Aнгиак

Уилл поджидал Джозефа в уютной маленькой кофейне. Сообщение бывшего любовника с просьбой о встрече, для него стало неожиданностью. Возможно приятной. Уилл вежливо привстал, когда вошёл Джозеф. Усталый с кругами под глазами он вынужденно улыбнулся и пожал другу руку. – Как ты себя чувствуешь, – обеспокоенно спросил Уилл. – Прекрасно себя чувствую. Устал немного на работе, – Джозеф неоднозначно подмигул Уиллу. – Но назначил ты мне встречу не для того, чтобы обсудить все сложности твоей работы. Джозеф измученно кивнул. – Я хочу заручиться твоей поддержкой... – Джозеф, снова за старое. Неужели врачам так плохо платят? – предугадал мысли друга Уилл. – Нет, меня вполне устраивает мой заработок. Но я боюсь, что понадобится намного больше, чем смогу оплатить сразу. Ты же знаешь, что психиатрическая помощь не оплачивается государством. А как обстоят дела с финансами у Макса, мне неизвестно. – Вот оно что! – Уилл лукаво улыбнулся и придвинулся поближе. – Посмею огорчить тебя: у Макса финансово всё намного лучше, чем ты думаешь. В этот раз поиграть в спасателя у тебя не выйдет. – Что ты знаешь о его финансовом состоянии? – Только то, что общедоступно, и то что ты не удосужился проверить. Макс уже год как совладелец одной европейской клиники. Это не афишируется, но все поисковые запросы о Дахиле Сафари ведут туда. Я плохо разбираюсь в медицине, но хорошо в бизнесе. Работая в государственной клинике, твой Макс не имеет права заниматься частной медицинской практикой. Зато может иметь бизнес за рубежом, тем более если этот бизнес на другое имя. В той клинике происходят чудеса. Мало того, что она очень популярна из-за высокого уровня результативности, так ещё и в этой клинике появился ребенок от трёх родителей: двух женщин и одного мужчины. Представляешь, Джозеф! Джозеф уныло кивнул. Подобные процедуры разрешены законодательно, есть технические возможности их осуществить. Почему бы не рождаться детям от двух матерей? – Это далеко не первая подобная процедура в мире, Уилл. И всё не так как ты подумал. От второй донорской яйцеклетки берется лишь оболочка и митохондрии. От женщины-донора будущий ребёнок получит совсем немного – митохондриальную ДНК. Это делается когда материнский биоматериал некачественный. Ничего нового и необычного. Разве что слишком молодой возраст Макса. Его воспитатель Рахмон когда-то сказал, что подобными экспериментами Макс увлёкся когда посетил конный завод Рашида. А возможности ему предоставили. Телефон Уилла завибрировал и он отвлекся на разговор. Тем временем Джозеф и сам достал телефон посмотреть информацию о клинике. И о Максе. Всё сказанное Уиллом подтверждалось. Джозефа насторожило рвение Макса, с каким он публиковал свои исследования. Если так пойдёт дальше, Максу будет тесно в Канаде. В стране с множеством ограничений в сфере генетики; в стране, где официально запрещено коммерческое суррогатное материнство. По закону суррогатная мать не может брать деньги за свои услуги. – Прости, дорогой, важный звонок. Саманта беременна от своего бойфренда. Она хочет обменять дочь на кое-какие привилегии для себя. Конечно же она получит всё, что что желает. – Долбанутые кукушки, – грубо выругался Джозеф. – Перестань, Джозеф! Тебе ли жаловаться на кукушек? Агнес у тебя замечательная мать. – Уилл подлил себе кофе из кофейника. – И всё таки ответь мне, с чего ты взял что у Макса проблемы с головой? – Ну хотя бы с того, что здоровый человек не будет сбегать из больницы и глотать пачки таблеток, запивая их вином. – Может он бы их не выпил... – Уилл, у Макса много лет депрессия и панические атаки. А это больно. Примерно, как у тебя всё болело перед операцией. Только у него болит не живот, а душа. Он готов выпить что угодно, только бы избавиться от боли. Люди обесценивают его проблему: жив, здоров, голоса в голове не раздаются, чем он недоволен? Макс считает своё состояние постыдным. А когда побывал между миром живых и "тем миром", почувствовал, что боли там нет. Я обязан его вытащить. Уиллу было противно. Из-за своей глупой ревности, он много времени мешал жить практически больному человеку. Морально избивал практически ребенка, который и постоять толком за себя не мог. – Мне так стыдно... – Уилл виновато потупил вниз свои чёрные глаза. – Мне тоже. Когда я отвёз его в клинику, он смотрел на меня, как побитый щенок. Я уже две недели не видел Макса. Его доктор считает, что мои посещения будут мешать. С трудом договорился, чтобы меня пустили к нему сегодня. Уилл водил рукой по столешнице, гоняя пальцем сахарную крупинку. – Джоз! Ты можешь рассчитывать на меня, – предложил Уилл. – Но уверен, моя помощь не понадобится. Макс действительно может позаботиться о себе. Клиника приносит доход, а его покойный родственник скорей всего, оставил ему кое-что в наследство. В любом случае своё пребывание в "санатории" он в состоянии оплатить. Взгляд Уилла встретился с взглядом Джозефа. У обоих был непростой период в жизни. Джозеф прижался лбом к холодному лбу бывшего любовника и они застыли в безмолвном оцепенении, пытаясь подольше остаться в том мгновении где нет забот, нет боли, нет ничего. Только они. Первым выдохнул Джозеф, он сжал руку Уилла и прошептал: – Мне нужно ехать... К нему.

***

Джозеф наслаждался спокойной ездой. В комфортном салоне автомобиля он чувствовал себя уютно и в безопасности. По пути Джозеф заприметил прячущийся в скалах и соснах небольшой отельчик. Своими светящимися окнами и черепичной крышей он походил на пряничный домик из сказки про Гензель и Гретель, только побольше. Интересно, читал ли Макс эту сказку в детстве или ему неизвестно об этом творении немецких писателей? Клиника, где находился Макс, действительно мало чем напоминала медицинское учреждение. Под присмотром Хезер находились молодые люди до двадцати пяти лет. Почти все они, кроме Макса и ещё одного пациента с органическим поражением головного мозга страдали от различного рода зависимостей. В клинике им оказывали разного рода лечение: от детоксикации до сеансов групповой терапии. Многие из зависимых, вернувшись на свободу, возвращались к старым привычкам. Некоторые лечились повторно. Макс там чувствовал себя белой вороной. Внешний вид Хезер навевал скуку и депрессию. Её худая непропорциональная фигура придавала ей схожесть с анорексичной уткой, а грубая нижняя челюсть портила и без того несимпатичноё лицо. "Хоть бы брови покрасила, ещё напугает своим видом Макса", – подумал Джозеф, привыкший видеть рядом красивое лицо Агнес. Мешковатая неопрятная одежда лишь подтверждала то, что женщина и сама страдала от различного рода неврозов. Джозеф покосился на разделённый на много ячеек монитор видеонаблюдения, выискивая палату Макса. Хезер просекла взгляд клиента и повернула экран в сторону. Она положила перед Джозефом стопку распечатанных листов и с тревогой в голосе объяснила: – Я до последнего надеялась, что проблема моего пациента больше душевного характера. Я подозревала его в паранойе. – Доктор поправила свои тусклые волосы. Даже наплевавшая на свою внешность Хезер, хотела чувствовать себя женщиной. Особенно в присутствии молодого красивого мужчины.– Исходя из лабораторных данных, у парня отравление продуктами распада пули. На данный момент это незначительное превышение нормы. Как будут развиваться события в будущем, неизвестно. Вряд-ли у пациента есть много времени. Джозеф перебрал листы с длинными столбиками цифр. Он тяжело выдохнул. Случилось то, чего он так боялся. Подобного случая не было за всю его короткую медицинскую практику. Джозеф помнит причины, по которым предательский кусок металла остался в теле Макса и помнит то чувство недозавершённости в конце проделанной операции. Вспомнились и сомнения оперировавшего его доктора. Вот оно, подтверждение. – Макса уже обрадовали? Он знает о своём состоянии? – спросил Джозеф. – Ему ничего не говорили. Это не нужно. Он всё понимает. – У него была рвота? – Один раз. И ещё один раз у него болел живот и тошнило. – Как продвигает лечение его психического состояния? – Никак. Он плохо отреагировал на медикаментозное лечение. Отказывается заниматься в группе. Конечно, он присутствует на занятиях и даже слушает, что рассказывают другие пациенты, но сам молчит. Единственное что для него приемлемо, это занятия с реабилитологом. Он пытается вернуть былую физическую форму. – А как его настроение? – Поинтересовался Джозеф. – Скучает за вами. Я ему дала время подумать, оставляя одного в комнате. Он каждый вечер простаивает у окна, надеясь увидеть вас, мистер Ален. Считаю, пациент нуждается в вас. Он думает, что вы его бросили. – Бросил? Нет, никогда. – Джозеф вздрогнул лишь от одной мысли о подобном. Нет, он не хочет бросать Макса и больше не желает, чтобы ему было больно. – Это жестоко – лишать его связи с внешним миром. И со мной... – Тогда как бы по-вашему, он разобрался в себе? Иногда нужно делать больно. Ну, вы это знаете не хуже, чем я. – Нет знаю. Я обычно делаю так, чтобы не было больно, – возразил Джозеф. – Ну уж простите, – рассердилась Хезер, – я не обладаю такого уровня эмпатией как вы. Я обычный специалист делающий свою работу. И поверьте, я хороший специалист, лучший в своем секторе. Джозеф сложил в конверт листы с результатами анализов. Учитывая состояние Макса, оставаться в психиатрической клинике ему нет смысла. – Я могу забрать Макса сегодня? – Да, но учтите, мистер Алан, ему нельзя надолго оставаться одному. Сами понимаете. Джозеф немного попетлял коридорами в поисках палаты Макса и остановился перед нужной дверью. Он не знал, как его встретит Макс. Они не виделись две недели. Макс имел право думать, что угодно о нём и обижаться. Джозеф толкнул дверь. Макс сидел на кровати, сложив ноги по-турецки. Такой родной и одновременно чужой. Бледный и исхудавший, он выглядел болезненно. Его остриженные почти под ноль волосы начали отрастать и казались темнее, чем раньше. Его брови, ресницы тоже казались темнее, как и мягкая щетина на щеках и подбородке. Макс что-то писал коротким карандашом в блокноте. Джозеф давно обратил внимание на то, что Макс предпочитал писать левой рукой. Хотя и не был стопроцентным левшой. Скорее амбидекстр. Он умело пользовался обеими руками. Только когда писал или держал иглу, предпочитал это делать левой рукой, а работать с большими предметами – правой. На звук шороха Макс поднял голову и от неожиданности вздрогнул. Он хотел кинуться к Джозефу в объятия и расплакаться, как ребёнок которого обманула мама, оставив надолго с гостях. Чтобы скрыть свои эмоции, он ещё усерднее сосредоточился на блокноте. – Тебя лишили всяких занятий? Лишь блокнот и пара детских книг? – с жалостью в голосе спросил Джозеф и указал рукой на стол, где хаотично лежали несколько книг, судя по оформлению – детских. – Пишешь стихи? Макс мотнул в сторону головой. – Нет. Перевожу знакомые мне рождественские песни на английский. – Наверное у тебя хорошо получается? Снова отрицательный кивок. – Нет. Получается плохо. Ужасно получается. Оказывается, весь народный фольклор может существовать только в своем языковом пространстве. Иначе всё теряет свой смысл. Не могу перевести даже на близкородственный язык, не пожертвовав им. Проще перевести на пушту́ – язык, который родной для Рахмона. Я его выучил, чтобы доставить ему радость. – Ты слишком серьёзно относишься к деталям, – Джозеф поставил колено на кровать и обнял Макса. Тот попытался улизнуть. – Нет, истина в деталях, – твёрдо сказал Макс. – Хороший мой, милый, пусть будет так – Джозеф крепче сжал Макса в объятиях, – Далась тебе эта истина... Эти детали. Максу стало неловко за свою щетину, от которой Джозеф, наоборот, пришёл в восторг. Ещё Макса раздражал его запах. Употребление медицинских препаратов придавало коже горький химический запах, от которого сложно избавиться. Ко всему, внутривенный катетер в запястье, послеоперационные раны, не позволяли Максу нормально помыться. – От меня воняет... – Ничего подобного, – покачал головой. Джозеф. Он любил Макса и готов был облизывать даже такого. Джозефа не покидало неприятное чувство слежения. За его спиной находилась видеокамера. Присмотр за такими пациентами необходим, но Джозеф не понимал, зачем так демонстративно. Можно же было скрыть камеру. Так легче для психики. Джозеф выпрямился, чтобы спрятать за своей спиной уязвимого Макса от прицела устройства. – Ты уже знаешь? – спросил раздосадованный Макс. Джозеф кивнул. – Поедешь со мной? Макс согласился не задумываясь. – Поживёшь у меня. И Карагёз будет с нами. Завтра сделаем повторно все анализы, рентгены – всё что нам понадобится и примем решение. Ситуация у нас сложная, но не безвыходная. У нас... значит он, Макс не один... – Ты сильно не огорчайся, если что, Джоз. Я сам прогневил судьбу и сам этого хотел. Вот она за меня и решила. – Не она... Не она решила. А та тварь, которая в тебя выстрелила. Ты знаешь кто это был? Макс задрожал в объятиях Джозефа. Да, без сомнения, он знал! Джозеф это понял. Допытываться не стал. Нужно будет – скажет. Он молча помог собрать ему вещи.

***

Макс с любопытством смотрел в окно автомобиля. Вспомнилась та поездка с Джозефом на Рождество. Маленький ворованный отрезок счастья. Интересно, как там Фиона? Она вроде бы приглашала его к себе. Или это такие правила вежливости? Сельский этикет. Было бы неплохо приехать к ней на ещё одно Рождество. Если она не будет против. Джозеф свернул с дороги и остановился. Макс удивился, зачем он его привёз его в такое безлюдное место. Вокруг ничего, только лес и скалы. – Давай пройдемся, – Джозеф подал Максу руку увлек за собой. За каменистой скалой, при свете северного сияния открывался великолепный вид на отель Гензель и Гретель. Макс остановился, словно заворожённый: – Похоже на домик Гензель и Гретель, – он улыбнулся, – только чуть побольше. – Нравится? – Да-а-а... Завораживает. – Я не собирался здесь останавливаться, хотел сразу домой. – объяснился Джозеф, – но, думаю, нам тут понравится. – Джозеф игриво ущипнул Макса за порозовевшую от мороза щёку. – Конечно, если найдётся номер с камином. Как ты любишь. Номер с камином нашёлся. Пока его готовили Джозеф с Максом ужинали в небольшой столовой. Даже если у Макса не было аппетита, он старался того не показывать. – Ты читал в детстве братьев Гримм? Я почему-то думал, что детская литература недоступна твоему пониманию. – Не такая уж и детская... – возразил Макс накалывая кусочек огурца на вилку. – Кое-что я читал, когда работал на озвучке. Ещё мне Рахмон читал, когда я болел. Он считал, что я, немец, обязан знать творчество братьев Гримм. Всё проще. Рахмон любит сказку, театр. Он меня часто брал на театральные выступления, в театры марионеток. Под видом моего просвещения, он не пропускал ни одного значимого театрального события. Брал самолёт Рашида и мы на выходные летали в Европу... Макс замолчал. Он поймал на себе взгляд горничной. Точнее, на своём запястье с катетером. Он спешно скрыл его под длинным рукавом лонгслива. Джозеф это заметил. – Пойдём, милый, в номер. Я попрошу принести тебе теплый морс. Твоему организму нужна жидкость. Макс забеспокоился. Просто так в номер не приглашают. Он не боялся самой близости. С Джозефом это прекрасно. Боялся боли. Ему надоело испытывать боль. – Это испуг? Да, Макс? – Джозеф взял Макса за пальцы и посмотрел ему в глаза. – Не бойся. Они переступили порог гостиничного номера. Внутри в полумраке пылал огонь в камине, отбрасывая яркие блики на стены. – Я боюсь, что мне снова будет больно, – признался Макс. – Не бойся. За той болью придёт удовольствие. Но не сегодня... – Джозеф приблизил свои губы к уху Макса и таинственно прошептал: – Я просто заставлю тебя кончить... Хотя бы раз. От этих слов Макс затрепетал от желания и немного от страха. Джозеф не стал приставать к Максу, не потянул его сразу в постель. Он в первую очередь избавил его от катетера, помог снять одежду. В момент аварии Макс сломал грудинную кость и повредил ключицу, поэтому обслужить самого себя ему было тяжело. – Пошли в душ. Я помогу тебе нормально помыться, – предложил Джозеф. – Мы будем мыться вместе. Макс подождал пока разденется Джозеф. Ему было интересно наблюдать за ним, за его движениями. Немного стыдно разглядывать так нагло чужое мускулистое тело. В эротическом контексте. Но оторвать свой взгляд не мог. Не хотел. Джозеф заметил интерес, любопытство в глазах друга. Он не смутился, ему было приятно. Он раздевался теперь уже демонстрируя себя голого. – Тебе нравится на меня смотреть? – спросил Джозеф. Макс отвёл глаза. Джозеф заулыбался и приблизился к нему: – Ты знаешь, я тоже волнуюсь. Очень волнуюсь. Я абсолютно не знаю твоё тело, – Джозеф поцеловал макушку Макса, – но то, что я вижу перед собой, мне абсолютно нравится. Ты не представляешь мой восторг. – Ты мне тоже очень нравишься, – стесняясь выдавил из себя Макс. В душевой они сосредоточились исключительно на мытье. Джозеф мылся сам и помогал мыться Максу. Он тщательно натирал его тело, уделяя внимание каждому его участку, нежно обмывал рану, смывал мнимую грязь, а Макс просто получал удовольствие от горячего душа. У него в палате был санузел, но он не мог там сколько угодно находится. Не из-за ран или из-за ограниченной двигательной активности. Не положено.Только Макс задерживался в душе дольше чем надо, за стеклянной дверью показывался грузный силуэт сиделки. За Максом теперь стойко закрепилась репутация суицидника. Ему больше нельзя уединяться. Джозеф оставил Макса в покое только после того, как его кожа начала скрипеть от чистоты. Закутанный в большое пушистое полотенце Макс остался дожидаться друга на кушетке в ванной. Он продолжил нагло рассматривать его мужское тело. Видя заинтересованность друга, Джозеф бросил на него полный обожания взгляд. Макс, в ответ, счастливо заулыбался. – Можно я тебя поцелую? – спросил Макс неуверенно, будто сомневаясь. Джозеф удивился. Он ещё не вытер последние капельки влаги и полотенце оставалось в его руках. Макс взял из его рук полотенце, осторожно опустил на кафельный пол и так же осторожно прикоснулся своими губами к губам Джозефа. Протолкнул кончик языка немного вглубь, будто пробуя на вкус... А дальше растерялся. – Дай свой язык, Макс! – потребовал Джозеф. Макс послушался. Язык у него был немного необычный, слегка широковатый у кончика. Джозеф втянул его в свой рот и приласкал своим языком, чем немного испугал Макса. Он выставил свои согнутые в локтях руки между ними. Джозеф крепко сжал подбородок Макса и продолжил нежно вылизывать ему язык, пока тот не начал стонать. Когда стало не хватать воздуха, они разорвали поцелуй, – Ничего. В следующий раз получится лучше, – успокоил Джозеф. – Всё так плохо? – расстроился Макс.– Я совсем не умею целоваться? Джозеф улыбнулся, притянул Макса к себе. Поцеловал в лоб, потом в щёку, потом нежными короткими, почти невесомыми поцелуями стал покрывать его шею, плечи. – Пусть это станет для нас самой большой проблемой. Твоё неумение целоваться, – сказал Джозеф. Джозеф прикоснулся к маленькому твердому соску Макса и тот весь сжался, пряча свой возбуждённый член. Джозеф понимающе усмехнулся и опустился перед Максом на колени. Макс пятился, но Джозеф удерживал его за ягодицы. Он мягко захватил губами обнаженную головку, пробежался языком по пульсирующему члену и заглотнул его глубоко в рот. Макс задрожал, впав в состояние похожее на панику. Он положил руки на плечи Джозефу и слегка оттолкнул от себя. – Ты стал ещё пугливее чем раньше, Макс. Ну ничего, попробуем иначе. Наоборот. Джозеф стал на ноги, а Макса придавил за плечи так, что тот невольно опустился коленями на полотенце. – Секс – это потребность. Давай не будем себе в ней отказывать... – И добавил. – Я люблю тебя. Макс впервые услышал, что его любят. Это невероятно приятно. Намного приятнее, чем идеально сделанная работа, чем покорение новой научной вершины. Макс поднял глаза вверх, чтобы удостовериться, что Джозеф не шутит. Лицо Джозефа было самым серьёзным. Он положил свою руку на затылок Максу и легко подтолкнул к себе. Так, что его лицо коснулось твердого члена. Макс улыбнулся, дотронулся пальцем к его кончику и отодвинув шкурку лизнул. Джозеф прикрыл глаза и напрягся. Он толкнулся в рот Макса и вошёл в него наполовину. Инстинктивно хотелось отстраниться, но Джозеф придержал его голову. – Дыши носом, Макс-с-с. Макс послушался. Стало легче, паника прошла и он немного успокоился. Был страх повредить член зубами, они ему всё время мешали. Погодя у него стало получаться естественней и Максу даже понравилось всасываться в Джозефа. Происходящее возбуждало и там внизу было божественно. Его член сладко тянуло и Макс сжал его бёдрами. Затем Джозеф заметно ускорился, стал грубым. Это доставило Максу дискомфорт. Он с трудом сдерживал рвотный рефлекс, а член всё быстрее и глубже проникал в горло. Когда Максу уже стало казаться, что он больше не выдержит, Джозеф внезапно замер и вынул член изо рта. Он не хотел чтобы Макс захлёбывался его спермой. Не в этот раз. В другой. Джозеф, самостоятельно сжал свой член и семя брызнуло на кафель внизу, немного попало Максу на плечо. Член Джозефа пульсировал. – Всё хорошо, Макс, – успокоил ошарашенного друга Джозеф. – Ничего не случилось. Просто ты отсосал мужику. От осознания того факта, Максу не стало легче. – Теперь ты. – Сказал Джозеф и поднял его на ноги. Макс повернулся спиной к Джозефу, а лицом к кафельной стене. Джозеф ухмыльнулся. – Молодец... Знаешь, что от тебя хотят. Не сейчас. Джозеф прислонился грудью к спине Макса и нежно дотронулся к его члену. Макс заурчал как котенок и откинул голову на плечо Джозефа. Он доверился более опытному партнёру. Через приоткрытую дверь было слышно как потрескивают в камине дрова, а за окном шумел ветер. Макс похныкивал от наплыва нежности и счастья. Умелые руки Джозефа вытворяли с ним такое, отчего он перестал себя контролировать. Его удовольствие вышло за границы собственного тела. Оргазм приближался. Максу уже стало мало одних рук партнёра, он начал сам вбиваться членом в ладонь Джозефа. В ту ночь Макс уснул в крепких и сильных объятиях Джозефа. На душе было хорошо и спокойно, как никогда до этого. Он впервые был настолько близок с другим человеком и счастлив, что тот другой был именно Джозеф. Макс не мог сам себе объяснить, какие чувства он испытывал, в его скудном на эмоции словаре пока ещё не было объяснения слову «любовь».

***

Утро следующего дня выдалось тоскливым, будто с глаз упала пелена того кратковременного счастья, которое влюбленные дарили друг другу. Камин за ночь погас и холод заставил парней прижаться друг к другу. У обоих на душе было пусто и тяжело. Они боялись плохих новостей. Джозеф прекрасно знал, где именно в теле Макса остановился тот презренный кусок металла. Надежда ещё оставалась. Джозеф готов рыть землю, продать что угодно, влезть долги, только помочь Максу вернуть здоровье . – Джозеф, ты вчера правду сказал, что меня любишь? – наивно спросил Макс. – Правду, Макс. Правду. – Как Уилла? – Нет, – Джозеф сделал паузу пытаясь понять как же он любит, что испытывает к Максу, – Намного сильнее...