не выпьет у нее всю кровь. Потом берётся за родственников, а после за весь посёлок. Ангиак станет только сильнее, если от него попытаться избавиться. Так и Макс-Дахил. Ангиак — это совесть. Он навещает своих обидчиков по ночам, иногда принимая образ белой полярной совы. По каким-то причинам у Дахила не было в детстве имени, но я думаю, он просто его не запомнил. С той мифической сущностью у него много совпадений. Его можно как угодно позорить, унижать, возводить на него наговоры, к нему не прилипает грязь. Прилипает к тому, кто хочет его извалять в грязи. Уилл не согласился с словами Джозефа и возразил. — Он понимает. И страдает, как ты или я. Ему даже хуже, больнее. Я это знаю. Дахил живёт по соседству со мной. У него таунхаус. Я часто вижу его Ленд-Крузер, когда хожу с дочерью в парк. Он играет на фортепиано по вечерам. Или просто грустит за инструментом. Некому выговориться. Мне нравится его игра. Я иногда останавливаюсь, чтобы послушать. Не я один. Многие останавливаются. Он закрывает окна, чтобы не так слышно. Но это не помогает. Наш сосед музыкант, сказал что у него очень высокий уровень. Последние полгода я не слышу больше музыку, а взгляд у него потухший. Что-то происходит в его жизни. Ты знаешь, Джозеф, у него есть документы на другое имя. — Нет. На какое имя? — Эттвелл Тайлер. Он снимал номер, когда был с тем арабом. — С каким арабом? — удивился Джозеф — Он провёл с ним три дня. В отеле моей семьи в соседней провинции. Отель несколько раз проверяла служба безопасности того араба. Поверь, это был другой Дахил, таким ты его не знаешь. Он органично вписан в мир того небольшого количества людей, в руках которых суммарное богатство мира. — Это, был Рахмон или Рашид… Я не уверен, что они богатые. Больше показухи. — Не похоже на показуху, — Уилл заметил, что Джозеф нервничает прохаживаясь взад-вперёд. — Я не знаю, стоит ли тебе говорить. Дахил и тот араб Рашид — любовники. — Глупости. Рашид — его опекун. — Нет. Я был в его номере. После того, как они покинули его. С опекунами таким не занимаются. — Нет. Не может быть, — улыбнулся Джозеф. — Ты перепутал? Это был Рахмон. С Рахмоном я ещё поверю. Рахмона все хотят. — Я видел Рахмона в соцсетях. Нет, это не был Рахмон, а тот второй. — Я не верю. Уилл, нет, — на лице Джозефа показались одновременно улыбка и недоверие. — У Рашида ничего не было с воспитанником. Я бы почувствовал, если бы у Дахила кто-то был до меня. Я же лежал с ним в одной постели, касался его. Не верю. Он прислушивался к каждому моему прикосновению. Поверь, у него со мной было впервые. — Ты его совсем не знаешь, Джозеф. У Дахила есть другая, неизвестная тебе сторона. Джозеф присел, чтобы завязать шнурки на кроссовках Уилла. Ему хотелось побыстрее сбежать из палаты и не продолжать беседу. Почему Нейджел так задерживается? Он уже давно выехал. Уилл решил проявить самостоятельность и наклонился к своим кроссовкам. Резкая боль пронеслась по всему его телу и он вскрикнул. Джозеф обнял своего бывшего любовника. Не осталось никаких обид, злости — ничего. Только жалость. Он жалел Уила так, как жалел бы близкого друга, брата.***
«Как он мог? Да он же ему в отцы годится!» Джозеф искал встречи с Дахилом. Ему необходимо. Зачем он занимается сексом с Рашидом? И какой же пидор этот Рашид — полез на малолетнего воспитанника. Несмотря на то, что Дахил часто появлялся в поле зрения Джозефа, случая поговорить долго не предоставлялось. Череда чрезвычайных происшествий повысила наполняемость и без того самого загруженного госпиталя в городе. Джозефу некогда было вверх посмотреть. Его маршрут был протоптан между операционной и отделением интенсивной терапии. Три недели спустя Джозеф встретил Дахила в столовой. Был поздний вечер, времени до закрытия оставалось немного. Из посетителей несколько родственников больных и проголодавшийся техник. Дахил стоял с подносом и высматривал для себя столик в уединенном месте. В этом весь Дахил — всегда избегал праздного контакта с людьми. Джозеф выждал, пока Дахил устроится и подошёл к нему. — Доброго вечера, мистер Сафари. Дахил устало посмотрел на Джозефа и занялся своим сэндвичем. Он не был настроен на разговор. — Не поздно ли для ужина? — весело спросил Джозеф присаживаясь напротив. — Рамадан, — односложно ответил Дахил. — В Рамадан запрещено разговаривать? — Было бы неплохо, будь это так. Нельзя есть до захода солнца. — Мне кажется, ты должен находиться в женской больнице? — Меня сослали сюда, — вынуждено улыбнулся Дахил. — Неужели маньячил? Дахил всё так же улыбаясь занялся сэндвичем. — Скажем так, плохо себя вёл. — У тебя вновь трудности с поведением? — присвистнул Джозеф. — У меня нет трудностей с моим поведением! Трудности с моим поведением у тех, кто со мной работает. — Тебе бы обратиться к специалисту, — посоветовал Джозеф. — Ты имеешь ввиду психиатра? Хезер здесь. У нее в теперь в Канаде лучшие условия для деятельности. Я её подопытный. Ты не волнуйся — органических нарушений у меня не выявлено. Я здоров, слышишь? Я ментально здоров! — Надо же, — Джозеф недоверчиво прищурился. — Ты сейчас свободен? Дахил кивнул. — Доедай свой сэндвич. Поднимемся в курилку. Доесть сэндвич в этот раз не вышло. В курилку подняться тоже. В столовую вошла медсестра. Она махнула рукой Дахилу и его лицо стало озабоченным. Он виновато посмотрел на Джозефа и слегка коснулся его плеча… — Я ухаживаю за сложным пациентом. Прости.***
В курилке они всё же встретились. Ночью. Дахил снова спал упёршись в стену. Снова на нём ничего не было, кроме больничного серо-голубого костюма. Снова он вздрагивал от холода. У Джозефа не было чем его укрыть. Он сел рядом и пригрел его к себе, как делала с ним в детстве Агнес. Впервые за три с половиной года Джозеф вновь его обнял. Те же мягкие волосы, тот же родной запах, так же дышит. Он согревал собой дрожащее тело Дахила, гладил его волосы, слушал его дыхание. Дахил пошевелился. Поднял голову. Их глаза встретились. Дахил посмотрел удивлённо, как будто осуждающе. А потом… Потом его лицо приблизилось к лицу Джозефа, их лбы соприкоснулись. Дахил неумело набросился на желанные губы. Так жадно. Непонятно, что это было, укусы, или поцелуи? Он ненасытно терзал Джозефа, громко дышал, сбиваясь. Прижимался к Джозефу и не знал, что делать дальше, недовольно ворчал. Приближал к себе и снова отстранял. «Не было у него никого, — с особым удовольствием заметил Джозеф. — Он даже не знает, что со мной делать» Джозеф взял инициативу в свои руки, и вырвал сдавленный протяжный звук из груди Дахила. Так долго сдерживаемое желание рвалось наружу. Джозеф больше не мог терпеть, он больше не мог без Дахила, своего Дахила. Он хотел его. Джозеф прошёлся рукой по тонкой ткани костюма, опуская руку всё ниже и почувствовал как Дахил толкнулся навстречу его руке. Один раз, второй… А потом Дахил вскочил и сел у противоположной стены сжимая колени. — Иблис, я чуть не кончил… Чуть не испачкал костюм… — по-детски пожаловался Дахил. Джозеф улыбнулся и сел рядом, обнял его. Взял его руки в свои и прижался к ним губами, осыпал мелкими поцелуями. Когда целовал израненное запястье, почувствовал грубый шрам и спросил: — Кричал? Дахил мотнул головой, так что не было понятно, кричал он, или нет. — Мне сон снился. — Джозеф выдохнул теплый воздух на шрам Дахила, будто согревая. — Давно. Мне было лет семнадцать. Я уже знал, что буду врачом, но специальность не выбрал. Снилась далёкая страна. Не знаю почему, но мне казалось, что я очень далеко от дома. Маленькая комната с зарешеченным окном, в углу пианино. На кровати свернувшись в клубок, совсем невесомое и тонкое существо. Его тело почти не выделяется из-под одеяла, кажется груда тряпок валяется, такой он худой. Я чувствую его боль. Каждая клеточка его тела болит, он не двигается, чтобы не сделать себе больнее, но на самом деле он хочет кричать, выть и бежать. Хочет умереть, лишь бы прекратить свои мучения. Я хочу помочь существу, подхожу к нему. Одеяло немного отодвигается, и я вижу… Ребенка лет десяти. Его лицо в свежих фиолетовых синяках, губы кровят. Мне показалось, что он мне пожаловался, но его губы не двигались. Это была, словно телепатическая связь. Он жаловался, что ничего не может поделать со своей болью… Тогда я испытал чувство безысходности и собственного бессилия. Я ничем не мог помочь. Этот сон долго не отпускал меня. Теперь ты понимаешь, почему я выбрал свою специальность? Парни удивлённо уставились друг на друга, каждый думая о своём. Будто вспоминая. — У меня в школе были решетки на окнах. И пианино в углу, — сказал Дахил. — И травмы ты тоже получил в школе. — сказал Джозеф. — Это был ты. Мне приснилась твоя боль? Ведь так? — Я тогда хотел увидеть рядом с собой человека, который мог бы меня понять. Мне было страшно совсем одному. — Тебя в школе называли Эттвеллом? — спросил Джозеф. Дахил кивнул.***
Внизу послышались шаги. Дахил быстро вскочил на ноги и встал у противоположной стены. Подошли два молодых хирурга. Они стали посредине, и довольные собой обсуждали удачно сделанную операцию. — А ты как, Макс? — переговариваясь через вновь вошедших спросил Джозеф. Дахил указал рукой на свой бейдж, где наряду с фото и должностью красовалось его имя — Дахил Сафари. — Хорошо. Спасибо за… — Дахил жестом показал как он кутается в верхнюю одежду, обнимая себя. Это танцевальное. Джозеф кивнул, что понимает. — Оставь себе. Дахил жестами показал пульсирующее сердце. Он благодарен. Джозеф догадался, это не просто танцевальное — это пантомима. — Как Питер? Лицо Дахила стало грустным, озабоченным. — Болеет. Джозеф приободрил мальчишку. — Ничего, с теперешним уровнем медицины, все будет хорошо. Дахил покачал головой. Нет, не будет. Уже не будет. — Он хочет умереть, — прошептал он. Джозеф понял, что в жизни Дахила многое поменялось. В его глазах поселилась взрослая тоска. Он испытывает настоящую жалость к некогда ненавистному человеку. Или не было никакой ненависти? Всё так же перекликаясь через коллег Дахил спросил: — Ты хоронил близких? — Нет.