– Какая гнилая погода! – посетовала Агнес, наблюдая как холодные капли дождя стекают с балконных перил. – К утру всё обледенеет. Опасно для езды, – Агнес тоскливо посмотрела вслед машинам, медленно въезжающим на подземную парковку. – Наверное, у Джозефа работы прибавится. Волнуюсь я за него, Лукас, выглядит уж очень уставшим. Ох, шли бы они ужинать, что-ли... А то закрылись там у себя в спальне...
– И не говори, чем можно столько времени там заниматься? – проявил нетерпение Лукас.
– Облизывают друг друга, – с уверенностью эксперта заявила Агнес.
Лукаса напрягся. Его мозг с трудом обрабатывал сказанное и по мере того, как полученная информация доходила до него, улыбка медленно сползала с лица, а сердце начинало колотиться всё громче и громче. Он с ужасом и отвращением представил, чем сейчас может заниматься его единственный сын. Конечно же, Лукас считал, что толерантно относится к сексуальным меньшинствам. Он никогда не отказывал в работе людям с нетрадиционной ориентацией. В первую очередь ценил их за профессионализм. У него были хорошие рабочие отношения со всеми подчинёнными, независимо от предпочтений. Но сотрудники не семья. А сын – семья.
– Это глупая шутка, да, Агнес? Они же просто дружат? – Голос Лукаса дрожал.
– Возможно дружат, – улыбнулась Агнес. – Одно другому не мешает.
– Джозеф ведь не гей? Он не похож на гея... Он достаточно мужественен. И, наверное, у него есть девушка...
– Мой Джозеф – гей...– улыбка сползла с лица женщины, и ей стало немного неловко. Не за Джозефа. За себя. За то, что его таким воспитала. Агнес любила сына, но если бы могла выбирать, то предпочла бы для него «правильную» сексуальную ориентацию. Несмотря на свою напускную глупость, Агнес была намного умнее и мудрее, чем казалась. Она знала, сколько теряет её сын, оказавшись в меньшинстве. Сейчас общество стало снисходительным к таким как Джозеф. В стране уже приняты законы: сначала о декриминализации однополых отношений, а позже и признание однополых союзов. Но это не значило, что быть геем легко. Всегда найдётся тот, кто захочет самоутвердиться за счёт таких как Джозеф. Агнес знала, что только самые близкие друзья её сына знают правду о его ориентации. Но даже такая осторожность не всегда помогала. Джозефу несколько раз разбивали лицо сторонники традиционных ценностей.
Вокруг Джозефа, начиная с подросткового возраста, крутилось много девушек. Но чуткое женское сердце уже тогда подсказывало Агнес, что с ним что-то не так. Джозеф выглядел как обычный подросток. Он не был женственный, не был манерный. Ходил в спортзал, любил все те вещи, что нравились мальчишкам. Но Агнес чувствовала, что он не такой как все. Это было глубоко в Джозефе. Она знала, что у её сына никогда не будет традиционной семьи. Приняв ориентацию Джозефа, Агнес
вложила свои силы и сбережения в его учёбу и будущую карьеру. Пусть хоть в профессиональной сфере у него будет всё отлично.
Что касается Макса-Дахила, то он был абсолютно нечитаемый для Агнес. Вся его сущность скрыта за воспитанием и манерами. Его руки были самыми красивыми мужскими руками, которые она видела, но они были руками пианиста, никак не гея. Привычка держать всегда спину прямо, фигура танцора – тоже не делали его геем. Агнес видела в Максе человека, который получил строгое воспитание. Она видела, что у него есть психологические проблемы. Можно ли с его проблемами создать нормальную семью? Наблюдая за Максом, Агнес не был уверена.
– Получается, что мой Макс не совсем полноценный мужчина? – в голосе Лукаса чувствовалось разочарование.
– Твой Макс полноценный мужчина. Самый полноценный. Он в состоянии заработать себе на жизнь. У него есть чувство собственного достоинства. Его невозможно унизить без того, чтобы самому не опозориться. В чём же его неполноценность? – удивилась Агнес.
– Ну хотя бы в том, что он в меньшинстве, – неуверенно сказал Лукас.
– Я не говорила Лукас, что твой сын в меньшинстве. Я честно, не знаю какая у него ориентация. Раньше я считала Макса асексуальным. Ну бывает же такое – человек здоров, а сексуальной близости не хочет. Такова природа. Она и так его щедро наградила: талант, внешность, интеллект... У него есть всё, чтобы нравиться людям, только
ему никто не нужен. Макс, он находится в своём мире: утренние пробежки, спортзал, тренировки, занятия, конспекты, опыты. Да, было дело – проявлял интерес ко мне. Не знаю какого характера. Он совсем ненадолго вылезал из своей ракушки и очень быстро прятался обратно. Джозеф ему тоже был интересен. Не знаю в каком контексте. Я думаю, он подсматривал за нами. За мной и Джозефом. Никаких девиаций, не думай Лукас. Он смотрел, как мы ладим, как общаемся между собой, и с другими людьми. Мне кажется, он у нас учился тому, чему не научили его в школе или приемной семье.
– Он к тебе приставал? – ошарашенный Лукас безвольно свесил руки на перила.
– Нет... В общепринятом понятии нет. Но его взгляд. Он иногда смотрел на меня как мужчина на женщину, но вскоре в нём что-то перемыкалось и он будто утрачивал ко мне интерес. В другой раз он видел во мне мать. Наверное, он сам не понимает, кто он и как к кому относиться. К Джозефу, мне казалось, у него братские чувства. Теперь не уверена. Он мне напоминал меня в детстве. Когда я была маленькая, всегда прятала для своей старшей сестры что-то хорошее. Яблоко или другую вкусность, лучшую игрушку. Не потому, что я этого не хотела. Очень хотела. Но я любила сестру. У Макса также. Он любит Джозефа как-то по детски. Старается помогать ему. В основном втайне. Уверенна, Джозеф не догадывается о многом. А я только предполагаю...
Лукас обнял Агнес, желая согреть своим теплом, несмотря на то, что на них были тёплые пушистые свитера.
– Всё это конечно хорошо, но я бы
хотел прекратить эту связь, – сказал Лукас. – Так будет лучше для них. Я тоже прошёл закрытые школы для мальчиков и знаю, о чем говорю. У некоторых парней, и у меня, в том числе, водились подобные грешки. Впоследствии у всех нас сложились «правильные» семьи, дети. Всё как положено.
– Лукас, у тебя не сложилась семья. И твой сын родился не в семье, – напомнила Агнес. – Ты не можешь знать, будет ли у твоего сына в будущем семья.
Но несчастными ты его сделаешь сегодня. И его, и Джозефа, и меня. Я же
порву с тобой, если ты им не дашь жить, как они хотят. Я не смогу быть счастлива с тем, кто сделал несчастным моего сына.
– Перестань... Они же сами потом «спасибо» скажут, – возразил Лукас.
– За испорченную жизнь не говорят «спасибо», Лукас. Тепер я вижу, как Максу не повезло с отцом. Есть ли хуже отцы чем ты? Почему тебя так не интересует здоровье твоего ребенка, как то, кто его целует? Тебе не всё равно с кем спит твой сын, если он высыпается?
Агнес капризно сжала губы и выскочила в гостиную. Лукас понял, что разозлил её. Оказывается, у неё есть характер. Значит сможет постоять за себя и за свою семью. Это хорошо. Лукас любит женщин с характером. Он о такой мечтал.
У Агнес выбились волосы из причёски, придавая ей капризный вид. Несмотря на драматизм ситуации, Лукас похотливо облизал губы. Он облокотился на мокрые перила и с улыбкой смотрел, как Агнес нервно осматривает сервировку стола, поправляет итак идеально лежащую скатерть. Она отвлеклась на только что вошедшего Джозефа и что-то сказала ему. Тот устало кивнул в ответ.
Когда вошёл Макс, лёгкая складочка между бровей у Джозефа расправилась, а губы растянулись в полуулыбке. Глаза Джозефа отсвечивали жалостью и Макс действительно вызывал жалость. Вид у него был больным, но немного лучше чем днём. Видно, удалось поспать. Остриженные и растущие как попало волосы, великоватая рубашка Джозефа придавали Максу беззащитность. В «Вишнёвом Аромате» Макс выглядел совершенно иначе. Тогда он был безупречен и недосягаем. Сейчас родной.
Последний раз Макс появился в «Вишнёвом Аромате» около полугода назад. Играл восьмую патетическую сонату Бетховена, до минор. Грустил за инструментом. Лукас знал причину грусти. Питер в тот день сообщил ему плохие новости о своём состоянии.
Макс ничего не ел, не играл больше и не уходил. Он хотел побыть в одиночестве, но не один. А дома его ждала лишь стерильная чистота.
Лукас мог наблюдать за сыном, оставаясь незамеченным со своего места. Он запретил персоналу тревожить Макса. В тот день Макс задержался в ресторане. Он стал последним клиентом. Остался бы дольше, его никто не гнал, но воспитание...
В чужом доме, Макс был как рыба выброшенная на лёд. Он всё время посматривал на Джозефа, ища в его глазах одобрение или неодобрение своим действиям.
Агнес уже немного успокоилась. К ней вернулась её улыбка, сейчас снисходительная, в большей мере, адресована Лукасу.
– Не расстраивайся. Всё преодолимо, – прошептала Агнес на ухо Лукасу, – проблема не в Максе, а в том, как ты его принимаешь. Я помогу тебе справиться с чувствами.
Лукас растерялся, когда встретился взглядом с сыном. Но заметив, что и тот подавлен, немного успокоился. Макс чувствовал себя нежданным гостем попавшим на чужой праздник. Он по-обыкновению, прятал свою неуверенность за хорошими манерами.
– Чем занимаешься на работе, Макс? – полюбопытствовала Агнес.
– Смотрю за будущим человеком: от ещё неоплодотворённой яйцеклетки и сперматозоида, до рождения.
– Ты любишь детей?
–Нет, не люблю. Меня не интересуют дети лишь тот материал, который в будущем станет ребёнком.
– Совсем не любишь детей?
– Я не понимаю, что ты от меня хочешь услышать, Агнес? – раздражённо спросил Макс. –Я люблю свою работу. Помогаю новым людям прийти в этот мир максимально здоровыми и готовыми к жизни. Но зачем мне их любить? Ты же не требуешь любви от своего гинеколога?
– А зачем тогда ты этим занимаешься? В мире столько всего интересного, где бы ты мог найти применение своим способностям.
– Во-первых – генетическое многообразие – это очень интересно. Во-вторых, не я выбирал, чем мне заниматься в будущем. У меня не было такого права, – голос Макса звучал уверенно и жёстко. Он всегда преображался, когда речь шла о его работе.
Джозефу посчитал поведение Агнес некорректным и желая пресечь ненужный разговор, стукнул вилкой о край тарелки. Агнес, поняла намёк и завела разговор о погоде, точнее о непогоде.
У Макса дрожали руки. Он хотел наколоть оливку на вилку, но потерпев неудачу, разочаровано вздохнул. Его физическое состояние ухудшалось с каждым днём и каждый новый симптом отзывался похоронным звоном в его голове. Лукас искоса наблюдал за сыном.
– Ты можешь положить локти на стол и расслабить спину – так будет легче, – предложил Джозеф. – Здесь все свои, не нужно думать об этикете.
Макс не послушался. Он убеждал себя, что всё ещё не так плохо. Знал, что скоро будет хуже.
– Тебе положить куриную грудку или печень? – предложил Джозеф.
– Если можно, я бы хотел вернуться в спальню. Я не голоден. – На самом деле, Макс бы поел немного. В животе чувствовалась неприятная пустота. Просто не хотел своим видом смущать других. Он привстал и попытался встать из-за стола.
– Нет, пожалуйста, останься, – Джозеф с силой схватил Макса за руку, – ничего страшного не произойдёт, если ты что-то уронишь за столом. Ты дома.
Джозеф поставил перед собой тарелку Макса и мелко нарезал на ней куриную грудку. – Я не прошу съедать всё. Съешь столько сколько сможешь.
Лукасу понравилось, как заботится Джозеф о его сыне, но всё это было нехорошо, неправильно. На месте Джозефа должна быть женщина. Хотя Лукас не мог припомнить, какая женщина о нём самом так заботилась. Агнес он не принимал во внимание, учитывая их совсем непродолжительное знакомство.
– Так где вы познакомились? – Этот вопрос Джозеф больше адресовал Агнес, чем Лукасу.
Агнес уклонилась от ответа. Беседа не клеилась. Джозеф изучал своего, возможно будущего отчима. Будущий отчим, до неприличия, интересовался Максом. А Максу было всё равно: он никем не интересовался. Джозеф обратил внимание на его лёгкий румянец, которого ещё недавно не было. Он незаметно прижался губами ко лбу Макса. Потом отстранился и снова прижался.
– Тебя знобит Макс. Наверное, отложим знакомство с новым папой на другой раз, – Джозеф широко улыбнулся. Макс тоже улыбнулся, но по-другому: чуть показав свои ямочки и опустив ресницы. «Новый папа» – это должно быть весело.
***
– Мне кажется, Макс знает. Знает кто я, – сказал Лукас, после того как парни вернулись в свою спальню.
– А я так и не поняла, узнал ли тебя Макс. Во всяком случае, если узнал, то не проявил недружелюбие. Это хорошо.
Лукас помог Агнес прибраться. Это её приятно порадовало. Раньше мужчины тоже пытались ей помогать. В основном, чтобы втереться в доверие и получить то, что им нужно. Потом пытались вытянуть из Агнес её ресурсы. Лукас был другой, он не прибегал к подобным манипуляциям. Помогал убирать, чтобы было чисто, а не потому ,что ему что-то нужно. А доверие хотел заслужить, доказав свою надёжность. Не так быстро...
Лукас уговорил Агнес уйти с работы. Потому что работа в супермаркете ей самой не нравилась и потому, что эта работа не приносила хороший доход. Лукас говорил Агнес, что если она передумает, то всегда сможет вернуться на старое место или подобное. Агнес решилась. Завтра у неё последний рабочий день за кассой. Она таки решилась. Частично поддавшись на уговоры Лукаса.
– Иди, Агнес спать. Я сам уберу, – попросил Лукас.
Лукас наводил порядок мастерски и умело. В его движениях чувствовался профессионализм: никакой суеты, лишних движений, всё выверено и четко. Видно, что в «Вишнёвом Аромате» он не брезговал любой работой: от уборки помещения до управления рестораном: от официанта и до повара. И мыл полы Лукас также гордо и уверенно, как руководил своим персоналом.
Аккуратно пригладив чистое полотенце над умывальником, Лукас вышел на балкон. Он устал. Морально, а не физически. На дворе непогода лишь усиливалась. Крупные капли дождя уже не одиноко скатывались с балконных перил, а текли ручьём. Состояние души Лукаса соответствовало погоде: единственный сын его не узнал, а когда узнает кто он, то не простит. У Макса слабое здоровье и на его жизнь покушались. Ко всему Лукасу нужно привыкнуть, смириться с тем, что его сын гей. Менять взрослого сына у Лукаса нет морального права. Как это быть отцом сына-гея?
У Агнес уже погас свет – ей рано на работу. Сквозь приоткрытое окно в спальне парней слышно возню: тихий спор, уговоры Джозефа, даже звуки борьбы.
«Надеюсь это не то, чем обычно занимаются геи», подумал Лукас. Но любопытство заставило его подойти
поближе. Окно Джозефа не было занавешено. Оно находилось с северной стороны и занавески могли стать дополнительной преградой для скудного солнечного света.
В комнате тускло светила настольная лампа. Лукас видел всё, что происходило у парней. Они спорили.
Джозеф хотел видеть Макса в постели голым, а тот не мог без пижамы. Без одежды он чувствовал себя неуютно, незащищённым. Старая школьная привычка. Лукас тоже в школе спал в пижаме. Так было принято. Он избавился от этого предмета гардероба, как только покинул стены школы и прекрасно без него обходился по сей день. Макс не такой, ему тяжело менять привычки. Лукас предположил, что в его школе могли жестко нарушать личные границы учеников. Возможно их подымали ночью, может даже срывали с детей одеяло. Ну и тотальное видеонаблюдение тоже сыграло свою роль.
Макс торговался с Джозефом. Что он предлагал, Лукас не расслышал. Только объяснение Джозефа, что пижамы
в его гардеробе отсутствуют, как класс и ему всё равно нечего Максу предложить.
Макс сидел на краю кровати и тихо всхлипывал. Джозеф подкрался к нему сзади, тихо, словно кот, и обнял со спины. Он начал осторожно расстёгивать пуговицы на его рубашке, медленно: одну за другой. Это было похоже на игру в сапёра. Джозеф касался тела Макса так, будто рисковал подорваться.
Макс притих. Казалось, что он тоже втянулся в странную игру, потворствуя Джозефу. Замер, не позволяя ему подорваться на воображаемой мине. Джозеф снял с Макса рубашку и добрался до ремня. Расстегнул пряжку . Потом завалил его на спину. Стягивая с Макса штаны, Джозеф напрягся и зажмурил глаза. Лукас рассмотрел худой мускулистый живот сына, упругие бедра и бугорок скрывающийся под нижним бельем Макса.
Всё что происходило по ту сторону стекла, почему-то не смутило Лукаса, а вызвало лишь тоску. Всех новорождённых детей Паулы он внимательно осматривал, знакомился с ними: пересчитывал каждый их пальчик, трогал каждую складочку, нюхал их мягкие волосики, запоминал запах. С единственным генетическим ребенком всё пошло не так. Впервые его голым он увидел вот так... «И чья в этом вина?» Ничья, только его, Лукаса.
По изменившейся мимике Макса, Лукас догадался, что Джозеф в него проник. Он успокаивающе поглаживал ему плечи, грудь, ласкал шею и руки, всячески отвлекал от ощущений внутри.
Лукас не чувствовал себя извращенцем проникшим в чужую спальню, он хотел изучить своего малыша. Ему это было важно. Он должен знать каждый мускул своего сына, каждый волосок, все его выпуклости и все впадинки.
Лукас догадался, что Макс неопытный в сексе. Возможно, это был его первый раз. Или один из первых. Более опытный Джозеф держал под контролем весь процесс, который и ему самому доставлял неудобства. Член входил туго, болезненно. Макс повернул голову к окну. Безразличным взглядом он смотрел прямо на Лукаса. Тому даже показалось, что Макс его видит, но это не так. Лукас находился в кромешной темноте.
Джозеф повернул Макса спиной к себе и, кажется, дело пошло легче. Он придерживал Макса за бёдра и мягко проникал в него под разными углами, пока тот не начал всхлипывать и постанывать. Макс больше не смотрел в окно. Он прятал своё лицо в подушку. Джозеф нежно хлопал Макса по ягодицам, что-то тихо шептал, подбадривал.
Джозеф кончил первым Он перевернул Макса на спину и устроился между его согнутых в коленях ног. Что делает Джозеф не было видно Лукасу, но по тому, как блестят глаза Макса было понятно. Джозеф ему отсасывал. Макс снова смотрел у пустоту окна. И Лукас видел как меняется его лицо, от удивлённого до теряющего осмысленное выражение.
В моментах Лукасу казалось, что Макс его видит. Но это невозможно. Макс прикрыл лицо рукой, когда кончал.
Лукас почувствовал что и его член медленно твердеет... Он иронично улыбнулся.
***
Ночью Лукас проснулся от непонятных звуков в глубине его с Агнес спальни. Протерев глаза и приглядевшись, он увидел Джозефа, который что-то нервно искал в шкафу, подсвечивая себе фонариком.
– Что случилось, Джозеф? – спросила Агнес.
– Ищу одеяло, Агнес, где старые одела? – голос Джозефа звучал нервно. – Где старые одеяла? Его всего трусит... Невозможно на это смотреть.
Лукас включил свет, чтобы Джозефу было видно, но Агнес махнула рукой.
– Джозеф, одеял нет. Я не забирала в новую квартиру старые одеяла, а хотела купить новые... Но... Но так и не купила, – голос Агнес звучал виновато и расстроено.
Лукас откинул одеяло в сторону и абсолютно не стесняясь своего тела, потянулся к домашним брюкам.
– Его можно укрыть шубами, – Лукас кинулся к шкафу и достав оттуда две шубы Агнес кинулся в спальню Джозефа. Он больше не боялся выдать себя, он боялся за сына.
Максу, действительно, было плохо. Его челюсть громко стучала, а губы посинели. Агнес глянула через плечо Лукаса на Макса и побежала на кухню. Там набрала горячую воду в резиновые грелки. В последнее время они здорово спасали.
– Что с ним, Джозеф? – спросила Агнес подавая Лукасу грелки.
– Не знаю. Он всегда мёрзнет. А сейчас, когда у него анемия, мёрзнет ещё сильнее. Я сам такого не ожидал.
Лукас подсунул Максу под покрывало грелки и обнял его. Макс вздрогнул, поняв что рядом не Джозеф, но его так трясло, что он не отодвинулся, а наоборот прижался сильнее. Тем более, что Джозеф прилёг рядом, но с другой стороны. Значит всё хорошо, всё нормально.
***
Лукас проснулся поздно, от поскуливания Карагёза. Ни Джозефа, ни Агнес в квартире уже не было. Он лежал рядом с сыном, на том месте, где должен был спать Джозеф и на его подушке. Он был заботливо укрыт одеялом с комнаты Агнес. Макс уже не спал – он равнодушно смотрел на Лукаса и его взгляд абсолютно ничего не выражал. Точно так же как ночью.
За ночь шуба согревающая Макса исчезла, он был укрыт лишь одеялом. Видно, ему стало легче. На правой руке Макса был заказан рукав рубашки, а
к локтевому сгибу была подключена внутривенная система. Баллон с лекарством был прикреплен к высокому торшеру, принесённому из гостиной. Лукас удивился, раньше он никогда настолько крепко не спал, чтобы не услышать всей той возни вокруг. Он помнит, что мёрз во сне, что ничего поделать не мог, чтобы согреться. Чувства Макса передались Лукасу телепатически. Тяжёлый был сон.
Лукас придвинулся поближе к сыну и притронулся к его колючим волосам. Было приятно и он задержал руку на голове Макса ещё немного. Хотелось пойти дальше – обнять его и притянуть к себе поближе, но сдержался, лишь ненадолго прислонился губами к его холодному и влажному лбу.
– Я выведу Карагёза на улицу. Но скоро он вернётся вернётся домой, и там его не нужно будет выгуливать...
