***
В доме Джозеф узнал, что новорожденную малышку никто из семьи не видел. Все высказывали беспокойство по этому поводу, но никто никаких действий не предпринимал. Ни к обеду, ни к ужину Макс не явился, а на расспросы Джозефа где Макс питается, Фиона ответила: — Он заказывает еду в какой то дешёвой забегаловке или в магазинчике неподалеку. Фиону, как и других членов семьи будто не трогало, что Макс питается в дешёвой забегаловке. Правда, забегаловка не была дешёвой, а всего лишь обычной с адекватными ценами. Когда Джозеф и Макс были студентами о такой забегаловке могли только мечтать. — Фиона знает больше, чем говорит, – подначил Лукас. – Ты надави на неё, Джозеф. Она установила прослушку у Макса. За ужином, Джозеф заметил, что мужчины в доме вели себя обособлено, в то время как женщины сбились в особую коалицию: крепкую и нерушимую как мур. Элен, Фиона и Агнес сидели грациозно за столом, словно три фурии. У всех были выкрашены волосы в одинаковый тицианово-медный цвет, на всех синие платья в одном стиле. Джозефу стало неудобно в такой компании и он в полном недоумении, искал глазами поддержки то у Лукаса, то у Николаса. Мужчины сидели слегка растерянные и даже униженные. Женщины хорошо их взяли в руки. — На меня не нужно давить, – заговорила Фиона. – Спросил бы, сама рассказала... Но рассказывать особо нечего. Иногда я слышу разные бытовые звуки: шум, стук, всплески воды, когда малышку купают. Макс не разговаривает с дочерью. Совсем. Но последние дней десять малышка сама начала подавать слабый голос. Может быть ситуацию исправит Грейс — она уже две недели как помогает Максу. Но пока Грейс проводит мало времени с малышкой — у неё какие-то курсы. Фиона задумалась и Джозеф понял, что ей известно ещё кое-что и она решала, делиться этим со всеми или нет. — Говори уже… — попросил Лукас. — Он ей поет... — У Макса красивый вокал, — заметил Джозеф. — Ага… — Фиона хищно впилась зубами в бифштекс, — он поет ей колыбельные. — Колыбельные — это прекрасно, — обрадовался Лукас. — Ага… Прекрасно. — огрызнулась Фиона. — Сколько раз я тебе говорила — не радуйся раньше времени. Колыбельные поёт по-немецки. Какие то рок версии из диснеевских мультфильмов тоже ей поёт. Например, песенка Балу из «Книги Джунглей». Всё по-немецки. — «Простые радости»...— разозлился Лукас, — что он там себе надумал, чертов полукровка? — Ничего плохого в немецком языке не вижу, — вмешалась Элен, — это первый язык, который услышал Макс. А язык имеет значение. Есть красивые мелодичные языки, которые прививают ребенку любовь к прекрасному. Есть языки как выстрел — хлесткие, точные. Дети заговорившие на этих языках будут иметь преимущество в точных науках. — А есть немецкий, чтобы сломать мозги, — добавил Джозеф. — Ты несправедлив, Джозеф, – сказала Элен. – Немецкий прививает усидчивость. Чтобы ребенку понять, что от него хотят, ему нужно дослушать фразу до конца. Макс очень усидчивый. В любом случае, я с малышкой буду разговаривать по-английски. — Если Макс кого-нибудь из нас к ней подпустит, — не без оснований заметил Джозеф. — Ещё как подпустит, – обнадёжила всех Элен. – В скором времени он от неё устанет. Донованы в детстве слишком утомительные. Знаю о чём говорю, я укачивала Лукаса на своих руках, а до этого Тео… — А Ника тоже качала? — поинтересовался Лукас. — Что? — Элен обижено надула губы и шутливо пригрозила Лукасу пальцем, — За кого ты меня принимаешь, мальчишка? Сколько же ты добавил мне лет, что я могла возиться с Ником? Будь повежливее, а то как наведу на тебя порчу! Джозеф был рад вернуться в странную семью. Ему её не хватало. Он не заметил, как стал одним из её членов. Даже было немного неудобно перед Максом, за то что так легко занял место в душах родных ему людей. Максу было трудно сходиться с ними из-за негатива пережитого в детстве. — Я не знала о его существовании достаточно долго, — словно прочитав мысли Джозефа в свое оправдание сказала Элен. — В то время у меня самой появилось желание стать мамой, а родных детей не получалось. Питер запретил мне взять чужого ребёночка. Я с ним тогда поссорилась. Если бы я знала о Максе, думаешь не забрала бы себе? Питер настоящий деспот. Все присутствующие за столом согласились с последней фразой Элен. — Я собираюсь завтра наведаться к Максу. Он ко мне хорошо относится. Я у него не вызываю ассоциаций с тяжёлым детством. Уверена, он не прогонит свою тётушку. Снова все согласились с Элен. Только Фиона надула щёки, уступая своё лидерство.***
Вечером Джозеф вернулся в спальню. Прислуга уже разложила его вещи по шкафах, а на столе благоухал пышный букет белой сирени, презент от Якуба. Всё по прежнему, только Макса нет рядом. Они даже не поговорили. Возможно, это к лучшему – разговора не получилось, но они и не рассорились окончательно. Джозеф не сразу заметил, что вместо привычной белоснежной постели постелена цветная, к которой он привык с ранних лет. Джозеф, знал – в доме не было другого белья, кроме белого. Допускались разные оттенки белого, лёгкая вышивка, но никогда – цветное. Максу бы никогда в голову не пришло, спать на постели с рисунком, а тут для него заказал такой комплект. То, что это сделал Макс, Джозеф был уверен. Хотел сделать ему приятно. Джозеф поймал, праздно шатающегося в спальне Фарука и забрал к себе в постель. Раньше кот часто спал в их кровати, а теперь до него никому не было дела. Джозеф обнял странно мурлыкающее (не так как обычные коты) животное и начал медленно погружаться в сон. Не так безмятежно было в торце дома у Макса. Его мучило сексуальное желание. За те месяцы, что прошли без Джозефа, он уже привык жить без секса. Максу даже казалось, что неплохо справлялся. Но не сейчас, когда совсем рядом было решение его проблемы. Макс оставил малышку на няню и закрылся в ванной комнате. Он долго стоял под струёй воды, но это мало помогало, привычная тяжесть в паху давно уже переросла в боль. Макс сжал ладонями свой член и сильный импульс прошёлся его телом. Он знал, что очень быстро сможет избавить себя от этой боли, хоть на непродолжительное время, но не мог. Череда запретов и наличие камер слежения во всех местах его пребывания в детстве и юности плохо отразились на психике Макса. Он прижался к холодной плитке и чтобы не разрыдаться, несколько раз приложился к ней лбом. — Грёбаный стыд! — Выругался Макс, — Чертов онанист! На лбу Макса появилось красное пятно, которое начало медленно превращаться в гематому. Этой ночью малышка хорошо уснула в кроватке, даже не понадобилось ложить себе на грудь. Такая самостоятельность радовала, ведь Макс очень хотел вернуться к работе. Больше часа проворочавшись без сна на диване, он вышел на улицу. Весна в этом году прошла незаметно для Макса. За заботами о младенце он погряз в череде одинаковых дней и ночей и не заметил как прошлогодние гроздья рябины сменились нежными сочными листьями, а на клумбах распустились пионы. Макс вдохнул на полную грудь ароматы весны и лениво уставился на подсвеченный снаружи дом. В спальне Джозефа, слабо светила настольная лампа, наверное он уснул читая. Макс подумал, что спиртное или сигареты притупят его желание. У него ничего такого не было, а на кухне должно было быть и то, и другое. Он знал, что Агнес всегда прячет пачку сигарет в кухонном шкафу. Она курила, когда у неё были болезненные месячные, но не постоянно. Лукас запрещал. Макс очень тихо, стараясь остаться незамеченным, пробрался в центральную часть дома и поспешил на кухню. Старинная добротная мебель и решетчатое окно эпохи модерн прекрасно здесь уживались с новейшей современной техникой. Дом не превратился в музей старины, а менялся вместе со временем, одновременно сохраняя своё прежнее лицо. Макс шарил по шкафчикам, поочередно открывая каждый и подсвечивая себе фонариком. Можно было спуститься в подвал и выбрать одну из припавших пылью бутылок, но Макс плохо разбирался во всём этом и к тому же там не было сигарет. Макс приставил стремянку к одному из шкафов и уже дотянулся к заветной бутылке, как вдруг на кухне зажёгся свет. Он прижал бутылку к себе. Хотелось незаметно скрыться с украденным, но бутылка выскользнула из рук и разлетелась осколками по мраморному полу. Макс в недоумении ухватился за стремянку. Сердце бешено колотилось, он чувствовал близость Джозефа. — Пьешь по ночам, дорогой? Макс оцепенел от такого родного голоса позади себя. Нужно быстрее убираться с кухни, а то может случиться, что угодно. Ещё немного и он за себя не ручается. Джозеф, предугадал желание Макса скрыться и одним махом пересёк кухню. Он схватил Макса за пояс штанов и принялся стягивать вниз как нашкодившего котенка. — Дожился! Воруешь у себя? Джозеф дёрнул Макса за джогеры, сильнее чем нужно было и те сползли с исхудавшего тела. Он увидел перед собой поясничные ямочки Макса и не смог сдержать свой похотливый стон. Макс почувствовав на своей заднице хищный взгляд и попытался вернуть штаны на место. Джозеф мешал. Завязалась лёгкая потасовка, но оба удерживались от драки. Уворачиваясь от жёстких рук Джозефа, Макс неловко оступился и соскользнул со стремянки. Кроссовком обутым на босую ногу он вступил в лужу из вина. Раздался треск стекла. — Грязный пожиратель свинины! — выругался Макс. Джозеф подхватил своего партнёра за талию и некоторое время они балансировали вместе, пытаясь удержать равновесие. Макс часто дышал и его грудь вздымалась, пока Джозеф крепко сжимал его в своих объятиях. Странное оцепенение, сковывало его тело. — Да, спасибо, свиную печень пожарили к обеду замечательно. – Джозеф провёл ладонью по спине Макса, медленно опустился ниже к пояснице и скользнул пальцем между упругих ягодиц. — А ты, лицемер, Макс! Пьёшь вино по ночам пока твой Аллах не видит. Прекрасное воспитание Рахмона! Макс смотрел на Джозефа с напускной агрессией, прикусив нижнюю губу. Одновременно делал жалкие попытки вернуть штаны на место, но Джозеф предупреждал все эти неловкие движения, упрямо заламывая его руку за спину. Другой же рукой он нагло давил ему на сфинктер. Агрессия на лице Макса сменилась мольбой, а потом желанием. Он не хотел того, что должно произойти. Но желание было слишком сильным, чтобы по-настоящему сопротивляться. Джозеф подтолкнул Макса к столу так резко, что тот едва успел ухватиться за столешницу, чтобы серьёзно не удариться. — Тиранишь весь дом… Мучаешь женщин, не показываешь им ребенка… Джозеф лёг на Макса всем своим телом и вжал его щёку в столешницу. — Попробуй дёрнутся... Весь дом разбудишь. Макс не хотел никого будить и не хотел, чтобы у его позора имелись свидетели. А позор будет, Макс это чувствовал —Джозеф уже шарил у него между ног и уверенно подбирался куда нужно. — Мелкий домашний тиран… Дрянь! — шептал Джозеф ему на ухо. — Агнес имеет право — она мать… А ты... А Лукас? Он тоже весь извёлся. — Она ему не понравилась… Дочь. — оскалился Макс, — он захочет избавиться... Лукас не любит некрасивых. — Значит плохая работа, раз получилось не то, что нравится… — Ладонь Джозефа оставила член и больно шлепнула по ягодице, а потом ещё раз. Макс прикрыл глаза, а на его губах промелькнула блудливая улыбка. Он непроизвольно оттопырил зад, а немного придя в себя, тут же вернул его обратно. Всё то, что происходило далее, было словно в нереальном сне. Джозеф вставил своё колено между ног Максу и каждым своим движением ограничивал ему все пути к отступу. Макс прерывисто и быстро стонал, но сопротивлялся не сильно. Джозеф ввёл в него сразу два смоченных слюной пальца. — Я не занимался эмбрионом. Все претензии к клинике. Я такую халатность бы не допустил... Больно же… Перестань. — отчаянно заорал Макс. — Ей нельзя было быть суррогатной... — Терпи, Макс! — велел Джозеф и не перестал, а наоборот просунул в него ещё один палец. И Макс терпел. Что ему ещё оставалось делать? Он столько времени желал почувствовать любимое тепло на затылке. Джозеф вошёл в Макса резко, почти насухо, и он инстинктивно сжался. Боль была сильной даже по его меркам. Из-за последовавших почти сразу резких толчков расслабиться не получалось. Озверевший от длительного воздержания Джозеф, вбивался в Макса, причиняя боль и себе, и партнёру. Макс сжимался всё сильнее и Джозеф злился на него за это. Он наказывал Макса за то, что тот не смог впустить его сразу, за то, что так долго обходился без него… — Что, с немцем было лучше? Белобрысый хорошо удовлетворял тебя? Макс съёжился от боли, но на вопрос не ответил. Он всё ещё пытался вернуть обратно свои штаны. Быть обнаженным — это значит быть униженным. Макс желал хоть немного спасти своё достоинство, прикрыв побольше своего тела. Джозеф оголил шею Макса и плечи и влажными губами впился в чистую, пахнущую мылом и самим Максом кожу. От этого запаха Джозефа вело, он терял связь с внешним миром, погружаясь в транс… Громкий вскрик Макса вернул Джозефа в действительность. Странный железный привкус ощущался во рту, а внизу больше не было сопротивления, двигаться стало легче. Джозеф провёл большим пальцем по плечу Макса, размазывая кровавый след и испуганно осознал, что эту рваную рану на плече оставил именно он. — Что я творю? — спросил сам себя Джозеф. –Зачем? Джозеф попятился, вынимая свой член. Макс измученно застонал и придержал Джозефа за ягодицы, не позволив ему это сделать. — Оставь… Мне это надо, – попросил Макс. Джозеф хотел того же. Ни сложная работа, ни медицинские препараты не смогли помочь побороть это желание. Он знал, что пустоту, которую оставил в нём Макс, не заполнит уже никто. Макс под ним был такой покорный и такой желанный. Джозеф пробрался рукой к его паху, коснулся члена. Макс тоже попытался опустить свою руку вниз поближе к руке Джозефа. — Я сам… — Джозеф задвигал рукой сначала медленно, именно так, как Максу когда-то нравилось. Руки хорошо помнили те движения. Когда дыхание Макса стало прерывистым, Джозеф занялся его простатой, аккуратно раздражая её своим членом. За то короткое время, что они были вместе, Джозеф изучил все особенности и изгибы его тела, научился неплохо управлять его удовольствием, выжимать из него стоны. Только теперь эта израненная плоть отзывалась на удовольствие сквозь боль. Что-то его беспокоило, он пятился, болезненно выкручивался и в то же время, изнывал от желания. Джозеф знал, что они оба долго не продержатся, что секс не будет продолжительным. Поэтому если Макс и чувствует боль, то это ненадолго. Он был уже на грани. Да и Макс тоже быстро приспособился к боли и двигался ему навстречу, насаживался своей чувствительной точкой на член Джозефа, на источник боли и удовольствия одновременно. Джозеф кусал пшеничные волосы Макса и плыл. Потеряв над собой контроль, он как можно глубже в него проник, не обращая внимания на крик. Сделав несколько сильных болезненных толчков, кончил. Макс весь выгнулся от боли и нервно забил ребром ладони о столешницу. Джозеф начал успокаивать его, шептать что-то нежное, слизывать солёные слёзы. Продолжал ласкать его член, пока густая теплая жидкость не растеклась в его ладони. — Вот… — Джозеф нежно погладил Макса испачканной спермой рукой, оставляя на волосах и виске мокрый след. — Кончил… Обессиленный Макс манжетой рубашки лениво растирал свою кровь от укуса по столешнице. Красные разводы никуда не исчезали, а только размазывались. Джозеф сочувственно смотрел на него, пока ещё не понимая, что не даёт Максу нормально двигаться, всё также прижимая его к столу. Джозеф нехотя привстал и вынул свой член из Макса. Сперма вытекающая из него была с примесью крови. Джозеф попытался вспомнить, в какой момент это могло произойти. Если бы он понял сразу, то всё бы прекратил немедленно. Это был удар по его репутации как любовника, так и дипломированного специалиста по боли. Бумажным полотенцем Макс не очень старательно вытер следы недавнего секса и наконец-то вернул штаны на место. Он бросил на Джозефа грустный, полный боли взгляд и уселся на пол рядом с осколками. Пошарив по полочкам и шкафам, Джозеф таки добыл себе трофей — начатую бутылку коньяка, который кухарка добавляла в выпечку. Сигареты нашлись на печной полке. Джозеф налил спиртное только Максу и, отодвинув задвижку на печи для оттока дыма, прикурил одну сигарету. — Ты точно не хочешь, чтобы я осмотрел тебя… там? — виновато спросил Джозеф. Макс покачал головой. Нет, он не хочет, чтобы Джозеф сейчас касался его «там»… — А помнишь, Джозеф, как я не мог сходить в туалет после операции? Перистальтика кишечника была очень слабая… Тогда тоже пошла кровь из ануса, — Макс говорил, грустно улыбаясь. — Ты так боялся, что я потеряю сознание прямо в туалете, поэтому удерживал меня. Мне было стыдно, но я ничего не мог поделать… Ты всё это делал ради меня, просто так, не за деньги. — Ты тоже Питеру помогал не за деньги. А он упек тебя в ту школу… — Джозеф протянул Максу сигарету и, когда тот затянулся, тут же забрал её. — Питер мой родственник… А я… — А ты? Ты мне больше чем родственник… — Получается… Мы тоже родственники по моей дочери и нашим родителям, — Макс сделал большой глоток коньяка и закашлялся с непривычки. — Ты бы перебрался в нашу спальню, – попросил Джозеф, когда Макс справился со своим кашлем. Макс покачал головой и поднялся с пола. — Уже проснулась… Я не хочу, чтобы она лежала сама. Грейс её совсем не чувствует, а кричать она не умеет. — Почему, Макс? Все дети умеют кричать... Что с ней не так? У тебя точно есть ребёнок? Или она немая, как Фейге? Она... Фейге ведь с вами какая-то генетическая родня? — Немые могут плакать… И Фейге издаёт некоторые звуки… Малышка просто не хочет… — Макс несколько раз вздохнул, прежде чем сказать следующее, — Ты, Джозеф, если между нами всё так плохо получилось, не должен отказываться от отношений. Живи с Уиллом или с кем хочешь. Можешь здесь... Мне так будет даже спокойнее. Быть с кем-то — это круто! Макс поспешил к дочери и последние слова договаривал уже покидая кухню. Джозеф ничего не смог сказать ему в ответ…***
Лукас встал раньше всех и первым делом спустился на кухню. Этой ночью он спал плохо. Ему казалось, что-то тревожное происходит на кухне. Он натянул на себя пижамные штаны и поспешил проверить. Дорогу преградила Фиона: фигурная, высокая в длинном чёрном халате небрежно накинутом поверх ночной сорочки. — Сиди тихо, Лукас… – приказала она. – Я только посмотрю. — Сиди тихо... – повторила Фиона. — Там ножи... Острые… Они оба подозревают друг друга в неверности. — Я тебе, что сказала? — Фиона сверкнула на Лукаса своими зелёными глазами. — Мне нужно убедиться… — Ты не может приходить к нему на помощь всегда. Пусть учатся общаться. Они не сильно навредят друг другу. Фиона положила руку на плечо Лукаса и не оставлять Агнес одну ночью… Лукас послушался, но на всякий случай, рано утром решил проверить кухню и был очень рад, что заявился туда раньше прислуги. На полу валялись осколки стекла и недопитая бутылка коньяка, там же была пустая рюмка и окурок в хрустальной чаше с водой. Это не всё. Было ещё кое-что неприятное в утреннем кухонном интерьере: смазанные бурые пятна крови на полу и на столешнице. Лукас немедленно принялся спасать честь сыновей. Правда, старший из них мог сойти ему за младшего брата. Он тщательно затёр все кровавые пятна и только после этого убрал осколки и вымыл пол. К приходу прислуги на кухне не осталось никаких следов ночного свидания его сына.***
Тем же утром, Элен дождалась отъезда Грейс и пошла к Максу. Когда-то, в том уголке дома, сплошь заросшим виноградом «вичи», жила её няня. Элен не раз получала от неё солидную трёпку, а её старший кузен Питер, так и вовсе побаивался эту строгую женщину, даже когда та была в преклонном возрасте. Тем не менее, Питер высоко ценил заботу няни о себе в детстве и всегда следил, чтобы хрупкая женщина ни в чём не нуждалась в преклонном возрасте. Стоя перед дверью, Элен некоторое время боролась с детскими страхами — рука у её няни была тяжёлая. Рядом с ней была её горничная. Элен вспомнила важное правило — нельзя показывать страх перед людьми, которым ты платишь зарплату. Она приняла горделивую позу и поправила причёску. Макс открыл дверь и подозрительно посмотрел на Элен, потом его взгляд переместился на корзину в её руках и коробки у горничной. Ему стало любопытно. — Не заставляй женщин долго стоять на пороге, — проявила нетерпение гостья. Элен вошла в дом, а горничная лишь вручила Максу в руки коробки и ушла обратно. Со времён детства Элен в комнатах её няни многое осталось неизменным, но кое-что изменилось. В маленькой кухоньке, в которой едва можно было разогреть себе еду, теперь появилась современная техника, а также серая керамический плитка на полу вместо дощатого пола. Элен пошла вымыть руки и по дороге в ванную заглянула в приоткрытую дверь гостиной. В приставленной впритык к дивану детской кроватке мирно спал ребёнок. Элен удалось рассмотреть её нежный рыжий пушок на голове. — Ты уже пила утром кофе, Элен? — крикнул с кухни Макс. Он колдовал над джезвой. Элен не пила кофе, так как рассчитывала на гостеприимство Макса. В её корзине, завёрнутый в вощеную бумагу, лежал кекс с куриной ветчиной и сладким перцем. Также у неё была большая шоколадка – дань старой традиции, чтобы жизнь малышки была сладкой. Конечно, малышке есть шоколад нельзя, он пойдёт Максу на десерт. — Я приучился заваривать кофе в джезве. Это позволяет мне провести немного времени наедине с собой, — сказал Макс. — Я всегда оставляю дверь в комнате с малышкой открытой, чтобы услышать, когда ей что-то от меня понадобится. Макс разлил кофе в чашки и сел напротив Элен. Женщина уже нарезала кекс – его аккуратные ломтики с ветчиной и вкраплениями зелёного и красного перца выглядели аппетитно. Вкус тоже был отменный. Макс отреза́л кекс маленькими кусочками и подносил к искусанным губам. Вид у него, правду говоря, был не очень: на лбу красовалась гематома, а положение на стуле было вынужденным, так что другая дама бы смутилась, только не Элен. — Чужим, не родным людям у нас не принято показывать новорожденных, пока тем не исполнится сорок дней, — сказала Элен, сделав небольшой глоток из чашки, — но для своих мы всегда устраивали смотрины. Такая нужная традиция — родственники никогда не приходят с пустыми руками, они приносят вещи, игрушки, детскую мебель. А самые близкие дарят подарки посущественнее: ювелирные изделия, ценные бумаги, разное имущество, — Теперь эта традиция не актуальна. В настоящее время можно приобрести детские вещи на любой бюджет. — Это другое. Я не собираюсь заваливать тебя ненужным хламом, как это любят делать выжившие из ума старухи. Каждая вещь принесенная мной имеет смысл. Элен вынула из корзины вазон с молодым крупнолистным миртом. — Я придирчиво выбирала и сорт, и характеристики этого растения. Веточками мирта украшают кроватку новорожденных, обрядовую выпечку и платье невесты. Мирт сопровождает наш род в момент рождения и до конца. Это сакральное для нашей семьи растение. Пусть рядом с малышкой будет свой собственный кустик мирта, — Элен поставила цветок на подоконник и продолжила разбирать содержимое корзины и коробок. Макс с интересом наблюдал за ней. Несмотря на то, что он мог позволить покупать себе разные вещи, получать подарки оказалось приятно. В корзине была небольшая головка какого-то особенного сыра и бутылка виноградного сока для Макса, а для малышки разнообразные погремушки и набор пластиковых зайцев. Макс раскрыл коробку и внимательно изучил одного из них. Он был изготовлен примитивно и казался очень милым с черными точками-глазами и красным пятнышком обозначающим нос. Малышке уже исполнилось три месяца, а Макс так и не сообразил купить ей игрушки. В одной из коробок были нужные детские вещи в основном новые в упаковках, но среди них оказались и вещи с историей. Крестильная вышитая рубашечка Лукаса, а также точная копия крестильного платьица Элен — оригинал которого бережно хранился на чердаке. Первые башмачки Лукаса и его детский рисунок в рамке. — Я держала твоего засранца отца перед алтарём, поэтому сохранила некоторые его вещи. –Элен взяла в руки отрез ткани красиво утративший свою белизну с прекрасной вышивкой по всему полю. — Эта специальная ткань для крещения. Подобную я заказала и для твоей дочери. Это искусство обошлось мне в три с половиной тысячи канадских долларов и ещё плюс пятьсот за спешку. Но оно того стоит, и даже скажу, это ещё очень дёшево, потому что вышито руками эмигрантки в первом поколении, которая не успела высоко оценить свой труд. — Надеюсь ты отблагодарила эти трудолюбивые руки, чем-то более существенным чем деньги. Например, сделав им достойную рекламу и, тем самым, подняв этим их цену. — Макс придирчиво изучал искусно сделанные без единой помарочки и узелка швы. — Обязательно, — сказала Элен и переметнулась ко второй, более тяжёлой коробке. Там оказалось несколько предметов от сервиза. — Это больше подарок тебе или даже твоему дому. Этот сервиз был моим любимым в детстве. Он прост и изысканный одновременно. К сожалению, за столько лет многие его предметы не сохранились. Я пыталась найти похожие в антикварных лавках и на аукционах. Тщетно. А потом узнала, что завод изготовивший этот сервиз работает до сих пор. Там сохранились эскизы этого сервиза. Мне согласились воспроизвести его за довольно умеренную плату. Элен освободила от мягкой бумаги красивый заварник с деликатным узором «ежевика» и маленькой фигуркой сокола на крышке. — Замечательный чайник, — умилился от восторга Макс. — А мне нравиться, что ты не лишён чувства прекрасного. Думаю, мы с тобой поладим, Тео. Макс радовался подаркам как ребёнок. Он мог себе позволить купить похожий сервиз и даже всё его производство, но внимание Элен было таким приятным. Как же ему понравилось рыться в этих коробках. Когда все подарки были рассмотрены, Элен с Максом спешно прибрали их со стола: что-то обратно в коробки, съестное в холодильник, а нужные детские вещи и игрушки, которые пригодятся сейчас, Элен сложила в корзину. Мимо её глаз не ускользнуло, что Макс стал более беспокойным и начал прислушиваться к звукам. Она поняла, ему пора идти к девочке, а воспитание не позволяет выпроводить засидевшуюся в гостях тётушку. Элен решила злоупотребить гостеприимством Макса. — Не хочу причинять тебе неудобства, но я пришла познакомиться с девочкой, – сказала она почти шёпотом. — Я уже это понял. Кроме познакомиться с моей дочерью, ты хочешь от меня чего-то ещё? — Нет… — засмущалась Элен, — Или да… Ты, Макс, можешь называть меня старой дурой, как тебе будет угодно. Может я действительно старая, но себя такой не чувствую. Хочу попросить позволить мне стать крёстной малышки. На мой возраст не смотри – замуж девочку я успею выдать. Буду следить за её духовным развитием и образованием, а когда придёт время, она получит всё моё имущество. Поверь, я не бедная родственница. Макс достал из холодильника одну из бутылочек с молоком и поставил на разогрев. — Я смогу сам следить за её образованием и найду, что передать из имущества, – отрезал Макс. — Ты не понял мои истинные мотивы. Почти всё твоё полученное от Питера имущество — минорат. Ты его передашь неделимым своему младшему сыну или внуку. А я хочу, чтобы ты и Джозеф могли себе позволить больше, чем одного ребенка и чтобы было, что им всем оставить в наследство. — Издеваешься? Моя дочь будет единственным ребёнком в семье. Потому, что это будет несправедливо по отношению к Джозефу. Я не имею права, воспитывать ребенка Джозефа, как своего. Всё из-за ваших дурацких семейных правил. — Глупости, Макс. Правила устанавливали давно. Тогда мы знали намного меньше, чем сейчас. Паулин род принес много беды нашей семье и разумно, что Донованы не должны тратить свой ресурс на них. Лично я не имею ничего против, если по дому будет бегать куча маленьких Джозефов. Единственное правило – основное тело наследства передается только генетическому Доновану. Но и это можно оспорить, если понадобится. Макс сомневался. Не родные дети принесли немало беды в этот дом. То маленькое тельце Тео в подвале, никак не давало ему нормально жить. — Ты не бойся брать ответственность за детей Джозефа, – лицо Элен стало серьёзным. – Не повторяй моих ошибок. Если бы я меньше сомневалась, то взяла бы себе маленькую сироту. Осчастливила бы несчастного ребёнка и себя тоже. На две одиноких души в этом мире стало бы меньше… Не прощу ни себе, ни Питеру. Макс взял бутылочку с молоком и капнул несколько капель себе на запястье. Он всегда перепроверял по несколько раз всё, что попадает к его дочери. Элен показалось такое поведение излишне тревожным. Макс мило улыбнулся, подал тётушке руку. — Ладно, пошли познакомлю с дочерью. — Позволь мне поинтересоваться, а у дочери есть имя? — спросила Элен. Макс сдвинул плечами. Нет. Он не задумывался над этим. Точнее задумывался, он много о чём задумывался, но ничего не придумал. — Она маленькая. Зачем ей имя? — Да уж, и вправду зачем человеку имя? — иронично улыбнулась Элен и пошла вслед за Максом. Остановившись перед гостиной Элен все же решила уточнить, хочет ли Макс видеть её крёстной своей дочери. — Может ли у мусульманина быть дочь христианка? — Макс не был уверен. — Брось. Ты же умный, не веришь во всё это. — Дело не в том, во что я верю. А в образе мышления. Чтение Корана, пятикратный Намаз, строгий пост в Рамадан думаешь проходит бесследно? А обрезание в подростковом возрасте? — Как можно к такому принуждать? Они что тебя били, эти два извращенца? – спросила Элен. — Какая теперь разница? Я не буду втягивать дочь ни в какую религию. Элен решила отложить неприятный для Макса разговор до лучших времён, но не отступить. Малышка смотрела на Элен своими зелёными глазками. Макс стоял позади и напряжённо ожидал реакцию тётушки. — Фиона и здесь отметилась, — недовольно высказалась Элен. — Согласен, у малышки присутствуют некоторые внешние характеристики от Фионы. Только ген Mс1R от Агнес. Одна из его модификаций. А у тебя с моей бабушкой какие-то трения? Соперничество, я правильно понимаю, Элен? — Есть немного, — призналась Элен и отошла в сторону, освобождая Максу доступ к кроватке. Малышка уже давно проснулась и требовала, чтобы к ней прикоснулись руки отца, а ещё она была голодна. Макс заботливо взял её на руки и прижал к себе. Элен удовлетворённо наблюдала за контактом отца и дочери. Было очевидно, что между ними устанавливается настоящая родственная связь. Они понимали друг друга. Макс уютно устроил малышку у себя на руках и начал кормить из бутылочки. Элен попыталась вспомнить хоть один случай заботы мужчин Донованов о своих младенцах и не смогла. Все неприятные хлопоты они перепоручали другим. Обычно Донованы начинали проявлять интерес к своим детям по мере их взросления. И то, этот интерес распространялся исключительно на мальчиков. Питер, конечно любил своих старших сыновей, но представить его меняющим подгузники, Элен не могла. Лукас лично контролировал работу нянек и заваливал подарками детей Паулы. Но не больше. Макс выгодно отличался от них всех. Он самостоятельно ухаживал за своей дочерью. Девочка оказалась мелковатой для своих трёх месяцев и была слабенькой. Ела лениво с большими перерывами. Макс не спешил, терпеливо ожидал, когда малышка немного отдохнёт, чтобы предложить бутылочку снова. В его движениях чувствовалась сила и нежность одновременно. Макс поднял глаза на Элен и виновато объяснил: — Она проблемная в кормлении. Я сменил уже четыре донора материнского молока, но всё ей что-то не подходит: то не нравиться вкус, то у неё проблемы с усваемостью. Макс перестал кормить девочку, когда в бутылочке оставалось ещё около трети молока. Элен взяла бутылочку у Макса и посмотрела на свет. Молоко было неоднородной консистенции, синевато-водянистого оттенка. — Не понимаю этой гонки за натуральностью, Макс, – поделилась своим мнением Элен, – есть много качественных заменителей материнского молока. Ты же можешь позволить лучший. Не мучай ни себя, ни дочь. Элен пробыла с Максом до обеда. За это время они прогулялись по парку с малышкой. Ей было позволено подержать девочку на руках и даже пройтись с ней по аллее. Элен знала, что Фиона сейчас прильнула к окну и молча завидует сопернице и даже кусает себе локти от злости. Это было вдвойне приятно. Что касается малышки, то она была самым прекрасным ребёнком, которого Элен держала на руках. Она влюбилась в неё бесповоротно.***
В приподнятом настроении, с пышным букетом сирени в руках Элен вернулась к себе. — У неё не было никаких шансов! Никаких! – сказала Элен поджидающей её на кухне Фионе. – Что? – не поняла Фиона, но заранее испугалась. – Что, что... – перекривила её Элен. – Не было у неё никаких шансов родится посредственностью. С такими то родителями! — Ох! — Фиона облегчённо плюхнулась в кресло и прикрыла лицо руками. — Из Макса получился отец, – заявила Элен. – Радуйся, твоя стратегия сработала, Фиона. Если бы мне кто-то раньше сказал, что мужчина Донован и бровью не поведет, когда на него срыгнет ребёнок, я бы удивилась. Наш Макс прекрасен. — Девчонка уже взрослая, чтобы срыгивать, — заворчала Фиона. — Пора вытягивать затворника из его логова. Иначе он к своей дочери никого на выстрел снайпера не подпустит… — Это будет нелегко. Им хорошо вдвоем, – заметила Элен. — Справимся. Как он назвал свою девчонку? – Деловито спросила Фиона. — Рахмона… — Элен виновато опустила голову, как школьница не выполнившая задание. — Что ты там шепчешь? Говори разборчивее. Причём здесь Рахмон? — Он её назвал Рахмона. Это моя вина, Фиона, – призналась Элен. – Я предложила Максу придумать ей имя. Он спросил от чего ему отталкиваться. Ну я и подсказала, что можно дать своей дочери имя значимого для него человека. — Элен видела, как лицо Фионы искажается от злости. — Я же не знала, что тот мусульманин такой значимый для него. Я ему сказала, что девочек так не называют, но ему, кажется, всё равно. Сказал, не передумает… Фиона стукнула кулаком по столу и вскочила с кресла. — Ещё как передумает. Ещё как...