Love me, love me, love me, love me Say you do Let me fly away With you For my love is like The wind And wild is the wind Wild is the wind
Голос Джозефа неогранённый строгими преподавателями, звучал естественно красиво, как бы расщепляясь на множество оттенков. Макс прикрыл глаза от удовольствия. Он чувствовал слова Джозефа своим телом, какой то его частью в области затылка, от которой вниз по позвоночнику расходилась дрожь.Love me, love me, love me, love me…
– Люблю… — прошептал Макс. Джозеф положил голову ему на плечо и прижался лбом, всем телом… — Да-а-а… — шепнул Макс и вдохнул запах волос Джозефа. Этого было мало. Хотелось прижимать его к себе до боли, до крика. Раствориться в нём без остатка. Джозеф поцеловал Макса в шею. Сразу нежно, влажно, а потом присосался. Макс задышал быстрее, зло. Отметки на теле недопустимы в его профессии. — С моей то репутацией… — грустно улыбнулся Макс и прикрыл ладонью, покрасневший участок кожи. Джозеф не внимал его словам. Отвернув ворот рубашки, жадно присосался к подключичной ямке. — Меня возбуждает твоя белая рубашка, Макс… Макс таял от этих слов. Опустив свою руку вниз, он расслабил ремень на джинсах. Затвердевшему, увеличившемуся в размерах члену, стало неудобно в одежде, тесно. Джозеф принял этот знак за приглашение и запустил свою руку под тугой пояс. Он не нащупал там белья. Сжав влажную, гладкую головку, Джозеф не спешил освобождать её от тугих брюк, а гладил большим пальцем... Ждал когда Макс самостоятельно протянет круглую пуговицу сквозь петлю на своих брюках. Прислушивался, как тот весь дрожал и выгибался, больше не желая себя контролировать. Макс нетерпеливо зарычал и рывком стянул с себя джинсы до колен. Он толкнулся в ладонь Джозефа. Этого было невыносимо мало. Макс самолично сжал его руку и стал управлять ею так, как было нужно. Очень скоро в ладонь Джозефа потекла густая горячая жидкость. То, что не вместилось испачкало низ рубашки и, немного, ковёр. Но было всё равно, Макс доплачивал прислуге за молчание. — Как всегда, не имеешь терпения, — нежно отчитал Макса Джозеф. Макс улыбнулся: — Еще как. Три недели без тебя. Лёгкий удар между лопаток заставил Макса упасть на колени. Он упёрся на руки и обернулся ухмыляясь. Наблюдал, как Джозеф освобождает себя от брюк. Его ухмылка была шкодливо-ребяческой. Джозеф сразу дошёл до конца. Он остановился и позволил Максу прочувствовать свои ощущения. Первый же толчок заставил Макса выгнуться и закричать. Следующий случился, когда он нетерпеливо повёл бедрами. Макс недовольно ворчал и притихал, когда член упирался в его простату. Джозеф шептал что-то непонятное, но приятное. И Макс принял покорную, подчинённую позу. Он пригнулся лицом к ковру, позволяя Джозефу владеть собой. Макс тащился от того чувства растяжения и наполненности, которую давал ему Джозеф. Толчки становились более быстрыми, сильными. Джозеф цеплялся пальцами за ягодицы Макс, раздвигал их до боли, до синяков, сам не понимая зачем. Оба орали от избытка чувств, забив на открытое настежь окно. Забив на всех и на вся. Лишь только они. Эти короткие минуты… секунды принадлежали только им. И они брали их до конца. Пока Джозеф, издав последний, самый громкий стон, не излился глубоко в Макса. Макс задрожал и завалился на бок, сворачиваясь клубочком. Под ним на ковре растекалось пятно спермы. Его и Джозефа…***
Себастиан Ридель проснулся в чужой, незнакомкой спальне. Понадобилось время, чтобы осознать события минувшего дня. Несмотря на то, что он выпил накануне, чувствовал себя неплохо. Превосходно. Спал тоже хорошо. Его словно укачивали странные мистические сущности, доброжелательные к нему. В ногах у Себастиана мирно спал кот. Его ногам было чертовски уютно касаться нежной кошачьей шерсти. При более внимательном рассмотрении, котом это странное существо сложно было назвать. Но Басти знал, что в доме есть кот. Кот был вежливый, весело тёрся об ноги, когда Себастиан чистил зубы, мирно ожидал, когда он принимал душ. Но покинуть детскую Себастиану не позволил. Скалил клыки, рычал, словно пёс. После недолгого препирательства Себастиан сдался и лёг на кровать — Чёрт с тобой, сатанинское отродье, — кинул он в сторону кота и стал рассматривать кронштейн на стене, на который крепился карниз. Крепление стоило внимания Басти. Оно было мастерски изготовлено в виде бронзового дракона, который вцепился когтями в стену. Сам карниз он удерживал хвостом. Кот устроился на груди Риделя и стал издавать странные, но приятные урчащие звуки. — Как тебя зовут, чудовище? Дьявол? Или может Шайтан? Ничего подобного. Лицо кота выглядело милым, ангельским. Поверив коту, Себастиан сделал ещё одну попытку покинуть комнату. Неудачную. — Понял, – догадался Ридель. – Ты, дьявольское отродье, решил меня сделать своим заложником. Нет, чтобы вести себя, как Карагёз. Смотри, какой воспитанный пёс! Себастиан с грустью посмотрел в окно, где на газоне развлекался воспитанный Карагёз. Служанка, бросающая ему кольца выглядела несчастной. Она вся запыхалась и желала бы оказаться где-нибудь подальше от назойливого, излишне активного пса. Ридель наблюдал с интересом, как носился по двору Карагёз, как играли его сильные мышцы, как развевалась блестящая шерсть на ветру. И на кислое лицо служанки тоже смотрел с интересом. Видно, что она недолюбливала собак. Интересно, сколько ей за это платят? Себастиан хотел окликнуть служанку, но его взгляд привлёк секретер с хранящимися в нём разными школьными вещами Макса. Ячейки секретера не были заперты и у него появилась возможность рассмотреть детские фотографии Макса, выписки с оценками и характеристики. Себастиан обнаружил много нераспечатанных конвертов, достаточно давних. Некоторые были подписаны детской рукой некоего Эттвела Тайлера. Себастиан распечатал несколько. Он не видел ничего зазорного в том, чтобы прочитать невостребованное письмо, пусть написанное не ему, а Питеру. В письмах маленький Макс (как догадался Себастиан) отчаянно добивался внимания своего деда. Он вовлекал его шахматную в игру по переписке. Для этого Макс расчертил на тетрадном листе в клетку шахматную доску. Питер не отвечал на письма. Макс подумал, что дело в нём, может он криво нарисовал шахматную доску. В следующий раз старался лучше, доводя свои навыки черчения до идеала. Когда и это не подействовало, он начал делать ходы за Питера и за себя. При этом в каждом письме называл Питера по родственному ласково – «дедушка». Макс пробовал разные варианты сблизиться с Питером. Питер же не утруждал себя чтением детской писанины. Позже, Макс стал называть Питера более отчуждённо — «сэр». Но вскоре, поток писем от Макса прекратился. Некоторые конверты имели следы вскрытия, но впоследствии были старательно заклеены. Себастиан знал, что это дело рук Лукаса. Именно так поступил бы сам Басти на его месте, а потом бы скрыл следы своего любопытства. Себастиану стало противно от такого детского унижения. Ещё он почувствовал злорадство. Ведь эти письма видел Лукас, и он теперь знает, что пережил его сын. Пусть живёт с этим! Были ещё письма. Некоторые написанные витиеватым почерком Рахмона. Эти были распечатаны и прочитаны. В них Рахмон советовался по поводу медицинских ситуаций Макса, сообщал о проблемах его роста и психического развития. Последним был толстый конверт от «Дахила Сафари» подписанный скупым, уже взрослым почерком Макса. Он сообщал о наступлении своего совершеннолетия (по документам) и, в связи с этим, прекращении опекунства Питера. Письмо было написано сухим канцелярским языком. Макс переболел свою боль. К письму прилагались длинные (за одиннадцать лет) банковские распечатки и схема погашения долга Максом за своё образование. Также прилагались копии документов об образовании и писем о зачислении его сразу в несколько университетов Англии и один в Швейцарии. Наверное Макс был слишком молод и самонадеян, раз посчитал, что отделался от Питера и может самостоятельно выбирать место учебы. Ни в одном из желанных университетов ему не довелось учиться. Судя по количеству новых сложений и потёртости бумаги, последнее письмо Макса было прочитано не один раз, а много. Оно озадачило Питера. Себастиан обратил внимание, что Макс писал Питеру не напрямую, а через адвоката. Такие отношения между родными дедом и внуком казались ему дикими. Лучше никаких. Себастиан настолько увлёкся чтением чужих писем, что не почувствовал, что на кровати Макса сидит не только кот, а кто-то ещё. За ним внимательно наблюдали. Себастиан обернулся и встретился глазами с Лукасом. Как он вошёл в детскую так тихо, неслышно? В этом доме так много странного, что ничего не удивляет. — Никогда не любил эту комнату, – сообщил Лукас. – Здесь всегда холодно. А Макс её обожает. Себастиан с ледяным спокойствием, неспеша сложил письмо и положил на место. — Этот мирт… Его запах везде, — продолжил жаловаться Лукас. Он подошёл к кадке с благородным деревом. — Да... Стиль этой комнаты существенно отличается от твоей роскошной квартиры в Калгари… — проявил журналистскую осведомленность Себастиан. Лукас сломал ветку мирта и растёр между пальцев его листья. По комнате распространился аромат. — Я велел подать завтрак в эту комнату, – заявил Лукас. – Как ты на это смотришь, Басти? Басти взял веточку мирта у Лукаса, поднёс её к носу, глубоко вдохнул и неоднозначно сдвинул плечами. Он предпочёл бы позавтракать в компании внука. — Максу сейчас не до нас. У него теперь Джозеф. — Лукас многозначительно подмигнул. Себастиан согласились на завтрак и не пожалел. Маленький лёгкий столик был накрыт у окна под миртом. Он и Лукас пили кофе из толстозадого кофейника и заедали пьяным шоколадно-вишнёвым пирогом. Ридель млел от приятного алкогольно-горького вкуса у себя во рту. Он позволил себе удовольствие. — Этот пирог приготовили ночью, — объяснил Лукас. — Все мои рестораны в связи с пандемией работают с ограничениями. На моё благосостояние карантинные меры не влияют. Но людям нужна работа. Мы начали готовить еду на заказ и получаем много заказов. Я единственный в городе, кто не уволил персонал, а, наоборот, увеличил его штат. Себастиан положил себе ещё кусок пирога, совсем не заботясь о фигуре. Она у него настолько идеальная, что даже немного неудобно. От алкоголя в пироге приятно кружилась голова. — Чем ты сейчас занимаешься, Басти? В смысле работы, — нетактично спросил Лукас. — Можно сказать ничем, — бесхитростно ответил Басти. — У меня есть несколько не очень перспективных изданий. В основном интернет-журналы и одно печатное. Я почти не имею с них прибыли, но когда надо, могу делать вбросы, манипулировать обществом. Осведомлённые люди обращаются. Если тебе понадобятся такие услуги, могу помочь. — Понадобятся, Басти. Ты очень талантливый в манипуляциях. Но сейчас хочу предложить другое. Ридель вопросительно приподнял бровь. — Макс строит общественную церковь, — сказал Лукас, — в поселке. Точнее откупается новым зданием от местных жителей. Он хочет старую церковь оставить семье. — Что я должен? — спросил Ридель. — Я присматриваю за строительством, и скажу, настроения против нашей семьи в поселке негативные. Мне нужен помощник, тайный агент… — Лукас посмотрел на Себастиана взглядом полным сомнений. Тот всё понял. — Доверяй мне, Лукас. Я слишком привязался к малышке, чтобы ей вредить. К своему несчастью. Она единственная, кто продолжит мои гены. — Не единственная, Себастиан. Есть ещё двое мальчишек на подходе… Один из них тебе биологически родной, – признался Себастиан. – Надеюсь, на этих детях Макс с Джозефом не остановятся. Лукас подлил Себастиану в кофе немного вишнёвой настойки, желая угодить. «Кухонная магия» — сказала бы Фиона. — Тебе надо купить дом в поселке, – продолжил Лукас, – и переехать туда с Августой. Всё должно выглядеть так, будто ты получил перспективную работу и осваиваешься на новом месте. Работой я тебя обеспечу — будешь вести бухгалтерию на строительстве. Остальное — импровизация. — Для работы бухгалтером у меня нет соответствующего образования, – заявил Себастиан. – К тому же Августа больше ни за что не согласиться быть моей женой. — У тебя достаточно ума, чтобы разобраться воруют или нет, – сказал Лукас, – Большего от тебя не требуется. А Августа… Я не верю, что она всерьёз с тобой рассталась. Макс обязательно поговорит с ней. Себастиан согласился пойти на сделку с Лукасом. А Лукас смирился с появлением Себастиана в жизни своего сына. Впрочем, он никогда не был против родителей Агнессы. Чем он лучше их? Лукас взял Себастиана за руку и повёл за собой вниз на второй этаж, туда, где с лестницы открывался вид на гостиную. Громко играла музыка. Рок-н-ролл. Макс и Джозеф танцевали. У Макса это получалось легко, непринужденно. Движения Джозефа были немного странные, но танцевал он тоже хорошо. У Себастиана перед глазами мелькал идеальный затылок Макса и развевающиеся волосы Джозефа. Ещё с ними рядом была Она. Их яблоко раздора. Рахмона уверенно-деловито носилась на своих худеньких кривоватых ножках, как ветер. Было невозможно уследить за её золотой копной волос. Она танцевала как бешеный эльф и была счастлива. Для неё, словно, не существовало гравитации. Она с разбега запрыгивала на диван, а потом на спину одному из отцов, оттуда на руки к другому. Лукас переглянулся с Себастианом и догадался, что тот хочет малышку себе. — Даже не проси. Я не собираюсь переманивать Рахмону к нам, – заявил Лукас. – Если у них сейчас забрать их дочь, Джозеф тотчас прижмёт Макса... Прямо здесь за диваном. А оно мне надо? У кого то будет очень болеть зад. Давай, лучше мы к ним, танцевать…***
Вирский альманах
Приветствую всех жителей северного Синевира! Сегодня 22 июля. На ещё один день ближе к победе над пандемией. В этот день именины Болеслава и Марии. Всем Болеславам и Мариям — многая лета! Также сегодня отмечаем день успения святой мироносицы Марии Магдалины в Эфесе. Марию Магдалину считают защитницей всех женщин, ей молятся за исцеление от болезней и просят направить на путь истинный. Помолимся и мы, дорогие синевирцы за исцеление всех заболевших. На сегодня эпидемическая ситуация в Синевире такая: — заболевших — 355; — умерших — 48, в том числе и от осложнений ковида; — выздоровевших — уже 240! Пожелаем скорейшего выздоровления заболевшим и царства небесного умершим. Аминь. Ещё сегодня в мире отмечают международный день гамака; день посадки деревьев в Центральноафриканской республике; день национальной прессы в Азербайджане и день революции в Гамбии. Для уважаемых жителей посёлка я выкладываю очень симпатичный Дамский Вальс «Ішло дівча лучками» в исполнении трио очаровательных Марианны Палагн, Софии Тейлор, Анны Ференц. PS: Ко мне во двор забежал чей-то рыжий пёс. Просьба владельцев не волноваться — ваше животное в безопасности и накормлено. Себастиан Ридель.***
— Вот так облизал! — воскликнул Лукас листая ленту местных новостей. Он вместе с Джозефом наслаждался закатом на террасе. — Я что-то пропустил? У Марианны теперь фамилия Палагн? — спросил Джозеф. – Уж не ты ли её удочерил, Лукас? — Нет. Это Николас дал ей свою фамилию. У него к ней симпатия. Только Фионе не говори. Лукас качнулся на кресле-качалке и спящая на его груди миниатюрная Рахмона довольно крякнула. Когда Лукас перестал раскачиваться, малышка недовольно вытянула свои ножки. Лукас тут же продолжал качаться. — «Синевирцы, как общество относительно не глупые, достаточно сплочённые, но многие из них страдают религиозной маячнёй, — продолжил читать Лукас теперь уже личное сообщение от Риделя. — Уверен, ими не сложно манипулировать, как и пошатнуть авторитет Серафима. Приняли синевирцы меня доброжелательно. Я им наврал, что родился в Синевире. Сразу же нашлось пару десятков человек, которые знают моих родителей, трое учились в одной школе с моим покойным отцом. И ещё объявилась одна очень близкая подруга моей матери. Человеческая память она такая! Дом я выбрал себе тот, что ближе к водопаду. Буду по ночам слушать шум воды. На чердаке я нашёл старинный кассовый аппарат. Он прекрасный. При его открытии и закрытии — издаёт приятный звон. После небольшой реставрации я подарю его Рахмоне. Будет туда прятать свои деньги и ценности. Рахмона, услышав о подарке весело заёрзала на груди у Лукаса. Подарки она любила, а дедушка Басти плохого не подарит. Джозеф подошёл к Лукасу, пригладил на дочери торчащий рыжий локон и спросил: — Как же тебе удалось приручить такого старого психопата, как Ридель? Он же только, что из твоих рук не ест… — Это не я… — виновато опустил глаза Лукас, — Рахмона. Она влюбила его в себя. — Ну не знаю, может он и не такой психопат, — задумался Джозеф, — малышку любит, за свою Августу волнуется. Надо поехать с Максом, забрать её. — Нет, — возразил Лукас, — Макс сам справится. Лучше напиши Себастиану, пусть приберётся в новом доме и наведёт уют. Чтобы Августа не устроила ему скандал. Если она хоть немного такая, как наши женщины, то обязательно устроит.***
Поздно вечером Макс крепко поцеловал спящего Джозефа и пошёл в кабинет. Он нашёл в соцсетях человека по имени Мартин Берлинг и выслал ему фото тех самых часов, которые так бережно прятала его дочь. В Копенгагене было утро и ответ пришёл незамедлительно. Многозначительные знаки вопроса и больше ничего. Макс проигнорировал знаки, но добавил незнакомца в семейный чат. Потому что он был частью его семьи. Предположительно, Мартин Берлинг был очень почтительного, даже древнего возраста, хоть и общался принятыми среди молодежи «наскальными знаками». Мимикрировал. Осторожничал. Что же, Макс кинул ему зацепку, пусть хватает. Этот человек из соцсетей обладал ценными знаниями и уникальной генетической информацией. Значительную часть своей жизни Мартин Берлинг потратил на поиски некогда похищенного из семьи младенца. Желание найти утраченное, держало его на этом свете. Макс не мог вернуть Мартину желаемое. Но мог свести его с Себастианом Риделем, сыном того самого младенца.