Aнгиак

Лукас уже который раз прокручивал в голове свой разговор с сыном. Он запомнил каждое его слово, каждый жест: теперь он знает, какой на запах свой собственный ребенок, какой он на ощупь. Пахнет его сын чем-то свежим и немного горьким. А какой он на ощупь – трудно передать, будто трогаешь заброшенного исхудавшего котёнка: все косточки наружу. Макс вроде бы тянется к приласкавшим его рукам, но Лукас знает, обнадёживаться пока рано, в нём очень много упрямства. – Всё хорошо, – сказал Макс, упираясь лицом в джемпер отца, – я не собираюсь портить тебе жизнь или как-то выдавать себя перед Агнес. Вы очень хорошо подходите друг другу. – Ты думаешь, я собираюсь тебя скрывать? – Не думаю – знаю. Ты стыдишься меня: такого виноватого, неправильного. Я помню, что ты говорил Николасу. Тебе не нужны дети от проститутки. Макс освободился из объятий Лукаса. Что-то беззащитное, но одновременно и зловещее мелькнуло в его взгляде. – Я хочу попросить тебя. Для меня это важно... Ты не держи зла на мою маму, – попросил Макс. – Её больше нет. Она не может себя защитить. У неё нет адвокатов как у тебя... Как у Паулы. Мама не хотела нарушать ваш договор. Я знаю. – Макс говорил спешно, с непонятным акцентом, то и дело забывая нужные слова, будто боялся не успеть всё сказать. – О каком договоре ты говоришь? – не понял Лукас. – Она оказывала тебе интимные услуги, следствием которых стала её нежелательная беременность, – Макс не заметил, как нервно содрогнулся его отец, не понял как неуютно тому сейчас. – Ты понимаешь? – Лукас провёл ладонью по плечу сына. – Никакого договора не было и быть не могло. Ей было мало лет, чтобы заключать подобного рода договора. Просто нарвалась на непорядочного меня, который воспользовался её уязвимым положением. Она всего лишь хотела заработать денег и съехать от родителей. Те слишком сильно на неё давили. Никого это тебе не напоминает? Не ты ли хотел избавиться любой ценой от Питера? Ты ведь тоже хотел свободы? Макс виновато опустил голову, но взгляд от отца не отвёл. – Только я один виноват, – продолжил винить себя Лукас, – это я должен был взять полную ответственность за тебя. Прости, не знаю о чем тогда думал. Наверное, что всё само собой утрясётся. Прости. Лицо Макса стало холодным, каменным. Он продолжал молчать. – Мне сказала одна лесная ведьма, – лукаво улыбнулся Лукас и дотронулся указательным пальцем к кончику носа Макса, – что Донованы не могут иметь детей от кого угодно. У меня не получилось общих детей с Паулой. Хотя она их хотела. Не повезло и моим любовницам. А в случае с твоей мамой, никакая контрацепция не остановила тебя. Как же я могу винить твою мать за такой ценный подарок? Ты у меня единственный. – Лукас, словно случайно, притронулся губами к торчащим ёжиком волосам Макса и с удовольствием вдохнул их запах. – Я так счастлив, что ты есть. – А я не очень... – не соврал Макс. – Знаю. Я так жалею... Тогда я считал, что лучше пожертвовать одним ребенком в пользу троих. Я надеялся, что Питер не даст тебе пропасть. Лукас отметил, что глаза его сына красивые и большие, совсем не похожи на его глаза. Теперь они казались особенно яркими и, как-будто, ещё больше из-за худобы и потемневших волос. – Значит, ты обещаешь не думать о ней дурно? – прервал начавшую затягиваться тишину Макс. – Не волнуйся об этом, – Лукас осмотрелся по сторонам, будто ища поддержки откуда-то извне. Но её не было. – Обещаю. Это всё, что ты хочешь у меня попросить? – Нет. Есть ещё, – неожиданно заявил Макс, – я заберу себе Агнес. Лукас икнул от испуга и сдерживая своё недовольство, как можно спокойнее, спросил: – Зачем она тебе? Ты хочешь так отомстить мне? – Нет, – прошептал Макс. – Дело не в мести, а в том что ты не в состоянии защитить её. Ты её подставишь перед Паулой. Как когда-то меня и мою маму. – Позволь мне самому позаботиться о своей женщине, Макс. У тебя сейчас много других, своих забот, – разозлился Лукас. – Я заберу её в свой дом. Дом, который оставил мне Питер. – уверенно сказал Макс. – Так мне будет удобнее. – Макс, я тоже не нищий и могу дать Агнес и дом, и безопасность. Она не пойдет без меня. – Хочешь проверить? – зло улыбаясь, спросил Макс. – Нет. – Сказал правду Лукас. – В любом случае я буду настаивать, чтобы Агнес жила в моём доме. – Макс не хотел вступать в дискуссию с отцом. Самочувствие не позволяло. Поэтому для убедительности говорил агрессивно. – Если ты хочешь, можешь жить с Агнес. Только в моём доме. Мне так будет спокойнее . – Посмотрим, малыш. Мне тоже будет спокойнее, если ты будешь под моим присмотром.

***

Лукас одиноко сидел за барной стойкой в опустевшем "Вишнёвом Аромате". Кроме него и двух телохранителей, дежуривших у входа никого. Недавние события выбили его из рабочего графика: сейчас середина ночи, а он сосредоточенно вчитывался в бумажные документы. Во времена электронных отчётов он, наверное, последний мастодонт, который полностью не отказался от ведения документации в бумажном виде. Всё из-за безграничного доверия к своему старому бухгалтеру, который хоть и не брезговал современными технологиями, но предпочитал работать по старинке. В полумраке Лукас выглядел умиротворенно и сосредоточено. Сшитая на заказ у итальянского мастера рубашка была ему к лицу. Он, как Питер и как Макс умел носить классическую одежду. Это семейное. Также как и то, что время ко всем Донованам снисходительно. В свои года он выглядел как в двадцать, только чуть взрослее. Питер тоже старился красиво и в довольно почтенном возрасте всё ещё имел прямую спину и густую копну волос на голове. Правда, совсем белую. Скрипнула входная дверь. Лукас услышал звуки возни и спор. – Ульрих, это ко мне, впусти его, – крикнул он, всё так же не отрывая глаз от работы. Тяжёлой, нервной поступью вошёл весь издёрганный и озабоченный Джозеф. – Бухгалтерией занимаешься? – Джозеф сел на соседний барный стул. – Это хорошо, а то я уже подумал, что мой «новый папа» безработный. – Как он? – Лукас слегка кивнул Джозефу в знак приветствия. – Об этом я и хочу с тобой поговорить, – Джозеф немного смутился – перед ним был совсем не тот Лукас, которого он знал. Тот был влюбленным и немного потерянным, а этот деловой, собранный и строгий. – Только сначала признайся – кем ты приходишься Максу? – Теодор Макс Донован-Палагн – мой сын по крови, – спокойно ответил Лукас. Джозеф ошарашенно присвистнул и заёрзал на своём стуле. Он так и предполагал: догадывался, знал... Просто теперь сошёлся весь пазл. То как Лукас пытался согреть Макса, так можно греть только своего ребёнка или очень близкого человека. Но одно дело предполагать, другое – знать. Именно этого человека Джозеф должен благодарить за панические атаки Макса, за его страх перед отношениями, за нелюдимость. И за свои бессонные ночи тоже. Именно благодаря нерадивому отцу, который сейчас сидит такой в себе уверенный, такой холёный у Макса столько психологических проблем. – Понятно... А я вот выгребаю дерьмо за тобой. Эта его психическая – нестабильность... – глаза Джозефа загорелись недобрым огоньком и Лукас в предчувствии плохого, отодвинулся подальше от Джозефа. – Как Макс? – повторил свой вопрос Лукас. – Его прооперировали. Операция прошла без видимых осложнений. Но стоит учитывать тяжесть его состояния. Лукас быстрым росчерком вписал что-то в журнал и со звуком его захлопнул. – Пойду налью кофе, – он зашёл за стойку и налил из грубого, корявого чайника напиток в чашки. – С Максом всё было хорошо, – продолжил Джозеф. – Я, как и обещал, провёл с ним остаток дня и всю ночь. Первая ночь самая тяжёлая. Он почти всё время спал, а к утру началась непонятная мне суета... – Лукас поставил перед Джозефом чашку с ароматным напитком, – Да не могу я уже смотреть на этот кофе, – огрызнулся Джозеф и со злостью отодвинул от себя чашку. – Это не кофе. Просто аромат похож. Это напиток из желудей, диких трав и корней цикория. Его готовит моя мать и он не для всех клиентов – только для своих, – Лукас настойчиво придвинул чашку Джозефу. – выпей, а потом что-нибудь съешь. Ты, наверное, последний раз как позавтракал тогда с нами, так больше и не ел. – Да как ты можешь? Как ты можешь думать о еде, когда такое твориться? – Излишняя нервозность мало чем поможет тебе, Джозеф, – голос Лукаса звучал ровно, спокойно. – Главное для себя я уже услышал – операция прошла успешно. – Ты не понимаешь. Под операционной дежурили полицейские уже к середине операции. Сплав пули, характер повреждения совпали по их базе с другим преступлением. Случай Макса необычный, можно сказать, уникальный. Обычно, при попадании инородного объекта в тело происходит защитная реакция – объект капсулируется и не оказывает влияния на организм. Кроме того закапсулированный предмет не смещается внутри тела. Джозеф отпил из чашки и несмотря на нервозность заметил, что вкус напитка довольно приятный, напоминает кофе. – В случае с Максом, пуля начала отравлять его организм и сместилась к сердцу. Случаи отравления свинцом при ранении известны, но они не массовые. Обычно такое происходит при попадании пули в желудок. Пулю извлекли из Макса, а что сейчас с ним происходит – я не знаю. Под его палатой дежурят и пускают только лечащий его персонал. Я под подозрением. Если Лукас и был недоволен гомосексуальной связью своего сына, то никак не Джозефом. Поддержка последнего была безусловной. Джозеф тот, кто не позволит его сыну скатиться в самокопание и не даст ему сойти с ума. Только во власти Джозефа заставить Макса покинуть свою ракушку и начать жить обычной жизнью. Лукас понял, что эти двое вместе не просто так. Нет такой девушки, которая могла бы заменить Максу Джозефа. – Он же с ума сойдёт, – бормотал Джозеф. – Я обещал ему быть рядом. Он может подумать, что я его бросил. Я не был с ним рядом в прошлый раз и не могу быть сейчас. – Джозеф, Джозеф... – покачал головой Лукас, – Как же у вас всё сложно. Всё прошло хорошо, за ним ухаживают. Что не так? – Ты не понимаешь, Лукас... Макс психически нестабильный. Я не хочу, чтобы он даже подумал, что я отвернулся от него. – Джозефа бесило деланное спокойствие Лукаса. Лопнула полупустая чашка в его руках и разлетелась на осколки. – Почему к нему не пускают? У твоей семьи есть адвокат, может он сможет помочь? – Хочешь узнать где сейчас Симон? – таинственно улыбнулся Лукас. Джозеф приподнял бровь. – Он в доме Макса. Мой сын многое не договаривает. Если им заинтеровалась полиция, его жилище могут обыскать. – Так не он же напал, на него напали! – крикнул Джозеф. – Ты недооцениваешь тупость канадской полиции. От неё что хочешь можно ожидать. – Лукас поставил перед Джозефом тарелку с горячими бутербродами, – Симон хочет спрятать вещи, которые могут скомпрометировать Макса и навредить ему в будущем. Я имею в виду наркотики или какие-то незаконные рабочие моменты. – Микроскоп, – вспомнил Джозеф, – Очень дорогой и самый современный. Макс держит его в комнате за запертой дверью. И ещё дневник... – Понял. Что ещё? Наркотики? Запрещённые вещества? – Да. Возможно. Он мог бороться с их помощью с паническими атаками. Он их может прятать в камине. – Всё ясно, Джозеф, – вздохнул Лукас, – После того, как Симон проверит дом, он поедет в клинику. Надеюсь, Максу ещё не позволяют просыпаться и он не слишком пострадает без тебя... Лукас достал свой телефон и позвонил Симону.

***

Ранним утром, еще задолго до рассвета Лукас блуждал больничными коридорами. Он всегда плохо ориентировался в больницах. Не желал вникать в их суть. Не любил всё, что связано с болезнью. И сам никогда не болел. У Лукаса появилась возможность побыть немного с Максом, пока Джозеф, в присутствии Симона общался в «непринуждённой обстановке» с полицейским. В реанимации тихо. Макс не спал. Несмотря на ранний час, его уже успели привести в порядок, ему обработали раны, сменили повязки, умыли. Лукас никогда не имел дело с послеоперационными больным и был немного растерян: много трубок, катеров, проводков и ещё неизвестно чего. Одни трубки работали на поставку веществ в организм Макса, другие выводили ненужные жидкости. Но ничего из этого не вызвало у Лукаса чувства брезгливости. На монитор поступала информация о состоянии Макса. Лукас мало что понимал в этих в этих бегущих кривых и меняющихся цифрах, но по мерному звуку исходящему от приборов понимал – прооперированный стабилен. Макс дышал самостоятельно. И это уже не было то тяжелое прерывистое поверхностное дыхание, как раньше. Он дышал ровно, обычно, может чуть тяжелее. Лукас положил ладонь на лоб Максу. Он был прохладный и слегка влажный на ощупь. Ему захотелось поцеловать этот благородный лоб, красивое, родное лицо. С момента когда Лукас видел сына в последний раз, его черты заострились, что только подчеркнуло их благородство. Он сейчас был так похож на Питера, такой родной. Его соколёнок. Уже оперившийся, но все ещё не умеющий летать птенец сокола. Лукас поцеловал Макса в щеку, в лоб и ещё слегка коснулся губ, тот не отстранился. Вспомнилась одна знакомая с детства старинная песня. Её пел Лукасу Питер. Теперь он напел её своему сыну.

Hej, tam gdzieś znad czarnej wody Siada na koń kozak młody, Czule żegna się z dziewczyną, Jeszcze czulej z Ukrainą.

Равнодушный взгляд Макса, всматривающийся до этого в пустоту приобрел заинтересованность, а пересохшие губы начали тихо, почти шепотом подпевать.

Hej, hej, hej sokoły Omijajcie góry, lasy, doły, Dzwoń, dzwoń, dzwoń dzwoneczku, Mój stepowy skowroneczku...

Макс знал эту песню. Может он её научился от Питера, а может, на подсознательном уровне у него проявился интерес к своему, к родному. Сквозь века. Лукас видел в своём сыне необъяснимую связь с далёкими предками. Более сильную чем у него. Он провёл рукой по волосам Макса. Когда-то они были красивого цвета пшеницы, теперь стали тусклыми и сероватыми. Он перебрал пальцами колючие волоски и присмотрелся к ним внимательнее. Было в них что-то от чего он содрогнулся. Волосы Макса поседели! Не стали белыми как у Питера в старости, а стальными. Но всё же – это седина. Лукас испуганно одёрнул руку и тут же пожалел об этом. Макс всё понял и разочарованно повернул голову на бок. – Ты не пугайся так, отец. Я уже был седым. Когда меня взял на воспитание Рашид. Наверное, неприятное зрелище –седой ребёнок. Рахмон красил мне волосы года четыре. А потом я перестал его слушаться. – Макс грустно улыбнулся. – Это пройдёт. В прошлый раз прошло. Лукас с удовольствием отметил, что Макс впервые назвал его «отцом». Он ведь даже не надеялся услышать от него это слово. Правда, Макс немного засмущался и переспросил имеет ли он право так его называть. Когда-то мать Лукаса, лесная ведьма говорила, что дети лучше своих родителей. Лукас этому не верил. Что ж, в случае с Максом, он глубоко ошибался – его сын таки лучше. Лукас редко называл Питера отцом, в основном по имени. Он уже не помнил, когда это повелось и почему. Скорее всего из-за детской вредности, а ещё, он немного стыдился своего возрастного отца. Макс не стыдился Питера, не проявлял гордыню, не брезговал стариком, ухаживал за ним когда тот болел. Макс – лучший. Гуманный и не злобливый. – Мне всё время снится Питер, – поведал отцу Макс. – Будто наяву. Мне снилось, что он рядом со мной. Сидел на том месте, где сейчас сидишь ты. Если бы я верил в загробный мир, то сказал бы что душа его здесь, рядом со мной. – Ты ещё очень молод, малыш и многого не знаешь, – сказал Лукас. – Мы не знаем, что там есть. Некоторые вещи происходят независимо от того, веришь ты в них или нет. В палату вбежал обезумевший от беспокойства Джозеф и не обращая внимания на Лукаса кинулся к Максу. Он неистово обнимал его, покрывал поцелуями абсолютно не боясь что-то нарушить в паутине проводков и трубок. Лукас решил не мешать и оставил их наедине. В больничном коридоре он встретил всегда спешащего доктора Задравеца. Доктор слегка притормозил, наклонил голову и произнес: – Твой сын родился в рубашке, Лукас. Только ворот ему мать не успела застегнуть...