Aнгиак

В машине Макс почувствовал сильный приступ голода. Он не ел за ужином, брезговал принимать пищу вблизи с Кевином. У Ульриха на заднем сиденье лежала коробка, бордового цвета с нарисованными на ней вишнями. Наверное, это был шоколад. Макс не был уверен, знаком ли ему вкус шоколада, не помнил, пробовал ли он его в раннем детстве. В школе он не ел шоколад точно, позже Рахмон запретил ему большинство сладостей, приравнивая их к наркотикам. Потом Макс хотел купить себе коробку конфет, но как-то не было повода, нужен был какой-то праздник. Он не знал как их есть, да и деньги часто экономил. Макс хотел открыть коробку. Естественно, Ульрих был против. Машину занесло и ему стало не до конфет, его внимание переключилась на происходящее за пределами салона автомобиля. Непогода усиливалась, мокрый снег налипал на лобовое стекло. Макс понял, что принял правильное решение, поехать в поместье в столь поздний час. Неизвестно, сколько времени его дочь будет оторванной от мира. Машины въехали в тихий, тускло освещенный двор. Макс облегчённо выдохнул. Они не попали в аварию. Окна в доме были тёмными, слабый свет лился лишь из холла и из кухни. Фаизы в спальне не оказалось и Макс побрёл искать её по дому. Ульрих шёл за Максом по пятам, заглядывая во все двери подряд. Ни на кухне, ни в ванной комнате женщины не было. Пропажу удалось обнаружить в гостиной, Макс нащупал выключатель и нажал ту кнопку, которая давала самый тусклый свет, чтобы не причинить дискомфорт беременной: Фаиза сидела на ковре и испугано вжималась в стену. — Как ты? — спросил Макс. Фаиза молчала. — Когда у тебя отошли воды? — Макс потрогал ладонью небольшое мокрое пятно на ковре. — Это не воды. Это у меня такое весь день. Я часто бегаю в туалет — она мне давит на мочевой пузырь… — Фаиза прикрыла лицо руками, — Как же это надоело… Мне так стыдно. — Нет, в этом ничего стыдного. Ты рожаёшь, милая… – Сообщил Макс. — Ох… — вздохнула Фаиза, — Я несколько раз уже рожала, но такого со мной ещё не было. — Каждый раз что-то новенькое? — выдавил из себя улыбку. — А знаешь что, Фаиза? У нас есть время, попробовать шоколад… Ты когда-нибудь ела шоколад? Я нет. Фаиза сдвинула плечами. Этот белый молодой мужчина казался ей странным с самого начала. Хоть и чертовски привлекательным. Макс был голоден, и его организм, чувствуя предстоящую нагрузку, требовал топливо для себя. Он уставился на Ульриха. Тому было жаль припрятанной для утреннего кофе коробки конфет. Учитывая погодные условия, к утру он не сможет себе раздобыть ничего подходящего к кофе. — Между прочим, эти конфеты производятся на фабрике вашего отца, – заявил Ульрих. – «Вишневый Аромат» называются. Могли бы попросить у него сделать скидку, а не отнимать конфеты у телохранителя. Последнюю фразу Ульрих сказал с издёвкой, намекая на товарно-денежные отношения, которые присутствуют в семье Донованов. — Ульрих… Пожалуйста. Я добавлю стоимость коробки к твоей зарплате… — Мне нужны конфеты, а не возврат денег. С чем я завтра буду пить кофе? «Завтра» казалось Максу нереальным и таким далёким. А настоящее пугало. Он себя чувствовал словно школьник перед экзаменом. Только на кону была не возможность закрепиться в школе или перейти на новый уровень, а жизнь его дочери и её суррогатной матери. Ещё недавно, в случае сложных родов в первую очередь спасали роженицу, потом ребёнка. Для Макса же больше всего на свете была важна жизнь его дочери. Пусть маленькая и недоношенная. Какая угодно. За два года в женской клинике, Макс видел много разных родов, был в качестве акушера и ассистировал. С какими только вариантами нормы и отклонениями он не имел дело. В условиях клиники всё казалось так просто. А сейчас он испытывал лёгкий страх из-за оторванности от мира и ягодичного предлежания плода. Макс глянул в окно. Освещенный уличным фонарём двор был покрыт толстым слоем рыхлой каши из снега, а под ней, гладкая словно зеркало, остекленевшая гладь. Ульрих шёл к машине, широко расставив ноги, чтобы не упасть. Несмотря на усилия, он падал каждые несколько шагов. Макс оставил надежды доставить Фаизу в клинику. Не так давно он пожертвовал женской клинике два специальных реанимобиля для рожениц. Если ему потребуется, одну из машин немедленно пришлют к нему в первую очередь. Только Макс видел, что сейчас творится на дорогах. В лучшем случае помощь прибудет не раньше утра. Столько времени у него не было. Макс обдумывал возможные риски: незрелый плод в ягодичном предлежании и капризная, многократно родившая роженица, немотивированная на ребенка… Макс сел рядом с Фаизой, обнял её и незаметно потрогал ей живот… — Куда подать чай? – услышал он чей-то голос сверху. — Что? — не понял Макс. Перед ним стояла сонная горничная, разочарованная тем, что её подняли так поздно из тёплой постели. — Я спрашиваю, куда подать чай? Или вы предпочитаете кофе? Ваш телохранитель распорядился… Макс осмотрел гостиную. Интересно в какой из комнат рождались на свет будущие наследники Донованов? И где появился на свет Лукас? Питер? Макс хотел, чтобы его дочь родилась в клинике, а не по старинке в кровати. Слишком дорог ему был эмбрион, чтобы подвергать безусловному риску. — Накройте здесь в гостиной, мисс… – сказал Макс. В поместье имелись кое-какие медикаменты и инструменты необходимые для родовспоможения. Их привёз сюда Джозеф, когда у Макса был вирус. Как же ему не хватало сейчас Джозефа. Сегодня присматривала за Фаизой Грейс. У неё не было опыта в акушерстве, но Макс доверял ей. Также он рассчитывал на Фейге. Она хорошо себя проявила, раз в неделю оказывая помощь в реабилитации Максу. Фейге жила неподалеку в доме Фионы, и он уже послал за ней. Фаиза пожелала принять душ. И пока она под присмотром Грейс плескалась под струёй тёплой воды, Макс таки попробовал конфеты и выпил кофе. Это придало ему сил. Приятный сладко-горький вкус шоколада неимоверно сочетался с кислым вкусом вишни. Это были последние спокойные минуты Макса в ту ночь. Фаиза переоделась в мягкое домашнее платье и прикрыла влажные волосы тонким шерстяным платком. Макс внимательно следил за её движениями. Он пока не вмешивался в процесс. Наблюдал. Вспоминал, что ему рассказывали женщины из племени Рахмона, которые принимали роды, не имея под рукой ничего серьезнее примитивных инструментов и кое-каких лекарственных растений. За неимением доступа к современным методам родовспоможения, Макс решил довериться природе и интуиции. Фаиза упиралась рукой в стену и слегка поджимала ногу, секунд двадцать. Потом успокаивалась. — Схватки? — спросил Макс. — Ничего страшного… Они пока слабенькие. Фаиза врала — страшно ей было. Ещё как страшно. Она чувствовала растерянность Макса, а ещё она знала, чем заканчиваются роды в неправильном предлежании плода в её ауле. Плачевно для роженицы. Судьба ребенка её не волновала вовсе. — Вам известно, чем отличаются обычные роды, от родов малышки в ягодичном предлежании? Зачем ей это надо знать? Судьба и здоровье ребенка должна волновать того, кто в этом заинтересован. Фаиза громко застонала. « Понятно» — вздохнул Макс… Лицо Фаизы исказилось в неимоверных страданиях. Макс ничем не мог ей помочь — адекватных обезболивающих в аптечке не оказалось, а странный отвар, который предложила немая Фейге пока не действовал. Фаиза истошно орала, так, что были видны все пломбы на её зубах мудрости. Макс обнял роженицу со спины и предложил думать о дыхании, просил синхронизировать её вдохи со своими, как раньше поступал с ним Рахмон. Обезумевшая от боли Фаиза ударила Макса локтем в живот. Достаточно сильно, как для женщины. Немая Фейге вмешалась. Она начала снимать с роженицы одежду и украшения, не оставив на ней даже сережки. Макс почему-то понимал, зачем она это делает и помогал Фейге. Многочисленные кольца и цепочки он складывал на блюдце. Напоследок Фейге распустила женщине густые черные волосы. Фаиза осталась в одной длинной майке. По верованиям Фейге, всё, что имеет застёжки, всё, что замыкается в круг: кольца, цепочки – мешает природе управлять процессом. У Макса не было никаких искренних верований, но он доверял Фейге. Та хорошо знала свою работу.

***

Лукас, приехал в поместье, со своим старым, неизменным уже много лет телохранителем. Ночную тишину разбавляли стоны роженицы и брязканье медицинских инструментов об лоток. Дорога была трудная, некоторые участки пришлось преодолевать с минимальной скоростью. Лукас был рад, что доехал в целости. Он не знал, чем может помочь Максу в его ситуации, но оставаться безучастным не мог. Тоскливое ощущение бесполезности изводило Лукаса. Он бродил по дому, выходил на крыльцо, а потом возвращался на кухню. Время шло неимоверно долго. Лукас уселся на барный стул и начал изводить себя дурными мыслями. Ему казалось, что Макс слишком молод и неопытен, чтобы взять на себя ответственность за сложные роды. Он мог многое видеть на работе, и Лукас был уверен – видел, но Макс не был акушером. Одна надежда была на немую Фейге... Надтяжный крик Фаизы смешался с тихим писком. Лукас подумал, что дети Паулы кричали громче, значит они были сильнее. Он вспомнил, как шумно было, когда рожала Паула, сколько ей было внимания от медицинского персонала. Сейчас всё иначе. Фейге молчала по понятным причинам. Но и Макс вёл себя тихо, он был погружен в процесс. Всё таки его сын не был профессиональным акушером. Технически он мог принять роды, но поддерживать роженицу морально не умел или не хотел из вредности. Детский писк скоро притих, как и стоны Фаизы. Тишина стала гнетущей. «Всё ли у них в порядке?» — испугался Лукас. – А вдруг с малышкой что-то не так? Лукас не выдержал и заглянул в приоткрытую дверь гостиной. Сразу возле входа он увидел её. Она лежала на столике в куче испачканного кровью тряпья, её кожа была темно-бурого цвета. Над малышкой склонилась Фейге и проводила первичный туалет новорожденного. Обычно ребёнка укладывают матери на живот, прикладывают к груди. Лукас не думал, что малышку будут прикладывать к суррогатной матери. Между ними не будет больше контакта. Малышка казалась крохотной, а зажимы на её пуповине огромные. Она тяжело дышала, её грудная клетка быстро двигалась. Малышка смотрела в сторону Лукаса. Её глаза казались огромными и какими то нереальными на фоне сморщенного личика. Она была похожа на инопланетянина. У девочки был осмысленный взгляд! Лукас никогда не видел такого взгляда у детей. Малышка непроизвольно дёргала руками, будто хваталась за своё существование в этом бренном мире. Макс был занят роженицей. Дочерью не интересовался. Лукасу подумалось, что он списал её со счетов, как нежизнеспособную и занялся той, чьё здоровье нужно спасти. Лукас был почти уверен, что такие слабые дети, как малышка не выживают. Она даже на ребенка не была похожа. Фаиза уже родила плаценту и Макс накладывал ей швы. Лукас этого не видел, так как он закрывал собой роженицу, но слышал характерные короткие вскрики. Разочарованный Лукас поднялся на второй этаж в свою спальню. Он валился с ног от усталости. Может и лучше, что его сын не успел привязаться к малышке. Достаточно с него потрясений. Лукас снял с себя часы и положил на столик у кровати. Четыре часа утра… Он расслабил ремень и в одежде завалился на кровать. Хотелось побыстрее погрузиться в сон и забыться. В эту комнату он когда-то приводил мать Макса. В памяти всплыло, как они лежали на этой кровати вместе и Лукас держал в своей руке её изящную руку. Нежная, почти прозрачная кожа девушки, просвечивалась от яркого апрельского солнца. Лукас почувствовал под подушкой что-то твёрдое. Он просунул под нее руку и достал фотоальбом. Ничем не примечательный из пластика, с прозрачными кармашками для фотографий. Такие были популярны до начала эпохи массовой цифровой фотографии. Лукасу этот альбом не был знаком. Две портретных фотографии были вложены в один файл на первой странице. Это были фотографии детей. Очень похожих, но разных детей. На одной была девочка с двумя пышными, золотисто-пшеничного цвета косичками. На второй был Макс. На фотографии ему было не больше пяти. Именно таким его впервые увидел Лукас. Он пролистал дальше. На остальных изображениях присутствовала всё та же девочка с косичками: на детских праздниках, с любимыми игрушками, на велосипеде и в школе. Но больше всего фотографий в гимнастическом зале. Девочка была гимнасткой и очень гордилась этим. Она не была обычной гимнастикой с ленточками и мячами, девочка достигала своих высот в спортивной гимнастике. Подтверждение тому — фотографии на турнике, бревне, рабочие моменты отрабатывания сложных акробатических элементов. Лукас узнал эту девочку. Даже во взрослой девице лихо танцующей на пилоне, просматривалась та невинная девочка. Лукас догадался о истории происхождения этих фотографий и появлении их у себя под подушкой. Их собрал Питер или кто-то для Питера. Фотографии, наверное, перекупили у одной из подружек матери Макса. Тогда девочки часто обменивались своими фото. Скорее всего Питер не знал, что ему с ними делать. Тогда Лукас был равнодушен ко всему, что касалось его бастарда. А Макс… Питер не знал как отреагирует на них Макс… Незачем было тревожить истерзанную детскую душу. Последние фото были с выпускного. Полная надежды на будущее золотокосая девушка выделялась красотой среди своих одноклассниц. Наверное ей завидовали. Лукас отложил альбом в сторону и уткнулся в подушку. Его плечи вздрагивали.

***

Проспал Лукас несколько часов, а потом ещё долго лежал в кровати, не решаясь встать и узнать что происходит в доме. Макс стоял у окна в гостиной. В комнате уже успели убрать, было чисто, на полу отсутствовал ковёр. На столике в коробке знакомого дизайна лежала единственная конфета. Макс выглядел устало, но он заставил себя принять душ и переодеться в найденную в доме одежду. Это был один из так любимых Питером свитеров толстой вязки и классические джинсы. В таком наряде Макс казался растерянным подростком. На одной у руке у Макса лежал свёрток. — Старый клён возле беседки... – сказал Макс, – Он раскололся этой ночью. Не выдержал столько снега. — Его давно пора было спилить. Хорошо, что никто не пострадал, — ответил Лукас. — Я жду, когда подадут машину — дороги уже привели в порядок. Нужно срочно позаботится о питании малышки. Здесь нет для неё еды, — механически отчеканил Макс. Лукас понял, тот безжизненный свёрток в руках его сына и есть малышка. Он не решился в него заглянуть. Увиденное ночью напугало его. Но если Макс думает о её питании, значит не всё так плохо.

***

Макс позвонил горничной в пять утра и велел ей привести в порядок комнаты в торце дома. Все комнаты в доме держали в чистоте, даже самые дальние и не посещаемые. Но Макс потребовал идеальной чистоты для новорожденного ребёнка. Чем были примечательны те комнаты на задворках? В них давно никто не жил, они были обособленные от остального дома и являлись небольшой квартирой с отдельным входом и собственной кухней. Квартира была угловой как и детская Макса, но располагалась с противоположной стороны и была не под чердаком. Макс приехал после полудня. Солнце уже спряталось за горизонтом. Фиона и Агнес напряжённо наблюдали за происходящим из балкона. Обычная суета связанная с приездом хозяина и ничего более. Через час после приезда Макса подъехала машина с детскими вещами, а Якуб с работниками занесли детскую кроватку. К восьми часам приехал Лукас. Таким расстроенным Агнес его ещё не видела. Свекровь и невестка принявшие в свой круг и Элен, включили режим детективов. Они бродили вокруг дома, проверяя окна на наличие света, угадывая в какой из комнат будет жить малышка. Прислушивались к разным звукам под окнами. Потом втроём устроились устроились в доме, под дверью, которая вела в квартиру, но была заперта на щеколду изнутри. Голос малышка не подавала. Макс тоже вёл себя тихо. Иногда женщины слышали шаги и звук текущей воды по трубам. Но чаще ничего не было слышно. — Там вообще есть ребенок? — задумалась Элен. Женщины озадачились. Если там и была малышка, то на удивление спокойная. Макс начал петь малышке, что-то мелодичное, но очень необычное. Агнес впервые слышала такую мелодию, а Фиона удовлетворённо улыбнулась. Она узнала современную интерпретацию языческой колядки, прославления новорожденного солнца. Такое себе «народное христианство». — Это рождественская песня, – сказала Фиона. – Макс поёт о рождении Бога на санях в маленьком лемковском местечке. Наверное нашёл где-то в интернете. Это прекрасно, он свою дочь сравнивает с богом, значит полюбит.

***

Макс прилёг в кровать, но не смог заснуть. Думал о Джозефе, о том как тот мечтал о ребенке, как ждал её появления на свет. Макс не знал как ему правильно поступить. Должен ли он сообщить Джозефу о появлении малышки на свет? Ведь ему дали чётко понять, что общение прекращено. Макс дважды набирал номер Джозефа. Первый раз утром, как только закончил зашивать Фаизу. Джозеф даже успел взять трубку, но Макс не нашёл что сказать и отбил звонок. Второй раз он набрал номер Джозефа вечером, но так и не решился нажать «вызов». Макс не хотел больше вмешиваться в его жизнь, становиться навязчивым. Да и у новорожденной нет никаких прав на родство с ним. Разве что на основании небольшого общего количества генов. Так более близкие родственники отказываются друг от друга, а с таким коэффициентом родства, даже родными себя не считают. Нет. Малышка — исключительно его забота. Один родитель тоже хорошо. Лучше чем ни одного. Максу нравилась такая семья как у Джозефа: мама и сын. Это лучше чем когда тебя воспитывают учителя, дипломированные педагоги, опекуны, но все чужие. Макс уже много времени провёл без сна. Кружилась голова, перед глазами мелькали круги. Он полулег на край дивана, оставив включенным ночник. Посреди ночи проснулся, посмотрел на детскую кроватку и обмер. Над его спящей дочерью склонился женский силуэт. Изящная фигура, гордая шея и пучок волос небрежно собранный на затылке. Знакомое с детства зелёное платье. Именно такой он видел в последний раз свою маму… Макс встал и подошёл поближе, пытаясь увидеть её лицо. Женщина отвернулась. — Ты таки решила на неё посмотреть… – сказал Макс. Женщина не ответила, продолжала смотреть на малышку. — Она тебе нравится, мама? Женщина равнодушно пожала плечами, так, что было непонятно нравится ей малышка или нет. Макса игнорировали, как в детстве. Как бы он себе не врал – мать не любит его. Макс подумал, что может стоит прогнать её от своей дочери. Он имеет право. Не любит его, так он отыграется на ней, запретив смотреть на дочь. Макс вернулся на диван, крупная слеза скатилась по его щеке и упала на подушку. Стыдно не было. Всё равно та не видит. Максу в голову пришла мысль, что ему абсолютно нечего будет рассказать дочери о своей маме — её бабушке. Получается, для его малышки эта женщина останется безымянной Незнакомкой в зелёном платье. Как и для него. Макс почувствовал бесконечную пустоту из-за неизвестности. — Как зовут тебя? — спросил он. Незнакомка отпрянула от ребёнка и зло кашлянула. Она повернулась к Максу, и тот испуганно, как в детстве, спрятал лицо в подушку. Оказывается, он не хотел, чтобы она его видела. В том виде, в каком она сейчас – нет. Макс почувствовал над собой её стон, но не услышал её дыхание. Его мать умеет кашлять, стонать, но не дышать. Зачем ей дышать? Она же ему только снится. Женщина так и не дождалась, что Макс повернётся к ней лицом. Она ещё раз издала стон, похожий на вздох и направилась к выходу. — Агнесса… Агнешка — моё имя… – услышал Макс.