***
Лукас очень любил Рахмону. Макса он тоже любил. Ничуть не меньше. Но любовь к нему была болезненная, сплошь пронизанная чувством вины. Он не мог обнять Макса, приласкать, потрепать за волосы. Между ними была боль. С Рахмоной всё иначе. Она обожала, когда трогали её рыжую пушистую головку и сама прижималась к Лукасу. Он ей тайно подмигивал одним глазом, а она в ответ неумело двумя, и тут же заливалась смехом. Макс недоумевал, что происходит с девочкой, откуда у неё беспричинный смех. Это был маленький секрет Рахмоны и Лукаса. Краем сознания Лукас понимал, что такими действиями может вызвать гнев сына. Ревность имеет свойство накапливаться. По отношению к малышке у Лукаса развились отцовские инстинкты. Он не мог это объяснить, но каким то образом чувствовал, когда малышке плохо. По ночам ему часто слышался детский плач. Это было невозможно, толстые стены хозяйских комнат, крепкие двери не давали звукам ни единого шанса пробраться наружу. Плач раздавался в голове у Лукаса. В одну такую бессонную ночь, Лукас решился проверить, что же там творится у парней. В спальне светил тусклый свет. Макс спал прижимая к себе подушку. После тяжёлого рабочего дня, его сон был крепкий. Джозеф тоже спал, но полусидя, его движение имитировали укачивания ребёнка, тогда как Рахмона уже давно перекатилась с груди Джозефа на кровать и беспокойно кряхтела. Не стоило обвинять парней в родительской халатности, они не виноваты, что их молодые тела требовали сна. Недоношенная Рахмона могла крепко спать очень непродолжительное время, а потом её что-то беспокоило. Лукас потрогал крошечный животик, и он был впалым. Такая крошка не могла съесть достаточно еды, чтобы хватило на всю ночь. Лукас аккуратно потрогал Джозефа за плечо, чтобы разбудить, но не до конца и сказал, что возьмёт Рахмону к себе. Джозеф, плохо соображая, согласился. Лукас стал забирать малышку к себе каждую ночь. Засыпала она, как прежде на груди Макса или Джозефа, а потом Лукас уносил её. Нет не в свою с Агнес спальню. Сначала они спускались на кухню и Лукас готовил молочную смесь. Рахмона терпеливо ожидала в своём детском креслице. Потом, когда малышка насыщалась, Лукас переодевал её и отправлялся досыпать оставшуюся часть ночи в гостиную на диван. Он научился у Фионы петь колыбельные и даже выучил одну на немецком. Несмотря на грубый язык, колыбельная была очень нежная. Её некогда пела знаменитая Марлен Дитрих. Это время, проведенное наедине с девочкой было очень счастливым и уютным для Лукаса. Тишина спящего дома умиротворяла и сближала двух любящих людей: взрослого мужчину и ещё совсем крошечную девочку. Лукас максимально переложил свои обязанности по работе на персонал. Освободилось много времени, и он почувствовал себя по-настоящему богатым человеком. Впервые в жизни, Лукас мог делать, то что хочет. Он наслаждаться обществом малышки. В его жизни появился новый особый смысл, в ней появилась любовь.***
Как-то Лукас и Джозеф играли в настольный теннис. Теннисный стол стоял в подвале. Макс не умел играть в теннис, но тоже был рядом. Он удобно устроился в кресле-мешке и наблюдал за ритмично движущимся шариком. В руках у Макса был блокнот, и он, что-то рисовал простым карандашом. Это были человеческие фигуры в движении, пока ещё не прикрытые одеждой, некоторые без лица, а некоторые без кожи, только группы мышц. Последняя фигура, отбивала подачу не имея даже мышц, один размытый скелет. Если бы Макс умел играть в теннис, то тоже сейчас бы принимал участие в игре. Макс не умел. Как и много других вещей, которые были доступны Джозефу, а также большинству других мальчишек не заканчивающих престижных школ. Макс не умел ездить на велосипеде, его попросту у него никогда не было, он не катался на коньках и ни разу не играл в футбол. Зато Рашид обучил его верховой езде, научил хорошо стрелять и охотиться с соколом. Макс разумно полагал, что эпоха рабочей лошади давно уже в прошлом, а убивать диких животных негуманно. Но перечить опекуну, от которого зависел, было крайне неразумно. Макса научили водить машину в экстремальных условиях, но кататься на велосипеде, считалось баловством. Также, у Макса никогда не было друзей, не было собаки, только колонии мух дроздофилов и других лабораторных животных. Даже плавать Макс научился довольно поздно, в последнее лето, которое провёл на вилле Рашида. У Лукаса сложились хорошие, ровные отношения с Джозефом, очень близкие и доверительные. Наверное не стоило их так открыто показывать при Максе. Можно было обойтись без всех этих дружеских рукопожатий и улыбок. Макс почувствовал себя лишним. Лукас в очередной раз поменялся с Джозефом местами и слегка шлёпнул его по плечу. Излишне, по мнению Макса. — Можешь больше не тратить своё время на Рахмону… – сказал Макс. В нём бурлила ревность. – Она не нуждается в тебе. Лукас замер. Необдуманные слова? На Макса не похоже. Если месть, то слишком жестокая. Позволить почувствовать любовь к ребёнку, его привязанность, а потом всё в одночасье отнять. Неужели Макс настолько обижен, что способен вот так? Скорее нет, чем да. Что-то детское, инфантильное было в взгляде Макса. — Что это значит? — удивился Джозеф. — Я сказал что-то двусмысленное? — задал встречный вопрос Макс. Никакой двусмысленности. Джозеф это знал и давал время глупому Максу, хорошо обдумать свои слова и забрать обратно. Излишняя самоуверенность на лице Макса сменилась испугом. А потом Джозеф потянул его за ткань рубашки, подальше от глаз Лукаса. Но не от ушей. То, что Лукас не мог увидеть, ему дорисовывало воображение. Судя по хрипам Макса, Джозеф держал его за шею и прижимал к стене. Возможно, Лукасу следовало вмешаться, но он так не думал. По силе парни были равноценные, или даже Макс сильнее, если бы не его травмы. Сказывалась хорошая физическая подготовка и опыт участия в детских боях без правил. Да, детский мордобой пользуется спросом в некоторых кругах! Каждый свой третий доллар Макс заработал именно в такой способ. Лукас помнит то чувство отвращения и брезгливости, которое он испытал, когда Питер показал ему видео тех боёв. Макс выглядел заморышем относительно своих более рослых соперников. Но в бою им не уступал. Он был быстр, продуман, обладал хорошей реакцией. Питер был доволен маленьким Донованом, но с прискорбием заметил, что Макс всё делает ради денег. А деньги ему нужны , чтобы избавиться от Питера. Душа Лукаса кричала: Он же ребёнок! А холодный взгляд Питера спокойно отвечал: Твоё право как отца давно утрачено, Лукас! — Что на тебя нашло, Макс? – Кричал Джозеф. Лукасу доносились звуки тычков и пощечин. — Он трогал тебя за плечо… — орал в ответ Макс, явно недооценивая возможности слуха своего отца. — Оно от этого стало хуже? Моё плечо. — Он всегда трогает тебя... Я не могу это видеть. — Дочь причём? Макс молчал. Он не знал причём здесь дочь. Его разозлила та безмятежность, с которой вёл себя его отец с Джозефом. Желание сделать отцу больно было импульсивным. Сейчас, когда руки Джозефа крепко держали его горло он уже не был так уверен в своих словах. — Она и моя дочь! Ты не можешь вот так: сегодня позволять любить свою дочь, а завтра забрать это право. Ты о ней подумал. Какое же у неё будет детство, когда рядом с ней останется всего лишь один человек? — Хорошее у неё будет детство. Тебе же, Джозеф, было хорошо с одной только Агнес? — Да что ты об этом знаешь? — Джозеф ударил Макса по губам. Лукас не мог точно объяснить с чего он решил, что именно по губам, но был уверен. Слишком рано разразился первый скандал в семье его сына. Лукасу стало жаль Макса. Но также было жаль Рахмону, Джозефа и себя. Он упёрся ягодицами в теннисный стол и ладонями сжал его край. Сильно. До онемения в пальцах. Лукас редко обращался к Богу, Высшим силам или к тому Всесильному, который вселяет в людей жизнь… Сейчас настал тот момент. Он просил, вернуть его сыну разум, если такой у него имелся. Просил не позволить разлучить его с Рахмоной. Знал, что не имеет права просить, но просил. Лукас вспомнил последний вечер Макса в доме перед отъездом в школу. Как он пришёл в библиотеку к Питеру попрощаться. Как он держался, храбрился, а потом не выдержал и стал просить его оставить доме. Обещал слушаться. Макс тогда никак не мог повлиять на решение своего отца и Питера. Наверно, в тот момент мир Макса разрушился. Он почувствовал себя в семье, привык, а потом его выбросили. Сейчас мир Лукаса так же рушился. С одной существенной разницей – Лукас взрослый и сможет отстоять свой интерес. — Нет, милый, — ничего хорошего. — Джозеф собирал в кучу по крупицам остатки своего терпения. — У меня было полно родственников, но никто никогда мною не интересовался. Мой дедушка, каждый раз переспрашивал, как меня зовут, делая вид что забыл. Настолько я был незначительный… Как я себя чувствовал? Хреново. Понял? Я не хочу такого своей дочери. Хочу, чтобы она купалась в любви родственников. Джозеф всегда умел доступно разъяснить Максу сложные для него вещи. Пусть иногда применяя насилие. Он терпеливо повторял одно и тоже. Объяснял, что большой грех разлучать Рахмону с Лукасом, ведь они так любят друг друга. Макс предстал перед Лукасом, виноватый и покорный. Он был сломлен. Макс просил прощения и назвал своё поведение «неприемлемым», обещал думать, прежде чем говорить. Надолго ли? Джозеф держал Макса за локоть. Для чего? Чтобы не сбежал? Лукас не верил в чистосердечность раскаяния Макса. На него оказывал давление Джозеф. Возможно, Лукасу стоило с уважением отнестись к решению Макса, отстранившись от Рахмоны. Ведь в своё время на решение Лукаса, избавиться от Макса никто не влиял. Но он едва не получил нервный срыв, осознав, что у него не будет доступа к малышке. После слова «прости» Джозеф подтолкнул Макса в объятия отца. Лукас отцепился от стола и прижал сына к себе. – Я оправдаю твоё доверие, – тихо шепнул Лукас сыну на ухо. — Он хочет, чтобы ты его больше обнимал. Мог и сам догадаться, Лукас. – громко заявил Джозеф. Лукас не слышал, чтобы Макс такое просил. Макс вообще ничего не просил. Разве что, оставить его в покое. Джозеф устало плюхнулся в кресло-мешок. Больше всего он желал, чтобы у Макса наладились отношения с отцом. Особенно после того, как осознал, что сам своего биологического отца никогда не обнимет. Джозеф поймал глазами благодарный взгляд Лукаса и нахмурился. — Это ты виноват, Лукас, что он такой. Только ты.***
Джозеф пока ещё совсем недолго был вместе с Максом, и ещё меньше в роли официального партнёра. Доволен ли он своим новым статусом, сказать однозначно пока не мог. Также Джозеф не знал счастлив ли Макс. И всё же одна перемена к лучшему была. Нормализовался сон Макса. С того самого момента, как они поставили подписи в брачном договоре. То, что у его соседа проблемы со сном Джозеф понял с их первой совместной ночи в общежитии. Макс старался вести себя тихо, но Джозеф чувствовал его беспокойство: по ускоренному дыханию, вздрагиваниям. Панические атаки не были частым явлением у Макса, но после них он ещё несколько дней спал полусидя, забившись в угол между стеной и изголовьем кровати. Сейчас же, у Макса появился глубокий сон и Джозеф был рад этому. Фамилия. Если бы кто-то Джозефу сказал ранее, что он сменит свою фамилию на другую, его бы это удивило. Всё произошло неожиданно. Даже Симону пришлось менять в спешке некоторые положения в брачных документах, хотя такой ход событий он предполагал. Макс, перед тем как сделать ответственный шаг, спросил у Джозефа, не хочет ли он разделить с ним всю тяжесть и весь груз его фамилии. — Соглашайся, — тихо попросил Макс, — зачем носить фамилию человека, который тебе даже не родственник. Он никогда не интересовался тобой. До текущего момента Джозеф прекрасно уживался с фамилией Ален. Он никогда не задумывался по праву её носит или нет. Эта фамилия стала частью его личности как имя, как внешность. После слов Макса всё стало казаться иначе, будто он был одет в чужую старую одежду, от которой ему нужно срочно избавиться. Чужая фамилия стала давить на него. — Это не будет слишком импульсивно? – спросил Джозеф. — Нет… Я не предлагал тебе свою фамилию заранее. Не хотел, чтобы ты терзался в сомнениях. Ответ на поверхности. Джозеф не ожидал от Макса такого предложения. Он же даже о кольцах не позаботился, а тут дарит свою фамилию. В этом весь Макс, иногда не способный разобраться в банальных жизненных ситуациях, а иногда проявляющий необыкновенную рассудительность. – Бывших Донованов не бывает, — сказал Симон Джозефу, когда тот наспех учился ставить новую подпись. Теперь в фетальной хирургии работали бок о бок два мистера Донована. У Джозефа на бейджике красовалась такая же фамилия как у Макса. Позже Макс припишет к своей фамилии Палагн, а Джозеф оставит просто Донован. Фитцпатрик искренне поздравил новосостоявшуюся пару в начале ежедневного утреннего совещания, перед тем как начертать план работы на предстоящий день.***
Джозефа захватывало и пугало одновременно то, что происходило между ним и Максом. Его чувства не были похожи ни на одни из тех, которые он испытывал ранее. Он немного завидовал Максу, у которого ранее не было отношений, и ему не с чем было сравнивать. Макс принимал всё как должное, как само собой разумеющееся. Его удивляли необычные по силе оргазмы, но не более. Он искал одобрение или неодобрение в глазах Джозефа, а видел заботу. Джозеф нежно прикладывал ухо к груди Макса или брал в руки его запястье и прослушивал пульс. Его возлюбленному нельзя выходить за пределы нормы. Макс всегда пользовался ситуацией и успевал прижаться пахом к Джозефу или слегка укусить его. Эти невинные жесты были весьма волнительны для Джозефа. — Похотливый Макс… — ворчал Джозеф и насильно укладывал Макса на подушку. — На сегодня достаточно, пока ещё рано перегружать твоё сердечко. Сблизить Макса с отцом стало одной из задач для Джозефа. Он видел, как им обоим не достаёт друг друга, как много они хотят сказать, но прошлое не позволяло идти на сближение. На самом деле Лукас не был плохим человеком. Но Джозеф не мог не отметить, какой свиньёй тот был ранее. Лукас ни разу не скрывал от Джозефа свою подлость по отношению к Максу — у него была потребность выговориться. — Молодость эгоистична… — сказала как-то Джозефу мудрая Фиона. Быстро идущий на поправку Макс, выделил время для занятий в спортзале и регулярно привлекал Джозефа. Обычно это была вечерняя йога. На более сложное пока не хватало ни сил, ни времени. Джозеф пригласил Лукаса к тренировкам в надежде примирить его с сыном. Лукас с радостью откликнулся на приглашение. Он покорно пристраивался по левую руку от Джозефа и внимательно повторял все движения Макса. В этом зале Лукас — ученик, а Макс — его учитель. На самом деле Лукасу незачем было брать уроки йоги, он и сам мог преподать Максу парочку мастер-классов. У него в течении жизни было несколько периодов увлечения йогой с поездками в Индию, изучением физических и духовных практик. Макс же своим мастерством (смесью асанов с элементами акробатики) мог впечатлить неискушенного Джозефа, но никак не Лукаса. Вскоре Макс травмировал ногу и Джозеф продолжил заниматься с Лукасом наедине. Это случилось по вине безумной пациентки, которой без сопровождающего персонала категорически нельзя было находится среди других беременных. Она в припадке гнева толкнула тяжёлую, груженную медицинской аппаратурой каталку в толпу беременных. Макс потративший немало усилий, на сохранение и улучшение жизни деток этих женщин, среагировал молниеносно. Он затормозив ногой несущуюся громадину. Удар пришёлся на щиколотку, моментально вызвав сильную боль до потемнения в глазах. Весь оставшийся рабочий день Макс вёл себя как обычно, лишь стал молчаливее и дышал чуть тяжелее. Фитцпатрик искоса поглядывал на своего ученика в операционной, а потом потребовал показать свою ногу. Внимательно осмотрев травму ,он недовольно покачал головой. — Надоели психи и те, кто отстаивает их права. Так можно лишиться своих лучших сотрудников… К вечеру боль в ноге усилилась, лёгкие обезболивающие больше не помогали, а принять что-то посерьёзнее Джозеф не позволил. Макс уговаривал, пускал в ход всё свое обаяние: мило улыбался, демонстрировал свои ямочки на щеках. Джозеф любовался, но оставался непреклонен. — Перетерпи… Скоро станет легче. Ты почувствуешь повышение температуры на месте травмы, а к утру нога занемеет. Неприятно, но терпимо. Слишком много фармацевтики в последний год. Организму сложно справиться. Лукас зашёл в спальню к сыновьям, чтобы справиться как нога у Макса, а также вытянуть Джозефа в спортзал. Джозеф не хотел тренироваться без Макса, но Лукас настаивал. — Не бойся, не съем я твоего Джозефа, — шепнул Лукас приревновавшему Максу, — разве что немного покусаю. В спортзале Джозеф чувствовал лёгкое смущение. Позже неловкость прошла, и он сфокусировался исключительно на йоге. Слова произносимые Лукасом на санскрите были непонятны, но тело каким то странным образом подчинялось сказанному. Джозеф скручивался в самые неимоверные позы, получая удовольствие от дискомфорта, переходы из одной позиции в другую были логичными, завершенными. Иногда он чувствовал лёгкие прикосновения Лукаса на себе, и тогда его тело, словно пружинило в нужную сторону, стремясь к ещё большему совершенству. В конце Джозеф и его учитель медитировали, повторяя мантры. Лукас был полностью расслаблен, но каким-то образом держал под полным контролем своего ученика, медленно погружая его состояние изменённого сознания. Сквозь туман Джозеф почувствовал как Лукас укрывает его пледом. Джозеф не знал сколько времени он был забытьи. Время пролетело незаметно. Он слышал журчание воды в другом углу зала, там где в стену были вмонтированы две душевые системы с наличием слива в полу. Душевой кабины в зале не было, когда-то имелась стеклянная перегородка, но была убрана за ненадобностью. Лукас стоял под струёй воды абсолютно голый. У него было красивое, хорошо тренированное тело. Ягодицы оказались более выпуклыми, чем казались под черными классическими брюками, которые он предпочитал. Джозеф тоже скинул футболку с шортами и положил рядом с одеждой Лукаса. Что-то ему подсказывало, что будет лучше принять душ у себя в спальне, но у Джозефа был один пункт, он хотел вблизи рассмотреть то место, чуть ниже поясницы, где у Макса находятся fossae lumbales laterales или ямочки Венеры. Эта особенность ставшая для Джозефа объектом фетиша, обусловлена короткой связкой, простирающейся между задней верхней подвздошной костью и кожей. Макс говорил — это генетика. Сухощавые Донованы, что Элен, что Питер, вряд-ли имели такую особенность. Её подарила роду Фиона или неизвестная мать Макса. Джозеф задержал свой взгляд на пояснице Лукаса дольше, чем позволяют правила приличия. Поясничные ямочки были на месте. Джозеф понял, fossae lumbales laterales подарок Фионы. Именно она передала их сыну. — Привлекают мужские задницы?– спросил Лукас. — Перманентно, чисто в медицинских целях, – ответил Джозеф. — Было опрометчиво поворачиваться к тебе задом? Да? — (короткий смех) Передом тебе тоже как-то не безопасно. — В мужских душевых чувствуешь себя лисом попавшим в курятник? Да, Джозеф? — Нет. Я же врач. Мне сложнее соблазниться на крепкие задницы, чем это может показаться. Но общих душевых стараюсь избегать. Не люблю, когда на меня пялятся.***
Макс ждал Джозефа сидя на восточном бордового цвета ковре. Его щёки горели. Температура в области травмы, действительно повысилась, а боль в ноге стала пульсирующей, более терпимой. Джозеф склонился над Максом, расслабил повязку и пощупал его ногу. Она была горячей. — Как ты, Макс? — Лучше. Волосы Макса были влажные после душа и казались темнее, чем были на самом деле. Небрежно накинутый на плечи шелковый халат был распахнут, обнажив почти заживший длинный шрам на груди. К халату, видимо, прилагалась пижама, так как лёгкие штаны от неё, сейчас были на Максе. Раньше Джозеф не видел у Макса этот комплект. Наверное, лежал где-то на дне чемодана, позабытый или прибереженный для лучших времён. — Почему не в кровати? — Там слишком пусто без тебя… — Прости, что так долго… — Джозеф сел к Максу на ковёр и притронулся к гладкому шёлку халата. Ткань приятно холодила тело. — Он лучший? Тренер… – тревожно спросил Макс. Джозеф кивнул: — Лучший. И это была правда. После тренировок с Максом он чувствовал усталость, Лукас же сделал его тело лёгким, заставил парить. Джозеф коснулся волос Макса и провел большим пальцем по его щеке, очертил линию бровей, погладил ресницы, опустил руку ниже, задержав над неглубокой вмятиной на горле оставшейся после трахеостомы. Он так и не решился к ней прикоснуться, ему казалось, что Макс ещё испытывает там боль, не физическую, скорее фантомную. К длинному, тонкому, уже почти побелевшему шраму по средней линии груди, Джозеф, наоборот, касался смелее, нежно поглаживая подушечками пальцев. Совсем недолго задержался на входном отверстии от пули и добрался до самого интересного – маленького, тёмного соска. Его Джозеф терзал не церемонясь и с удовольствием: захватывал и оттягивал вверх, потом отпускал, сжимал, водил пальцами вокруг него. Макс равнодушно смотрел на ласкающую его руку так, что Джозефу стало немного не по себе. Он аккуратно завёл свою ладонь под резинку шелковых штанов Макса. Его член пока ещё вялый, но уже готов к пробуждению. Джозеф любил ощущать в своей руке увеличивающееся в размерах мужское достоинство Макса, какое-то нереальное, идеально гладкое, красиво обрезанное. Макс приподнял ягодицы, покорно позволяя Джозефу, снять с себя штаны. Обычно у Макса на лице пробегала тень беспокойства, когда Джозеф вторгался в его интимные зоны. Это происходило всегда подсознательно. Макс слегка развёл ноги, став более доступным и Джозеф задвигал рукой. Дальше выдерживать немигающий взгляд Макса Джозефу стало невыносимо и он прижал его лицо к своей груди. Мышцы на животе Макса напряглись. Больше Макс не был безучастным, он застонал. Джозефу даже послышалось как он говорил: — Bitte… Bitte… Что именно просил Макс, Джозеф не знал. Макс кончил Джозефу в ладонь и тот вытер её полотенцем, которое оставалось всё ещё намотано вокруг его бёдер — Ну что, увидел fossae lumbales laterales Лукаса? — строго спросил Макс. Джозеф поник, откуда он это узнал? — Да! И теперь хочу увидеть твои, — он одним движением повернул Макса спиной к себе. Макс прислушался к ощущениям в зоне поясницы. Он чувствовал лёгкое покусывание и посасывание. — Хочешь своему сыну такие же? — спросил Макс. — Ты серьёзно? — Джозеф толкнул Макса на кровать и надавил между плечами. Джозеф ворвался в Макса резко, может даже болезненно, удерживая его за бёдра, сдавливая большими пальцами поясничные ямочки. Макс поскуливал и причитал, что-то проговаривал на незнакомом языке, и Джозеф не сомневался, что это были ругательства. Когда все закончилось, полотенце было насквозь пропитано потом, следами смазки и спермой. — Я серьёзно… — ответил Макс. Джозеф бросил на пол полотенце и лёг рядом с Максом. — Ты считаешь, что мы можем позволить себе сына? — Считаю… Говорят, разница в возрасте между детьми не должна быть большой…