***
Джозеф редко наведывался в библиотеку. За всё время своего пребывания в особняке, был там несколько раз. Он так и не изучил полностью помещение книгохранилища, которое состояло из из хитросплетений стеллажей и лабиринтов шкафов. Чем то странным веяло оттуда. Не плохим или злым, а просто странным, граничащим с мистикой. Джозеф открыл дверь и ему в лицо повеяло холодом. Макс одиноко сидел за столом и сосредоточенно изучал домашний бюджет, который ему подсунул Николас. Ничего особенного: счета за отопление, водоснабжение, траты на текущий ремонт, зарплата обслуги, счета за загородное поместье, в котором сейчас проживала будущая роженица. Особняк и загородное поместье принадлежали исключительно семье: их нельзя было продать или заложить, а только, получить в наследство или в случае необходимости передать другим родственникам, генетическим Донованам- Палагнам. Для содержания этой недвижимости был открыт специальный счёт, не имеющий отношения к основному капиталу Донованов. Была ещё другая недвижимость по всему миру, но она проходила по другой статье и с ней можно было поступать как угодно, на рассуждение владельца. Макс выискивал в ровных столбиках цифр лазейку, чтобы уменьшить сумму расходов, но хитрый Николас, а может Питер, не оставили малышу Максу ни единого шанса. Всё продумано — никаких лишних трат. Джозеф, тем временем, засмотрелся на Макса. Сегодня на нём была рубашка с короткой планкой и воротником-стойкой. Закатанные рукава обнажили мужские руки — самые красивые, которые Джозеф когда-либо видел. Макс почувствовал, что в помещении он не один и торопливо сделал несколько нужных пометок, перед тем как спрятать все счета и документы в стол. На встречу Джозефу он не пошёл, а остался сидеть на месте, смотря поверх очков в никуда. Он ждал… Ждал когда Джозеф насмотриться на него и сам подойдёт. — Тебе идёт эта рубашка, — наконец вымолвил Джозеф. — Я сейчас не планировал разговаривать о моём гардеробе. По крайней мере здесь. Но если ты так хочешь, поговорим позже. — Да, меня очень волнует тайна твоих с Лукасом рубашек. — Большинство из них Рахмон заказывает для меня в ателье в очень живописном городке в Италии. Это недорого, доступно даже для твоих доходов… — Ты намекаешь на мой более бедный статус? – обиделся Джозеф. — Конечно нет, – не обратил внимание на чувства Джозефа Макс. – В любом статусе есть свои плюсы. Ты стоишь на верном пути. Правда, только в его начале. А мой статус, как ты заметил, предполагает некоторые неудобства для тебя и изменения в жизни. Ты больше не можешь жить как прежде. — Меня устраивал тот образ жизни… — Ипотека, долги… К тридцати пяти ты сможешь закрыть некоторые свои базовые потребности. К сорока сможешь задуматься о ребенке. — Мне не нравится то, как глубоко ты копаешься в моей жизни. На щеках Макса появился слабый румянец от стыда. Ему тоже не нравилось так глубоко копаться: — И всё-таки я надеюсь, что наш разговор не перерастет в ссору. — Я тоже надеюсь, — довольно грубо ответил Джозеф. — Я лишь хочу, чтобы ты не попал в финансовую пропасть, если меня не окажется рядом. По тем или иным причинам, — безэмоционально, словно робот, выделяя каждое слово произнёс Макс. — Квартира, купленная тобой в ипотеку не является выгодным приобретением, она не будет расти в цене и не выгодна для сдачи. Я рекомендую тебе избавиться от этого жилья… — Так ты обо мне заботишься или хочешь сделать меня бездомным? – спросил Джозеф. — Как же с тобой трудно! – вздохнул Макс. – Я предлагаю тебе избавиться от неликвидного жилья, а натомест отдам тебе свой старый дом. Он дешевле в обслуживании, его всегда можно продать или сдавать в аренду. — Меня устраивает моя квартира. К тому же у нее есть ещё один собственник — Агнес. — Агнес доверяет мне. Дело за тобой, Джозеф. Кстати, машину тоже пришло время менять… В тот вечер парни таки поссорились. Джозеф не мог принять то, что в своих глазах, в глазах общества он теперь содержанец, а Макс не мог понять почему у его партнёра такая странная реакция на заботу. Наверное забыл, как гордость не позволила ему самому принимать некоторую помощь от Джозефа в виде еды. Как он спешил покинуть дом своего деда до того, как прислуга накроет на стол. Тяжело есть чужой хлеб. За ужином парни сидели надувшись, как сычи и недовольно поглядывали друг на друга. — Гордость мешает жить? Да, Джозеф? — спросил Лукас.***
Как не пытался Макс этой ночью помириться с Джозефом в постели, ничего хорошего из этого не вышло. Он неумело подлизывался, слегка прикасался губами к его спине и трогал его волосы… Джозеф так и не повернулся к нему. Рано утром, едва часы пробили пять, позвонила суррогатная мать. Макс вылез из тёплой постели злой и невыспавшийся, лишь для того, чтобы выслушать кучу жалоб и претензий. Беременной женщине надоело быть оторванной от мира, магазинов, ещё и под постоянным присмотром охраны. Макс справедливо злился — будто до беременности у женщины был доступ к магазинам и миру. Он потратил целый час, объясняя женщине, что нужные вещи можно заказать по интернету, а её оторванность от мира не такая глобальная — она может приглашать к себе кого угодно, и любоваться красивыми зимними пейзажами тоже может. Макс не понимал природу поведения суррогатной матери: женщина знала на что шла, имела уже своих детей и была знакома со всеми негативными проявлениями беременности. Когда подписывала договор, она чётко понимала, что её тело не будет ей принадлежать весь период беременности. В чем причина её недовольства? Разговор затянулся. Макс шлялся с телефоном из комнаты в комнату подбирая компромисс, но женщина была на грани нервного припадка и не принимала никаких вариантов решения проблемы. Макс настолько был занят разговором, что не заметил когда Джозеф успел собраться и уехать на работу. Громкий стук входной двери привёл его в чувства … У Макса сжалось сердце. Джозеф ушёл на работу и не попрощался. Впервые вот так. В течении дня суррогатная мать позвонила ещё несколько раз, жалуясь на невкусную еду и плохо убранную комнату. Лукас улыбнулся с опешившего сына, без злорадства, всё понимая, он и сам прошёл через это три раза. Причём впервые в довольно юном возрасте. Вечером после работы Джозеф вручил Максу документы на квартиру, чтобы тот передал Симону. На его лице затаилась обида. Максу стало не по себе и очень стыдно. Он решил реабилитироваться этой ночью, сделать всё как пожелает Джозеф, стать его шлюхой, его подстилкой. Всё, только бы он остался доволен. Макс лежал на краю кровати и внимательно следил движениями Джозефа, в надежде прочитать в его глазах желание. Джозеф непродолжительное время посидел за ноутбуком, сделал несколько звонков по работе, выпил в спальне чай и пошёл в душ. Большой кот с человеческим лицом, любезно получивший от Рахмона имя — «Фарук», (перед самым его отъездом), ткнул носом в колено Макса. — Даже ты понимаешь больше чем я, — пожаловался Макс коту. Много времени не подающий признаков жизни телефон Макса, сегодня словно взбесился. Джозеф вообще не мог припомнить, когда возлюбленный пользовался своим телефоном по прямому назначению, то есть для разговоров. Макс был понятливым студентом и сотрудником, поэтому никаких вопросов в нерабочее время к нему не возникало. Родня ему не звонила, друзьями он так и не обзавёлся. После ранения телефон некоторое время находился в полиции, но Макс не пытался его вернуть за ненадобностью. Пока Джозеф мылся, телефон Макса дважды проявил признаки жизни, но так и не связал своего владельца с звонившим. Джозеф вытерся насухо и вышел из ванной. Макс гладил кота. — От того, что ты не ответишь на вызов, проблема не решится. Ты себя загоняешь в глухой угол. — У неё что-то с гормонами, ничем невозможно угодить… — тяжело вздохнул Макс. — Я не хотел эту ситуацию… Я не люблю свою дочь. Макс имел такой несчастный и потерянный вид, что Джозефу стало жалко его. — Я не думал, что ты такой, как твой отец, — Джозеф присел рядом с Максом на кровать, так близко… — Я получил его набор генов. Каким мне ещё быть? Представь себе флешку, на которую записывается весь опыт твоего рода. Такая себе генетическая база. Любовь к потомкам, которая много поколений была преимуществом, в какой-то момент не дала нужный результат. Возможно детей стало выживать больше, чем нужно… Отцовская привязанность стала избирательной, для выживания рода теперь требовались более талантливые, более перспективные дети. От более выгодных женщин. Понадобится несколько поколений, чтобы эта опция выключилась. — Если ты позволишь, я буду любить твою дочь за тебя. — Джозеф обнял Макса и уткнулся носом в ложбинку у основания шеи. — Тебе, действительно ещё рано. Повторный телефонный звонок заставил Макса нервно вздрогнуть. — Возьми… — Джозеф слегка подтолкнул его к столу, где лежал телефон. В этот раз суррогатная мать горько плакала и жаловалась на боль внизу живота. Хотелось отмахнуться от всего этого, перекинуть заботы о ней на медсестру, а самому остаться с Джозефом, чувствовать рядом его сильное тело, его успокаивающий голос. — Может мне поехать с тобой, Макс? — спросил Джозеф. Максу пришлось отказаться от предложения Джозефа. Завтра тому предстояло отработать двенадцать часов в операционной. Ночные поездки не пойдут на пользу ни анестезиологу, ни тому, кто окажется на операционном столе. Джозеф проследил, чтобы Макс, тепло оделся, надел шапку и передал его в руки телохранителей во главе с Ульрихом. Он остался стоять на крыльце, пока два черных автомобиля не скрылись из вида.***
Макс впервые посетил своё загородное поместье в Синевире. Именно здесь, за толстыми стенами родного, семейного гнезда впервые увидели свет все отпрыски Донованов. Все, которые пришли в этот мир, начиная с конца девятнадцатого века. Только Макс не входил в число тех счастливчиков. Вся территория поместья была ярко освещена в честь приезда хозяина. Ульрих старался не отходить от своего подопечного ни на шаг, пока тот осматривался вокруг. — Ты всегда такой молчаливый, Ульрих. Я даже не знаю умеешь ли ты говорить, — сказал Макс, пытаясь наладить хоть какой-то диалог со своим охранником. –Сегодня можешь быть свободен. Я останусь здесь до утра. Конечно, если ты захочешь поговорить со мной о раннем модерне, как о новаторском стиле на момент постройки этого поместья, я буду не против. — Можно поговорить и о стиле. Хочу обратить ваше внимание, что не все постройки здесь строго выдержаны в одном стиле. Есть небольшой дом, на краю участка — там ваши предки пережили несколько первых очень тяжёлых зим. Пока ещё не было основного дома. Он построен в народном стиле из подручных, местных материалов. Николас очень следит за его сохранностью. Также в самом доме есть много предметов перевезенных из Европы не имеющих никакого отношения к ар-нуво. Это касается некоторой старинной мебели и картин. Особенно старых семейных портретов. — Ты умеешь поддерживать разговор? — присвистнул от удивления Макс не ожидавший услышать такой длинной тирады от своего телохранителя. — Признайся, на курсах телохранителей учат истории искусств, как работников эскорта? — И тому тоже, сэр… — вежливо откланялся Ульрих.***
Синевирское поместье было старше городского особняка лет на двадцать. Видимо, давний предок Макса, который поселился в этой местности имел какое-то чутье, когда выбрал для будущего жилья эту дикую, окружённую скалами, заросшую диким лесом землю. Максу полюбилась эта местность с первого взгляда и по душе пришелся дом его предков. Хотелось побродить по трепетно продуманным интерьерам, заглянуть в каждую комнату… Её он увидел сидящей на покрытой ковром лестнице в самом вверху. У Макса уже давно было заготовлено для неё пара колких, нелестных словечек… Но увидев измученное лицо беременной женщины, её усталый взгляд, эти тонкие руки, поддерживающие колени промолчал, покраснев от стыда. Он поднялся к ней и сел рядом. Очень близко, ближе чем позволяли его личные правила по отношению к чужим людям, но не к пациентам. Настолько близко, что нечаянно прикоснулся щекой к её толстой черной косе. Волосы женщины пахли восточными пряностями и хной, которую она использовала, как на вкус Макса, излишне. — Вас можно называть Франческой? Женщина кивнула. — А какое ваше мусульманское имя? — Фаиза… — Победительница, значит… — уточнил Макс и придвинулся ещё ближе, — не плачьте, так, пожалуйста… У вас очень красивое имя. Женщина вытерла рукавом крупные слёзы и успокоившись спросила: — Вы хорошо говорите на пушту, только не пойму на каком наречии? — Мой воспитатель из Пашевара… — Никогда не была в Пашеваре, хотя мой муж оттуда. — А я ездил в Пашевар в гости к его родне. Макс прислонился ухом к животу женщины и тут же получил по нему сильный толчок. Очень сильный. — Она строптивая и уже недолюбливает меня… — Ну что, вы… Дети любят своих родителей по умолчанию. Какие бы они ни были. — Враньё. Я никогда не любил своего отца. И он меня тоже… — Не верю. Я видела, как он к вам относится… Он вас очень любит. Наверное Фаиза имела какого-то другого отца, совсем не Лукаса, но говорить об этом не стал. Тем более женщине, которая на данный момент испытывает дискомфорт из-за его дочери. Его маленькой девочке не повезло провести свой первый период жизни в чужой утробе. — Нужно потерпеть. Ей ещё рано в этот мир… — Макс ещё раз прислонил ухо к животу женщины, в этот раз малышка была более благосклонна к своему отцу и в ответ слабо шевельнулась. — Сейчас тоже тянет низ живота? — более деловито спросил Макс. — Нет. — Вы позволите осмотреть себя или вам будет комфортнее с другим специалистом? — спросил Макс. Женщина сдвинула плечами, ей казалось, что молодой человек, будущий отец ребенка слишком молод, чтобы туда заглядывать. К ней, к взрослой женщине. Макс выжидательно смотрел на Фаизу-Франческу в надежде, что та ему откажет. Тогда он переложит все заботы о ней на других, а сам вернётся домой. Но женщина решила иначе. — Вы позволите мне сходить в душ? — ей было неудобно. В последнем триместре беременности плод сильно давил на мочевой пузырь и не всегда удавалось быть на высоте. — Как вам угодно. Но не думаю, что вы можете меня чем-либо смутить. Макс помог подняться беременной женщине, которая в этот период беременности имела схожесть с ручной уткой из английского парка. Огромные черные глаза и две толстые вороньего цвета косы придавали Фаизе по-детски невинный и беспомощный вид. Её ноги были обуты в остроносые восточные тапочки, которые были велики настолько, что рисковали слететь с её ног при любом неосторожном движении. Фаиза поддерживала руками живот и делала неуклюжие маленькие шажки, пока к ней не подошла сиделка и не взяла под руку. Макс посмотрел на сиделку недовольно, с укором, указывая взглядом на ноги беременной. Он уже выбирал время, чтобы съездить с Фаизой в молл и купить ей нужные, подходящие по размеру вещи. Интернет-покупки сложны для не владеющей английским языком женщины. И с размерной таблицей разобраться ей пока сложно. В любом случае сиделка плохо подходила для своей работы из-за невнимательности. Фаиза рисковала упасть с лестницы в такой обуви. Пока Фаиза была в душе, Макс успел рассмотреть несколько портретов своих предков и отправился в гостевую ванную, чтобы вымыть руки. Он понимал, что вся боль женщины имела психологический характер и малышка чувствовала себя относительно хорошо. Фаиза просто хотела его внимания. Ну что ж, сегодня она получит его сполна.***
Наготу беременной женщины прикрывал лишь короткий халат. Она лежала на кушетке и испытывала некоторую неловкость перед молодым, красивым мужчиной, ещё совсем мальчишкой. Макс прикоснулся большим пальцем к фиолетовой растяжке и принялся нежно прощупывать свою малышку. Фаиза не ощущала никакого дискомфорта от прикосновений, не только потому что уже привыкла к подобным, за время предыдущих беременностей, а и потому, что парень осматривающий её был очень деликатный. — Вы единственная жена своего мужа? — как бы между делом поинтересовался Макс. Фаиза неуверенно пожала плечами. Муж ей ничего об этом не рассказывал, а расспрашивать она не имела права, у них это не принято. Макс всё понял без слов. — Если ваш муж и дальше продолжит вас эксплуатировать в качестве суррогатной матери, вы рискуете не увидеть как вырастут ваши дети. — Не подчинившись своему мужу, я тоже рискую не увидеть, как вырастут мои дети. — В таком случае ваш выбор невелик, — согласился Макс и его рука проникла внутрь женщины… Трудно что-то скрыть, когда лежишь вот так с раздвинутыми ногами и у Фаизы не получилось — это был далеко не первый опыт её суррогатного материнства. Наверное, Лукас очень спешил, когда решился на подобную авантюру — риск выкидыша, преждевременных родов и других патологий был высок. Макс знал всю непростую ситуацию с ягодичным предлежанием малышки и другими возможными осложнениями в предстоящих родах. Поэтому он сделал некоторые пожертвования для детской реанимации. Чтобы в случае непредвиденной ситуации у его дочери было всё необходимое, чтобы выжить. Теперь Макс удостоверился, что это было весьма мудрое решение. Его малышка, жившая в утробе чужой женщины, безусловно страдала. Она была такой же ненужной, как когда-то сам Макс. Он мало чем мог помочь своей дочери, она была полностью во власти женщины. Её состояние зависело от настроения суррогатной матери, которая ей никто, даже не фамилия. Рука Макса всё ещё оставалась во влагалище женщины, хотя для этого не было больше причин. В той позиции, в которой сейчас находилась Фаиза, невозможно было скрыть ещё кое-что… Желание. Подобные конфузы случались в медицинской практике Макса, но он всегда знал как выйти из подобной ситуации. Занятия по медицинской этике он не прогуливал, хоть и считал их бесполезными. К тому же рядом с ним всегда был куратор. Нет, Макс не хотел эту женщину, хотя она, безусловно, была привлекательна. Он хотел чтобы его малышке не было так одиноко его. Чтобы она почувствовала, что рядом есть родной человек. Макс слегка прижал палец к передней стенке влагалища и женщина поджала губы, чтобы окончательно не выдать свои чувства. — Вы хотите того же, что и я, — это был не вопрос, а скорее утверждение. Фаиза замотала головой, будто отрицая слова Макса. Она бросила быстрый взгляд на него. Макс расстегнул несколько верхних пуговиц на своей рубашке. Всё произошло на той же кушетке и неожиданно. Фаиза плохо управляла собой, она испытала первый оргазм, как только почувствовала в себе твёрдый член Макса. Было что-то удивительное в этом молодом человеке, в том как он держал под контролем ситуацию, как умело находил самые чувствительные точки на женском теле и при этом умудрялся доставлять только удовольствие. Макс ни разу не сделал ей больно или неудобно. Фаиза несколько раз почти доходила до самого пика, пока они оба одновременно не кончили. Макс заботливо прикрыл женщину полами её халата и сам прилёг рядом с ней. Фаиза принюхивалась к тонкому орехового запах и ей стал доходить весь ужас ситуации. То, что только что произошло, подобное в её обществе, в том месте, откуда она родом, могло стоить жизни. Виновник всего этого лежал рядом, нежно щекоча своими волосами её шею. Женщина попыталась подняться, чтобы вымыть сперму из своего влагалища, но твердая рука удержала её на месте. — Нет. Ты сделаешь это, когда я позволю. — В голосе Макса произошли перемены, он стал строгим и требовательным. — Прижмись ко мне… Вот так… Этой ночью Джозеф не дождался Макса в своей постели. Не увидел он его и следующим утром.