Aнгиак

Майкл не верил, что у ребёнка из леса был хоть какой-то шанс вырасти во взрослого человека. Он и до него видел заброшенных детей, доведенных до истощения, но тот… Малыш боялся людей. Когда Майкл взял его на руки, то не чувствовал в нём веса, а под искусанной насекомыми кожей прощупывались тонкие косточки, без какой-либо прослойки плоти. Кожа и кости. У малыша имелась родня. Но те не спешили с ним увидеться. Уже прошли все дозволенные сроки пребывания ребёнка в больнице и дальше его ожидал приют и патронатная семья. В самый последний момент у мальчика появился адвокат. Не за каждым найденным ребёнком приезжает семейный адвокат. Ранее Майкл ошибочно предположил, что малыш из очень бедной семьи, у которой банально нет средств на дорогу, чтобы вернуть его обратно. У семьи Макса имелись миллионы. Они чувствовались в этом доме повсюду. Здесь не было случайных вещей. Все предметы от картин до оконных ручек были предметами искусства. Светильники Тиффани, которые не выпускались уже больше столетия, и на аукционах за них платили шестизначную сумму, в доме были обыденностью. Не удивительно, что та самая скандально-знаменитая картина французского импрессиониста, ушедшая с молотка за миллионы, обнаружилась именно в этих стенах. Лукас явно прибеднялся, жалуясь на древность и ветхость отцовского дома. Дом строили на века, как убежище для семьи. Домов у семьи могло быть много и они были, убежище — одно. На краю мира, в самом северном мегаполисе страны. Майклу Лукас не понравился. Он строил из себя демократа, но таковым не являлся. Лукас демонстративно делал вещи не свойственные для людей его класса: заигрывал с прислугой, делал за них их работу, не брезговал даже самостоятельно вымыть полы. При всём этом Лукас являлся типичным представителем своего сословия, который никогда не забывал, кем является. В этом плане Макс отличался от отца. Он мог есть с пола объедки, чтобы выжить, но никогда, никогда не позволял себе уподобиться холопу. Это было в нём от рождения. Майкл видел его маленьким и уже тогда почувствовал дистанцию. Впервые Лукас познакомился с Максом примерно в то время, что и Майкл. Они имели дело с одним и тем же маленьким худеньким ребенком с воспалённым лицом и огромными глазищами. Только у Майкла возникло желание, необходимость отогреть малыша, вернуть к жизни… Как поступил Лукас? Никак. Он ни разу, даже из любопытства, не появился в клинике Форта Мак-Мюррей. Нигде в прессе не было информации о Максе, как об ещё одном, четвертом ребёнке Лукаса Донована. Он его стыдился. Первое время Майкл старался держать малыша под контролем. Это было сложно. Он находился на связи с местной опекой, также на правах полицейского расспрашивал о мальчике прислугу. Питер Донован это знал и тоже держал Майкла под контролем, посылал ему знаки недовольства и «намёки». Майкл знаки недовольства и «намёки» игнорировал, а нарушения в семье Макса тщательно фиксировал. Он знал, что ребёнка плохо содержат, неважно кормят и его почти не выводили на улицу. За последние три месяца ни разу, не считая поездки в клинику. Причиной попадания в неё, если верить медицинской документации, было детское любопытство: ребёнок полез за игрушкой на шкаф. Только незадача — в комнате, где содержали Макса не было ни одной игрушки. Сотрясение, да, могло случится от падения, если ребенка толкнуть, он мог упасть… Но, как получилось, что у ребенка была одновременно рана на виске и выбиты передние зубы? Он падал дважды? Сначала лицом вниз, потом повторно виском? У Майкла была лишь косвенная информация о том, что произошло. Со слов прислуги, которая не видела, но всё слышала. Произошла ссора между старшим сыном Лукаса и найдёнышем. Он поднялся на крик в детскую. Кевин был старше Макса лет на пять, выше на две головы и намного шире. Но Лукас почему-то принял сторону именно Кевина... Когда Майкл собрал достаточно информации, чтобы вернуть ребенка государству, малыш исчез. Его вывезли из страны. Не просто вывезли, а подчистили всю информацию о нём: исчезли статьи в интернете, пропали из библиотек газеты и журналы с любым упоминанием о чудом выжившем в лесу ребёнке. Статей было много. Ведь не каждый день находится ребёнок, которому повезло выжить в экстремальных условиях. Майкл не помнил подобного случая выживания. Даже среди взрослых. Майкл знал, что будет преследовать Лукаса до конца. Это не та девушка — мертвая мать Макса, и не то, что он оставил её без помощи, даже не свои собственные дети, которые оказались совсем не его, и не тот позор, который ему пришлось пережить впоследствии, когда из-за глупой утечки информации о ДНК его имя полоскали в прессе… Стук слабого, обмякшего детского тельца об пол или мебель — вот что будет преследовать его всю жизнь! Детский испуганный всхлип, а потом безвольное «бух». А перед этим полный надежды и мольбы взгляд, возможно, узнавание в Лукасе отца, признание. Этот «бух» стал между отцом и сыном навсегда. Одного заставил страдать и писать в анкетах, что ни разу не видел отца; второго — жить с чувством стыда. Именно стыд не позволял Лукасу проведать сына в школе, хоть был рядом много раз. Стыд не позволял прислать ему подарок или дать немного денег. Поддержать… У Макса на виске есть шрам, едва заметный. Он виден только при ярком солнечном свете. Макс его вряд-ли может разглядеть в зеркало, но его чувствительные пальцы всегда могут нащупать неровность. Именно на эту точку на теле сына Лукас никогда не смотрит. Был ли Лукас опечален случившимся? Когда всё это произошло — точно нет. Осознание пришло постепенно. А тогда… Лукас жил своей жизнью, но что-то уже замышлял. Он купил на имя Питера квартиру в Калгари, в небоскрёбе со стеклянными стенами-панелями. Квартира была в два этажа с бассейном под самой крышей. Лукас стал появляться на сомнительных мероприятиях с разными моделями и начинающими длинноногими певицами. При живой жене и законных детях. Это позже последует громкий развод и титул «главный холостяк года». Ещё позже, после раздела имущества с бывшей женой, Лукас стал собственником кондитерских мощностей под торговой маркой «Вишнёвый Аромат» всё в том же Калгари. Хищные красавицы с неестественно длинными ресницами куда-то испарились, а количество охраны резко увеличилось. Лукас умножил свой капитал, но стал грустным и одиноким. Его вина, смешанная со стыдом, дремавшая в зародыше, ожила. Однажды Макс, невзначай напомнил Лукасу тот самый случай и заметил, как он изменился в лице. Макс понял, что имеет власть над отцом. У него есть козырь. Только зачем ему этот козырь? Растоптать Лукаса? Заставить ползать у себя в ногах? Он и без этого знал, что стоит ему только захотеть, будет ползать, будет делать всё, что он ему скажет. Только бы Макс помог ему избавиться от того черного внутри, гложущего и ноющего, причиняющего боль. Если бы Макс начал вдруг кардинально рушить жизнь Лукаса, он был бы только этому рад. Принял бы всё с мазохистским удовольствием, как искупление. Макс знал, что может затащить в постель любимую женщину отца, и ему за это ничего не будет. Ведь то, что сделал Лукас с ним в детстве намного подлее, потому что было сделано против беззащитного, к тому же родного. Максу не нужно было рушить жизнь отца, ему не нужна его женщина. Разве что для того, чтобы с ней танцевать или просто сидеть на ковре у камина. Только ему в этом доме известно, какой у неё натуральный цвет волос. Раньше Макс думал, что его родная мать похожа на Агнес, а иногда что она и есть его мать. Так ему хотелось. Теперь у него появился образ матери, а Агнес заняла полагающееся ей место мачехи. Пусть горячо любимой, пусть лучшей, но мачехи — женщины отца, матери его любимого. Не больше.

***

Макс пригласил в библиотеку именно Лукаса, хотя логичнее было позвать Джозефа или Николаса. Таким образом он давал отцу шанс реабилитироваться перед ним. Но не только. Макс нуждался именно в отце, в его поддержке. Партнёр, воспитатель были немаловажными для него фигурами, но нужен был отец. Макс любил даже такого отца. Это было видно. Свежим, посторонним взглядом. Макс к вечеру устал, но хорошо держал себя в руках. Он расстегнул ворот рубашки, снял неприметные запонки из белого золота и положил рядом с собой на стол. Рукава «французской» (двойной) манжеты свободно повисли на кисти, и Макс машинально прикрыл от посторонних глаз свой шрам. — В детстве сломал? — спросил Майкл. Макс кивнул. — Мальчишка… — вздохнул Майкл и потупил глаза вниз. Он сидел за столом напротив Макса. Разговор не обещал быть лёгким или простым, и Майкл хотел видеть его реакцию, если вдруг что-то пойдёт не так и станет вдруг болезненным. Лукас и немецкая овчарка Симон устроились в конце стола. Ещё был Ульрих, он сидел в кресле Питера, там куда не доставал свет от настольной лампы, и его не было видно в темноте. Он обеспечивал охрану, и в интересах семьи было предоставлять ему полную информацию. — Я кое-что узнал о твоём детстве… Если тебе интересно – начнём. Максу было не просто интересно. Ему было важно знать своё прошлое, чтобы обезопасить настоящее. — У тебя действительно не было имени… – начал Ульрих. — Как ты это узнал? — спросил Макс. — Позже расскажу… Начну с того, что ты провёл детство в лесу, неподалеку от Форта Мак-Мюррей. Это в четырёх сотнях километров к северо-западу от Эдмонтона. В две тысячи шестнадцатом там бушевали пожары, и сам городок почти весь выгорел. Но тот дом в лесу не пострадал. То есть пострадал намного раньше. Его подожгли местные жители. Соседние постройки сгорели полностью, а основной дом лишь частично обгорел… Это была недостроенная база отдыха у лесного озера. В какой-то момент, владельцы сравнили сумму которую нужно ещё вложить в строительство с предполагаемой прибылью и бросили затею. Недостроенную базу выкупил Оливер Макклай почти за бесценок. Дешевле, чем стоила бы пустая земля. К тому времени строительство было брошенным лет двадцать. Оливер привез туда свою жену с детьми. А позже там уже проживало шесть женщин и у каждой было от одного до трёх детей. Всего тогда детей было двенадцать. Считалось, что все дети от Макклая. Позже, в маленькие постройки неподалеку заселилось несколько десятков семей. Они называли себя тайным обществом «Братством Солнца». — Секта… Я знал. — прошептал Макс. — По всем признакам — да, — согласился Майкл. — Но у нас свободная страна. Люди могут исповедовать любую религию и верить во что угодно. В секте за детьми присматривали. Соцслужбы нарушений не видели или упорно не хотели их видеть. Да и ладно… Он называл себя Мастером, Великим Мастером или Магнусом… С приставкой «сир» . Я не слишком вникал в деятельность сект, так как в моём секторе их не было. Магнус не заморачивался идеологией братства. Кое-что взял от масонов, кое-что от розенкрейцеров, остальное придумал сам, основываясь на своих глупых домыслах, фантазиях и мании величия. Магнус нагло обещал своим адептам вечную молодость и беззаботную жизнь. Своим детям от пророчил должности в правительствах всех значимых стран мира. Люди велись. Как он собирался воплощать задуманное, не знаю. Его сторонники не задавали неудобных вопросов ни своему Мастеру, ни себе. А те кто задавал, немедленно выдворялись. Их было около восьмидесяти человек. Но по разным данным, их количество временами доходило до ста. Подросших мальчиков возили в школу Форта Мак-Мюррей. Девочки были на домашнем обучении возле своих матерей. Социальные службы признали содержание детей удовлетворительным. — Ну да, — ехидно улыбнулся Макс, — подумать только, будущее мировое правительство получает образование на краю мира в школе Форта Мак-Мюррей. — Когда тебя нашли, ты в той или иной мере владел тремя языками и даже не учился в школе Мак-Мюррея. — Меня признали умственно отсталым, когда нашли, – заявил Макс. — Сейчас так не принято говорить, — поправил Майкл. — Ребенок с особенностями развития. — Да, — согласился Макс, — если бы у меня не было тех особенностей, меня бы взяли к себе Ридели… — Не понимаю, чем ты не доволен, Макс? Тебе не нравилось в школе? — взбесился Лукас. – Неужели те преимущества, которые дала тебе школа, можно поменять на сомнительное проживание в семье Риделей? Ты недоволен результатом своего обучения? — Доволен, папа, — не очень уверенно сказал Макс. — Только мне важно было знать, что в этом мире у меня кто-то есть. Та спасительная соломинка, за которую в случае нужды можно ухватиться. — Рахмон плохо справлялся со своими обязанностями? — нахмурил брови Лукас. — Тридцать процентов акций в нашей нефтесервисной компании ему показалось мало? Это при том, что у Питера остался только двадцать один процент? — Рахмон с удовольствием бы передал кому-нибудь свои почётные полномочия, – грубо ответил Макс. – А акции находятся в управлении компании Рашида… Рахмон к ним отношения не имеет. Перепалка между отцом и сыном могла длиться долго, возможно до утра. Это было не то, что нужно Майклу, и он не слишком стесняясь перебил их. — Я был в твоей комнате, Макс. В подвальном помещении. Она абсолютно не соответствовала строительным нормам даже по тем временам. Окно слишком высоко от пола, в случае пожара не эвакуироваться. В комнату почти не проникает дневной свет. Но ты не испытывал дефицит витамина Д. О твоём здоровье заботились, ты искусственно принимал витамины. Впервые ты появился в поле зрения соцслужб года за два до того, как сбежал. Старший сын Магнуса, Гюнтер, которому на тот момент было тринадцать лет, не был шибко умный и имел проблемы с самоконтролем. С ним работала психолог. Замечу, очень профессиональная психолог. Внимательная. Она прислушивалась ко всему, что говорит её подопечный, анализировала. И в один день подняла шум. Заявила, что в доме Гюнтера содержится неустановленный ребёнок. Плохо содержится. «Братство Солнца» всегда было под большим подозрением, всё понимали, если там хорошо копнуть, вскроется всякое… Была первая проверка. Естественно, неучтенных детей не нашли, психолога пристыдили. Она притихла ненадолго, и уже через год вновь подняла старую тему. С Гюнтером пообщались представители соцслужб и полиции. Мальчишка отставал в развитии и имел некоторые психические проблемы, поэтому веры ему не было. Его слова не были похожи на правду. Он убеждал, что у ребенка, которого прячут в подвале нет имени, к нему нельзя прикасаться, потому что он грязный, плохой и его избивают. Гюнтер сам видел, как малыш ворует еду и рассказал об этом Великому Мастеру. Гюнтер в подробностях описал, как избивали за тот проступок ребёнка. Я не скажу, что мне легко было добраться к материалам этого дела, но и не составило особого труда. Я сделал копии записей психолога, и всё же Максу не рекомендую их читать. А вот Симону они пригодятся. И ты Лукас тоже почитай, тебе полезно. — Майкл с упрёком посмотрел на Лукаса. — На мой взгляд, слова Гюнтера выглядели правдоподобно. Нужно учитывать, то что мальчик был с особенностями, плохо соображал, поэтому не мог так красочно врать и нигде не забыться. Гюнтер имел садистские наклонности и с наслаждением описывал произошедшее, как ребёнок пищал, царапался, как от боли чуть не лез чуть на потолок… Другие дети были опрошены тоже. Те оказались более сдержаны и говорили что-то невнятное. Большинство из них имели проблемы психического характера и ещё аутоиммунное заболевание передающееся по отцовской линии. В этот раз тоже неустановленного ребенка не обнаружили. Психологу пригрозили судебным иском за клевету и непрофессионализм. Она притихла, потому что у неё на содержании была несовершеннолетняя дочь. Еще через год в дело Гюнтера психолог вписала его рассказ с жуткими подробностями изнасилования. Естественно, дело никуда не пошло и не предалось огласке. Его, наверное, никто не читал кроме меня. Психолог, предусмотрительно, на самых вопиющих моментах вписывала фразу: «со слов ребёнка». Приблизительно в то же время, некая девушка с фамилией Ридель сделала заявление в местную полицию, что сектанты похитили у неё ребёнка и совершили над ним насилие… Майкл посмотрел на Макса. Тот подпирал голову ладонями и уже совсем не заботился о манерах. Он кивнул, упрашивая продолжать. — Проблема была в том, что никаких документов или свидетельств того, что заявительница рожала не было. К тому же, она была слишком молода для матери такого ребёнка. Форт Мак-Мюррей небольшой городок. До пожара в нём проживало меньше семидесяти тысяч жителей. А вы знаете, что в маленьких поселениях свои законы? Если бы психолог придала огласке, то что узнала от Гюнтера и плюс заявление мисс Ридель, всё бы пошло по-другому. А так… Через некоторое время ты обнаружился на расстоянии шестидесяти километров от Форта Мак-Мюррей в индейском поселении Форт Маккейн. Твою мать я нашёл мертвой в Атабаске, где живут мои родители, а я с семьёй переехал после пожара. Макс расстроился и ушёл куда-то в себя. Поэтому Майкл выждал время, когда он будет готов слушать. — У Оливера Макклая к тому времени было его собственных шестнадцать детей, — продолжил Майкл. — Несколько детей умерло по естественным причинам из-за наследственного заболевания, но рождались новые. У визуально здоровых детей обнаруживались нарушения психики. Врачи настоятельно не рекомендовали Макклаю иметь детей. Он же уверял, что у него уже есть трое здоровых детей от замужней женщины. Так что проблема не в нём… Братья Солнца, перед тем как вступить в секту, передавали своё имущество лидеру и получали новое имя. С Магнусом постоянно судились родственники его жертв. Но люди находились в братстве добровольно, поэтому все судебные дела Магнус выигрывал. Исков было восемьдесят три. Это я говорю, Макс для того, чтобы ты осознал масштаб Братства. Макс равнодушно кивнул, в то время как Лукас сжал кулаки. Он не ожидал, что у тихого, вечно нуждающегося в деньгах Оливера, есть настолько тайная жизнь. — Имущества, полученного Магнусом от адептов, было ему недостаточно. Он открыл контору по уборке помещений в Ред Дире. На самом деле никто убирать свои квартиры в контору не обращался. Мастерицы клининга оказывали услуги несколько иного рода. Магнус сводил привлекательных женщин с богатыми мужчинами. К работе он привлекал своих последовательниц во благо Братства, но не только. Твоя мать не имела никакого отношения к Братству и была не из тех, кого так легко обмануть. Я немного покопался в её жизни и выяснил, что у неё были проблемы в семье. Отец сильно ограничивал её, не пускал в школу, заставлял одеваться в бесформенные платья не по возрасту и, в общем, вёл себя странно. С ним проводились неоднократно беседы, дочь изымали из семьи, а в шестнадцать окончательно передали приёмным родителям из-за жалобы соседей, что её избил отец. Только легче твоей матери не стало, если пошла работать на Макклая. Она очень нуждалась в деньгах, чтобы жить самостоятельно. Информация о тяжёлых отношениях в семье Риделей, о работе в эскорте их дочери не была новостью для Симона. Он мог использовать её в суде по делу Рахмоны, но пока надеялся найти другие рычаги влияния на Риделя, чтобы не сильно ранить Макса. — Закончилась история «Братства Солнца» трагично. Одна из жён Макклая, Дебора, страдала от депрессии. Возможно, на неё так повлияли бесконечные беременности и роды. Факт: к тридцати пяти годам она уже не помнила другого состояния, кроме как беременного. Выживших детей у неё было всего шесть. Старшим из которых был Гюнтер. Последние два малыша у неё родились в один год с разницей в десять месяцев. Оба жизнеспособны. В тот день в Братстве была какая-то служба в лесу. Дебору, естественно, с собой не взяли. Её младшему ребенку не было и двух недель. К тому же за детьми от других жён нужно тоже присматривать. Службу закончили поздно вечером. То, что увидели члены Братства, когда возвратились, было шоком. В столовой на каменном полу лежали семь мертвых детей, выложенные по росту. Среди них был и Гюнтер. Дебору нашли в спальне Магнуса, куда он ранее приглашал своих последовательниц для интима. Она надела эротическое белье и инсценировала попытку самоубийства, царапнув себя ножом по горлу. Естественно не смертельно. Женщина, задушившая старших детей и утопившая младших, думала об эротическом белье. Среди убитых детей её личных было четверо… — Это же не должно удивлять? Да? — спросил Лукас. — В секту нормальный человек не пойдёт! Я знаю эту историю, Макс. О ней много писали. Это случилось той весной, когда тебя увезли в Европу. Никогда бы не подумал, что в ней замешан Оливер. — Оливер тогда не получил никакого наказания, — продолжил Майкл, — ему, наоборот, сочувствовали. Сердобольные местные жители вроде бы даже организовали сбор средств для его семьи. Там ещё оставались дети. Но тем не менее, кому-то хватило ума поджечь этот рассадник безумия. Официальная версия — неисправная проводка. Одновременно в главном доме и домиках рядом? На самом деле, это были first nations. Все это знают. Но коренное население у нас стараются не трогать без особой надобности… — В живых осталось ещё девять детей… Ты не знаешь их судьбу, Майкл? — спросил Макс. Было странно, что он не был в шоке от услышанного. Его волновало лишь, то что случилось с остальными детьми. — Знаю. Один из сыновей Макклая отбывает пожизненный срок за двойное убийство жены и ребенка. Он единственный оставшийся в живых из отпрысков Макклая. Ещё один погиб во время того самого пожара… Остальные оказались нежизнеспособные. Все они погибли от одной и той же болезни в возрасте до десяти лет. — Ты не знаешь, у Макклая были ещё попытки завести семью, иметь детей? — эмоционально вскрикнул Макс. — Насколько я знаю – нет. Макклай был в шоке от того, что сделала Дебора. Сейчас он живёт с двумя женщинами из тех… из Братства. Он обосновался в одном из городов между Калгари и Эдмонтоном… — Это хорошо. Это существенно облегчает мне жизнь. И моим детям… Ты даже не представляешь… — Макс посмотрел на отца. — Ты даже не представляешь, как меня настораживало такое количество кровных врагов. У Макклая остались только Кевин и Зои́. Теоретически Паула может хранить свои яйцеклетки, ну и Зои́ не бесплодна. У Аспида не могло быть кровных детей… Теперь мне будет легче просчитывать опасность! — Макс крикнул в темноту. — Что скажешь, Ульрих? — Кевин не бесплоден. И собирается жениться, — послышался голос Ульриха. — Да, Макс. Его невеста влиятельная и кажется его любит, — разочаровал сына Лукас. — Но чем тебе мешают дети Макклаев? Если их правильно воспитывать… Макс промолчал. Вместо него ответил Майкл. — Ты уже пробовал воспитывать Макклаев. Или ты не жил с Паулой Макклай? Лукас кивнул. Это он жил с Паулой Макклай — Некоторые рождаются готовыми убивать, – объяснил Майкл. – Как их не воспитывай. Я хорошо изучил личность Оливера Макклая, читал записи психологов о его детях. Внушение, разговоры там бесполезны. При первой возможности они убьют. Тебя они тоже приговорили, Лукас. Пока ты им нужен для того, чтобы добраться к активам Донованов. Но как только они своего добьются, тебе не жить. Поверь, ни один Макклай не испытывает угрызения совести. — Да, пап… Он прав, — подтвердил Макс. — Николас говорил, что они поколениями живут с того, что входят в семью, которая им по зубам и потихоньку уничтожают её. Завладевают имуществом, историей. С моей мамы Паула ничего не поимела, убила потому что та ей мешала. Думаю, убивая получила удовольствие. — Это ревность, Макс, – объяснил Лукас. – Твоя мама была моложе, красивее. У Паулы была возможность... — Понятно… — вздохнул Макс, так и не поняв, зачем убивать из-за внешних характеристик. — Каннибалов раньше было много, больше чем нас, чем настоящих Макклаев... Других семей, которые они уничтожили. Потом у них появились дефектные гены. Но всё равно Макклаи рождаются и их достаточно. С развитием науки, эта поломка, может стать лишь небольшой досадой для семьи. Просто зачинать детей придётся не естественным путём, а сходить в клинику. Я не хочу чтобы они уничтожили мою семью. Майкл? Макс посмотрел на Майкла пристально с просьбой в глазах. — Даже не знаю, что сказать… – Майкл догадался, что Макс предлагает ему работу. – Я уже некоторое время не работаю и мне надоело рисовать картины… Если мы сойдёмся в плане оплаты моего труда… — Уверен, что сойдёмся, — улыбнулся Макс, — если ты готов продать свой опыт и знания…

***

Было уже достаточно поздно, когда Макс разыскал в парке Агнес. Она стояла за деревом с сигаретой. — Прячешься от Лукаса? — Ты не понимаешь, Макс… Лукас он такой… Правильный. К нему ничего плохое не липнет. Ну попал он в неприятную ситуацию с Паулой, и что? На нём это никак не отразилось. Дети не от него, и его совесть чиста. А я несу на себе весь груз ошибок своей семьи. Собрала на себя их вину и тащу… Как же мне перед ним стыдно! Как стыдно! — Ты не права, милая… — Макс укрыл своей курткой Агнес и обнял. — Липнет. Ещё как липнет к Лукасу. Просто скрывает. Прячет свой стыд. Ему больно за тех детей, ещё больше чем за меня. Ведь это он их такими воспитал. — Тебя то уж точно ему нечего стыдится. — Я живу с твоим сыном… Это тоже стыд… — Кому какое дело, кто с кем живёт? У нас мэры городов живут в однополых браках. До того, как в эти земли пришли британцы со своими порядками и религией, никто не знал, что создавать союзы с людьми своего пола – плохо. А тех, кто не чувствовал себя ни мужчиной, ни женщиной, местные романтично называли «люди с двумя душами». — Да, христианство и тут подгадило… – согласился Макс. – Ты действительно не злишься на нас, Агнес? — Честно? — спросила Агнес. — Да… — Я люблю Джозефа. Но мне тяжело далось всё это… Я ломала себя, чтобы принять его особенность. Читала литературу, медицинские исследования. Вообще-то я, хреновая мать. Не всегда справлялась, как нужно. Лупила Джозефа маленького, когда он позволял себе быть ребёнком. Боялась, что он выдаст нас, и его заберут. Мне попался самый лучший в мире сын. Он всё понимал. Но я не хочу, чтобы ваши дети испытали то, что испытала я в детстве, ты, Джозеф или Лукас. Хочу, чтобы они стали первым, но не последним поколением счастливых детей в вашей… Нашей семье…