***
Джозеф вновь оказался тех местах, где шесть лет назад встретил впервые с Максом Рождество. Оно у них было пока единственное, но Джозеф теперь уверен — не последнее. Лишь бы управиться дотемна, – думал Джозеф. Он не хотел оказаться на кладбище на закате, среди серых могильных плит и покосившихся памятников. У Донованов был свой собственный участок под захоронения, который располагался вблизи старинной церкви. Всё выглядело не таким серым и заброшенным, как рисовало воображение Джозефа: расчищенные от снега дорожки, высокие зелёные ели, ухоженные могилы. Джозеф нехотя вылез из тёплого салона машины и собрался идти вслед за Максом. Но тот посмотрел на него строгим, запрещающим взглядом, заставляя остаться на месте. Джозеф не был против. Дул холодный ледяной ветер, пробираясь своими цепкими объятиями Джозефу под воротник. Под ботинками одиноко удаляющегося Макса громко скрипел снег. Он уверенно шёл к свежей могиле, сплошь укрытой еловыми венками и пожухлыми цветами: хризантемами, гвоздиками, розами. Рядом были ещё три могилы –давно ушедшей семьи Питера. Одна молодой женщины тридцати восьми лет отроду и две сыновей Питера: двадцати лет и четырех. На маленькой могилке –искусно вырезанная из прозрачного нежно-розового мрамора фигурка ангелочка. У ангелочка разного цвета глаза из полудрагоценных камней, один небесно-голубого, другой цвета весенней листвы. Макс лишь мельком взглянул на ангелочка и, повернувшись лицом на восток, стал на колени. Гордая спина молодого Донована не была преклонённой — вся его поза, его движения выдавали в нём человека непокорного даже перед Всевышним. Макс едва заметно шевелил губами, читая слова неизвестной молитвы. Время от времени он прикасался ладонями к лицу и склонялся в поклоне. — Странный у него обряд, — услышал Джозеф позади себя голос Лукаса, — сложно привыкнуть к тому, что твой сын воспитан не по твоим законам.***
Лукас издалека наблюдал за сыном, который так напоминал ему Питера в молодости. Озябший Джозеф вернулся в машину. Скудные лучи северного солнца, напоследок пробежавшись по древней церквушке, спрятались за горизонт. Надвигался морок. Из полутьмы показалась тёмная женская фигура. Фиона была в своем неизменном ярко-красном платке, накрученном на голову по-особому: так, что кончики платка торчали на макушке, напоминая заячьи ушки. — У него поднимется температура, — пожаловался Лукас, так и не повернув голову в сторону ведьмы. — Зря я позволил ему эту поездку… — Нет, не зря. Ты поступил правильно, мой малыш, — сказала Фиона, взглядом провожая последний замешкавшийся солнечный лучик. — Небольшой озноб не сделает погоды в состоянии Макса. — Мама-мама… — вздохнул Лукас, впервые так называя женщину родившую его. — Что со мной не так? Почему Питер не простил мне связь с Паулой, но толкнул Макса в гейские отношения? – Лукас жаловался, как маленький, совсем не со зла. Ему больно и за себя, и за сына. За то, что у них всё так неправильно, не так как у других. — Как же ему будет трудно с такой любовью… А это мусульманство, которое к нему так пристало? А профессия? Зачем ему такая грязная профессия? — Мой глупый малыш… Как же мне тебя жаль. И его… — вздохнула Фиона и посмотрела на одинокую молящуюся фигуру. — Это наша с Питером вина. Паулы не должно быть в твоей жизни. Она прибегла к помощи магии. Ты был слишком слаб, чтобы противиться тому чёртовому отродью. Макс не такой, как ты в его возрасте. Он сильнее: ему больше позволено, но с него больше спросят. Он с самого детства предоставлен сам себе, и ему приходиться самому платить за свои ошибки, за свой выбор. Дорого. Что касается его личной жизни, то другого партнёра, кроме тот, что у него есть, я по судьбе не вижу. Ты, Лукас, не препятствуй ему, он сделал хороший выбор. Фиона слегка прикоснулась к рукаву Лукаса и он почувствовал сильную усталость, которую долгое время игнорировал. — Тебе бы не помешало отдохнуть. Весь измучился. Лукас повернул голову в сторону Фионы, но ей больше не было до него дела. Она направлялась к Максу. Когда женщина подошла близко, Макс уже поднялся с колен и встряхивал с одежды мягкий снег. На его волосах и ресницах застыли мелкие узорчатые снежинки, а губы имели синевато-бледный цвет. Макс молча смотрел на ведьму не выражая никаких эмоций. — Теперь твоя очередь, Макс. Ты пригласишь меня к себе на рождественские праздники? — скорее поставила перед фактом, чем спросила Фиона. Макс отвернулся и пошёл в сторону кладбищенской ограды. Теперь он знал кто перед ним. Их генетическая связь очевидна. Ему было невдомёк, почему он раньше не задумывался об этом. Столько очевидных фактов он пропустил мимо своего внимания. Не пришло время? Уже пройдя достаточное расстояние от могилы Питера, Макс обернулся и утвердительно кивнул, оставшейся стоять на месте Фионе, прежде чем скрыться в стремительно сгущающейся темноте.***
Всю обратную дорогу Макс мирно дремал у Джозефа на плече. Город уже был нарядно украшен к Рождеству и сверкал тысячами огоньков. Горожане жили в предвкушении праздника. Автомобиль свернул в престижный район, где селились политики и предприниматели, но в последнее время, там также стали покупать недвижимость хоккеисты, адвокаты, доктора. За окном проплывали праздничные дома, огромные до неприличия, прячущиеся за вековыми деревьями. Лукас притормозил перед коваными воротами самой роскошной усадьбы с огромным старым парком и разными постройками. — Макс? — Джозеф растолкал спящего Макса. – Просыпайся! Куда мы приехали? Макс резко и болезненно для себя вынырнул из цепких объятий Морфея. Он не сразу понял, что от него хочет Джозеф. — Домой... Мы приехали домой, Джоз. — В этом районе живут одни миллионеры. Питер, что был миллионером? — спросил Джозеф. — Миллионером? А-а-а… Да что, ты? Нет, конечно. — отмахнулся ещё окончательно не проснувшийся Макс. Джозеф уже знал, что ворчливый и вечно всем недовольный Питер оставил Максу всё. Что имелось ввиду под словом «всё» Джозеф не знал. Представлял, что это могли быть накопления вложенные в ценные бумаги, одна или две старых раритетных машины, добротный, давно не видевший ремонта дом. Огромный особняк удобный для проведения вечеринок в стиле «Великий Гетсби» он не представлял даже в страшном сне. Одно его содержание чего стоит. Домом Джозеф был впечатлён – это самый красивый дом, виденный им. Лукас подготовил для парней гостевую спальню на первом этаже. Так удобней для Макса: рядом столовая, гостиная, не нужно пользоваться лестницей или лифтом, чтобы попасть на улицу. Макс, пока ещё до конца не очнувшийся от сна, с трудом передвигался. Джозеф терпеливо помогал ему. Он пока ещё толком не видел дома изнутри, Макс требовал к себе внимания. Джозеф помог ему раздеться и отправил отогреваться в душ. Сам тем временем разложил перевязочный материал и медикаменты на столе. Стол был немаленький, письменный, но на нём едва хватило места для всего, что понадобится в первое время. Макс стойко вытерпел все манипуляции и требования строгого Джозефа. Под его присмотром он принял все положенные лекарства. И только после этого одетому в домашнюю одежду Максу, было позволено прилечь перед ужином. Он уснул самостоятельно без снотворного. Такое с ним после операции случалось не часто. Вид тихо посапывающего Макса умиротворял. Джозеф почувствовал себя счастливым. Он больше не опасался за его жизнь. К тому же Макс принял его как партнёра. Конечно же, Джозефу хотелось услышать слова любви, но для Макса это было слишком. Ну не подозревает он о существовании такого чувства. Зато язык его тела говорил о многом – нечаянные прикосновения, взгляды... При слабом свете ночника можно было рассматривать своего любимого сколько угодно долго: густые ресницы, ставшие после аварии, чуть темнее, тонкий правильный профиль, немного широковатый рот, что совсем не портил любимого, впалые за время болезни щёки. Но не правильность лица делала его красивым, а то, как он им умеет пользоваться: как улыбается, как подмигивает и даже просто как он сосредоточен на своей работе. Джозеф не знал, врождённое это у Макса или приобретённое за годы учебы вместе с курсом актерского мастерства или ещё какой-нибудь дребеденью, наверняка преподаваемой в частной школе. Догадывается ли сам Макс, насколько он красив? — задумался Джозеф. На Максе был уютный лонгслив удобный в носке, но задирающийся вверх во время сна. Джозеф одёрнул задравшийся низ, ревниво прикрыв поясничные ямочки Макса. На эту часть тела позволено смотреть только ему, и то очень дозировано. — Люблю... — едва слышно прошептал он. Щеки Макса уже начинали гореть. Столбик термометра неумолимо стремился к высоким цифрам. Джозеф злился на Лукаса за потакание сыну. Необоснованные прихоти – непозволительная роскошь для него. – Чертов Лукас, — тихо выругался Джозеф и пригрозил кулаком в сторону двери. В комнату постучали, и Джозеф недовольно встал с кровати. У порога стоял Лукас. Ему нужно было выяснить с Максом кое-какие хозяйственные вопросы и узнать насчёт ужина. Он заглядывал в комнату через плечо Джозефа, пытаясь увидеть там Макса, но тот преграждал вход. — Он спит, – строго сказал Джозеф. Лукас, позабыв о правилах приличия, оттолкнул в сторону ревнивого любовника сына и вошёл. Макс действительно спал, уткнувшись носом в подушку. Его лонгслив вновь задрался, и вновь, в который раз за этот вечер, обнажились соблазнительные поясничные ямочки. Джозеф разозлился. — Тебя чересчур много, Лукас. Не собираешься ли ты и в этом доме наблюдать за тем, чем я занимаюсь с твоим сыном по ночам? Может, у тебя извращённые фантазии? Л-у-кас... Джозеф демонстративно прикрыл оголовишуюся поясницу Макса, испепеляя взглядом Лукаса так, что тот невольно попятился назад. — Мне нравится, как ты ревнуешь… — оскалился Лукас. — Ты нарушаешь наше с Максом личное пространство, — огрызнулся Джозеф, — Макс слишком чувствителен к чужим взглядам. Он знает, что ты смотрел. У него какое-то звериное чутьё на такие вещи. Мне иногда кажется, что он видит в темноте. Лукас взял Джозефа за плечо и потянул в ближайшую комнату, оказавшуюся миниатюрным кабинетом. — Макс меня видел? Ты это хочешь сказать? — Лукас совсем не покраснел от стыда. — Да… Он спрашивал, нормально ли это, и как правильно на подобное реагировать. — Джозеф устроился на удобном диване — А я не знаю, как на «подобное» реагировать. Не знаю, Л-у-кас… — Никак. Он мой сын. Я пока ещё не могу воспринимать его, как нечто половозрелое, самостоятельное. Для меня он как новорожденный ребенок. Или эльф. – Лукас сел прямо на стол, так ему удобнее было смотреть на Джозефа. – Это из-за того, что ты пропустил все фазы его взросления, – зло высказал Джозеф. – Он для тебя так и остался маленьким. Но он, точно не ребёнок. Хотя никто не знает сколько ему лет. – Почему не знает? – удивился Лукас. – Все знают: я, Питер, мама... – – Макс не знает, Лукас... Макс не знает! – Нужно было ему спросить у Питера. Гордость не позволяла? – поинтересовался Лукас. – А что вам не позволяло быть людьми? А, Лукас? – возмутился Джозеф. – Ничто, Джозеф. Я, действительно не знал, что он не знает. Как же он праздновал свой день рождения? – Никак. Я же сказал – он не знает когда ему праздновать! – Ему на Рождество исполнится двадцать два. Выглядит младше. Да, мы, Донованы, долго взрослеем. Джозеф удивился. Есть кто-то, для кого не была тайной дата рождения Макса. — Это жестоко с твоей стороны, Лукас. Макс страдал, не имея невозможности даже приблизительно знать свой возраст. Почему ты ни разу его не поздравил? Лукас никогда до этого разговора с Джозефом не задумывался, что его сын знает о себе, о внешнем мире. Малышом Макс выглядел очень смышлёным. Лукасу казалось, он хорошо разбирается в том, что происходит вокруг, что он знал о себе намного больше, чем говорил. Макс казался ему хитрым, продуманным и очень скрытным. А оказалось – обычный ребёнок. Правда умный. В библиотеке в сейфе лежали настоящие документы Макса с правильным годом рождения и небольшим расхождением в дате рождения по дням, что вполне приемлемо: детям часто меняют данные при усыновлении. — Понимаешь, Лукас! — в ужасе орал на него Джозеф. — Я склонял его к сексу, когда он был несовершеннолетним. Возможно, не я один? Ты это понимаешь? — Таким уж несовершеннолетним? — пожал плечами Лукас. — Ты не знал его несовершеннолетним. Он приехал в Канаду, когда ему было почти семнадцать. Возраст осознанный, на мой взгляд. — И что теперь? – Джозеф был в отчаянии, он не знал, что делать ему с этой информацией. – Будем и дальше скрывать от Макса его возраст? Тебе приятно, что твой сын ведёт жизнь человека на три года старше его? — Спокойно, Джозеф. Он нормально справляется. Можешь сам озвучить ему эту информацию или дождаться когда он найдет свои настоящие документы.***
Поужинав в обществе Агнес и Лукаса Джозеф, вернулся к спящему Максу. Он всё так же спал, всё так же была оголена его поясница. По его щеках расползался нездоровый яркий румянец, а ртутный столбик найденного в доме старинного термометра, поднялся ещё выше. В шкафу лежала стопка разнообразных по толщине и теплоте одеял, заботливо приготовленных Лукасом. Именно Лукасом, в этом Джозеф был уверен. Взяв самое подходящее из них, Джозеф принялся снимать с Макса мокрую от пота одежду. Когда на нем осталось одно лишь нижнее бельё, задумался, оставлять его или нет. Джозефу всегда нравилось, как оно сидит на Максе: правильной длины, удобное, не обтягивающее и нигде не топорщившееся, без грубых швов, всегда одного фасона и исключительно трёх цветов: черного, синего и телесного цвета под светлую одежду. «Нужно взять пример с Макса. Всегда уверен в своём белье», — подумал Джозеф и аккуратно избавил его от трусов. Макс не сопротивлялся, он находился в болезненном полусне. Джозеф и сам разделся догола из солидарности с Максом и потому что, ему приятно ощущать своим телом наготу близкого человека. Это особенное чувство, несравнимое с тем, что Джозеф испытывал ранее с другими партнёрами. Каким бы приятным ни был секс с бывшими, после оргазма всегда приходило опустошение и чувство чего-то неправильного. Джозефу всегда чего-то не доставало. И только с Максом он почувствовал гармонию. В Максе не было ничего такого, что отталкивало. Он физически идеально подходил ему. Джозеф плотно прижался к Максу. Его член упирался ему в спину и начал вставать. Нет, он не собирался брать Макса сейчас, как бы того не желал. Но вот так, прижимаясь, ему было хорошо. Замечательно. Как многие жертвы насилия, Макс болезненно переносил прикосновения, но только не по отношению к Джозефу. С ним всё было по-другому. Ещё оставались некоторые зажимы, особенно когда дело доходило до оргазма. Тогда, Макс, испуганно отстранялся и старался избежать самого приятного, будто считал себя недостойным удовольствия. Джозеф поможет преодолеть Максу его страх. Он уже решил для себя, что будет исключительно сам решать всё, что касается их интимной жизни. Даже если придётся вынуждать его делать то, что он не хочет. Макс совсем не знает, как работает его тело, несмотря на медицинское образование.***
Утром, едва открыв глаза, Джозеф увидел сверху над собой любопытное лицо Макса. Он смотрел на него своим немигающим змеиным взглядом. Было в Максе что-то «не от мира сего», особенно в моменты, когда он считал, что его никто не видит. Джозеф улыбнулся и подмигнул Максу. Макс ещё некоторое время продолжал смотреть, а потом растянул свои губы в подобии улыбки, очаровав Джозефа ямочками на щеках. — Ну раз ты всё увидел, давай приступим к своим рутинным делам, – Джозеф показал рукой на заставленный медикаментами стол. В отдельном лотке уже были приготовлены ампулы и шприцы на утро. – Это всё? – спросил Макс. – Это то, что я должен тебе уколоть до завтрака, – ответил Джозеф. Макс задумался, но не о большом количестве препаратов, которое теперь ему приходится принимать. Он привык. Макс будто хотел что-то спросить, но не решался. — Говори, — скомандовал Джозеф. — У тебя было такое… Чувство… Знаешь, когда видишь кого-то… Когда я тебя вижу, сердце странно сжимается. А когда не вижу, ты всё равно в моем воображении… У тебя было так? Макс дальше совсем запутался в словах. Даже не в словах, он перепутал все языки, которые знал. Но и там не смог найти нужных слов. Джозеф умилился – это было самое неуклюжее признание, которое он слышал и самое искреннее в его жизни. — Было, Макс. Я и сейчас это чувствую. Шесть лет уже. Иногда это больно, иногда радостно. Я люблю тебя Макс, — Джозеф уронил Макса на себя. — Можешь ничего не говорить. Я знаю, ты меня тоже любишь… Джозеф много раз обещал себе не прикасаться к Максу, пока тот не окрепнет окончательно. Разве что чуть-чуть. Слегка прикоснуться к его губам своими. И всё… Макс же сверху, он сам всё остановит, когда посчитает нужным. Макс не остановил. Его тело было таким податливым и послушным, как никогда до этого. Его губы нежно отвечали на поцелуи, а из его рта вырывались тихие, старательно сдерживаемые стоны. — Перестань. Пожалуйста, — попросил Джозеф, — перестань, я ведь не железный. Макс не послушался, он полез своим языком в рот Джозефа и был крайне настойчив. – Сегодня только двенадцатый день после операции... Ты на препаратах, Макс! – пытался донести Джозеф. А сам положил руки на ягодицы Макса и прижал к себе. Макс стал толкаться в Джозефа хаотично и нетерпеливо, инстинктивно пытаясь членом пробраться вглубь желанного тела. Он настойчиво брал на себя верхнюю роль. Джозеф чувствовал анатомические подробности Макса своим телом. Он догадался, чего добивается Макс. Джозеф крепко обнял его, не позволив свободно двигаться. — Нет… Пока нет, – сказал он. – Ты слишком неопытен и темпераментен. Можешь навредить себе и мне. Прооперированное тело Макса, зажатое словно в тисках сильными руками Джозефа, дало о себе знать болью. Но он не остановился, а умудрился сделать ещё два сильнейших толчка и продвинулся ближе к намеченной цели. Джозеф зажал его своими бедрами, теперь применяя уже значительную силу. Не получив желаемое, Макс со злостью укусил Джозефа за ухо. Тот визгнул от боли и перевернув Макса на лопатки, устроился между его ног. Макс не смог дальше бороться. Его тело было настолько слабым, что он был вынужден покориться более сильному партнёру. Он будто забыл о своих недавних тщетных попытках установить контроль. Макс покорно позволил Джозефу ввести смоченные слюной пальцы себе в анус. Его нагловатое выражение лица теперь стало неуверенным и даже слегка испуганным. — Ты сам этого хотел… — прошептал Джозеф и погладил Максу простату, извилистый бугорок под подушечкой пальца. Он встретил незначительное сопротивление. Не из-за боли, а из-за незнакомого ощущения. При прошлых проникновениях Джозеф намерено избегал стимуляции самой чувствительной точки, чтобы у Макса не осталось привязки той первой боли от растяжения к удовольствию. Было в Максе что-то мазохистическое, то чего Джозеф не хотел. Это ужасно, что Макс научился получать удовольствие от боли. Макс, чувствовал внутри себя что-то новое, иное чем просто боль и пытался оттолкнуть Джозефа. Джозеф и в этот раз не дал Максу сделать по-своему: – Тебе не больно, Макс. Это оно. То, что мы получаем когда снизу. Больно будет, когда я войду в тебя членом. И то, пока не привыкнешь. Макс с момента аварии принимал опиоидные анальгетики. Это не было на постоянной основе, а только во время сильных приступов боли. Джозеф хорошо знал действие и побочки обезболивающих, и был противником их применения без особой нужды. Для Макса в малых дозах опиоиды были бесполезны, а в максимальных вызывали рвоту, и что ещё хуже – угнетение дыхания. Приходилось лавировать между двумя этими состояниями, чтобы добиться эффекта. Также для обезболивания Джозеф прибегал к нестероидным противовоспалительным средствам. Они плохо помогали, поэтому несколько дней назад пришлось от них отказаться. Джозеф сложил в уме действие всех принимаемых Максом препаратов, их взаимодействие между собой, а также общее состояние самого пациента. Восприятие боли у Макса сейчас должно быть стандартным. Значит проникать в него Джозефу придётся при его обычной чувствительности. Это напрягло. У него ещё не было секса с Максом способным ощущать как боль, так и удовольствие трезво. Макс притих под Джозефом и даже смог расслабиться. Его глаза были полуприкрыты. Джозеф надавил на простату пальцем чуть сильнее и услышал слабый стон. Он достиг своей цели. Жаль, что сейчас придётся сделать Максу больно. Джозеф ввёл свой член медленно. Осознание боли пришло не сразу. Макс заметался по кровати и Джозеф замер у него внутри. — Потерпи, немного, скоро пройдёт… Джозеф шептал Максу всякие разные нежности, целовал ему шею, щеки, уши. Боль понемногу отступала. Макс, очень старательно, словно школьник на экзамене, отвечал на поцелуи. Джозеф сменил угол проникновения. Так сделал ещё несколько раз, пока не удовлетворился результатом. Он больше не входил в Макса до конца, а ровно настолько, чтобы можно было влиять на его простату. Он заставлял Макса напрягаться, а затем расслабляться, работать сфинктером. Движения Макса стали хаотичнее, он хуже контролировал себя. Потеря контроля огорчила его. Он пытался остановиться, изменить ситуацию, но тело не слушалось, оно подчинялось чужой воле. Непривычно-неправильное удовольствие сосредоточилось там, куда вбивался член Джозефа. Джозеф сполз с кровати и стал на пол. Подтянул к себе Макса и задрал его ноги повыше. Теперь он трогал член Макса руками. Так как надо, со знанием дела. Макс толкался в Джозефа. Оргазм у Макса был тихий, но какой-то изматывающий, длительный. Его телом волной прошлась сжимающая все мышцы судорога. Казалось, что эта последняя, а потом накатывало ещё. И ещё... Во время одной из них Джозеф громко застонал и кончил. Он упал рядом с Максом. Приходя в себя Джозеф прислушивался как билось любимое сердечко. Сердцебиение Макса, хоть и было громким, но не вызывало беспокойства. Приступ нежности накрыл влюбленных, они улыбались друг другу, тихо перешёптывались о чем-то абсолютно неважном. Тихий шёпот Макса прерывала надоедливая икота. Она появилась после оргазма и стала усиливаться. Джозеф нехотя встал с кровати и накинул на себя халат. — Ты только не думай, Макс, что сексом у тебя получиться замыливать мне глаза и отлынивать от лечения. – Джозеф подал Максу стакан воды. Пока он пил, умудрился ущипнуть его да ягодицу. — Мне слишком тяжело далось твоё теперешнее, относительно хорошее самочувствие, чтобы вот так просто всё перечеркнуть. Знай, я не позволю тебе пропустить ни одного приема лекарств, ни одной важной процедуры. Когда меня не будет, за тобой будет присматривать медсестра. Вы сегодня познакомитесь. Также, ты сегодня, под моим присмотром, преодолеешь несколько лестничных пролётов — так рекомендовал Задравец. Это сложнее чем ходить по ровной поверхности. Макс не понимал, что от него требует Джозеф. В первую очередь в своём самочувствии заинтересован он.***
За три дня до Рождества Всё то время, что Джозеф был на работе, Макс находился в скучной компании медсестры по имени Грейс. У женщины были грубые черты лица и несговорчивый характер. Наверное, Джозеф выбирал её по принципу, чтобы самому не приревновать. Но Макс неплохо поладил со своей сиделкой. Хуже было принять то, что в доме имеется домашний персонал. Его немного, в основном те, кто работал на Питера и Макс многих знал в лицо. Питер, как и Макс не любил чужих людей рядом, поэтому все слуги пытались быть незаметными. Но Максу было тяжело осознавать, что в доме имеется кто-то, кто может войти в его комнату, убрать постель, забрать в стирку вещи... Он хотел избавиться от прислуги и прибегать только к услугам клининга. Но Лукас был против. В таком случае нагрузка по уходу за домом легла бы на плечи Агнес. Такого Лукас допустить не мог. – Ты же не хочешь, чтобы Агнес убирала в твоей с Джозефом спальне, готовила еду, а потом гребла снег или стригла траву? – заступился за свою женщину Лукас. – Ты ещё меня обвини, что я собираюсь послать Агнес на сельхоз работы или в шахту, – возмутился Макс, он и сам был против, чтобы Агнес работала по дому. – Притормози, Лукас! Я сколько себя помню, сам убираю за собой. Не считая последних двух лет, когда у меня на это нет времени. Ты, Лукас, не слишком занят на работе. Значит можешь поддерживать порядок за собой и Агнес. Разгорелся спор. Лукас отстаивал каждого слугу. Их и так в доме было минимальное количество. Лукас прошёлся по пунктам. Кто-то должен готовить еду, поддерживать минимальный порядок, уделять внимание Карагёзу, следить за садом, за комнатными растениями... На комнатных растениях Лукас сделал особый акцент. Он знал, что к старому мирту в детской у Макса особая привязанность. Садовника и его помощников удалось отстоять проще всего. Остальных Макс позволил оставить при условии их незаметности. Лукас пообещал, что переговорит с каждым, и у Макса не будет повода раздражаться от посторонних звуков в доме. Но у него это плохо получилось или Лукас болтун. Возможно, дело вовсе не в прислуге, а в самом Максе. Сегодня у него было первое занятие с реабилитологом. Он начал нервничать задолго до его прихода. Никакие обезболивающие не помогут во время занятий, а ему надоело чувствовать боль. Можно было повременить с реабилитацией, но Макса угнетала его ограниченность. Занимались в спортивном зале. Оказалось намного больнее, чем Макс предполагал. Он, кажется, даже не выдержал и закричал. Стало стыдно, ведь это могла слышать Агнес или та же прислуга. Джозеф успокаивал Макса, как мог. Говорил, что Агнес не надо стесняться, она своя и сталкивалась в жизни со всяким. А на персонал и вовсе не стоит обращать внимание. Их отношения с работодателем регулирует «договор по найму». Поздним вечером Макс остался в спальне с Грейс. У Джозефа было ночное дежурство. К раздражающим звукам, издаваемым прислугой, присоединился командный женский голос, который невозможно было игнорировать. Лукас выбрал эту спальню для Макса из-за близости с кухней, столовой, но там поблизости были и технические помещения, в которых часто бывали слуги. Для здорового человека уровень шума был вполне допустимый. Но Макс не был здоровый. Ему не хотелось покидать спальню, но у него уже начали дрожать руки и звенело в ушах. Пришлось идти разбираться. Грейс отложила своё рукоделие в сторону и тоже поплелась за Максом. Происходящее вывело Макса из привычного задумчивого состояния. Чего уже несколько дней не могли добиться ни у Джозеф, ни у Лукас. В просторном холле командовала прислугой странного вида женщина, в которой он узнал Фиону. Он, кажется, пригласил эту ведьму к себе на Рождество. Опрометчивое решение. — Чего шумишь, бабуля? — улыбнулся Макс. — Ах, молодые, зелёные… — всплеснула руками бабуля. — Распустили прислугу, совсем порядка нет. — Пока тебя не было, порядок присутствовал, — констатировал Макс.